Текст книги "Гидеон. В плену у времени"

Автор книги: Линда Бакли-Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Линда БаклиАрчер

В плену у времени

Гидеон – 2

К читателю

Посвящается Катрин ПаппоМюзард

Случайное прикосновение к антигравитационной машине забросило Питера и Кэйт в восемнадцатый век… В двадцать первый век вернулась только Кэйт. Вместо Питера в будущее отправился Дегтярник.

К счастью, рядом с Питером, попавшим в ловушку 1763 года, оказался Гидеон Сеймур. Когдато он, как и Дегтярник, был слугой лорда Льюксона, но теперь, рискуя многим, подружился с детьми. Несмотря на короткую карьеру карманника, Гидеон остался честным и порядочным молодым человеком (о чем неоднократно говорил преподобный Ледбьюри) и обладал более ясным разумом, чем любой человек в ливрее из его знакомых.

Как и первая часть истории, это повествование основывается на уникальных свидетельствах Гидеона. Я иногда обращалась к его произведению – «Жизнь и времена Гидеона Сеймура, карманника и джентльмена, 1792 год».

В книге нет обнадеживающего начала и успокоительного конца; она о людях, которые попадают в суровые ситуации, не ведая, чем же все закончится, и осознавая, что только надежда и решительность стоят между ними и несчастьем. Маркиз де Монферон, которого всегда описывали как приверженца науки и истины, весьма любил, как вы увидите, и пофилософствовать. Кэйт усвоила некоторые его идеи, и они помогали ей, когда ее собственное представление о Времени потерпело крах. Кэйт спросила меня, могу ли я воспроизвести их здесь, что я с радостью и делаю.

Время нам не хозяин, несмотря на неумолимое раскачивание маятника.

Обладая крепкой памятью и воображением, разве не плывем мы по реке времени, погружаясь и в прошлое, и в будущее? Точно так же и представление о том, что время неизменно, есть сущая иллюзия. Течение времени, что не касается наших снов, игнорируется при активных действиях и истинно ощущается только в состоянии чрезвычайной тоски. Поэтому не позволяйте времени быть вашим хозяином, скорее сами станьте его хозяином.

Гражданин Монферон, в прошлом маркиз де Монферон. 1792 год

Я не спал той ночью, которая, как я боялся, могла бы стать моей последней ночью на земле. Вместо того чтобы спать, я мысленным взором обследовал знакомый пейзаж моего жизненного путешествия и пытался, насколько мог, найти в этом смысл. Мой лихорадочный разум качался между ужасом петли, которая выдавит из меня последний вздох, злостью на несправедливость состояния, в котором я оказался, и слепой, слабой надеждой на то, что моя история не должна прийти к концу – именно теперь.

Я не спал. Как я мог потратить хоть одну секунду жизни, что оставалось мне прожить? Быть живым! Просто быть живым! Думать и чувствовать, видеть, и осязать! И все же я понимал, что к тому времени, когда над Ньюгейтской тюрьмой рассветет, я должен примириться с Богом, и молился не только за себя, но и за того, кто лживо обвинял меня, – за лорда Льюксона.

Неоднократно в последовавшие за тем годы я страстно желал вспоминать эти мучительные часы в камере – вспоминать не ужас, а умиротворение, которое наступило в моей душе. Поскольку нет ничего более драгоценного, чем жизнь сама по себе, – и нет ничего легче, чем получить ее в дар. Никогда не забуду, как я обязан моим спасителям, которые безумно рисковали, вырывая меня из челюстей смерти в Тибурне: покойному сэру Ричарду и преподобному Ледбъюри, но больше всего – Кэйт и Питеру.

В Питере всетаки живет проблеск надежды, и однажды, по милости Божьей, он сможет воссоединиться со своей подругой, но мы больше не говорим об этом. Впрочем, есть одно исключение. В годовщину того дня, когда мою жизнь спасли, а право Питера на его нормальную жизнь было потеряно, преподобный Ледбьюри приезжает в ХоторнКоттедж с бутылками своего лучшего кларета. Мы сидим под раскидистыми ветвями дуба и, глядя на закат в долине, которая столько лет назад приветствовала появившегося здесь Питера, поднимаем наши стаканы за жизнь, за отсутствующие семьи, за здоровье и счастье мисс Кэйт Дайер.

