Текст книги "Выходное пособие"

Автор книги: Лин Ма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

15

Воспоминания рождают воспоминания. Лихорадка Шэнь – это болезнь памяти, зараженные оказываются навсегда пойманными в силки своих воспоминаний. Но в чем разница между зараженными и нами? Потому что я тоже вспоминаю. Я прекрасно все помню. Я спонтанно погружаюсь, снова и снова, в воспоминания. А наши дни, как и их, проходят в бесконечном цикле. Мы едем, мы спим, мы едем дальше.

Через два дня один цикл закончился. Мы прибыли к Комплексу.

Тодд въехал на парковку, засыпанную мусором. За ним последовал весь наш змееподобный кортеж. Мы с Эваном сидели на заднем сиденье и смотрели. Все тщательно парковались, аккуратно выполняя самые изощренные парковочные маневры. Все старались вести себя лучше не бывает. Тодд остановился на месте для инвалидов, и мы осторожно вышли из машины.

Мы стояли перед торговым центром под названием «Оленья роща», бежевым зданием, увешанным рекламами Macy’s, Sears и кинотеатра AMC с восемью залами. Это что, и есть тот самый Комплекс?

– Да, он огромный. В этом Боб не соврал, – протянул Эван.

Весь день мы ехали по пустынным каньонам пригородов Чикаго, пробираясь мимо вымерших ресторанов Olive Garden, блинных IHOP, супермаркетов Kmart и корейского HMart, парковка которого была усеяна осколками взорвавшихся банок кимчи. А теперь это. В нашем путешествии мы видели много других мест. Все они бы нам подошли. Почему именно это?

Я оглядела всех остальных, пытаясь оценить их реакцию.

– Он привез нас в торговый комплекс? – недоверчиво спросила Женевьева у Рейчел.

– Странно, – отозвалась я.

Они сделали вид, что меня не слышали, отвернулись и стали говорить тише. После событий в доме Эшли почти никто с нами – со мной и Эваном – не разговаривал. Общение было эпизодическим, формальным, только по необходимости.

Боб вышел из машины последним. Он припарковался на месте для инвалидов и в одиночестве встал рядом со своим джипом. Некоторое время он смотрел на Комплекс, будто не веря своим глазам. Потом оторвал от него взгляд и оглядел всех нас. Он посмотрел сквозь меня, как будто меня вообще не было. На самом деле с тех пор, как мы покинули дом Эшли, он не сказал мне ни слова.

– Итак, мы это сделали, – произнес он, осклабившись.

Раздались аплодисменты. Я с сомнением посмотрела на Эвана, но он тоже хлопал в ладоши и улыбался вместе с остальными.

– Мои поздравления всем, – продолжал Боб. – Мы, как говорится, прибыли. У нас в дороге были некоторые загвоздки, – тут он метнул взгляд на нас с Эваном, – но по большому счету мы оказались там, где должны были оказаться.

Снова раздались аплодисменты, уже не такие сильные. Я посмотрела на Эвана. Он по-прежнему хлопал, глядя перед собой немигающим взглядом.

Ухмылка исчезла с лица Боба.

– У нас не так много времени до темноты. Давайте начнем. Мы должны совершить набег на это место, пока еще не поздно.

Мы замерли.

– Погоди, набег на это место? – спросил Тодд. – Ты же говорил, что тут безопасно.

– Меры предосторожности, – ответил Боб.

– Но мы здесь останемся? – настаивал Тодд.

– Конечно.

Уже начинался вечер, солнце стояло низко над горизонтом. Я подумала, что сейчас нам долго придется распаковываться, переносить вещи и убираться. Мне не хотелось этим заниматься.

Боб выжидающе посмотрел на нас.

– Давайте встанем в круг, – сказал он.

Я посмотрела на остальных. Они тоже должны были быть настроены скептически, но никто не хотел вылезать вперед со своими сомнениями. Это разрушило бы всю атмосферу. «Это просто торговый комплекс», «Ради чего мы тащились сюда, на Средний Запад?».

