Текст книги "Хитклиф"
Автор книги: Лин Хэйр-Серджент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
На улице бушевала буря, в маленькое окно хлестали ветер и дождь, деревья стонали, как привидения. Я знал – действовать надо быстро; буря быстро доберётся до аббатства и заставит обитателей Торнфилда поторопиться с возвращением.
Он не страдал, Кэти, – потом, во всяком случае. К его чести, ему удалось собраться и нанести мне несколько довольно болезненных тычков, но сокрушительным ударом в подбородок, от которого он потерял ориентацию в пространстве, я положил этому конец. Для верности я прижал к его ноздрям губку Spongia somconifera, которой мы пользуемся, чтобы успокаивать лошадей. Он тихо застонал, но полуоткрытые голубые глаза ничего не видели.
Я работал быстро. Крепко привязал сбруей его запястья и лодыжки к крюкам на стене, чтобы придать телу удобное для работы положение и на случай, если Линтон очнётся слишком рано. Потом, закрепив его, подобрал инструменты для этой тонкой операции, которую выполнял столько раз вместе с Дэниелом, но никогда ещё она не требовала такой точности исполнения, такой аккуратности при ампутации, такой тщательности при сшивании сосудов, мышц и кожи.
Я сделал всё за несколько минут. Крови почти не было. Разрез, который я смазал целебной мазью, сделал бы честь самому искусному хирургу, швы мелкие и ровные. Забинтовав рану, я застегнул его бриджи, развязал путы и поднёс к его носу нюхательную соль.
Я рывком перевернула рукопись, щёки мои пылали; потом исподлобья взглянула на мистера Локвуда – не разбудило ли его это резкое движение; не хотелось, чтобы моё потрясение и замешательство кто-то заметил. Но укрытая одеялом фигура не шевелилась.
Хитклиф! Животное! Изверг! Безумец! Пелена спала с моих глаз; я увидела его таким, каков он был. Без сомнения, он вполне заслуживал своей злосчастной судьбы; да, и краха своих безудержных желаний.
Я была вне себя. Хотелось докричаться до Хитклифа, заставить понять, каким чудовищным заблуждением были все его самооправдания, каким извращённым выродком предстал он в моих глазах. Но он был недосягаем для моих проповедей. Я не могла говорить с ним, а он со мной – мог.
Я могла лишь заткнуть уши. Читать дальше не было надобности; да и не стоило; в дополнительных подробностях я не нуждалась, заключение сделано: Нелли Дин поступила мудро, разрушив планы этого монстра.
Больше сказать было нечего.
И всё же… всё же…
Казалось, будто до меня донёсся голос моей сестры Эмили – звёзды дрожали в ночном небе, а голос звучал – и сплеталась затейливая паутина рассказа. «Трусиха! И ты от этого отвернёшься? Признаешь лишь пресное подобие жизни, а грубая подлинная изнанка – не для тебя? Не хватает смелости жить самой, так хотя бы не бойся вникнуть в чужую жизнь. Чтобы жить, нужно мужество; знай это, склони перед ним голову».
Руки сами перевернули кипу листов на коленях. Взгляд скользнул вниз. Я читала дальше.
Линтон пришёл в себя, и его вырвало на солому. Видно было, что под действием обезболивающего он всё ещё слишком заторможен, чтобы понять, что с ним произошло. Тут я вспомнил об алом эликсире, что сотворил чудо с мистером Эром нынче утром. Предчувствуя, что он мне ещё понадобится, я припрятал его в свой чемоданчик с инструментами. И вот теперь капнул на язык моему пациенту несколько капель. Через пару минут судороги прошли, и он совершенно спокойно сел передо мной, всё ещё не в силах произнести ни слова от недоумения и шока.
Подрезав фитиль фонаря, я сел против него.
– Знаете, что я с вами сделал, пока вы были без сознания?
Он покачал головой.
– Тогда мужайтесь. Я покажу вам. – И я поднёс к нему лоток, в котором лежало хоть и окровавленное, но вполне узнаваемое вещественное доказательство.
В первое мгновение он ничего не понял, а потом, закричав, выбил его из моей руки. Лоток и его содержимое упали в солому. Рухнув, Линтон зарыдал.
