Текст книги "Гидеон. В плену у времени"

Автор книги: Линда Бакли-Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Наутро она решила поехать за антигравитационной машиной и заказала билет на самолет в Манчестер.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Знакомство с маркизой де Монферон и ее сыном ЛуиФилиппом

Маркиза де Монферон нанимала в лучшей части ГолденСквера узкий, из красного кирпича дом в шесть этажей, с голландским фронтоном. Это был весьма привлекательный район Лондона, хотя не столь модный, как в прошлые годы. Сквер был достаточно удален от суматохи главных улиц и мог считаться мирным и спокойным местом, однако таковым не был. Дети играли с обручами, бегали собачонки, а непрерывная череда карет и переносных кресел доставляла или увозила состоятельных горожан.

Наемная карета уехала, оставив компанию перед высокой черной лакированной дверью, которая напомнила Кэйт дверь дома номер десять на Даунингстрит. Молоточек у двери был необычен для лондонских домов: это была рука леди в браслете, который выглядывал изпод оборки манжеты. Питер энергично постучал, и все стали ждать ответа. Кэйт немного нервничала: предстоит встреча с семьей французских аристократов, а ведь известно, что сейчас происходит по другую сторону Английского канала. Что нужно сказать? «Я ужасно сожалею о том, что произошла Французская революция, но, возможно, вы могли бы быть несколько добрее к крестьянам?»

Входная дверь открылась, и крохотный лакей взял записку, которую Питер адресовал маркизу де Монферон. Вскоре лакей вернулся и пригласил всех в холл.

– Пожалуйста, входите, – сказал он и повел их по винтовой лестнице в комнату на втором этаже, большие окна которой смотрели на ГолденСквер, – мадам немедленно выйдет к вам.

По сравнению с простой меблировкой дома на ЛинкольнИннФилдс резиденция Монферонов была нарядной, разукрашенной в самом пышном стиле. Хотя, подумала Кэйт, любопытно, почему в доме так сильно пахнет рыбой? Кэйт сидела в золоченом кресле, обитом роскошным шелком, розовым, как цветы вишни, и чувствовала себя както неловко, чуть ли не больной. Конечно, тут и вести себя надо подобающе этой чопорной роскоши, а Кэйт всегда раздражала любая манерность. Ей показалось, что Джошуа, как и она, чувствует себя неуютно. Он все время нервничает, подумала она. И правда, Питер постоянно то скрещивал, то расставлял ноги и крутил пуговицы на жилете, как будто в присутствии отца забыл, что должен вести себя сдержанно, повзрослому. Зато мистер Скокк, откинувшийся в шезлонге перед арочным окном, выглядел истинным джентльменом. Одежда, которую он позаимствовал у Питера, сидела на нем замечательно. Джошуа даже сказал, что эта одежда словно сшита специально для мистера Скокка. Кэйт с радостью приняла предложение Ханны отправиться на Стрэнд и купить там шелковую шаль, которая приукрасила бы ее старомодное платье. Впрочем, Кэйт не особенно беспокоилась о том, что не такто уж хорошо одета.

Всем хватило времени, чтобы детально изучить комнату, поскольку хозяева дома заставили их ждать полных три четверти часа. Этот маркиз де Монферон должен был бы по заслугам оценить их поведение, подумала Кэйт. Хотя сэр Джозеф и Джошуа полагали, что машину можно починить, она сомневалась, что в восемнадцатом веке ктонибудь в состоянии отремонтировать такое сложное устройство. С другой стороны, они с отцом Питера из двадцать первого века. И что? Кэйт тяжело вздохнула и стала слегка постукивать ногой по полированному деревянному полу. Она лениво поглядывала на массивное зеркало в позолоченной раме, которое отражало голубое небо и стремительно несущиеся облака; рассматривала картины в глубоких резных рамах, написанные маслом и изображающие нарядных пастушек. Вот бы удивились соседи в Дербишире, которые разводили овец, увидев такие смешные костюмы! Этим надутым пастушкам порхать на балу, а не топать по грязным полям. В комнате была и китайская мебель, покрытая красным и черным лаком. Особенно Кэйт поразил высокий шкаф. Наверняка в нем множество тайничков! Он весь был расписан золотыми пагодами, гористыми пейзажами, свисающими над ручьем деревьями. Так хотелось заглянуть внутрь! Но Кэйт не посмела.

