Текст книги "Ангельское личико"
Автор книги: Лили Феррари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
Он сидел со скучающей молодой женщиной в шелковой блузке, лениво курившей и разглядывавшей танцующих. На столике два полных бокала и бутылка шампанского в ведерке со льдом.
Ни секунды не колеблясь, Марионетта подошла к столику. Барти удивленно поднял голову.
– Привет, – сказал он. – Чем могу тебе помочь?
Девушка, не говоря ни слова, взяла со стола ближайший бокал. Глаза Барти округлились, когда он понял, что она собирается делать. Молодая женщина тихонько вскрикнула.
– Это за Сильвию, – спокойно произнесла Марионетта. Быстрым движением она выплеснула все содержимое бокала в лицо Моруцци. После секундного шока он поднял руку и нанес Марионетте сокрушительный удар в лицо. Она зашаталась, едва удержавшись на ногах.
– Ах ты, сучонка, – тихо прошипел он, вытирая лицо носовым платком. – Маленькая сучка.
За спиной Марионетты возник Уолли Уоллас и железной хваткой сжал ее руку, заставив поморщиться от боли.
– Вышвырни ее, Уолли, – приказал Барти Моруцци с искаженным от ярости лицом.
Уолли силой повел ее к двери. Девушка неясно различала звуки музыки и как в тумане видела лицо молодой женщины, глядящей на нее с ужасом и восхищением. Марионетта вырвалась из рук Уолли и снова повернулась к Барти.
– Это не конец! – закричала она. Ей стало безразлично, что будет дальше. – Я пойду к твоему брату и расскажу, что ты натворил! Ты меня слышишь?
Выражение лица Барти несколько изменилось. Она видела, что ей наконец удалось его пронять.
– Я иду к Аттилио, – повторила она, переводя дыхание, а Уолли Уоллас продолжал тащить ее к двери. – Я ему расскажу, что его брат – психопат! Думаешь, он будет доволен? Ты думаешь, он этого от тебя ждет – чтобы ты избивал девчонок до полусмерти?
– Выброси ее, Уолли! – заорал Барти Моруцци. Он махнул оркестру, который тут же заиграл быстрее и громче.
– Я ему нравлюсь, твоему брату, разве ты не знаешь? – все еще кричала Марионетта. – Он хочет, чтобы я была его fidanzata! И я расскажу ему, расскажу ему…
Но было уже поздно. Он услышала стук открывшихся под тяжестью плеча Уолли двойных дверей зала, потом он резко свел ее с лестницы и вытолкнул на улицу.
Дверь клуба решительно захлопнулась, и Марионетта осталась стоять одна на темном тротуаре. Парочка молодых людей, немного подвыпивших в Клубе художников и натурщиц, оценивающе оглядели ее. Девушка гневно посмотрела на них и отвернулась. По крайней мере, она заступилась за Сильвию. Показала Барти Моруцци, что не все его боятся.
Со все еще бьющимся сердцем она медленно пошла по Бейтмен-стрит. Ее слишком долго не было. Папа уже наверняка начал волноваться. Или он решит, что она пошла домой и прилегла… Надо еще зайти в аптеку «Фортуна» и купить для Сильвии обещанное болеутоляющее… Голову Марионетты переполняли беспокойные мысли, и она не обратила внимания, что кто-то идет за ней следом, то прячась в темные подъезды, то отставая, чтобы не быть замеченным.
Только переходя темную аллею за кабаком, девушка ощутила чье-то присутствие у себя за спиной, но было уже поздно. Неожиданно ее быстро и ловко втащили куда-то в темноту. «Я сейчас умру», – подумала она, удивляясь нелепости происходящего. Она не успела крикнуть, как почувствовала, что вокруг горла сжимается рука, и услышала свист около лица. Потом ее пронзила острая боль в щеке, послышался дикий крик, затем мужской шепот ей в ухо, и она осталась одна, стоя на коленях на земле, закрыв лицо руками.
Марионетта услышала топот бегущих ног, затихший где-то в стороне Фриз-стрит. Кричала она сама. Рука была мокрой. Девушка все еще боялась пошевелиться. Она поняла, что шептал ей человек с характерным гнусавым голосом: мол, теперь Аттилио на нее и не взглянет, ни один мужчина на нее не взглянет… Она узнала этот голос. Все еще в ужасе, Марионетта смотрела вслед напавшему на нее мужчине, который давно скрылся из виду. А когда отняла руку от щеки, то задрожала, увидев, что с нее капает кровь.