– Прекратите реветь и слушайте, – сказал я, – вы видели только одно, так ведь? Я отрезал только одно. Я оставил вас наполовину мужчиной.
Я заставил его проглотить ещё несколько капель жидкости. Наконец хныканье стихло. Он уставился на меня.
– Сейчас чувствуете боль? – спросил я. Он отрицательно покачал головой.
– И потом не почувствуете, ни через несколько часов, ни после. Первоклассная работа. Вообще почти ничего не почувствуете – пару недель будете чуть прихрамывать на эту сторону, и всё.
Теперь у Эдгара уже хватило сил впасть в ярость.
– Как вы могли! Немыслимо… Вас повесят! Повесят! Вы погубили себя! Эту ночь вы проведёте в тюрьме!
– Думаю, что нет.
– Думаете, нет? Думаете, хоть один суд в Англии сможет вас оправдать?
– Нет, – отвечал я, – но до суда не дойдёт.
Негодование лишило Линтона дара речи, так что я продолжал:
– Вы поранились при падении, тому есть свидетели. Я, рискуя собой, спас вас – и тоже при свидетелях. После этого полдюжины людей видели кровь на ваших брюках. Потом мистер Эр, самый уважаемый джентльмен во всей округе, поручил мне отвезти вас сюда и осмотреть ваши раны. Если вы пожелаете придать огласке, какой именно операции подверглись, я скажу, что вынужден был прибегнуть к ней как к неотложной мере – что данная часть тела была размозжена, открылось кровотечение, и её необходимо было немедленно удалить. Ехать за хирургом было некогда, а мистер Эр имел случай лично убедиться в моей компетенции в этой области.
Линтона затрясло:
– Нет, вам не выпутаться. Против вашей версии я выдвину свою. И даже если она возобладает не сразу, то, поверьте, я настою на своём. В конце концов, моё общественное положение и репутация скажут сами за себя; власти докопаются до истины.
– Возможно, вы и правы, – признал я, – хотя, думаю, вряд ли. Но нам никогда не узнать, чья версия надёжней, ведь вы не пророните ни звука.
Линтон обхватил голову руками.
– Почему? Что ещё за фантазия вас обуяла?
– Потому что тогда речь пойдёт об оставшемся.
В ужасе и недоумении Линтон уставился на меня.
– Я не зря оставил одно in situ[21]21
На месте (лат.).
[Закрыть]. В ту самую минуту, когда я обнаружу, что вы много говорите, я начну действовать, чтобы завершить то, что сегодня здесь начато.
Линтон слегка отшатнулся от меня.
– О да, – заверил я, – чем сильнее вы будете биться, тем крепче затянется петля. Потому что чем успешнее сможете вы убедить окружающих в том, что я преступник, тем меньше я потеряю, подтвердив это.
Он молчал. Я продолжал:
– Смотрите, в каком вы положении. Пока всё останется как есть, вы можете завести семью, продолжить ваш род. Можете подыскать какую-нибудь аппетитную девицу – мисс Ингрэм, например, – затащить её в постель и под венец, хотя, будь вы даже в полной силе, у вас бы пороху не хватило на такое предприятие. Но если вы выдвинете против меня обвинение, род Линтонов закончит своё существование. Занавес. Сходит со сцены Эдгар – никого.
Он сидел, уставясь в пол.
– Теперь мне удалось завладеть вашим вниманием, да? – сказал я. – Вот и хорошо, тогда приступим к главному. – Прежде чем продолжать, я дождался, пока он взглянет на меня. – Как я уже говорил, вы оставите в покое Кэтрин Эрншо.
Тут я сделал паузу – чтобы усилить эффект. Линтона передёрнуло.