Устав от лицезрения прохожих на ГолденСквер, мистер Скокк поднялся и стал прохаживаться по комнате. Он остановился и потянулся под великолепной люстрой. У люстры было шесть рожков из стекла и шесть шпилей, хрустальными сталагмитами взмывающих к потолку, все это перемежалось с каскадом грушеобразных хрустальных капель, посылающих лучики радуги по комнате. Руки мистера Скокка столкнулись с люстрой, которая начала раскачиваться, как маятник, и хрустальные капельки затрезвонили, как колокольчики.

Питер вскочил, чтобы помочь, но мистер Скокк жестом остановил его. Он рассмеялся и стал тихо напевать в такт раскачиванию люстры. Впрочем, Питер вовсе не находил ситуацию смешной. Он хорошо помнил, как упала люстра в БэслоуХолл и преподобный Ледбьюри стал похож на привидение от осыпавшейся на него штукатурки. Преподобный с палкой в руке гнался за ним через сад, намереваясь преподать незабываемый урок. Питер и в самом деле все это до сих пор помнил. Хрустальная люстра вроде этой стоила огромных денег, и Питер вовсе не желал получить счет. Он поймал взгляд смеющейся Кэйт, она от души веселилась, и ценность этого предмета ее совсем не интересовала. Боже, он стал более рассудительным, чем отец! Питер глянул на люстру и больше уже не пытался ее остановить.

– Будьте осторожны, джентльмены, люстра – одна из пары люстр, сделанных Уильямом Паркером. Вторая висит в нашем шато в Аррасе, и я надеюсь когданибудь их воссоединить, – раздался глубокий, звучный женский голос с легким французским акцентом.

Кэйт и мистер Скокк перестали смеяться и посмотрели на женщину, стоящую в дверях. Виконтесса Креморн не преувеличивала: маркиза де Монферон действительно была красавица. Высокая блондинка с темными, синефиолетовыми глазами, с изящной фигурой, – все вызывало в сознании образ спелого персика. Тяжелые волосы искусно уложены так, чтобы во всем совершенстве была видна ее лебединая шея.

Дама в шелковом платье цвета лаванды и слоновой кости улыбалась, прекрасно осознавая эффект, который произвело ее появление на гостей.

– И кому я имею честь представиться? – Она глянула на записку, которую Питер передал ей с лакеем. – Кто из джентльменов мистер Сеймур?

Питер вышел вперед и низко поклонился.

– Мадам, – сказал он, – благодарю за то, что вы согласились принять нас, лишь прочитав эту маленькую записку. Позвольте мне представить вам мистера Николаса Скокка.

– Как поживаете? – сказал отец Питера, протягивая руку маркизе.

Питер громко закашлял, чтобы показать, что так делать нельзя, но маркиза, рассмеявшись, взяла руку мистера Скокка своей рукой в перчатке и пожала ее.

– Я поживаю очень хорошо, мистер Скокк, несмотря на убожество дома, которое мы вынуждены терпеть с тех пор, как покинули Францию.

Мистер Скокк скептически оглядел комнату.

– Но у вас красивый дом. Я восхищен видом из вашего окна на ГолденСквер.

Кэйт ждала своей очереди быть представленной и выжидающе смотрела на Джошуа и мистера Скокка, которые, казалось, вовсе не обращали на нее внимания, пораженные явлением маркизы де Монферон. Маркиза оценивающе рассматривала прическу мистера Скокка и его одежду: кремовые шерстяные бриджи, черные жилет и камзол поверх ослепительно белых рубашки и галстука.

– Мой дорогой сэр, каждый, кто мог быть свидетелем великолепия двора Версаля, не мог бы назвать это, – и она грациозным взмахом руки указала на комнату или, возможно, на ГолденСквер, или даже на весь Лондон, – красивым. Стоит мне закрыть глаза, я все еще представляю, как прогуливаюсь по широкой аллее сада Ле Нотр, ведущей к музыкальным фонтанам. Я вижу королеву Марию Антуанетту и ее фрейлин, плавно скользящих в Зале Зеркал, и страусовые перья покачиваются над их головами, а маленькая армия придворных склоняется при их приближении. Красивыми можно назвать образы, подобные этим. Использовать то же самое слово для того, чтобы описать ГолденСквер, вряд ли уместно: это принизит значение другого.

