Текст книги "Гидеон. В плену у времени"

Автор книги: Линда Бакли-Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Кэйт и Ханна, не тратя времени, забрались в душную карету, которая, к радости Кэйт, была обита овчиной. Кэйт устроилась в углу, потерлась о белое мягкое руно и стала следить, как кучер проворно расправляется с их тяжелым багажом. У кучера были выразительные усы, а обут он был в черные кожаные ботфорты. ЛуиФиллип втиснулся между Ханной и Кэйт. Кэйт прикидывала, сколько ему лет. Шестнадцать? Ну, самое большее семнадцать, подумала она.

– Важно не привлекать к себе внимания, – прошептал Питеру мистер Скокк. – Вы заметили, как на него уставились люди?

Но в этот день даже ЛуиФилипп не вызывал особого интереса у толпы. Карета только собиралась тронуться, как из толпы раздались шумные приветствия. Кучер натянул поводья, и его пассажиры высунулись из окон, чтобы посмотреть, в чем дело. Приветствия, разумеется, раздавались в честь мистера Томаса Пэйна. Как только он ступил на французскую землю, какойто офицер обнял его и подарил трехцветную кокарду. Затем выстрелили выстроенные в ровную линию артиллерийские орудия.

– Да уж, – сказала Ханна, – хозяин гостиницы был прав – этого человека почитают здесь больше, чем в его собственной стране.

Карета наконец тронулась сквозь толпу. Питер наблюдал, как Кэйт, чуть порозовевшая, с горящими глазами смотрит на ЛуиФилиппа, который смешил ее, изображая корабельного кока. Питер ощутил нечто такое болезненное, чему не хотел бы давать названия. Когда он был мальчиком, смотрела ли Кэйт на него с таким же выражением глаз?

Кучер порекомендовал гостиницу, которая находилась всего в пяти минутах езды от залива. Комнаты были чистыми и удобными. Ханна помогала Кэйт распаковать ее вещи, когда раздался стук в дверь. Кэйт открыла дверь и увидела в коридоре ЛуиФилиппа.

– Вы видели толпу? Хочу разузнать, что происходит. Присоединитесь ко мне? Это будет забавнее, чем сидеть в наших комнатах.

Он протянул руку и, когда Кэйт приняла ее, потянул ее за дверь к окну, которое выходило на улицу. И правда, вдоль улиц выстроились сотни людей.

– Что скажете?

– Я бы хотела… но сначала я должна проверить, все ли в порядке у Ханны и Джошуа…

ЛуиФилипп наклонил к плечу голову и улыбнулся:

– Вы действительно должны получить разрешение, чтобы выйти на улицу? Мы же не надолго…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Экскурсия по Кале

Ужасные факты революции

Крепко схватив Кэйт за руку, ЛуиФилипп тащил ее к городской площади сквозь толпу вымокших горожан. Дождь был сильным, а на Кэйт было только платье, подол которого быстро стал грязным.

– Пожалуйста, не так быстро! – задыхаясь, сказала Кэйт, но ЛуиФилиппу все равно пришлось остановиться, поскольку толпа, приветствующая карету с Томасом Пэйном, заполонила всю улицу. – Что они выкрикивают? – тоже крикнула Кэйт.

– Да здравствует Томас Пэйн! Да здравствуют французы! – прокричал ЛуиФилипп.

Толпа двинулась вперед, и их потащило за каретой, которая громыхала, проваливаясь в выбоинах дороги. Кэйт совершенно промокла и ничего не видела, кроме моря голов. Тут карета остановилась, и толпа тоже остановилась. Было слышно, как капли дождя стучат по крыше кареты.

Даже поднявшись на цыпочки, Кэйт мало что увидела, но она слышала сильный голос, эхом отдающийся на площади, и не понимала ни слова.

– Это мэр города Кале, – объяснил ЛуиФилипп. – Он говорит приветственную речь…

Кэйт прикоснулась к руке ЛуиФилиппа:

– Думаю, мне нужно идти – меня будет искать Ханна…

Внезапно толпа заревела, и слова Кэйт потонули в этом шуме. Вокруг бурно хлопали и кричали: «Да здравствует Томас Пэйн!»

– Его выбрали представителем Кале в Конвенте! – сказал ЛуиФилипп. – Англичанина! А парень даже не умеет говорить пофранцузски!

