Текст книги "Второй шанс (ЛП)"

Автор книги: Линн Пайнтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Признание № 14

Однажды, когда была в младших классах, я написала «Бет Миллс воняет» на кабинке туалета после того, как она рассказала всем, что летний лагерь, который я посещала, на самом деле был лагерем для астматиков.

Ник прокатил меня на спине до тату-салона после выхода из банка. Он не возмущался, пока я прятала в его шее свой ледяной нос, а когда он наконец остановился и выпрямился, я спрыгнула. Здание салона «402 Ink» выглядело стильно благодаря полному отсутствию опознавательных знаков, кроме красной неоновой вывески внизу окна.

Он открыл дверь, и я последовала за ним внутрь.

– Боишься? – бросил он через плечо.

– Ни капли! Давай начнём эту пытку иголками.

Я прошла через вестибюль, где все стены и потолок были покрыты рисунками татуировок. Я нервничала, да, но в основном была просто взволнована. Сделать татуировку – это то, чего я никогда не планировала, то, на что у меня никогда не хватило бы смелости до всей этой канители с повторяющимися днями.

Но теперь это словно стало обязанностью, которую я должна выполнить, пока у меня есть «халява». Это послужит, хоть и ненадолго, напоминанием о том дне, когда я, впервые, сделала то, что хотела, а не то, что считала нужным, вместо того, чтобы делать то, чего ожидали все остальные.

Я едва успела всё осмотреть, как услышала, как Ник спросил: – Данте работает сегодня?

Подняла глаза от стены и посмотрела на него, стоящего перед стойкой регистрации.

– Значит, у тебя есть возможность, – он просто посмотрел на меня и подмигнул.

Я всегда думала, что подмигивание – это пошло, до этого дня. Подмигивания Ника заставляли меня чувствовать тепло и волнение.

Тот, кого я приняла за Данте, вышел из задней комнаты, и они обменялись рукопожатием, пока я бродила по комнате, рассматривая рисунки. После десяти минут тихой болтовни я услышала, как Ник сказал: – Есть шанс, что ты сможешь принять мою подругу Эмили после обеда?

– Конечно, – Данте взглянул на меня и спросил: – Ты знаешь, чего хочешь? И у тебя есть удостоверение личности?

Я вытащила своё удостоверение из кармана, подошла к нему и провела рукой по волосам.

– Да. Вот. И это всего семь слов. Я сделала скриншот шрифта, который мне нравится.

– Какие семь слов? – Ник засунул руки в карманы и подозрительно посмотрел на моё удостоверение.

– Не твоё дело.

– Это три, – сказал Данте.

– Помни, Хорнби, это на всю жизнь, – сказал Ник.

Не знаю почему, но мне очень нравилось, когда он называл меня по фамилии.

– Само собой, Старк, – но он не подозревал, что завтра я проснусь в другом 14 февраля, с чистой, нетатуированной кожей.

Данте пришлось отвлечься на вошедшего посетителя, после чего Ник испытующе на меня посмотрел. Он приблизился и, понизив голос, спросил: – Почему у тебя поддельное удостоверение личности?

Моё лицо залилось румянцем, когда я, заикаясь, пробормотала: – У меня не… я имею в виду, это не…

– Я не собираюсь выдавать тебя, – он толкнул меня локтем, и в животе запорхали бабочки. Его глубокий голос прошептал: – Просто не могу поверить, что у начитанной Эмили Хорнби есть подделка. Поддельный читательский билет, возможно, но поддельные водительские права? Не похоже на тебя.

Чувствуя себя немного менее нелепо, я пояснила: – Крис работает с парнем, который купил какую-то машинку на черном рынке и практиковался на нас.

Его челюсть отвисла. – Крис? Тот самый милашка Крис из театра?

– Да.

Он покачал головой, улыбаясь. – А вы, зубрилки, оказывается, тоже отрываетесь. Кто бы мог подумать?

– Готова? – Данте вернулся и я пошла за ним в комнату, благодарная, что Ник был со мной, потому что на самом деле я немного нервничала. Когда я показала Данте, что я хочу – одну из моих любимых строчек из песни – Ник спросил: – Ты уверена? Я понимаю, что сегодня ты чувствуешь себя храброй, но через пару лет, или даже часов, ты можешь пожалеть что набила её на своей коже.

