Текст книги "Хитклиф"

Автор книги: Лин Хэйр-Серджент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Как по команде, с другой стороны появились, шумно обсуждая ужасающий скелет, леди Ингрэм и все остальные. Увидев дочь рядом с Линтоном, почтенная мамаша подняла лорнет; судя по всему, увиденное её удовлетворило. Всё шло по плану.

Теперь ничто не мешало нам пообедать, и мы уселись за стол. Передавая через щит сэра Уилфрида куски жаркого и стаканы вина, я посмеивался про себя тому, как удивились бы те, кому я прислуживал, узнай они, как я поднаторел в пикниках.

Пока я раздавал пудинг, Бланш и Мэри Ингрэм собрали ещё цветов, и к окончанию трапезы все мы, как олимпийские боги, сидели с благоухающими венками на головах. Достопочтенная мисс Бланш игриво подцепила посохом руку Линтона и подтащила его к себе – поправить венок. Потом позвала Мэри и мать полюбоваться результатом: «Голубые васильки на золотистом фоне – c'est ravissant[19]19
  Восхитительно (фр.).


[Закрыть]». Эдгар улыбался и краснел – он уже начинал плясать под дудку Бланш Ингрэм. Знал бы бедняга, кто задаёт тон на самом деле.

Даже сэр Уилфрид получил венок, но украшение епископского кресла так и не закончили – солнце припекало, выпитое вино довершило дело – всех разморило. Разговор потихоньку сошёл на нет; украшенные венками головы поникли; над остатками пудинга кружила пчела; через пятнадцать минут все задремали.

Что до меня, я пошёл к дубу и залез на него. Мистер Эр был прав – я часто приходил сюда, но вовсе не за тем, чтобы читать Оссиана.

С вершины этого дерева, единственного на самом высоком в округе холме, я мог видеть далеко на севере башню необычайной формы. Это, я был уверен, та самая башня, что мы с тобой заметили когда-то, гляди на юг со скалы Пенистон. Помнишь, она была похожа на буку «h»; мы называли её гигантским стулом; мы представляли, как, сидя на нём, кто-то смотрит в сторону западного моря. И вот в изгнании меня иногда утешала мысль: а вдруг ты тоже смотришь сейчас на башню – и наши взгляды встречаются в этой точке пространства.

Теперь, сидя на привычном месте у верхушки дерева и высматривая меж качающихся ветвей крошечную, едва различимую башню, я услышал внутренний голос. «Будь твёрд», – словно из глубин памяти, выдохнул он. «Будь твёрд».

– Кэти? – прошептал я, так ярко было наваждение. – Кэти?

Но ни в сердце моём, ни извне я не услышал ответа – больше ничего, хотя долго ещё всматривался в мерцающие дали, ловя миражи, ища хоть какие-нибудь отголоски. Наконец, окутанный лёгкой дымкой, горизонт померк. Внизу зашевелились спящие. Я потихоньку спустился и, пока они не открыли глаза, пошёл мимо них к темнице. Меня ждала встреча: с Братцем Скелетом и ещё кое с кем.

Я сел в комнате, вырубленной в скале, и, разглядывая скелет, поджидал Эдгара Линтона. Он придёт, это было бы логично. Ведь он ещё не видел камеру пыток, остальные обязательно заставят его посмотреть, а тут-то я его и встречу, Но, помимо всякой логики, я просто знал. Это ты, или та часть тебя в моём сердце, что велела мне быть твёрдым, сказала мне о Линтоне, и я знал, что судьба даст мне шанс.

В комнате было темно, но сквозь заросшие травой трещины кладки снаружи пробивался свет, ведь темница была вырублена в самом своде холма. Вот откуда и пошли, быть может, легенды о Красном Повелителе; крики пытаемых еретиков превратились, верно, в его демонические вопли или в стенания его жертв. А может быть, и сама легенда послужила причиной тому, что камеру допросов устроили здесь, рядом с его логовом, где всё повергало в ужас. Впрочем, громоздящиеся во тьме древние орудия пыток и озарённый зеленоватыми отблесками свисающий на цепях скелет сами по себе навевали уныние.

