Текст книги "Неправда. Разум над душой(СИ)"

Автор книги: Лилу Морзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Я неожиданно для себя прыснула, и парень отцепил от себя мои пальцы, которые оставили красные следы на коже.

– М-м, – Вера беспокойно посмотрела на мужа. – Так он депутат, – ее глаза вновь вернулись к моему лже-парню.

Он кивнул в ответ, едва поморщившись.

– И сколько он зарабатывает? – совершенно бестактно спросила сестрица.

– Хватает, – произнес Федор с улыбкой, которая больше напоминала хищный оскал.

Верка пристыжено (или просто обижено) опустила голову и принялась запихивать в рот колечко помидора.

– Та-ак, – папа поднялся из-за стола, рассеяно оглядев молодую компанию. – Я пойду, матери помогу, а вы тут развлекайтесь, – и вышел из комнаты, оставив нас вчетвером.

Худшее сочетание личностей в этой четверке и не придумаешь. Чего стоят только Верка и Федор.

– Вера, – неожиданно окликнул девушку Раневский, и та подняла голову от тарелки. – А твои родители чем занимаются?

– У меня есть только мама, – обиженное достоинство проявилось в выпрямившейся фигуре. – У нее небольшой бизнес.

Ага, бизнес. Ларек на остановке.

– Так может мой отец ее знает? – брови парня приподымаются.

Только если он ехал мимо и решил прикупить сигареток. Конечно, если он курит.

– Нет, вряд ли... – девушка бросила на меня полный ненависти взгляд – боится, что я могу ее сдать.

А ты не бойся, душечка. Сдам и не побрезгую.

– Максим, – я решила разрядить обстановку, обратившись к самому спокойному человеку в этой комнате.

Вообще, он хороший, я бы даже сказала мягкосердечный (скорее всего, поэтому и стал вегетарианцем). Только вот как его умудрилась отхватить эта гадина – я ума не приложу.

– Как там твое дело?

Он даже просиял от моего вопроса, видимо, давно никто не интересовался.

– Замечательно, – произнес с улыбкой, поправляя светлые чуть волнистые волосы. – Расширяемся сейчас.

– Да? – с ним было приятно говорить, он был человеком знающим. – Каким образом?

– Недавно нам дали лицензию на перевозку пассажиров, так что будем открывать таксо-парк, – Макс немного наклонился вперед, а Верка недовольно дернула носом – ей не нравится, что я с ним говорю. – Пока что думаем над названием, – он положил локти на стол. – Идет набор водителей. Не хочешь?

Я хихикнула, представляя себя за баранкой.

– Не очень, вообще-то. Вот если бы начальником меня...

– О, Людочка, да ты разогналась. Сразу тебя начальником, – как будто изумляясь, мужчина поднял брови.

– А то, я не зря на юриста учусь, – я довольно подняла подбородок, и в этот момент в бедро что-то кольнуло. – Ай!

– Что там? – наивно хлопает ресницами Раневский, незаметно кладя вилку обратно на стол.

Я нахмурено на него смотрю и сквозь зубы произношу:

– Какой-то ползучий гад. Развелось сволочей.

– Нда, – протягивает парень, отворачиваясь.

Я сжимаю зубы и глубоко вдыхаю. А после шепотом произношу парню на ухо:

– Ты охренел, что ли?

– А что такое? – он говорит в голос.

Ну ладно.

– То, что нельзя быть таким оленем!

– Ты понимаешь, кому ты это говоришь? – Раневский как будто становится выше.

– Еще как! Хватит меня доставать!

– Заткнись сейчас же, – рычит он, и я просто как сера воспламеняюсь от такой наглости.

– Что ты сказал? – я прищуриваюсь, сдерживаясь из последних сил.

На глазах у Макса и Верки разворачивается настоящая семейная драма. Только вот Максим растерялся, а сестрица прям не может сдержать радости.

– Что? – Раневский хмурится, и я впиваюсь ногтями ему в руку.

– Что ты только что сказал, повтори немедленно!

– Я сказал, что тебе стоило бы помолчать!

– Да кто ты мне! – я возмущенно отмахиваюсь от него. – Ты мне па... – я на мгновение теряю способность говорить, спасая себя от краха. – Папа, что ли?

– Нет, и слава Богу! – он, кажется, и вправду разозлен не меньше меня.