Адам начал снимать обувь. Мы посмотрели друг на друга с некоторым недоверием. Потом Тодд тоже снял обувь, а следом Рейчел и Женевьева. За ними Эван. Наконец и я сняла кроссовки, думая о том, заметен ли мой округлившийся живот под мешковатой толстовкой.

Мы встали в круг и взялись за руки. Боб тихим голосом начал декламацию. Мы произнесли свои имена. Мысленно я добавляла: Эшли Мартин Пайкер, Джанель Саша Смит.

Как всегда, первыми зашли Тодд и Адам, Боб шел замыкающим. Вращающаяся дверь была завалена хламом, но Тодд с Адамом поколдовали над замками двойной стеклянной двери, и она открылась. Мы наблюдали, как они входят в Комплекс, по одному растворяясь в темноте.

Прошло пять минут, потом десять. Пятнадцать.

– Для хорошего набега, – сказал как-то раз Боб, – нужно использовать память. Прежде, чем вы зашли внутрь, представьте себе. Представьте себе, что́ там внутри. Представьте, как вы открываете дверь и входите, представьте, как ваши шаги стучат по плитке или тонут в толстом ковровом покрытии. Мысленно бродите из комнаты в комнату, из магазина в магазин. Вы знаете, что здесь. Вы бывали здесь раньше, пусть не в этом самом месте, но в его вариации. Карты торгового центра на вертикальных освещенных стендах, пластиковые подносы в ресторанном дворике, на витрине Express манекены, демонстрирующие офисные брюки этого сезона. Как вы слонялись тут часами, ожидая, пока мама не закончит примерять вязаные двойки в Talbots. Химический запах Sephora, где стены уставлены духами и одеколоном, а рядом пробники и полоски бумаги. Киоски, где продают чехлы для мобильных и косметику с солями Мертвого моря. Коктейли в The Orange Julius, а рядом бретцели в Auntie Anne’s. То чувство, когда заходишь в торговый центр, но еще ничего не купил, чувство надежды, которое постепенно уменьшается, когда ты заглядываешь в одни и те же магазины и смотришь на одни и те же товары. Ты не получаешь нового знания. Ты вспоминаешь, даже если последний раз был в торговом центре, когда был подростком. И неважно, о коллективной памяти идет речь (которая хранится в фильмах, книгах, журналах, блогах и каталогах) или о личной, нужно стараться изо всех сил. Стараться вспомнить как можно больше. И поскольку воспоминания рождают новые воспоминания, ты всегда вспоминаешь больше, чем думаешь. И те воспоминания, которые скрыты от нас, и есть самые ценные, они несут больше всего информации. Отрешись от своих чувств. Набег не может быть личным делом. Нужно уметь включать воображение.

Прошло по меньшей мере полчаса.

Двойные входные двери снова открылись. Ко всеобщему облегчению, из них вышли Боб, Тодд, а потом и Адам. Он провел пальцем по горлу, сигнализируя, что набег – мертвый.

– Давайте! – закричал Адам. – Можете заходить!

Мы вошли и стали осторожно продвигаться по растрескавшейся бежевой плитке. В торговом центре оказалось два этажа с магазинами. В потолке имелся большой световой люк, но стекло было грязным, так что свет, падавший сквозь него, был сероватым, как в дождливый день. В воздухе висел болотный запах, как в зоопарке или теплице. Там и сям стояли зеленые деревья в горшках, но при ближайшем рассмотрении они оказались просто шелковистыми имитациями фикусов и кленов.

Тодд и Адам зажгли фонари, указывая дорогу. Мы тоже включили карманные фонарики.

– Добро пожаловать в Комплекс! – изрек Боб.

Мы прошли мимо пустого фонтана. Дно его покрывала медная кора из монеток на счастье. Звук наших шагов по плитке раздавался по всему зданию. Мы осматривали знакомые магазины. Тут были Aldo, Bath & Body Works, Journeys. Везде висели отчаянные объявления о распродажах, типичные для Конца. Всюду было написано: «СКИДКА 50 %», «ДВА ПО ЦЕНЕ ОДНОГО», «ЛИКВИДАЦИЯ». Судя по всему, торговый центр функционировал до самого Конца. Кое-где зияли пустые торговые места, но в большинстве магазинов все еще было полно запыленных товаров.