– А, вы поняли, о чём речь? Да, вы правы, выбор не из приятных. Либо вы должны отказаться от общества Кэти, от её благосклонности, от разговоров с ней, любезностей и так далее, а даже для ваших жалких чувств это должно оказаться страшным ударом; либо, если станете упорствовать, к моменту брачной ночи будете бесплодны. Нет, не отворачивайтесь от меня. Взгляните в лицо судьбе, слушайте голос рока. Если вы женитесь на Кэтрин Эрншо, вот что я сделаю. Я выслежу вас и оскоплю, я сделаю это с наслаждением (вам нечего мне противопоставить, некуда спрятаться – и в глубине души вы это знаете). Я повторю сегодняшнюю операцию, но на этот раз не стану лишать вас возможности испытать сопутствующие ей самые изысканные ощущения. А потом я методично разрушу ваш дом, ваше здоровье, вашу семью. Я уничтожу всё, что вам дорого, за единственным исключением, а проделав всё это, посмеюсь вам в лицо. Ясно?
Он долго глядел на меня, потом медленно кивнул.
– Но ничего этого не произойдёт, если вы будете держать язык за зубами и оставите в покое Кэти. Тогда я больше не буду досаждать вам; попляшу на вашей свадьбе – с кем угодно, кроме неё, – произнесу прочувствованный тост за новобрачную, а в придачу преподнесу щедрый подарок.
Мы ещё немного походили вокруг да около, но в конце концов он согласился – с глубочайшим негодованием и отвращением, – Эдгар Линтон согласился на мои условия.
Дальше события развивались стремительно, хотя казалось, что время ползёт умопомрачительно медленно. Каждую минуту я ожидал услышать звуки приближающихся экипажей. Линтон неподвижно обмяк в углу, пока я уничтожил свидетельство того, что произошло здесь за последний час. Потом, встряхнув его, чтобы он переписал некий документ, я запер дверь кладовой – на время, пока схожу в дом за его вещами. Это было самое уязвимое место моего плана – я рисковал столкнуться с миссис Фэйрфакс и с необходимостью отвечать на её вопросы, что было бы совсем некстати, но, по счастью, этого не произошло.
Когда со своей ношей я вернулся к конюшне, Вельзевул ждал снаружи, клубы пара поднимались над его спиной, поливаемой дождем. Он ещё не остыл от бега, но вместо того, чтобы вытереть коня, я запряг его и ещё одну лошадь в небольшой крытый экипаж. Посадил туда Линтона, погрузил вещи и отправился под слабеющим дождем в Милкот. К тому времени Линтон так ослаб и был настолько одурманен, что мне пришлось править одной рукой – другая была занята – я поддерживал его. О, я был очень предупредителен к твоему красавчику Эдгару, Кэти.
Мы прибыли как раз вовремя – к ночному дилижансу, отправляющемуся в Лидс. Я посадил туда Линтона, сказал пару слов вознице. Панибратски похлопав его по плечу, я объяснил, что молчаливого бледного молодого джентльмена, которого я только что укутал попоной, постигло глубокое разочарование в любви, что он не в себе от горя, и к тому же пьян. Возница, кивнув, подмигнул мне и обещал позаботиться о бедняге; завтра утром из Лидса он отправит его в Гиммертон.
На обратном пути я расслабился и дал лошадям самим привезти меня в Торнфилд. Буря ушла на запад, к морю; и хотя мне казалось, что прошла целая вечность, в действительности ещё только начинался вечер – в чистой синеве неба на востоке, у горизонта, вставала одинокая звезда. От умытой дождем травы поднимался запах свежести. Я откинул верх экипажа, ветерок коснулся моего лба, а с дерева на меня обрушился каскад прохладной дождевой воды. Оставалось выполнить ещё две задачи. И я стал обдумывать, как к ним подступиться.
Как я и предполагал, Торнфилд был охвачен паникой. По лужайке сновали люди с факелами. Окна верхнего и нижнего этажей ярко светились. Не успел мой экипаж доехать до дома, мистер Эр, а с ним и миссис Дэнт выбежали во двор мне навстречу. За ними ковылял полковник. Я спрыгнул с подножки, слуга перехватил поводья.
– Ну, – начал мистер Эр, – а что же вы сделали с молодым Линтоном? Полагаю, отвезли к врачу в Милкот?
– О, скажите, что он жив! – вцепившись мне в плечо, вскричала миссис Дэнт. – Если с ним несчастье, в жизни себе не прощу!