Время от времени ветер доносил звуки. Я слышал бренчанье гитары (Мэри Ингрэм взяла её с собой); сначала мелодия «Спелой вишни», потом песня Бена Джонсона, кажется, о любви и страсти. Потом ненадолго – тишина, и вот – шаги. Линтон. Помешкал у двери. Спутанные волосы очертили лицо золотистым ореолом.

– Одно слово, сэр, – проговорил я. Не успел он двинуться, как я крепко схватил его за руку. – Дамы не придут вам на помощь; они слишком далеко – не услышат. Так что придётся иметь дело только со мной, если, конечно, не считать его. – Я кивнул на оскаленного свидетеля за своей спиной.

Он попытался стряхнуть мою руку.

– Хитклиф, держать меня нет надобности; я как раз искал вас. Прекратите эти нелепые игры и уберите руки.

Я крепко держал его.

– Думаете, это игры?

– Вас невозможно принимать всерьёз. Вот что я хотел вам сказать. Угрожайте, но ваши угрозы выеденного яйца не стоят. Выполнить их вы не в силах. В тот самый момент, когда вы хоть чем-то навредите мне, вы потеряете всё – не только то, что стремитесь отнять у меня, но всё, что у вас есть; а этим, сдаётся мне, пренебрегать не стоит, во всяком случае конюху.

– Похоже, я стою перед дилеммой! – Произнося последнее слово, я повернул его и толкнул на сиденье рядом со скелетом. Теперь я стоял над ним. – Но поскольку я всего лишь конюх, я, может быть, понял вас не вполне правильно. Если я ошибаюсь, вы, как человек воспитанный и образованный, меня поправите. Прежде всего, вы намерены жениться на Кэти.

– Да, я женюсь на ней. И она уже дала добровольное согласие.

– На минутку оставим в стороне вопрос о её воле, хотя мы оба знаем, что она достаточно тверда, и оба мы перед ней – как сухие листья на ветру, Однако будем считать, что вы и она собираетесь пожениться.

– Верно.

К чести Линтона, самообладание его настолько восстановилось, что он закинул ногу на ногу и откинулся назад.

– Я хочу предотвратить это. Как мне это сделать? Можете вы научить меня, наставник?

Линтон презрительно фыркнул.

– Единственный здравый и разумный путь – вернуться на Грозовой Перевал и поговорить с самой молодой леди. Но для вас этот здравый разумный путь, естественно, недоступен.

– Точно – и причины этого к вам не имеют отношения. Достаточно того, что вы понимаете, что, как бы ни повернулись события, всё зависит от нас двоих – только от вас и от меня.

– Это возвращает нас обратно – прямо к вашей дилемме, не так ли? – заключил Линтон.

– Да. И чтобы разрешить её, мне нужно, чтобы вы разорвали отношения с Кэти. Если вы не сделаете этого добровольно, я заставлю вас.

Я заметил, как Линтон взглянул на тень дыбы позади нас, но голос его звучал совершенно спокойно.

– Это вам не удастся. Подкупить меня вы не сможете – вам нечего мне предложить. Запугать? Любое насилие по отношению ко мне отразится на вас с удвоенной силой, и на что вам тогда надеяться?

В ответ на моё молчание он продолжал приветливо и рассудительно:

– Теперь я судья и за ваши угрозы могу заключить вас в тюрьму, но воздержусь – в память о былом. Так что давайте договоримся: я не выдам вас вашим новым друзьям, а вы оставите эти смехотворные нападки. Вот и будем квиты. Согласны?

Вместо прямого ответа я схватил скелет за шею и рывком сорвал со скамьи. Глядя, как он рассыпается по полу, Линтон содрогнулся, но не кинулся бежать. Оторвавшиеся кисти рук всё ещё висели на цепях; я сорвал и их, отбросил в сторону, потом сел на освободившееся место.

– Эдгар, я хочу, чтобы вы хорошенько подумали над тем, что я сейчас скажу. – Я мягко обхватил ладонью колено Линтона. – Не отвечайте сгоряча, постарайтесь уразуметь, что мне есть на что рассчитывать, что я существую и выполню то что решил. Вы готовы выслушать меня?

– Да, хорошо. – Глаза его, несмотря на все старания, неуклонно возвращались к моей руке.

– Отлично. Так вот, если сей же час я не по лучу от вас клятвенного обещания оставить в покое Кэтрин Эрншо, я заставлю вас это сделать способом самым неудобоваримым, самым неприемлемым, можно сказать – запредельным.

