Текст книги "Ангельское личико"
Автор книги: Лили Феррари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Глава четвертая
1951 год
Марионетте снился сон. Она стояла в поле, в каком-то очень жарком месте и чувствовала, как солнце греет ее голые руки. Наверное, это была Сицилия. И кто-то, стоящий далеко, на холме, говорил ей торопливо и настойчиво: «Будь сильной, Марионетта!». Она узнала голос матери и увидела неожиданно выздоровевшую Франческу, которая чем-то махала. Марионетта прищурилась от яркого солнца. Что это такое? Стоило ей разглядеть предмет в руках матери, как сон утратил яркость.
«Мама, – пробормотала она. – Откуда ты взяла куклу?»
– Марионетта! – Девушка, смешавшись, подняла голову. Сицилийский пейзаж исчез. Перед ней всего лишь задний двор кафе, удушающе жаркий в этот июльский вечер, и лицо брата в темноте. – Марионетта! – говорил он. – Поверить не могу! Клуб скоро лопнет по швам, а ты здесь спишь.
Марионетта смущенно потерла глаза.
– Извини, – промолвила она, – я не хотела…
Но Марио уже заспешил внутрь.
– Через пять минут начинаем второе отделение, – с важностью произнес он, – так что тебе лучше пойти туда!
Марионетта вздохнула и потянулась. Марио был слишком поглощен своим успехом певца в клубе, чтобы заметить, как вымоталась сестра. Теперь, когда дед тяжело болел, у нее не оставалось ни одной свободной минуты, одна непрерывная беготня между кафе, клубом и домом, где старик Франко доживал свои последние дни в одиночестве спальни. Томмазо пытался помочь, но кафе отнимало все его время, так что когда он замечал, что дочь зевает в кафе, хмурился и говорил:
– Надо закрыть этот чертов клуб, у тебя нет времени, чтобы одновременно быть здесь и там, да еще присматривать за дедом.
«Он не ощущает несправедливости своих слов», – печально думала Марионетта. Ведь именно клуб теперь является наиболее успешной частью их семейного предприятия. И она не собиралась отказываться от своего единственного маленького успеха в жизни. Так что каждая ее минута была отдана работе – днем обслуживала посетителей в кафе, вечерами возилась с толпами в клубе, а в остальное время ухаживала за стариком. – Чего же удивляться тому, что у нее появилась способность засыпать буквально на ходу в любое время суток.
Марионетта встала, зевнула и потерла глаза. Этот уик-энд выдался особенно суматошным. Открылась ежегодная ярмарка в Сохо, как всегда привлекшая массу народа со всех концов Лондона. Люди принимали участие в играх, покупали товары, отдыхали на площади, и в воскресенье наблюдали за знаменитым забегом официантов Сохо. И клуб и кафе на этом хорошо зарабатывали, что шло на пользу семье, но тяжело отразилось на Марионетте, которая не могла позволить себе отдохнуть, как все, и посмотреть забег. Она вызвалась посидеть с дедом, чтобы дать такую возможность отцу и Марио. Ведь Марио сам собирался участвовать в забеге, а другие участники – официанты из кафе и ресторанов Сохо – были их друзьями. Нельзя, чтобы отец или брат остались дома…
Девушка медленно спустилась по ступенькам пожарной лестницы, поправляя швы на чулках. Потом взглянула на свое отражение в пыльном стекле двери, ведущей на кухню. Оттуда на нее смотрели большие заспанные карие глаза. Мысли ее все еще были заняты тем полем в Сицилии, где она в последний момент протянула руку, чтобы взять у матери куклу. Марионетта печально коснулась щеки. Во сне у нее не было шрама.
– Прелестно! – сказал вдруг кто-то. Она подняла голову. У открытого кухонного окна миссис Ли Фанг лущила горох. Без сомнения, замечание относилось к новому платью Марионетты, купленному специально для вечеров в клубе, самому нарядному из всех, которые ей когда-либо доводилось носить. Белое, креп-жоржетовое, в мелкий черный горошек, обтянутый верх на широких бретельках и широкая, падающая волнами, юбка. Платье явилось предметом долгих споров с отцом, считавшим, что приличной молодой женщине нельзя так оголяться. Марионетта благодарно улыбнулась соседке.