– Здесь, в этих магазинах, есть все, что мы хотим, – объявил Боб, указывая на витрины так, будто он был их владельцем. – У нас бесконечные запасы.

– Боб, сколько стоит такой торговый центр? – спросила я.

– Триллион долларов, – пошутил он. – Я совладелец.

– И во сколько же тебе это обошлось?

Боб пожал плечами:

– Одним из организаторов был мой друг. Он предложил мне выгодные условия. Это была хорошая сделка.

Пока мы шли, мне вдруг пришло в голову, что единственной причиной, по которой мы сюда притащились, было то, что Боб – совладелец этого здания. Неужели он думал, что это все еще имеет какое-то значение?

На первом этаже был ресторанный дворик, где когда-то сияли вывески Taco Bell, Chick-Fil-A, Wendy’s, Falafel & Grill, Tokyo Palace. Теперь из неработающих холодильников сочилась коричневая жижа. Их надо будет потом отчистить. Столики из композита стояли до сих пор, но стульев не было. Мы дошли до рядов автоматов, все еще заполненных конфетами и игрушками.

Ни у кого не было мелочи, да и вообще денег ни у кого не было, но Тодд сбегал к фонтану, который мы миновали раньше, и принес пригоршню обызвествленных монеток. Он опустил ее в один из автоматов и получил голубую жвачку. Он закинул ее в рот и стал жевать.

– Ффу-у, – скривилась Женевьева. – Они же старые. Их, наверное, сюда зарядили полгода назад, не меньше.

– Она хорошая, – сказал Тодд, жуя, – у них большой срок хранения.

И понеслось. Напряжение спало. Мы сгрудились около автоматов. Тут было столько разных конфет: разноцветные карамельки, Bananarama, Skittles, M&M, Wicked Watermelons, Hot Chews, Hot Tamale, Reese’s Pieces, Good & Plentys. Потом игрушки: маленькие фигурки инопланетян, переводные татуировки, неоновые попрыгунчики. Лучше всего было то, что можно было выбирать, решать, что ты хочешь. Мы послали Тодда принести еще мелочи. От сахарной бомбы настроение резко улучшилось. Все это почувствовали, даже я. Я давным-давно не ела таких конфет.

Тодд стал кидаться попрыгунчиками в колонны и стены, а мы со смехом пригибались, чтобы в нас не попало, но мячики отскакивали и ударялись в нас со всех сторон.

– Ну ладно, пора идти, – сказал Боб. – Уже поздно. Нужно подумать о том, как нам обустроиться.

Мы успокоились и, одобрительно бормоча, стали подниматься вслед за Бобом по застывшему эскалатору.

– Основная идея в том, – продолжал Боб, – что большие магазины на первом этаже будут нашим общим пространством. А маленькие бутики на втором послужат личными комнатами. Почему бы вам не выбрать себе комнату по вкусу?

– Чур, это мое! – закричала Женевьева, как только мы поднялись наверх. Она указала на магазин J. Crew в углу справа от нас. Там на некрашеном полу и полках теснились туфли и сумочки. Освещение не работало.

Теперь нас было не остановить. Все бегали по второму этажу и захватывали себе комнаты. Рейчел достался Gap. Его белые стены и буковые полы напоминали ей дом на пляже. Тодд выбрал Abercrombie & Fitch, который походил на полутемный клуб. Адам поселился в Apple Store c его лаконичной современной обстановкой и стеклянными дверями. Эвану достался Journeys. Боб избрал себе Hot Topic, черный интерьер которого напоминал пещеру, а двери были как будто железные.

Я выбрала L’Occitane, одно из самых маленьких помещений. Оно казалось более уютным, чем другие. Стены были отделаны под дерево, пол покрыт красной плиткой. В витринах висела реклама с лавандовыми полями в Провансе. Он был причудливым и старомодным; может быть, поэтому он и пользовался успехом у покупателей. Я знала, что я здесь не слишком надолго. Я найду способ сбежать, с Эваном или без него.