Неожиданно нас прерывает противно-елейный голос:

– Вы такие интересные...

– Что? – мы вместе синхронно поворачивает головы к говорившей.

– Говорю, вы такие интере-есные, – повторяет она, растягивая слог.

– Почему? – я пытаюсь успокоить громко бьющееся сердце.

– То сюсюкаетесь друг с другом, как дети, то ссоритесь, как дворовые собаки, – она наклоняет голову набок. – Так... необычно.

– Слушай, Верочка, – угрожающе обращаюсь к девушке я и медленно поднимаюсь из-за стола. – А какая тебе разница?

– Просто, интересно, – не унимается она, вертя в руках вилку. – Как вы еще терпите друг друга?

Это просто верх наглости! Что она о себе думает?

– Может, тебе не следует совать нос в мои отношения? – я упираюсь кулаками в стол и немного наклоняюсь вперед.

– А что я такого сказала? – она хлопает ресницами, играя невинную овечку, и краем глаза я замечаю, как Максим потирает глаза, пытаясь скрыть от себя это неприятное зрелище.

– Люда, – Раневский поднимается следом и легко прикасается к моей руке. – Не обращай на нее внимания.

Затем он поворачивается к гадине, мило улыбающейся напротив.

– Мы не терпим друг друга, Вера, – произносит парень совершенно спокойно. – Мы друг друга любим. Тебе не понять, – и под охреневшим взглядом сестрицы уводит меня из комнаты.

Вот тут я готова ему зааплодировать – так сыграть, такие слова сказать... Просто невероятно, как красиво он ее обломал. Талантище.

– Вау, – только и могу выдохнуть я, когда мы выходим на крыльцо. – Ты.. просто невероятно...

Он хмыкает и довольно опирается на стену.

– Она достала меня. Сколько да сколько, – он перекривляет ее лицо, искажая голос. – Если узнает, ей легче не станет.

Я качаю головой, и неконтролируемая улыбка расплывается на моем лице.

– Я могу тебя похвалить, только боюсь, что ты загордишься.

Парень закатывает глаза и отталкивается от стены, чтобы сойти со ступенек.

– Ты куда?

– Мне нужен бензин, – не поворачиваясь произносит он, находясь уже на пол пути к авто.

– Э-э, а у нас его нет, – я осматриваю двор так, как будто под каждым кустом должно находиться по одной канистре минимум.

– Заправка, – поправляет Раневский, на мгновение оборачиваясь. – Я имел в виде заправку.

– А-а, – протягиваю я, когда смысл его слов доходит до моих мозгов.

Срабатывает, отключаясь, сигнализация, и Порше задорно мигает фарами. Федор открывает дверцу и собирается садиться, но замирает, поставив одну ногу в салон.

– Покажешь? – обращается он ко мне, кивая на место рядом с водительским.

– Только туда минут двадцать ехать, – я подхожу к авто.

– Ничего, должно хватить, – он садится и открывает дверцу изнутри. – Прошу.

– Доченька! – мама возникает из-за угла дома. – Вы куда? Уже уезжаете?

– Нет, мам, – мне приходится привстать, чтобы выглянуть из-за открытой дверцы. – Феде нужно заправить машину, мы съездим в центр.

– А, – она облегченно вздыхает, отступая назад. – Счастливого пути тогда.

– Спасибо, – я хлопаю дверцей, мысленно изумляясь, что я только что назвала Раневского "Федей". Никогда не думала, что доживу до этого.

Глядя в зеркало заднего вида, парень сдает назад, выезжая из двора под надзором моей матери.

– В какую сторону?

– Направо.

Он просигналил, отъезжая, и я уставилась в окно.

Господи, скажи мне кто-нибудь вчера вечером, что я поеду домой с Раневским, я бы не то что не поверила... Я бы сдала в психушку этого человека без раздумий.

*******

Сидит, хмурится в окно, как будто хочет просверлить его взглядом. Мелкотня выбегает к дороге, все, кто нас замечает – пялятся, словно в деревню приехал цирк. Не переношу такое.

Выжимаю газ – вдалеке взлетает стайка воробьев.

– Сбавь немного, – вдруг раздается тихий голос. – Скоро поворот.

Я сжимаю зубы, сдерживаясь от того, чтобы резко ответить – не люблю, когда со мной разговаривают таким повелительным тоном. Но девушка даже не смотрит на меня, она как будто витает где-то далеко от всего этого, и точно не хочет возвращаться.