Все началось с того дня, 1 августа 1763 года, когда Дегтярник, заняв место в волшебной машине, украл жизнь, по праву принадлежавшую Питеру. Мы обманули смерть на виселице, но нас связывает не только это. Меня и Синекожего. Теперь мне жаль его еще больше, поскольку я доподлинно понимаю, как горечь, живущая в нем, отняла у него какую бы то ни было возможность испытать счастье на земле. Множество раз я задумывался о том, что приготовил Дегтярнику век Питера и что он сделал с жизнью, которую украл.

Жизнь и времена Гидеона Сеймура, карманника и джентльмена, 1792 год

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Знакомство Дегтярника с XXI веком

Был поздний вечер 30 декабря, последнее воскресенье Рождественских праздников. Погода не радовала жителей Лондона. Холодная мгла, будто саваном, накрыла город. Не было еще и четырех часов пополудни, а на улице уже стемнело. В оранжевом свете уличных фонарей можно было увидеть капельки влаги, пляшущие в ледяном воздухе. На Трафальгарской площади на голове Нельсона громоздились чайки, заброшенные с побережья суровой непогодой. В СентДжеймспарке пеликаны скользили по льду пруда. Харродс, чьи огромные контуры были очерчены миллионами мигающих лампочек, казалось, плывет к Найтсбриджу, подобно роскошному лайнеру. На востоке города гигантские небоскребы, превратившие собор Святого Павла в карлика, исчезали во мгле. Сигнальные огни небоскребов мерцали в тумане, как свет призрачных межпланетных кораблей.

Тем временем в сыром темном переулке у Оксфордстрит – дороги, которая многие века вела к Тибурну, месту казней, – улегся бездомный бродяга, он засунул под пиджак газеты и накрылся кучей одеял. Рядом с ним дрожала от холода чернобелая собака. Гул улицы и капли из водосточной трубы мягко убаюкивали человека. Он даже не пошевельнулся, когда его собака вскочила и зарычала. Если бы бродяга глянул наверх, то увидел бы в нескольких метрах от себя тень, темный силуэт на черном фоне. Неподвижная фигура в треуголке возвышалась на большом, сильном коне. Голова всадника склонилась к плечу, как будто он прислушивался. Черный человек, убедившись, что он здесь один, резко наклонился, приложил щеку к шее коня и глубоко вздохнул.

– Что за место, – пожаловался он на ухо коню, – где спускают с привязи всех зверей ада, чтобы напасть на одинокого всадника? По правде говоря, ты неплохо выглядел бы даже в конюшнях ТемпестХауза. В тебе есть характер – если удастся, я сохраню тебя.

Дегтярник вытер пот со лба и потрепал коня по шее. Каждый его нерв, каждая жилка были в таком напряжении, что он готов был в любую секунду взлететь с места или вступить в бой. За годы службы лорду Льюксону он приобрел страшную репутацию. У него на крючке были все бродяги Лондона и его окрестностей. Что бы ни случилось в городе, Дегтярник узнавал об этом первым и в его власти было изменить ситуацию. Но здесь (а где это «здесь»?) он был одинок, неизвестен и ничего не понимал. Внезапно его поразила мысль, что это путешествие отняло у него все… – кроме самого себя. Он непроизвольно схватился за шрам, за то место, где много лет назад в его плоть впилась петля. Надо найти убежище и проводника по новому миру…

Дегтярник отчетливо понимал, где находится, но только почемуто заблудился. Дороги были как будто те же, но всетаки другие… Это был совсем иной Лондон, наполненный адскими каретами, которые двигались без лошадей с бешеной скоростью. Шумы, запахи и виды знакомого и все же чужого города надрывали душу. Онто надеялся, что волшебная машина перенесет его в некую заколдованную землю, где мостовые будут устланы золотом. Но не сюда же…

Внезапно Дегтярника насторожил вкрадчивый скрип подошв по гравию. Вспышка фонаря осветила его глубокий шрам, который прорезал синечерную щетину от челюстей до лба. Дегтярник обернулся.

Раздался окрик:

– Стой! Полиция!