– Поверь мне, я знаю, что делаю, – ответила я.

Конечно, не знала, по крайней мере, что касается технических нюансов татуировки. Нервозность нарастала, когда Ник сел на стул слева от меня, а Данте занял табурет справа. После того, как Данте продезинфицировал моё предплечье, приложил трафарет и включил машинку, я быстро поняла, насколько болезненной может быть татуировка.

То есть, понятно, что это всё индивидуально. Не то же самое, что зуб вырвать или отвёрткой по лицу получить, но будто кто-то иглу в руку втыкает и по коже ею скребёт.

Потому что, знаете, так оно и было.

– Так откуда вы, ребята, знаете друг друга? – спросила я, пока Данте склонившись над моим предплечьем колдовал над татуировкой, хотя точно знала, откуда они знали друг друга. – Только по татуировке Ника?

– Ты такая любознательная, – сказал Ник.

– Он здесь работает, – ответил Данте, не поднимая глаз, – Старк – наш мальчик на побегушках, разве он тебе не говорил?

Я приподняла бровь и ухмыльнулась Нику, а он в ответ лишь покачал головой и слабо улыбнулся. Глядя на его лицо, я вспомнила о том почти-поцелуе, и не знаю, изменилось ли моё выражение лица, но его точно да.

Его челюсть напряглась, глаза вспыхнули огнём, и этот момент словно завис в воздухе. Будто невидимая нить протянулась между нами, притягивая меня к нему. Нить, по которой бежал ток, который ощущался намного сильнее, чем уколы иглы, царапающей мою кожу. Я сглотнула и моргнула.

Что только что сказал Данте?

– Нет, гм, он упустил эту деталь.

– Стыдишься нас, Ники? – подразнил Данте.

– Она слишком любознательна и ей не нужно знать всякую хрень.

Это заставило меня фыркнуть. – Как скажешь. Ники.

Данте оценил шутку, но я не могла даже хихикнуть, потому что Ник опять смотрел на меня с неотрывным вниманием. Интенсивность его взгляда лишила меня способности мыслить и говорить, пока Данте, подыгрывая шутке, ворчал и бормотал, заканчивая мою татуировку.

Когда Данте наконец закончил, он показал мне результат, и я ахнула, осторожно проводя пальцами по свежему рисунку на руке.

– Вау, это невероятно!

Я отлично провела время, разрушая все вокруг. (прим. пер.: строчка из песни Тейлор Свифт «the last great american dynasty»)

Мне очень нравилось.

Данте вышел из комнаты за чем-то, и Ник поднялся. Он приблизился ко мне и осторожно просунул руку под моим предплечьем, чтобы поднять его к своим глазам. У меня перехватило дыхание, когда он нежно провёл большим пальцем прямо под татуировкой, находясь так близко, что я не могла вспомнить, как выглядел мир за пределами его лица.

– Мне нравится, – сказал он продолжая водить большим пальцем по моей коже туда-сюда. Казалось, что он говорил о чём-то большем, чем о татуировке, когда его лицо нависало над моим, в дюйме от меня.

– Позволь мне только нанести немного этого на твою руку, – сказал Данте, возвращаясь обратно в комнату, с тюбиком чего-то в одной руке и полиэтиленовой плёнкой в другой, – и ты сможешь идти.

Ник отступил, а я так растерялась, что могла только кивнуть и попытаться успокоить бешено стучащее сердце. Он вышел, а Данте, тем временем, рассказывал мне об уходе за татуировкой, нанося мазь, прикрывая её бинтом и плёнкой. Я почти не слушала, зная, что к следующему 14 февраля татуировка исчезнет.

Когда Данте вывел меня в холл, мой напарник по ДБП стоял у входа, разговаривая с парнем с торчащими черными волосами и татуировками на руках. Щеки мгновенно вспыхнули, когда Ник бросил на меня взгляд, и я быстро последовала за Данте к стойке регистрации.

Я оплатила, и когда я подписывала чек, Данте сказал: – Как тебе удалось вытащить маленького отшельника из его ракушки?

– Я заставила его прийти, – протянула ему чек, и он улыбнулся очень доброй, тёплой улыбкой.

– Что ж, я рад. Ники слишком быстро повзрослел после аварии, ему нужно немного веселиться.