Дождь струйками стекал по шее Кэйт. Она вдруг сообразила, что стоит рядом с аристократом – пусть и с кокардой на шляпе – в толпе людей, которые поддерживают революцию. Ей становилось все хуже и хуже. Похоже, ЛуиФилипп получает удовольствие от рискованных ситуаций…

– Мне на самом деле нужно возвращаться, пожалуйста, – сказала Кэйт.

Вняв ее просьбе, ЛуиФилипп через несколько секунд вывел Кэйт из толпы, и они двинулись к гостинице, оставив позади городскую площадь.

– А если бы ктото узнал вас? – спросила Кэйт.

– Но я же замаскировался! – ЛуиФилипп указал на свою одежду. – Кто узнает меня в таком наряде? Кроме того, у меня в Кале нет знакомых.

– И вам не страшно находиться в толпе?

– Я – ЛуиФилипп де Монферон и не желаю их бояться. Если я буду их бояться, значит, они победили.

Кэйт внимательно посмотрела на ЛуиФилиппа и внезапно почувствовала, что за его бравадой скрывается страх. Может, он стоял посреди толпы, просто чтобы доказать, что ничего не боится? Она не думала о том, как ей было страшно, но ведь она не принадлежала к знати, которая вотвот все потеряет, и ей в отличие от ЛуиФилиппа не нужно было ничего доказывать.

Когда они завернули за угол, ЛуиФилипп, не говоря ни слова, шмыгнул в подъезд дома, присел на корточки и быстро прошептал:

– Спрячьте меня!

Кэйт стала перед дверью, изображая, будто в глаз попала соринка, и при этом смотрела, изза чего – или кого – так напугался ее спутник.

Они находились на узкой, мощенной булыжником, спускающейся вниз улице с высокими домами. Улица была пустынна, если не считать грязного кота у лужи и старухи, сидящей на ступеньках у входа в дом. Вонючая канава. К ним быстрым шагом приближался мужчина. В нем чувствовалась какаято агрессия, он когото искал. Пшеничные пышные усы, длинные в красную и белую полоску штаны за колено, мягкая красная шапка и безрукавка. Какаято форма одежды, подумала Кэйт, хотя мужчина определенно не был солдатом. Мужчина приближался, заглядывая в каждый переулок, в каждую подворотню. Она почувствовала, что ЛуиФилипп натянул на себя подол ее платья, чтобы его совсем не было видно. Когда мужчина подошел к Кэйт, она стояла неподвижно и упорно терла глаз. От испуга она едва дышала. Мужчина на секунду остановился и нахмурился, но тут же пошел дальше, посмотрев на нее белесыми глазами так, будто хотел запомнить ее лицо.

– Ушел, – сказала Кэйт, когда мужчина в конце концов скрылся из виду.

– Тысяча благодарностей! – сказал ЛуиФилипп, поднимаясь. – Я знаю этого мерзкого парня, но еще важнее, что он знает меня. Его зовут Сорель. Он женат на женщине, которая работает в нашем поместье. Когда начались волнения, он примкнул к санкюлотам – революционерам – в Париже. Они разрушили старую тюрьму, Бастилию, не оставив камня на камне, и я помню, что он привез обломок кирпича и продавал его как сувенир.

ЛуиФилипп замолчал, задумавшись.

– Пойдемте, – сказала Кэйт, взяв его за руку. – Здесь небезопасно – давайте вернемся в гостиницу.

Только они двинулись, как впереди заскрипела, открываясь, дверь, и из нее робко выглянула женщина. Увидев их, она тут же нырнула обратно, будто зверек в свою норку. Затем дверь снова приоткрылась, и на улицу уверенно шагнула хрупкая темноволосая фигурка.

– Де Монферон? – услышала Кэйт.

Когда ЛуиФилипп кивнул, женщина заплакала слезами облегчения и быстро, не останавливаясь, не переводя дыхания, заговорила, энергично жестикулируя.

– Что она говорит? – спросила Кэйт.

– Что она личная горничная в королевском доме. До революции она часто видела мою мать при дворе в Версале и узнала меня. Она говорит, что всякий, видевший маркизу де Монферон, без сомнений, поймет, что я ее сын…

– А почему она так расстроена?

