Текст книги "Планета-мечта"

Автор книги: Лилия Баимбетова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

"Ра, – всплыло в моем сознании, – Ра…. Я – Ра. Странное имя, смешное, пожалуй. Кто первый назвал меня так? Угрюмчики? Вообще-то всегда меня звали Кристи, я уж и забывала временами про Кристину. «Кристина» в моем сознании ассоциировалось с родителями, они звали меня именно так, никаких там уменьшительных. И это имя у меня ассоциируется с родителями. И еще – с тайным неодобрением. Когда меня так называют, мне вечно кажется, что меня сейчас начнут ругать. А так – я всегда была Кристи. Кристи. Тот мальчик (хоть не такой уж и мальчик), которого я вытащила с И-16, помню, сказал, что это имя очень подходит мне, только произносить его надо Крис-ти. Намекал на На-гои-тану. Он сказал, что Кристина – это нечто нежное и утонченное, чрезмерно утонченное, а вот Кристи – это именно то, что нужно, это имя идет к моим волосам, к моей фигуре, к моей профессии…. А вот Ра. Но как я легко приняла это! Мой слух не режет это имя, которым меня не называли двадцать с лишним лет. Я так приняла это, словно это и есть мое настоящее имя, а все остальное – это было так, ерунда. Ра… деточка…". И я вздрогнула.

Деточка…. Да, может быть, я до сих пор для него – деточка. И, может быть, я до сих пор что-то значу для него, когда-то нам было так весело вдвоем. Я очень любила многих на этой планете, но только с Кэрроном я чувствовала себя так легко. При нем можно было все, при нем я чувствовала себя защищенной от любой напасти. Только это время прошло.

А ведь я его даже не знаю. Он умел быть нежным с детьми – вот что я знаю о нем. И еще то, что он действительно маг и, наверное, один из самых сильных на этой планете…. Как прерывался его голос! Как он дотрагивался до моей руки, тихо и быстро говорил… одиночество безумное, какое страшное одиночество сквозило во всем этом. Сколько дней я ничего не слышала о нем, но где-то он ведь был и что-то делал. Где-то и что-то…. И я прилетела сюда, чтобы…. Кэррон! Что я могла сделать? Единственный абсолютно невозможный выход из того положения был – схватить его в охапку и утащить в Торже, заставить вымыться, накормить, уложить спать – и заставить его улететь с Алатороа. Здесь он мог только умереть, рано или поздно, смог бы жить только в миссии, ведь у нас там все свое, и вода, и продукты, или где-то за пределами Алатороа. Но выход этот был совершенно невозможен. Я не побоялась бы оскорбить его, но мне с ним было просто не совладать. И, смешно, меня мучила не война, которая нам предстояла, а то, что он… даже не то, что он умирает, а то, что вела к его смерти: его голод, усталость, одиночество. И то, что я ничего не могла с этим поделать. И мне страшно жаль, что я так и не обняла его, ему было бы, может, полегче. И мне тоже…

Смешно, а ведь мы были совершенно чужие. Почему же мне казалось, что…. Впрочем, и ему ведь казалось. Он ждал мой ласки, моего участия, ждал, хоть, может, и сам не вполне понимал, чего ждет. Но я, дура, не поняла этого тогда, только сейчас поняла. Ах, Кэр! Я ведь по себе знаю, знаю прекрасно, что в самые тяжелые моменты непременно нужен кто-то, кто посочувствовал бы тебе. И пусть этого человека рядом нет, но лишь бы он был хоть где-то! У меня ведь никого не было и нет, разве что коллеги, с которыми мы, впрочем, встречаемся не так часто. Координатор – это профессия одиночества. У меня нет даже родителей и давно уже нет, даже когда они были, их вроде бы и не было…. И он, оставшийся совершенно, немыслимо – один… он увидел только девочку, которую когда-то носил на руках, он еще не верил, не видел во мне – профессионала, противника, врага. А я уже знала, что моя любовь к Алатороа, моя любовь к нему самому не остановят меня, что придет время, и я стану работать, как раньше, как на Ламманте. Даже здесь – сумею, как на Ламманте. Потому что как бы я ни любила, профессионализм во мне сильнее. Это все равно, как в бою, если на воина нападет вдруг любимое им существо и будет стараться убить: ты будешь защищаться и в угаре боя убьешь, ведь убьешь, не удержишь копья! Копейный бой беспощаден. Как и всякий, впрочем, а ведь здесь тоже бой, и я не замечу, как ударю, и, быть может, нанесу роковой удар. Красивые слова, ах, какие красивые!