Кто-то бежал к ней. Это оказалась девушка, работающая барменшей в «Дог энд дак».
– Что с вами? – спросила она. – Я слышала крик… – И замолчала, узнав Мариоиетту. – О, приветик, Нетта, это ты здесь… – Девушка вдруг осеклась, уставившись на ее лицо.
Марионетта подняла голову и протянула к ней окровавленную руку.
– Анна, – сказала она, – Анна, помоги мне.
Но Анна с округлившимися об ужаса глазами попятилась и закричала:
– Твое лицо, Нетта! Твое лицо! – Ее несмолкающий, полный страха крик эхом отозвался в самых дальних уголках аллеи, но тут милосердная темнота опустилась на Марионетту, и она упала на землю.
Глава третья
1950 год
– Ну, мне не слишком понравилось, – заявил Марио, раскрывая зонтик, когда они вышли из вестибюля «Одеона» в сырость Лейстер-сквер. – Кроме Джин Симмонс, разумеется.
– Да ладно тебе! – Марионетта шутливо подтолкнула брата. – Тебе не нравится, потому что там нет сотни песен в исполнении Марио Ланца!
Он фыркнул.
– А ты утверждаешь, что это лучший фильм года, поскольку там играет Дерк Богард.
Она взяла Марио под руку, и они под одним зонтиком, тесно прижавшись друг к другу, направились в Сохо.
– Я еще могу изменить свое мнение, – улыбнулась Марионетта, – ведь еще только март! А, здравствуйте, миссис Рокка, как поживаете? – Она на секунду приостановилась, заставив себя улыбнуться. Меньше всего ей сейчас хотелось болтать с бывшей соседкой Сильвии, даже если бы не было дождя.
– Добрый вечер, Марионетта, – ответила старушка и более благосклонно взглянула на Марио. – Слышала твое соло в церкви на той неделе, Марио. Просто замечательно.
Тот подтолкнул сестру, сохраняя серьезное выражение лица.
– Благодарю вас, миссис Рокка. Я стараюсь.
– Старается, надо же! – Миссис Рокка с насмешливой улыбкой повернулась к своей спутнице, еще одной пожилой женщине в мокрой косынке. – Это сын синьора Перетти, знаете, тот, который поет в церковном хоре.
Марио начал вежливо оттеснять сестру в сторону.
– Извините, миссис Рокка, мы немного торопимся…
– Какие-нибудь новости о Сильвии? – крикнула старушка вслед Марионетте, решив не позволить молодым Перетти так легко от нее отделаться.
Марионетта вздохнула и остановилась.
– Никаких, миссис Рокка. Я не видела ее уже много месяцев.
– А… Жаль. Такая хорошая семья.
– Нам пора идти, миссис Рокка. Приятно было встретиться! – Марио тащил сестру прочь. – Надо же, как я врать умею! – пробормотал он довольно громко.
– Марио! – одернула его шокированная Марионетта, когда они бежали по залитой дождем улице, скрываясь от назойливой соседки. – Нельзя быть таким грубым!
– А, плевать! – Красивое лицо брата исказилось от гнева. Он пнул ногой мусорный ящик, и крышка свалилась на землю. – Глупая склочная старуха!
– Она жила рядом с Сильвией, не забывай.
Но Марио все не успокаивался.
– Она чертовски хорошо знает, что случилось с Сильвией! Она была среди тех сук, которые выгнали ее из квартиры!
Марионетта вздохнула.
– Что им еще оставалось? Сильвия совсем распустилась. Начала приводить мужчин в квартиру. Они должны были что-то делать.
– Она одна из нас! – В свете фонаря Марио выглядел настоящим итальянцем. С возмущением он воскликнул: – Они не должны были выбрасывать ее на улицу!
Марионетта похлопала его по руке. Брат казался моложе своих восемнадцати лет.
– С Сильвией все в порядке, – проговорила она спокойно. – Я ее видела на Шафтсбери-авеню. Кто-то сказал мне, что она сняла комнаты на Лайзл-стрит и наняла горничную. Она живет неплохо по всем статьям.
