Текст книги "Старшая жена. Любовь после измены (СИ)"
Автор книги: Лия Султан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Глава 1
Все знают о пяти стадиях принятия неизбежного. Отрицание, злость, торг, депрессия и, наконец, принятие. Сейчас я только вначале пути. Отрицание. Смотрю на фотографию милого полуторагодовалого мальчика, а вижу своего любимого мужа Рустама. Те же вьющиеся черные волосы, тот же нос, тот же разрез глаз и даже взгляд его.
Сжимаю рамку до побелевших костяшек. Кажется, еще чуть-чуть и она треснет и расколется, как и мое сердце. Держусь из последних сил, потому что меня всю жизнь учили, что такие, как я – девочки из привилегированных семей – даже во время самой ужасной конфликтной ситуации должны сохранять лицо. Моя бабушка-кремень всегда говорила: «Пусть все против тебя, но ты держись и не смей опускаться до истерики и разводить сырость». Ну, что ажека (бабуля – прим.авт.), как тебе такой апокалипсис?
На меня смотрит и улыбается мать этого малыша. Красивая, стерва. Сексуальная, притягательная, молодая – должно быть, младше меня лет на десять. Так вот, значит, как выглядят частые командировки, внеочередные деловые ужины и ночные форс-мажоры моего мужа.
Она пришла за несколько часов до вечеринки в честь дня рождения Рустама. 40 лет. Юбилей. На лужайке перед домом расставлены круглые столы. На них – белоснежные скатерти, вазочки с цветами. Установлена сцена для группы. Заказаны фотограф, видеограф, ведущий. Приглашены сливки общества, партнеры по бизнесу, друзья, родственники. Все, как любит Рустам: дорого – богато, по-нашему, по-нефтяному. Семья моего мужа владеет крупной сетью заправок, парой заводов, коммерческой недвижимостью и Бог знает, чем еще. Поэтому и праздник должен быть на уровне.
Когда наша домработница сказала, что меня ищет какая-то женщина, я подумала, это та самая девушка-видеограф, которую порекомендовали мне дочки. Сказали, снимает шикарно. Я спустилась в гостиную и увидела топ-модель в дорогом летнем платье, очках от Прада и с сумкой Луи Витон, висящую на изящном локоточке. Длинные, идеально уложенные волосы, ноги от ушей и грудь на твердую троечку. Да, это точно не видеограф.
– Я вас слушаю? – c интересом спросила я.
– Во-первых, поздравляю с днем рождения нашего мужа, – самоуверенно сказала она и, не дав мне и рта раскрыть, продолжила. – А во-вторых, передай ему подарок.
Она вытащила из своей брэндовой сумки рамку с фотографией и поставила ее на стеклянный столик, разделявший нас. Тогда-то я и взяла снимок в руки и все поняла. Что она там сказала: «С днем рождения нашего мужа»? Значит, он все-таки завел токалку – младшую жену или, как говорят, «официальную любовницу». А ведь клялся, что никогда до такого не опуститься. Обещал, что я буду для него единственной. Знал ведь, что я пережила в 19 лет, когда у папы появилась токалка, а мама так сильно переживала, что заболела раком. Я видела, как она угасала. Я была рядом, когда ее не стало. И я ненавидела своего родного отца в этот момент. С тех пор это слово для меня – как красная тряпка для быка.
– Правда, похож на папу? Рустамчик говорит, что Тамерланчик его копия.
Тамерлан. Так мы хотели назвать нашего сына. Это имя предложила наша старшая дочь Анель, и мы были от него в восторге. Полюбили и малыша внутри меня, и это имя. Но сын так и не родился. А теперь есть он – другой Тамерланчик. Какая жестокость и лицемерие. Не верю, что человек, которого я полюбила с первого взгляда 17 лет назад, мог предать так больно и цинично.
– И зачем ты мне его показала? Милый мальчик. Поздравляю.
– Он наш с Рустамом сын. Его наследник, продолжатель фамилии и рода.
– А ты у нас, значит, его токалка?
– Не люблю это слово, – поморщилась красавица. – Вообще-то я Томирис. Но Рустамчик зовет меня Томи.