– Метров через тридцать поворот направо, – также тихо произносит Людмила. – Выедем на трассу, тогда налево и прямо, пока я не скажу.

Она, наверное, сама не замечает, как повелительно звучит ее голос.

– Сири, – я активирую программу, устанавливая телефон на подставку, и выворачиваю руль.

Девушка, которая сидит рядом, вздрагивает от моего голоса и ее пальцы сжимаются в кулаки. Я как бы и не хочу это видеть, но невольно, боковым зрением замечаю каждую деталь. Когда она всю дорогу до своего дома сидела позади, было гораздо легче.

– Да.

– Отправь сообщение на контакты группы "Зверинец": "Буду после шести".

– Есть.

Я отключаю гаджет и бросаю осторожный взгляд на Люду – она удивленно смотрит на мой телефон, не отводя взгляда.

– Интересно?

Она несколько раз моргает и косится на меня:

– Да как-то не очень... Почти.

Я шатаю головой:

– В новом поколении этих гаджетов, – начинаю объяснять ей, как ребенку (напомнила мне Данюху, только вот стесняется показывать интерес), – установлен вот такой голосовой помощник Сири.

– Да.

Я фыркнул и деактивировал мигнувший телефон.

– Он реагирует на свое имя и может координировать информацию, помогать отправлять сообщения, звонить, даже просто отвечать на вопросы, общаться и шутить.

– Ты серьезно? – Люда с недоверием посмотрела на меня, заправляя за ухо выбившуюся из хвоста прядь.

– Ты только что сама это видела своими глазами.

– Нифигашечки, – она откинулась на спинку сиденья, а я с трудом сдержал смешок – так забавно прозвучало это слово в ее исполнении. – Ты ее наверное всем гадостям, которые знаешь, научил?

– Нет, не научил, – хмыкаю. – Она воспитанная, да, Сири?

– Да.

– Матерь Божья, – девушка смотрит на смарт широко открытыми глазами. – Что оно такое?

– Загрузка... – произносит голос из динамика.

Людмила хватает меня за плечо.

– Божья матерь – Мария. В христианской вере...

– Отключи ее, – она сдавливает пальцы, и я морщусь – ногти неприятно впиваются в кожу. – А то мне как-то стремно.

– Пф, – я отлепляю ее лапку от себя и выключаю помощника, который во всю заходился объяснять происхождение самой большой религии мира.

Девушка кивает в знак благодарности, и опирается спиной на сиденье.

Мне кажется, или она больше не хочет меня убить?.. Сколько времени я видел в ее глазах только ненависть и гнев (было дело, даже кое-что погорячее), сколько раз убегала от меня, избегала встреч, а если мы виделись, то становилась подобно полной чашке яда, готовой в любой момент на меня опрокинуться.

Да, в последнее время мне казалось, что что-то в ней изменилось. Но только казалось, на самом деле...

"Я чувствую к тебе только ненависть и злость. А теперь еще и жалость."

И ничего более. Так она сказала, и я наконец-то осознал. А после выплюнул какую-то гадость и стало легче, и я ее понял. Наконец-то.

Теперь меня не коробит от ее вида, и я могу разговаривать с ней, не переживая за свои нервы. А еще, мне перестали сниться глупые сны, где я ее то из под колес машины спасаю, то вытягиваю из воды. Теперь она стала обычной. Только вот так просто отпустить ее у меня не получается, ведь я задолжал, серьезно и по крупному. А совесть (я думал, она умерла еще много лет назад) не дает мне покоя ни днем, ни ночью. Гадское чувство.

Вереница событий промелькнула перед глазами. Я выехал в тот вечер раньше, чем Люда мне написала, на несколько часов. Зачем, не знаю сам. Ехал медленно, рассматривал город, как в первый раз. Настроение было странно веселым, ведь я ожидал чего-то не такого...

Увидел девушку в витрине кафе. Она сидела за столом со своими "подругами" (так она сказала потом), и все они были мне смутно знакомыми. Я точно помнил блондинку с длинными кудрями – она разбавила мне пару вечеров после разрыва с Мариной, так неожиданно. Сама нависла на шею в клубе, лезла целоваться, пьяно лепетала какие-то бредни, а я, злой и полный жажды мести ко всему женскому полу (моя девушка практически бросила меня, не предупредив и назвав все это "по обоюдному согласию") решил не церемониться и повез красотку в гостиницу.