Дегтярник молча ударил каблуками по бокам коня, украденного два часа назад у конного полицейского на ХемпстедХит. Не медля ни секунды, конь и всадник перепрыгнули бродягу с собакой и нырнули в толпу. Яростный лай потерялся в шуме самой оживленной улицы мира.

В изумлении Дегтярник таращился на то, что его окружало. Это было время рождественских распродаж, и половина Лондона вышла за выгодными покупками. Чтобы пройти хоть несколько метров по Оксфордстрит, плотно забитой покупателями, нужно было обладать немалым мужеством. Нескончаемый поток красных двухэтажных автобусов и черных такси невообразимо медленно двигался по широкой мостовой.

Дегтярник послал коня вперед, тщетно пытаясь прорваться через орущих пешеходов. Сердце его бешено колотилось. Он яростно ругал себя. По собственной воле оказаться в западне! Идиот! Где была голова? Надо было как следует подумать, прежде чем прыгать!

Будь у него такая возможность, Дегтярник скосил бы всех этих людей, как сделал бы кавалерийский офицер с конницей врагов. Но он не мог продвинуться ни на дюйм. Ловушка! Оглянувшись, Дегтярник увидел, как из переулка появилась группа людей в темносиней форме. Продираясь сквозь толпу, они двигались прямо к нему. Это было такой же угрозой, какой была бы любая банда известных ему разбойников. Почемуто один человек из этой группы кричал чтото в маленький предмет, который держал у рта.

Вокруг толкались, давили на всадника и кричали, чтобы он дал им пройти. Все спасла маленькая девочка, которая потянулась погладить влажный нос коня. Мать отдернула ее ручку. Глаза Дегтярника сверкнули. «Сразу я не сдамся! Они меня не получат! Не получат!» И он устремился на сдавливающую его толпу. Выхватив у когото большой черный зонт, он, как мечом, бил по толпе, требуя дорогу. Пронзительные крики донеслись до полисменов, которые еще настойчивее стали пробираться к черному всаднику. Вскоре Дегтярник отвоевал маленький кружок пространства, развернул коня и чтото прошептал ему на ухо. Полисмены уже были всего в какихто пяти метрах и теперь, разинув рты, созерцали невиданный показ искусства верховой езды.

Дегтярник на какойто миг попридержал коня, а потом заставил его совершить величественный прыжок. Удар четырех лошадиных копыт по крыше черного такси прогремел подобно раскату грома. Звук был оглушительным. В толпе недоуменно озирались, пытаясь понять, где источник грохота. Ноги коня скользили по блестящему металлу, и Дегтярник, в развевающемся черном пальто, понудил его перескочить на другое такси, затем на следующее… Истерически вопившие пассажиры вылезали из машин. Прохожие замерли. А ошарашенные пассажиры верхних этажей автобусов с удивлением наблюдали спектакль, который давали Дегтярник и его конь. Вскоре крики оскорбленных таксистов сменились смехом, веселыми возгласами и приветствиями.

На лице Дегтярника мелькнуло подобие улыбки, он даже хотел сорвать с себя шляпу и поклониться, но его насторожили порыв ветра и ритмичное дрожание воздуха, заставившее вибрировать землю. Он посмотрел вверх.

На Оксфордстрит медленно спускался полицейский вертолет. Он колыхался точно над Дегтярником, его лопасти вертелись, создавая отвратительное, тошнотворное пятно. Когда сверху зарокотал голос, подобный гласу Божьему, Дегтярник поднял руки к лицу и побледнел, парализованный страхом.

– Слезть с лошади. Слезть с лошади и лечь на землю!

Слепящий, тонкий луч света упал на Дегтярника. Даже если бы гость из 1763 года нанял самого известного в Лондоне агента по рекламе, то и тогда не мог бы устроить более эффектного въезда в двадцать первый век.

Усиленный и искаженный голос пилота отскакивал от высоких домов в туманный воздух:

– Слезть с лошади! Немедленно!

