Текст книги "Я вижу тебя"

Автор книги: Линн Ван Дорн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Я хочу попробовать, – Мигель проигнорировал сарказм Олдриджа. – Пожалуйста.

И снова док надолго замолчал.

– Ты здесь, papi?

– Наверняка, я об этом пожалею, но ладно.

– Ладно что?

Олдридж фыркнул.

– Хорошо, мистер Кордеро-Руис. У нас будут правила. Меры предосторожности. И мы должны оставаться очень осмотрительными.

– Но мы попробуем? – Мигель был взволнован так же, как ребенок в рождество.

– Да. Мы попробуем.

Глава 16
Границы Олдриджа

Пятница, 6 декабря.

Дом Олдриджа.

Эванстон, штат Иллинойс.

– Думаю, нам необходимо установить некоторые основные правила, – предложил бестелесный голос Мигеля. Оба сидели в креслах у себя дома и разговаривали по громкой связи. С единственным отличием – Олдридж, как всегда, наблюдал за Мигелем. – Типа… Решить, что совершенно недопустимо, придумать стоп-слова и всякое такое.

– Уверяю вас, мистер Кордеро-Руис, это не такие отношения. Я не стану ходить в коже, и красной комнаты в моем доме нет.

– Боже, даже не знаю, кто из вас хуже: ты или Дев.

– Кто, – холодно поинтересовался Олдридж, – такой Дев?

– Типа друг. Он мой сосед и сразу предупредил меня о твоем пристрастии к слежке.

– Эм. Он. Тот студент, который жаловался на меня декану Джеффри. Повезло, что я работу не потерял, – тот случай все еще вызывал в Олдридже стыд, смущение и раздражение.

– Ага. Если это как-то поможет, то он не такой придурок, каким кажется, и если бы он не предупредил, я бы о тебе никогда не узнал. А для нас все неплохо сложилось, ведь так?

– Думаю, да, – согласился Олдридж. – В зависимости от того, что означает для тебя это «неплохо».

– Для меня «неплохо» – это мы с тобой говорим обо всем.

– Как с твоим любопытным другом Девом?

– Чем больше его узнаешь, тем меньше он бесит. А еще я уверен, что моя соседка Луна натаскает его на тему того, как не быть настоящим козлом. Но как бы там ни было, вы оба мыслите штампами. Тебе понравилось, когда я был связан и в полном твоем распоряжении?

Олдридж вспотел, потому что стопроцентным ответом было – «да».

– Док? Ты еще там?

Олдридж прочистил внезапно пересохшее горло.

– Да.

– Итак, у тебя есть пунктик насчет прикосновений...

– Я могу его перебороть, – выпалил Олдридж. – Больше времени проводить вместе, и я смогу перебороть. Я хочу секса. Мне он нравится...

– Эм, круто, потому что я не против повторить. И поскорее.

– Ага, ну, как я и говорил. Мне нравится секс. Просто для меня есть несколько моментов, создающих в этом сложность.

– Например, прикосновения. Уязвимость и тесный контакт.

Так прямолинейно, это прозвучало ужасно. Неудивительно, что Тим его бросил.

– Да, в общем и целом, да. Но со временем станет легче...

– Получается, решением этой проблемы станет моя ограниченность действий. Я не против и считаю, что это поможет, согласен?

Олдридж уставился на Мигеля в бинокль, пытаясь рассмотреть искренность на его лице, а потом понял, насколько это глупо.

– Приходи, – произнес Олдридж с надеждой, что ошибку не совершал.

– Приходить куда?

– Ко мне. Мы поговорим. Просто поговорим. Лицом к лицу. Перекусим и обсудим все, как разумные люди.

Мигель подскочил и поднял джинсы с пола.

– Понимаешь, как ты мне нравишься, док? Ради тебя я готов надеть джинсы.

***

Пятница, 6 декабря.

Безукоризненная кухня Олдриджа.

Эванстон, штат Иллинойс.