А потом эта героиня на соседнем сидении за нее вступилась, так обматерив, что у меня перехватило дух.

Рита – я помнил ее больше остальных, – училась со мной в одной группе и бесила едва ли не с первого курса. То на ногу наступит, то со стола сбросит книги, то толкнет локтем под ребро – "нечаянно" (протяжно, тоненьким и противным голоском). И каждый раз я молчал, курса так до третьего. А потом послал ее к черту – такое невозможно терпеть, не мне.

Самую мелкую из них – чуть полноватую бледнолицую девчушку я узнал с трудом. В начале года эта зараза напечатала обо мне (а ошибиться было сложно, о ком) в студгазете небольшой опус в издевательской манере изложения. Я приходил разбираться, но она спряталась за спиной какого-то бородатого мужика – препода с ее кафедры, и толком ничего не получила. Не знаю, за какие грехи она сделала мне такую гадость, но пацаны с меня долго ржали и до сих пор вспоминают бабушку, которая меня ненавидит ( вообще-то, так и есть, потому и ржали, свиньи).

Рыжая осталась для меня неузнаваемой. Странно, я думал, там собрались все, кому я успел насолить.

Почему я сидел напротив этого заведения несколько часов – непонятно. Зато успел своими глазами увидеть, как они распили несколько бутылок шампанского, вина, а после заказали еще и бутылочку с жидкостью цвета карамели. Очнулся только тогда, когда девушки начали подниматься, и быстро уехал с парковки – не хватало, чтобы меня еще здесь заметили.

А после разговора, который меня в каком-то роде освободил (понять бы еще, от чего), я впервые за месяц поехал отрываться. И вот, постепенно восстанавливаю репутацию отвязного гуляки и бабника. Мой зверинец думал, что я пропал полностью. Ржали по очереди, кто первый позвонит, и высказывали свои больные предположения: то болезнь смертельная, то обострение анемии (это врожденное, но они все равно издеваются, называя меня Белоснежкой время от времени), то на деньги кому-то влип и не хочу попадаться на глаза, то в казино сижу. Дураки, короче.

Девушки для меня стали одна другой краше, хотелось всех и сразу – еще бы, столько воздерживаться. А эта, – я искоса на нее посмотрел, – отпустила наконец-то из своих ядовитых лапок. Сидит сейчас, невинное дите, хлопает ресницами, глядя на плывущий под колеса асфальт, и даже не представляет, сколько всего я с ее алеющим образом перед глазами успел пережить. Даже не верится. Серьезно. Как она могла мне нравиться? Ни во что не ставящая, игнорирующая, плюющая на мое достоинство.

Впрочем, она обижена мной больше всех остальных, и я, наверное, это заслужил.

Ну вот, опять это ноющее чувство по позвоночнику и в пальцах. Ненавижу его, но лучше уж этот яд, чем то болезненное помешательство. Не был бы в машине – сплюнул бы на землю, так противно стало.

Я слабо кривлюсь, прибавляю немного газу – мы уже минут десять назад выехали на трассу, а после включаю музыку. Негромко. Меня раздражают дребезжащие стекла и вибрирующий руль. Лучше наушники – только моя музыка и только для меня.

– Я надеюсь, – вдруг произнесла Людмила, повернув ко мне голову, – ты не собирался оставаться на ночь? – и этот испытывающий прохладный взгляд.

Я фыркаю:

– Издеваешься? Что я здесь забыл?

– Я просто спрашиваю, мало ли, – спокойно проговорила девушка.

– У меня полно дел, – зачем-то говорю я. – Планы.

– Отлично, – Люда кивает и отворачивается к окну.

Отлично. Я тоже киваю сам себе и немного сбрасываю скорость – впереди мельтешит какая-то фура, а из-за подъема толком не видно, есть там поворот, или мне это только кажется.

В последнее время мне много чего кажется, поэтому теперь я на все подобные иллюзии обращаю больше внимания, чем раньше. Не хочется, отчего-то, вновь попасть в глупую ситуацию, которая болезненной иглой может ранить мое самолюбие.

*********

– Счастливо добраться! – мама машет рукой вслед выезжающей со двора машине и тянет меня за локоть назад.