– Благодарю вас, миссис Ли Фанг, – крикнула она в ответ. – Правда, хорошенькое? – И, смеясь, покрутилась на одном месте.
Миссис Ли Фанг свесилась из окошка и серьезно покачала головой.
– Не платье, – заметила она. – Вы. Прелестно. – Как обычно, рука Марионетты взлетела к щеке, но миссис Ли Фанг укоризненно погрозила ей пальцем. – Вы, наверное, влюбиться, – продолжила китаянка. – Вы все время улыбаться, когда думать, никто не видеть.
Марионетта почувствовала, что краснеет.
– Да откуда мне взять время, чтобы влюбиться?! – воскликнула девушка, продвигаясь к двери, чтобы поскорее окончить этот допрос. – У меня слишком много работы! – И исчезла в доме, оставив миссис Ли Фанг задумчиво смотреть ей вслед, а стручки гороха так и мелькали в умелых маленьких ручках.
В клубе было ужасно жарко. Казалось, что даже стены потеют. Марионетта вздохнула, ощутив привычную смесь сигаретного дыма и запаха от скопления большого количества людей в тесном помещении. Она вовсе не жаловалась, как раз наоборот, обожала свой маленький клуб. Это было ее королевство, где она принимала решения. Единственная часть жизни, которой, как ей казалось, она могла сама управлять. Остальная жизнь, считала Марионетта, зависела от Моруцци и ее домочадцев. Но даже в созданный ею самой мир проникало тлетворное влияние Моруцци. Направляясь в угол за музыкантами, где был устроен крошечный бар, девушка увидела головореза-«охранника», как обычно пьющего виски у стены подвала, рядом с лестницей. Он кивнул ей без всякого выражения, но Марионетта его проигнорировала. Девушка ненавидела его, но выгнать была бессильна из-за договоренности отца с Барти. Вероятно, ей надо было еще радоваться, что Моруцци не прислали Уолли Уолласа сидеть в углу и пялиться на нее вечер за вечером.
Она засуетилась у великолепного кофейного автомата, недавно приобретенного, чтобы обеспечить кофе длинную очередь молодых парней и девушек, желающих вернуться на место до второго за вечер выступления Марио, которое вот-вот должно было начаться. Ударник уже забирался на стул за барабанами, а гитарист настраивал гитару. Марио болтал с группой девушек, время от времени машинально приглаживая кудри. Марионетта улыбнулась про себя. Он и в самом деле слишком серьезно отнесся к исполнению песен Синатры, девицы скоро в обморок начнут падать перед кафе!
– Ты выглядишь счастливой.
Марионетта вздрогнула и подняла голову. Микки Энджел каким-то образом появился в начале очереди. За последние три недели он ходит в клуб каждую субботу. Его гнев по поводу сотрудничества между Перетти и Моруцци несколько поутих. Или, по крайней мере, решила Марионетта, он уже не взваливает вину за действия отца на плечи дочери. Это были лишь догадки, поскольку все ее разговоры с Микки сводились к нескольким случайным замечаниям о погоде. Она удивилась, заметив, что он разговаривает с ней так же напряженно, как и она с ним.
– Два эспрессо? – Девушка увидела Питера Трэвиса, сидящего за столиком неподалеку от сцены. Он помахал ей рукой, а она в ответ улыбнулась.
– Да, пожалуйста.
Марионетта повернулась, чтобы достать чашки, чувствуя, как Микки следит за ней взглядом.
– Я сказал, ты выглядишь счастливой, – повторил он.
Она потупила глаза, перестав улыбаться. Ненавидела, когда люди видели ее улыбку. Это значит, они замечали, что губы в том углу рта, куда достала бритва, остались неподвижными.
– В самом деле? – спокойно осведомилась она, нажав на рычаг. – Автомат шумно забормотал, и горячий кофе полился в маленькие чашки. – В клубе дела идут хорошо, вот я и счастлива. Что-нибудь еще?
Микки со строгим выражением на лице подвинул к себе чашки.
– Нет. Сколько с меня?
Марионетта закусила губу. Она вела себя слишком резко. Он пришел в клуб, старается быть дружелюбным, а она отпугивает его своей холодностью.
– За счет заведения, – тихо произнесла девушка.