Большие темные глаза женщины перебегали с Кэйт на ЛуиФилиппа, пока он переводил:

– Она прячется с тех пор, как в августе король и королева сдались Ассамблее. Она намеревалась бежать в Англию, но ее как антиреволюционерку разоблачила женщина, ехавшая вместе с ней в карете. Этот человек – Сорель – идет за ней по следу. Поможете мне доставить ее к дуврскому пакетботу? Боюсь, она в истерике. Лучше пойти сейчас, пока толпа еще занята событиями на площади.

Кэйт хотела сказать, что им следует вернуться в гостиницу и объяснить остальным, что они собираются сделать. Но как это возможно? Ведь они могут упустить удачную возможность перевести несчастную женщину на корабль. Ханна, должно быть, так встревожена… Неожиданно ЛуиФилипп обернулся к ней:

– Вы не такая, как все девушки. Все мои знакомые молодые леди уже сбежали бы в гостиницу, оплакивая испачканные подолы юбок.

Разумеется, теперь Кэйт уже не могла попросить вернуться в гостиницу и поэтому ответила:

– Я рада, что вы обо мне такого мнения, – и покраснела.

И они, подхватив женщину под руки, помчались по улицам Кале к заливу. Женщина без умолку рассказывала о том, чему была свидетельницей, будто пыталась вскрыть нарыв и освободиться от яда, которым была отравлена. Сначала ЛуиФилипп переводил Кэйт ее речи, но потом перестал. Кэйт только порадовалась, потому что образы, которые возникали в рассказе женщины, были сродни ночным кошмарами и так поражали воображение, что мокрые, серые улицы Кале начали казаться нереальными.

Из рассказа Кэйт поняла, что женщина была во дворце Тюильри в тот роковой день августа, когда королевская семья решила сдаться революционному правительству. Боясь идти вместе с ними, испуганная женщина спряталась во дворце, на высоком гардеробе, в одной из детских комнат. Из этого укрытия, через щель в ставнях, ей было видно, как швейцарская гвардия защищала дворец. Она видела буйную толпу из сотен людей, скошенную залпом артиллерийских орудий. Их изувеченные, окровавленные тела валялись перед дворцом. Но худшее было впереди. Патроны кончались, выстрелы слышались все реже и реже. Солдаты начали строить баррикады внутри дворца. Это было бесполезно. Вскоре нападавшие смели баррикады. Во дворец хлынула толпа людей, которые прошли по трупам своих друзей и теперь в ярости напали на их убийц. Горничная зажала уши руками, но все равно ей были слышны предсмертные крики швейцарских гвардейцев, которых немилосердно рубили на куски. Потом все стихло. Победители комната за комнатой обследовали дворец, выискивая новые жертвы. Женщина вздрагивала от каждого скрипа, от звука шагов. Услышав, что поворачивается ручка двери детской комнаты и завизжали петли открывшейся двери, она потеряла сознание. Первое, что она увидела в щель ставен, когда очнулась, была отрубленная голова человека, наколотая на пику. Именно она вызывала восторженные крики тех, кто сражался за права и свободы человека.

Больше всего ей запомнился запах крови, он пропитал ее одежду, кожу, волосы. Сколько бы она ни мылась, запах этот ее не покидал… Она понюхала свои руки и протянула их Кэйт, предлагая и ей понюхать.

– Она хочет узнать, чувствуется ли запах крови, – перевел ЛуиФилипп.

Кэйт с ужасом посмотрела на женщину и покачала головой.

– Пожалуйста, больше не переводите, – сказала Кэйт. – Я просто не выдержу этого.

Показался дуврский пакетбот. По сравнению с тем временем, когда они причалили, теперь залив Кале был пустынен. На открытом пространстве, не защищенном городскими стенами, и в мокрой одежде Кэйт очень замерзла. А женщина все говорила, все чтото бормотала. ЛуиФилипп воскликнул:

– Принцесса де Ламбалль! – Он приложил руку ко рту и, покачиваясь, остановился на краю пристани. Кэйт решила, что его тошнит. – Она была нашим другом… Ее ли вина, что она родилась с таким высоким титулом?

– Что с ней случилось?