Как же мы все-таки расходуем себя! Кажется, всюду, на каждой планете, мы оставляем часть себя. Так происходит, наверное, только у писателей, они так же пропускают через себя миры и людей, только к нам эти миры и люди приходят извне, а откуда они приходят к писателям – они и сами, пожалуй, не знают. И это так растрачивает душу. Не знаю, как у других, а я буквально чувствую, что всюду, где я работала, осталась часть меня. И меня самой вроде бы стало меньше. Даже на Ламманте осталась часть моей души, даже там, и что-то, может быть, приобретя, я что-то несомненно утратила – навсегда. Часть своей души. Миры. Мы тратим себя – на них. Зачем, по какой дурацкой причине я вообразила, что именно так хочу прожить жить? И сотни людей то же самое вообразили о себе? Но теперь уже поздно. Отсюда обратного пути нет, ибо я уже стала координатором. И в сущности, в этом нет ничего плохого. Люди нас не любят, но почему я сама должна не любить себя, свою жизнь, свой образ жизни? Я ужасаюсь на писателей: как они живут – с сотнями людей в душе, проживая за каждого из них, видя их быт, чувствуя их чувства? Но писатели, спорю на что угодно, точно так же ужасаются на меня: как я живу – с сотнями лиц, способная изобразить что угодно и кого угодно, способная убивать и лгать, способная жить абсолютно чуждыми мне жизнями? А ведь это то же самое. И писатель, наверное, не выбирает миров. Он, может, только думает, что сам выбирает. Воображение не подчиняется даже воле хозяин…. Как же мы растрачиваем себя! Мне кажется, я однажды закончусь, меня просто не хватит. Но где-то в глубине души все же тлеет уверенность, что нет, не кончусь, что это бесконечный процесс. И, в общем-то, этот процесс дарит мне своеобразную радость. Ведь, не будь этой радости, я не была бы координатором, так же, как писатель не был бы писателем, если бы ему не нравилось носить в себе десятки личностей со всеми обстоятельствами их жизни.

Пригнувшись, я прошла по еле заметной тропинке в ивовых кустах и остановилась на берегу озера. Берег был глинистый. У другого берега росли камыши. Вода была темная, зеленоватая, неподвижная. Плетенный травяной мост висел низко-низко над водой. Сваи возвышались на метр над гладью озера, и плетенная из свежего тростника хижина стояла на них: тороны каждый год обновляют свои жилища. Уже увядшие цветы марахонии были вплетены в стены, образуя причудливый узор. Пахло болотной, застоявшейся водой и зеленью.

Я шагнула на мост, и он качнулся под моим весом. Мост был узкий, просто плетенная из травы лента шириной в полметра, и видны были места, где в прохудившуюся ткань вплетали свежие стебли. В середине мост зачерпнул воды. Я дошла до хижины и остановилась понюхать марахонию. Цветы увяли, но запах был еще сильным. Откинув травяной полог, я вошла в хижину.

Внутри никого не было. Я присела на плетеную кровать, потом легла и закрыла глаза. Снаружи было жарко, а здесь, напротив, прохладно, и казалось, будто этот холод идет от воды, которая тяжело плескалась под полом. Внутри тоже полно было марахонии, и одуряющий запах наполнял хижину. Я не заметила даже, как уснула.

Проснулась я от легкого шума. Приоткрыв глаза, я увидела Тэя, расхаживающего по хижине. Он кивал рогатой головой и изредка дотрагивался когтистой лапой до цветов, торчащих из стен. Звучать здесь было нечему, и потому вместо звуков ко мне пришли ощущения. Дружелюбие. Радость встречи.

Я села на кровати. Вопросительное ожидание.

– Да. Я не просто так пришла, Тэй. Я видела Кэррона.

Недоумение. Отчуждение. Боль. Отторжение. Вопрос.

