Текст книги "Туринская плащаница"

Автор книги: Линн Пикнетт

Соавторы: Клайв Принс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Иейтс убедительно доказывает, что вклад оккультизма в так называемое современное научное мышление явно недооценён. Приведём всего один из её примеров. Нам часто говорят, что одним из величайших триумфов науки над суевериями явилось неопровержимое доказательство того, что наша Земля – это отнюдь не центр Солнечной системы и что она вращается вокруг Солнца. Однако, когда Николай Коперник (1473 – 1543) выдвинул свою гелиоцентрическую теорию, первыми её приверженцами стали именно алхимики, ибо она согласовалась с одним из их основополагающих принципов, гласящих, что самой мощной магической силой обладает Солнце. Показательно, что во введении к изложению своей теории Коперник цитировал один из важнейших трудов по алхимии – «Асклепий», а в числе наиболее рьяных его сторонников был Джордано Бруно, один из крупнейших эзотериков и алхимиков XVI в. Иейтс задаёт резонный вопрос: получила бы гелиоцентрическая теория такое признание, если бы не тот энтузиазм, с которым её поддерживали оккультисты.

Йейтс видит основной «секрет» истоков Возрождения в пробуждении интереса к оккультным идеям и всему тому, что говорится в них о природе и месте человека. И вместо того, чтобы связывать Возрождение с агонией великой Византийской империи, маститая исследовательница считает, что важный импульс, данный Ренессансу, исходил от более близкого источника – преследований евреев в Испании. Дело в том, что еврейство издавна было хранителем различных мистических и магических традиций, наиболее значительная из которых – каббала, чрезвычайно сложное эзотерическое учение, утверждающее, что оно якобы знает и раскрывает в своей практике важнейшие тайны мироздания. Спасаясь от жестоких гонений, евреи были вынуждены эмигрировать, унося свои идеи с собой. Репрессии достигли своей кульминации в 1492 г., когда все евреи были насильственно выдворены из Испании, следствием чего незамедлительно стало знакомство с каббалой новой, христианской аудитории. По сути дела, именно христианизированная версия каббалы явилась тем краеугольным камнем, на котором возник новый, динамично развивающийся оккультизм.

В этой связи следует выделить два важнейших фактора: неоплатонизм и оккультная алхимия. Оба они в эпоху Возрождения переживали новый подъём. Неоплатонизм представлял собой дальнейшее развитие классической философии Платона, которую большинство историков считают рационалистической, протонаучной философской системой. Однако это не совсем так: она утверждает, что человек – частица Божественного начала на земле, пребывающая в плену в этом несовершенном мире, которая теоретически может реализовать свою Божественную составляющую путём овладения оккультными знаниями и законами.

Герметизм, или алхимия, – это философия, основанная на трудах «Асклепий» и «Герметический корпус», автором которых, по преданию, считается знаменитый древнеегипетский маг Гермес Трисмегист. Первый из этих трудов был известен в Европе ещё в Средние века, тогда как второй получил известность лишь после того, как его в середине XV в. заново открыл и перевёл на латынь флорентинец Марсилио Фичино, прозванный современниками «вторым Платоном». Затем, в 1486 г., другой итальянец, Пико делла Мирандола (1463 – 1494) опубликовал трактат о каббале. С ней его познакомили испанские евреи, включая и загадочную личность, известную под именем Флавий Митрадат, который, как сегодня установлено, специально «редактировал» каббалистические тексты, чтобы сделать их более приемлемыми для христиан. Итак, этим трём системам – неоплатонизму, алхимии и каббале – предстояло коренным образом трансформировать дух эпохи.