– Ее волокли по улицам и… – Тут ЛуиФилипп замотал головой и замолчал. Потом продолжил: – Однажды, когда я был маленьким, она поставила меня под фонтан в Версале, чтобы охладить. Казалось, что меня окружает тысяча радуг…

Далекий цокот копыт внезапно стал настолько громким, что Кэйт обернулась. К ним неслась карета. Женщина в ужасе вскрикнула, когда карета остановилась и из нее выпрыгнул высокий мужчина с трехцветной кокардой на шляпе. Кэйт крикнула: «Джошуа!» – а женщина, обезумев от страха, побежала к пристани и прыгнула в бурную воду.

Какуюто долю секунды Кэйт, Питер и ЛуиФилипп смотрели друг на друга, а потом, не говоря ни слова, Питер, обрывая пуговицы на камзоле, на ходу сбрасывая туфли… прыгнул за женщиной.

– Я не умею плавать! – крикнул ЛуиФилипп.

– Не важно, – сказала Кэйт. – Скажите ей, чтобы не сопротивлялась, а то она утопит Джошуа!

ЛуиФилипп чтото крикнул, но женщина, видимо, не услышала. Она металась в волнах, толкала голову Питера под воду. Было непонятно, зачем она это делает. Кэйт с криком побежала к дуврскому пакетботу, указывая на них какомуто матросу. Он бросился в воду и с помощью других матросов вытащил промокшую парочку на землю. Кэйт держала руку женщины, когда матрос нес ее, похожую на тряпичную куклу, на дуврский пакетбот. Затем Кэйт помчалась назад, к Джошуа.

Джошуа лежал на булыжной мостовой, откашливался, выплевывая морскую воду, и старался восстановить дыхание. Когда он несколько оправился, его глаза встретились с глазами ЛуиФилиппа. Питер поднялся, опершись на локоть. Даже купание в ледяной воде не остудило его гнева.

– Если вы желаете рисковать своей жизнью, сэр, это ваше дело, но не вовлекайте невинную девушку в свои безрассудные приключения! Вы безответственный и легкомысленный человек, и я запрещаю вам вообще видеться с мисс Кэйт!

– Джошуа! – испуганно воскликнула Кэйт, не зная, что еще сказать. Она посмотрела на ЛуиФилиппа, в выражении лица которого быстро сменялись удивление, горечь, злость.

– Вы мне не отец, сэр! Вы не отец и мисс Кэйт! – С этими словами ЛуиФилипп повернулся на каблуках и быстро пошел от пристани к городу.

– ЛуиФилипп! – крикнула Кэйт. – Вернитесь! Это опасно!

– Не волнуйтесь за него, – сказал Питер, который непроизвольно начинал дрожать, когда на него дул сильный ветер. – Молодой человек сумеет о себе позаботиться. Я огорчен, что вы, мисс Кэйт, были настолько безрассудны, что отправились сопровождать ЛуиФилиппа, не сказав никому ни слова. Мы уже предполагали самое худшее…

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Дегтярник использует свои способности

Инспектор Уилер находит след

Приятный мелкий дождичек тихо падал на лондонский ПэллМэлл – сцену бесчисленных королевских процессий. ПэллМэлл завершается кругом, в центре которого, довольно неуместно, расположен внушительный памятник королеве Виктории. По этому кругу постоянно скользят черные кэбы и дипломатические машины, это место долгое время было популярным во времена народных праздников, когда люди забирались на статую и так на ней и висели. Однако сейчас был обычный рабочий день середины зимы. Победа, представленная золотым ангелом на вершине памятника, указывала, как обычно, на небеса, и великолепные крылья ангела блестели на фоне свинцового неба. Королева Виктория, вырезанная из белого мрамора, с королевской державой и скипетром на коленях, обозревала пришедших посмотреть на нее вымокших туристов. На ступеньках стоял крепкий мужчина и смотрел вверх на королеву. Его кашемировое пальто сверкало каплями влаги, как сверкает трава от утренней росы.

– Старушка выглядит сердитой, правда? – сказал он.

Мужчина говорил это долговязому юнцу, который боролся с дождем при помощи зонта, слишком маленького для этой цели. Крепкий мужчина направил бинокль на странно пустой фасад Букингемского дворца, а затем сделал укрупнение кадра и увидел гвардейцев в алых мундирах, стоявших на страже у караульных будок.