Мигель белым вихрем ворвался в дом: на улице снова пошел снег. Олдридж забрал его парку и повесил на антикварную вешалку, пока Мигель стягивал с ног кроссовки. На нем были носки с рисунком скелета ступни.

– Эти носки...

Мигель поднял одну ногу. На подошве были прорисованы подушечка стопы, свод и пятка.

– Классные, да?

И Олдридж не устоял. Он вжал Мигеля в стену и поцеловал. Тело прошило дрожью. Олдриджу нравилось всё: издаваемые Мигелем жалобные звуки, как тот таял от прикосновений, как послушно открывал рот без спешки и лишних вопросов. Но потом Мигель поднял к Олдриджу свои руки, и на мгновение профессор замер, но парню оказалось этого достаточно, чтобы одернуть ладони, будто пойманный на воровстве ребенок.

– Проклятье, – простонал Олдридж. – Я безнадежен.

– Нет, неправда. И официально заявляю, что ты улетно целуешься, док. Носки стоили каждого цента. Прошлым летом я купил их в Музее науки и промышленности, куда ходил вместе сестрой. Лучшая спонтанная покупка в мире.

– Значит, пока ты не хочешь сбежать?

Мигель закатил свои темные глаза.

– Не-а, papi. Пока нет.

– Эм. Ну, – Олдридж получил беспричинное удовольствие от ответа. – Хочешь выпить? И можем поесть, когда захочешь. Если тебе нравится французский луковый суп. Я не подумал спросить...

– Суп подойдет. И воды. Сомневаюсь, что алкоголь сейчас будет уместен.

Олдридж смущенно усмехнулся.

– Согласен. Пойдем.

Он повел Мигеля в свою впечатляющую кухню. Здесь делал ремонт Тим, и он сохранил все шкафчики, сняв лишние слои краски, чтобы добраться до дерева. Он установил гранитные столешницы и кухонный островок, идеально вписавшийся в кухонный гарнитур, и обновил всю бытовую технику. В результате получилась теплая и уютная кухня, ставшая одним из любимых мест Олдриджа.

– Вау, – протянул Мигель. – Abuela любого прикончила бы за такую кухню, – он уселся на один из высоких стульев за островком. – Убийственно выглядит.

Олдридж включил духовку и достал из холодильника сыр. Он нарезал багет, сложил кусочки в две керамические формочки, налил сверху суп, присыпал тертым сыром и отправил в духовку. Остатки нарезанного хлеба Олдридж сложил в корзинку с салфеткой внутри и поставил на стол соусницу с приправленным оливковым маслом.

– Суп будет готов через минуту. Ничего особенно, потому что для себя я обычно основательно не готовлю.

Мигель уставился на него круглыми глазами.

– Papi, предел моих кулинарных возможностей – китайская лапша с яйцом вкрутую, разогретая в микроволновке. А это что-то удивительное, – Мигель макнул кусочек хлеба в масло и с видимым удовольствием съел.

Таймер пропищал о готовности, и Олдридж достал суп из духовки, поставив одну из форм перед Мигелем.

– Осторожно. Форма очень горячая. Ну, то есть, естественно, горячая. Это же очевидно.

Мигель фыркнул, но ни слова не сказал. Он взял ложку и прорезал расплавившийся сыр.

Олдридж задержал дыхание, понимая, что это глупо, но ему очень хотелось услышать одобрение Мигеля. Это всего лишь суп, и последнее, что должно было волновать Олдриджа – понравится ли его стряпня этому мальчику. Но профессор все равно ждал, глупо затаив дыхание.

– М-м. Бог ты мой. Да, горячий, как раскаленная лава, но удивительно вкусный. Черт.

Олдридж выдохнул со свистом, заставив Мигеля рассмеяться.

– Боялся, что мне не понравится, papi?

– Нет, конечно, нет. Ну, то есть. Да. Возможно. Просто я привык только для себя готовить. Когда мы с Тимом жили вместе, чаще всего готовил он, а теперь я один и снова могу есть, что мне нравится.

– В этом нет ничего плохого, – Мигель подул на ложку. – Как и в тебе самом. Ничего плохого. Я знаю парней и похуже. В смысле, это не соревнование, ничего такого. Просто ты не один со странностями.