Мы вернулись на парковку и занесли внутрь коробки. Посреди просторов «Оленьей рощи» наше награбленное барахло выглядело скудным, дрянным кичем. Мы взяли только то, что нам нужно было прямо сейчас, включая электрогенераторы, обогреватели и светодиодные лампы. Тодд и Адам ходили от магазина к магазину с велосипедными насосами и надували наши матрасы. Мы распаковали подушки, простыни и одеяла.

Я убирала товары с полок в L’Occitane, чтобы освободить место для собственных вещей, когда вошел Боб.

– Привет! – сказал он непринужденно.

– Привет, Боб, – я тоже постаралась быть непринужденной.

Он снял ружье и прислонил его к полкам.

– Я только хотел коротко обсудить с тобой, – начал он, – теперь, когда мы прибыли в Комплекс, как обратить новые обстоятельства в нашу пользу.

– Что ты имеешь в виду?

Он пристально посмотрел на меня.

– Эван сказал мне, что ты беременна.

– Эван? – переспросила я, не веря своим ушам.

– На каком ты сроке?

– Я ничего не говорила, потому что не была уверена, – соврала я. – Что-то около пяти месяцев.

– На этом сроке уже не может быть сомнений, – сухо сказал Боб, потом смягчился: – Прежде всего, позволь мне тебя поздравить. Жаль, что я не знал этого раньше, вот что я скажу. Потому что это благословение.

– После всего, что произошло, я не думала, что так может быть.

– Вот именно. Это чудо. Тот факт, что ты беременна, что-то значит для нашей группы. Может, сама ты этого не понимаешь, но это так. Это вселяет в нас надежду. Я знаю, все будут счастливы, узнав об этом.

– Спасибо, – только и сказала я.

Я посмотрела на вход, где неожиданно материализовались Тодд с Адамом. Сколько они там уже стояли? Боб повернулся к ним и сказал:

– Отойдите на минуточку, хорошо?

И снова повернулся ко мне.

– Но я пришел сюда не за этим. Я пришел поделиться с тобой дилеммой. Которая состоит вот в чем: я не могу позволить тебе уйти.

Я выдавила из себя смешок:

– Я не собираюсь уходить, Боб. Куда мне теперь идти?

Выражение его лица было строгим и суровым.

– Но ты собиралась. Так ты сказала Эвану. А теперь, когда у тебя будет ребенок… – Он сбился с мысли, но вскоре продолжил: – Дело в том, что прямо сейчас я не могу тебе доверять. И честно говоря, Кандейс, мы запрем тебя для твоего же блага. Там, снаружи, очень опасно.

У меня перехватило дыхание.

– Запрете меня здесь? – повторила я.

– Да, прямо сегодня, – подтвердил он. – И ни о чем не беспокойся. Мы позаботимся о тебе, дадим все необходимое. Ты выносишь своего ребенка.

– И долго ты собираешься меня тут держать? – спросила я и, произнеся это, сразу поняла, что все так и будет, что меня действительно запрут. То, что я спросила, как бы подтвердило его право это сделать.

– Ну, как я и сказал, пока ты не родишь. И с сегодняшнего дня мы будем за тобой наблюдать.

– Ну конечно, – сказала я и с бьющимся сердцем пошла к выходу из магазина.

Тодд и Адам крепко схватили меня за руки.

– Не делайте ей больно, – велел им Боб, когда они завели меня обратно.

– Значит, у меня даже нет выбора, – сказала я, стараясь сохранять спокойствие, играть по его правилам.

В голосе Боба наконец-то прорезался гнев:

– У всех есть выбор. У Эшли был выбор. У Джанель был выбор. У вас у всех был выбор, когда вы решили отправиться в маленькое ночное путешествие. И во все остальные разы, когда вы совершали набеги без меня. – Он перевел дух. – Послушай, ты доказала, что легко можешь нарушить правила группы.

Теперь я поняла, какую тактику нужно избрать. Спорить с ним бесполезно: он еще больше разозлится. Лучше прикинуться слабой и испуганной, не подвергать сомнению его власть. Я начала:

– Извини, что…

– Так что с сегодняшнего дня, – прервал меня Боб, – ты будешь оставаться здесь. И во время своего заключения ты должна изо всех сил стараться доказать мне, что можешь подчиняться правилам.