На всём протяжении Средних веков Церковь, на правах единственного хранителя истины, учила, что человек – существо слабое, ничтожное, порождение первородного греха, зависящее исключительно от Божьего милосердия, которое одно поддерживает его жизнь и, если человеку особенно посчастливится, спасает его от загробных мук в пламени ада. В эпоху Средневековья небеса определялись не как обитель наслаждений, а как место, где нет и не может быть страданий. [47]47
  В позднем Средневековье в католической церкви возникло учение о третьем измерении загробного мира – чистилище, куда попадают души людей, совершивших грехи достаточно серьёзные и потому не властных войти в рай, но в то же время не настолько безнадёжных, чтобы оказаться в аду. Считалось, что в чистилище (лат. пургаторий) такие души проходят очищение от грехов и будут прощены на Страшном суде Божьем. Учение о чистилище – одно из уклонений католической доктрины от учения отцов Семи Вселенских соборов, сохраняемого в православной церкви. (Прим. Пер.)


[Закрыть]На фоне таких перспектив ничто не побуждало человека стремиться к расширению своих воззрений, не способствовало формированию здравого и жизнелюбивого сознания. В то же время философия герметизма, или, как её чаще называют, алхимия, утверждала возвышенную природу души человека, постулируя, что каждый человек – это потенциальный бог. Алхимики учили, что каждый может раскрыть и реализовать заложенный в нём потенциал божественности, если приобщится к тайным знаниям, донесённым до него из глубин прошлого, передаваясь от посвящённого к посвящённому.

И вдруг всё стало возможно и позволено: прежние препоны пали. Мир предстал увлекательным и захватывающим местом изучения и познания всего и вся, где можно было бесстрашно экспериментировать и, в рамках законов природы, управлять происходящим. Слава гениев Возрождения – не что иное, как взрыв коллективного самосознания, импульс которому дала оккультная идея о человеке как о Богоподобном создании, приходящем в этот мир, как впоследствии писал английский поэт Уильям Вордсворт (1770 – 1850), «Оставляя за собой // Облака сиянья Славы».

Конечно, оккультные идеи возникли и получили известность задолго до эпохи Возрождения. Особенно преуспели в формировании идеологического фона эпохи алхимики. Однако их идеи были внезапно подхвачены молодыми учениками, преисполненными энтузиазма первооткрывателей, видевшими в этих воззрениях средство преодоления интеллектуальной бесплодности Средневековья и начавшими с возврата к захватывающей дух свободе классической античности.

Страной, где сформировалась философия герметизма и началось бурное развитие Возрождения, суждено было стать Италии. По иронии судьбы это во многом объяснялось тем, что именно там авторитет папы был значительно слабее, чем в других странах. Дело в том, что государства, существовавшие на территории Италии, видели в папе политического соперника и стремились ограничить до минимума власть Церкви. Из Италии этот возрожденческий «Нью Эйдж» начал распространяться по всей Европе, пока Церковь не осознала, что она, так сказать, излишне расслабилась, и попыталась вновь вернуть мир обратно в Средние века. Но там, куда успел проникнуть новый дух, он заявлял о себе творениями живописи, архитектуры и литературы, хотя его истоки, если воспользоваться термином Френсис Иейтс, коренились в новой оккультной философии. Исследовательница проследила прямую преемственность и эволюцию этих взглядов из Италии середины XV в. через труды немецкого мага Агриппы, великого герметика и пророка Джордано Бруно и мага елизаветинской эпохи Джона Ди (конец XVI в.) вплоть до зарождения розенкрейцерского движения в начале XVII в. и далее.

Оккультная философия стоит за всеми идеями и устремлениями эпохи Возрождения, и её просто невозможно отделить от него, ибо именно в характерно оккультном мышлении кроются корни туманного символизма Ренессанса. Одной из главных реликвий и «орудий производства» мага-алхимика является его талисман. Фичино был одержим идеей талисмана. Хотя его часто считают синонимом таких понятий, как амулет и оберег, на самом деле талисман – это нечто гораздо большее. Считается, что он привлекает некие магические силы, которым он посвящён. Многие полотна и скульптуры эпохи Возрождения вполне можно считать талисманами. Так, например, полотно Сандро Боттичелли (1444 – 1510) «Весна» – не что иное, как талисман, призывающий милость Венеры. Век спустя в Амстердаме знаменитый Рембрандт (1606 – 1669) запечатлел на своих полотнах элементы каббалистики.