– Не пугайтесь, с ним всё в порядке, – поклонившись, торопливо ответил я. – Вот, мадам, он передал для вас письмо. (Что было чистой правдой, хотя письмо это было написано под мою диктовку.) – Я протянул миссис Дэнт листок, но полковник, опередив её, выхватил письмо у неё из рук, но тут же с ворчанием отдал обратно – вспомнил, что очки в платяном шкафу, а не у него на носу. Мистер Эр поманил одного из факельщиков, чтобы тот пролил свет на сие послание.
– Что такое – вот странно! – задыхаясь от волнения, воскликнула миссис Дэнт. – Он уехал домой!
– Домой! В Дэнт-хауз? – осведомился скептически её муж.
– Нет! Домой, в Гиммертон, на Мызу Скворцов!
– Ты что-то спутала! – повысил голос полковник. – Роберт, принеси мне очки!
– Ничего я не спутала, Гарольд! – Миссис Дэнт ткнула листок ему под нос. – На Мызу Скворцов, и никаких объяснений, только обстоятельства принуждают его покинуть нас, и он чрезвычайно сожалеет о своём внезапном отъезде. И подпись – с выражением глубочайшей привязанности.
– Ну, это ни в какие ворота не лезет. Это выше моего понимания, – вскипел полковник. – Летиция, я всё старался разубедить себя в том, что твой племянник полный болван, но теперь вижу, как глубоко ошибался. После такого оскорбления теперь я надеюсь, что он в самом деле болван. Если уж разум полностью отсутствует, значит, должно, по крайней мере, остаться место хоть для малейших понятий о чести!
При этих словах миссис Дэнт, закрыв лицо руками, бросилась в дом. Через освещённое окно я видел, как её окружили Ингрэмы, всячески выражая поддержку и выпытывая новости.
– Хитклиф, – обратился ко мне мистер Эр, – вы можете объяснить, что происходит? Вы отвезли Линтона к дилижансу. Что он вам сказал?
Я отвёл джентльменов в сторону, туда, где нас не услышали бы дамы, и, предупредив их, чтобы пересказывали то, что сейчас услышат, с осторожностью, поведал заготовленную мною историю. Я поступил с Линтоном благородно, Кэти; и к концу моего рассказа полковник Дэнт был вполне удовлетворён поведением племянника – никогда прежде не был он о нём столь высокого мнения.
Мистера Эра услышанное тоже устроило; всё это вполне согласовывалось с тем, чему он был свидетелем. Но когда полковник Дэнт отправился обратно в дом, посмеиваясь: «Должен же парень перебеситься», второй мой собеседник остался.
Мистер Эр поведал мне, что, приехав домой и не обнаружив Линтона, он пошёл в конюшню поговорить со мной. Двуколка стояла на месте, крытого экипажа не было; поэтому он предположил, что я повёз Линтона к врачу. Но сделанная в кладовой находка – а он обнаружил там флакон с эликсиром – заставила его в этом усомниться. Это открытие встревожило его – зачем, в самом деле, я дал его Линтону, если его состояние не внушало опасений? Но теперь выяснилось, что Линтон и не был ранен. Может быть, в присутствии Дэнтов я что-то утаил? Он ранен на самом деле? И я сам оказал ему помощь?
Я лихорадочно соображал, что сказать.
– Да, я дал ему эликсир, но скорее для поддержания духа, чем тела. Он, казалось, был страшно расстроен и тем не менее настаивал на отъезде. Я решил, что это подкрепит его.
Мистер Эр приободрился.
– Боюсь, ты зря это сделал. Это средство не так уж безопасно, иногда оно оказывает побочное действие. Применять его следует только против сильных болей. Как он выглядел, когда ты оставил его в дилижансе?
Я рассказал об отъезде Эдгара и об обещании возницы присмотреть за ним.
– Ну, ладно, пожалуй, всё нормально. На этот раз тебе повезло. – И без дальнейших комментариев мистер Эр взял меня за руку, и мы пошли в дом, но меня насторожил его взгляд – слишком встревоженный.
Перекинувшись парой слов с Джоном, я вышел из дома и отправился в конюшню. Теперь оставалось только дожидаться визита мисс Ингрэм.