– Аварии? – я оглянулась, чтобы убедиться, что Ник не услышал и не подумал, что я расспрашиваю. – Ник попал в аварию?

– Не Ник, а Эрик.

– Эрик…?

– Его брат. Сегодня годовщина?

Ник подошёл и поправил журналы на стойке.

– Ты готова, Хорнби? – он не выглядел так, будто что-то услышал, но я не могла избавиться от ощущения, что наткнулась на какую-то тайну, о которой Ник не хотел, чтобы я знала.

Я кивнула и прочистила горло. – Готова, Старк.

Ник попрощался с друзьями, а я крикнула «Спасибо!», когда мы выходили.

– Брр, холодина, – пробурчал Ник, застёгивая куртку.

Я плотнее прижала к телу свою куртку – нет, его куртку.

– Я уже говорила спасибо за твою чудесную куртку?

– Не за что, – он посмотрел на меня, скользнув взглядом по моей огромной куртке, прежде чем на его лице появилось забавное выражение. Он заметно сглотнул, его челюсть напряглась, и он на мгновение умолк, прежде чем наконец прочистил горло и сказал: – Ну, куда дальше?

Я посмотрела налево и указала на стоявшую рядом с нами лестницу, ведущую наверх по боковой стене приземистого кирпичного здания. Мои глаза проследили за её траекторией вверх, и казалось. что здание было всего несколько этажей высотой. Всё, чего я хотела, это отвлечь Ника от того, что только что опечалило его, и когда я соединила эту цель с тем фактом, что это был ДБП, вылезти на крышу казалось чудесной идеей.

– Нет, – сказал Ник.

– Потому что мы уже были на балконе?

– Потому что если мы собираемся лезть на крышу, то возьмём с собой что-нибудь горячее выпить, – он перевёл взгляд с лестницы на меня. – И я знаю место получше. Пошли, – Ник схватил меня за руку и потянул за собой, притягивая ближе, когда мы начали идти по тротуару. Его ноги были намного длиннее моих, что он практически тянул меня за собой.

– Помедленнее, – сказала я, смеясь.

– Слишком холодно для медленного темпа, Эм, – он остановился, повернулся и подставил мне спину. – Запрыгивай.

– Опять? – спросила я, немного задыхаясь от такой близости и использования моего прозвища. – Я могу идти быстрее, тебе не нужно нести меня, как маленького ребёнка.

Он посмотрел на меня через плечо. – Не-а, мне нравится. Так теплее и от твоих духов голова кругом.

Мы обменялись смешками, прежде чем я запрыгнула на него, будто молчаливо признавая это влечение. Я обхватила его руками за шею, а он, схватив меня за ноги и прижав их ближе, сказал: – Погнали.

Он сорвался с места, идя так быстро, что это была быстрота моего бега. К счастью, на улице было мало пешеходов, поэтому ему было легко пробираться по улице с пассажиром, цепляющимся за его тело.

– Ты там в порядке, Хорнби?

– Я становлюсь тяжёлой, не так ли?

– Становишься?

– Заткнись.

Я почувствовала вибрацию его смеха через его спину и тоже рассмеялась, сильнее обхватив его ногами, что вызвало у него ещё один смешок. Он прошёл ещё один квартал, а потом поставил меня на землю, когда мы подошли к маленькой кофейной тележке на углу. «THRIVE COFFEE» судя по всему, был очаровательно отреставрированным фургоном, целиком из блестящего дерева и современной отделки.

Работник посмотрел на нас через окошко для заказов и сказал Нику: – Я видел твоих родителей вчера и твоя мама всё ещё злиться на меня.

Ник усмехнулся и ответил: – Ты разбил её машину, тебя это удивляет?

Парень, на чьём бейджике было написано «Тайлер», и которому на вид ему было чуть за двадцать, рассмеялся и начал рассказывать мне историю о том, как Ник однажды подвозил его на работу на маминой машине, и она застряла в сугробе. По всей видимости, Тайлер должен был лишь слегка нажать на газ, когда Ник подтолкнёт машину сзади, но он решил, что разумнее будет резко ускориться и «вытолкать эту машину из сугроба», в результате чего она резко рванулась вперёд, вильнула и врезалась в парковочный счётчик.