Внезапно осмелев, Микки взглянул на нее.
– Ты не придешь и не посидишь со мной, когда Марио начнет петь? – спросил он. И, заметив ее колебания, поспешно добавил: – Ты ведь знаешь, никто не подходит к стойке, когда Марио поет…
– Кончай болтать! – Молодой человек в галстуке из очереди начал проявлять раздражение. – Вот-вот начнут!
– Я приду через минуту, – крикнула Марионетта Микки под барабанную дробь, означающую, что музыканты сейчас заиграют.
Марио уже пел четвертую песню, балладу, когда ей удалось наконец освободиться и с чашкой кофе в руке проскользнуть в полумраке вдоль стены к столику, где сидел Микки Энджел. До этого она все прибирала и вытирала. Обычно Марионетта занималась уборкой, когда клуб пустел. Она лишь частично призналась себе в причине, по которой изменила заведенный порядок: возможно, сегодня кто-то предложит проводить ее домой по темным улицам Сохо. Ведь Марио придется задержаться, чтобы упаковать все оборудование, и в порядке исключения он сам все здесь закроет…
Марионетта тихонько присела за столик и, пока брат пел, встретилась в полутьме взглядом с Микки, ощутив приятное тепло и надежду. Может быть, здесь, в колеблющемся мерцании свечи, вставленной в бутылку из-под кьянти, вдалеке от безжалостного дневного света, Микки посмотрит на нее и увидит не только шрам.
Песня окончилась, и все бурно захлопали. Популярность Марио росла с каждым днем, и это гарантировало клубу постоянный приток новых посетителей. Марионетта огляделась и заметила группу студентов из художественной школы Святого Мартина. Они о чем-то спорили на лестнице и не обращали внимания на «охранника», недовольно поглядывающего на них из-за стакана виски. Несколько хористок из местного казино заканчивали пить кофе, готовясь отправиться по домам в Кенсингтоне и Бейсуотере. Художница Сюзанна Менлав развалилась на стуле за соседним столиком, наблюдая за происходящим через алкогольную пелену с неизменной сигаретой в зубах. Сидящие напротив американские туристы громко хлопали, а пара матросов вопили в соседнем углу, выражая свой восторг, видимо, не столько пением Марио, сколько сидящими неподалеку хористками. Самое главное – клуб был полон. Возможно, здесь сыграли свою роль фестиваль Британии и открывшаяся ярмарка в районе. Но так или иначе, люди перебрались через реку на южный берег и оказались в Сохо, привлеченные экзотикой ночной жизни.
Микки Энджел потянулся через стол к Марионетте с напряженным выражением лица. Марио тем временем готовился начать новую песню.
– Твое имя, Марионетта, что оно означает? Или это женский вариант имени Марио?
Девушке захотелось улыбнуться, и она прикрыла рот ладонью.
– Нет, – сказала она, – ни в коем случае! – И показала в сторону стойки. – Видишь, рядом с полкой висит кукла?
Он кивнул.
– Это la marionetta, [26]26
Кукла ( итал.).
[Закрыть] – объяснила она. – По-итальянски – кукла.
– Но почему?..
Она покачала головой, не желая продолжать объяснения. Тут Марио запел. Его баритон заставил умолкнуть смех и болтовню.
«Не спрашивай меня, откуда мне знать, почему любовь моя к тебе вечна…»
Когда Марио пел, он преображался. Трудно было поверить, что густой, чувственный голос, который эхом отдавался от стен крохотного подвала, принадлежал надоедливому, болтливому юноше, целыми днями донимавшему Марионетту. Слушая песню, она, как и все остальные, сидела, не шевелясь.
«Я отвечу тебе, что я чувствую это своим сердцем…»
Микки Энджел легонько дотронулся до нее. Она повернулась к нему и увидела, что он подталкивает к ней бумажную салфетку, не отрывая при этом глаз от музыкантов на сцене. Удивившись, Марионетта взяла салфетку и развернула ее. Там было что-то написано. Девушка наклонилась поближе к свече, чувствуя, что Микки внимательно наблюдает за ней уголком глаза. Она начала вслух разбирать слова:
– «Отелло», театр Сент-Джеймс. У меня есть два билета на четверг. Пойдем? Играет Орсон Уэллс.