– У вас совершенный английский, – сказал мистер Скокк, явно преклоняющийся перед женщиной, которая была знакома с МариейАнтуанеттой. Кэйт со значением покашляла, но никто не обратил на нее внимания.

– Мне не трудно говорить поанглийски – мой отец, когда мне было двенадцать, нанял английскую гувернантку. Французский мисс Ганн был отвратителен, и, как следствие, я стала бегло говорить поанглийски. Латынь у нее тоже была плоха, а ее познания в классике – немногим лучше, однако тогда она учила меня жизни больше, чем кто бы то ни было другой. Уверена, отец пришел бы в ужас, если бы узнал о характере наших занятий. Но мы провели вместе несколько развеселых лет… а потом я вышла замуж.

Маркиза смотрела в глаза мистера Скокка, вытягивая из них ожидаемый ею отклик, и мистер Скокк опустился на колени перед ней. Его взрослый сын ощутил при этом странную досаду. Кэйт уже начинала испытывать нетерпение, и тут сама маркиза обратила на нее внимание. Пронизывающий голубой взгляд изучал Кэйт с головы до ног, задерживаясь на наскоро причесанных волосах, на не слишком чистых ногтях, на убогом провинциальном ситцевом платье, и отметил в ней недостаток выдержки. Если бы Кэйт была объектом неких испытаний, то маркиза де Монферон, даже не пытаясь скрывать своего презрения, поставила бы ей самую низкую оценку. И тут Кэйт обиделась. Поднимаясь после поклона, она задела каблуком маленький полированный столик. Столик перевернулся, и стоящая на нем фарфоровая чаша разбилась на кусочки.

– Ох, простите!

В смущении Кэйт встала на четвереньки и принялась подбирать куски вазы. Нечаянно она засадила в палец занозу из мелких осколков фарфора, капли крови испачкали юбку и, что еще хуже, попали на розовый шелк обивки кресла, за ручку которого она схватилась, чтобы подняться с пола.

– Все уберет лакей, мадемуазель! – воскликнула маркиза, больше пришедшая в ужас от неуклюжести Кэйт и ее готовности поработать руками, чем от незначительных повреждений, нанесенных ее собственности. – Эмиль! – позвала она через открытую дверь.

Питер старался поймать взгляд Кэйт, чтобы поддержать ее, но она от расстройства уставилась в пол. Питер подал ей носовой платок, она молча взяла его и обвязала им палец.

– Позвольте представить вам мисс Кэйт Дайер, мадам, – сказал Питер.

Маркиза слегка наклонила голову.

– Enchantee, – произнесла она, почти не глядя на Кэйт.

– Приятно познакомиться с вами, – промямлила Кэйт.

Перевернутый столик раздражал маркизу, но она не собиралась ни поднимать его сама, ни разрешать делать это гостям. Она вышла в холл.

– Эмиль! – нетерпеливо крикнула маркиза, но, похоже, у лакея были дела поважнее. – И носит же земля таких олухов! – воскликнула она. – Я заметила, что в некоторых известных семействах Лондона нанимают лакеев китайцев – думаю, пришло время и мне найти такого! Эмиль!.. ЛуиФилипп!

Кэйт уловила взгляд, которым обменялись мистер Скокк и Питер. Маркиза вернулась в комнату с недовольным выражением лица. Наконец стук каблуков по деревянной лестнице возвестил о шумном прибытии чрезвычайно привлекательного молодого человека. Ему было, возможно, лет шестнадцатьсемнадцать, внешне он был так похож на маркизу, что ни у кого не возникло бы сомнений, что это ее сын.

– Хочу представить вам моего сына, ЛуиФилиппа де Монферона, – сказала маркиза. Но прежде чем мальчик поздоровался с гостями, мать привлекла его к себе и сказала, да так громко, чтобы все это расслышали: – Если ты спишь в одежде, то по крайней мере меняй ее, когда появляешься перед гостями. И скажи на милость, что это за ужасный запах?

Молодой человек отвесил легкие поклоны каждому гостю. Его яркое шелковое одеяние было мятым и не слишком чистым, а голова повязана мокрым полотенцем. Под большими голубыми глазами расплылись багровые круги, и он выглядел так, будто наглотался аспирина.