Ник заливался смехом. – Тай вышел, осмотрел вмятину, а потом, казалось, искренне обиделся на то, что сделал парковочный счётчик.

Было удивительно видеть Ника абсолютно счастливым. Меня почти охватило отчаянное желание делать всё необходимое, чтобы он всегда был таким.

– Кстати, это Эмили, – сказал Ник Таю и мы обменялись вежливым приветствием.

– Разве вы, дети, не должны быть сейчас в школе? – спросил Тай.

– Вообще-то, должны, – ответил Ник, повернув ко мне свои сияющие глаза. – Вот эта нарушительница уговорила меня прогулять. А теперь ей на крышу приспичило залезть, в такую-то холодину, будто мы в каком-то кино.

– Круто, – Тайлер одобрительно кивнул. – Ведёшь её к месту Ти-Джея?

Ник кивнул. – Да, но сначала нам нужно выпить чего-нибудь горячего.

– Как всегда, здоровяк?

– Сделай два.

Тайлер скрылся из виду, чтобы приготовить напитки и я спросила: – Кто ты, Ник Старк?

Он прищурился, и когда ветер подул между нами, он сказал: – Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что у людей нашего возраста нет настоящей жизни. Мы тусуемся со школьными друзьями и, возможно, иногда ездим в торговый центр. А ты…, – я махнула рукой в сторону кофейной стойки и зданий в центре города, – у тебя взрослые друзья и, по сути, жизнь в центре города. Ты секретный агент? Тебе на самом деле сорок?

Его глаза пробежались по всему моему лицу, и он тихо сказал: – Я мог бы рассказать тебе, но тогда мне пришлось бы убить тебя.

– Они всегда так говорят, но действительно ли им приходится убивать? – я заправила развевающиеся волосы за уши и сказала: – Нельзя ли так: «Я мог бы рассказать тебе, но тогда ты должна будешь пообещать вечно хранить мою тайну»?

– Два больших моккачино с дополнительным шоколадом и двойной порцией взбитых сливок. – Тайлер появился в окошке с двумя большими бумажными стаканами кофе.

Я посмотрела на Ника, который явно был сладкоежкой, и сказала: – У меня зуб заныл только от того, что я услышала этот заказ.

– Неудивительно, – Тайлер взял дебетовую карту Ника, и они начали разговор о ком-то незнакомом мне, пока он пробивал заказ, а я просто наблюдала. Ник казался таким непринуждённым, таким тёплым в общении со своими друзьями, и это была сторона, которую я ранее не наблюдала. В школе он всегда производил впечатление человека, пытающегося пережить день, не вступая ни с кем в разговоры.

Сейчас же всё было по-другому.

После кофейной тележки Ник потащил меня через квартал, где мы вошли в неприметное многоквартирное здание. На вопросы он не отвечал, просто шёл вперёд. Мы поднялись лифтом на последний этаж, прошли по длиннющему коридору и зашли в техническую каморку, а потом Ник жестом указал мне на лестницу между двумя ржавыми котлами, которая, судя по всему, вела к какой-то решётке.

– Я полезу первым и открою люк, если ты подержишь мой стаканчик.

Я моргнула. – Эм, что? Какой ещё люк?

Он протянул мне свой дымящийся напиток и, глядя прямо в глаза, спросил: – Ты мне доверяешь?

Я просто кивнула и протянула свободную руку.

– Хорошая девочка, – он отдал мне свой стаканчик, развернулся и начал карабкаться по лестнице бог знает куда. Я слышала стук его ботинок по каждой металлической ступеньке, потом какие-то железные скрипы, прежде чем порыв ледяного ветра пронёсся вокруг меня, и котельная наполнилась светом.

– Я иду за кофе, – услышала я его слова, когда он спускался назад, – так что даже не думай лезть с занятыми руками.

Секундой позже он спустился передо мной и взял свой кофе.

– Тебе, должно быть, стоит подняться первой, так что если ты поскользнёшься, я буду здесь, чтобы смягчить твоё падение. Как думаешь, сможешь подняться с одной рукой? Если нет, я оставлю свой стаканчик здесь, а твой понесу.

– Вау, – я посмотрела на люк и сказала: – Какое галантное предложение.

Он поднял брови и сказал: – Ну или мне очень нравится вид того, как эти кожаные штаны обтягивают твою задницу.

