Текст книги "Туринская плащаница"

Автор книги: Линн Пикнетт

Соавторы: Клайв Принс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Реакция опрошенных была весьма красноречивой. Из общего числа пятнадцати сотрудников, которые появлялись в редакции в тот день (кстати сказать, Линн в паузах между опросами умудрялась ещё и работать!), одиннадцать уверенно заявили: «Это одно и то же лицо». Двое отвечали: «Я понятия не имею, что вы хотите от меня услышать… за исключением того, что это один и тот же человек». Одна дама заметила, что она не понимает, чего от неё ждёт Линн и что она очень занята. Ещё одна дама заявила, что она узнала Человека на Плащанице, поскольку она католичка и очень надеется, что Линн не собирается сообщить ей о Плащанице что-либо кощунственное. И если она читает эти строки, в чём мы весьма сомневаемся, мы приносим ей свои извинения.

Этот неофициальный мини-референдум вряд ли можно считать доказательством, хотя факт есть факт: человеческий глаз – более точный судья, чем все прочие мониторы, методы отображения и наложения, от видеокамеры до компьютерного совмещения. Линн держалась весьма благоразумно, не дав сотрудницам никаких подсказок относительно того, какой реакции она от них ждёт. Мы очень сожалеем, что Линн не записала конкретной реакции каждой из них, однако этот эпизод явно добавил нам энтузиазма в продолжении исследований о причастности Леонардо к созданию Плащаницы. Поэтому у нас невольно вызвало улыбку, когда спустя несколько месяцев представители BSTS Родни Хор и Майкл Клифт заявили одно и то же: «Я лично не вижу никакого сходства» и «Человек на Плащанице ничуть не похож на Леонардо».

В последующие месяцы мы получили в общей сложности тринадцать писем от Джованни, который сообщил нам массу информации о Леонардо и Плащанице. Большую часть этих сведений мы использовали в независимых исследованиях и экспериментах. Коротко говоря, основные факты таковы.

Леонардо фальсифицировал Плащаницу в 1492 г. У него получился составной артефакт: он совместил изображение своего лица и обезглавленного тела реально распятогочеловека. Изображение не было написано красками, а представляло собой проекционное изображение, «зафиксированное» на ткани с помощью неких реактивов и света. Другими словами, речь идёт об архаичной технике фотографии.

Маэстро создал эту подделку по двум причинам. Во-первых, он получил разрешение на её изготовление от папы Иннокентия VIII в качестве циничного публичного опыта. Но главной причиной, по которой Леонардо решил сделать это, вложив в подделку массу трудов, смелости и гениальной изобретательности, заключалась в том, что это давало ему возможность выступить с нападками на основы христианства изнутрии от лица самой Церкви. (Вполне возможно, ему нравилась мысль о том, что последующие поколения паломников будут молиться перед его портретом.) Маэстро снабдил своё создание ключами, которые при правильном истолковании бросали вызов властям. Однако, по словам Джованни, Леонардо так и не получил гонорара за работу над Туринской Плащаницей, поскольку для невооружённого глаза она выглядела весьма неудачной. Но зато теперь можно смело говорить о том, что Леонардо получил от потомства более чем щедрое вознаграждение за труды.

Все эти сведения были переданы нам как простая констатация факта. Но не сохранилось ли доказательств, подтверждающих их?

Как мы помним, в своём первом письме Джованни утверждал, что Линн, видимо, прочла книгу Майкла Бейджента, Ричарда Ли и Генри Линкольна «Святая Кровь и Святой Грааль». На самом деле она не заслуживала подобного упрёка, ибо только недавно прочитала наконец этот нашумевший опус. Несколько лет назад, выполняя обязанности заместителя главного редактора еженедельного издания «Необъяснимое», она прочла краткую аннотацию к этой книге, но тогда она не вызвала у неё интереса. Поскольку она не была главным редактором серии, в которой вышла книга, она не считала для себя обязательным прочитывать всё.

События развивались быстро: история, описанная в этой книге, в значительной мере была как бы параллельна нашей и могла послужить информативным фоном для наших исследований, хотя это было за три года до того, как Линн установила контакт с одним из её авторов, Генри Линкольном, побеседовав с ним по телефону.