Марионетта снова перечитала записку, не веря своим глазам. Микки Энджел приглашал ее на свидание. Она взглянула на него, но он сделал вид, что целиком поглощен пением Марио.
Ей захотелось плакать. Она не смела признаться самой себе, что именно об этом мечтала, что вид Микки, нервно спускающегося по ступенькам в клуб три недели назад, возродил те сумасшедшие мечты и фантазии, которые, как ей казалось, она похоронила в тот вечер, когда Уолли Уоллас порезал ей лицо бритвой. Девушка с тоской искала признаки того, что она небезразлична Микки, а его неожиданное появление в клубе не случайность и не простой интерес музыканта к работе своих коллег к новом клубе в Сохо. И нашла – Микки пригласил ее в театр. Хотя такое случается с другими каждый день, но не с ней! Марионетта снова посмотрела на каракули на салфетке, стараясь не расплакаться. Как сказать ему, что она не сможет пойти? Как бы ей этого хотелось! Дедушка умирал. Немыслимо было идти в театр. Да и отец не позволит дочери отправиться вечером в театр с незнакомым молодым человеком.
Песня закончилась. Питер Трэвис наклонился вперед, вызывая Марио на бис. Микки посмотрел на Марионетту.
– Мне очень жаль, – произнесла она, – но я не могу.
Он забрал у нее салфетку.
– Проехали, – заметил парень, швырнул салфетку в пепельницу, вытащил сигарету и с безразличным видом закурил.
– Но я хочу объяснить…
Он бросил в пепельницу вслед за салфеткой еще и зажженную спичку, устроив там маленький костер. Огонь ярко вспыхнул, но быстро погас. Микки с обидой взглянул на нее.
– Тогда валяй. Объясняй.
Но не успела она открыть рот, как раздался возглас:
– Салют, Микки! Мне сказали, что ты здесь. Возьми мне капуччино, пока не началась следующая песня, ладно? – Это была Вики, та самая блондинка, которую Марионетта видела в клубе «Черная кошка». Она с хозяйским видом чмокнула Микки в щеку и уселась на стул рядом с Питером Трэвисом. – Привет, Питер… а это кто? Она приветливо посмотрела на Марионетту через стол. – У тебя новая подружка? – Губы накрашены помадой цикламенового цвета, под цвет блузке, заправленной в обтягивающие черные брюки.
Несмотря на свое новое платье, Марионетта чувствовала себя рядом с ней простушкой. Она встала и вежливо ответила:
– Нет, я лишь работаю здесь. Так вам капуччино? – И она, отойдя от стола, ретировалась в безопасность своей стойки, с трудом сдерживая слезы злости. А еще мечтала прогуляться домой при лунном свете!
Она кое-как проработала остаток вечера, изо всех сил стараясь не смотреть на столик, за которым сидели Микки, Питер и Вики, беседуя, как закадычные друзья. Марионетта старалась не замечать, как Вики кладет руку Микки на плечо, как он смеется, когда его собеседница что-то шепчет ему на ухо. Наконец стрелка часов подобралась к цифре два, оркестр начал укладывать инструменты, и посетители один за другим потянулись к двери, Марионетта тоже поспешила на улицу. Прислонившись к холодной пожарной лестнице и вдыхая густой летний воздух, она позволила слезе сбежать по щеке. Теперь Энджел может пойти в театр с Вики. Ведь совершенно ясно, что она – вроде его подружка. А если даже и нет, то Вики не стала бы возражать. Скорее всего, он пригласил Марионетту на спектакль лишь из жалости, понимая, что она никуда не выходит и вообще ничего не видит.
Вдруг девушка услышала за спиной негромкий звук, и мимо нее скользнула маленькая темная тень. Белла, кошка, живущая в кафе. Марионетта наклонилась, подняла ее и зарылась лицом в пушистый мех.
– Виопа sera, donnina, [27]27
Добрый вечер, женщина ( итал).
[Закрыть]– пробормотала она. Пора было идти домой. Отец уже ждет ее и волнуется, как обычно. Она внесла мурлыкающую кошку в кафе и спустила на пол. В клубе почти никого не было, только Марио поил музыкантов кофе.