– Я поспорил, что смогу выпить больше бокалов вина, чем сын лорда Честерфилда сможет съесть маринованной селедки. Он сжульничал, я уверен…

Маркизу это вовсе не позабавило.

– И сколько же ты проиграл?

ЛуиФилипп постучал пальцем по носу.

– Меньше десятой части того, дорогая матушка, – прошептал он, – что, как я слышал, вы проиграли прошлой ночью…

Кэйт прижала ко рту руку, пытаясь скрыть усмешку, и ЛуиФилипп блеснул ей улыбкой. От досады и раздражения у маркизы даже глаза сузились.

– Где Эмиль?

– Скорее всего читает книги, которые я достал по папиной просьбе.

– Что за интересы у нашего лакея, почему он читает книги твоего отца? Скажи ему, чтобы он немедленно явился сюда…

– Да, мама. – И ЛуиФилипп, придерживая тюрбан, покинул комнату, раскланявшись с гостями. Маркиза взяла себя в руки.

– Простите меня, в Лондоне я эмигрантка, здесь нет мужа, который поддержал бы меня, поэтому мой быт устроен вовсе не так, как мне хотелось бы.

– Эмиль! Ma mere demande ta presence! – это ЛуиФилипп крикнул из окна наверху лестницы и с грохотом закрыл окно. Он вернулся в сопровождении двух миниатюрных болонок с шелковыми черными ушами и большими сияющими глазами, собачки возбужденно лаяли у его ног. Маркиза прогнала болонок прочь, и их крошечные коготки застучали по ступенькам лестницы. ЛуиФилипп стоял рядом с маркизой – радушные, приветливые хозяева. Однако гости внезапно почувствовали, что мысли хозяев заняты чемто другим. Кэйт, Питер и мистер Скокк в тревоге переглянулись.

– И у вашего мужа нет планов вернуться в Лондон?

– Мой муж ждет, когда французский народ поймет, что пора кончать с этой революцией, и порядок будет восстановлен. Он – оптимист, не так ли, ЛуиФилипп?

– Папа оптимист и по принципам, и по характеру.

– И вообще он предпочитает деревню – общество наскучило ему. Моему мужу нравится жить отшельником, делать свои опыты и бесконечно переписываться с учеными и философами всей Европы. А мы, – маркиза де Монферон положила руку на плечо сына и храбро улыбнулась, – должны пытаться жить как можно лучше…

– Мне грустно слышать это, мадам, – сказал Питер, – находиться вдали от семьи тяжело и в лучшие времена, а при теперешней ситуации во Франции…

– Да – это мука, – печально согласилась маркиза.

«Мне она не кажется очень измученной», – подумала Кэйт, уже настроенная против маркизы.

– Вы не сказали, мистер Сеймур, почему просили о встрече с моим мужем.

Питер глубоко вздохнул и попытался объяснить:

– У нас есть некий механизм… ээ, некий комплекс, устройство которого можно понять, только зная законы естественных наук… и это находится за пределами наших возможностей…

– Наша машина сломана, – перебила Кэйт. – Нам нужна помощь вашего мужа.

Питер искоса посмотрел на свою юную подругу и улыбнулся – это та Кэйт, которую он помнил.

В дверях появился пропавший лакей. Маленькие очки в проволочной оправе едва держались на кончике носа.

– Наконец! – зашипела маркиза и указала на опрокинутый столик.

Невозмутимый, щеголеватый лакей, который открывал им дверь, поднял столик и встал на колени, чтобы руками в белых перчатках собрать осколки чаши. Кэйт подняла курочек, который он не заметил, и протянула ему, спокойно встретив взгляд маркизы и заметив искорку смеха в глазах ЛуиФилиппа. Забавный, подумала она. Не то, что его мама.

– Не сомневаюсь, – продолжала маркиза, – что мой муж с радостью помог бы вам. Но вам надо найти путь к его сердцу. Уверяю вас, сам он в Лондон не приедет.

– Вы говорили, что ваше поместье в Аррасе, мадам? – спросил мистер Скокк.

– Да, немного севернее города. Оно называется шато де Хьюмиэйр. Но если дело не срочное, не советую вам наносить ему визит именно теперь, в эти трудные времена. Ктото называет нынешнее время веком света, но то, что вижу я – это тьма… – Маркиза сжала руки, на шее забилась жилка. – Вы слышали, что в прошлом месяце случилось в Париже с королевской семьей? Там был мой кузен. Он своими глазами видел… что сделала толпа со швейцарскими гвардейцами… Эта толпа – стая зверей! Они звери! Мой муж попрежнему надеется, что все будет хорошо, но все его надежды немилосердно растерзают именно те люди, которым он служил всю жизнь!