Скажи это кто другой, я б по морде дала. Но его лукавая усмешка подсказывала мне, что он сказал это нарочно, потому что знал, что это меня заденет.

Я закатила глаза и принялась взбираться наверх.

Поднявшись по лестнице и оказавшись на крыше, на меня обрушился ледяной зимний воздух. Ник появился позади меня, и прежде чем я успела осмотреться, он сказал: – Закрой глаза.

Я послушалась, но проворчала: – Кажется, на крыше это не лучшая идея.

– Знаю, знаю, – сказал он, и я почувствовала, как он взял мою свободную руку и повёл меня. – Но я обещаю не убивать тебя. Просто не хочу, чтобы ты увидела это до тех пор, пока не встанешь в идеальное место.

– Я уже видела город с сорок второго этажа. Насколько это может быть круче?

– Ты даже не представляешь. – Я позволила ему вести меня, обходя разные предметы, пока наконец он не остановился. Его тёплое дыхание коснулось моей щеки, когда он наклонился ближе и тихо сказал:

– Ладно, Эмми, открой глаза.

Признание № 15

В седьмом классе я записалась на баскетбол, думая, что это сделает меня популярной. Играла в розовых конверсах, и за весь сезон набрала два очка от силы. Короче говоря: не прокатило.

Открыв глаза, я затаила дыхание, поражённая красотой. Если вид с небоскрёба захватывал своим размахом, то здесь я словно утопала в объятиях любимого города. Мы находились прямо в сердце Старого рынка, возвышаясь над ним, наблюдая за прогуливающимися людьми, конными экипажами и величественным фонтаном, установленным прошлым летом.

Мы были внутри Старого рынка, а не над ним, но оставались невидимыми.

Это было захватывающе. Я прошептала: – Это волшебно.

– Верно? – сказал он, глядя на что-то на горизонте. – Моё любимое место в городе.

– И снова, кто ты? – я сделала глоток густого сливочного кофе с шоколадом и посмотрела на его волевой подбородок. – Как ты узнал об этом месте?

– Мой брат раньше жил в этом здании, – ответил он всё ещё глядя куда-то вдаль. – Поэтому каждый раз, когда я приезжал к нему, мы всегда проводили время здесь, наверху.

– Повезло. Мои братья мелкие, да и вообще не родные. А где он теперь живёт?

Я смотрела на фонтан, но когда Ник не ответил, я повернулась к нему. Теребя манжеты рукавов, он вздохнул и сказал: – Да, это неловко. Его… нет в живых.

О нет. Та авария. – Ник, я…

– Он погиб в аварии на квадроцикле.

– Ник, прими мои глубочайшие соболезнования.

Он пожал плечами. – Всё хорошо, не то чтобы это произошло недавно. То есть, прошёл уже примерно год.

– Год? Это совсем немного времени. – Год, словно это было вчера.

– Всё нормально, – он не выглядел опустошённым, как после свежего горя. Он выглядел… отягощённым. Истощённым. Изнурённым этим, когда он устало улыбнулся мне. – Я не хотел сваливать это на тебя. Об этом странно говорить.

– Ну…

– Сегодня, как раз, годовщина, – Он сглотнул и попытался выглядеть безразличным, говоря: – Он умер на прошлый День Святого Валентина.

– Серьёзно?

Он слабо улыбнулся и сказал: – Как тебе такой подарок на праздник любви?

– На твоём месте я бы хотела врезать всем, кто говорит о цветах и конфетах. – Меня мутило от мысли, что кто-то мог умереть в день, когда другим присылают букеты из воздушных шариков и пиццу в форме сердца. И ещё я чувствовала себя маленьким ребёнком из-за того, что жалела себя из-за годовщины расставания родителей, когда Ник переживал такое. – Да кому вообще не всё равно?

От этого его улыбка стала чуть шире. – Согласна?

Теперь всё обрело смысл: то, как он жил жизнью взрослого в теле старшеклассника. Как могли выпускные, вечеринки и баскетбольные матчи казаться чем-то большим, чем бессмыслицей, после пережитой потери?