– Ты, похоже, уже все прибрала, – сказал он сестре. – Если хочешь, иди домой. Мы попьем кофе, и я все закрою. Марионетта?..
Она коснулась пальцем маленькой куклы, висящей на стене. Дотронулась до ее гладкой щеки. «Будь сильной», – сказала мама. Но это все во сне. На самом деле мама этого не говорила.
– Марионетта!
Она встряхнулась, как бы очнувшись ото сна.
– Хорошо, – согласилась девушка. – Увидимся дома. Не задерживайся, Марио. А то папа снова начнет кричать.
Ударник обеспокоенно посмотрел на нее.
– А ты одна домой дойдешь? Уже очень поздно. – Это был человек средних лет, имевший дочь-подростка. Ему казалось, что Марионетта слишком молода, чтобы бродить по Сохо ночами.
Она с благодарностью улыбнулась ему.
– Все будет в порядке. Мне идти всего пять минут, да я тут почти всех знаю.
Она тихонько притворила дверь в кафе, чтобы не звенел колокольчик. Семья Ли Фангов поднималась очень рано, чтобы открыть свой китайский магазинчик, а спать спокойно в центре Сохо было довольно сложно.
«Трипл X», клуб, куда пускали исключительно взрослых, тоже закрывался. Из полутемного подъезда появилась группа пьяных мужчин, весьма нечленораздельно и безуспешно пытающихся поймать такси. Марионетта дождалась, пока они наконец не уговорили таксиста посадить их всех разом в машину, потом шагнула на тротуар и направилась к Брюер-стрит. Теперь она думала только о дедушке. Не забудет отец дать ему лекарство? Страдал ли он снова от тех ужасных болей в груди, которые мучили его прошлой ночью?
Она была слишком погружена в свои мысли, поэтому не сразу заметила, что на темных улицах происходит нечто необычное. Несколько запоздалых прохожих, идущих в том же направлении, внезапно побежали. Навстречу им спешила пара, женщина плакала, а спутник утешал ее:
– Извини, дорогая, тебе не надо было на это смотреть…
Где-то на Чаринг-Кросс-роуд послышался колокол. Из-за угла показалась «скорая помощь» и, промчавшись мимо Марионетты, исчезла на Уордор-стрит.
Заинтересовавшись, девушка последовала за ней и неожиданно остановилась от изумления. Собралась толпа, и «скорая» пыталась пробиться сквозь нее. «Вряд ли это обычная для субботы драка, – подумала девушка. – Отчего тогда так тихо?»
– Марионетта, на твоем месте я бы пошел домой… – Она увидел Карло, официанта из траттории на Ромилли-стрит, друга Марио. Видимо, он, как и Марионетта, шел домой и отвлекся, заметив толпу.
Она почувствовала облегчение при виде знакомого лица.
– Что случилось?
Карло пожал плечами.
– Там проститутка. Кто-то ее зарезал.
– Какой ужас! Она мертва?
– Мертвее не бывает.
Марионетта не удержалась и попыталась разглядеть что-нибудь поверх голов. То, что она увидела, заставило ее вскрикнуть и протиснуться поближе. Карло хотел было ее удержать.
– Не надо, Марионетта, не смотри… – Но она стряхнула его руку и стала пробираться сквозь толпу, которую тщетно старался сдержать в одиночку молодой полицейский.
– Прикройте ее, ради всего святого! – потрясенно воскликнул один из зевак.
Молодой полицейский пытался противостоять наиболее решительным зрителям.
– Я бы закрыл, – задыхаясь, оправдывался он, – если бы вы немного осадили назад!
Марионетта воспользовалась тем, что его внимание на секунду отвлеклось, и проскользнула мимо, чтобы взглянуть на несчастную.
Это была Сильвия. Она лежала на боку, вытянув вперед одну руку, как будто на что-то указывала. Марионетта всхлипнула. Сильвия! Белокурые волосы слиплись от крови, по платью расплывалось кровавое пятно. Глаза открыты, в них тоска.
– Горло перерезано, – кровожадно заметил кто-то в толпе.