– Ему плохо, – сказала я, глядя на торона.

Глаза Тэя засветились и угасли, стали, как остывшее золото. Безразличие.

– Тебе все равно? Ведь он твой брат, Тэй!

Гнев. И безразличие. Изгнанник. Он – изгнанник. Вопрос.

– Да, – сказала я медленно, сцепляя пальцы рук, – Я пришла не поэтому. Кэррон хочет войны. Так вот, я пришла спросить, тороны поддержат его? Ты поддержишь своего побратима?

Он изгнанник. Он проклят.

Я провела руками по волосам, зачесывая их назад, – жест Кэррона. Я давно уж заметила за собой, что всегда перенимаю манеру говорить и жесты людей, с которыми много общаюсь или о которых много думаю.

– Я, собственно…. Тэй, кто знает об этом? О его изгнании? Твой народ знает?

Рогатая голова наклонилась. Да.

– Кто еще?

Тэй прошелся по хижине, раздумывая. Мало кто. Мало. Тэй знал, потому что был побратимом Кэррона. Знали, наверное, в Альвердене. А больше – вряд ли.

– Значит, сторонников он найдет, – сказала я.

Наши глаза встретились. Тэй, очевидно, задумался, и глаза его вдруг полыхнули так хищно – расплавленным переливчатым золотом, что я едва не отшатнулась. Нет. Не найдет. Если будет искать наш долг предупредить. Никто не должен марать себя, общаясь с изгнанником.

– Не сейчас, Тэй, – сказала я, – Подождем.

И он согласно покивал рогатой головой.

Я останусь здесь на ночь. Возможно, проведу здесь еще день или два. Я соскучилась по Торовым Топям. Странно, я и не замечала этого. Но я приехала, и уехать сейчас – выше моих сил. Не сейчас, говорю я себя. Не сейчас, пожалуйста.

Какой вечер. Как тихо, только кузнечики. Небо серовато-синее, лишь на западе слегка розоватое. Не видно ни солнца, ни луны. Жаркий сегодня день; уже поздно, а жара не спадает, держится в воздухе, и только от росистой травы идет прохлада. Роса уже пала. На небе, перечеркнутое синим сквозистым вытянутым облаком, висит размытое и прозрачное розовое облачко, а больше нет ничего, все размыто, только какие-то синеватые и розоватые клочья. И с другого края неба ниже перистых белых облаков веером расходятся перистые же, но синеватые. Тишь невероятная, у торонов всегда тихо, ни единого звука, только где-нибудь послышится хлопанье крыльев, и снова спускается тишина. Запах марахонии витает в воздухе, словно след привидения. Ах, память моя, память детства!

Боже мой, как здесь тихо! От воды идет гниловатый болотный запах, в сущности, он очень приятный, этот запах, особенно в жаркий день, от него веет какой-то прохладой.

23. Проповедь бродячего сказителя в деревне Андом. Диктофонная запись. Фрагмент.

Тьма грядет. Грядет Великая Тьма, и не пожалеет она ни тебя, ни тебя, ни детей ваших, ни жен ваших, ни родителей. Грядет Великая Тьма, и она будет беспощадна, ибо она не ведает сострадания….

Из глубин того, что окружает нашу землю, из глубин невероятного космоса пришла эта Тьма и поселилась на наших землях, так же, как некогда пришли оттуда наши отцы и деды. В прекрасном обличье пришла Тьма, и все полюбили Тьму, и стали поклоняться Тьме, но говорю вам, грядет время, когда она покажет истинное свое лицо. Говорю вам, грядет время, и все мы будем умирать за то, что мы приветили Тьму и поклонялись Тьме.

Вы спросите меня, где же Тьма, отчего мы не видит ее? Так я отвечу вам, разве вы говорите Тьме "изыди!", когда она идет по улицам Альвердена? – нет, смехом и восторженными криками вы встречаете ее. И я говорю вам: опомнитесь, люди, ибо потом будет поздно. Поздно будет, когда Тьма явит вам истинный свой лик, поздно будет, ибо будете вы гореть в огне и тонуть во льдах, ибо собаки будут рвать ваши мертвые тела, ибо тогда вы не сможете уже изгнать Тьму. Говорю вам, люди: опомнитесь и изгоните Тьму, пока не стало поздно.