– Обрати внимание, какова дисциплина. Однажды я видел, что один из гвардейцев упал. От жары.

Его бинокль прошелся по беспорядочной толпе туристов и остановился на группе из трех человек, которые не таращились на Букингемский дворец через высокое чернозолотое ограждение.

– Вот он, наш человек, если не ошибаюсь…

Он осматривал атлетическую фигуру Дегтярника, который ему был известен под именем Вига Риазза. Хотя человек этот был в шерстяной шапке, и шарф укрывал все, кроме носа и глаз, его можно было узнать по наклону шеи. Дегтярник произвел впечатление на наблюдателя – редкий случай, потому что большинство представителей человеческой расы его разочаровывало. Наблюдатель не мог понять, откуда взялся этот Вига Риазза, оставивший с носом всех сыщиков. Никто не мог получить о нем какуюлибо информацию. Крупный мужчина, сам с великим трудом взобравшийся на вершину криминальной профессии, знал, что только опыт может научить той самоуверенности, которой у этого таинственного человека было в избытке. У Виги Риазза наверняка позади интересная история – уж в этомто наблюдатель был уверен.

Дегтярника сопровождала хорошенькая девушка, чья одежда по стилю была похожа на одежду из магазинов секондхэнд. С ним был и невысокий парнишка, который явно вырос на мусорной куче. В его лице было нечто, напоминающее выцветшие коричневые фотографии голодающих из ИстЭнда перед Второй мировой войной.

– Что за погода! Если я напрасно трачу изза него время, то потом просто выдерну из него руки. У меня есть занятия получше, чем общение с королевой Викторией под дождем.

И у Тома, и у Энджели были большие зонты. Внезапно движением, напоминающим движение фокусника, они сдвинули зонты и скрыли из виду Дегтярника.

– Что случилось, босс? – спросил его долговязый спутник. – Я ничего не вижу.

Том и Энджели раздвинули зонты. Дегтярник исчез.

– Черт возьми! Как он это сделал?

Энджели повернулась лицом к памятнику Виктории и вытащила мобильник. Через секунду крупный мужчина ответил на ее звонок.

– Направьте свой бинокль на балкон, – сказала Энджели. – Что бы ни случилось – я повторяю, что бы ни случилось, – если вам все еще это интересно, встречайте нас, как и планировалось, в Мэйфэар. Считайте, что это еще одно испытание. Если вы не придете – нет проблем, мы в этом не так уж заинтересованы…

Энджели не стала дожидаться ответа, а остановила черный кэб, и они с Томом двинулись по ПэллМэлл к ХорсГардсПэрейд.

Крупный мужчина, нахмурившись, смотрел им вслед. У него было неприятное ощущение, что его, как быка, ведут за кольцо в носу. Эта мелюзга не должна была так себя вести с ним. Его спутник ненароком ткнул ему в лицо зонтом. Крупный мужчина выругался и сердито отпихнул зонт, но юноша этого и не заметил. Он в этот момент указывал на дворец.

По лицу крупного мужчины, будто тающее масло, расплывалась усмешка. Последний раз он видел на этом балконе членов королевского дома Виндзоров, который махали руками толпе подданных. Но теперь в центре балкона спокойно стоял мистер Вига Риазза и помахивал памятнику Виктории.

– Этого, – сказал крупный мужчина, – я от него не ожидал.

Вскоре люди стали показывать на балкон, повсюду засверкали вспышки фотоаппаратов, двое гвардейцев кинулись во двор перед дворцом, чтобы понять, отчего такая суматоха. Крупный мужчина встревожился и заорал на своего тощего спутника:

– Убирайся отсюда, идиот!

Затем он навел бинокль на Дегтярника, который просто стоял и спокойно оглядывал беснующуюся толпу, причиной возбуждения которой был он сам. Крупный мужчина был в недоумении.

– Что за игру он ведет?

Спустя несколько минут на балконе появились гвардейцы в форме и охранники. Они повели Дегтярника вниз, и он не оказывал им видимого сопротивления. Вскоре над ПэллМэлл раздались звуки полицейских сирен.

– Накрылся наш чай с пирожными на Мэйфэар, – сказал неуклюжий парень. – Стыд и позор. А я слегка проголодался.