– Звучит как драный кот из мультика, – усмехаюсь я. – А ты не боишься, что Рустамчику не понравится, что ты пришла к его жене? Так можно и без папика остаться, если что.
– Не боюсь, – улыбнулась она. – Потому что как бы Рустамчик не злился, но я знаю о нем всё, что мне нужно: на какие кнопочки нажимать, чтобы ему было хорошо, как его порадовать, как помочь снять напряжение, – говорит медленно, растягивает слова, наслаждается тем, что имеет в кровати власть над моим мужем.
Меня сейчас стошнит от ярких картинок их бесстыжего секса. Чертово богатое воображение! Томирис видит это и все равно продолжает. Добивать, так с музыкой.
– Я предпочитаю быть младшей женой. Это же так сейчас называется.
– Да ты что? – улыбаюсь, а внутри все клокочет от негодования. – А я думала, это называется любовница, подстилка, шлюха.
– Не ругайся, дорогая, тебе не идет. Просто прими этот как данность, – говорит с ухмылкой, обнажая свои белоснежные зубы. – Мне не нужно, чтобы вы разводились. Живите дальше.
– Ты разрешаешь? Спасибо! – язвлю я, прикладывая руку к груди. Все происходящее похоже на розыгрыш наших друзей. В какую скрытую камеру смотреть и смеяться?
– Но я устала жить с сыном в тени. Довольствоваться крохами. Особенно, когда что-то случается у тебя или твоих дочерей.
Судя по тому, как выглядит токал моего мужа, он тратит на нее не хилые такие крохи из нашего семейного бюджета. Томирис выдергивает рамку из моих рук, подходит к камину, на котором выстроены наши семейные фотографии, и ставит снимок своего сына в центр.
– Мне нужен статус младшей жены, чтобы иметь такие же права, как у тебя.
Я начинаю звонко хохотать. Так, что даже моя незваная гостья пугается и делает несколько шагов назад.
– Ты? Хочешь иметь такие же права, как у меня? – я перестаю смеяться и бросаю на нее ледяной взгляд. – Запомни, детка, ты никогда не сможешь иметь такие же права, просто потому что я его законная и единственная жена, – говорю холодно, чеканя каждое слово. – А во-вторых, смой с лица штукатурку, сними брендовые шмотки и вот ты настоящая – ни ума, ни фантазии, ни лоска. Девочка с улицы против внучки министра и дочери. Этот мир тебя никогда не примет. Мужчинам выгодно называть таких, как ты «младшими женами». Звучит солидно. А на самом деле ты – просто токалка. Просто содержанка богатенького мужика.
– Я ведь могу и разозлиться, – скалится она. – И тогда буду играть по-другому.
– Я с тобой играть не собираюсь. Поэтому возьми свой подарок и уходи, пока я не вызвала охрану! – требую я.
– Томирис! Что ты здесь делаешь? – слышу удивленный голос мужа и поворачиваю голову. Он стоит у лестницы и ошарашено переводит взгляд с нее на меня.
– Жаааан (сокращенная версия слова «жаным» – любимый, душа моя), я хотела сделать сюрприз, – растягивая слова, оправдывается любовница.
– Я сказал тебе сидеть дома, – с нажимом произносит он. Но я слышу в его интонации гнева.
– Но жааан, – подает голос девица и муж вскидывает руку, молча говоря, чтобы она замолчала.
– Езжай домой. Водитель отвезет тебя.
Она тут же надула губки, но как покорная младшая жена послушалась мужа и пошла к выходу. Мы с Рустамом продолжаем буравить друг друга взглядами, не слыша, как захлопнулась входная дверь. Смотрю на него и понимаю, что передо мной теперь совсем другой человек. Он все такой же красивый, статный, высокий, любимый. Родной, но уже чужой.
– Вот, милый, – говорю с надрывом. – Токалка твоя подарок принесла, – забираю с комода фотографию, подхожу к мужу и со всей силы впечатываю рамку в его грудь. Он в шоке от моей выходки, так же, как и я. – У тебя, оказывается, сын растет. Тамерлан. Что же ты скрывал такое чудо?
– Айлин, успокойся. Я все сейчас объясню, – в его глазах смятение, досада, что его раскрыли, а еще раздражение. Но почему я не вижу во взгляде раскаяния?