«Святая Кровь и Святой Грааль» начинается с попытки разгадать тайну Ренн-ле-Шато, глухой провинциальной деревушки в Лангедоке на юге Франции, неподалёку от границы с Испанией. В последние годы XIX в. священник церкви в Ренн-ле-Шато, Франсуа Беранже Соньер, начал разбирать церковные архивы и, как принято считать, обнаружил в одной из колонн некие документы. Он нашёл несколько пергаментов, написанных условным шифром и, как полагают исследователи, свидетельствующих о причастности местных аристократов к какому-то заговору. Все находки Соньера, видимо, представляли исключительную ценность, ибо вскоре после своего открытия маститый прелат сделался несметно богат и привлёк к себе внимание «сливок» парижского высшего света, хотя нам остаётся лишь гадать, чем было вызвано это внимание. Соньер реконструировал церковь, заполнив её массой самых причудливых украшений, среди которых был гипсовый демон, охранявший вход в церковь, над которым красовался магический знак, означавший: «Это место ужасное».

17 января 1917 г. священник заболел, а спустя пять дней скончался. Его тело было выставлено для прощания в сидячем положении, и многие пожелавшие проститься с патером, включая и приезжих из Парижа, которые странным образом знали о дне его кончины заранее и, подходя прощаться, срезали красные помпончики с его облачения. Священник, которому довелось принять предсмертную исповедь Соньера, по слухам, в ужасе умчался прочь, так что настоятель церкви в Ренн-ле-Шато был предан земле без подобающего церковного отпевания.

В 1970-е гг. Генри Линкольн подробно изложил эту версию, лёгшую в основу трёх телевизионных серий Би-би-си, и вскрыл предполагаемые связи этих находок с рядом тайных обществ, в том числе и знаменитыми тамплиерами. Несколько лет спустя он и его коллеги Бейджент и Ли начали совместную работу над книгой, посвящённой этой таинственной истории. Им пришлось столкнуться с чем-то вроде сундука Пандоры и порой вслепую пробираться сквозь лабиринт тайных обществ. Кульминацией их изысканий явилась книга «Святая Кровь и Святой Грааль», ставшая международным бестселлером.

Их исследования позволили им выявить существование некой теневой организации, именуемой Приорат Сиона, которая, как утверждают её члены, якобы существует с XI века. Члены Приората, включая тогдашнего великого магистра Пьера Плантара де Сен-Клера, сочли возможным познакомиться с тремя авторами и даже оказать им помощь в их изысканиях, которые быстро приобрели настолько широкий размах, что первоначальная цель – разгадка тайны – оказалась почти забытой. Между тем главной целью Приората, надо полагать, было отслеживание генеалогии прямых потомков Иисуса Христа и Марии Магдалины, на которой, по их мнению, Он был женат. Члены Приората утверждали, что Иисус на самом деле не умер на кресте, а, возможно, прожил ещё много лет после Голгофской мистерии, и что Мария Магдалина впоследствии увезла их детей на юг Франции, где и прожила остаток своей долгой жизни. Их потомки стали французскими королями династии Меровингов. Эта странная, захватывающая и, само собой, «еретическая» история не раз подвергалась самой суровой критике. (Так, Ян Вильсон неизменно употреблял прилагательные «бесславная» и «печально известная» применительно к книге «Святая Кровь и Святой Грааль».)

Бейджент, Ли и Линкольн утверждают, что за протёкшие века великими магистрами Приората Сиона были многие выдающиеся личности. [40]40
  Полный список известных великих магистров приведён в Приложении к книге «Святая Кровь и Святой Грааль». В ней, в частности, рассматривается версия о том, мог ли Леонардо да Винчи быть великим магистром.


[Закрыть]Любопытно, что в числе его магистров было несколько женщин, ибо Приорат Сиона был тайным обществом, всегда придерживавшимся принципа равных возможностей. В числе великих магистров ордена, упоминаемых в официальных документах, известных как «Секретные досье», значились сэр Исаак Ньютон, Виктор Гюго и Леонардо да Винчи. Что касается Леонардо, то он, по всей видимости, возглавил орден в 1510 г. и оставался великим магистром вплоть до своей кончины в 1519 г., последовавшей, когда маэстро был гостем Франциска I в его замке в Амбуазе, расположенном в долине Луары.