Сняв пиджак, я улёгся на кровать. Лондонская газета, которую я держал в руках, была черна от слов, но хотя глаза мои пробегали по строчкам и колонкам вновь и вновь, я улавливал в них всё меньше смысла. Полночь уже миновала, и снова переменилась погода, заморосил дождик. Наконец в окно постучали. Я отворил дверь.
Она вошла, клубы тумана вились над огромным серым плащом. Коснувшись её плеча, я повернул её к себе, сполохи огня из очага осветили лицо. Озаренные лёгкой влажной дымкой щёки пылали. Я расстегнул крючок под воротником и приподнял плащ над её плечами. На ней был такой же, как вчера ночью, тонкий как паутинка белый пеньюар, только на этот раз поверх него – никакой накидки. Снимая с неё плащ, я воспользовался этим, чтобы прижать её к себе.
Сначала она отвернулась от поцелуя, но через минуту рассмеялась, положила руки мне на грудь и оттолкнула.
– Вы меня удивляете, мистер Хитклиф! Разве вам неизвестно, что, когда к вам приходит дама, положено повесить её плащ и предложить ей кресло?
В ответ я сорвал с неё мокрый плащ и швырнул к очагу, упавшие с него капельки воды зашипели на раскалённых камнях. Она насмешливо глядела на меня. Не успела она и слова сказать, как я схватил её на руки и, не слишком церемонясь, плюхнул на кровать. Потом остановился, глядя на неё сверху вниз.
– Сделать это?
Лежа неподвижно, она улыбнулась мне.
– Может быть, мистер Линтон был прав.
– И что же сказал Линтон? Я сел на край кровати.
– Что, несмотря на сегодняшние события, вы хотели не спасти его, а убить.
– Поразительно! А не объяснил ли он, чем вызвано такое своеобразное желание, или он относит это на счёт необузданной кровожадности? – Я положил руку на белую щиколотку, выглядывавшую из-под влажных кружев пеньюара.
– Он не объяснил, но я читаю его мысли.
– О прелестный оракул! И о чём же он думал? – Я снял с неё промоченные дождём бархатные ночные туфельки и ладонями пытался согреть её ступни.
– Не могу, разумеется, сказать наверняка, но, возможно, он вообразил, что вы уязвлены его успехом в… в некоторой области, – объявила она, пошевелив пальцами ног.
Я лёг рядом с ней.
– Ах! И в какой же именно области?
– Мистер Хитклиф! Вам лучше знать, чем кому бы то ни было!
– Может, он имел в виду эту область? Или вот эту? – Ещё минуту она смеялась и сопротивлялась, потом стихла под моими ласками.
В дверь громко постучали, и почти сразу вслед за стуком в замке повернулся ключ. Мы рывком поднялись и замерли. В дверях стоял Джон и глядел на нас, сидящих на кровати.
– Будут какие-нибудь распоряжения, мистер Хитклиф?
– Нет, спасибо, Джон. Утром прежде всего зайди ко мне – за дальнейшими приказаниями.
Джон поклонился и вышел так же внезапно, как и вошёл.
Мисс Ингрэм истерически глотала воздух.
– За дальнейшими приказаниями? Дальнейшими? Что вы имели в виду? Зачем он приходил?
– Я велел ему…
– Что? Вы с ума сошли? Задумали погубить меня?
– Успокойтесь. К чему мне вас губить? Он верный человек и сделает то, что я скажу. Он и слова не проронит – если только я не прикажу.
– Если вы не прикажете! Если? Зачем, ради всего святого, вам приказывать ему говорить?
– Я это сделаю только в том случае, если вы откажетесь мне помогать.
– О, вы жалкий… – Медленно меняясь в лице, она пристально смотрела на меня. – Вы не просто негодяй, вы ещё и дурак!
– В самом деле?
– Да, дурак! В этом не было нужды, нет! Во всех этих махинациях! Я любила вас или думала, что любила. – И слёзы хлынули градом.
– О, вы думаете, я хотел ЭТОГО? Ошибаетесь. Мне нужно совсем другое.
Это повергло её в долгое молчание. Потом с усилием она выпрямила спину и посмотрела мне в глаза гордо и спокойно – внешне, по крайней мере.