– Вы собираетесь убить меня? – При всём своём видимом безразличии он побледнел.

– Кэти по какой-то непостижимой причуде обожает вас, так что убийство было бы последним средством. Но если вы отказываетесь дать обещание, мы вступаем в область последних средств, не так ли? – Я сжал колено. – Ну, каков ваш ответ?

Линтон вдруг вырвал ногу из моей руки.

– Выполните вашу угрозу, и чёрт с вами! – вскричал он (твоя комнатная собачка иногда кусается, Кэти!). – Я просто расскажу дяде всё, что вы мне сейчас сказали, и с вами покончено.

– Думаю, что нет. Думаю, что у вашего дядюшки, такого богатого, такого упрямого, с таким слабым здоровьем, не достанет чувства юмора выслушивать от вас поскуливания о невероятных угрозах, которые выставили бы меня посмешищем.

– Тогда сегодня вечером я напишу дяде письмо с просьбой вскрыть в случае несчастья, подробно опишу наши отношения и всё, что знаю о вас.

Это было разумно и хладнокровно придумано; и всё же это лишь подтверждало необходимость без задержки привести в действие мой план.

– Таков ваш ответ?

– Да.

Я похлопал его по колену и встал.

– Так тому и быть. Ваш ответ вполне соответствует моим ожиданиям. Но я должен был знать наверняка. – Отбросив ногой разбитый череп еретика, я оставил Эдгара Линтона наедине со своими мыслями.

Это не ты приходил ко мне, его руками неся охапки цветов, не ты высвистывал птичьи песни и читал его стихи, С ним так покойно, никогда я не вздрогну, если он просто войдёт в комнату, не замрёт сердце, когда встречусь с ним взглядом.

Но, как это было, когда мы, как жеребята, узнавали друг друга по запаху – и зима очерчивала круг за нашими заледенелыми спинами, и мы знали, мы знали – там, в серёдке – спасение.

Что-то изменилось.

Ветер подул, и луна спряталась за облаками, и ты повернулся к двери, и я испугалась. Мы были старше, и мне виделась леди в высоком парике, в бриллиантах и атласных лентах. С ней мужчина с золотыми волосами и в золотой карете. Ты тянешься через моё плечо – положить грязную ладонь на бумагу, и я ненавижу тебя.

Его прикосновение мягко, как лапка котёнка. Ты был спасением, а потом не был спасением.

Ты никогда не был спасением. Я никогда не хотела, чтобы ты был. Я хотела, чтобы ты поглотил мир.

12

Что бы ни происходило в чреве холма, на поверхности всё шло по-прежнему, и через полчаса, запрятав поглубже свои истинные чувства, мы с Эдгаром Линтоном уже обменивались при случае замечаниями настолько вежливыми, насколько того требовали обстоятельства. Между тем настало время чая, но Бланш, Мэри и миссис Дэнт непременно захотелось ещё поиграть. Мы сыграли в жмурки, пока всех не переловили, в волан – пока не поднялся ветер, в анаграммы – пока лорд Ингрэм не задремал от скуки. Оставались ещё кегли. Но и кегли, и шары мирно дожидались нас внизу, в экипаже.

– Ничего страшного, – сказал я, вставая. – Через пять минут будут здесь. Погодите! Они довольно громоздкие, лучше бы на двух лошадях. Линтон, поедете со мной?

У Линтона были совсем другие планы, он считал, что лучше было бы сначала выпить чаю. Но общее мнение оказалось против него; после чая все отяжелеют, да и свет уже будет не тот. И когда Бланш Ингрэм предложила поехать со мной, а леди Ингрэм разразилась негодующими протестами, направленными не столько против дочери, сколько против уклоняющегося Линтона, ему пришлось покориться судьбе.

– Не воображайте, что я забыл о вашем плане, – предупредил Эдгар, когда мы подвели лошадей к краю оврага. – Я вижу, что у вас на уме, вы меня не проведёте. Спускайтесь первым – я поеду за вами на безопасном расстоянии. Одно движение назад, ко мне – и я тут же вернусь к остальным и всё расскажу, а потом – будь что будет.