Как и многие другие читатели бестселлера «Святая кровь и Святой Грааль», мы испытывали определённый скептицизм в отношении ряда заявлений авторов, хотя и считали, что логически выстроенная структура книги вполне убедительна. На первый взгляд утверждение о том, что великими магистрами Приората Сиона были некоторые выдающиеся исторические фигуры, выглядело слишком эффектным, чтобы быть истиной. В числе таких лиц были Клод Дебюсси и Жан Кокто. Однако в последние годы во главе ордена стояли не столь знаменитые люди: Пьер Плантар де Сен-Клер и нынешний глава Приората, некий юрист из Барселоны.

Джованни утверждал, что он занимает весьма высокое положение в рядах раскольнической фракции Приората Сиона. Есть сведения, что в последние два десятилетия орден пережил несколько внутренних конфликтов. В частности, в нём особенно обострилась борьба между европейской и американской его ветвями. По словам одного источника, сегодня резиденция и штаб-квартира ордена находятся в Испании. Джованни заявил, что члены его фракции были пуристами – сторонниками чистоты рядов, которые считали, что в своём нынешнем виде орден отошёл слишком далеко от своих первоначальных целей и воззрений.

Многие критики «Святой Крови и Святого Грааля» подчёркивали склонность авторов обращаться к неким таинственным источникам, исключающим возможность проверки. Хотя мы поначалу тоже склонялись к тому, чтобы встать на сторону критиков, очень скоро ситуация с нашим собственным расследованием стала напоминать историю создания бестселлера этих трёх авторов, и мы быстро пересмотрели свои установки. Как мы убедились на собственном опыте, таинственный источник не обязательно означает фиктивный, вымышленный, хотя в адрес подобных источников всегда раздавалось немало критики.

Каковы же доказательства в пользу реальности существования Приората Сиона? Мнения разделились между двумя крайностями. Первая из них гласит, что притязания ордена – в частности, утверждение, что он существует с XI в. и является истинным хранителем давних тайн, – в буквальном смысле соответствует истине. Сторонники другой крайности утверждают, что орден – не более чем выдумка Бейджента, Ли и Линкольна. Последнее мнение следует признать ложным, поскольку Приорат пользовался дурной славой во Франции в 1970-е гг., и сам факт его существования является предметом публичного разбирательства, начиная с 1950-х гг. Однако такие расследования, естественно, не являются доказательством истинности генеалогии ордена.

Промежуточная точка зрения сводится к тому, что Приорат – это современная организация, которая претендует на долгую историю, исходя из причин, известных им самим. Некоторые авторы, пишущие на тему эзотерики, высказывали скептицизм в отношении того, что Приорам удастся долго пребывать в безвестности. В конце концов, существование любых, даже самых секретных политических, религиозных и оккультных обществ рано или поздно становится известным. Американский писатель и специалист по тайным обществам Роберт Энтон Вильсон пришёл к выводу, что Приорат Сиона – структура, возникшая в XX или, в крайнем случае, в конце XIX в. в качестве развёрнутого провокативного розыгрыша. Аналогичная точка зрения, по всей видимости, превалирует и в кругах современных эзотериков. Так, мы слышали от одного современного тамплиера, что Приорат Сиона был выдуман Пьером Плантаром в оккупированной Франции в годы Второй мировой войны (в качестве своего рода «прикрытия» для акций, совершённых союзниками и отрядами французского Сопротивления», что бы конкретно за этим ни стояло).

Итак, существует серьёзная проблема: доказать существование тайного общества столь же трудно, как попытаться доказать обратное. Логично предположить, что наиболее успешное тайное общество – это то, о чьём существовании никто не подозревает, и если говорить о Приорате, то мы имеем дело с искушёнными мастерами фабрикации всякого рода вымыслов и дезинформации. Однако существует доказательство – пускай и косвенное, – которое подтверждает версию о Приорате, выдвинутую Бейджентом, Ли и Линкольном.

В продолжении этой книги, озаглавленном «Откровение тамплиеров», мы подробно рассматривали широкомасштабные махинации Приората Сиона, но после выхода книги в свет мы узнали немало новой, дополнительной информации об этом странном ордене и пришли к более определённым выводам относительно некоторых противоречивых фактов, окружающих его деятельность. Для начала мы убедились, что, как утверждают его противники, Приорат Сиона является совсем недавним созданием, время возникновения которого датируется всего лишь 1956 г. Но он – отнюдь не просто масштабная подделка; он выступает на переднем крае целой сети эзотерических групп, имеющих куда более давнюю генеалогию. В их числе – орден мартинистов, структура оккультного масонства, именуемая правильным шотландским обрядом, масонство так называемого египетского обряда, а также обряд Мемфис-Мицраим, которые были объединены в 1899 г. под руководством известного оккультиста Папюса (Жерара Анкосса).