– А знаешь, объясни, – говорю я, вздернув подбородок. – Расскажи мне, дорогой муж, как мы теперь будем жить втроем?
Глава 2
– И как мы теперь будем жить втроем? Составим расписание семейных вечеров? А ты как хочешь: утром трахать ее, вечером меня, или наоборот? – говорю с вызовом, язвлю изо всех силах, чтобы заглушить боль.
Меня накрыло. Меня несет не в ту степь. Я мелю чушь, от которой моя бабка-филолог сейчас переворачивается в гробу. Это ведь она учила меня, как должна вести себя леди. Рустаму мои пошлости тоже не нравятся. Кривится, выпучив глаза.
– Успокойся, Айлин, – строго говорит муж. – Что за дешевый концерт?
– Что за дешевая шлюха, которая посчитала, что она вправе приходить в мой дом и заявлять права на тебя? Токалка? Ты серьезно?
Рустам отходит к большому панорамного окну, сморит во двор, хмурится, почесывает бровь. Я его изучила вдоль и поперек. Знала его слабости, как он знал мои. Столько лет я любила, обожала Рустама; была его опорой и соратницей, сопровождала на деловых ужинах, блистала знанием английского, французского, испанского. Зависело от партнеров. Ему безумно нравилось, какое впечатление я произвожу на иностранных инвесторов. Ну что ж, докатились. Теперь мы с ним говорим на разных язык, словно люди с разных планет.
– Я не хотел, чтобы ты так узнала, – признается не в глаза, а в пустоту. – Я накажу Томи за самодеятельность. Я хотел сам тебе обо всем рассказать. Просто мне нужно было время.
– Время? Твоему сыну полтора года. Это значит, ты с ней кувыркаешься больше двух лет? Когда ты успел? – шокировано спрашиваю я, а потом не сдерживая истеричный хохот. – Господи, больше двух лет! Я только сейчас осознала, как долго ты меня обманываешь, а я, как слепая, тебе доверяла! Тебе не стыдно?!
На этих словах он оборачивается и смотрит на меня странным взглядом. Я не выдерживаю, подхожу ближе и бью кулаком в его грудь.
– Ты знал, что я ненавижу токалок. Я рассказывала тебе, что у отца была вторая жена, и мама этого не пережила. Я плакала на твоем плече, и ты сказал, что у нас такого не будет. Ты клялся мне в верности! Как ты мог? Чего тебе не хватало?
Я лупила кулаками по его груди, пока он не перехватил мои запястья и не закричал мне в лицо:
– Успокойся! Хорошо, делай меня виноватым во всем. Но и про себя не забудь. Хочешь узнать, чего мне не хватало? Так я скажу. После выкидыша, ты закрылась. Будто я был во всем виноват. Хотя я не меньше тебя страдал. А ты либо плакала и уходила в себя, либо занималась девочками. А я мужчина. У меня есть потребности.
– И она дала тебе то, что нужно? Какая банальщина!
– Да! Дала! – повышает он голос. – С ней я снова почувствовал себя живым. Почувствовал себя мужчиной, которого любят.
– А я по-твоему не люблю? – выплюнула я, смотря ему в глаза. – Так, может, и ты уже ничего не чувствуешь?
– Нет, – с шумом выдохнул он. – Я все еще люблю тебя…Но и ее я люблю.
– Что? – у меня глаза на лоб полезли от этого признания. – Что ты сказал?
– Я люблю вас обеих. Я недавно это понял. Я не хочу терять тебя, – он вдруг нежно коснулся ладонью моего лица и я, словно под гипнозом, не смогла убрать ее. Я действительно увидела в его глазах чувства ко мне, но легче от этого не стало. – Ты – моя жена, моя опора, соратница, мать моих дочерей.
– А кто тогда она?
– Томирис родила мне сына. И да…она моя любимая женщина.
Ноги подкашиваются, шарю рукой в поисках кресла и медленно сажусь на него. Огромный ком в горле не дает нормально дышать, боль разрывает грудную клетку, голова вот-вот взорвется. В ушах звенит последняя фраза: «она моя любимая женщина». Так вот почему она вела себя так нагло и самоуверенно. Она знает, какое место занимает в его сердце.