Кэйт вздрогнула от ледяной ненависти в аристократическом голосе, от страха в глазах маркизы. Но маркиза мгновенно овладела собой, спрятавшись за привычной маской дамы из высшего общества.

– Так что вынуждена огорчить вас, ми… – Маркиза заглянула в записку Питера, – мистер Сеймур, вы проделали напрасное путешествие…

Визит был закончен. Питер, Кэйт и мистер Скокк снова оказались у дверей, выходящих на ГолденСквер.

– И что теперь? – спросила Кэйт.

– Сэр Джозеф сказал, что после Бенджамина Франклина и Аллессандро Вольта следующим идет маркиз де Монферон, – сказал мистер Скокк.

– А где найти мистера Вольта? – спросила Кэйт.

– В Италии, – ответил Питер.

– Мы не можем поехать в Италию – на это уйдет несколько недель!.. А что насчет Бенджамина Франклина?

– Он умер два года назад.

– Ах…

– Аррас всего лишь в часе езды на машине от Кале, – задумчиво произнес мистер Скокк.

– Но он же не на другой стороне планеты! – воскликнула Кэйт.

– Франция воюет с Пруссией, – возразил Питер. – Страна пребывает в муках революции!

– И нам нужно пересечь канал, – добавил мистер Скокк, – а на кораблях пока еще нет парового котла. Ведь так?

Питер кивнул.

– Но если сэр Джозеф сказал, что нам лучше всего подойдет Монферон, то, возможно, стоит рискнуть, – сказала Кэйт. – В конце концов революционеры не наши враги. Мы же не французские аристократы!

– Представляю, что подумали бы обо мне твои родители, узнав, что я отправился с тобой в однодневное путешествие во Французскую революцию, – покачал головой мистер Скокк.

– Одного дня не хватит, – сказал Питер. – Даже при попутном ветре путешествие от Лондона до Арраса займет три дня.

– К несчастью, – сказал мистер Скокк, – если мы этого не сделаем, то никогда не вернемся домой.

Разговор был прерван отчаянными криками о помощи. Питер огляделся, не сразу сообразив, откуда доносятся крики, и быстро направился в глубь сквера. Кэйт и мистер Скокк поспешили за ним.

Под большим деревом стояла кучка мальчишек, лет тринадцатичетырнадцати, они смотрели вниз на чтото кричащее и размахивающее руками. Кэйт понадобилось лишь несколько секунд, чтобы понять, в чем дело. Двух маленьких мальчиков, судя по одежде – уличных, повалили на землю. Ноги и руки мальчиков были привязаны веревкой к двум метлам – будто распяты. Их жестоко избивали ногами, и оба жалобно кричали от боли.

За всем этим наблюдали пятеро ребят постарше, они, уперев руки в бока, кричали и насмехались над младшими, заставляя их бить сильнее, и при этом заключали пари, кто первым из распятых умрет. Один из больших, со светлыми кудрями и пухлым ангельским лицом, ткнул острым, мыском ботинка самого маленького по ребрам, отчего тот завыл еще громче.

– Если изза тебя, ноющая крыса, я потеряю мой шиллинг, я отвезу тебя на Брюерстрит и посмотрю, как вороны подберут то, что от тебя останется, когда повозка размозжит твою голову.

Неожиданно кудрявый мучитель обнаружил, что ктото поднял его за воротник в воздух, а потом ботинок Питера Скокка подтолкнул его, как биллиардный шар, к другим мальчишкам.

– Я никогда не участвовал в петушиных боях и не хулиганил, – сказал Питер. – Но если не хочешь почувствовать мою трость у себя на спине, убирайся прочь отсюда!

Двое других мальчишек кинулись отомстить за товарища. Тогда мистер Скокк схватил и столкнул их так, что головы стукнулись друг об друга, и мальчишки поползли в сторону по булыжной мостовой. Остальные предпочли не испытывать судьбу и не связываться с высокими, крепкими джентльменами. Мальчишки попятились, злобно ругаясь, и помчались на Брюерстрит. Мистер Скокк улыбнулся Питеру и поднял руку вверх. Питер ударил по ней пятерней. Улыбка сползла с лица мистера Скокка.