Эти общества, основанные в XVIII – XIX вв., восходят к одной и той же версии масонства, именуемой тамплиерами строгого обряда, которая была создана в 1740-е гг. во Франции, но – в силу странного противоречия – объявила себя наследником средневековых рыцарей-тамплиеров. (Действительно, на подобную же преемственность с большим или меньшим основанием претендовали многие другие тайные общества.) Таким образом, современный Приорат Сиона – это часть традиции, восходящей к середине XVIII в. Но может ли Приорат, как он это утверждает, доказать, что он происходит от тамплиеров XII в.?

Мы обнаружили, что здесь действительно имеют место общие нити, уходящие в далёкое прошлое, наиболее важные из которых разделяют так называемую «иоаннитскую» традицию. Эта традиция выдвигает на первый план роль Иоанна Крестителя. Действительно, мы установили, что члены этого ордена почитают его куда больше, чем Иисуса Христа. Кроме того, они проявляют и активный интерес к алхимии и глубинному еретическому течению.

Мы выяснили, что эта иоаннитская нить не только занимает важное место в практике многих обществ, связанных с Приоратом Сиона, но и являлась важной составляющей в системе взглядов первоначальных рыцарей-тамплиеров. Иоанн Креститель не просто считался их святым покровителем. Их тайные ритуалы, за которые они, собственно, и подверглись жестоким преследованиям и казням, включали особое поклонение отсечённой бородатой голове. (Как известно, Иоанн Креститель был обезглавлен.)

Итак, хотя исторические притязания современного Приората Сиона (изложенные в «Секретных досье» – целой серии таинственных документов, поступивших в Национальную библиотеку в Париже между 1956 и 1967 гг.) не следует воспринимать буквально, этот орден тем не менее является составной частью давней эзотерической и еретической традиции.

Приорат Сиона официально провозгласил Леонардо да Винчи одним из своих прежних великих магистров, а это автоматически означает, что если он был членом одной из иоаннитских группировок, то вполне возможно, что некая внутренняя информация о его причастности к фальсификации Плащаницы могла сохраниться вплоть до наших дней. Вот откуда её мог знать Джованни.

Из всех тринадцати писем, полученных от Джованни, наше внимание особенно привлекла одна его фраза: «Имеющий глаза, чтобы видеть, да видит». Мы поняли, что это не просто парафраз широко известного новозаветного изречения: «Имеющий ухо (слышать) да слышит» (Отк. 2,11), но и девиз алхимиков. Нам словно подсказывали заглянуть глубже, под поверхность, где нет ни стандартных текстов, ни готовых ответов. Вскоре мы убедились, что там, где речь шла о деятельности Приората, мы неизменно сталкивались – да и сегодня сталкиваемся – с замечательными умами и организацией, которая носит столь же интеллектуальный, сколь и «еретический» характер.

На одном уровне эти фрагменты информации от анонимного источника были не более важны, чем, к примеру, получение по почте ответов на неразгаданный кроссворд. Однако было что-то неприятно-навязчивое в том, что к нам буквально привязался незнакомец, решивший избавиться от бремени мрачных исторических и религиозных секретов. На какое– то время Линн стала опасаться параноидного раздвоения личности: стоило ей услышать за спиной голос мужчины, говорящего по-итальянски, как она тотчас шарахалась в сторону (кстати, туристический сезон в Лондоне был в разгаре, так что шарахаться ей приходилось часто). Кроме того, она не могла слышать, как открывается и закрывается её почтовый ящик. Её не то чтобы вконец замучили письма Джованни – напротив, они часто казались ей занимательными, – но она не могла понять, зачем и ради чего всё это.

Наконец в марте 1991 г. мы встретились с Джованни. Он каким-то образом узнал номер телефона Линн, хотя и на её прежнем месте работы, и, к её величайшему изумлению, позвонил ей. Мы назначили встречу и действительно встретились с ним в баре отеля «Камберленд» возле Марбл Арч в центре Лондона. Наша беседа, перемежаемая рюмкой – другой, продолжалась более трёх часов.