В свете наших изысканий весьма важно и показательно, что именно Флоренция оказалась тем местом, где объединились три составляющих Возрождения – неоплатонизм, алхимия и каббалистика, – и объединились особенно плодотворно и творчески продуктивно. А своего рода катализатором этого взрывного интеллектуального развития стал не кто иной, как Лоренцо Медичи Великолепный (1450 – 1492), правитель Флоренции и видный покровитель Андреа дель Верроккьо (1436 – 1488), который, как мы вскоре увидим, был одним из главных носителей идей Возрождения в молодые годы Леонардо.

Двор Медичи до такой степени горел желанием превратить Флоренцию в центр культуры и научной мысли, что дед Лоренцо, Козимо, посылал агентов по всему Средиземноморью с заданием скупать древние манускрипты, считающиеся утраченными. Самую высокую цену они заплатили за «Герметический корпус», который Козимо спешно приказал перевести. Честь выполнить этот труд была столь велика, что Марсилио Фичино, по преданию, отложил свой перевод полного собрания творений Платона и приступил к работе над переводом «Корпуса».

Сам Фичино написал или перевёл многие из классических трудов по оккультизму эпохи Возрождения, такие, как «Орфика» (сборник гимнов в честь языческих богов) и «Де триплика вита» [48]48
  «Де триплика вита» (лат. De triplica vita) – «О тройственной жизни». (Прим. пер.)


[Закрыть](трактат об астральной магии и талисманах), и был воспитателем и учителем самого Лоренцо, а впоследствии – его детей. Пико делла Мирандола, крупнейший авторитет по христианской каббалистике, написал свой знаменитый трактат именно во Флоренции, после того как Лоренцо предложил ему своё покровительство и защиту от инквизиции. Как это ни странно для того времени, во Флоренции при Лоренцо терпимо относились к евреям. Действительно, он часто личным вмешательством останавливал гонения на евреев в других государствах Италии, превратив её в почти идеальное убежище для всех, кто удостоился особого внимания со стороны главы инквизиции, – испанского фанатика Торквемады.

Мы нисколько не удивились, узнав, что Лоренцо так же активно интересовался оккультизмом. По словам историка доктора Юдит Хук, «его сочинения свидетельствуют о хорошем знакомстве с латинскими поэтами… демонстрируют осведомлённость в литературе по алхимии, современных ему медицине и теории архитектуры и интерес к магии и астрономии…»

Флоренция буквально кишела различными группировками и обществами: гильдиями, комитетами, советами, религиозными коллегиями и т.д. В городе существовала широкая сеть тайных религиозных организаций (никто не знал, в чём конкретно состоят их взгляды), так называемых Ночных компаний. Обществом, поддерживавшим особенно тесные связи с семейством Медичи, было Братство магов, ставшее ядром кружка философов-неоплатоников. Лоренцо, как и его отец и дед, состоял его главой. При всей своей религиозной ортодоксальности Братство при Лоренцо было гораздо большим, чем современные масонские ложи, и в «ряды магов» горели желанием вступить все, кто стремились стать влиятельными людьми.

Однако это был мир, который отнюдь не был склонен встретить с распростёртыми объятиями такого чужака, как Леонардо. Он мог с полным основанием быть подвергнут допросу с пристрастием и дознанию за свои откровенно «еретические» взгляды. Но, помимо этих его радикальных воззрений, мы должны обратить внимание на его бытовые привычки и особенности, которые вполне могли дать инквизиции повод обратить на него особо пристальное внимание.

Леонардо был левшой. Он был строгим вегетарианцем. Он рассекал и вскрывал трупы. Он имел немало друзей среди алхимиков и некромантов. Он работал по воскресеньям и посещал воскресные мессы только тогда, когда состоял при дворе. Два последних пункта вполне могли считаться тяжёлыми грехами во времена, когда показное благочестие решало всё, но как же быть с прочими?

В ту эпоху быть левшой означало быть носителем злого начала, и тем не менее Леонардо, хотя он в принципе одинаково хорошо владел обеими руками, любил выставлять напоказ тот факт, что он – левша.