Марионетта не могла отвести взгляд от вытянутой руки Сильвии, в которой что-то блестело. Она еще несколько подвинулась вперед, чтобы лучше видеть. Да, это было серебряное распятие, подаренное Сильвии Лино в день восемнадцатилетия. Марионетта, не отрываясь, глядела на застывшую маленькую руку, на серебряный крест… «Лино за мной присмотрит, – сказала однажды Сильвия. – Он единственный человек в мире, кроме тебя, кому небезразлично, жива я или умерла».
Неожиданно позади возникла давка. Все повернулись и стали отступать. Молодой полицейский втолкнул Марионетту в толпу, и она была вынуждена отойти вместе со всеми. На другой стороне улицы стоял Антонио, выглядевший весьма официально в своей форме, и пытался сдержать какую-то девушку, бьющуюся в истерике.
– Он рядом, здесь, за углом, – рыдала девушка. – Почему вы его не арестуете? Он сидит в клубе «Гранада» как ни в чем не бывало!
Антонио старался удержать девушку на расстоянии вытянутой руки, и лицо его кривилось от отвращения.
Она явно была проституткой, если судить по дешевому атласному платью и ярким побрякушкам.
– Заткнись, слышишь? – говорил он грубо. Затем с отчаянием заорал на зевак: – Слушайте, идите все отсюда. Полиция разбирается…
– Антонио! – позвала Марионетта брата, но тот не расслышал.
Девушка все еще боролась со стражем порядка и, несмотря на испуг, была полна решимости высказаться перед молчаливой толпой. Она повернулась к людям с мольбой на лице.
– Я пытаюсь сказать ему, кто ее убил! Я пытаюсь сказать, а он велит мне заткнуться!
– Пусть скажет! – с негодованием крикнул кто-то из толпы.
Остальные согласно зашумели. Антонио нервно оглянулся, ища поддержки, и облегченно вздохнул, заметив черный полицейский фургон, со звоном въезжающий на улицу.
– Все назад! – приказал он. – Отойдите!
Толпу оттеснили на тротуар, а около тела остановился черный фургон. Девушка все еще боролась с Антонио.
– Это Уолли! – услышала Марионетта, хотя девушка от страха почти потеряла голос. – Это Уолли!
– Прибереги свои показания до полицейского участка, – велел Антонио, грубо заталкивая ее в фургон и захлопывая дверцу.
– Антонио! Тони! – Но Марионетта не смогла до него докричаться.
Он поспешил сесть рядом с водителем, и машина тронулась. Толпа дружно вздохнула и повернула головы к тому месту, где лежала Сильвия. Там на мостовой виднелось лишь пятно крови. «Скорая помощь» уже отъезжала. Среди толпившихся послышались возгласы недовольства, и люди начали расходиться. Единственным свидетельством того, что здесь произошло убийство, была бьющаяся на легком ветру белая лента, которой полиция отметила место преступления.
Марионетта была не в состоянии думать. Перед глазами все еще стояли маленькая рука, блестящая серебряная цепочка с крестом и печальные глаза, устремленные в вечность. Сильвия, ее подруга, умерла!
Кто-то взял ее под локоть.
– Пошли, – мягко произнес Карло, – пошли домой.
– Но ведь это Сильвия, – выдохнула Марионетта, – Сильвия Конти.
Карло удивленно остановился.
– Сильвия, с которой ты вместе училась? Которая работала в кинотеатре?
Марионетта кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Карло закусил губу.
– Я слышал, она пошла по кривой дорожке. Вот еще прибавится дурной славы итальянцам! Завтра это будет во всех газетах. – Он снова потянул девушку за руку. – Пойдем, ты ей уже ничем не поможешь…
Погода в день забега официантов выдалась хорошая. Марионетта свесилась из окна и наблюдала за прохожими, направляющимися к центру Сохо. Многих из них она знала: вон братья-мальтийцы из игорного клуба на Крик-стрит, старушка, продающая газеты около метро на Лейстер-сквер, а вон многодетная женщина с усталым лицом, которая живет над «Бифалко», мясник с Фриз-стрит. Казалось, все, кроме Марионетты, вышли сегодня на улицу.