Где же Тьма, спрашиваете вы меня, а сами не видите. Разве вы не видите Тьму, когда ваши дочери теряются в поле или в лесу? Разве вы не знаете, куда уносит их Тьма? Где Тьма, спрашиваете вы. Разве вы не видите, что только Тьма способна успокоить землетрясение? Даже служители Света не были на это способны, даже великие аль. Кто же способен на это? – только Тьма. Вы же смехом и восторженными криками приветствуете Тьму.

Вглядитесь в глаза Тьме. Вспомните ее поступь. Говорю вам, люди: изгоните от себя Тьму, иначе будет поздно.

Разве не Свет, извечный Свет встал на вашу защиту, разрушив дьявольское гнездо Тьмы? Разве не видели вы вспышку извечного Света? Но помните, люди, не вы изгнали Тьму, вы не отказали Тьме, и она может вернуться. Прокляните же Тьму во веки вечные. Отриньте от себя всякую жалость, ибо жалеете вы Тьму. Если сгинула Тьма, значит, туда ей и дорога.

Вспомните, люди, как привечали вы Тьму. Как восторженными криками вы приветствовали правителя Тьмы. Вспомните лицо его и помните всегда: вот лицо Тьмы. Это лицо виделось бы вам днем и ночью, в час вашей нескончаемой смерти, но вмешался Свет, и Тьма отступила. Но говорю вам, люди: Тьма никогда не уходит навсегда. Говорю вам, люди: Тьма еще вернется. И когда вернется Тьма, взгляните ей в лицо, и вы узнаете это лицо, узнаете лицо Тьмы, ибо вы видели уже ее добрый лик, и казалось вам, что это ее истинное лицо. Но увидев ее добрый лик, вы узнаете Тьму и в истинном обличье, а пуще того, узнаете, если снова явит она вам доброе лицо. Вспомните это лицо. Сколько раз вы подавали воду ему, правителю Тьмы, сколько раз говорили с ним и он казался вам ласковым и добрым, сколько раз вы благословляли его. Но разве забыли вы дочерей своих, похищенных прислужниками Тьмы? Без благословения Света становились они женами темных существ, и внуки ваши теперь служат Тьме. Вспомните, люди, вспомните и прокляните Тьму.

24. Из храмовых наставлений для служителей Света.

Таиться ночь в пресветлом свете дня,

Таиться тьма в сверкающем светиле,

Таиться в счастье – боль

И в радости таиться горе,

И человек, грядущего не зная,

Страшиться жить и в горести стенает.

Утун теряет первым желтый лист,

Желтеют клены, дожидаясь снега,

Молить о Свете – значит, в свой черед,

И Тьму снискать, так мир устроен этот,

И человек страшиться Тьмы

И не взывает к Свету.

Но Свет приход к всем, зовешь иль нет,

И Тьма приходит, не спросив совета,

Так смерть приходит к каждому, и жизнь

Приходит тоже – так устроен мир,

И жизнь и смерть приходят в свой черед,

Вращаясь в этом круге.

Молиться Свету должно, Свет – не Тьма,

Как жизнь – не смерть, но связаны они

Нерасторжимо, ходят вечно вместе.

Зажженный свет не может не погаснуть,

Рожденный жить не может вечно жить,

Страшиться Тьмы – не понимать себя.

25. Дневник-отчет К. Михайловой.

Алатороа, Торже, день двадцатый.

Лето. Дни такие долгие, и сумерки все длятся и длятся – в бесконечность.

Сегодня прервалась связь с двумя экспедициями, одна работала в лесах Эрама, другая в низовьях Анда. Я не могу понять, что это, начало войны или просто обычные проблемы. Вообще-то, леса Эрама – это территория файнов, да и по берегам Анда их немало. Как бы не было беды. Так думает всякий, кто имеет дело с дивным народом. Всякий… уроженец Алатороа. Наши, по-моему, не верят в мрачные сказки, считают их именно сказками.