Адам и Тодд разворачивали что-то в проходе. Они тянули за металлическую решетчатую загородку, которая свисала с потолка.

– Так это же тюрьма, – сказала я, не веря.

– Не смотри на это так, – ответил Боб. – Ты в безопасности. Ты станешь матерью. А когда появится малыш, мы это отпразднуем.

С этим словами он повернулся и вышел. Прошел мимо Адама и Тодда. Они натянули металлическую решетку от пола до потолка. Затем повесили на нее кодовый замок и защелкнули его.

Боб посмотрел на меня через решетку.

– Все будет не так плохо, как ты думаешь, Кандейс, – сказал он. – Вот увидишь.

Так прошла моя первая ночь в Комплексе.

16

В феврале 1846 года члены Церкви Иисуса Христа Святых последних дней совершили исход. Они бежали из своего родного города Наву в штате Иллинойс, после того как толпа неверующих, одержимая религиозной нетерпимостью, сожгла их дома и убила главу их Церкви, Джозефа Смита. Им оставалось только уйти. Под руководством нового главы, Бригама Янга, шестнадцать сотен адептов погрузили свой скарб в повозки и отправились на запад. По трескучему льду они пересекли замерзшую Миссисипи в поисках будущего, которого еще не могли себе вообразить.

Поскольку цель была неизвестна, исход превратился в странствия. Они продолжались несколько месяцев. Как и любое путешествие в неизведанное, такое предприятие требовало от участников слепой веры, веры в сюжет. Они называли себя Станом Израиля, уподобившись евреям в пустыне, вышедшим из Египта; они называли Бригама Янга американским Моисеем. На какое-то время они нашли пристанище в Шугар Крик, в штате Айова. Отсюда Бригам Янг посылал эмиссаров, чтобы разведать земли впереди. Костры горели день и ночь. Наконец посланные вернулись и донесли, что путь на запад свободен. Они собрали лагерь и перешли вброд реку Де-Мойн. Наступила весна и принесла с собой грозы и размытые дороги. Они брели все дальше на запад.

Летом они достигли долины Солт-Лейк. Бригам Янг был заворожен красотой этой страны, окруженной величественными горами, ее соснами и озерами. Скалы, огромные, как собор, были испещрены белыми потеками там, где раньше струилась вода. На ранних фотографиях поселенцев все водные потоки – реки, ручьи, водопады – похожи на молоко. Сочетание движущейся воды и длинной выдержки старых камер создает впечатление, что земля та течет молоком.

Только увидев долину Солт-Лейк, Бригам Янг провозгласил:

– Вот это место.

Когда Чжиган Чен и его жена Жуйфан Ян прибыли в Солт-Лейк-Сити, дальние горы из иллюминатора выглядели коричневыми и некрасивыми. Стояла зима 1988 года. Небо было затянуто облаками. На тротуарах и парковках таяли кучки грязного снега. Дорога из Фучжоу была длинной, но теперь, когда она подошла к концу, они чувствовали не усталость, а возбуждение. Пока самолет садился, они глазели из иллюминатора на Америку, конденсирующуюся из абстракции (сандеи, диснеевские мультфильмы, светлые волосы) в реальность (припорошенные снегом горы, магистрали, муниципальные здания).

– Вот это место, я думаю, – сказал Чжиган перед тем, как самолет выпустил шасси и заскользил по холодному асфальту.

Университет Юты предоставил ему возможность учиться в Америке. Он получил полную стипендию в аспирантуре по экономике, став первым аспирантом из Китая на этом факультете. Поскольку случай был редкий – двери научного обмена между Китаем и Соединенными Штатами только начали открываться, – китайское правительство возместило ему расходы на авиаперелет, а за те месяцы, что оставались до поездки, они смогли наскрести денег и на билет для Жуйфан.

Университет прислал русского студента, чтобы он отвез Чжигана и Жуйфан в их новый дом. Он повез их живописным маршрутом через центр Солт-Лейк-Сити, с сильным славянским акцентом рассказывая обо всем, что они видели. Он притормаживал около каждой достопримечательности: около Храма, похожего на дворец, около Центра для посетителей, около дома-музея Бригама Янга и его многочисленных жен. Пока мужчины разговаривали на ломаном английском, Жуйфан смотрела в окно на темные пустые улицы. Хотя Рождество давно уже прошло, уличные фонари все еще были украшены венками и гирляндами.