– Как вам угодно, – вежливо ответил я и пришпорил Минерву. Мы стремительно ринулись вниз по склону, взметая в воздух куски дёрна и палую листву, прорвались сквозь густые заросли к мосту, не сбавляя шага пересекли его. У пролома сердце моё тревожно сжалось – так огромна была эта зияющая дыра. Я рванул наверх и остановился, поджидая Эдгара на противоположном берегу.

В просветы среди листвы было хорошо видно, как Линтон медленно спускался по склону, тщательно выбирая путь среди камней. Вельзевул как-то странно втянул голову; видимо, Эдгар, нервничая, всё время натягивал поводья. Ещё одно неловкое движение – и лошадь понесёт.

У меня было время позабавиться новой идеей. Сделать это здесь? Тот, кто упадёт в расселину под мост, вряд ли когда-либо сможет досадить мне. Я вспомнил, что случилось с грушей, которую я бросил в пролом: как швырнуло её на камни, туда, где сходились построенные римлянами опоры. Каких только мучений не изобрёл я для Линтона! Перечень начинался (но отнюдь не заканчивался) лёгкими ушибами от рассыпавшихся кегельных шаров, в которых, впрочем, не возникло бы надобности, если бы он свалился в пролом. На лошади он сидел не вполне уверенно. И если Вельзевул, скажем, резко встанет на бегу в подходящий момент, Эдгар обязательно упадёт, и падение это может оказаться роковым. Когда они пойдут через мост, Вельзевул меня увидит. Стоит мне лишь поднять руку, и дело сделано!

В этом что-то есть. Экипажи стояли так, что слуги, взгляни они в сторону моста, стали бы свидетелями несчастного случая. Что они увидели бы? Мчащуюся лошадь, падающего человека – а меня скрыли бы густые заросли.

Возможно, заполучить столько свидетелей было бы и неплохо; тогда и вопроса не возникнет, что здесь что-то нечисто. Но почему бы такому вопросу не возникнуть в любом другом случае? Внешне наши отношения с Эдгаром безупречны, а прошлой ночью все выходки исходили от него самого.

Дело было в тебе, Кэти. Между нами не могло быть секретов; и по этому счёту мне когда-нибудь пришлось бы платить. Какое безмерное горе причинил бы я тебе, какую навлёк бы на себя безудержную ярость!

Но что это? У края моста лошадь и всадник остановились – неуклюже схватившись за луку седла, всадник сползал с лошади! Я всегда считал Эдгара осторожным, но он превзошёл все мои ожидания. Твой ягнёночек просто трусил, Кэти, хотя лошадь у него была хоть куда. Даже чтобы добраться с седла на землю, ему и то, верно, пришлось попотеть. Было над чем посмеяться! Вот она, вся его изысканная робость.

Видя моё веселье, Эдгар иронически махнул мне рукой. Он подходил к середине моста. Ещё четыре шага – и он у пролома. Стоит Вельзевулу рвануться – и Эдгар упадёт.

Дальше всё происходило очень быстро, гораздо быстрее, чем мне удастся описать. Что-то мелькнуло на противоположном склоне: со стороны аббатства в овраг кто-то спускался. Всадник приблизился, и я заметил юбку, развевающуюся среди листвы, – Бланш Ингрэм верхом на лошади из нашей конюшни! Меня осенило: должно быть, мистер Эр почувствовал себя лучше – настолько, чтобы присоединиться к нам, и по прямой тропе добрался до вершины холма, а Бланш, которой весь день не терпелось прогуляться верхом, уломала матушку и выпросила у мистера Эра лошадь, чтобы преподнести нам сюрприз.

Эдгар обернулся посмотреть, кто к нам пожаловал. Неуклюжий резкий рывок заставил Вельзевула тоже повернуть голову.

Я думал, что властен над судьбою, а оказался сам в её власти. Бланш Ингрэм скрылась в зарослях у моста, потом перешла на галоп. Копыта её лошади застучали по деревянному настилу. Вдруг, увидев препятствие, она резко дёрнула поводья. Лошадь споткнулась, но не остановилась. Бланш выругалась и стегнула её по крупу. Промчавшись прямо к Эдгару (он отскочил и стоял теперь у самого пролома), лошадь пронзительно заржала и встала на дыбы – юбка Бланш взметнулась.