Брат мрачно рассмеялся.
– Ты хочешь сказать – неплохо для проститутки.
Марионетта старалась забыть ту Сильвию, которую она однажды вечером мельком видела на улице, – бледное, усталое лицо в обрамлении меха (давняя мечта Сильвии). Она выглядела убитой, несмотря на новое пальто и дорогую завивку, и очень одинокой. К своему вечному стыду, Марионетта спряталась в подъезде, чтобы избежать встречи со старой подругой, и оттуда наблюдала за маленькой фигуркой, направляющейся к Чаринг-Кросс-роуд. Унылое зрелище.
– Интересно, встречается ли она еще с Лино, – произнесла Марионетта вслух.
– Каким Лино? – заинтересовался Марио.
– Ривальди или Ринальди? Не уверена. В школе он был на класс старше. Работает в «Изола Белла».
– Он ухаживал за Сильвией?
Сестра пожала плечами.
– Сильвия ему всегда нравилась. Он жил в квартале Ньюпорт, но так часто болтался около наших домов, надеясь увидеть Сильвию, что миссис Рокка однажды прогнала его метлой. – Она улыбнулась воспоминанию. – Но не думаю, чтобы он встречался с ней сейчас.
Марио все еще кипел.
– Все равно, этой старухе нечего было вмешиваться. Выгнала Сильвию на улицу, а теперь, видите ли, хочет знать, как она!
Марионетта промолчала и крепче прижалась к брату. Марио злится не из-за неуместного любопытства миссис Рокка. Она слышала, как старуха шепотом проговорила им вслед:
– Бедная девочка. Такой ужасный шрам, совершенно ее изуродовал…
Марионетта уже привыкла к такого рода замечаниям и научилась не реагировать на них так, как брат. Она понимала, что люди вовсе не хотят быть жестокими. Просто, видя ее лицо, они пугались, вели себя странно, словно этот шрам, от угла глаза до рта, делал ее неполноценным человеком. Как будто она не была способна заметить выражение ужаса на их лицах, когда поворачивалась к ним изуродованной щекой. Девушка научилась делать вид, что все нормально, не замечать, как они смотрят на нее, открыв рты, или, что еще хуже, стараются не смотреть на нее и все равно смотрят на безобразный красный шрам. Она узнала, что если человек изуродован или инвалид, если он в какой-то степени не такой, как все, то именно ему выпадает задача облегчить жизнь другим, убедить их не обращать на твое уродство внимания, говорить утешительные слова, чтобы они не чувствовали себя неловко.
Никогда теперь она не отвернется при виде ветерана без ноги или руки или тех бывших летчиков с ужасными шрамами от ожогов, иногда заходящих в кафе. Сейчас ей казалось – у них есть нечто общее. Ладно, она не сражалась с немцами, но ей тоже приходится нести груз людской жалости, а это, несомненно, превосходит все ужасы войны. Что-то изменилось в Марионетте, она стала жестче, как будто потеряла невинность. И все по вине Моруцци.
Девушка не смогла дать полиции никакой информации о напавшем на нее человеке. «Таинственное, непонятное нападение, – сказала она, – вероятно, меня приняли за другую женщину». Только Антонио посмотрел на нее с сомнением, когда она, еле двигая от боли губами, поведала ту же историю своей расстроенной семье. «Какой смысл, – подумала Марионетта, – публично обвинять Уолли Уолласа?» Она достаточно долго прожила в Сохо, чтобы знать: у Уолли найдется стройное алиби, если она назовет его имя. Зачем продлевать несчастье, заставлять страдать семью? «Нет, – решила она, – пусть лучше все останется в прошлом». Единственным положительным результатом этих событий было то, что ее изуродованное лицо произвело соответствующее впечатление на Аттилио Моруцци. Его видели в Сохо с новой любовницей, и он отнесся безразлично к трагедии Марионетты. Гангстер просто вычеркнул ее из списка своих потенциальных жертв, как с усмешкой думала девушка, и нашел другую женщину, не тронутую бритвой и согласную на все его условия.