Дегтярник не двинулся – просто не мог пошевельнуться. Вертолет спускался все ниже. Пытаясь удержать треуголку, Дегтярник прижал ее к голове, и какимто образом это простое действие, казалось, сломало заклятие. Он отвел взгляд от летучего чудовища и быстро осмотрелся в поисках пути для бегства. Краем глаза он заметил знакомый переулок, ведущий из Оксфордстрит. Взмолившись, чтобы переулок не оказался тупиком, Дегтярник туго натянул поводья и послал коня вперед. Толпа здесь была не такой плотной, и Дегтярник вырвался из круга света и растворился в тени. Пилот вертолета, стараясь удержать жертву в поле зрения, поднялся выше и полетел к южному концу Оксфордстрит, направляя прожектор на полуосвещенную мостовую и выхватывая озадаченных прохожих могучим лучом, но беглец потерялся из виду.

Дегтярник вырвался из переулка и с головокружительной скоростью помчался по узким и более спокойным улицам к Пиккадилли. Конь несся галопом, не останавливаясь и не замедляя движения. Если встречалась диковинная карета, двигавшаяся без лошадей, Дегтярник тут же атаковал ее, яростно и дерзко размахивая зонтиком. Во всех случаях его стратегия срабатывала – кареты с визгом останавливались. Но как же низко сидели их пассажиры, съеживаясь позади этих странных, изогнутых окон! Подумать только, они ведут себя смиреннее доярок! Почему они не сопротивляются?

– Почему никто не ездит по городу на лошадях? – завопил он на молодого человека в черном «миникупере». – Где же ваши лошади? Куда делась грязь?

Изумленный молодой человек недоуменно смотрел на всадника.

Дегтярник снова вздыбил коня. Наездник мчался как ветер, но все время чувствовал, что сзади приближается летающее чудовище. Дегтярник спрятался под порталом входа, но его заметили. И он снова поскакал. Мимо проносились витрины невероятной изысканности – поразительные костюмы и сверкающие ювелирные украшения, освещенные огнями, яркими, как солнце. Со свечами или лампами вроде этих, подумал Дегтярник, городу вовсе не нужно ложиться спать. Ночные грабители и убийцы, наверное, страдают от того, что им теперь не найти темного местечка, где можно было бы обделывать свои делишки.

Вокруг все еще выли сирены, но, как и настойчивое жужжание вертолета, страшные звуки постепенно удалялись. Дегтярник позволил себе сбавить скорость и стал рассматривать небо над собой. Он разглядел на западе смутную белую линию, это прожектор вертолета все еще шарил в тумане. Дегтярник облегченно вздохнул.

Конь устал. Он прерывисто дышал, и от боков его поднимался пар. Дегтярник выехал на большую площадь и решил передохнуть. Он чтото прошептал на ухо коню, прищелкнул языком и помчался к железной ограде. Конь перескочил ограду и остановился под прикрытием деревьев. Площадь была пуста, прогуливалось лишь несколько пар. Дегтярник соскользнул с коня и потрепал его по шее.

– Хорошо поработал, мой друг, – сказал он.

Конь с шумом выдохнул сквозь бархатные ноздри и потянулся пощипать травку. Дегтярник направился к скамейкам у дорожки, посыпанной гравием. Плюхнувшись на ближайшую скамейку, он обхватил голову руками. Его знобило – то ли от холода, то ли от ощущения опасности.

Незаметно для Дегтярника на Берклисквер выскользнула полицейская машина. Шофер увидел лошадь и выключил мотор. Из патрульной машины тихо вышли двое полицейских и, перепрыгнув через железную ограду, бесшумно приземлились на влажную землю.

Серая белка, которая рылась в мусорном баке среди пластиковых оберток, насторожила Дегтярника. Он поднял голову и увидел на восточной стороне площади ряд красивых, высоких зданий. Несмотря на усталость, он всетаки вскочил со скамейки и посмотрел сначала на западную сторону площади, потом – на южную. Сердце тревожно заколотилось. Берклисквер? Неужели это огромное сооружение ЛэндсдоунХауз? Он глянул на верхние ветви деревьев. Этим деревьям не меньше двухсот лет!

– Что за чудо, как такое возможно? – громко воскликнул он. – Это и правда Берклисквер!