– Ты говоришь о своей службе? – спросил Олдридж.

– Да. Меня не отправляли в горячие точки. Я работал в госпитале ВМФ помощником рентгенолога. Именно поэтому я выбрал рентгенологию. Но в больнице я на многое насмотрелся. Представляешь, значение слова «нормально» приобретает совершенно иной смысл.

«Нет, не представляю».

– Наверное, – Олдридж осторожно зачерпнул горячий суп.

– Например, один парень не мог спать со своей женой, потому что избивал ее во сне. Он перепробовал всевозможные лекарства и терапию. Помогло немного, но не до конца. И знаешь, что придумала его жена?

Олдридж проглотил суп и покачал головой.

– Понятия не имею.

– Она продала двуспальную кровать и заменила ее на бо́льшую по размеру, разделив по середине барьером из подушек. Видимо, это волшебным образом сработало. Она больше не спала в гостевой комнате. И семья стала счастливее. Нервозность того парня сократилась в разы, а вместе с этим ночных инцидентов стало меньше. Для него это не волшебная терапия. Они придумали способ, с помощью которого добились своего «нормально». Понимаешь?

– Да, теория мне ясна.

– Отлично. Хватит считать себя бракованным. Тебя всего лишь немного покорежило.

– Сильно покорежило, если говорить твоими очаровательными словами.

Мигель отложил в сторону ложку.

– А еще классно, что я гибкий, – он смотрел на Олдриджа вызывающе. Воинственно. Непристойно.

Для Олдриджа стало новым открытием, что кто-то по-настоящему хотел за него бороться. А у профессора опыта в подобном не было, что невероятно пугало. Но под внешней показушностью Мигеля Олдридж распознал знакомую эмоцию – неуверенность.

Мигелю тоже было страшно. Различие лишь в том, что он от своего страха не бежал.

– Это здорово, – в итоге ответил профессор. – В смысле, твоя гибкость. А не я.

Мигель съел еще пару ложек и задумчиво уставился на Олдриджа.

– Мы должны обсудить жесткие ограничения.

Олдридж опустил ложку на стол и собрался с духом.

– Хорошо. Под жестким ограничением ты подразумеваешь то, что мы никогда делать не будем?

– Именно, – Мигель ткнул ложкой в сторону дока. – А мягкие – то, что можно делать, но в определенных обстоятельствах. Даже пример тебе приведу. Жесткое ограничение – на меня «по большому» не ходить. Нет. Никогда. Мягкое ограничение – ты можешь на меня пописать.

Олдридж выгнул бровь.

– Ты хочешь, чтобы я на тебя помочился?

– Нет, мать твою. Внимательно слушай. Если твое самое большое желание навалить на меня кучу, этого никогда не случится, потому что я просто тебе не позволю. Но если в подходящих обстоятельствах тебе ну очень захочется на меня помочиться, я разрешу. Это не мой фетиш, но ради тебя сделаю. Понимаешь?

– У меня нет ни малейшего желания на тебя испражняться.

– А говорил, что сильно покорежен, – фыркнул Мигель. Его слова заставили Олдриджа улыбнуться.

– Все-таки слегка подпорчен, – согласился профессор.

Мигель рассмеялся.

– Вот видишь, док? Другой разговор. Уже лучше. Ладно, твоя очередь. Давай по одному жесткому и мягкому ограничению. Например, прикосновения. Что нельзя и когда можно?

– Со временем я легче переношу чужие прикосновения. Так что это не совсем то. Скорее мягкое ограничение. А жесткое – быть связанным или еще как-то ограниченным в движениях. Не уверен, что когда-нибудь на это решусь. Никакого секса в публичных местах. Вообще ничего публичного. До тех пор, пока ты учишься в нашем университете. Слишком серьезные последствия. Я даже думать о таком не должен, но...

– Ничего публичного. Я понял. Черт. А есть еще входы помимо главного? Может, дверь на заднем дворе? Я могу к тебе через нее приходить.