Признаться, я ощутил боль – не то чтобы раскаяния, но сожаления. Сожаления о том, что мне пришлось прибегнуть к такой мере. В смелости и хладнокровии мисс Ингрэм не откажешь. Но я взял себя в руки; я сам выбрал себе дорогу и назад пути нет.
– Чего вы от меня хотите? – спросила она.
– Хочу, чтобы вы вели себя так, будто события продолжают идти своим чередом. Чтобы эти события вытеснили из вашей памяти все прочие. И если вас об этом спросят, чтобы вы отвечали так, будто всё вернулось на круги своя.
– Весьма таинственно, но вы, безусловно, к этому и стремитесь. Что за события?
– По приезде сюда с первого же дня вы вовсю флиртовали с Линтоном. Ваше расположение ко мне было лишь дымовой завесой, прикрытием, но предпочтение вы отдавали Линтону. Я согласился в этом участвовать, идя навстречу обеим сторонам.
– Боже правый – какая гадость! Но продолжайте.
– Он сделал вам предложение, которое вы отчасти приняли, но сегодня, побывав на волосок от смерти, он воспылал страстью и, когда вы разговаривали у моста, стал настаивать, чтобы вы согласились вступить с ним в незаконную связь и пришли к нему на свидание сегодня же ночью. Это, безусловно, оскорбило вашу столь нежную душу. Сгоряча он продолжал свои домогательства и дошёл в конце концов до прямого оскорбления. Вы не просто отказали ему в свидании – вы разорвали с ним все отношения. Он воспринял это очень тяжело – наверно, поэтому и уехал так внезапно; никаких других объяснений быть не может.
Она задумчиво смотрела на меня.
– Я хочу знать, что вы сделали с Линтоном. Может быть, в самом деле убили. Я хочу это знать.
– Любое расследование обнаружит, что он жив и здоров и находится у себя дома на севере.
– Вы говорите уверенно. Полагаю, это и в самом деле так. И всё же – пусть даже и для того, чтобы прикрыть его исчезновение, – зачем вы сделали всё с такой злобой, с такой жестокостью?
Я пожал плечами.
– Возможно, я озлоблен и жесток. Возможно, я сумасшедший. А может, просто от скуки.
– Если бы вы могли себе представить, как вы мне отвратительны!
– Если бы вы могли себе представить, как мне безразличны ваши чувства!
Она схватила меня за плечо.
– Вы лжёте. Я вам не безразлична; далеко не безразлична. В таких вещах я никогда не ошибаюсь, и ни в ком я не была так уверена, как в вас.
– Это говорит лишь о том, что и богини ошибаются, когда в них играет кровь.
– Кровь отвечает на зов другой крови, и наша с вами кровь – не исключение. Отмените это, если сможете!
Я оторвал от себя её руки.
– Теперь это не имеет большого значения. Дело сделано. Вам придётся согласиться. От этого никто не пострадает, а ваша репутация только выиграет.
– Не повредит!.. Господи!.. – Она встала с кровати, на которой мы оба до сих пор сидели, и выпрямилась. – Да, я принимаю ваши условия. Вы не оставили мне выбора. Но сначала я скажу вам, что я о вас думаю.
Я встал перед ней.
– Что вы думаете обо мне?
– Я думаю, что сегодня у вас в руках был весь мир и вы бросили его в огонь. – На лице её было написано презрение.
Я, должно быть, улыбнулся, потому что она бросилась ко мне и изо всех сил стала меня трясти. Я не мешал ей, но скоро это упражнение её утомило, а может, почувствовала, что с таким же успехом она могла трясти мраморную статую. Так что, одарив меня тумаком вместо прощального поцелуя, она подхватила ночные туфли и плащ и открыла дверь, чтобы выйти, а потом, помедлив, произнесла не оборачиваясь:
– О, ещё одно слово, мистер Хитклиф… Я ВИДЕЛА лицо той женщины.
– Какой женщины?
– Это была не цыганка, – и захлопнула дверь.
Я остался один. Разделся и лёг в постель.
Эту ночь, каждую ночь – один. Лишь тьма и пустота в моих объятиях. Сколько ни зови, сколько ни мечтай, простирая в темноту руки, – нет тебя… нет тебя.