Всё это – и юбка, и поднятая плеть, и резкий женский голос – воскресило в памяти Вельзевула облик давнего врага. Закусив удила, он вырвался из рук Эдгара и галопом помчался мимо меня, будто сам Красный Повелитель гнался за ним. Потеряв равновесие, Эдгар закачался и с криком рухнул в пролом моста.

Вмиг я спешился и оказался у края пролома. Не обращая внимания на Бланш, которая всё сражалась со своей лошадью, я взглянул вниз.

Вот теперь, Кэти, если, читая следующие страницы, ты захочешь осудить меня, помни: с этого момента мне уже ничего не пришлось бы делать, и, двигайся я чуть медленнее, я избавился бы от Эдгара Линтона без малейших усилий и не навлёк бы на себя и тени подозрений. Но инстинкт, а может, опять судьба, которой ведомо то, что от меня было скрыто, заставили меня действовать.

Нечеловеческое усилие или, скорее, фантастическое везение помогло Эдгару ухватиться за опору моста, там, где буквой «V» сходились два закруглённых свода. До него было футов десять. Возможно, сползая с вершины свода, он уцепился рукой за основание каменного «V». Он висел на высоте не меньше сорока футов, под ним – острые камни.

Эдгар снизу вверх смотрел на меня. Лицо его побелело. Он молчал – то ли от ужаса, то ли просто не мог справиться с дыханием.

Я лёг на живот и перебросил через край провала свой сюртук, но длины этой импровизированной верёвки явно не хватало. Да если бы и хватило, обессиленный Линтон вряд ли смог бы схватиться за неё. Надо было спускаться к нему.

Но как? Как добраться до него и не упасть самому? Если свеситься с дальнего края пролома, до площадки, за которую цеплялся Эдгар, останется не более четырёх футов. Но большая часть площадки занята рукой Эдгара. Чтобы не сбить его, мне придётся отклониться вперёд и приклеиться к стене, как муха.

Взвешивать «за» и «против» было уже некогда. Запястье Эдгара начало дрожать от напряжения. Долго ли ещё руки выдержат его вес?

Ухватившись за край пролома, я свесился вниз.

Ноги болтались в пустоте – ощущение не из приятных; руки чуть скользили; я боролся, пытаясь удержаться. Судорожно хватаясь за край пролома, я с поразительной ясностью анализировал свои ощущения. С холодной расчётливостью отметил замшелый испод деревянного настила – отражённый им свет придавал камням свода и даже воздуху выморочный зеленоватый оттенок. От грохота бегущей воды звенело в ушах – видно, настил был преградой, отражающей и усиливающей идущий снизу звук. Я представил, что там, внизу, под ногами. Лоб покрылся испариной.

Камень под одной рукой зашатался. Пора было действовать.

Я качнулся назад, потом вперёд, дотягиваясь до ближайшей опоры. Всем телом ударившись о каменный свод, я вжался в него руками и ногами, потом, крякнув от удара животом о камни, сполз немного вниз, стараясь не задеть Линтона.

– Я не могу держаться, – задыхаясь, проговорил он.

– Нет, можете. – Как трубочист, я втиснулся между двумя сводами, спустился пониже, обеими руками схватил Линтона за рукав и стал тянуть. Подъём оказался мучительно долгим. Я ничего не видел, кроме его побелевшего лица и огромных валунов внизу – отсюда они казались мелкой галькой. Моё воображение рисовало картины одну мрачней другой.

Я понимал, что страх, снедающий Эдгара, отчасти был страхом передо мной. Он боялся, что я столкну его в пропасть, и отчаянно цеплялся за мою одежду, а я из-за этого терял равновесие. В любой момент он в панике мог сделать неверное движение, которое нас обоих отправило бы на тот свет. Но в конце концов мне удалось подтащить его к площадке поближе, и он смог встать на ноги. Теперь, едва держась на ногах, он стоял на выступе. Заметив его порванные бриджи и окровавленное бедро – наверно, напоролся на гвоздь, – я спустился пониже, чтобы поддержать его.

– Ну, теперь с вами всё в порядке, – выдохнул я. Сейчас, стоя в дурацкой позе – в обнимку, грудь к груди – в узкой щели между камнями, мы были в безопасности. Линтона, казалось, парализовало от страха.

– Эдгар, – сказал я, пытаясь привлечь его внимание, – уберите руки с моей шеи и ухватитесь за мост.

В ответ он ещё крепче сжал меня.