Сердце Олдриджа забухало в груди от предвкушения и, возможно, небольшого страха. Потому что сто процентов что-то пойдет не по плану. Так всегда бывает. Но может – только может быть – на этот раз все обойдется.

– Да, на кухне есть дверь. Можешь заходить через нее из переулка за домом. Безумие какое-то, да?

Мигель пожал плечами и слопал еще один кусок багета.

– Значит, ты хочешь меня связать и воспользоваться?

Олдридж нахмурился.

– Теоретически. Определим понятие «связывания». Не знаю, что у тебя на уме, но к изголовью моей кровати не за что привязывать.

– Не переживай. Сексуальная жизнь?

– Эм. Практически отсутствует?

Мигель фыркнул.

– Нет, papi. Я не о том, занимался ли ты незащищенным сексом, и нужно ли мне об этом волноваться?

– Эм. Нет. Думаю, нет. Я бы только с Тимом, и ежегодно сдаю кровь на венерические заболевания, а с последнего анализа я больше ни с кем не спал, – Олдридж покраснел. Его сексуальная жизнь была печально ограниченной на партнеров и подробности.

– Я всегда предохранялся, и в армии кровь проверяли на ЗППП с каждым анализом, поэтому я чист. Но все же. Презервативы, да?

Олдридж кивнул, все еще пылая щеками.

– Презервативы. Точно. Очень разумно, – и Олдриджу тут же захотелось прикусить язык. «Разумно» – самое худшее слово для разговора о сексе.

– А как насчет наручников? Естественно, на мне, а не наоборот.

– Никак, – ответил Олдридж, собирая тарелки, ополаскивая и убирая их в посудомоечную машину.

– Очень жаль, – хитро ответил Мигель с очаровательной улыбкой. Он полез в задний карман и вытащил наручники с розовым мехом. – Потому что я одолжил их у Луны.

Глава 17
Мигель добивается желаемого

Пятница, 6 декабря.

Кухня в доме дока.

Эванстон, штат Иллинойс.

Док заметно паниковал, округлившимся стеклянным взглядом рассматривая наручники.

– У меня нет презервативов, – выпалил он.

– Мы можем заняться еще миллионом вещей, где не нужны презервативы, – заметил Мигель, несмотря на то, что парочка в его кармане лежала, потому что он настоящий бойскаут.

Глаза Олдриджа практически сошлись на переносице.

– Я не... даже не...

– Хочешь меня? Хочешь этого? Потому что, мы вовсе не обязаны это делать, papi. Если ты не готов. Или не в настроении. Или… – когда ему в голову пришла мысль, Мигель замолчал, обдумывая ее и наслаждаясь.

– Да? – док проговорил это очень высоко и тонко, вот-вот сорвущимся голосом. Олдридж сглотнул.

Голос Мигеля был полной противоположностью. Он стал хриплым.

– Я могу раздеться. Здесь. Или где тебе этого захочется. Ты можешь смотреть, как я трогаю себя. Даже можешь говорить где...

Его перебил Олдридж, схватив за футболку и сминая его губы своим ртом. Мигель спрятал ладони под ноги, во избежание попытки коснуться дока. Он верил – очень надеялся – что Олдридж не обманывал его и со временем привыкнет к Мигелю и позволит ему прикосновения. А сейчас, он настаивать не собирался.

И учитывая все обстоятельства, док поразительно классно целовался. А может именно из-за них. Казалось, что в поцелуй он вкладывал все свое внимание. Мигель ни о чем не думал: ни о том, когда ему отсосут, или чем бы он хотел позже перекусить или как было бы круто посмотреть телик. Нет, он всем своим существом чувствовал жаркое внимание Олдриджа и это в самом лучшем смысле ошеломляло.

– Раздевайся, – прорычал, отстранившись, Олдридж. – Хочу видеть тебя голым, – он сложил на груди руки и жадным серым взглядом, блестящим от предвкушения, просто наблюдал за Мигелем.