Русский рассказал им историю про режиссера Андрея Тарковского. Когда Тарковский в первый раз увидел Юту, он заметил, что теперь точно знает, что американцы вульгарны, раз снимают вестерны в таком месте, которому подобает быть фоном только для фильмов о Боге.

Их новый дом, белый домик в респектабельном районе среди высоких тенистых деревьев, поначалу показался симпатичным. Они постучали в дверь, и хозяин дома, старый рассеянный профессор английского языка, провел их в подвал, где им предстояло жить. Бежевые ковры воняли сигаретным дымом и кисло-сладкой плесенью. Комната была обставлена странной тяжелой деревянной мебелью: тут были стул в форме гнома, диван, обитый вельветином с изображением цветков календулы, пара пластмассовых адирондакских кресел, прикидывающихся комнатной мебелью.

В тот первый вечер, пытаясь найти какую-нибудь еду, они прошли почти целую милю до ближайшего продуктового. В холодном воздухе их дыхание превращалось в туман, который мешал видеть, так что, когда показался супермаркет, он походил на мираж: громадный, окруженный огромной парковкой, залитый светом, как стадион. Если им было нужно какое-то подтверждение, что они действительно в Америке, то вот оно. Таких магазинов в Фучжоу не было. Они пошли на свет. Стеклянные двери автоматически разъехались. Они растерянно бродили мимо бесконечных освещенных рядов продуктов, они покрывались гусиной кожей в отделе заморозок и поначалу даже не поняли, что здесь самому можно брать любые товары. Наблюдая за другими покупателями, они наконец сообразили, что здесь не нужно ждать продавца у прилавка. И платить заранее, как это было принято в Фучжоу, тоже не нужно.

Супермаркет назывался Smith’s.

Они не знали, что купить, и поэтому взяли канистру молока, наугад выбрав сорт и производителя. В Фучжоу молоко было дефицитом, его пили только дети, так что целая канистра казалась чем-то невероятно декадентским, невероятно американским. Вернувшись к себе в подвал, они выпили по стакану молока и заснули.

Так прошла их первая ночь в Америке.

Поначалу они вели светскую жизнь. Они ходили на аспирантские вечеринки. Жуйфан пыталась завести друзей, а ее муж тушевался в каком-нибудь одиноком кресле, робко попивая пепси. Когда она хотела что-нибудь сказать на плохом английском, горло ей сдавливал спазм. Оно сжимала губы, чувствуя воск своей новой помады, «Вишни на снегу» марки Revlon. Им было уже за тридцать, так что они оказались старше почти всех остальных. Жуйфан носила синее платье-рубашку, которое казалось последним писком моды в Фучжоу, а здесь выглядело таким консервативным среди моря обтягивающих мини-юбок и платьев на бретельках.

Если бы она хорошо знала язык, если бы могла преодолеть застенчивость и неуверенность, то сообщила бы им, чего добилась в жизни. Она бы рассказала, что в Фучжоу была сертифицированным бухгалтером и что среди ее клиентов были городские и региональные госслужащие. Что ее работа оказалась достаточно важной, чтобы она смогла остаться в Фучжоу во время «культурной революции», а вот ее сестры вместе с прочей молодежью вынуждены были долгие годы заниматься черной работой в деревне.

«Культурная революция» на несколько лет закрыла все университеты. Только когда они снова открылись, набирая очень немного студентов, ее муж смог пойти учиться. К этому времени ему было уже двадцать пять лет и он работал бригадиром на фабрике автозапчастей. Он мечтал стать профессором литературы, но, к несчастью, на вступительных экзаменах лучший балл у него оказался по математике, так что его зачислили на отделение статистики. Он так много занимался, что заработал язву и иногда по нескольку дней не вставал с постели. Потом его стали преследовать вечерние мигрени, от которых он полностью не избавился до конца жизни.