Кроме того, он был вегетарианцем. [49]49
  Леонардо да Винчи писал, что он не позволит, чтобы его тело сделалось «могилой других тварей, обиталищем смерти… вместилищем тления» («Атлантический Кодекс»). Эта фраза цитируется в книге Брэмли.


[Закрыть]Для современных людей на Западе сама мысль о том, что кого-то могут счесть еретиком только за необычную диету, представляется более чем удивительной. Однако во многих религиях, например в ортодоксальном иудаизме, исламе и у мормонов, до сих пор сохраняются жёсткие предписания в отношении пищи и несоблюдение их считается наказуемым грехом.

Церковь придавала и придаёт огромное значение доминированию человека над животным миром, установленным Самим Богом, как о том сказано в Книге Бытия. Однако этим дело не ограничивается. Поскольку Бог создал всех тварей ради и для нас, позволив нам делать с ними всё, что угодно, отвергать Его дары – сущее кощунство. Во времена Леонардо вегетарианство и приверженность растительной пище считались «трапезой дьявола», и уклоняться от употребления в пищу мяса (за исключением, разумеется, пятницы) означало верный путь к тому, чтобы быть обвинённым в ереси. Как же Леонардо выходил из этого щекотливого положения?

Леонардо, посвятившему большую часть своей жизни исследованиям, приходилось вскрывать и рассекать трупы для анатомических штудий. Для того использовались тела людей, осуждённых на смертную казнь. Ему приходилось по многу часов подряд проводить среди смердящих трупов, и его руки чуть ли не по локоть были покрыты трупной слизью (надо отметить, что Леонардо изобрёл способ предохранить ногти от слизи), но он далее нередко любил (причём, что самое поразительное, в беседах со священниками) хвастать тем, сколько тел мужчин, женщин и детей ему довелось вскрывать. И лишь уже в конце жизни, когда папа Лев X выразил резкое недовольство анатомическими опытами Леонардо, ему пришлось прекратить свои штудии. Мирная жизнь Леонардо оказалась в опасности, и именно в это время он был вынужден перебраться во Францию, где и умер.

Хотя этот факт не слишком широко известен и далеко не все историки признают, что Леонардо сам был алхимиком и некромантом, имеется ряд свидетельств его частых контактов с людьми, которые были известными приверженцами так называемых «чёрных искусств». [50]50
  Помимо сотрудничества с Рустики, Леонардо да Винчи давно поддерживал связи с оккультистом Томаско Мазини (взявшим псевдоним Зороастро де Перетола). Именно вместе с Мазини он покинул Флоренцию и в 1482 г. перебрался ко двору Милана. В 1483 г. Мазини поселился при доме Леонардо и считался его помощником вплоть до возвращения маэстро во Флоренцию в 1503 г. Покровителем и патроном Леонардо в Риме в 1513 – 1515 гг. был Джулиано Медичи (сын Лоренцо и брат папы римского Льва X). Джулиано Медичи был известным алхимиком.


[Закрыть]Так, например, единственная дошедшая до нас скульптура, к которой Леонардо приложил руку, представляет собой по большей части творение Джованни Франческо Рустичи, которого Серж Брэмли в своей книге «Леонардо: художник и человек» прямо называет «алхимиком-дилетантом и некромантом-любителем». Это изваяние, запечатлевшее Иоанна Крестителя (который представлен воздевшим перст в небеса), до сих пор стоит во Флоренции в баптистерии, освящённой во имя Иоанна Крестителя. Джорджо Вазари, известный мемуарист и историк искусства XVI в., в своих «Жизнеописаниях художников» утверждает, что когда Леонардо и Рустичи работали над этой статуей, они никому не позволяли присутствовать при этом. Подобному стремлению к уединению можно найти разные объяснения. Но каковы бы они ни были, факт остаётся фактом: Леонардо и его друг не желали, чтобы им мешали.