– Я полностью пойму, если ты не захочешь продолжать со мной ДБП, Ник, – я поставила свой стаканчик рядом с его, спрятала руки в карманы и почувствовала себя виноватой за то, что втянула его в свои приключения. – Может, тебе лучше…

– Побыть с моими родителями и слушать, как тихо стало в доме? Нет, это гораздо лучше.

Я направилась за ним к скамейке, примостившейся у засохшего растения на углу крыши. Он опустился на неё, а когда я села рядом, его рука нежно скользнула по моему рукаву, притягивая меня ближе. Он посадил меня так, чтобы моя спина уютно устроилась на его груди. Его рука обняла мои плечи, а подбородок мягко коснулся макушки моей головы.

– Тебе так удобно? – прошептал он, и его голос ласково вибрировал у меня в ушах.

– Угу, – тихо ответила я.

Мы сидели так, молча наблюдая за раскинувшимся перед нами миром, казалось, целую вечность. Но это не было неловко, просто тихо.

– Знаешь, что самое странное? Это разобщённость между жизнью и смертью в моей голове, – голос Ника был невозмутим, когда он сказал: – Я могу провести час думая о том, что он мёртв, но через пять минут, если я услышу шум в коридоре, то подумаю какую-то чушь вроде: «Эрик, наверное, принимает душ». Будто мой мозг знает, а память забывает, что-то такое.

– Это невероятно ужасно.

– В каком-то смысле, – его голос был тихим и солнце немного согрело мои щеки, когда он сказал: – Но часть меня любит эту путаницу, потому что на ту долю секунды кажется, что всё нормально. Странно, правда?

– Вовсе нет. – Мне было больно за него, и я положила свою руку на его. – Но после этой доли секунды, следующая доля секунды ужасна.

– Хуже не бывает, – он издал звук, похожий на смесь смеха и стона, и сказал: – Откуда ты это знаешь?

– Не знаю, как этого могло не быть. – Я провела пальцем по его костяшке и спросила. – Вы были близки?

– Да. Ну, близки так, как близки братья с разницей в три года. Мы большую часть детства дрались, но всегда были вместе.

– Тебе, наверное, сейчас очень одиноко. – Я знала, что есть вещи и похуже одиночества, но также знала на собственном опыте, что пустая ноющая боль одиночества может быть совершенно удушающей. Я повернулась на скамейке, положила руки ему на щеки, поражённая печалью в его глазах.

Я понятия не имела, что делаю, но чмокнула его в кончик носа. Потому что здесь речь не шла о парнях и девушках, любви и влечении, а о человеческой душе, которая нуждается, чтобы её поняли. Я знала это, потому что, хотя это и не было сопоставимо с тем, что он, должно быть, испытывает, я часто ощущала подобное одиночество. Каждый раз, когда мама забывала, что это были выходные у неё, или папа оставлял мне записку с просьбой заказать пиццу, потому что он, Лиза и мальчики уже поужинали, я чувствовала себя самой одинокой в мире.

– Прекрати, – Ник накрыл мои руки своими, прижав их к своему лицу. – Убери это грустное выражение лица. Ты сейчас думала о Саттоне?

– Что? – это заставило меня фыркнуть. И я поняла, что ничего не чувствую при упоминании о моём бывшем парне. – Знаешь, я вообще-то забыла, что он существовал.

– Тогда что это было? – его большой палец погладил мою руку, когда он убрал её от своего лица, а затем обхватил своими пальцами. – В чем причина этой грусти на твоём лице?

Я потёрла губы друг о друга. Я никогда, ни с кем, не говорила о своих родителях. Но когда Ник посмотрел на меня так, будто ему действительно не всё равно, я обнаружила, что рассказываю ему всё. Наши пальцы переплелись, когда я потерялась в рассказах о междоусобицах и новых блестящих семьях.

Я не осознавала, насколько глубоко зашла в своих откровениях, пока не увидела, как слёзы застилают мне зрение.

Нет, нет, нет, нет, дура, не реви перед Ником Старком, единственным, кто должен плакать.

– Извини, – я быстро моргнула и сказала: – Это странно, я никогда не говорю об этом. Наверное, последнее, что тебе хочется услышать сегодня, это о моей унылой семейке.

– Ты ошибаешься, – он сглотнул. – Знать, что я не единственный, э… одинокий? Да, думаю, это как-то помогает.

Я заставила себя улыбнуться. – Значит, ты рад, что я плачу. Такой козел.