Они относительно недавно поженились, сбежав из дома так быстро и тайно, что родственники заподозрили вынужденный брак. Так оно и было – хотя она никому в этом не признавалась. Она была уже беременна, когда они сбежали. Переехав в США, они оставили дочь у бабушки с дедушкой в Фучжоу и теперь копили деньги, чтобы забрать ее к себе.

Они рано уходили со всех вечеринок, а вскоре вообще перестали посещать эти сборища.

Жуйфан оставила попытки завести друзей и перестала замечать одиночество. Она решила найти работу. Вариантов было немного, учитывая ее плохой английский и отсутствие рабочей визы, но кое-что найти было можно.

В первый год Жуйфан собирала парики для париковой компании. Каждый понедельник она забирала из офиса искусственный скальп и мешок волос, которым предстояло стать блестящими каштановыми гривами, безвкусными каре, светлыми пуфами в стиле Фэрры Фосетт. Она шла домой, садилась на цветочный диван перед телевизором, где крутили «Одну жизнь, чтобы жить», и начинала по очереди втыкать пряди в синтетический скальп. На сборку одного парика уходило тридцать – сорок часов. За каждый парик платили восемьдесят долларов в конверте.

Каждое утро она с удвоенной силой начинала втыкать волосы, ведь каждая прядь приближала ее к авиабилету для дочери. Но к вечеру ее зрение затуманивалось, пальцы болели. По вечерам начиналась депрессия, а вместе с ней приходил гнев. Не уследив за собой, она начинала подсчитывать обиды и искать виноватых. Муж виноват в том, что привез ее сюда. Сестры в Фучжоу втайне радуются ее несчастьям, несмотря на косметику Сlinique, которую она им посылала. Грязная комната упорно сопротивляется попыткам в ней убраться; пряди синтетических волос забивались в ковер, и она не могла их оттуда вытащить, как бы часто ни пылесосила.

Ее мысли были прерваны стуком в дверь. Наверное, мормонские миссионеры. Они приходили каждый месяц или около того, Христос то, Христос се, и ревностно совали ей брошюрки.

– Брагадарю вас, – обычно отвечала она. Они не понимали ее английского, когда она просила их разуваться, входя в комнату. Она давно уже перестала открывать им дверь.

– Жуйфан! – закричал кто-то. Это был всего-навсего ее муж.

– Что случилось с твоими ключами? – спросила она, открывая дверь.

– Забыл в машине, – ответил он, запыхавшись. Он выглядел восторженным, безумным. – Но это неважно. Ты слышала новости?

Она не успела ответить: Чжиган пронесся мимо нее в квартиру.

– Сними обувь, – крикнула она, но он, кажется, не услышал. Он яростно щелкал пультом, прыгая с канала на канал, пока наконец не нашел новости.

Там показывали плохую видеосъемку чего-то похожего на ночную акцию протеста. Дрожащая ручная камера засвидетельствовала хаотическую мешанину гражданских, танков и дыма. Раздавалась стрельба. Толпа скандировала: «Фашисты! Фашисты!» Внезапно она поняла, что все это происходит в Китае.

– Где это? – спросила она.

– Площадь Тяньаньмэнь, – ответил он.

Теперь на видео показывали случайные сцены в больнице. Старая женщина прижимает окровавленное полотенце, а какие-то люди торопливо ведут ее по больничному коридору. Жуйфан понимала крики толпы, но не голос за кадром. На экране появился озабоченный диктор. Он говорил по-английски.

– Что он говорит? Что происходит?

– Они говорят, что ночью на площади Тяньаньмэнь была большая акция протеста, – сказал Чжиган. – Там собралось до миллиона человек, много стариков и студентов.

– Чего они хотят? – поинтересовалась она.

Он посмотрел на нее.

– Демократии.

Она вспомнила ночи в университетской общаге, встречи, на которые они с мужем ходили. Там все пили пиво, грызли арахис, чистили танжерины и вели разговоры о политике. Некоторые из тех, кто тогда откровенно ругал коммунистический режим, позже стали на этот режим работать. Хотя обычно ее муж держал свое мнение при себе, однажды он произнес пламенную речь о демократии. «У каждой системы есть свои проблемы, – утверждал он. – Но государство, которое предоставляет своему народу свободу слова, свободу протеста, тем самым выказывает уважение к своим гражданам». Она никогда раньше не подозревала, что он может быть таким идеалистом.