– Это бред! – поднимаю глаза на мужа. – И что ты предлагаешь? Ты же понимаешь, я такого не потерплю?
– Я предлагаю выстроить наши отношения так, чтобы всем было хорошо. Мы можем жить, как многие другие семьи…такого рода.
– Что прости? – щурюсь я, чувствую, как горлу подкатывает тошнота. – Ты мне предлагаешь быть «байбише»? Я должна подписаться на роль твоей старшей жены? Ты о девочках подумал? У них подростковый возраст, они очень уязвимы и, если они узнают о твоей измене, то их реакция может быть непредсказуемой. Ты готов к их ненависти?
Чувствую себя героиней мыльной оперы. В 90-е мы смотрели их с другой моей бабушкой. Та была попроще: жарила-парила, шила-вязала и обожала латиноамериканские сериалы. Помню, был один такой – «Богатые тоже плачут». Я сейчас будто в нем. Мы богаты и влиятельны, можем себе позволить все, что угодно. Но вот я сижу перед своим мужем и не верю, что он предлагает мне согласиться на младшую жену.
– Мы найдем, что им сказать, как объяснить. Я лишь хочу все выстроить, как цивилизованные люди. Сейчас многие наши друзья и люди нашего круга так живут. Аскар с Камилой, Ренат с Розой, да я могу перечислять и перечислять. Этим сейчас никого не удивишь. Мы не первые и не последние.
Во мне вскипает ядовитая ярость. Я еле держусь, чтобы не закричать.
– А знаешь, что? – зло усмехаюсь, встаю с кресла и приближаюсь к нему, не отводя взгляд. – Давай попробуем жить, как Аскар и Камилла. У него 25-летняя токалка, а у нее молодой любовник, который ее полностью удовлетворяет. Секрет Полишинеля: все всё знают, но молчат. Семейная идиллия. Мы же тоже так можем, милый? Могу даже кандидатуру любовника у тебя утвердить, – смахиваю невидимые пылинки с итальянского пиджака и замечаю, как дергается его кадык и играют желваки на скулах. Взбешен.
– Ты с ума сошла? – Рустам хватает меня за запястье и больно сжимает. – Чтоб я такого больше не слышал. Ты – моя жена. Никакого мужика рядом с тобой не будет, – цедит сквозь зубы.
– А что так? – смеюсь я. – Я не хочу одна носить рога. Тебе они тоже пойдут, – говорю это в миллиметре от его губ, а он срывается и целует меня жадно, страстно, неистово. Как раньше, когда мы были счастливы. Я отвечаю на его поцелуй, потому что мой разум отключается. Это сумасшествие. И я не знаю, к чему оно нас приведет.
Глава 3
Яркий солнечный свет слепил и нервировал. Пришлось зашторить окна, чтобы ото всех спрятаться и подумать. Но последнее совершенно не получалось, потому что тараканы в моей голове устроили бешенные скачки. Мои губы горели от его поцелуя, а сердце кровоточило, будто в него запустили миллион ядовитых стрел. Я сама отстранилась от него и ударила по лицу. Это ему не понравилось, ведь женщина ни при каких обстоятельствах не должна поднимать руку на мужа. Но он только яростно процедил:
– Мне надо уехать. Я приеду к началу праздника.
Ушел. Сбежал. А я все пыталась понять, где я свернула не туда? Почему Рустам не просто завел токал, но и полюбил ее? И как получилось, что я так долго ни о чем не догадывалась? Ведь наверняка были тревожные звоночки, которые я не заметила.
В нашей стране все знают, что токалки – привилегия богатых и влиятельных. Среднестатистический мужчина никогда не приведет домой младшую жену, потому что ему бы одной справится. Ведь по негласному закону, муж обязан содержать своих женщин в равной степени. Токалки бизнесменов и даже политиков живут в шикарных квартирах или домах, ежемесячно получают деньги на свои хотелки, ездят отдыхать на дорогие курорты. При этом детей от токал мужчина обязан признать и дать ему свою фамилию.