– Джошуа, откуда вы знаете…

– Питер обычно так делал, – нашелся он.

– Не бойтесь, мы вас сейчас освободим, – сказала Кэйт и, присев около ребят, стала развязывать веревки. Мальчики не проронили ни слова, просто настороженно уставились на нее. – Мерзкие свиньи! Как они посмели?

Питер и мистер Скокк тоже присели, чтобы помочь Кэйт, и скоро мальчики, освобожденные от пут, поплелись прочь, ни разу не оглянувшись.

Питер засунул руку в карман и вытащил пару монет.

– Вернитесь! – крикнул он. – У меня для вас чтото есть!

Но мальчишки шли, не останавливаясь, будто их ктото подгонял.

– Бедняги, – сказал Питер. – У них ноги в синяках и даже почернели…

– Смотрите! – вдруг закричала Кэйт. – У него камень!

Она показала на мальчика ангельского вида, стоящего на краю сквера, с явным намерением отомстить. Питер и его отец проследили за ее взглядом и тут же пригнулись: над головами просвистел большой булыжник.

Кэйт пришла в ужас.

– Он же мог убить! – воскликнула она.

А мальчишка, не оставляя своих намерений, поднял еще один булыжник. Он уже разбежался, но откуда ни возьмись возник человек, который стрелой подлетел к мальчишке, повалил и прижал его к земле.

– Это же сын маркизы! – воскликнул мистер Скокк.

– Точно! – просияла Кэйт. – Это ЛуиФилипп!

ЛуиФилипп отнял у мальчишки булыжник, перевернул на живот, поставил ногу ему на спину и с улыбкой оглянулся.

– И что мне с ним сделать, как вы полагаете? – крикнул он. – Скормить его нашим собакам? – И он угрожающе зарычал, обнажив крепкие белые зубы.

Все побежали к нему на помощь, поскольку мальчишка отчаянно боролся, пытаясь вырваться, и веса ЛуиФилиппа было недостаточно, чтобы долго удерживать хулигана на земле. Негодяй всетаки вывернулся и помчался прочь. ЛуиФилипп крикнул ему вслед чтото малопонятное, и мальчишка ответил ему нечто в том же роде.

– Спасибо! – задыхаясь, сказала Кэйт.

– Да, в самом деле, большое спасибо, месье, – сказал Питер.

– Да ничего, – самодовольно ответил ЛуиФилипп.

Он низко поклонился, и влажный тюрбан свалился с его головы на землю, освободив гриву золотых волос. ЛуиФилипп вздрогнул и прижал руки к голове.

– В следующий раз, я на вашем месте лучше бы ел селедку, – сказал мистер Скокк.

ЛуиФилипп покачал головой:

– Нет, нет, уверяю вас, сэр, от селедки последствия для желудка бывают даже хуже, чем для головы от избытка вина. Надеюсь, никто из вас не ранен?

– Все в порядке, – ответил Питер.

Кэйт заметила небольшой сверток на земле:

– Это ваш?

– Да, спасибо. – ЛуиФилипп поднял его. – Я бы хотел попросить вас об одолжении, мистер Сеймур. В сущности, о двух одолжениях.

– Буду рад услужить вам, месье. – Питеру стало любопытно.

– Вы намерены найти моего отца?

– Возможно…

– Думаю, у нас нет выбора, – перебил его мистер Скокк.

– И вы не пожалеете об этом, – сказал ЛуиФилипп. – Мой отец чрезвычайно талантливый ученый. Думаю, только он сможет вам помочь.

– О каком одолжении вы желали меня попросить?

ЛуиФилипп указал на сверток.

– Я не получил от отца ни строчки с начала августа, поскольку уже много месяцев почта ненадежна. Можете передать ему эти книги? Он будет вам так благодарен, уверяю вас.

– А второе одолжение?

– Просто умоляйте моего отца оставить наше поместье и присоединиться к нам в Лондоне. Мы очень волнуемся за него, там так небезопасно, – смущенно сказал ЛуиФилипп. – Он не послушает меня – но, может, прислушается к словам иностранца…

– Мой дорогой сэр, – ответил Питер, – разумеется, я буду счастлив исполнить вашу просьбу – если мы всетаки решимся поехать во Францию.