Окна квартиры Перетти смотрели на фасад здания, и каждые несколько минут кто-нибудь выходил из подъезда и махал девушке. Жильцы дома представляли собой сплоченную семью, и, хотя к Перетти, как к сицилийцам, относились немного настороженно, они все равно были частью маленького мира итальянских рабочих-иммигрантов в Сохо. И все знали, что Франко Перетти умирает. Сегодня во время утренней мессы несколько человек подошли к Марионетте и ее братьям, чтобы сказать, что они поставили свечу за больного старика. Девушка, которая тоже зажгла свечу у гипсовых ног Девы Марии, была благодарна соседям за участие. Но, несмотря на то что она должна была молиться, чтобы Господь принял душу дедушки, она все время помнила о Сильвии и ее печальных мертвых глазах. «Aspetto la risurrezione dei morti e la vita del mondo que verra…» [28]28
Слова из «Символа веры», краткого изложения христианских догматов, признаваемых католической и православной церквами.
[Закрыть]Когда она бормотала эти слова молитвы, то обнаружила, что думает не о неизбежном путешествии деда в Царство Небесное, а о том, где сейчас бродит в вечности душа Сильвии… «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века…» Месса не принесла Марионетте утешения, на которое она надеялась, не успокоили ее и слова, сказанные на прощание отцом Джозефом.
– Я зайду днем проведать Франко, – озабоченно произнес он, взяв ее за руку.
Но Марионетта едва его расслышала, настолько была поглощена мыслями о Сильвии. Ведь совершенно очевидно, что Сильвия отправится в ад. В раю ведь нет места для проституток?
Дедушка звал ее из спальни. Вздохнув, она отвернулась от окна и соблазнительных событий на улице и вернулась в темную душную комнату.
Он лежал с сигаретой, приподнявшись на подушках, с искаженным от боли лицом. Марионетта сердито остановилась в дверях, уперев руки в бока.
– Дедушка! – Он доводил ее до отчаяния. – Ну сколько раз тебе говорить! Ты сейчас не должен курить…
Франко сердито отмахнулся от внучки, громко закашлялся, размахивая сигаретой.
– Слишком поздно, – выговорил он наконец. – Единственное удовольствие, которое мне осталось…
Марионетта прошла через комнату и попыталась взбить подушки у него на кровати. Она с огорчением заметила, что в том месте, где лежала голова, осталось мокрое пятно от пота. Несмотря на свою показную бодрость, дед был очень болен. Франко попытался отодвинуть ее.
– Basta! – проворчал он. – Хватит суетиться. Почему бы тебе не прогуляться?
– Не мели ерунду, – твердо сказала девушка. – Мне никуда не хочется идти. Слишком жарко. Теперь полежи тихо, и я прочту тебе еще немного из «La Voce». – Она взяла местную итальянскую газету со стула, куда ее положила раньше, и принялась переворачивать страницы. – Тут есть статья про итальянцев, приехавших работать на шахты в Йоркшире, – произнесла она весело, но дед только махнул пренебрежительно рукой.
– Еще иммигранты, – проговорил он, кашляя. – Как будто и так недостаточно! И война совсем недавно кончилась! Англичане нас ненавидят, зачем же сюда другим ехать?
– Здесь сказано, что их пригласило британское правительство. – Марионетта пробежала глазами статью. – И еще собираются приезжать.
Франко совсем расстроился. Его пальцы подрагивали, пепел сыпался прямо на одеяло.
– Еще! Здесь и так уже много.
Марионетта хитро посмотрела на деда поверх газеты.
– В статье сказано, что все они сицилийцы, – заметила она с невинным видом, – в основном из Трапани…
Он просиял.
– Сицилийцы, finalmente! [29]29
Наконец ( итал.).
[Закрыть]В Йоркшире!
Послышался стук в дверь. Марионетта отдала деду газету.
– Вот! – показала она. – Сам читай!
Он ухмыльнулся, глядя ей вслед и переворачивая газету худыми руками. Уже больше похоже на его внучку. Они постоянно ссорились из-за того, что Франко не умел читать и не желал учиться.
– Это отец Джозеф, дедушка! – Она вернулась в комнату, ведя за собой старого священника из церкви Святого Патрика. Мужчины дружили долгие годы, часто вспоминали, как приехали в Лондон в начале века совсем еще молодыми, полными энтузиазма и желания устроиться в этой незнакомой сырой стране.
– Как себя чувствуешь, старый приятель? – спросил священник, усаживаясь на стул у кровати. – Я пришел рассказать тебе все сплетни.