В Торже началась ярмарка, но, кроме торонов, никого из нелюдей нет. Тэй только не появлялся, а я уж снова соскучилась по нему. Княжна Севера! Как, помню, мне страшно было, когда он вложил мне в руку кинжал, и я почувствовала: режь! И как странно я чувствовала себя, когда наша кровь текла, смешиваясь. Кровь у торонов зеленая и светиться в темноте. Господи, как же я люблю его! Господи, господи….

Михаил Александрович заходил вчера и у нас был весьма интересный разговор о прозаических переложениях "Истории Марии из Серых гор". У меня от этой истории, честно говоря, всегда мурашки по телу шли, а сейчас… сейчас где-то там Кэр, и изгнание его длиться уже почти четыре месяца. И вообще, мне эта история кажется бесконечно жестокой. Я сказала об этом, а Михаил Александрович откликнулся:

– А знаете, Кристина, ведь он не любил ее.

– Что?.. Почему?

– Есть и такие варианты, где об этом прямо сказано. Я впервые услышал лет пять назад, где-то в Поозерье. Там было что-то вроде:

И пылкая любовь ребенка осталась безответной,

И постепенно пламя в ней угасло.

Лишь чувства долга удержало рядом,

Когда удел злой ворона настиг.

– Очень может быть, – сказала я, не поднимая головы.

– Ну, так вот. Я, понимаете, сначала удивился, а потом Эмма мне и говорит: а ведь это есть в любом тексте – его нелюбовь и ее разочарование, только вслушайся. И я вслушался. И знаете, ведь правда. Много говориться о том, как она была влюблена в него в детстве. И говориться еще о том, как она устала быть рядом с ним после, когда они уже покинули Серые горы.

– Не мудрено устать рядом с изгнанником, – тихо сказала я, – Ему вряд ли было дело до ее переживаний, а она была так молода. Больше, наверное, думала о себе, чем о нем.

– Вот вы как думаете о героине Поозерья.

– Не только Поозерья, – сказала я, – Но я так думаю. Это, наверное, страшно тяжело.

– Я слышал о том, что Царь-ворон… как бы это сказать. Его, кажется, тоже хотели, и я видел тогда, в долине Флоссы, как вода… – он снова запнулся.

– Да, – сказала я.

– И давно вы знаете, Кристина?

– С первого дня. Мне Тэй рассказал. Но он не знал, что Кэррон остался жив.

– Вам жаль его?

– Безумно.

– И что же вы собираетесь делать?

– А что я могу… – сказала я тихо, – Ждать. Я ничего не могу поделать. Большое заклятье изгнания, – я покачала головой.

– Вы верите в это?

– Вы же видели, – сказала я, – Тут вопрос не веры и неверия, тут вопрос его смерти. Ведь он умирает. Достаточно просто взглянуть на него, а ведь еще и полгода не прошло.

– Извините, что я об этом заговорил, Кристина.

– Да, нет, – сказала я вяло, – Я ведь Кэру не жена и даже, наверное, не друг. Я всего лишь координатор.

– А знаете, Кристина, как говорят: исследователи рождаются на земле, пилоты рождаются в космосе, а координаторы не рождаются вовсе.

– Да, нас завозят оптом из других измерений. Это я не сама придумала, честное слово, это я услышала в одном ресторане на Веге. А у нас в школе говорили, что координаторов собирают из останков их погибших коллег, с другой стороны, возникает вопрос, откуда взялись первые координаторы?

– Господи, Кристина! – простонал Каверин сквозь смех, – Как вы можете…

– Я все могу. Вы думаете, это не смешно, смотреть, как от тебя люди шарахаются. Я родилась в космосе, кстати говоря.

– А почему стали координатором?

– А не пилотом? – сказала я, – С пилотированием у меня туговато. А почему я стала координатором, я не знаю. Бес, видно, попутал.

– А вы верите?

– Во что?

– В бога.

– Да, помаленьку. Скорее тем, что поминаю слово его всуе. В Веге много верующих, там и в школах преподают. Я и привыкла. Но я не то, чтобы уж верю. Я не молюсь и все такое. Просто поминаю его по привычке. А вы?

– А я чистокровный землянин, Кристина. И как ни странно, католик. И Эмма католичка.

– Я видела у нее крестик.