Только в прошлом месяце он сопровождал сюда лорда Льюксона для встречи с мистером Адамсом, архитектором, который пытался уговорить его хозяина продать дом на БердКейджУолк и вместо него построить дом здесь, на Берклисквер. Но тогда тут не было ни единого дерева, и ЛэндсдоунХауз только начинали строить! И тут Дегтярника осенило. Он с самого начала понял, почему этот Лондон был ему одновременно и другом и чужаком – но не хотел в это верить.

– Я погиб! – воскликнул Дегтярник. – Машина забросила меня в будущее! Как я вернусь домой?

Его удивило, что на него началась охота, в его время на такое никто не решился бы. Увидев двух человек в той же форме, что и на преследователях на Оксфордстрит, он нырнул прямо к их ногам и, схватив за коленки, повалил друг на друга. Они еще не поднялись, а Дегтярник уже вспрыгнул на коня и помчался прочь. Полисмены кинулись к патрульной машине и стали вызывать по радио подмогу.

У Дегтярника колотилось сердце. Эти коротко стриженные солдаты в безобразной синей форме явно не собирались прекращать погоню. Он был лисицей, и его преследовала куча гончих. Со всех сторон гудели сирены. Вертолет изменил курс и приближался к нему. Каким образом?! Как они это делают, как солдаты могут дать друг другу сигнал на таком большом расстоянии?..

Он должен найти дорогу назад к своему старому притону, найти убежище в соборе Святого Павла в КовентГарден. Надо избегать главных дорог, где можно стать легкой добычей для летучего чудовища. Ему нужно двигаться на юг, к Гринпарк, а потом на восток к Лейстерсквер, старательно избегая Пиккадилли.

Но когда Дегтярник повернул на Доуврстрит, ему навстречу опять выехала карета без лошадей. На крыше кареты мигали синие огни, и сирена выла так громко, что было больно ушам. Карета на страшной скорости неслась прямо на него. Дегтярник сильно натянул вожжи, лошадь встала на дыбы. Обернувшись, всадник увидел еще две полицейские машины, которые двигались к нему со стороны Лейстерсквер. Тогда он полетел к Албермэрлстрит, но, испугавшись, что попадет в ловушку на Пиккадилли, где его будет хорошо видно, резко остановился и свернул на Бондстрит. Лондон был одет в другие, яркие одежды, но, однако, скелет его остался тем же. Дегтярник хорошо знал эти улицы. Он дерзко мчался вперед, но спустя мгновение, даже не оборачиваясь, понял, что преследователи уже рядом.

– Так, – закричал он лошади, – кажется, ты – последний скакун в Лондоне, а за мной охотятся люди, решившие оказать мне такое гостеприимство, от которого я готов отказаться… Ха! Будь прокляты их глаза, скажу я тебе! Если они намерены схватить нас, давай устроим им трудную погоню!

Дегтярник повернул прямо в Берлингтонскую Аркаду, в которой бывал не раз, но сейчас, увидев этот стеклянный туннель, полный роскошных магазинов с хрусталем, серебром, ювелирными украшениями и шелками, он оторопел от такой богатой добычи. Время подходило к закрытию магазинов, и здесь оставалось лишь полдюжины прохожих. Воздух звенел от оглушительного цоканья копыт по полированному каменному полу.

– Стоять! – крикнул Дегтярник и натянул удила. Конь взбрыкнул и тут же затормозил у витрины ювелирного магазина. Глаза Дегтярника пожирали королевское сокровище из драгоценных камней и золота, которое сверкало перед ним в сером бархате. Женщина в жемчужном ожерелье и кашемировом пальто стояла у соседней витрины. Если Дегтярника заворожил сверкающий под светом ламп сапфир размером с каштан, то женщину заворожил вид темной фигуры, возвышавшейся над ней. Взрывной рев полицейских мотоциклов, влетевших в Берлингтонскую Аркаду, разбил сапфировое колдовство, но Дегтярник не собирался покидать это место, не прихватив добычу. Он перевел взгляд с витрины на жемчужное ожерелье женщины и резко дернул нитку бус. Застежка сломалась, лицо женщины исказилось от ужаса. Рядом заскрежетали два мощных мотоцикла, но Дегтярника и след простыл.