Тем временем Марионетта вернулась к своей привычной суматошной жизни в кафе, пытаясь одновременно быть и матерью, и сестрой, и хозяйкой в семье, стараясь поддержать мужчин и не обращать внимания на жалость, написанную на их лицах. Сначала это давалось ей нелегко, швы на левой щеке все еще тянули, а поскольку шрам почти касался губ и разговор причинял ей боль, то она стала непривычно молчаливой. Когда Марионетта шевелила губами, ей казалось, что кто-то вонзает ей нож в челюсть. После того как сняли швы, девушка начала немного приспосабливаться, даже могла не морщась смотреть в зеркало. Она поняла, что, когда улыбается, угол рта остается неподвижным, придавая ей странный кривой вид. «Ну и ладно», – подумала Марионетта и перестала улыбаться. Так что смех, постоянно раздававшийся в кафе «Империал», теперь ушел навсегда вместе с прелестной девушкой, которая неизменно улыбалась, когда подавала чай. Иногда ей казалось, что жизнь закончилась, даже не начавшись: Моруцци позаботились, чтобы она не смогла хоть немного насладиться молодостью и красотой.
Но это не должно ложиться грузом на плечи Марио, решила она. Из всей семьи только перед ним открывались большие перспективы, только у него был шанс покончить с убогим существованием и чего-то добиться. И Марионетта не хотела, чтобы из-за нее в его молодую жизнь вошла горечь. Вот потому и подумала, что пора сменить тему.
– Как у тебя дела с альбомом Синатры? – спросила она, когда они свернули на Шафтсбери-авеню.
Марио медленно учил слова всех песен Синатры – нелегкая задача. Он взглянул на нее и мрачно улыбнулся про себя. Юноша прекрасно понял, почему его сестра пытается перевести разговор. Он страшно ее жалел. Для него она была прекрасной сестрой, заменившей ему мать, и он знал наверняка, что Марионетта скорее умрет, чем позволит, чтобы с ним случилось что-то нехорошее. Он сжал ее руку, охваченный чувствами, не находя слов. В ответ на ее вопрос Марио в своей обычной манере, поскольку ему было легче петь, чем говорить, запел, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих.
«Обними меня, моя желанная», – выводил он, как всегда, необыкновенно чисто. Марио мог подражать любому певцу, и мягкая мелодия Синатры, гулко раздающаяся на залитой дождем улице, заставляла людей оглядываться.
Марионетта озорно рассмеялась.
– Ты поешь, как Фрэнк, жаль вот, что не похож на него!
Марио возмутился.
– По крайней мере, я тоже итальянец, а этим не могут похвастать многие английские певцы. – Он продолжил петь, голос его перекрывал шум движения.
Когда они нырнули под навес книжного магазина на Крик-стрит, ни один из них не заметил молодого человека, листавшего книгу по другую сторону окна. При звуках песни он поднял голову, удивляясь, что в Сохо кто-то способен издавать такие чистые звуки, но при виде Марионетты мгновенно забыл про песню и вздрогнул. Он уже где-то встречал эту девушку, но не мог вспомнить где. Что он хорошо запомнил, так это красивую линию ее щеки, такой чудесной, нежно прозрачной сейчас при свете фонарей Сохо, когда она, улыбаясь, повернулась к своему спутнику. Только тогда молодой человек разглядел уродливый красный шрам. Он так и застыл, держа книгу и не отрывая от девушки взгляда.
– Просто ужасно, – произнес кто-то рядом. Он повернулся. Это был владелец магазина, стоявший у окна с сигаретой. – Дочка Перетти. Из того кафе, что за углом. Связалась с Моруцци, так говорят, и ей изуродовали лицо. Ты берешь книгу, Микки, или собираешься всю ее прочесть до закрытия?
Молодой человек вернул экземпляр «Истории джаза», который пролистывал.
– Нет, – ответил он рассеянно. – Спасибо, Питер, в другой раз.
Владелец магазина рассмеялся и поставил книгу на ближайшую полку.
– Когда тебе заплатят в клубе «Черная кошка», да? Я бы на твоем месте не очень рассчитывал…
Но молодой человек не слушал. Он все еще смотрел в окно на пару, которая вышла на угол, пересекла дорогу и исчезла из виду.
Марио с сестрой решили сначала зайти в кафе, а не домой. Уже семь часов, и кафе закрылось, но не исключено, что папа и дедушка еще там, и они смогут пойти домой вместе. Когда они свернули за винный магазин Кеттнера, Марионетта остановилась, увидев полицейского в форме у дверей «Империала».