– А у вас на Веге христиан, наверное, не много, там все Единый, да?

– Да, – сказала я, – Только мне всегда казалось, что это почти христианство.

– Знаете, – вдруг засмеялся Каверин, – подлинно неверующим всегда так кажется. Что есть католичество и протестантизм? Суть – христианство, и все. Ан нет, и любой верующий оскорбиться. И я тоже, можете, считать, оскорбился. Единый и христианство! Как вам не стыдно, Кристина!

– Не стыдно, – сказала я, улыбаясь.

– Да, кстати, зачем я пришел. Я тут нашел одну изумительнейшую вещь. Вы взгляните…. Помните, мы говорили о том, что на Алатороа нет художественной литературы? Так вот, это сборник стихов и заметок одного мага. Просто прелесть, почитайте, Кристина.

Я взяла в руки небольшой томик в переплете из старой потресканной кожи.

– Прошлый век, – сказал Михаил Александрович, – Лоран Синий, один из магов Альвердена, был профессором университета искусств. Уехал из Альвердена, поселился в Иллирийских лесах, хотел постигнуть строение мира. Эти заметки писал около двух лет. Копии с этой книжки очень широко ходят среди образованных людей. Странно, что это до сих пор не попало ко мне в руки и никому из наших. Так что я ошибся. Почитайте.

Я сидела молча и только машинально поглаживала книжку большим пальцем.

– Ну, что ж, я пойду, Кристина. Почитайте, интересно. И ведь вы любите Иллирийские леса?

– Да, – сказала я неожиданно печально, – Я люблю Иллирийские леса.

– Почитайте.

Я кивнула. Кожа переплета нагрелась от моей руки, я положила книжку на стол и проводила Каверина до двери. Вежливо улыбаясь, я кивала на его слова, потом закрыла за ним дверь, взяла со стола книжку и улеглась на кровать.

26. Из записок Лорана Синего.

Моя печаль безоблачно светла.

Моя печаль – закаты и рассветы.

Моя печаль – багряным сном одеты

Под вечер Иллирийские леса….

Проходит осень – гостья у порога.

Проходит жизнь – тиха и тороплива.

И сердце вдруг колотиться ревниво,

Когда под вечер года, не таясь,

Целует осень Иллирийские леса.

Росстани

Росстани – это небольшой и неизвестный край, в основном равнинный. На северо-востоке находятся заболоченные поля, остальная часть покрыта лесами, полями и небольшими, большей счастью заболоченными озерами. Единственная река протекает по его территории, с темной водой и быстрым течением. Так начал бы описание этих мест беспристрастный ученый. Иногда я жалею о том, что не могу быть беспристрастным.

Раньше я никогда не думал о том, что можно любить с такой беспощадной страстностью, не думал, что любовь, теплое, ласковое чувство, может быть настолько беспощадно, настолько безжалостно, словно убийца, в ночи точащий нож. Так можно любить женщину, но можно ли так любить землю, тем более ту, на которой ты не рожден. Я не знаю ответа. Знаю лишь, что люблю, люблю так, как не любил никогда. Росстани! Иллирия моя!

Каждое утро я просыпаюсь с сознанием тихого счастья. Я подолгу лежу в кровати и не думаю ни о чем. Каждый день, каждая ночь здесь – это счастье, которому нет имени, которому нет названия. Это счастье на грани с болью. Любовная тоска режет мое сердце.

Иллирия, любовь моя!

Моя душа и тело

Тобою в муках рождены

Навек любить – тебя.

Иллирия, земля моя!

Тебе шепчу несмело,

Что нет на свете мне жены,

Кроме одной – тебя.

Иллирия, жена моя!

Твоих лесов объятья!

Мне в них дано лишь

Разум потерять.

Иллирия, любовь моя!

Мне не сыскать проклятья,

За то, что я люблю тебя,

Люблю одну – тебя.

Серебряная Ива.

Я был там лишь однажды и довольно давно. Постараюсь же по мере сил своих описать свои впечатления от этого места.