ПиккадиллиСеркус находился совсем недалеко. В Лондоне начиналась вечерняя жизнь. Над суетой улицы мигали гигантские неоновые знаки, черные кэбы доставляли театралов на Шафтсбериавеню, и у ресторанов, изучая меню, стояли рука об руку парочки. На краю фонтана, под статуей Эроса, сидела большая группа молодых туристов. Они пили из жестяных банок и, несмотря на холод, были одеты лишь в майки. Один из них фотографировал своих друзей, которые встали на ступеньках фонтана и, смеясь, принимали дурацкие позы. Внезапно они замерли, их внимание привлекло чтото, появившееся за фотографом, парень обернулся и направил аппарат на чудо, которого не обещали туристические проспекты.

К ним, прокладывая путь сквозь толпу на тротуарах и наперерез транспорту, скакал на коне одинокий всадник. От него врассыпную разбегались люди. Когда ошеломленный водитель затормозил прямо перед ним, конь всадника вспрыгнул на крышу машины, а затем продолжил свой путь к ПиккадиллиСеркус.

– Вот это да! – воскликнул фотограф и направил аппарат на преследователей всадника. Стена из полицейских машин и мотоциклов со слепящими огнями и воющими сиренами протянулась от одной стороны улицы до другой. Над ними, как оса, готовая ужалить, зло жужжал вертолет.

Парень перевел фотоаппарат на всадника в странной черной шляпе, с напряженным беспокойным взглядом. На лице всадника вспыхнуло выражение удовольствия. Похоже, он просто веселился! Фотограф одобрительно засмеялся. Что бы ни сделал этот человек, он явно досадил полиции – полицейские просто бесновались!

Когда всадник подъехал ко входу на станцию метро «ПиккадиллиСеркус» и увидел нескончаемый поток людей, спускавшихся под землю, он тут же замедлил движение. Оглянувшись на отряд полицейских машин, которые вотвот настигнут его, он стал спускаться вниз по ступенькам в лондонское метро. Конь так доверял своему новому хозяину, что без принуждения пошел вниз, будто ездил в метро каждый день. Наверху завизжали тормоза полицейских машин и мотоциклов. Пассажиры в панике помчались вверх по лестнице, но их тут же прижали к стенам полицейские, сгрудившиеся в билетном зале в жаркой погоне за сорвиголовой на коне, за которым тянулся хвост нарушений через половину Лондона.

Через несколько минут после того, как конь спокойно взобрался вверх по ступеням другого выхода, оттуда вышел человек, одетый в твидовый пиджак, который был велик ему на несколько размеров. Его длинные черные волосы сзади были собраны в крысиный хвост, а спереди падали на лицо, пряча отвратительный шрам на щеке. Человек, опустив голову и засунув руки в карманы, двинулся к КовентГарден.

* * *

Кэйт проснулась с криком:

– Питер!

Доктор Пирретти, которая вела в густом тумане по дороге M1 взятый напрокат автомобиль, от неожиданности вильнула в сторону.

– Оййй! – воскликнула она. – Вот это крик!

Лабрадор Молли заскулила из багажника, положила золотистую морду на спинку заднего сиденья и лизнула лицо Кэйт. Отец Кэйт, доктор Дайер, отодвинул собаку.

– Кэйт, все в порядке, – сказал он, успокаивая дочь. – Ты в безопасности. Я думал, ты вовсе не захочешь просыпаться – ты пропустила все самое веселое…

– Где я, папа? Что случилось?

– Ты едешь домой. Анита везет нас в Дербишир.

– Анита?

– Доктор Анита Пирретти – из НАСА. Я рассказывал тебе – она и Эд Джакоб приехали из Штатов, когда услышали, что вы с Питером исчезли из лаборатории. Она ведущий ученый антигравитационного проекта…

– Слишком много подробностей! – возмутилась доктор Пирретти. – Бедный ребенок! Она толькотолько пришла в сознание!

– Анита и Эд сделали все, чтобы забрать нас с ХемпстедХит, не привлекая слишком большого внимания.

– Если бы нас увидели, – засмеялась доктор Пирретти, – мы уже были бы в полицейском участке! Твой папа и я выглядели несколько подозрительно, когда в темноте запихивали в машину девочку без сознания и собаку…

– Эд выглядел не менее подозрительно, затаскивая в большущий фургон антигравитационную машину…

– Лучше слишком большой фургон, чем слишком маленький!.. Кэйт, ты даже не представляешь, как я рада видеть тебя…

Но Кэйт не слушала ее.