Мигелю дважды повторять не требовалось. Если док хотел видеть обнаженную кожу, Мигель с удовольствием ее покажет. Он хотел бы избавиться от одежды чуть изящнее, но это было просто невозможно. Он торопился содрать с себя все вещи, сгорая под взглядом Олдриджа.

– Залезай на стол, – приказал Олдридж, – он похлопал по гранитной столешнице.

Мигель уставился на стол. Парень представлял, какой жутко холодной поверхность окажется для его яиц и члена. С другой стороны, они не обсуждали холодные поверхности и в жесткие ограничения они не входили. Мигель плавным движением запрыгнул на столешницу и поморщился от того, какой ледяной она оказалась.

Он поднял оставленные наручники и поболтал ими в воздухе.

– Будем их использовать?

Олдридж на него раздраженно посмотрел, а потом устроился между его ног, широко разводя их в стороны.

– Руки за спину.

Мигель подчинился, а член дернулся от волнения. Олдридж наклонился ближе и защелкнул пушистые наручники на запястьях Мигеля. Его член оставлял влажные следы на рубашке Олдриджа. Профессор снял пиджак и бабочку, оставшись в кремовой просвечивающей рубашке. Под ней была майка, а на ногах брюки строгого покроя с идеально заутюженными стрелками. Мигель еще сильнее ощутил свою обнаженность. И еще ему пришло в голову, что он ни разу не видел профессора голым.

В этом не должно быть ничего сексуального, но было как раз наоборот.

Олдридж нагнулся еще ниже и лизнул головку члена Мигеля. Док подразнил кожу под ней, пока Мигель не заскулил, а потом одним плавным движением проглотил член до основания.

– Мать твою, papi. Смерти моей хочешь?

Олдридж забавно промычал с членом во рту, и Мигель охренеть как порадовался, что руки зафиксированы за спиной, потому что он ужасно хотел запустить пальцы в профессорские волосы. Они, наверняка, мягкие, и идеальной длины, чтобы за них хвататься. Но вместо этого Мигель стиснул покрепче зубы и уперся в скованные руки, одновременно наслаждаясь и переживая то, с какой безжалостностью профессор тянул из него оргазм.

– Сейчас кончу, сейчас кончу, сейчас... ох, мать твою, блять, блять, да, блять! – такое ощущение, что он всю душу выплеснул в рот Олдриджа, оставив лишь оболочку собственного тела. – Охереть, боже мой, ты должен меня трахнуть, док. Просто обязан.

Олдридж поднял на Мигеля взгляд. В уголке его губ была заметна капелька спермы, которую Мигелю ужасно хотелось слизать. Док выглядел уязвимым и испуганным, словно зашел слишком далеко.

– Презервативов нет.

– У меня в кармане. В джинсах. На полу. Взял на всякий случай.

От этого профессор улыбнулся, одновременно мило и развязно. Он наклонился к джинсам Мигеля, пошарил в карманах и выпрямился.

– Какой хороший мальчик, – произнес он в равной степени удивленно и одобряюще.

– Твой хороший мальчик, – добавил Мигель, надеясь, что это, все-таки, правда, по крайней мере, для него самого. – Поцелуй меня.

Олдридж снова прижался к его губам, наполняя рот Мигеля вкусом собственной спермы. Ему было интересно, будет ли это пошло или гадко, или оба варианта сразу, но на самом деле оказалось очень даже сексуально. Невероятно. Запредельно. Мигель хотел, чтобы поцелуй длился бесконечно, пока вкус не исчезнет совсем.

– Умоляю, – простонал Мигель, когда Олдридж разорвал поцелуй.

– Тебе еще больно? Ну знаешь. С прошлого раза?

Мигель энергично замотал головой.

– Нет. Вовсе нет. Ну, может быть, un poquito[21]21
  Un poquito (в пер. исп.) – Немножко


[Закрыть], но ничего страшного. Estoy bien[22]22
  Estoy bien (в пер. исп.) – Все в порядке


[Закрыть].

Олдридж зарычал – адски сексуально – и потянул Мигеля со стола.

– Пойдем.