Это было тишайшее место, только заунывный звук ветра в листьях или густой болотной траве иногда слышался здесь. Это был край большой поляны, хотя поляна эта была всего лишь частью огромного заболоченного пространства, отделенный перелесками от целого. Поляна эта была не строго правильной формы, и это место оказывалось как бы в закутке. На всю поляну отсюда не открывался вид, а только на небольшую ее часть, да и это небольшая часть была не так уж и мала.

Тоскливое и угрюмое это было место. Никак не могу представить себе его солнечным и веселым. Такое впечатление производили огромные и старые, частью засохшие деревья и маленькие заболоченные понижения, хоть они и приятны были своей тоскливостью. Такое впечатление, я заметил, всегда производят болотистые места. По эти озерчикам, которые располагались в некотором понижении, тек ручей. С другой стороны, я считаю, что в этой местности он не заслуживает названия ручья, движения воды здесь почти нет, просто озерца эти соединены протоками. Впрочем, и эти озера, и эти протоки вряд ли заслуживают сих громких названий: больше они похожи на лужи!

Главной примечательность этого места было старое, мощное, раскидистое дерево. Трудно было поверить даже, что это такая же ива, как те, которые составляют молоденькую поросль по берегам рек и озер. Это вовсе не самая большая ива в здешних краях, но все же впечатление это дерево оставляет немалое. Примечательно оно еще и потому, что занимает отдельное место, стоя на отдалении от других деревьев.

Таково было это место, которое в сказках и легендах превратилось в лощину у ручья Духов, где растет Серебряная Ива – главная святыня угрюмчиков.

Ассоциация управления и развития

Миссия на Алатороа,

Восьмой галактический сектор, Љ 62.

Подготовил С. Барнс.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА Љ 4678/79

……………….из пропавших сотрудников миссии. Из десяти человек сведения имеются только о троих. Их тела были обнаружены сегодня на территории миссии. Очевидно, это является объявлением войны землянам. В данной ситуации я счел необходимым отозвать остальных работников, работавших за пределами миссии, в частности в районе Великих озер. Приношу свои искренние соболезнования родственниками погибших и пропавших без вести.

Ситуация на планете не очевидна. Рост агрессивности не отмечался, однако наши люди все-таки погибли. Несомненно, что Царь-Ворон имеет к этому непосредственное отношение, однако К. Михайлова отказывается использовать свое влияние на местное население с целью установления его местонахождения. Среди человеческого населения отмечается некоторая напряженность, в частности, в городе начали запирать двери на ночь, чего раньше не было. Торговый караван, направлявшийся в Эстрам, отправился под усиленной охраной….

…………………………………………………………………………………………………………………Торнтон. 45 лет, уроженец Земли-2. Этнограф, фольклорист, археолог. Тело найдено у дверей миссии с признаками насильственной смерти. Вскрытие показало, что, не смотря на многочисленные внешние повреждения, причиной смерти является наличие воды в легких. Все раны были нанесены еще при жизни, что дает возможность утверждать, что пострадавшего утопили намерено.

3) Елена Огарева. 34 года, уроженка Марса. Врач, этнограф, биолог. Тело найдено у восточной стены миссии. Тело сильно обгорело. Вскрытие показало, что причиной смерти также является утопление.

4) Сара Бэнтон. 56 лет, уроженка Венеры, член межведомственной комиссии по народом Хаоса. Тело не обнаружено.

5) Роберт Хэнкс. 30 лет, уроженец Земли, водитель, механик. Тело не обнаружено.

6) Мелисса Кавальковски. 23 года, уроженка Земли-2. Социолог, пилот глайдера. Тело обнаружено у дверей миссии. Вскрытие показало, что причиной смерти послужило утопление………………………………………………

Ассоциация управления и развития

Миссия на Алатороа,

Восьмой галактический сектор, Љ 62.

Подготовил С. Барнс.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА Љ 56778/89

……….сведения о похищении людей. Человеческое население начинает уезжать из Поозерья и предгорий Лоравэйа. В Торже за последние дни были похищены трое, из них один ребенок семи лет. Ни одного не нашли, однако нет никакой надежды обнаружить их живыми. Террор в отношении человеческого населения растет, но никаких серьезных выступлений мы пока не предвидим. Рост агрессивности не наблюдается…….

Ассоциация управления и развития

Миссия на Алатороа,

Восьмой галактический сектор, Љ 62.