Это заставило его улыбнуться и сжать мою руку. – Немножко.

Мы оба рассмеялись, и я сказала: – На самом деле я понимаю, что ты имеешь в виду. Ничто не заставляет тебя чувствовать себя таким одиноким, как мысль, что ты один такой.

Ник улыбнулся и сказал: – Расскажи мне больше о себе. Это хорошо отвлекает.

Я поведала ему множество небольших историй, и он, казалось, был очарован каждой. Он шутил и поддразнивал, но это было тепло и дружелюбно, и это всё, что требовалось моему одинокому сердцу.

– Ты социопатический маленький дьяволёнок, – засмеялся он дёргая меня за прядь волос, после того как я рассказала ему о своей тайной коробке жизненных признаний. – Лучшая ученица Хейзелвуда совсем не такая, какой кажется.

– Вообще-то, я давно уже ничего туда не добавляла, – уточнила я.

– Врёшь, – фыркнул он и мы оба рассмеялись.

– О! Вот хорошая история, – сказала я. – На свой девятый день рождения я только и мечтала о фиолетовом торте с единорогом из пекарни Миллера. Он был великолепен, Ник, правда. В глазури были блёстки, так что казалось, что он усыпан тысячью крошечных бриллиантов. Каждую субботу, когда бабушка водила меня за пончиками, я любовалась этим блестящим, красивым тортом. Я была от него в восторге целый год, и только его и хотела в подарок. Никаких игрушек, никакой одежды, только его! И я всем уши прожужжала этим.

– Звучит как уродливый торт, – подразнил он, нежно потирая мои пальцы. – Но продолжай.

– Ну и вот, день рождения, я вне себя от волнения, да? Моя мама с её хахалем везут меня на роликовый каток, и я не могу усидеть на месте. Немного катаюсь с друзьями, и вот наступает время торта.

– Такое чувство, что мне не понравится эта часть, – сказал он.

– О, это точно, – я улыбнулась теплоте в его глазах и сказала: – Потому что мама смотрит на папу и говорит: «Том? Торт…?», – я покачала головой от воспоминания. – А он в ответ: «Бет? Торт…?».

– Нет, – застонал Ник.

– Да. Затем они впадают в свою манеру общения с фальшивыми улыбками, но со скрытой враждебностью, споря из-за того, что вечеринка приходится на мои дни у мамы, и он думал, что она отвечала за торт. А она думала, что поскольку я увидела торт, когда была с его матерью, то отвечать за него должен был он.

– А ты сидишь, слышишь слово «отвечать» и чувствуешь себя ужасно, так ведь?

– Именно. Мол, если они заботились обо мне и моём дне рождения, разве они не должны были хотеть, чтобы у меня был тот фиолетовый торт с единорогом, несмотря ни на что? – я закатила глаза. – Затем они сказали: «Ну и ладно» и просто воткнули кучу свеч в пиццу пепперони, которую дети уже начали есть.

– Торта вообще не было? – спросил он, выглядя возмущённым.

– Нет. – Мне даже захотелось рассмеяться над его обиженным видом. – У вас с Эриком когда-нибудь были глупые вечеринки на роликах по случаю дня рождения?

– Да ни в жизни. Мы ходили играть в лазертаг9.

– Круто.

И тут он начал рассказывать про своего брата, делиться воспоминаниями, от которых его голос дрожал, а глаза светились счастьем, и я не могла наслушаться. Он сыпал историями одна за другой, как они с братом отжигали после того, как Эрик переехал в центр, творили неподобающие вещи и отправляли друг другу глупые мемы. Слёзы снова текли по моим щекам, но на этот раз от неудержимого смеха.

– Значит, – я выпрямилась. – Твоя татуировка посвящена Эрику?

– Ага, – он посмотрел на мою, то есть, его куртку, положил руки спереди стягивая воротник ещё больше. Такой заботливый жест, от которого мне стало теплее, чем от самой куртки. – Точная копия той, что была у него.

– Точная копия?

– Да.

– Действительно впечатляет. Работа Данте?

– Да. Он сделал татуировку Эрику, а затем и мне.

– Можно посмотреть?

Он игриво улыбнулся. – Для этого мне придётся снять свитер.