Некромантия – это одно из чёрных ремёсел, в котором для пророчеств и предсказаний используются трупы. Примерно спустя поколение после Леонардо Джон Ди, придворный астролог и предсказатель английской королевы Елизаветы I, получил широкую известность как человек, практиковавший некромантию, достигая при этом поистине жутких результатов. Впрочем, среди людей эпохи Возрождения, жаждущих обрести всевозможные познания, подобная практика была заурядным делом. Можно не сомневаться, что, если Леонардо лично и принадлежал к этому странному и сомнительному братству, он не испытывал никаких колебаний относительно контактов с людьми, реально практиковавшими некромантию. Сам же он, вне всякого сомнения, был для них ценным поставщиком «сырья», имевшим постоянный и неограниченный доступ к трупам для своих анатомических опытов.

Ни на минуту не допуская подозрений в том, что Леонардо сам мог быть некромантом и алхимиком, осторожный Серж Брэмли пишет: «Леонардо более не смел открыто называть состав ингредиентов сплавов, над которыми он работал. Он пользовался особым кодом, заимствованным из лексикона алхимиков, упоминая имена Юпитера, Венеры или Меркурия, когда называл металл «возвращающимся к груди матери», что означало возвращение в огонь… Но самое худшее было впереди: стремясь дискредитировать и опорочить Леонардо в глазах Ватикана, Джованни обвинил своего друга в том, что он практикует некромантию. Именно после этого Леонардо был строжайше запрещено проводить анатомические штудии над трупами в больнице Святого Духа.

Может показаться странным, что человек не отваживается изложить на бумаге детальные аспекты своей работы, но дерзает пользоваться воображением истого алхимика. Понятно, что такой язык был куда более опасным делом, чем простой рассказ о своих изысканиях, избавляющий людей от необходимости ломать голову над разгадкой. И ещё: когда папа был вынужден расследовать выдвинутые против Леонардо обвинения в ереси в форме некромантии, единственное, что он мог поделать, – это запретить маэстро проводить анатомические штудии. Возникли упорные слухи о тайных опытах Леонардо: его называли «итальянским собратом Фауста», и Серж Брэмли в этой связи замечает, что «при упоминании имени Леонардо чувствовался запах серы».

Это была циничная эпоха и опасное место, где шла постоянная схватка за власть. Возможно, его высокие покровители и даже Ватикан не были особенно озабочены, что от Леонардо исходил запах серы вплоть до седьмого неба, поскольку он создавал нечто экстраординарное, совершенно уникальное для того хронотопа. В одной из своих записных книжек маэстро писал: «Дерзать быть первым, воплотить мечту в реальность…» Так и слышится интонация страстного, одержимого новатора, увлечённого своей идеей. Но что же именно сделало Леонардо тем удивительным и уникальным человеком, которым он был?

Леонардо родился в субботу, в 10 час. 30 мин вечера 15 апреля 1452 г. в Анчиано, деревушке неподалёку от небольшого городка Винчи в Тоскане. Его дед, Антонио, тщательно записал точное время появления на свет мальчика; возможно, ему это потребовалось для составления гороскопа.

Отец Леонардо служил нотариусом. Его звали сер Пьеро да Винчи, и он имел солидное предприятие во Флоренции. Матерью будущего маэстро была таинственная Катерина (иногда её называют Катерия), простая местная женщина, которая официально так и не была обвенчана с его отцом.

О её жизни известно очень мало; так, местное предание гласит, что она воспитывала мальчика лишь до пятилетнего возраста, а затем вышла замуж за некоего Аттабрига ди Пьеро дель Вакка (возможно, простого солдата) и перебралась в Кампо Зеппи, расположенный примерно в 2 км от Винчи. У супругов были трое дочерей и сын. Возможно, эта женщина была той самой Катериной, которая много лет спустя, когда Леонардо уже стал взрослым, выполняла при нём обязанности экономки и окончила свои дни в его доме, но на сей счёт существуют разные мнения. Это – всё, что известно учёным о женщине, подарившей миру неистового гения – Леонардо да Винчи.