– Напряги головку, – сказал крупный мужчина. – Он дал себя увести. Наш мистер Риазза рисковый человек. Пойдем послушаем, что скажут его посыльные…

Когда через четверть часа они, прибыв в Браун отель, пригладили волосы и быстро почистили ботинки о свои собственные брюки, гостиничный слуга в форме провел их в элегантную отдельную комнату, украшенную цветами, где их уже ждали Энджели и Том. Крупный человек сдержанно поклонился Энджели и уселся на роскошный диван с мягкой обивкой. Его друг колебался, не зная наверняка, можно ли и ему сесть.

– Почему бы вам не расслабиться? – сказала Энджели, похлопав по дивану. – Я уже сделала заказ. Через минуту принесут чай.

Почти сразу же открылась дверь, и вошел официант с большим подносом, где были чай, сандвичи с огурцом – очищенным – и птифуры. Он аккуратно расставил все на низкий столик красного дерева и начал наливать чай из серебряного чайника в фарфоровые чашки. Потом официант сел рядом с Энджели и положил себе розовое пирожное, которое целиком отправил в рот и тут же проглотил.

Царило всеобщее молчание, все собравшиеся наблюдали за тем, как Дегтярник глотнул чай. Крупный мужчина зааплодировал сначала тихо, потом громче. А потом захохотал. К нему присоединились и остальные. Энджели сложилась пополам и вцепилась в Тома, стараясь отдышаться. Том чувствовал сквозь рубашку тепло ее рук и желал, чтобы этот момент длился как можно дольше.

– Ловкий трюк, мистер Риазза, – усмехнулся крупный мужчина и внезапно перешел на серьезный тон. – Как вы это сделали? И самое главное, как вам удалось уйти?

– Это больше, чем ловкий трюк, мой друг. Этому нет цены – и, поверьте мне, боюсь, что это вообще невозможно оценить. Я обладаю искусством, которое совершенно уникально в этом мире. Я могу попасть всюду, куда захочу – могу оказаться в спальне леди или в Английском Банке, – и ни один человек не сможет остановить меня. Захватите меня, и я выскользну из ваших пальцев, как вода проливается сквозь решето. Вы начинаете постигать, какие открываются возможности? По выражению вашего лица я вижу, что да…

– Чего вы хотите, мистер Риазза? Вы мне чтото предлагаете или о чемто просите?

Дегтярник улыбался, показывая новые белейшие зубы. Ему нравились ребята, которые сразу приступали к сути дела.

– И то и другое.

– Вам не кажется, что вы несколько… зациклились… на этом типе, на новом Гудини, а, сэр? Нельзя же вешать на него каждое нераскрытое преступление. Ведь нет доказательств, что их совершил один и тот же человек. – Сержант Чадвик изобразил задумчивое, но уважительное выражение лица.

– Не притворяйтесь тактичным, сержант. Одержимость – вот слово, которое вы ищете. Сегодня ко мне уже применили это определение.

Инспектор Уилер заговорил довольно громко. Сержант Чадвик закрыл дверь кабинета.

– Мы говорим лишь о намеках и слухах. И это уже само по себе тревожит. Не могу понять, почему только один я считаю, что эта сочащаяся струйкой информация постоянно указывает на одного человека. И бесполезно говорить вам – если я прав, – что никто никогда не видел никого, кто с такой скоростью передвигался бы в разных направлениях. Или этот человек очень страшен, или у него есть то, чего хотят люди…

– Или то и другое вместе, – предположил сержант Чадвик.

– Несомненно. Мы же говорим не только об ИстЭнде, этот парень уже отправился к югу по реке, он в районе пакгаузов, у аэропорта Хитроу, он проник в Сити. Будто раскинул паутину по всему Лондону…

– А вы попрежнему думаете, что есть связь между этим Гудини и делом Скокк – Дайер?

– Разумеется, так и есть! – рявкнул инспектор Уилер. – Ученые лгут, но они, конечно, не преступники. Уверен, ключ к этой связи лежит в эксперименте с антигравитацией. Самая последняя глупость, совершенная семейством Дайеров, – это идея каникул! Кэйт Дайер гдето спрятали. Но от кого? А теперь и с мистером Скокком невозможно связаться…

– Его жена говорит, что он уехал, чтобы побыть в одиночестве, – и кажется, это ее слегка задевает.