– Что делает полиция около кафе? – Она схватила брата за рукав.
– Это не Тони? – спросил Марио.
В тот день брат был на дежурстве, так что ничего необычного, если он, проходя мимо кафе, забежал на чашку чая.
– Нет, это не Тони. – Марионетта напряглась. Произошло что-то плохое. Это дежурный полицейский, а не приятель Тони, забежавший выпить чайку на халяву. – Пойдем скорее!
Перебегая в спешке дорогу, они едва не попали под колеса такси, заставив водителя резко посигналить и выругаться.
– Идиоты! – крикнул он, но они его не услышали. Такси снова исчезло за пеленой дождя.
Брат и сестра вбежали в кафе, чуть не столкнувшись в дверях с полицейским, и замерли при виде ужасного разгрома. Томмазо Перетти сидел вместе с Франко за угловым столиком, схватившись за голову руками. Человек в коричневом пальто что-то писал в маленьком блокноте, время от времени устало облизывая карандаш. Он взглянул на Марио и Марионетту.
– Ваши дети? – спросил он Томмазо.
Тот кивнул, все еще не приходя в себя от шока.
– Папа! – Марионетта оглянулась по сторонам. – Кто это сделал?
За него ответил человек в пальто.
– Мы не знаем, – сказал он. – У вас есть какие-нибудь соображения?
Пол был усыпан осколками фарфора. Один конец стойки накренился назад, деревянные подставки выбиты. Огромный титан для чая стоял под странным углом к стене, и девушка сообразила, что он оказался там, пролетев через стеклянную витрину, где держали пирожные. Кошка Белла, пользуясь случаем, доедала одно из них, валявшееся на полу у стойки.
Потрясенный Марио подошел к деду.
– Дедушка, с тобой все в порядке?
Франко лишь кивнул, но рука, зажигавшая сигарету, дрожала.
– Дедушка, тебе нельзя курить, – рассеянно произнесла Марионетта, ставя чашку на блюдце на ближайшем столике. И снова повернулась к отцу. – Кто это сделал, папа?
Девушка с ужасом увидела, что Томмазо едва сдерживает слезы.
– Столько лет работы, – бормотал он дрожащим голосом, закрыв лицо руками. – Все разрушено, все разрушено…
Сердце Марионетты переполнила жалость. Она подошла и встала около отца на колени.
– Все будет хорошо, отец, – тихо проговорила она. – Все будет хорошо… – Она подняла глаза на полицейского. Совершенно очевидно, что он единственный, кто в состоянии объяснить ей, что произошло.
– Мы не знаем, кто это был, – повторил он, закрывая блокнот.
– Вошли двое, так говорит ваш отец. Сели, пили чай. Потом вроде подрались, один принялся размахивать кулаками, и не успели хозяева опомниться, как все вокруг оказалось разрушенным.
Марио тихонько присвистнул.
– Они неплохо поработали, эти ребята.
Марионетта еще раз огляделась вокруг и снова обратилась к полицейскому:
– Не кажется ли вам, что они уж слишкомхорошо поработали, если их было всего двое?
Полицейский поднялся. Он устал, смена подходила к концу.
– Послушайте, мисс, – произнес он, – если у вас есть какие-нибудь мысли насчет того, кто это сделал, я с радостью их выслушаю. – Он взглянул на нее, не в состоянии отвести глаз от уродливого шрама. Ну, разумеется. Сестра Тони Перетти. В участке поговаривали, что она как-то связалась с Моруцци и дорого за это заплатила. Он разглядывал девушку с большим интересом. – Ну так как? Есть мысли?
Марионетта отрицательно покачала головой. Полицейский не отрываясь смотрел на ее шрам. Она машинально закрыла щеку рукой, встретившись с ним взглядом.
– Разумеется, я не знаю, кто это сделал. Как вы думаете, стояла бы я здесь, если бы знала?
Он повернулся к двери, пожав плечами.
– Ну, тогда ладно. Я с вами свяжусь, если мы что-нибудь узнаем. – Он плечом открыл дверь и вышел на улицу. Человек в форме, стоявший на улице, прошел мимо окна и исчез за пеленой дождя.
Марио поставил на место перевернутый стул.
– Как же, сообщат они, жди, – заметил он с иронией.