Впрочем, существуют и другие предания, не относящиеся к основному руслу исторической науки. Джованни устроил большой склад у Катерины, которую он иногда называл «женщиной-катаркой» [51]51
  На самом деле ересь катаров существовала в Северной Италии много десятилетий спустя после разгрома катаров во Франции. Более подробно об этом см. в книге Birks and Gilbert.


[Закрыть](кстати сказать, вегетарианство Леонардо вполне могло быть вдохновлено традицией катаров), и порой намекал, что эта Катерина была значительной фигурой в подпольной иерархии еретиков и магов. Не исключено, что она была «ведьмой» (мудрой женщиной, обладавшей даром целительства), или же её дарование простиралось гораздо дальше, так что она вполне могла повлиять на взгляды мальчика своим магическим словом, обладавшим громадной силой, и «активизировать» потенциал, заложенный в его сознании.

На протяжении нескольких месяцев о ребёнке заботился его отец. Но затем сер Пьеро женился на Альбьере, первой из четырёх своих законных жён. Она умерла бездетной (это произошло в 1464 г.), как и вторая супруга почтенного нотариуса, но зато двое других его жён подарили ему ни много ни мало двенадцать законных сыновей и дочерей. И хотя вполне вероятно, что жизнелюбивая натура Пьеро эти не ограничилась, он завёл на стороне как минимум несколько незаконных отпрысков, Леонардо оказался среди них единственным, кого отец официально признал своим сыном. Это незаконное рождение было проблемой, доставившей Леонардо в зрелые годы массу обид и огорчений, и, возможно, явилось главной причиной его внутренних борений в годы юности.

В доме неподалёку от Винчи жили Антонио, дед Леонардо по отцовской линии, и его дядя, весёлый бездельник Франческо, бывший на шестнадцать лет старше своего племянника. После ухода Катерины единственными женщинами в доме поочерёдно были мачехи Леонардо – матери законных отпрысков его отца.

Юный Леонардо замкнулся и ушёл в себя – в мир своих фантазий, где было возможно всё. Есть данные, что юный дядюшка Франческо проводил с ним немало времени, будучи едва ли не единственным товарищем забав будущего гения, способным дать ответы на его бесчисленные вопросы, – этот плод неутомимой умственной деятельности, напряжённой работы мозга. Возможно, Леонардо, как и большинство людей гениальной одарённости, был одинок, будучи отделён от остальных детей той внутренней силой, которая вела его по жизни, отпугивая и повергая в страх всех не наделённых ею, по мере того, как раздвигались горизонты его внутреннего мира.

Статус незаконнорождённого не позволял ему заниматься юриспруденцией – потомственной семейной профессией, и тринадцатилетний Леонардо был отдан в ученики к Андреа дель Верроккьо, художнику, жившему во Флоренции. В те времена художники считались людьми немногим более почтенными, чем простые ремесленники, и их студии во многом напоминали импровизированные ремесленные мастерские. Считалось, что подмастерья и ученики – боттеги – должны владеть многими художественными и техническими навыками, часто используя свои собственные материалы. Они, что называется, жили при мастерской и редко могли выкроить время, чтобы заглянуть в окружающий мир.

Верроккьо был увлечён математикой, музыкой и, что более показательно, магией и алхимией. Леонардо был тихим, прилежным и смышлёным тружеником, дарования которого стали очевидны чуть ли не с первого дня. С тех пор как позолоченный медный шар весом около двух тонн, в создание которого Леонардо вложил немало труда, был в 1471 г. водружён на вершине шпиля кафедрального собора во Флоренции, юноша занял почётное второе место в «команде» Верроккьо.

В те же годы Леонардо встретил географа Паоло Тосканелли («маэстро Паголо»), который впоследствии составил карты для великого плавания Колумба в Америку и у которого юноша познакомился с основами механики. Другим человеком, оказавшим в тот период влияние на Леонардо, был Леон Батиста Альберти (1404 – 1472 ), эрудит и учёный, проводивший опыты с камерой-обскурой. Как и Леонардо, Альберти обладал почти сверхчеловеческой физической силой. Не исключено, что именно он научил своего ученика секретам концентрации духовной энергии, подобной практике боевых искусств. Возможно, это умение концентрировать энергию и стоит за свершениями обоих мастеров. К примеру, в зрелые годы Леонардо в шутку часто разгибал подкову, а однажды сорвал с петель тяжеленную запертую дверь, и притом, как свидетельствуют очевидцы, без всякого видимого усилия.