А все началось много веков назад. Тогда многоженство практиковала лишь степная знать. Ведь содержать нескольких женщин было накладно. Они, конечно, тоже не прохлаждались, а много работали: следили за скотом, вели хозяйство, рожали детей. Одна женщина, учитывая бесконечные переезды в связи с кочевым образом жизни, просто не вывозила, быстро старела и дурнела. И тогда мужчина приводил в юрту молодую жену – токал, которая должна была во всем слушаться байбише – старшую жену, рожать наследников и ублажать господина. В древности первая и вторая жены неплохо ладили и даже вместе воспитывали детей. И брали токал только с согласия байбише. Кроме того, если у мужины умирал брат, то он должен был забрать его жену и детей к себе и заботиться, как о родных.
В советские годы многожество запретили. Нечего здесь прелюбодействовать. Даешь одному мужу по одной жене! Но 90-е снова все изменили. Принято негласно считать, что институт токалок возродился, когда столицей стала Астана. Министры, депутаты, банкиры и прочие высокие чины уезжали в маленький городок, где не было еще хорошей инфраструктуры. Жен и детей оставляли в прогрессивном Алматы. Но в длительной командировке мужское так и лезло наружу. После тяжелого трудового дня им надо было как-то разрядиться. Желательно с постоянной женщиной. Так и появились новые токалки – вторые, командировочные жены. Позже начали шутить, что Алматы – это город старших жен, а Астана – младших.
Примеру чиновников последовали крупные бизнесмены, которые успокаивали и оправдывали себя тем, что это – древние традиции. Во только что делать обманутым женам, горько рыдающим в подушку? Одни выбрали смирение, другие – развод и раздел имущества.
Мой отец был одним из тех, кто уехал работать в новую столицу в далеком 98-м. Он был гениальным финансистом и занимал хорошую должность в Министерстве финансов. О том, что у него есть токал и внебрачный сын моя мама узнала в 2002. Мне тогда было шестнадцать, но я хорошо помню их скандалы и ее слезы. Тогда папа уговорил ее не разводиться, а попробовать оставить все, как есть: она будет жить в Алматы, а другая женщина – в столице. Это было ее ошибкой. Мама много нервничала, страдала, жутко ревновала и в итоге слегла. Я тогда жутко обиделась на отца и не разговаривала с ним. Он хотел, чтобы я училась в Англии, но я решила остаться с мамочкой, и правильно сделала, потому что вскоре она умерла.
Вместо Лондонского университета я окончила наш иняз. Я с детства была билингвом и говорила в совершенстве на русском и казахском. Моя бабушка (та, что филолог) заметила, что мне легко даются языки. Я выучила сначала английский, затем начала французский. В университете добавился испанский (привет бабушке, которая обожала мыльные оперы). Отец говорил, что я могу работать в каком-нибудь посольстве. Но в 20 лет я познакомилась с Рустамом на светском мероприятии, куда меня привел отец. Ему тогда было 23, и он только вернулся из Америки. Я влюбилась в него с первого взгляда. Он говорил, что тоже. Наши отцы были только рады: как говорится, деньги к деньгам. Через год я родила Анель, а следом Лау́ру. Мы были по-настоящему счастливы. Вот только Рустам и его родители хотели мальчика – наследника, продолжателя рода и фамилии. Пять лет назад я, наконец, забеременела. Это был мальчик. Мы все очень ждали нашего сыночка и готовились к его появлению. Я стояла на учете в частной клинике и исправно проходила все скрининги. Но однажды ночью, на 18 неделе, случилось ужасное: у меня отошли воды. Вот только два дня назад все показатели были в норме и вдруг – «ИЦН» – длинный и трудно выговариваемый диагноз – «истмико-цервикальная недостаточность». Проще говоря, шейка матки истончилась, и произошло раскрытие. Оказалась, я вошла в тот небольшой процент женщин, у которых все происходит молниеносно. Малыша не спасли, и врачи вытаскивали из моего живота уже мертвого ребеночка. А ведь у него уже были головка, ручки, ножки, сердечко…
Потом меня накрыла депрессия, бездонное чувство вины, что не уберегла, перепады настроения, страх забеременеть вновь. Я боялась, что все может повториться. Не жила, просто существовала. Но в какой-то момент очнулась и поняла, что в моей жизни есть два прекрасных человечка, которым я очень нужна – мои девочки. А я, оказывается, так долго упивалась собственной болью, что совсем их забросила. Где был все это время Рустам? Да, он меня поддерживал, признавался в любви, просил не отчаиваться. А потом…что же было потом? Я не могу вспомнить, когда мы стали отдаляться друг от друга, когда он начал задерживаться в офисе или улетал в длительные командировки. Мы так давно были вместе, что я принимала все его слова за чистую монету, потому что безгранично ему верила.