– Но почему мы? – упавшим голосом взмолился Томмазо. – Почему сейчас, когда у нас все наладилось? У меня нет денег на ремонт…
– Тихо, папа, – успокоила его Марионетта. – Я поставлю чайник, ладно?
– Тебе придется потрудиться, – заметил дед. – Они вырвали электропроводку.
– Что? – Марионетта рванулась к тому месту, где за стойкой висел распределительный щиток. И верно, из него торчали провода и слышалось зловещее шипение. – Каким образом?.. – Она с гневом уставилась на отца. – Они сделали это нарочно.
Отец пожал плечами, полностью сдавшись.
– Может, и так. Какое это имеет значение? Результат один и тот же – кафе нет. Мы вполне можем его закрыть.
Девушка не верила своим ушам.
– Папа! Разумеется, это отбросит нас назад, но мы встанем на ноги, я уверена.
Томмазо уныло возразил:
– Допустим, мы оправимся, – произнес он глухо. – Только зачем? Чтобы они пришли и снова все разрушили?
Марионетта еле сдерживалась. Как может ее отец так легко сдаться, вести себя настолько трусливо? Марио, увидев выражение ее лица, быстренько скрылся в кухне со словами:
– Пойду-ка лучше отключу электричество.
Действия Марио, казалось, пробудили деда от потрясения. Он со скрипом отодвинул стул и неуверенно поднялся на ноги.
– Пойду поищу свечи, – проговорил он и прошаркал за Марио.
Марионетта осталась наедине с отцом. После недолгого молчания она заговорила.
– Мы не сдадимся, – сказала девушка. – Мне безразлично, что ты считаешь, папа. Мы не сдадимся.
Он зло смотрел на нее, стоя у стойки. Иногда она так походила на свою мать: та же энергия, та же страсть. Только ужасный шрам через щеку напоминал ему, что перед ним не Франческа, вернувшаяся к живым, чтобы упрекнуть его за слабость.
– Я не могу себе позволить еще одну стеклянную витрину, – жаловался он. – И стойку чинить дорого…
– Значит, некоторое время будем держать пирожные на тарелках, – решительно заявила Марионетта. – А стойку сможет починить Тони. Может быть, не слишком хорошо, но сойдет.
– Зачем? – уныло спросил отец. – Какой смысл, Нетта?
Она со злостью стукнула кулачком по стойке, отчего осколки на полу звякнули.
– Смысл в том, – жестко ответила она, – что кафе – это мы, это все, что у нас есть. Это семья Перетти, папа. Если у нас не будет кафе, у нас не будет ничего.
Он смотрел на нее, и на сердце у него становилось легче. Разумеется, Марионетта будет сражаться за кафе, как тигрица. Что у нее еще есть в этом мире? Ни мужа, ни детей – ничего, что должно быть у женщины. Из-за подонка с бритвой в двадцать лет ее жизнь беспощадно изменилась. Чего же удивляться, если она злится при одной мысли, что потеряет свое единственное утешение, единственное место, куда она может приходить и забыться в непосильном труде.
– Ладно, – согласился отец, не сдержав вздоха. – Мы все починим и посмотрим, что будет дальше.
В комнату вернулся дед с парой зажженных свечей, вставленных в бутылки.
– Вот. – Он протянул одну внучке, а другую отнес за столик, где сидел Томмазо. – Порядок, Марио! – крикнул он громко.
Послышался приглушенный ответ, потом громкий щелчок, и свет в кафе погас.
Потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к полутьме. Бледное лицо Марионетты освещалось лишь свечой. Девушка осторожно прошла к столику у двери, за которым сидели отец и дед.
– Где Марио? – спросила она деда. – Такое впечатление, что он залез в буфет.
– В подвале. Там же главный распределительный щит.
Как бы в ответ под ногами Марионетты раздался глухой удар. Марио стучал в потолок над собой.
– Он нашел люк, – рассеянно объяснил Томмазо.
Дочь удивилась.
– А я и не знала, что есть люк. Думала, единственный вход сзади, с улицы.
– Люк прямо под твоими ногами, – сказал ей дед. – Когда Томмазо тут все переделывал, он закрыл его линолеумом. Там и лестница нормальная.
Марионетта не отводила глаз от деда. В голове ее забрезжила идея.