Раневский кивает, слегка улыбаясь, а после смотрит в зеркало заднего вида, чтобы наконец-то безопасно покинуть мой отчий дом. Отъезжающее авто сигналит, на секунду останавливаясь в поворотном маневре, а потом постепенно набирая скорость скрывается за поворотом проселочной дороги.

– И почему он не захотел остаться? – за спиной раздается противный голос.

Я медленно поворачиваюсь и смотрю на Верку – она выглядит ужасно довольной, как будто выиграла приз из-за того, что Федор уехал.

– У него полно важных дел, – холодно говорю я. – Он и так выкроил время, чтобы приехать сюда.

А вообще, не твое дело, дорогуша, – отвечаю я взглядом и отворачиваюсь, чтобы не портить себе день лицезрением ненавистного лица. И тут же встречаюсь взглядом с горящими мамиными глазами.

– Пойдем, достанем из погреба немного закрутки, – она подталкивает меня ладонью в спину.

О, сейчас начнется настоящий допрос, я ее знаю.

– Давайте, я вам помогу, – вдруг вызвалась моя сестрица, уже стартуя за нами.

Мама ее останавливает:

– Что мы, сами две банки не вынесем? – и разворачивает ее к дому. – Иди он, лучше, к Максимке. Он один в доме сидит.

Я вижу, как эта змеюка дергает носом и, недовольно шаркая своими вьетнамками, идет к дому. Мама же нетерпеливо подталкивает меня в сторону подвала, и начинает задавать вопросы еще до того, как мы успеваем в него спуститься.

– Ты совсем совесть потеряла? – такого вопроса я точно не ожидала, поэтому лишь непонимающе уставилась на возмущенную родительницу, требуя продолжения.

Но объяснилась она только тогда, когда мы оказались в прохладном сыром помещении. Скрещенные руки, хмурый взгляд. Ой-ой-ой.

– Хоть когда-нибудь ты удосужишься сообщить, что приедешь не одна? – этот тон заставляет меня нервно вздохнуть.

– Я сама не знала, мамаааа, – тяну, оглядываясь по сторонам, лишь бы не встречаться с ней взглядами. – Шла на вокзал, а тут он едет...

– А предупредить, что у тебя ПАРЕНЬ ЕСТЬ никак нельзя было?! – родительница упирает руки в бока, значительно повышая тон.

Сжимаюсь под ее взглядом. Ну, мааааам, я ведь и сама до последнего не знала, и если бы не Верка, то вряд ли и была бы в курсе этого.

– А что ты хотела здесь взять? – тихо спрашиваю я, наивно пологая, что смогу отвлечь маму от насущной темы. И зря.

– Ты хоть понимаешь, что тебе нечего ждать от такого, как он? – вдруг сменяет тон женщина.

– От такого? – я поднимаю глаза. – В смысле, "от такого"?

– Доченька, – она вдруг мнется, и вся ее напущенная строгость испаряется в вентиляционную трубу в самом углу помещения. – Твой Федя, – меня прямо таки коробит от этих двух слов – какой ужас! – он не из таких, как мы.

– То есть? – он что, вампир? Или пришелец, посетивший нашу землю?

Может, хоть это объяснит его поведение, а то я сама ни черта не понимаю.

– Он из богатых, Люда, а у них там все по-другому.

Несколько секунд я стою, словно в вакууме, толком не понимая, что она хотела этим сказать. А потом до меня доходит – мама намекает, что мы друг другу не ровня. С точки зрения уровня обеспеченности. То есть, если я вдруг действительно полюблю человека, богаче меня (есессна, вычеркиваем из этого возможного списка Раневского), то мама опять начнет причитать о неравенстве? Серьезно, мам?

– Что по-другому? – вдруг насупливаюсь я. – У них больше пальцев на руках или они дышат азотом?

– Ты меня поняла, – говорит женщина хмуро.

– Нет! – я становлюсь в защитную стойку. – Не поняла и не хочу понимать!

– Деточка, – она тянется к моей руке, и крепко сжимает в ладонях похолодевшие пальцы. – Такие люди никогда с нами не считаются. И, может быть... – ее глаза забегали. – Если бы он и вправду любил тебя, то я бы не так переживала по этому поводу.

Я рассеяно посмотрела на маму:

– Что?..