Чжиган молчал, уставившись в экран.

– Что еще происходит? – снова поинтересовалась она.

Он не отрывал взгляд от экрана.

– Они говорят, что военные стреляют в толпу. Это же мирный протест. – Он посмотрел на нее, пораженный.

– Ты уверен, что правильно понял? Мы же смотрим американские новости.

Его глаза сверкнули.

– Смотри! – сказал он с недоверием, указывая на экран. – Там сплошь студенты и старики. Они стреляют в людей без разбору.

Она не видела на экране ничего, кроме толпы и дыма; она могла слышать одиночные выстрелы. Женщина с пробитой головой в отделении скорой помощи в больнице. Одно и то же видео показывали снова и снова, в бесконечном цикле.

– Ну, мы же не знаем всех фактов, – настаивала она.

– Факты на экране, – саркастически ответил он. Глядя в телевизор, он что-то процедил сквозь зубы.

– По крайней мере, раз уж ты решил критиковать жену, говори открыто, – пылко сказала она.

– Я тебя не критиковал, – сказал он, отводя глаза.

– Тогда что ты только что сказал?

Он снова что-то пробормотал, на сей раз погромче, но все равно еле слышно.

– Что? – она повысила голос.

Наконец он посмотрел на нее и повторил свои слова так громко, что эхо разнеслось по комнате, которую хозяева дома украсили пыльными мисками с сушеной клюквой для запаха, фарфоровыми куколками Precious Moments, осенними пейзажами Новой Англии, сувенирами с символикой Utah Jazz, романами Майкла Крайтона в мягких обложках, мылом в форме ракушек и прочей дребеденью, которая не имела к ним никакого отношения, с которой они не знали, что делать, которую не могли понять ни в каком культурном контексте и которую не считали красивой.

– Мы туда не вернемся, – сказал он. И на тот случай, если она не услышала, он повторил еще громче: – Мы никогда туда не вернемся.

– Ты загнал меня в ловушку, – сказала Жуйфан своему мужу.

Поэтому следующие несколько месяцев она вела протестный образ жизни. Как будто назло мужу, она даже не пыталась всерьез учить английский за пределами бытового минимума. Она ни с кем не подружилась, даже с другими иностранными студентами. Она вела аскетическую жизнь, по утрам принимала холодный душ и ела только овощи с рисом.

Чжиган стал бояться, что если она будет продолжать в том же духе, он ее потеряет. Она запросто может вернуться в Фучжоу, будет там снова работать бухгалтером, у нее ведь хорошая репутация. Если она не может приспособиться к новому месту, нужно, решил он, всячески подчеркивать преимущества жизни в Америке, задобрить ее всем этим удобством, комфортом и процветанием.

Так что они стали делать то, чего раньше не делали, всякие американские штуки. Они получили водительские права. Купили машину, подержанный бежевый «Хендай-Эксель». На досуге они осматривали достопримечательности. Съездили в национальный парк Зайон и на Зеркальное озеро в Йосемитском парке. Сходили на экскурсию в Центр посетителей Храма Солт-Лейк и были озадачены значительностью белой статуи Христа, который простирал к ним свои ослепительные руки; голос его все время звучал из громкоговорителей. Пообедали в Chuck-A-Rama, ресторане, оформленном в стиле первопроходцев, где впервые узнали, что такое «шведский стол». Сходили в торговый центр ZCMI, где Жуйфан проколола себе уши. Она делала все это не только и не столько для себя, сколько для своих родственников, так что все время фотографировала, чтобы отправить фото в Фучжоу. Она купила крем для кожи Clinique и получила в подарок косметичку с несколькими пробниками.

Ее тоска по дому утихала в универмагах, супермаркетах, оптовых центрах и торговых комплексах, в местах бесподобного изобилия. Значит, шопинг решает проблему, отметил Чжиган. Он старался ни в чем ее не ограничивать.