Другой видной личностью, с которой Леонардо встретился в молодые годы, был знаменитый художник Боттичелли (Сандро Филипепи), бывший на семь лет старше Леонардо и, если верить тем же «Секретным досье» Приората Сиона, впоследствии ставший великим магистром их ордена. Его интерес к эзотерике нашёл своё выражение в создании своей собственной колоды карт таро. После смерти Боттичелли, последовавшей в 1510 г., Леонардо занял его место во главе ордена.

Флоренция в ту эпоху была богатым и процветающим городом-государством, который держали под контролем коммерсанты и управляли которым банкиры семейства Медичи. Мастерская Верроккьо работала изо всех сил, создавая статуи, элементы декоративного убранства и портреты, чтобы поддержать свой престиж. Много лет спустя Леонардо писал: «Медичи меня создал, и Медичи меня уничтожил», хотя не вполне ясно, что именно он имел в виду во второй половине своей фразы. Несомненно, знакомство с Медичи в 1476 г. оказалось для него как нельзя более кстати, когда двадцатичетырёхлетний художник вместе с группой молодёжи был арестован по анонимному доносу и обвинён в «ереси». Принято считать, что на самом деле их обвинили в содомии; все они очень скоро были отпущены на свободу – в основном благодаря тому, что один из арестованных был в родстве с Медичи. Это помогло Леонардо выбраться на свободу, но действительно ли его привела за решётку только пресловутая дурная компания? Но если обвинение, выдвинутое против него, заключалось не в содомии, то какова же была та ересь, из-за которой они все оказались в тюрьме? Между прочим, наказание за ересь и за содомию в те времена было одинаково: смерть, точнее – сожжение на костре.

Слухи о гомосексуальных наклонностях Леонардо преследовали маэстро всю его долгую жизнь и не умолкли даже после его кончины. Однако, за исключением этого краткого и не вполне ясного судебного разбирательства, существует крайне мало прямых свидетельств того, что Леонардо был геем. В его записных книжках иногда встречаются презрительные высказывания о сексуальных связях, и вполне возможно, что эмоциональная сторона его жизни, столь явно сублимированная в его творчестве, практически не получила физического выражения. Или же, как предполагают некоторые комментаторы, его конфликт с законом о содомии до такой степени напугал маэстро, что он более никогда не предпринимал подобных попыток.

Однако его имя по-прежнему было окружено непристойными слухами, и недавняя находка [52]52
  На прежде невидимой стороне листов в «Атлантическом кодексе», которые до 1965 г. были наклеены на страницы «Кодекса».


[Закрыть]порнографических карикатур на его учеников служит аргументом в пользу того, что Леонардо и гомосексуализм отнюдь не являются чем-то несовместимым. Доказано, что его отношения с женщинами носили почтительно-холодный и отстранённый характер, а его замечания о гетеросексуальных связях часто звучат иронически-пренебрежительно. Серж Брэмли ссылается на странный рисунок маэстро, на котором изображены двое, занимающиеся любовью. Так вот в то время как мужчина, – у которого, кстати сказать, преувеличенно большая и пышная шевелюра, – изображён весьма детально, рисунок женщины носит крайне схематический характер.

На протяжении многих лет комментаторы упоминали знаменитую «Мону Лизу» как пример болезненно извращённой сексуальности Леонардо. Более того, давно возникли упорные слухи о том, что на самом деле это гениальное полотно представляет собой автопортрет маэстро. В последние годы двое исследователей, Лилиан Шварц из Белловской лаборатории в США и доктор Дигби Квестед из клиники Модели в Лондоне, доказали, что это действительно так. Сколь ни странным может показаться такое сближение, исследователи, воспользовавшись новейшими методами компьютерного совмещения, доказали, что женское лицо на самом деле представляет собой зеркальное отображение лица самого маэстро на известном портрете, хранящемся в Турине, на котором Леонардо запечатлён уже в преклонные годы. Все основные черты лица – контуры носа, линии губ и бровей, очертания глаз – на обоих полотнах практически совпадают.