– Ага, что ж, я принимаю это объяснение, но с натяжкой.

Сержант Чадвик нахмурился.

– Знаете, больше всего меня ставит в тупик их одежда. Почему в Бэйкуэлле на Кэйт Дайер было длинное зеленое платье? А на стоянке супермаркета и в КовентГарден на ней и на мальчике Скокке была такая забавная одежда. А всадник на Оксфордстрит в треуголке… Вы не думаете, что это могло бы быть какимто странным тайным обществом, которое устроило фантастическое путешествие, а?

Инспектор удивленно поднял брови.

– Ничего подобного этому делу у меня не было. Оно делает из меня дурака. Я спать не могу! В этом пазле должен быть недостающий кусочек, простой, как нос на моем лице. Я просто взорвусь, когда найду его…

– Хотите чашку чая, сэр?

– Ага, хочу. Спасибо, сержант.

Сержант Чадвик взял кружку инспектора и стал открывать дверь, но на полпути, когда зазвонил телефон, остановился. Он поднял трубку и после короткого разговора положил ее.

– Это может вас заинтересовать… Только что звонил парень, ведущий наблюдение за доктором Дайером, парень говорит, что доктор находится в аэропорте Манчестера, забирает большой багаж, и что доктор Пирретти летела на этом же самолете.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Доктор Дайер отправляется в прошлое

Дегтярник в настоящем диктует свои правила инспектору Уилеру

– Это удивительно, что он согласился лечить вас после того, что вы сделали с ним в первый раз, – сказала Энджели, проводив костоправа. – У него до сих пор опухший глаз.

Дегтярник вытирал шею и плечи толстым белым полотенцем. Все трое стояли в огромной, купавшейся в лучах вечернего солнца комнате новой квартиры с видом на Лондон. Внизу, в реке отражались стеклянные небоскребы и гигантские подъемные краны, которые, казалось, как динозавры, шествовали по этой части города. Том держал наготове свежую рубашку для Дегтярника, стараясь не встретиться глазами с Энджели. Дегтярник уже заметил, что его ученик сегодня не в себе.

– Ну и удивительно, что он столько лет продержался с этой профессией! – сказал Дегтярник. – Повалить меня, пришпилить к столу и ходить по моей спине ногами! Когда он потянул меня за плечи, раздался треск, как при выстреле из пистолета. Я думал, он сломает мне шею!

– Но он это делал для вашей же пользы… Ведь теперь ваша шея движется лучше?

– Ага, так и есть. Спасибо тебе, Энджели. Думал, расстанусь с этой болью только в могиле… Смотрите, как я могу ворочать шеей, какая она у меня прямая. Уверен, этот доктор вылечит меня до конца месяца. Моя шея будет крутиться, как у совы. Вот уж никогда не думал, что доживу до этого.

Энджели было приятно, что ее так милостиво поблагодарили.

– Я с трудом удержался от смеха, – сказал Том, – когда этот доктор делал свои дерзкие замечания…

– Какие замечания? – спросила Энджели.

– Представь себе, – усмехнулся Дегтярник, – этот джентльмен имел наглость предположить, будто моя шея повреждена так, что если бы он не знал, как на самом деле все произошло, то подумал бы, что я был повешен!

Дегтярник и Том рассмеялись. Энджели не поняла, в чем смысл этой шутки.

– Так в чем же дело? – спросила она, но они так сильно смеялись, что не смогли ответить.

– Лучше я пойду. – Энджели бросила на низкий стеклянный стол перед кожаным диваном две тонкие брошюры. – Домашняя работа, – сказала она. – Нужно практиковаться… Ох, чуть не забыла. Вы были в газете…

Энджели выудила изза дивана газету, открыла ее и ткнула в страницы пальцем.

– Смотрите. Какая знаменитость! Сначала Букингемский дворец, а теперь еще и это.

Дегтярник схватил газету и вгляделся в нечеткое изображение самого себя в Национальной галерее, растворяющегося перед великолепной картиной маслом Стаббса, на которой изображена гнедая лошадь.

– Право слово, они не торопились доложить о моем отважном подвиге!