– Он и так уже все знает, святой отец, – улыбнулась Марионетта. – Он каждое утро их из меня вытаскивает.
– Я слышал про эту Сильвию Конти, путану. – Дед попытался сесть и закашлялся. – Антонио мне утром рассказал…
Священник обернулся и посмотрел на Марионетту.
– Давай поговорим об этом в другой раз, – сказал он твердо, считая, что не следует обсуждать судьбу проститутки в присутствии молодой женщины, к тому же знавшей несчастную. – Во всяком случае, – добавил отец Джозеф, – мне кажется, мы можем отпустить ненадолго твою внучку посмотреть на забег. – Он поднял руку, когда Марионетта из вежливости попыталась протестовать. – Не делай вид, что тебе не хочется побывать там.
Девушка с благодарностью поцеловала ему руку.
– Спасибо, святой отец…
– Только не забудь сегодня снова прийти к мессе! – Он похлопал ее по щеке. – Я часок здесь посижу.
Она просияла в предвкушении неожиданной свободы.
– Grazie, padre!Я еще раньше вернусь, обещаю!
Через открытую дверь Франко мог видеть с кровати, как Марионетта направилась к большому шкафу в гостиной и что-то ищет.
– Поспеши, внучка! – проворчал он. – Что ты выискиваешь в этом ящике с шитьем?
Она удовлетворенно выпрямилась, сжимая в руке обрезок черной атласной ленты.
– Я знала, что она где-то лежит! – воскликнула девушка и вернулась в спальню. – Завяжите ее мне, святой отец, – попросила она с некоторым вызовом в голосе, вытянув руку.
Священник обвязал ленту вокруг ее руки. Так делали, чтобы объявить о трауре и в дань уважения к умершему.
– По кому траур? – спросил он, поправляя ленту.
Она оглянулась на деда. Он понял, что она сейчас скажет.
– По Сильвии, – сказала она. – Сильвии Конти. Путане. Он была моей лучшей подругой.
В этом году забег начинался на Дин-стрит. Марионетта спешила по заполненным людьми улицам, то и дело здороваясь со знакомыми. Она вполне могла успеть к началу забега, и ей хотелось, чтобы Марио видел, как она его поддерживает. В этом году у брата серьезные соперники. Ходили слухи, что «Ройял» выставил сильную команду, а сколько тренировались ребята из кафе «У Дженнаро»! Команда Марио состояла из официантов маленьких кафе, разбросанных по всему Сохо, и не имела особых шансов на победу. Во всяком случае, так думала Марионетта, полагая, что тем более надо появиться у старта и поддержать их.
Она свернула за угол и с облегчением вздохнула, заметив, что официанты в своих черных галстуках-бабочках все еще толпятся, раздавая друг другу указания, а подносы с шампанским и бокалами, которые должны нести участники, пока только распределяют. Она пробилась к старту, немного запыхавшись, и в этот момент ее окликнули.
– Марионетта Перетти, верно?
Девушка обернулась. Лицо, обращенное к ней с приличной высоты, показалось ей сначала незнакомым, но потом все встало на свои места. Ну, конечно. Широко расставленные карие глаза, открытая улыбка… Лино, Лино Ринальди. Или все же Ривальди? На нем красивый, хорошего покроя пиджак официанта commisи галстук-бабочка. По-видимому, он участвовал в забеге.
– Лино!.. – Марионетта растерялась. Знает ли он уже о Сильвии? Но по улыбающемуся лицу парня догадалась, что нет. А может, ему просто наплевать, и он, как некоторые другие, считает, что Сильвия не достойна, чтобы о ней горевали…
– Значит, ты меня помнишь! – обрадовался Лино. – Я помню, как вы с Сильвией, хихикая, проходили мимо ресторана. Только я тебя давно не видел. Знаешь, я теперь работаю в «Сладкой жизни». На углу Фриз-стрит и Бейтмен-стрит. Деньги неплохие, но уж очень поздно закрывается. Вчера там одни веселились до четырех утра. – Он продолжал болтать о своей работе, а Марионетта смотрела на него с белым лицом.
– Лино, – наконец и ей удалось вставить слово, – ты про Сильвию знаешь?