– Я видела, как он смотрит на тебя. Ничего хорошего, – она вздыхает. – В его взгляде ничего хорошего. Какая-то боль... обязанность... и вина. Скажи, – женщина крепче сжимает мои пальцы, – скажи, что он тебе сделал?

– Ничего, мама, правда! – я пытаюсь скрыть за широко распахнутыми ресницами большую ложь, но мама все равно недоверчиво смотрит в мои глаза.

– Я вижу, что ты его тоже не любишь, тогда зачем ты с ним? – она говорит быстро, словно спотыкаясь на небольших паузах. – Что за расчет? Почему он, Люда? Что он тебе сделал?

– Ничего! – вновь лгу я, краешком сознания радуясь, что мы сейчас в погребе, далеко от лишних ушей.

Неровен час – мама меня на чистую воду выведет, но я держусь, как бравый солдат.

– Мам, ничего он мне не сделал. У него всегда такое лицо и такой взгляд, – выдавливаю улыбку. – Я уже привыкла.

– Доченька, не надо мне врать, я все вижу, – и вправду, смотрит, как будто знает обо всем, что случилось, до мельчайших деталей.

Я мотаю головой из стороны в сторону, и мои руки выскальзывают из мягких теплых маминых ладоней.

– Он не плохой человек, – пересиливая страх показаться неискренней, пытаюсь вспомнить, что хорошего он для меня сделал.

Воспоминания еще свежие, ведь отсчет хороших дел Федора по отношению ко мне начался только сегодня.

– Если бы был плохим, разве бы ты его увидела рядом со мной? – давай, дорогуша, сделай это еще убедительней. – Может быть, в прошлом у Федора и было что-то, чем не стоит гордиться, но обстоятельства заставили его измениться. И еще, – я подхватила с полки баночку какого-то варенья. – Он меня деньгами ни разу не упрекнул, и на своем достатке внимание не концентрирует.

А затем гордо удалилась, поднимаясь, как королева, по ступенькам к сияющему небу.

– Лучше бы помидоры взяла, – пробурчала женщина вслед уходящей дочери и тяжело вздохнула.

Ей было непонятно, практически все ей было непонятно. Зачем умолчала, а после, зачем показала его? Зачем представила, если не любила и если он такой же мутный, как вода в пересыхающей речушке?

А еще ей было непонятно, как вытащить свою дочь из этого болота, в котором шастают подозрительные равнодушные принцы из обеспеченных депутатских семей на белых дорогих машинах. Ну и ну...

*************

– Подожди-подожди, – шепчу под тихое пьяное хихиканье, пытаясь найти замочную скважину, но рука то и дело соскальзывает мимо. Даже свет из включенного дисплея телефона этой милахи не помогает мне с решением, казалось бы, элементарнейшей проблемы. Ключ в скважину – операция может быть провалена.

– Дай, – пальчики неуклюже выхватывают ключи из моих ладоней.

Я приваливаюсь к стенке и притягиваю девчонку за собой. Она вновь хихикает.

Слышу скрежет, щелчок. Один, два.

– Моя ты умничка, – утыкаюсь носом куда-то в шею и вдыхаю запах ее геля для душа – шоколад.

Девушка вертит головой – ее волосы щекочут мне подбородок, а моя рука плавно скользит с талии на обтянутое кожаными брюками бедро.

– Пойдем, – легонько подталкиваю ее вперед, кое-как открывая дверь

Вваливаемся в прихожую. Я опираюсь на какую-то тумбочку, прижимаю спиной к себе посмеивающуюся девушку. Она тянется носком туфли к двери и медленно ее закрывает.

– Что-то мы перебрали, – тихо проговаривает она, с трудом произнося звук "р".

– К...Кристин, – странно, я запомнил ее имя.

– А? – спутница немного поворачивает голову, и эти волосы вновь скользят по моей коже, невольно вызывая мурашки.

– Ты не хочешь... спать? – шепчу я, но получается как-то многообещающе.

Впрочем, сейчас мне сложно это контролировать.

Она хихикает.

– Не знаю... – тянет. – А ты?..

– Не знаю... – мои веки с трудом открываются после каждого моргания, и я был вы не против мягкого матрасика под собой на ближайшие десять часов.

– А как здесь свет включить? – Кристина пытается нащупать хоть что-нибудь в темноте, но натыкается только на меня, и, наверное, на тумбочку. Я хмыкаю.