– Нет! Если я отцеплюсь, вы столкнёте меня! А сейчас я упаду только вместе с вами.

– Так же верно и обратное, и если вы не прекратите меня душить, за последствия я не отвечаю! – Это произвело на него впечатление, он немного успокоился, отпустил меня и ухватился за камень.

Я услышал голоса наверху и поднял голову. В пролом на нас смотрело бледное перекошенное лицо Бланш Ингрэм, рядом с ней был Джон.

– Мистер Хитклиф, у меня есть верёвка!

Я велел ему привязать её к парапету моста и спустить вниз. Вскоре Джон и подошедшие от экипажей слуги аккуратно вытащили крепко обвязанного верёвками Линтона наверх – к великому облегчению всех окружающих: служанок, мистера Эра (озадаченный нашим затянувшимся отсутствием, он спустился с холма) и, конечно, мисс Ингрэм.

Меня очень занимало, как поведёт себя эта гордая леди, учитывая её столь унизительную роль во всём этом происшествии. Но, как оказалось, об этом можно было не волноваться. Ожидая, пока Джон спустит верёвку, я дважды или трижды выслушал её взволнованное изложение трагических событий, и в последнем варианте она выглядела уже скорее героиней, чем виновницей происшествия.

Наконец под гул одобрений, поздравлений и благодарностей (только не от того, у кого, казалось бы, было для этого больше всего оснований) я ступил на безопасную землю.

Я отвёл мистера Эра в сторонку от суетящейся над Эдгаром толпы.

– Давайте я отвезу Линтона в Торнфилд в двуколке, а вы подготовите наших гостей. А то миссис Дэнт закатит истерику из-за племянника.

– Может быть, он ранен, у него кровь на ноге.

– Тем более надо побыстрее увезти его отсюда. Если мы попытаемся отправиться все вместе, начнутся бесконечные задержки.

Мистер Эр колебался.

– Пожалуй, ты прав. Да ещё если тётушка и Ингрэмы начнут хлопотать над ним, он разволнуется до полусмерти, пока доберётся до Торнфилда. А сильно он ранен?

– Я его быстро залатаю.

– Да, хирург ты искусный. – Он подмигнул, подняв забинтованную руку. – А если рана окажется серьёзной?

– Съезжу за врачом.

– Может быть, и мне поехать с вами? Надо же кому-то побыть с ним, если ты уедешь за врачом?

– Да, пожалуй, но вы ведь хотели остаться здесь. Если понадобится, попрошу посидеть с Линтоном миссис Фэйрфакс. Хотя, впрочем, быстрее будет отвезти его к Картеру.

Обсудив ещё кое-какие сложности, мы поднялись и объявили, что я повезу Эдгара в Торнфилд, а мистер Эр останется, чтобы успокоить всю компанию.

Во время нашего разговора мы с мистером Эром стали свидетелями весьма красноречивой немой сцены. По окончании спасательных работ Бланш Ингрэм, царственным жестом отослав прислугу, довела Линтона до края моста, а там усадила его и присела рядом на придорожную ограду. На протяжении всего нашего разговора она то промокала носовым платком его окровавленную ногу, то обмахивала его своей шляпой. Он, судя по жестикуляции, отказывался от этих забот, хотя бледное лицо и дрожащая улыбка просили её продолжать.

Потом, судя по всему, тон общения изменился – улыбки их растаяли, руки застыли, они, казалось, были полностью поглощены друг другом. Подавшись вперёд, каждый ловил слова другого. А когда Бланш чуть отпрянула назад, Эдгар, быстро взглянув на меня, настойчиво схватил её за руку. Отдёрнув руку, Бланш решительно заговорила, сопровождая каждую фразу возмущённым кивком. Встала, посмотрела в мою сторону, на прощанье бросила Эдгару несколько слов (он отшатнулся, как от удара) и направилась к нам. Голова Эдгара поникла, словно на него накатила дурнота. На помощь ему бросился слуга.

– Похоже, Линтону опять не поздоровилось, – фыркнул мистер Эр, – да ещё похлеще прежнего. Очень кстати ты увозишь беднягу в Торнфилд, что-то здесь утешителей становится всё меньше.

Мисс Ингрэм подошла к нам.