От всех этих мыслей и воспоминаний голова раскалывается. Иду в ванную, где открываю шкафчик и нахожу таблетку от головной боли. Запиваю прямо водой из-под крана. Ох, видела бы меня сейчас моя бабушка! Впрочем, я от себя не в восторге. Смотрю в зеркало и вижу измученную женщину в отчаянии. Макияж, который пару часов назад сделала девушка-визажист, потек. От красоты не осталось и следа. Волосы растрепаны, глаза и губы опухли, нос красный, будто я только с мороза. И как в таком виде показываться нар празднике? А ведь совсем скоро придут гости, будут поздравлять его и меня, снова и снова говорить, какая мы красивая пара, не зная, что между нами пропасть. Господи, хорошо, что мы отправили девочек в летний языковой лагерь. Они не должны видеть всего этого ужаса. Кажется, я все еще помню вкус его губ. Поцелуй страстный, обжигающий, наказывающий. Будто он клеймил меня, давая понять, что любые мысли о другом мужчине останутся только мыслями. Хочу стереть воспоминания об этом порыве, включаю воду и начинаю остервенело вытирать пальцами свои губы. Потом срываюсь и сметаю с мраморной столешницы все содержимое. Керамическая мыльница, вазочки для зубных щеток, крема и тоник летят на пол. Хрупкие вещицы разбиваются на десятки осколков, а я просто кричу дурниной от боли, разочарования и отчаяния. Меня учили держать лицо и не раскисать. Посмотри на меня, бабушка: что со мною стало?
Я реву белугой, держась за столешницу. Я готова рвать на себе волосы, но пока сохраняю крупицы здравого смысла. Внезапно слышу в голове ее голос: «Я знаю, на какие кнопочки нажимать, чтобы ему было хорошо, как его порадовать, как помочь снять напряжение». Молодая сучка трахается с моим мужем и хочет встать между нами. Воспаленный мозг рисует картинки их страстного секса, где ему хорошо, где она выкрикивает его имя, а он шепчет ей: «Ты – моя любимая женщина».
Медленно оседаю на пол, облокачиваюсь спиной о холодный кафель и, положив руки и голову на колени, медленно раскачиваясь, баюкая себя слезами и воем.
– Айлин, ты где? Мы пришли пораньше, как ты просила, – слышу знакомый голос, но не могу ни пошевелиться, ни крикнуть в ответ.
– Слышишь шум в ванной? Она, наверное, там, – предположил другой звонкий голосок.
Дверь открывается и через секунду рядом со мной оказываются мои лучшие подруги: Софья и Диана. Я не понимаю, что происходит, будто моя душа отделилась от тела и смотрела на все происходящее со стороны.
– Айлин, ты слышишь меня? Ну что ты молчишь! Эй! – кричит Софья – самая боевая из нашей троицы.
– Боже мой, кажется, у нее истерика. Посмотри, она все разбросала! – ужасается нежный цветочек Диана.
– Так, блин, не отключайся, моя хорошая. На меня смотри! Меня слушай! – Софья сжимает ладонями мое лицо и чуть ли не орет. – Ты ничего не пила? Таблетки? Я очень надеюсь, что ты не наглоталась какой-нибудь херни. Эй! Не отключайся!
Когда ты всю жизнь держишь лицо и боишься прослыть истеричкой, наступает момент, когда у тебя напрочь срываются стоп-краны, и ты катишься кубарем с горы, как огромный снежный ком, сметающий все живое на своем пути.