– Лестница?
– Люди, которым принадлежало это помещение, сдавали подвал парикмахеру, – объяснил дед. – Так что его клиенты приходили сюда, а потом спускались вниз.
Перетти использовали подвал лишь в качестве склада. Марионетта вспомнила мрачные стены, коробки с чаем, пустые ящики, кипы старых газет и паутину, там же в углу скопилась куча мусора – напоминание о давнем воздушном налете.
Появился Марио с зажженной свечой на крышке кастрюли. Лицо его было покрыто пылью.
– Нам надо завтра позвать мистера Колпи, чтобы он все починил, – сообщил он. – Он большой мастер в смысле электричества… – Брат замолчал, увидев лицо Марионетты в свете свечи. – Что случилось?
Она повернулась к брату с сияющими глазами.
– Вот вам и ответ! Подвал!
Ее отец начал понимать, о чем она думает, и раздраженно заметил:
– Не глупи, figlia, [18]18
Дочка ( итал.).
[Закрыть]мы не сможем открыть подвал для посетителей. Дела обстоят таким образом, что я вряд ли приведу кафе в порядок, не говоря уже о том, чтобы оборудовать подвал.
– Я не собираюсь делать его частью кафе, папа! Мы можем открыть там клуб для молодежи. Там будет музыка, танцы…
Марио взглянул на сестру, зараженный ее энтузиазмом.
– Клуб в подвале? Браво, Марионетта! Почему бы и нет? Мы ведь его никак не используем, папа…
Томмазо отмахнулся от них.
– Не отнимайте у меня время вашими бредовыми идеями. Если в ближайшие дни мы собираемся открыть кафе, надо подумать, какой ремонт сможем провести самостоятельно…
– Но, папа, – умоляюще протянула Марионетта, – это хорошая мысль. Если сможем хоть немного заработать на клубе, мы сделаем настоящий ремонт в кафе, и оно станет таким же, как прежде, даже поставим новую стойку, о которой ты давно поговариваешь…
Томмазо раздраженно встал.
– Хватит, дочка. Я уже наслушался твоих бредней. Собирайтесь, нам пора домой, мы можем поговорить по дороге. Вставай, папа…
Что касается Томмазо, вопрос был закрыт. Он помог Франко подняться в полутьме на ноги, а когда тот задувал свечу, заметил возбужденные взгляды, которыми обменивались брат с сестрой. Клуб в Сохо! Шанс соприкоснуться с другим, давно желанным миром, стать его частью, познать все опасности и удовольствия ночной жизни города… Марионетта почувствовала, как рука Марио сжала ее руку. Она улыбнулась в темноте, зная, что упрямство и решимость у Перетти в крови. Эти качества привели сюда дедушку вместе с молодой женой с далекой Сицилии, они же помогли папе и маме добиться успеха с кафе. Эти семейные черты передались и детям Перетти. Клуб будет,они с Марио об этом позаботятся!
Томмазо долго не спорил. Видимо, он был настолько потрясен разрушением кафе, что уже не мог сопротивляться. Или же просто не верил, что детям удастся такое грандиозное начинание, поскольку, с его точки зрения, идея клуба в подвале заранее обречена на неудачу. Клубы контролировали типы вроде Моруцци. Владельцы клубов – люди особой породы, поднаторевшие в такого рода делах, знающие мир и ночную жизнь Сохо. Уж, разумеется, не зеленые молодые итальянцы, умеющие только прислуживать за столиками.
Из всех членов семьи единственным, кто яро воспротивился этой идее, был Антонио. Он видел в ней одни неприятности.
– Знаю я такие заведения, – предупреждал он сестру. – Вот увидишь, сюда станет таскаться всякое отребье – пьяницы, наркоманы…
Но Марионетта была настроена решительно.
– Всего один вечер в неделю, – убеждала она. – Мы же не станем открывать клуб каждую ночь, Тони. Ты со своими полицейскими и не услышишь про нас ничего…
– У вас не будет приличных клиентов, – настаивал брат. – Кто захочет прийти и сидеть в подвале кафе в субботний вечер? Для этого надо здорово набраться…
Девушку идея захватила. Вдохнула новую жизнь в смирившегося с поражением старика. Он настоял, чтобы заплатить за краску из его собственных сбережений, и Марио едва удалось уговорить деда не лезть с кистью на лестницу белить кирпичные стены.