– Может быть, вы проведали бы мистера Линтона, сэр, – холодно обратилась она к мистеру Эру, – боюсь, от этого ужасного падения он повредился в уме. – А когда, ухмыльнувшись, мистер Эр отошёл, повернулась ко мне. – Кажется, мистер Линтон не очень-то благодарен вам за спасение его жизни.

– Что он сказал вам?

Она пожала плечами.

– Нечто бредовое.

Изо всех сил я старался выглядеть озабоченным.

– Может быть, голову ушиб. Я должен отвезти его к врачу.

Она улыбнулась.

– Думаю, что ушиблено его amour-propre[20]20
  Самолюбие (фр.).


[Закрыть]. Да, увезите его, что угодно, только увезите его отсюда. Он мне надоел. – Она взяла меня за локоть и повернула спиной к берегу, где мистер Эр вёл Эдгара к экипажам. – А вот вы – нет.

Я наклонился к её уху.

– Сегодня вечером?

– Сегодня вечером. – И, тихонько сжав мою руку, она повернулась к лошади. Подставив ладонь вместо стремени, я помог ей взобраться в седло и пошёл к Линтону и мистеру Эру.

Во всей этой суматохе Линтон, видно, осознал, каким образом мы собираемся доставить его домой, лишь когда двуколка тронулась и мистер Эр, помахав нам, соскочил с подножки. Будто собираясь спрыгнуть вслед за ним, Линтон схватился за дверцу.

– Не сходите с ума, Эдгар, – сказал я, нахлёстывая лошадь. – Если вы сейчас спрыгнете, то не только выставите себя на посмешище, но и рискуете сломать ногу.

– Немедленно поверните назад, мерзавец, – потребовал Линтон.

– Что ж! Вот как вы обращаетесь со своим спасителем, с тем, кто всего лишь час назад рисковал своей шеей, чтобы спасти вашу? Я слышал, что благодарности больше нет на свете, но воочию увидеть доказательство пока не доводилось.

Мы приближались к гребню холма.

Эдгар исполнился достоинства.

– После ваших давешних угроз я не могу не усмотреть в вашем поведении преступного умысла. Я настаиваю, я требую, чтобы вы остановили экипаж и немедленно высадили меня, если не хотите везти назад.

Он выглядел таким взбешённым, что я счёл за лучшее успокоить его, и поэтому придержал лошадь и обратился к нему, урезонивая:

– Только послушайте, Линтон, что вы говорите! Признаю, я наговорил вам грубостей – ведь мы, в конце концов, соперники в любви; вряд ли вы рассчитывали, что я и слова не скажу, – да если бы я всерьёз намеревался навредить вам, уж конечно, я бы дал вам свалиться с моста и погибнуть, вместо того чтобы подвергать себя опасности и лезть вас вытаскивать. А опасность, уверяю вас, была нешуточная!

Увидев, что мои слова произвели должное впечатление, я остановил двуколку.

– Так вот, допустим, между нами нет любви и никогда не будет, но, чтобы угодить мистеру Эру, я согласен взять на себя труд отвезти вас в Торнфилд. Я согласен также вернуться в аббатство. Что выберете?

Линтон молчал в нерешительности – упорное нежелание верить мне боролось с логикой моих аргументов. Возможно, решающим оказалась невозможность разумного объяснения нашего возвращения в аббатство.

– Ладно, поехали, – решился он. – Только молча. Мне нечего больше вам сказать, и у меня нет ни малейшего желания выслушивать ваши речи.

И мы двинулись на запад – навстречу сумеркам. Ветер крепчал, гоня с Северного моря грозовые тучи. За спиной у нас, где небо было ещё довольно ясным, пылал закат, озаряя собирающиеся впереди мрачные громады туч багровыми отблесками. Мы обогнули колючие заросли, и тут начали падать первые капли дождя.

Добравшись до развилки, я свернул не к дому, а к конюшням и взглянул на Линтона. Одна – две секунды – и он понял, что происходит. Лицо его тревожно перекосилось, и в тот же миг левой рукой я схватил его за воротник.

– Не так скоро, – сказал я, – думаю, пока мне без вас не обойтись.

– Нет – оставьте меня! Хитклиф, что это значит? – Он панически причитал, пока мы не доехали до конюшни. Я молчал – ведь он же просил ехать молча; эту его просьбу я мог выполнить.