Трудно было не поддаться обаянию ЛуиФилиппа. Его большие голубые глаза и сверкающая улыбка были неотразимы. Уходя, он вручил Питеру пакет с книгами.

Если же они не поедут в Аррас, сказал он, возможно, мистер Сеймур будет так добр и доставит книги обратно на ГолденСквер. Тогда уж придется послать книги с почтовой каретой.

Кэйт, мистер Скокк и Питер пошли мимо рядов высоких домов из красного кирпича по направлению в Брюерстрит, где намеревались взять наемную карету, чтобы вернуться в ЛинкольнИннФилдс. По дороге мистер Скокк рассмотрел книги. Их было три: «Права Человека, ГЛАВА I» и «Права Человека, ГЛАВА II», обе были написаны Томасом Пэйном, о котором мистер Скокк чтото читал, автором третьей книги был сам Аллессандро Вольта, «Memorie sull Electricita Animale». Ни мистер Скокк, ни Питер не говорили поитальянски, но стали обсуждать смысл названия и тут заметили, что Кэйт рядом с ними нет. Оглядевшись, они увидели, что Кэйт стоит в водосточном желобе, по ее лицу пробегают гримасы боли, а сама она становится то мерцающей, прозрачной, то снова непрозрачной. Нищий, оказавшийся рядом, отпрыгнул от нее на несколько ярдов и завизжал, указывая на Кэйт пальцем:

– Смотрите, привидение! Призрак, который бродит средь ясного дня!

Мистер Скокк и Питер подбежали к Кэйт. Мистер Скокк протянул к ней руку.

– Не прикасайтесь! – закричал Питер, вспомнив, что случилось с ним много лет назад, когда с Кэйт произошло нечто подобное. – Она растворяется – вы можете поранить ее! Но нет… здесь чтото не так!..

Питер уставился на Кэйт, пытаясь понять, в чем же разница. Она явно страдала. Она крутилась и крутилась на одном месте, будто попала в стеклянный сосуд, а руки судорожно прижимались к его стенкам. Питер не слышал ни звука. Непонятно было, видит ли она его. Но одно очевидно – она беззвучно кричала, и по тому, как двигались губы, можно было безошибочно разобрать: «Помогите мне!»

Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Кэйт вернулась к нормальному, непрозрачному состоянию и смертельно бледная, без чувств рухнула на булыжную мостовую. Питер отогнал нищего и взял Кэйт на руки. Озадаченный мистер Скокк еле поспевал за ним и перешел на бег трусцой.

– Что случилось с ребенком? – спросила леди с двумя маленькими детишками. – Могу я вам помочь, сэр?

– Она упала в обморок! – рявкнул Питер. – Я должен отвезти ее домой!

Через несколько минут, сидя в наемной карете, мужчины старались справиться с нарастающей тревогой. Оба не спускали встревоженных глаз с Кэйт. Ее закрытые веки затрепетали, руки и ноги вздрагивали. Кожа лица была восковой, почти бескровной, а дыхание – прерывистым и быстрым. Питер держал ее руку. Постепенно лицо Кэйт стало приобретать натуральные краски, дыхание восстанавливалось. Она зашевелилась, но все еще была без сознания.

– Джошуа, вы понимаете, что происходит? Это тот самый феномен «растворения», о котором Кэйт мне рассказывала? Если это так, надеюсь, это не войдет у нее в привычку…

– Когда Питер был мальчиком, я видел как он неоднократно растворялся, – сказал Питер. – Он говорил, что в этот момент тело будто оказывается связанным какимито нитями с другим временем и пытается в него вернуться. Это происходит быстро, и окружающим кажется, что они видят привидение. Возможно, это случается только с детьми, ведь Кэйт и Питер растворялись, а доктор Дайер – никогда. Хотя много лет назад, вспоминаю, мы слышали о лакее, который видел «призрак» Дегтярника. Неужели он действительно добрался до двадцать первого века и научился растворяться?.. Думаю, вы такого не испытывали?

Отец покачал головой:

– Нет, никогда. Сомневаюсь, что хотел бы испытать это…

– Не уверен, но похоже, что Кэйт попала в ловушку между этим временем и своим собственным… где процесс движения приостановился… Это опасно для нее. Нельзя откладывать – нужно как можно скорее починить антигравитационную машину. Кэйт должна вернуться в свое время. В этом я уверен.