– Погоди, – размыкаю кольцо рук на ее талии и пытаюсь хлопнуть руками. Первый раз промазываю, а на второй загораются точечные светильники под потолком. Свет такой яркий, что я со стоном закрываю глаза. Девушка мне вторит.

– Зачем ты это сделал? – протягивает она, обиженно надув губки и закрывая ладонями глаза.

– Ты попросила, – с улыбкой бурчу я, утыкаясь носом в шоколадные волосы.

Мои мозги в какой-то туманной дымке, или даже в вязком сладком сиропе. Мысли, как клубничная жвачка, тянутся одна за другой, на лице невольно растягивается улыбка – я не могу себя контролировать. Вялые движения рук, вертящийся перед глазами мир и легкое покалывание на кончиках пальцев. Что это было – травка? Таблетки? Не помню.

Знакомый таксист остался доволен, как и всегда. Никто не дает ему такие щедрые чаевые, как я, поэтому он знает меня в лицо и всегда довозит со всеми удобствами, при этом помалкивая, если замечает сменяющие друг друга симпатичные мордашки.

– Где у тебя ванная? – прищурившись, девушка отстранилась, и я тяжело вздохнул, не желая ее отпускать.

Кивнул головой на бежевую дверь напротив, а сам, хватаясь за стены, направился на кухню. Нужно немного прохладной воды – в холодильнике была. Кажется, дверей в коридоре не три, а все пятьдесят, и они танцуют какой-то свой танец, кружась, как хоровод вокруг моего тела, которое просто не в состоянии что либо с этим поделать. Сжимаю зубы, проскальзывая в дверной проем. Словно сквозь стену прошел. Хватаюсь руками за стол, тяжело на него опираюсь и оглядываюсь. Все завертелось с еще большей скоростью. Где холодильник?

Черт, это кабинет. Зачем мне кабинет? Отталкиваюсь от стола, поднимая взгляд на окно. Что-то грохает на пол – это был не стол, я кривлюсь и тянусь рукой к голове. Мягкая, как шарик с гелем. Непрерывный шум, как будто в голове работает целая электростанция, гул – гомон голосов.

Вздрагиваю, когда тонкие пальцы цепляются за мою рубашку, и вновь кривлюсь – вдруг испортит.

– В порядке? – спрашивает меня.

– Да как-то... – я сам не могу разобраться.

Она хихикает. Кажется, ее не так сильно вставило, как меня. Или она ничего не употребляла?..

– Са-аша, – тянет не мое имя.

Не потому что перепутала, а потому что свое я не называл. Сын депутата горсовета не должен светиться в клубах с косяком в руке. Поэтому светится Саша...

Медленно поворачиваюсь, пытаясь вглядеться в черты лица, но оно уплывает, как образ в картине Сальвадора Дали. Вижу только волосы. А еще глубокое декольте и ноги. Длинные красивые ноги.

Кристина подталкивает меня куда-то, трудно понять куда, и спустя минуту, шатаясь, как медведь после спячки, я захожу в спальню. Непонятно как оказываюсь спиной к кровати. Девушка изящно толкает меня назад, я сажусь, и она тут же оказывается надо мной.

Влажный горячий поцелуй заставляет вспомнить о естественных инстинктах. Ложу ладони на округлые бедра и тяну на себя. Ее руки держат мое лицо, пока мы опускаемся на синюю постель...

...Яркие лучи слепят, маленькими тонкими лапками забираются под ресницы, заставляя жмуриться и отворачивать лицо в другую сторону. Запах шоколада впивается в ноздри. Открываю глаза.

Черные кудри разбросаны по подушке, рот приоткрыт, а ресницы едва заметно дергаются. Видимо, из последних сил эта... Кристина пытается удержать сон. Но у нее не получается, и девушка открывает глаза. Секундное замешательство из разряда "где я и как я здесь оказалась", осознание и скривившееся лицо.

– Хреново? – хриплю, прочищаю горло.

Под ее глазами синяки от косметики. Она тяжело выдыхает, еле видимо кивает и опять кривится.

– Может, воды принесешь? – проговаривает сипло и с надеждой.

Не могу удержаться, хмыкаю.

– Иди и пей там, если хочешь, – киваю на дверь, подразумевая за ней кухню.