– Папа! – воскликнула она, не обращая внимания на доктора Пирретти. – Что случилось с Питером? Где он?

Наступило молчание.

– Питер остался там. Его место занял Дегтярник… Я ничего не смог сделать…

– Надо вернуться назад! Мы не можем оставить его там одного!

– Прежде чем мы решим, что делать дальше, я отвезу тебя к маме…

– Что тут решать? Мы должны вернуться и забрать его!

– Шшшш… Кэйт. Успокойся. Все будет хорошо…

– Мы едем назад, чтобы забрать его, да? Я обещала, что никогда не покину восемнадцатый век без него.

– Конечно, поедем, дорогая, но сейчас тебя ждет мама… Ей и так досталось. Уж не говоря о твоих братьях и сестрах. Сэм был рядом с мамой, когда она ответила на телефонный звонок. Он просто вышел из себя – не могу сказать, смеялся он или плакал.

– Бедняжка Сэм.

Кэйт глубоко вздохнула и закрыла глаза, но к ней тут же снова вернулось живое воспоминание о том, как Питера отбросило от антигравитационной машины, и на долю секунды она опять испытала ужас того момента. Испуг в темных глазах Питера, когда он отодвигался вдаль… Она вздрогнула и приложила руку ко лбу.

– У тебя болит голова?

Кэйт кивнула.

– У меня тоже. Я дам тебе таблетку от головной боли.

– Как ты думаешь, и у Молли болит голова?

– Вероятно.

Кэйт обернулась и погладила мягкие уши Молли.

– Хорошая девочка.

Доктор Дайер налил немного горячего чая из термоса и протянул Кэйт кружку и шоколадку. Кэйт проглотила таблетку и быстро слопала шоколад, чтобы заесть неприятный вкус таблетки.

– Мммм… Мне так не хватало шоколада.

Доктор Дайер рассмеялся.

– Так, может, ты всетаки поздороваешься с Анитой?

– Ой, извините. Здравствуйте, Анита.

– Я так рада видеть тебя, Кэйт, – сказала доктор Пирретти. Она говорила с приятным калифорнийским акцентом. – Ты была в потрясающем и уникальном путешествии, но я очень надеюсь, что больше никто не последует по твоим стопам!

– Нет, мы должны вернуться туда за Питером! – встревоженно воскликнула Кэйт.

– Разумеется, мы это сделаем, – быстро сказал доктор Дайер. – Хорошо, что он там с друзьями. До тех пор, пока мы не вернемся, Гидеон будет с ним…

– Но, папа, Гидеон в бегах!

– Что ж, раз Питер сейчас с Гидеоном, они просто некоторое время будут вместе в бегах, ведь так? И единственный человек, который знает, как все устроить, – это Гидеон. Если ему нужно затеряться на какоето время в 1763 году, он так и сделает. Там же не так, как у нас, когда ты не можешь ступить и шагу без направленной на тебя камеры слежения.

– Я клялась Питеру, что не вернусь назад без него. Я чувствую себя такой виноватой… он все еще там, а я – здесь…

– Вряд ли ты в этом виновата! Кэйт, я и в самом деле считаю, что сначала ты должна немного отдохнуть. Мы доберемся до фермы часа через два.

– Но…

– Никаких «но». Побудешь просто пациенткой, пока мы со всем не разберемся… Хорошо?

Кэйт неохотно кивнула, прислонилась к плечу отца и закрыла глаза. Она чувствовала себя так ужасно, будто выздоравливала после тяжелой болезни. Она засыпала и просыпалась, смутно слыша шум мотора и разговоры взрослых. Неожиданно, в полусне, она услышала свой вопрос:

– А где Дегтярник?

– Не знаю, дорогая. Когда я очнулся, он уже сбежал.

Как только доктор Дайер убедился, что Кэйт спит, он стал обсуждать с доктором Пирретти, что следует говорить полиции и родителям Питера. В конце концов они решили: единственный правильный путь – настаивать на том, что Кэйт страдает амнезией. Она должна говорить, что не помнит ничего, что случилось после того, как побежала по коридору лаборатории за Молли.