– О, ну, я уверена, ты этого не хочешь, – подразнила я, притворяясь, что мои щеки не вспыхнули внезапно. – В любом случае, ты, наверное, стыдишься своего зефирного тела.

Его глаза прищурились. – Ты действительно хочешь увидеть мой торс, не так ли, Хорнби?

– Не льсти себе. – Я указала на своё предплечье и сказала: – Я просто помешана на татуировках. Очевидно же.

– Да, да, ты ж такая крутая.

– Проехали, – я драматически закатила глаза и сказала: – Я больше не хочу её увидеть.

Он ухмыльнулся и поднялся. В его глазах плясал взгляд озорного мальчугана – тот самый, который он, по всей видимости, демонстрировал, когда дурачился со своим старшим братом. Он скинул куртку и швырнул её на лавку.

– На улице дубарь, Ник, может…

– Если Эмили Хорнби хочет увидеть твою татуировку, – сказал он, словно между делом стягивая свитер через голову, как будто он не на улице в центре города, а дома в тепле, – покажи ей.

Я встала, смеясь над его видом: он стоял с вытянутыми руками, держа в одной свитер.

Подойдя ближе, я заставила себя не отрывать взгляда от его татуировки, представлявшей собой кельтский узор, который вился по его бицепсу и извивался вокруг плеча.

Я осторожно провела пальцами по его коже, следуя за чернилами, не смея взглянуть на него. Под плотной кожей ощущались одни сплошные мышцы, и казалось, что мы скорее одни в темноте, чем на крыше, пока мои руки скользили по нему.

Он застонал. – Ладно, всё, стоп. Это была ужасная идея.

Я посмотрела на его лицо, и его взгляд был пылающим. Я еле кивнула и убрала руки, наблюдая, как он натягивает сначала свитер, а потом куртку. И пока он застёгивал молнию, задумалась, не должно ли мне быть стыдно за то, что я облапала его, но тут он сказал: – Надо отдать тебе должное, Хорнби, День Без Последствий был чертовски хорошей идеей.

Напряжение, которое витало в воздухе, тут же улетучилось, и я улыбнулась.

– Окей, у меня есть идейка, что нам делать дальше, и она либо гениальная, либо невероятно ужасная.

– Скорее всего, ужасная.

– Скорее всего. – Я отошла от него на пару шагов, расхаживая взад-вперёд, пытаясь преподнести всё так, чтобы он оценил это по достоинству. – Но, учитывая, что сегодня годовщина смерти Эрика, и он явно не выходит у тебя из головы, что, если мы типа, почтим его память?

– Эмили.

– Нет, выслушайте меня до конца. – Я продолжила ходить, шагая туда-сюда, чтобы согреться. – Помнится, вы с ним всегда отрывались в городе, словно это место, с которым связаны твои лучшие воспоминания. А что, если мы повторим некоторые из тех развлечений? – Он открыл рот, чтобы ответить, но я подбежала и накрыла его своей рукой. – Дай мне закончить, Старк.

Он склонил голову набок, и в уголках его глаз появились морщинки, поэтому я убрала руку и продолжила ходить, радуясь его улыбке. Каждый раз, когда мне удавалось вызвать на его лице это выражение, я была в восторге.

– Что, если мы, гм, возьмём скутеры и прокатимся до Джослин (прим. пер.: замок расположенный в штате Небраска), как вы парни сделали на Четвёртое июля? Или, может, на великах в парк, с больших горок покататься? Покормить уток, как вы делали, когда ваша мама водила вас сюда в младших классах. Я не хочу перегибать палку, но было бы здорово, если бы ты чувствовал, что Эрик каким-то образом проводит с нами ДБП.

– Хорнби.

– Пожалуйста, не сердитесь, что я сую свой…

– Эмили.

– …нос не в своё дело. Я просто хочу…

– Ради бога, Эм, прекрати болтать. – Он подошёл ко мне, ухмыляясь, и закрыл мне рот своей рукой. – Если ты не замолчишь, я не смогу сказать, что это замечательная идея. Господи.

Я посмотрела на него, встретив его дразнящий взгляд с такого близкого расстояния, и осознала, что испытываю к нему довольно сильные чувства. Да, мы знали друг друга недолго, но мне казалось, что я знаю о нём больше, чем о многих людях, которые были важной частью моей жизни.