После нескольких дней тяжелой работы кафе снова открылось. Стойка теперь была в заплатах, отсутствовала витрина, но завсегдатаи, хотя и слегка потрясенные актом вандализма в обычно тихом районе Сохо, скоро вернулись. Теперь, когда эта задача была выполнена, Марио и Марионетта могли работать до поздней ночи после закрытия, превращая грязный подвал в место, куда бы люди с удовольствием приходили развлекаться в субботу вечером. Задача оказалась трудной. Во-первых, надо было выбросить горы мусора, накопившегося за долгие годы в забытых уголках подвала. Все это пришлось поднимать по лестнице, ведущей на двор, под заинтересованными взорами семьи миссис Ли Фанг, и сваливать у края тротуара в ожидании вывоза. Человек, собиравший кости и тряпки, был рад взять старую плиту, но от груды мокрых газет и тряпья избавиться оказалось труднее. Больше всего досталось Марионетте, когда она отодвинула стопку гниющих номеров «Дейли уоркер» и обнаружила за ними гнездо со слепыми крысятами, писком зовущими мать. Она едва не сдалась в тот момент, но Марио, настроенный весьма решительно, призвал местного крысолова, который решил их проблему в обмен на недельные бесплатные завтраки в кафе, приготовленные недовольным Томмазо.
Постепенно подвал начал все меньше напоминать мусорную свалку и становился все больше похожим на клуб. Стены побелили, и Марионетта уговорила агента в местном бюро путешествий отдать ей старые плакаты с пейзажами Италии, чтобы украсить стены. В одном углу под мешками они нашли кучу складных стульев, оставшихся, скорее всего, от давно исчезнувшей парикмахерской, а у старьевщика купили несколько карточных столиков.
– Кофе мы можем носить сверху, – сказала Марионетта брату, – а если люди захотят принести свое вино, пусть. Ведь винная лавка всего лишь через дорогу!
– Тогда как же мы заработаем? – поинтересовался Марио.
– Мы будем брать плату за вход, – решила она. – Со всех, без исключения, даже с твоих друзей, Марио!
– А как насчет музыки?
Марионетта вспомнила людей с футлярами для инструментов. Они постоянно толклись на Арчер-стрит, напоминая банду гангстеров.
– В Сохо тысячи безработных музыкантов. Помнишь, мы с тобой видели их у театра? Уверена, найдутся такие, кто согласится поиграть за несколько чашек кофе… – Она довольно оглядела крошечный «клуб». – Мы слегка сдвинем столы и стулья и освободим место для музыкантов.
Они трудились с огромным воодушевлением, переделывая старый грязный подвал, и так уставали, что днем в кафе девушка двигалась, словно во сне. Пострадали и уроки пения Марио, у которого от пыли и сырости садился голос.
Однажды вечером, закончив вешать старую рыболовную сеть на потолок, брат и сестра устало уселись за шатким столиком, чтобы выпить чаю.
Марио посмотрел вокруг, затем на Марионетту, деловито писавшую объявление об открытии клуба, чтобы выставить его в окне кафе. Чай у нее совсем остыл, а она все гадала, следует ли им предлагать будущим посетителям еду.
– Возможно, – размышляла девушка вслух, склонившись над объявлением, – что-нибудь попроще, например спагетти или равиоли? Или не надо итальянского? Тогда бобы на тосте? Или омлет?
– Эй, – воскликнул Марио. – Угадай!
Она подняла голову.
– Что?
Брат широко улыбнулся.
– Забудь про омлеты, сестренка. Мы своего добились! Я думаю, нам пора открывать клуб!
Они вместе осмотрели плоды своих трудов. Энтузиазм брата захватил Марионетту.
– Ты прав, – наконец сказала она. Они взглянули друг на друга. – Чего же мы ждем?
– Я знаю! – возвестил Марио. – Торжественной церемонии по поводу открытия люка!
Под непрерывное ворчание Томмазо линолеум на полу аккуратно скатали, обнаружив крышку люка. Столики немного переставили, и теперь те, кто приходил в клуб, могли спускаться прямиком вниз, не тревожа посетителей кафе. Томмазо мрачно наблюдал за манипуляциями своих детей.