– Как вы думаете, Кэйт все это выдержит?

– Она понимает, как это важно. Уверен, у нее все получится. И хотя с инспектором Уилером нечего ожидать легкой жизни, для Кэйт будет гораздо проще отрицать, что она чтото помнит, чем обсуждать придуманную историю, которую инспектор с большим удовольствием развеет в пух и прах. Если он уловит хотя бы смутный запах правды, он нас в покое не оставит. Нельзя сбиваться с намеченной линии.

Они замолчали, когда совсем стемнело. Чуть погодя доктор Дайер сказал:

– Мне так хотелось объяснить Питеру, что его отец пытался дозвониться ему, как раз когда они с Кэйт неслись сквозь время… Отец с сыном явно сильно поссорились. Раза два я пытался сказать Питеру о том звонке, но вокруг все время были люди, и я никак не мог найти подходящего момента. Не знаю, каковы последние воспоминания Питера об отце, но уж точно не очень хорошие… Ну… теперь поздно об этом говорить…

– Эндрю, не корите себя за это. Вам и в голову не могло прийти, что мальчик спрыгнет с машины, а негодяй из восемнадцатого века отправится в двадцать первый.

– И все равно мне не по себе… Так что вы собираетесь делать с антигравитационной машиной?

– Я попросила Эда Джакоба держать ее запертой в фургоне, пока он не подыщет более безопасное место. Затем я хочу отправить его в Штаты, чтобы он повидался с Рассом Мерриком из МИТ. Я рассказывала вам, что мы приехали повидаться с вами после исчезновения Питера и Кэйт потому, что антигравитационная машина Расса бесследно исчезла в ту же самую ночь, когда исчез и человек, убиравший офис…

Доктор Дайер кивнул.

– И вы обсуждали, что одно и то же произошло на противоположных сторонах Атлантического океана…

– Кроме того, оказалось, что все это был отвлекающий маневр. На самом деле уборщик не затерялся в тумане времени, в конце концов его нашли в Новой Каролине.

– А машина?

Доктор Пирретти пожала плечами:

– Не знаю. Только бы ее не украли. Иначе… Страшно даже подумать о последствиях. Прошлой ночью Расс звонил мне и сказал, что почти закончил работу над прототипом антигравитационной машины, в которую включены элементы, спроектированные вашим другом Тимом Уильямсоном.

– Вы сказали ему, почему попросили соорудить ее так быстро?

– Нет… и его не обрадует, когда Эд скажет, что теперь у нас есть машина Тима и я прошу приостановить работу. Вряд ли я скажу Рассу, что мы намереваемся ее разобрать…

– Разобрать?! Сначала надо забрать Питера сюда – вдруг машина Тима испорчена?

– Именно изза Тима Уильямсона я так тороплюсь разобрать обе антигравитационные машины.

– Но почему? – встревожился доктор Дайер. – Что такого он сделал?

– Вопрос скорее в том, что он сделает.Пару дней назад он заходил ко мне и сказал, что если мы открыли возможность путешествия во времени, то вскоре ктото еще сделает то же самое. Такое открытие не утаить. Тим настаивал, что абсурдно и нелогично замалчивать столь важное открытие. Говорил о патенте на «его» изобретение, по поводу которого обратится в Министерство Защиты – хочет быть уверенным, что оно не попадет не в те руки…

– Думаю, это не поможет. За такой секрет могут и убить, и Тим это понимает!

– Чувствую, добром это не кончится, – продолжала доктор Пирретти. – Мы обречены на поражение.

– Я повидаюсь с Тимом и попытаюсь вразумить его. Хотя не могу сказать, что удивлен. Представьте, вы сделали открытие, способное потрясти мир, а вам заявляют, что вы должны от него отказаться…

Доктор Пирретти лишь нахмурилась, она выглядела очень уставшей.

– Знаете, – наконец сказала она, – когда взорвали первую атомную бомбу, Оппенгеймер, увидев поднимающееся в небо смертоносное облако, сказал: «Я становлюсь Шивой, разрушителем миров».