Мне повезло. Двери западной конюшни были широко открыты, как я их оставил. Да и кому было их закрывать – вся прислуга уехала с экипажами. В Торнфилде не осталось никого, кроме миссис Фэйрфакс и нескольких служанок в доме. Придерживая сопротивляющегося Линтона, я ввёл двуколку в тёмное чрево конюшни и бросил поводья – лошадь добредёт на место сама. Отпустив воротник Линтона, я спрыгнул с двуколки, запер дверь и задвинул щеколду.

Воспользовавшись случаем, Линтон попытался улизнуть – запирая замок, я слышал, как он, спотыкаясь, пробирался прочь от меня по проходу.

– Нехорошо, Эдгар, – окликнул я его в полутьме. – Другого выхода здесь нет.

Я неторопливо пошёл на звук его шагов.

Он отступал, тяжело дыша. Вот он наткнулся на дверь в кладовую. Ворвался внутрь и захлопнул её.

Но я поднажал и открыл её, прежде чем ему удалось нащупать засов. Отброшенный дверью, он отлетел назад, в темноте загремела посуда. Фонарь и спички лежали на обычном месте. (В комнате было почти совсем темно – слабый свет пробивался лишь через небольшое окно под потолком.) Ярко вспыхнувшая лампа осветила Линтона – он сидел в углу у чулана. Я достал из ящика навесной замок и ключ и закрыл дверь кладовой.

– Вот так, – объявил я, – теперь к нам никто не нагрянет. Я ведь ни с кем вас делить не хочу, Эдгар.

В бешенстве он оглядывался, ища возможность сбежать или защищаться.

– Как видите, здесь очень удобно – ни ручья, ни нездоровых испарений, – вам нет нужды опасаться за своё здоровье; только одна дверь и одно окно. Да, слишком высокое, чтобы заглянуть. Это единственный недостаток, а так всё вполне подходяще. Я-то знаю, ведь я провожу здесь немало времени, это мой штаб, мой кабинет. Вы не забыли об этом, Эдгар? Да нет, конечно. Так любезно с вашей стороны было напомнить мне, что я конюх. А место конюха – на конюшне, с животными. Так что я на своём законном месте.

Пока я произносил эту речь, Эдгар, без малейших помех с моей стороны, открыл сначала одну, потом вторую дверцу чулана, всё ещё надеясь найти выход.

– Ах, вы снизошли до того, чтобы поинтересоваться моим ремеслом. Как мило. Здесь лекарства – в этих бутылках средства от жара, мази для ран. Осторожно! Как вы неуклюжи – смотрите не напоритесь теперь на осколки! Но не смущайтесь, продолжайте осмотр. Да, в этом шкафчике бинты, кетгут – чтобы сшивать, железные клейма, полный комплект; тут всего в достатке, на все случаи жизни. Ну, вперёд, ручаюсь: за следующей дверцей – самое интересное.

Он распахнул дверцу и, вздрогнув, захлопнул опять. Шагнув вперёд, я снова открыл её.

– Не спешите, это – самое главное! Здесь мои инструменты – особые, ведь я хирург, вы не знали? Сегодня утром я выполнил тонкую работу, вот этими самыми зажимами, иглами и ножами – смотрите, какие острые! Я хорошо их точу. А здесь ланцет – вскрывать фурункулы (ведь у лошадей те же болезни, что у людей), пилы для костей, щипцы для трудных родов – они, конечно, гораздо больше, чем те, что используют для людей, – но смотрите – вот исключение – вот эти особые инструменты подходят и для людей, и для лошадей. – Я вытащил ящик с инструментами, снабжёнными острыми захватами. – Знаете, для чего они?

Линтон покачал головой, отпрянув от меня так, что снова налетел на деревянные колышки и железные крючья, на которых висела кожаная сбруя. Я подошёл к нему.

– Нет? Никогда не видели? – Я поднёс ящик поближе, чтобы он мог рассмотреть, и указал на набор острых закруглённых захватов. – Ну, угадайте по форме, что отрезают с их помощью? Эта часть тела у человека не намного меньше, чем у лошади, хотя в вашем случае различие может оказаться гораздо больше обычного.

И вот тогда Линтон закричал.

– Орите громче, – подбодрил я, – какой-нибудь прохожий подумает просто, что ветер завывает в кровле.