Джованни не разочаровал нас, хотя его заявления порой звучали слишком эффектно, чтобы быть правдой. В безукоризненном костюме от лучшего модельера, с густой шевелюрой седеющих чёрных волос и бородой, он оказался итальянцем средних лет и среднего роста. Разговаривать с Джованни было всё равно что беседовать с королевой: на это требовались немалые силы. Угостив нас бутылкой превосходного мускадета, он без промедления принялся излагать то, что наш старинный приятель Крейг Оукли впоследствии описывал как «нелёгкий материал».

Если поначалу мы думали, что удостоились чести привлечь внимание Джованни, то очень скоро избавились от этой иллюзии. Джованни, казалось, вообще не интересовали мы лично, ибо он постоянно расспрашивал нас о Яне Вильсоне. Странным образом, хотя ему было известно, что Линн более не поддерживает контакта с Вильсоном, он почему-то считал, что это – временное явление. О чём бы он ни говорил в связи с Яном Вильсоном, он тотчас переводил взгляд на Линн и пристально изучал её лицо и жесты, будучи особенно удовлетворён (впрочем, возможно, нам это лишь показалось), когда она внезапно покраснела. Вскоре нас начало тяготить, что в центре интересов Джованни не мы, а Вильсон и что главная причина, по которой он решил сообщить нам всю эту сенсационную информацию о Леонардо и Плащанице, заключалась в том, что наш гость надеялся, что мы передадим её Вильсону.

Наконец, после длительной паузы и выразительного обмена взглядами Клайв прямо спросил Джованни, так это или нет. Слегка закашлявшись в замешательстве, наш итальянский информатор признался, что это так. Тогда мы недоумённо спросили его, почему он не обратится прямо к самому Яну.

К нашему изумлению, Джованни ответил, что «мы» уже однажды пытались сделать это, но безуспешно, и теперь Вильсон подозрительно относится к подобным попыткам. Когда же мы поинтересовались, почему это так важно для него, Джованни насмешливо фыркнул, заявив, что Вильсон – самый авторитетный специалист по изучению Плащаницы (при этом он добавил: «насколько нам известно») в Англии, если не на всём Западе, и что на самом деле он не такой горячий сторонник подлинности Плащаницы, каким стремится предстать в своих публичных заявлениях. Мы отнеслись к этим словам весьма скептически.

Джованни между тем продолжал свою тираду, заявив, что, поскольку ему не удалось выйти на Яна Вильсона ни лично, ни через Линн, он решил выбрать нас в качестве посредников для широкого оглашения того, что он считал «правдой» о Плащанице. Слышать это было весьма неприятно, и во всём сценарии его действий чувствовался дурной душок. Мы откровенно заметили Джованни, что, если он собирается и далее рассказывать нам историю о Леонардо, мы готовы слушать его, но выполнять роль рупора для него и тех, кто стоит за ним, не намерены.

После первого же выражения нашего недовольства весь тон беседы резко изменился. Джованни заметно расслабился и принялся расспрашивать нас, что мы думаем о книге «Святая Кровь и Святой Грааль», давая понять, что ему известно об этой теме нечто такое, чего не знают авторы упомянутой книги. Затем он поинтересовался, каково наше мнение о доказательствах существования Приората Сиона, и, когда мы уклончиво отвечали, что эта тема представляется интригующей, но не вполне убедительной, он рассмеялся.

Затем беседа перешла на разного рода тайные общества вообще, и мы заметили, что теории всемирного заговора весьма забавны, но на этом недолго и свихнуться. Джованни хмыкнул и заявил, что не ожидал услышать от нас подобное мнение, особенно учитывая тот факт, что мы сами знакомы со многими членами подобных организаций. Затем, буквально повергнув нас в замешательство, он перечислил по именам нескольких наших хороших знакомых и назвал иерархическое положение, которое они занимают в таких структурах как алхимики, тамплиеры, масоны и, наконец, Приорат Сиона. Особенно шокирующе было слышать из его уст имя одного редакционного консультанта, с которым Линн сотрудничала много лет, а также имя бывшего директора, который был её начальником (с которым у неё случилось несколько драматических конфликтов) и оказался настоящим магистром алхимии. Хотя всё это время мы пребывали в шоке и были готовы всё отрицать, самое жуткое во всех этих показавшихся нам дикими заявлениях заключалось в том, что многие из них оказались правдой. Так, например, оказалось, что бывший директор не только публикует работы по алхимии под псевдонимом Нейл Пауэлл, но и имеет дом неподалёку от Ренн-ле-Шато. А вскоре после этого Линн вновь пришлось столкнуться с ним по работе.