– Они не хотели предавать ваш подвиг огласке – ну, этот красный кружок и всю эту неопределенность. Они не понимают, то ли это какойто фокус с высокими технологиями, то ли чтото еще! Будто все это сделано с применением зеркал! – засмеялась Энджели. – Я могла бы сорвать приличный куш, если бы пришла в газету и рассказала все, что знаю. Все эти бесценные вещи исчезают из галерей и банковских сейфов, и никто ничего не может понять. Не говоря уж о нескончаемом поступлении предметов искусства из восемнадцатого века…

– Ага, могла бы, – сказал Дегтярник, – но не дожила бы до завтрашнего рассвета.

– Да я же просто пошутила! – возразила Энджели, почувствовав себя очень неуютно.

– Как и я, Энджели, как и я. У нас есть особое наказание для доносчиков, а, Том? Если мы проявим милосердие…

– Что? – спросила Энджели.

Дегтярник высунул язык и сделал такой жест, будто он отрезает кончик языка.

– Прелестно! – сказала Энджели и глянула на Тома, ища у него поддержки.

Однако Том, зная, что Дегтярник вовсе не шутит, поглаживал свою мышку и не поднимал глаз.

Дегтярник улыбнулся понимающей улыбкой и вернул газету Энджели. Затем он подошел к черному лакированному буфету, открыл выдвижной ящик и вернулся обратно с маленькой карточкой в руке.

– Я хочу, чтобы ты доставила газету этому джентльмену.

Энджели посмотрела на карточку.

– Вы стали вращаться в высших кругах? Это мистер Красный Кружок?

– Положи газету в красивую коробку и перевяжи ее шелковой ленточкой…

– Как упаковывают подарки?

– Да. И доставь это как можно быстрее.

– Прямо сейчас? Но я должна…

– Сейчас, Энджели.

Энджели сердито фыркнула.

– Написать, от кого этот подарок?

– Он поймет.

– Мне позволено узнать, в чем дело, Вига?

– Я намереваюсь вступить в один джентльменский клуб в Мэйфэар.

– В джентльменский клуб?

– Вотвот. Деньги найдутся. Мне не хватает более ценной валюты – влияния. Пока я живу в этом веке, мне нужно стать своим в гнездышке богатства и знатности… Этот джентльмен – председатель комитета по приему в члены клуба. Хочу, чтобы он знал, что у меня есть сильное желание быть членом этого клуба. Я спрашивал его, есть ли чтото в мире, что могло бы убедить его пропихнуть меня на самый верх списка желающих. Список, как говорят, настолько длинный, что многие претенденты умирают, так и не дождавшись приема.

– И что он вам сказал?

– Джентльмен – любитель искусства. Он сказал, что у него есть слабость к определенным картинам маслом… с лошадьми. Написанным мистером Джорджем Стаббсом.

Энджели, стуча высокими каблуками по керамическим плиткам пола, отправилась относить газету новому могущественному знакомому Дегтярника. Том закрыл глаза, пытаясь уловить запах ее духов, когда она проходила мимо него. И тут он почувствовал, как чтото мягко пощекотало его ухо. Сначала он подумал, что это мышка, но это была Энджели.

– Не давай ему открывать балконные окна, как он уже это делал, – прошептала она. Том ощутил ее дыхание. – Электрик сказал, что он чуть не поджег проводку. И… не думай ничего плохого о прошлой ночи, идет?

Дегтярник видел, как вспыхнули щеки его ученика, когда Энджели исчезла в холле. Том прислушивался к звуку закрывающихся дверей лифта и движущейся кабины, которая увозила драгоценный груз вниз, и непроизвольно вздрогнул, будто ему стало холодно.

– Право слово, ты должен или перебороть свой страх перед лифтом, Том, или вообще не выходить на улицу – а тогда какая от тебя польза?

– Ничего не могу с собой поделать, Синекожий… – хрипло сказал Том. – Клянусь, я старался. Стоит войти в лифт, как на меня нападает жуткий страх. Стены сжимают меня, и я боюсь, что когда эта хитроумная машина рухнет вниз, я разобьюсь на тысячу кусочков… Зато я могу быстробыстро сбегать вниз!

Дегтярник засмеялся.

– Что с тобой, Том? Ты два года прожил бок о бок с бандой Каррика и мирился со всеми убийствами, которые совершал Джо от рассвета до заката, – а теперь тебя победил лифт! Перестань дрожать и блеять, как овца, не то заставишь меня искать другого ученика!