Глава 4
Втроем сидим на теплом полу в ванной. Я посередине, а девчонки по обе стороны от меня. Софья знает, как вести себя в экстремальных ситуациях, поэтому во время истерики, она запихала меня под холодный душ. На мне белоснежный халат, а девчонки уже в вечерних платьях. Я ведь попросила их приехать пораньше, чтобы было нескучно. Организацию праздника мы с Рустамом доверили ивент-агенству, но я все равно собиралась их контролировать. А сейчас мне уже все равно, пусть делают, что хотят.
Смотрим на себя в большое зеркало. Картинка – прелесть. Зареванная клуша и две красотки, которые держат ее за руки. Мы дружим со школы и всегда поддерживаем друг друга, что бы ни случилось. Когда Соня узнала, что мужчина ее мечты женат и даже скоро станет отцом, мы точно также сидели рядом с ней и успокаивали. И теперь получается, что из нас троих повезло только Диане – с нее муж пылинки сдувает. Она у нас нежный цветочек, женщина, которая никогда не ругается, не повышает голос и все делает правильно.
– Теперь я понимаю свою маму, – всхлипываю на плече Сони. – Вот, что она чувствовала, когда узнала про папину токалку и сына. Получается, я повторила ее судьбу?
– Бред! – Софья одной рукой прижимает мою голову к своему плечу. – У тебя своя история и только тебе решать, как ты ее напишешь. Я, например, предлагаю фатальное обрезание.
Смеюсь сквозь слезы, пока Диана ошарашено хлопает глазами.
– Фатальное обрезание – это как? – осторожно спрашивает Ди.
– Это, моя милая, – подружка подается вперед, – когда берешь колбаску, скручиваешь в узел. А потом хрязь! – Соня ударяет ребром одной ладони по внутренней стороне другой. – И все готово. И ни тебе токалок, ни залетных шлюх.
– У тебя богатое воображение! – качает головой ошарашенная Ди.
– Это опыт. Я за 20 лет на телеке чего только не видела. И уверяю, фатальное обрезание – не самое страшное, – усмехается Софья. Она у нас выпускающий редактор вечерних новостей на самом рейтинговом канале страны, а раньше работала корреспондентом и зубами выгрызала эксклюзивы. В детстве ее называли Мышкой из-за скромности, но с возрастом она стала боевой тигрицей.
– А что тогда страшное?
– Ну например, лет десять назад я ездила на съемки в аул в Южном Казахстане. Там старшая жена отравила токалку, потому что не хотела делить ее с мужем. Они жили вместе, и байбише технично подсыпала ей порошочек, – говорит совершенно спокойно, как будто про погоду рассказывает. – Но нам не нужна мокруха. Будем брать красотой, уверенностью в себе и здоровым пофигизмом.
– Я не хочу туда идти, – обреченно вздыхаю я. – Гости начнут собираться через два часа. А я не хочу.
Соня схватила Айлин за руку и повернула к себе.
– Запомни: это не ты проиграла! Это он! Потому что ты – красивая, умная и офигенная! Ты внучка бывшего министра. Твоя бабка – доктор филологических наук. Ты говоришь на пяти, мать его, языках. Я только три знаю. Матершинный не в счет.
Рядом хихикнула в ладошку Диана.
– Соня права. Сейчас мы все исправим, сделаем тебе макияж, подкрутим волосы, – подружка проводит ладошкой по мокрым локонам. – Рустик будет локти кусать. А потом ты уже решишь, что с ним делать. Только без крови.
– А если я захочу развестись? – спрашиваю неожиданно, а девочки замирают. – Я не смогу жить с ним, зная, что после меня, или до меня он спит с другой. И у нее над ним полнейшая власть. Она же сына родила, она молодая – грустно шепчу я.
– А ты что старая? Я тебя умоляю! 37 – это новые 20! А на счет развода, тут мы тебе не советчицы. Я – старая дева, Диана – святая. Наверное, ты сама поймешь, что делать, когда придет время, – говорит мудрая сова Соня. – А теперь подняла жопу с пола и пошла собираться. Что я зря сменой менялась сегодня?