Джованни заметил, что он намеревался встретиться с нами, поскольку, по его мнению, здесь «становится жарко» и он счёл за благо возвратиться в Италию. И хотя он отказался рассказать об этом поподробнее, он дал понять, что сам факт его открытого контакта с нами сделал его отъезд практически неизбежным. Как бы между прочим он попросил нас уничтожить его письма, чтобы они не навели на его след. За этим заявлением последовала долгая пауза. Мы согласились, но, к своему стыду, не уничтожили папку с письмами Джованни до тех пор, пока некие обстоятельства не вынудили нас держаться более осторожно (см. ниже).

Прощаясь и надевая свой непромокаемый плащ, Джованни заметил: «Вы же понимаете, это не детские игрушки. Вскоре вы почувствуете, что стали объектом нежелательного внимания, и притом – не только тех, кто, сами о том не подозревая, поклоняются лицу Леонардо».

Затем он отвернулся и, выдержав драматическую паузу, продолжал: «Кстати, и почему только всех наших великих магистров неизменно зовут Иоаннами? Вот и Леонардо тоже был Джованни. Это отнюдь не пустяк, а ключ. Подумайте над этим».

Мы молча просидели несколько томительных минут и, обнаружив, что ещё не превратились в круглых идиотов, немного успокоились. Мы просто не могли взять в толк, как же нам быть с этим Джованни и его одержимостью всевозможными тайными обществами.

Спустя несколько недель, а потом и месяцев мы начали было думать, что встреча с Джованни – не более чем достойная сожаления случайность, хотя независимые расследования к тому времени уже подтвердили истинность многих его утверждений, показавшихся нам дикими и нелепыми. Но затем разрозненные кусочки мозаики начали складываться в целостную картину.

К тому времени с нами уже произошёл один тревожный инцидент, который явно можно было считать знаком «нежелательного внимания», хотя мы изо всех сил пытались отодвинуть его на задний план своего сознания. В июне 1990 г. Ян Вильсон и Линн ещё периодически встречались друг с другом, но затем наступило внезапное и окончательное молчание. Один из друзей позвонил Вильсону, чтобы выяснить, почему он прервал отношения с Линн. Тот отвечал, что получил некую информацию. Разумеется, это могли быть слухи о Линн, не основанные ни на чём ином, кроме её характера, но в свете грядущих событий представлявшие собой попытку дискредитировать наш совместный труд. Словом, всё выглядело достаточно провокационно. Впоследствии мы выяснили, что этой «информацией» было анонимное письмо, автор которого пытался доказать причастность Линн к некой сатанистской субкультуре.

Эффект, произведённый этим письмом, оказался настолько сильным, что вскоре Вильсон написал Клайву письмо, предостерегая того в весьма сильных выражениях, что, «если в вас ещё сохранилось личное уважение к христианским ценностям, вы не достигнете ничего доброго, следуя по пути, по которому ведёт вас Линн… её рассуждения о гипотезе о Леонардо – это всего лишь гамбит в гораздо более мрачной игре». Несмотря на наши настойчивые просьбы объяснить толком, в чём же он, собственно, обвиняет Линн, он неизменно отвечал отказом, ссылаясь на «юридические причины». Нам рассказывали, что он звонил как минимум одному английскому синдонисту, намекая, что она, то бишь Линн, причастна к некой оккультной практике.

В марте 1991 г., вскоре после нашей встречи с Джованни, когда наши исследования уже существенно продвинулись вперёд, Линн со своим другом Питером прогуливалась по Хемпстед-Виллидж, что на севере Лондона. Они заглядывали в художественные галереи и разглядывали витрины, неторопливо прогуливаясь по улице. Внезапно им показалось, что за ними следит какой-то незнакомец. Но затем оказалось, что, куда бы они ни сворачивали, он неизменно оказывался там же, для вида заглядывая в витрины магазинов. Как только они переходили на другую сторону улицы, он следовал за ними. Как только они останавливались в каком-нибудь магазине или художественной галерее, он с беспокойством искал их взглядом, пытаясь удостовериться, на месте ли они или сумели выйти через какую-нибудь боковую дверь. Самое странное заключалось в том, что бедный шпик не был профессионалом своего дела. И когда они, наконец, не выдержали и столкнулись с ним буквально лоб в лоб, он поспешно ретировался в какую-то пиццерию. И когда они заглянули внутрь, оказалось, что он напряжённо сидит у окна, наблюдая за ними поверх газеты. Заметив, что они на него смотрят, он поспешно отвернулся. В тот день Линн хорошо запомнила и описала его.