– Куда? – спросил Мигель, неуклюже торопясь за доком, чувствуя себя при этом полным придурком, но желания потрахаться не теряя. Охренеть просто. Док превращал его в похотливого кобеля. – Наверх? – Мигель представил себе, какой могла бы оказаться спальня Олдриджа. И очень надеялся, что кровать у него большая.

– Нет. Слишком далеко, – док повернул в какую-то уютную комнату, очень напоминавшую гостиную, но без телевизора. В центре стояла огромная круглая подставка для ног. Олдридж накинул на нее плед и подтолкнул к ней Мигеля. – Устраивайся. Лицом вниз.

Мигель подчинился. Это был единственный разумный и рациональный способ действовать. Он чувствовал себя беззащитным и немного нелепым, но потом руки профессора коснулись его ноги, и вся неловкость испарилась.

– Скажи, что и смазка у тебя с собой. Она лежала в заднем кармане. Потому что...

Олдридж ударил его по заднице.

– Кто здесь главный?

Очень коварный и интересный вопрос. Технически – Олдридж, полностью одетый, в отличие от голого Мигеля, скованного наручниками и нагнутого над изысканным пуфиком. Но Мигель кое-что о контроле знал, и как это все работало тоже, и сейчас вовсе не профессор дергал за ниточки. Но, несмотря на это, или возможно именно по этой причине, Мигель ответил:

– Ты, papi.

Ладонь огладила ягодицу, по которой Олдридж не бил.

– Ты удивительный, Мигель. Ты знаешь? Ты идеален везде, – смазанный большой палец прошелся по анусу.

Мигель застонал. Никак не смог сдержаться.

– Мы так и не определились со стоп-словом, – произнес Олдридж. – Как я должен понять, что мне следует остановиться?

Мигелю хотелось проорать, что последним его желанием будет остановиться, но он заставил себя сосредоточиться, несмотря на дразнивший его до потери сознания палец.

– Можно, конечно, что-то придумать, но зеленый, желтый и красный проще запомнить. Papi, боже мой, да трахни меня уже.

Палец скользнул внутрь, двигаясь плавно туда и обратно. Затем к нему присоединился второй.

– Еще, блять. Еще.

Третий палец. Олдридж растягивал его с безжалостным терпением, заставляя Мигеля стонать и материться. Ловкие пальцы оглаживали простату – едва заметно, а потом грубее, выбивая весь воздух из легких Мигеля.

– Пожалуйста.

И наконец что-то горячее, твердое и одновременно мягкое проникло в его тело.

– Боже мой, – пробормотал Олдридж. – Такой узкий, – он вошел до упора. – Такой красивый. Все хорошо? Какой цвет?

– Verde[23]23
  Verde (в пер. исп.) – зеленый


[Закрыть], засранец. Зеленый, зеленый, зеленый!

Олдридж вышел на всю длину, а затем двинулся обратно. Скованные за спиной руки одновременно расстраивали и доставляли Мигелю неудобства, но было так круто от мнимой беспомощности. Его член, который уже тряпочкой должен был висеть, терся об одеяло, требуя третьего оргазма. Будет неприятно. Мигель это понимал, как и то, каким фантастическим будет оргазм. Охренительно эпичным.

– Ну же. Отымей меня. Жестче. Жестче! Я хочу завтра тебя чувствовать. Я всю чертову неделю хочу тебя чувствовать. Трахни меня!

Олдридж просунул руку между их телами и начал дрочить Мигелю.

– Я не кончу раньше тебя. Так что давай. Я знаю, ты можешь. Непослушный мальчик. Давай же, мать твою. Кончи для меня.

И Мигель кончил, жестко, было больно и охренительно, и в тот момент парень подумал, что если бы умер прямо сейчас, оно того бы стоило.

Олдридж вышел из него и горячими струями кончил на спину.

– Черт, – пробормотал он. – Блять. Ничего страшного, что я кончил на тебя? Наверное, нужно было сначала спросить.

А Мигель, по ощущениям которого в теле не осталось ни одной косточки, заржал так, что перехватило дыхание.