– Видимо, нам всетаки придется отправиться во Францию…

Питер кивнул:

– Увы, несмотря на революцию. У нас нет выбора…

Когда Кэйт пришла в себя, они почти уже доехали до ЛинкольнИннФилдс. Она открыла глаза, увидела склонившихся над ней мистера Скокка и Питера и заплакала.

– Что со мной случилось?

– Все в порядке, – ласково сказал мистер Скокк. – Мы с тобой и везем тебя в ЛинкольнИннФилдс. Не волнуйся…

– Не волноваться! – всхлипнула Кэйт. – Не понимаю, что со мной произошло… Там, где я оказалась, никто не мог мне помочь. Я думала, что растворилась и вернулась домой, но домой я не попала. Меня чтото останавливало. Думала, что останусь там навсегда…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Непредвиденная встреча ученика и учителя

Жизнь не была к нему добра. Под капюшоном, прикрывающим лицо, можно было разглядеть старческое морщинистое лицо. Мальчику было всего лет пятнадцать, но вряд ли он мог сказать, сколько ему лет на самом деле. Он был очень худым. Бледная, полупрозрачная кожа туго обтягивала скулы. Он пробирался сквозь бурлящую праздную толпу на КовентГарден, в одиночестве, не замечаемый никем, опустив голову и засунув руки в карманы мешковатых джинсов, но он очень часто поднимал голову и быстро оглядывал море лиц, которое волнами накатывало со всех сторон. Он уже три раза прошел ДруриЛейн из конца в конец и начал уставать от поисков. Как и тысячи других лондонцев, его завораживали суетливая площадь и рынок с его прилавками, галереями магазинов и соблазнительными кафе.

Мальчик шел к рынку сквозь шумную толпу. Внезапно он услышал взрыв смеха и аплодисменты – парочка уличных артистов начала свою работу в толпе. Послышались электрические аккорды блюза – девушка с гитарой брала высокие трепещущие ноты. Но вот уже ее песня тонула в звуках шарманки, приглашавшей посетителей на старомодную карусель. Перед каруселью мальчик остановился. Прежде он никогда не видел такого удивительного, хитроумного сооружения и теперь стоял, завороженный этим зрелищем. Он наблюдал за взлетающими и падающими конями, за сияющими детьми, которые крепко держались за полосатые столбики и неслись круг за кругом, а все вокруг переливалось золотым и красным. Но ему и в голову не пришло, что он и сам мог бы поскакать на этих конях. Это не для него. Вскоре мальчик отошел от карусели, он устал и проголодался, и в отличие от окружающих его людей ему было не до развлечений, он здесь совсем с другой целью. Так что он продолжал свой путь, шел и шел, будто это было единственное, что он мог делать. Расталкивая людей, уходящих с рынка, он с горечью ощутил, что ему никогда не стать частью этого мира. В этом веке, так же, как и в его собственном, его удел – подбирать на обочине жизни объедки от удачливых людей со счастливой судьбой. А всему виной его любопытство! Если бы он не подошел к волшебной машине в склепе ТемпестХауза в тот день, когда Синекожий и Гидеон Сеймур устроили гонки! Он вспомнил луч света, пронзивший тьму, когда ктото сдвинул пару плит на крыше и спрыгнул в склеп прямо на него. Вспомнил, как очнулся, – кто знает, через сколько часов, – а на нем лежали браконьер и три хорошие рыбины. Слизь от рыбы испортила его лакейскую униформу, и вонь эта прилипла к нему на несколько дней. Но когда он толкнул дверь, она открылась в новый мир… в этот мир. Долго еще он мечтал, что проснется от этого сна. Но не проснулся. На несколько дней он залег на дно, присматривался, разведывал, выползая после наступления темноты и кидаясь назад в укрытие, как только ктото обращал на него внимание. В 1763 году повсюду были бедные и голодные, но в этом неизвестном будущем, как Том догадался, он часть той маленькой, никем не замечаемой армии людей, которые спят у дверей магазинов и на грязных матрасах в подземных переходах, через которых прохожие переступают, делая вид, что не замечают их. Том чувствовал себя таким несчастным и беспомощным, что, ему казалось, лучше было бы встретить банду Каррика – только не Джо Каррика. Нет, не его. Слишком часто в той жизни Джо Каррик избивал его.