Подготовил С. Барнс.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА Љ 56778/90

Зафиксирован рост агрессивности в районе Угорских холмов (квадрат Љ 567). Рост незначителен, однако альфа-ритм чрезвычайно учащен. Мы дожидаемся подтверждения от полевых служб. По мнению К. Михайловой, у Царя-Ворона не много сторонников, активных сторонников, и все они сосредоточены в одном месте. Возможно, их лагерь находится у северной оконечности Угорских холмов. В сложившейся ситуации считаю необходимым подавление всякой агрессии как по отношению к работникам миссии, так и по отношению к представителям местного населения. Несомненно, что Комиссия по конфликтам в данном случае поддержит позиции человеческого населения планеты.

Ассоциация управления и развития

Миссия на Алатороа,

Восьмой галактический сектор, Љ 62.

Подготовил Т. Кун.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА Љ 578/9985

Руководителю миссии. Предлагаю нанести удар из ПСМ по району роста агрессивности незамедлительно, т. к. в данном районе начинается скопление представителей человеческого населения. Они собираются провести облаву, причем бургомистр Торже уже обращался ко мне с просьбой о предоставлении им так называемых излучателей, как для атаки, так и для обороны населенных пунктов. Речь в данном случае идет об излучателях гамма-волн, установленных на десантных транспортных средствах. Насколько мне известно, на Алатороа они не применяются, но на складе они должны быть, т. к. входят в стандартный комплект десантирования. Не знаю, известно ли вам об этом, поэтому напоминаю, что излучатели гамма-волн используются для отпугивания диких животных. Бургомистр уверял меня, что эти излучатели исключительно эффективно действуют на представителей всех нечеловеческих народов, аргументируя это тем, что они близки к животным. Я не слишком поверил ему, но проверил в архиве: этот факт был установлен, как оказалось, экспедицией Т. Михайлова, после чего и был введен запрет на использование на Алатороа гамма-излучателей.

Резолюция С. Барнса: возможно, использование в данной ситуации гамма-излучателей более приемлемо, чем ПСМ. Найдите гамма-излучатели и проверьте их рабочее состояние.

Ассоциация управления и развития

Подразделение исследователей

Экспедиция Т. Михайлова, «Спутник»,

Регистрац. номер 3452КНО

Подготовлено Т. Михайловым

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА Љ 78990/КРО

Практика показала недопустимость использования на Алатороа передвижных гамма-излучателей. В процессе использования их в рекогносцировочных рейдах по поверхности планеты была выявлена особенность большей части местного населения, заключающаяся в негативной реакции на гамма-излучение, вплоть до полной потери сознания и даже смертельных случаев. Как руководитель экспедиции, открывшей планету, я полностью запрещаю использование на Алатороа гамма-излучателей до дальнейших исследований, которые, несомненно, будут проведены вышестоящими органами.

Ассоциация управления и развития

Миссия на Алатороа,

Восьмой галактический сектор, Љ 62.

Подготовил С. Барнс.

Докладная записка Љ 56

…Я считаю, что присутствие К. Михайловой на планете затрудняет работу местных служб. К. Михайлова эмоционально нестабильна и мешает работниками миссии проводить определенную политику в отношении зарождающегося конфликта, причем мешает сознательно. Ее вживание в местные интересы перешло все границы. Несомненно, К. Михайлова ценный и опытный работник, однако в данной ситуации она не способна себя контролировать. Ее приезд на Алатороа только усложнил ситуацию. Я считаю, что именно присутствие К. Михайловой и некоторые ее действия привели к усугублению конфликта и началу партизанской войны. Рекомендую заменить К. Михайлову другим координатором. В настоящей ситуации присутствие К. Михайловой на Алатороа может привести к самым тяжелым последствиям.

Руководитель дипломатической миссии

на Алатороа Стэнли Барнс

27. Дневник-отчет К. Михайловой.

Алатороа, Угорские холмы, день двадцать седьмой.

Стэнли не хотел, чтобы я ехала тоже. Он считает, что сорты мне не доверят. Из-за того, что я названная сестра Тэя, а там и до Кэррона не далеко. Но я все равно приехала.