Мы вдвоём пережили нечто подобное, заглянув в бар на Грейт-Портленд-стрит в центре Лондона, где мы обычно встречались за ленчем, чтобы обсудить, как подвигаются наши исследования. В полутени за нашей спиной сидел какой-то незнакомец, явно прислушивавшийся к нашим словам. Это было настолько заметно, что мы переглянулись и предпочли переменить тему. Это было совершенно возмутительно, но мы, как истые англичане, сочли неудобным одёрнуть незнакомца. Когда мы вышли из бара, шпик последовал за нами, а когда мы расстались, он пошёл следом за Линн, сопровождая её, пока она шагала мимо бесчисленных офисов на Оксфорд-стрит, куда направилась совершенно случайно. Ей удалось избавиться от него только тогда, когда она села в переполненный автобус, а он остался на остановке. Линн пыталась разглядеть, не прыгнет ли он в такси, чтобы догнать автобус, но он замешкался и исчез в толпе. Кем бы ни были эти шпики, они явно хотели дать нам понять, что они есть и следят за нами.

Немало было и других случаев, когда мы замечали за собой слежку, но всё это были ещё более мимолётные эпизоды, чем те, о которых мы только что рассказывали. Вскоре после этого Линн звонили несколько человек, с которыми она недавно имела дело, пытаясь выяснить, не переехала ли она на другую квартиру. Дело в том, что кто-то вернул им их письма, отправленные ей, сделав на конверте пометку «по этому адресу не проживает». Обратившись в местное почтовое отделение, Линн выяснила, что на почте действительно получали два адресованных ей письма, на которых было написано «адресат выбыл», из чего авторы писем заключили, что Линн куда-то уехала, и поспешили вернуть всю её почту. Она так и не получила ни одно из этих писем, однако сам по себе этот опыт оказался весьма неприятным.

В общей сложности произошло несколько подобных инцидентов, но ни один из них не принёс ничего нового по сравнению с описанной ситуацией. Но потом, в одну из суббот июля 1992 г., произошло самое драматичное событие. Будучи по профессии литератором, Линн почти всё время находилась дома. Однако в тот день мы вместе с нашими друзьями Крейгом Оукли и Тони Притчеттом решили отправиться в церковь Нотр-Дам-де-Франс, что неподалёку от Лейчестер-сквер. Пока мы собирались, имела место попытка ограбления квартиры на этаже Линн, кстати сказать – единственная за девять лет её жизни там. Любопытно, что предполагаемый взломщик предпринял эту попытку на виду у всей улицы. Дело было ближе к вечеру в субботу; возможно, это было единственное время, когда, по расчётам преступника, Линн в доме не было. Садовник с соседнего участка прогнал его и вызвал полицию, которая была весьма удивлена очевидной неподготовленностью намеченного преступления. Полицейские спросили Линн, нет ли у неё заклятых врагов, ибо на её пути существует немало узких мест, в которых удобнее всего взломать двери. Чтобы попасть в её дом, было необходимо пересечь сад, хорошо просматривавшийся с дороги. В доме был только один выход; никаких признаков чёрного хода не было. Создавалось впечатление, что она живёт в полном одиночестве.

Вскоре после этого Линн уничтожила хранившиеся у неё письма Джованни, испытав явное облегчение.

Самый тревожный из всех этих инцидентов произошёл на Римском симпозиуме международного общества исследователей Плащаницы, состоявшемся в июне 1993 г. Хотя нас, по понятным причинам, туда не пригласили, спустя несколько дней после завершения его работы Клайв получил письмо от супруги одного из английских членов BSTS, которая писала, что «все ваши происки раскрыты», и обвиняла его в организации кампании травли против Яна Вильсона.

Мы привыкли не воспринимать подобные тирады наших корреспондентов всерьёз, однако, проведя небольшой опрос среди лиц, согласившихся подтвердить это, мы выяснили, что незадолго до открытия симпозиума в Международную организацию сторонников подлинности Плащаницы начали поступать письма с измышлениями о Яне Вильсоне. Под всеми этими письмами стояла подпись Клайва. Но, несмотря на все наши усилия, нам так и не удалось раздобыть экземпляр этих писем, и потому нам трудно судить об истинной подоплёке этих обвинений.