***
Праздник в самом разгаре. Мой дорогой муж приезжает аккурат к началу, как и обещал. Весь такой красивый, солидный, статный. От Рустама за версту веет мужской энергетикой, силой и властью. Он тщательно следит за собой: модная стрижка, идеальная борода, которая мне когда-то очень нравилась, итальянские костюмы, купленные в Saks Fifth Avenue, дорогой парфюм. А я помню его 23 летним парнем, который мечтал доказать отцу, что он сможет продолжить семейное дело. Рустам тогда и Рустам сейчас – два разных человека. И теперь половина женщин, собравшихся в нашем доме, мне завидует, другая ненавидит. Если бы только они знали…
Я стою рядом с Джереми – партнером моего мужа из Англии. Он высокий и симпатичный, а еще у него шикарный английский акцент, который ласкает слух. Джереми рассказывает мне, что только вчера вернулся из Лондона и не может еще привыкнуть к местному времени. Проклятый джетлаг! А потом он вдруг с улыбкой заявляет:
– Айлин, вы сегодня прекрасны. Настоящая восточная принцесса.
Одарив меня комплиментом, Джереми мажет взглядом по губам, длинной шее, и линии декольте. Он видит, что я смущена, но не останавливается.
На мне изящное черное платье в пол с утонченным силуэтом «русалка» и фигурным вырезом, подчеркивающим все достоинства фигуры. Особенный шарм наряду придает роскошный материал, привлекающий внимание очаровательным мерцанием. Длинные волнистые волосы убраны на одну сторону. Диана постаралась с макияжем. Он не бросский, но выгодно подчеркивает мои сильные стороны. Курсы визажа не прошли для подруги даром.
– Благодарю, – отвечаю ему по-английски и мило улыбаюсь. Это вовсе не флирт, а обычная любезность. Моя обязанность, как жены крупного бизнесмена – поддерживать светскую беседу и производить хорошее впечатление на партнеров. Смешно вспоминать, но и папа, и муж говорили, что я – их секретное оружие. Образованная, эрудированная дочь/жена-полиглот всегда привлекает внимание иностранцев. Сейчас думаю: лучше бы пора работать по специальности.
Джереми подается вперед и теперь находится катастрофически и непозволительного близко. Я понимаю, что он скорее всего выпил лишнего, иначе бы никогда не позволил себе такое.
– Только почему вы такая грустная? Мне больше нравится, когда вы улыбаетесь. У вас самая обворожительная улыбка, которую я когда-либо видел, – краснею, ищу глазами какое-нибудь знакомое лицо, чтобы переключиться на другого гостя, и вдруг вижу мужа, стоящего в окружении своих заместителей. Он делает вид, что слушает, о чем они говорят, а сам не сводит с меня глаз. В них полыхает огонь ревности и…желания. Неожиданно. Одну руку Рустам держит в кармане брюк, другой сжимает бокал с шампанским. Вроде бы расслабленная поза, но я чувствую, что он недоволен мной. Ну что ж, подойди, накажи меня, милый.
Рустам как будто прочел мои мысли и, извинившись перед мужчинами, двинулся мне навстречу. Хищный зверь вот-вот вырвется наружу. Музыканты внезапно заиграли одну из моих любимых песен – «Killing me softly» – «Убей меня нежно». Рустам это знает. Он протягивает мне руку, приглашая на танец. Я принимаю этот вызов. На нас внимательно смотрят гости, вокруг кружит фотограф. Муж уводит меня на танцпол, куда вышли и другие пары. Хорошо, что мы не одни – так хотя бы не будет заметно напряжение между нами.
Рустам кладет свою ладонь на мою обнаженную спину, и я чувствую, как горит кожа в этом месте, словно к ней приложили раскаленное железо. Я слабая женщина, потому что позволяю ему вести в этом танце боли и разочарования. Больше нет между нами правды, но находится с ним так сладко и мучительно одновременно. Он прижимает меня к себе, и я готова растаять, но разум приказывает: «Держись!» Губы Рустама в нескольких ничтожных сантиметрах от моего лица. И он шепчет мне:
– Что от тебя хотел этот англичанин? – строго спрашивает он.
– Его зовут Джереми, – наигранно улыбаюсь я.
– И о чём вы с ним так мило беседовали, м? – не унимается муж.
– О погоде в Лондоне.
– С огнем играешь, дорогая, – Рустам понимает, что к нам прикованы взгляды гостей и делает вид, что у нас все прекрасно. – Ты что не видишь, что он тебя хочет?