Многие исследователи видят в «Моне Лизе» выражение женскойстороны натуры Леонардо, сути его мятущейся души, которую он так упорно скрывал от посторонних глаз. Однако это же свидетельствует и о создании им собственного образа в величайшем из своих творений. Здесь немалую роль сыграли и «порнографические» рисунки Леонардо: наброски с изображением «гермафродитов в состоянии сексуального возбуждения», которые недавно, после многолетнего отсутствия, были возвращены в Королевскую коллекцию в Виндзорском дворце. (Они были украдены ещё в правление королевы Виктории. По преданию, королева даже обрадовалась, узнав об их пропаже.) Однако было бы слишком поверхностным приписывать очевидную одержимость Леонардо образами гермафродитов его болезненно-извращённой сексуальной ориентации и подлинному восхищению двуполым творением, выражением которого является его знаменитый автопортрет – «Мона Лиза».

Существует и другая причина, по которой флорентинец той эпохи мог быть одержим идеей двуполости или, лучше сказать, идеей изменения пола и замещения одного пола другим. Гермафродит – это, так сказать, алхимический символ в чистом виде, отражающий совершенное равновесие, достигнутое посредством Великого Труда, а также символизирующий совершенное существо, в которое преображается сам алхимик после определённой трансмутации в духовном плане, а по мнению многих, и в физическом. Это было «желанное состояние», не имеющее практически ничего общего с сексуальностью в её современном понимании. Великое Творение [53]53
  Великое Творение – условно-метафорическое название цели усилий алхимиков, преображение материи и трансформация человеческой природы, благодаря чему адепт становится «Богом» и обретает способность воздействовать на весь макрокосм. (Прим. Пер.)


[Закрыть]– это взрывной переход потенциала в реализацию, при котором мистические образы приобретают конкретную материальную форму. Как говорят алхимики, «что вверху, то и внизу». Считается, что этот процесс преображает дух в материю и обеспечивает трансмутацию одного вида материи в любой другой. Именно благодаря этому человек становится богом.

В науке и технике XXI в. алхимика принято считать несчастным помешанным глупцом, а все его практики, устремления и воззрения – не более чем дикарскими выдумками и колдовством, которые мы вправе отвергнуть с пренебрежением. Надо признать, что, когда мы только приступили к своим изысканиям, мы тоже придерживались таких взглядов. Но вскоре мы осознали, что, хотя алхимия может казаться легковесной и смехотворной (кстати сказать, многие серьёзные алхимики сознательно культивировали подобный имидж своей науки, чтобы отпугнуть нежелательное внимание непосвящённых), на самом деле она является чрезвычайно могущественной. Она выглядит особенно привлекательной для того, кто хочет раскрыть свой физический, интеллектуальный и духовный потенциал и подняться выше окружающих в деле осмысления Вселенной и своего места в ней. Алхимия часто представляется как причудливое смешение философии, космологии, астрологии, физики и химии, и даже как особая форма генной инженерии. Нейл Пауэлл, современный специалист в области алхимии, утверждает:

«Великие алхимики были людьми, образованными во многих областях знания. Диапазон и объём знаний в те времена был весьма невелик, и поэтому человек вполне мог рассчитывать овладеть всей суммой информации о таких различных предметах, как медицина и религия, философия и алхимия, логика и магия. Стремившийся к познанию не видел ничего несовместимого в самых разных областях познания. Магия в его глазах не противоречила медицине, а философия – религии. Познание, как считалось в те времена, представляет собой некое всеединство, и различные области знания воспринимались как разные аспекты этого единства. Они в совокупности вели человека к более полному постижению Вселенной».