Кристина подымается, на ходу обматываясь простынею, одновременно стаскивая ее с меня.

– Сама галантность, – бросает сквозь зубы, выдергивая угол простыни из-под моей спины.

Я остаюсь голым, но смущаться мне нечего. Закидываю руки за голову и вытягиваюсь во весь рост, напрягая мышцы, а после, блаженно постанывая, расслабляюсь. Девушка на мгновение замирает, не отрывая взгляда от торса. А после хмурится и шмыгает за дверь.

Несколько секунд неподвижно смотрю в потолок – как хорошо. Федор Раневский вновь входит в прежнее русло, и это знакомое покалывание в кончиках пальцев... Как я за ним соскучился. Скольжу рукой по простыням, дотягиваясь до тумбочки, нащупываю пульт. Не глядя включаю стереосистему. Неожиданно музыка врубается на всю и из кухни слышится грохот вперемешку с:

– Бл*ть! Ты придурок?!!

– Ты упала? – кричу в открытую дверь, смеясь. – Свари мне кофе!

– Очень смешно, идиот!

– Фе... Саша. Зови меня просто С...аша.

Уменьшаю громкость и приподнимаюсь. Я в поиске – где мои джинсы? Из-под кровати выглядывает штанина, тяну. Спустя несколько минут, уже одетым, вхожу на кухню.

– Ты туда не плюнула? – киваю на чашку, подходя к стойке.

– Ой, извини, не знала, что ты так любишь, – Кристина ядовито улыбнулась.

– Ты никуда не спешишь? – пробую напиток – не сладкий.

Обхожу столешницу и в одном из шкафчиков нахожу сахарницу. Две ложки – стандартная доза.

– Спешу, – девушка дергает носом.

– Это хорошо.

Несколькими глотками допиваю кофе. Оно обжигает горло, и в голову неожиданно приходит шальная мысль, которую мне самому не удалось до конца осознать. Но озвучить я ее успеваю:

– Слушай, Кристина... – запинаюсь на пару мгновений. – Раз у нас все так сошлось, ты разделяешь мои увлечения, – я сделал неопределенное движение ладонью, – В постели все тоже очень даже ничего, и общаемся мы вроде бы нормально...

И имя я твое запомнил, – добавил уже про себя.

– Я не понимаю, к чему ты клонишь, – покачала головой она.

– Я хотел предложить тебе отношения. Такие... – немного прикрываю глаза. – Свободные, но надежные, – я сам еще слабо представлял, что несу, но идея с каждой секундой нравилась мне все больше и больше. – Чтоб ты понимала, чего я хочу: регулярный секс, кое-какая стабильность и статус, в случае чего.

Кристина несколько секунд переваривала полученную информацию, а после медленно описала головой круг, пока ее глаза бегали из стороны в сторону. Все это время я не понимал, что с ней происходило, а когда она заговорила – пришло озарение. Девушка думала.

– В принципе... – медленно произнесла она, – Мне сейчас скучно. Почему бы и нет?

– Отлично, – кивнул я, громко хлопнув ладонью по столешнице. – Тогда помой чашку, я в душ.

И вышел из кухни.

********

– Свадьба.

– Да.

– Ты не шутишь? – больше утвердительно, чем с вопросом.

– Совсем нет.

– Двадцать три года всего! Не рановато ли?

– Серьезные чувства, такие нельзя упускать.

– Да ладно тебе... Твою ж мать, – ошарашено выдыхаю я и откидываюсь на спинку стула.

– Могла бы и поздравить, – саркастически произносят на том конце связи.

– Ой, ну... – вырываюсь из потока бурных мыслей. – Да. Конечно. Поздравляю вас с таким знаменательным событием...

– Не слышу радости в твоем голосе, – засмеялись мне в ответ.

– На свадьбе услышишь, раз такое дело, а сейчас дай переварить. Я немного... удивлена.

– Ладно, наберешь, когда придешь в себя.

– Окей, – киваю.

– До связи.

– Ага.

Не отключая откладываю мобильный в сторону и минут десять неотрывно наблюдаю за передвижением лучей света на стене. Хорошо последний месяц лета начался, ничего не скажешь. Вместо спокойного отдыха с родителями придется мчаться в тот треклятый город, искать подарок, праздничный наряд себе любимой, кружиться в предсвадебных хлопотах и т.д. и . п.