Текст книги "Разводные процедуры (СИ)"
Автор книги: Лика Ланц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
И я сломалась. Бросила всё и подошла к ней. Прижала к себе, по голове погладила и по спине, утешая.
– Давай сделаем так. Ты останешься у нас, но отцу твоему мы врать не станем. Я сама с ним поговорю. Осторожно.
– Нет! – забился рыбкой ребёнок. – Ну, пожалуйста! Я папу тоже боюсь. Но не так. По-другому. Даже не за то, что ругаться будет, а что маме отдаст. А я не хочу. Не хочу, чтобы он тыкал меня туда-сюда. У них с мамой договорённость. Типа, она может брать меня на выходные. Ну, или когда папе вдруг нужно побыть одному или на работе. Иногда. Она ни разу меня не забирала. Я ей не нужна. Вообще.
– Послушай меня, – присела я на корточки возле девочки, чтобы видеть её лицо, – папа тебя очень любит, поверь. И, мне кажется, ты недооцениваешь его, не доверяешь. А зря. Вам бы поговорить нужно откровенно. Чтобы он знал, что тебя мучает, какие мысли в голову приходят. Ты же молчишь, он верит, что всё хорошо. Не рассказываешь о проблемах с бабушкой – он продолжает тебя туда отправлять. И не потому что ты ему мешаешь или не нужна. Он по-своему заботится о тебе, переживает. Это ж мужчины. Скупые рыцари на эмоции и слова. Не все, конечно, но папа твой как раз из этих. Я всё же надеюсь, что вы найдёте общий язык. Может, не сразу. Постепенно.
Она потихоньку оттаивала – ершистый ёжик с мокрыми глазами и красным носиком. А там ещё и уши эльфийские – я знаю…
– Но остаться мне можно? – спросила Катя и смотрела настороженной ланью, что готова сорваться и убежать подальше, спрятаться и не высовываться.
– Можно. Я уже разрешила. При условии. Это ж мужчины. Чуть-чуть подтолкну, куда надо, и будет хорошо. Надо делать шаги навстречу друг другу. Без этого никак, Катя. Как бы ты ни старалась доказывать, что промолчала не значит солгала, это всё равно не то, что нужно, чтобы вы с папой понимали друг друга. Так вы никогда не достучитесь, будете каждый в свою дверь лбом биться.
– Ладно, – видно было, что Катя соглашается нехотя.
Непросто это, когда подорвано доверие ребёнка. И, казалось бы: мне что, больше всех надо? Но пройти мимо… как-то неправильно. И с её отцом я вовсе не горю желанием общаться. Но мне всё же кажется, что при всех его минусах, Марк не обидит Катю.
Может, Олег и прав. Я постоянно тяну на себя одеяло. Вот и сейчас решила помочь соседской девочке и её отцу. Может, как раз и не нужно лезть туда, куда не просили?..
А потом меня взяла здоровая решительная злость. Я не обязана подстраиваться под чьи-то стандарты. Ну, вот такая я, что поделать? Зачем себя ломать? Поступаю так, как считаю нужным, и мне всё равно, нравится это кому-то или нет. Главное – это моя внутренняя гармония.
– Дорезай-ка салат, – подмигнула я Кате, а сама загрузила рыбу в духовку, овощи в аэрогриль засунула.
На голодный желудок всё кажется мрачным. Ничего, поедим – жизнь заиграет другими красками.
Когда к нам присоединился Андрей, мы уже накрывали на стол.
– Я остаюсь, – заявила ему Катя. Несколько с вызовом, я бы сказала.
– Ну, раз мама разрешила, значит всё хорошо, – философски заметил сын, получил по рукам, потому что полез к еде.
– Руки помой, – приказал соседский ребёнок.
Настоящая маленькая женщина! – восхитилась я, наблюдая, как сын безропотно поплёлся в ванную.
Глава 25
Еда, как я и предполагала, делает всех добрее. И сын, и Катя, наевшись, повеселели. Такие милые умиротворённые мордахи.
– В общем, мы уроки доделаем, – вздохнул сын.
– Учитесь, дети мои, – милостиво разрешила я.
Завтра наконец-то пятница. Потом два выходных – и на работу. Жизнь выравнивает крен, и, как бы горько мне ни было, жить надо дальше.
Мне даже понравилось, что я не упала в депрессию, не рвала волосы на голове, не покрывала себя пеплом. Ну, почти. Могло быть куда хуже. Наверное, правду говорят, что женщины похожи на кошек, что приземляются на четыре лапы. Не все. Но я явно из породы кошачьих.
Под вечер детишки угомонились, занялись своими делами. Сын сел поиграть за компьютером, Катя рисовала. У неё большой красивый блокнот и остро отточенные простые карандаши. Целый пенал.
Рисовала она красиво. На мой взгляд. Чувствовался талант. Почему Марк запрещает ей заниматься живописью? Надо, наверное, и об этом поговорить. Или не надо. Чревато щелчком по носу, что это не моё дело. Я ещё слишком хорошо помнила пеняние соседа на мою неидеальность и неумение соблюдать общественный порядок. Страшно даже подумать, какой отпор я могу получить, если полезу к нему со своими советами, как воспитывать и находить подход к дочери…
К тому же, ему, по всей видимости, не до семейных ценностей. Вырвался мужик из постылого брака, свидания назначает, с любовницами встречается. Благо, сейчас не нужно ему шифроваться, прятаться, обманывать жену.
Никто же не знает, что у них там на самом деле произошло. Я слышала только версию из уст самого Марка.
Вон, у моего мужа Артур Петрович завёлся… И Олегу точно нет никакого дела до Андрея.
Что-то я слишком много думала о соседе. Даже разозлилась. Какое мне дело, чем он занят и с кем проводит свободное время?
Кате я постелила в своей комнате. Бывшей супружеской спальне. Почему бы и нет? Кровать огромная, двуспальная, Олег нынче осваивает новые территории. С Андреем в детской я её положить не могу, в большой комнате – тоже не вариант. Там, наверное, страшно. Ребёнок и так напуган, даже у родной бабушки ночевать не желает.
Скорее всего, психологическая травма. Ей двенадцать, а скелетов такая куча, что из шкафов пачками вываливаются.
– Будешь спать со мной, – сказала я девочке и увидела, как облегчённо она вздохнула. Видимо, я угадала. Боится одна.
Вечером вышла на прогулку с Лайтиком. Голова гудела, эмоции зашкаливали. Нужно успокоиться, подышать воздухом.
Зима подкрадывалась. Снова подмораживало, с неба срывались редкие снежинки. То, что нужно, чтобы немного взбодриться. Лайтик махал ушами, клацал зубами, гоняясь за белыми мухами. Это смешно. И я позволила себе рассмеяться.
Смех, правда, застрял где-то в горле, когда неожиданно во двор заехала соседская машина. Я хорошо знала эту хищную чёрную посадку. Не спутаешь.
«Что-то он рано, – отстранённо подумала, наблюдая, как из авто выходит Марк. – Скорострел? Десять минут поёрзал – и хватит?».
За такие мысли я готова была себе по щекам надавать. Какая мне разница? Вот абсолютно не интересует соседская половая жизнь! Вообще нет, ни разу!
И я уже хотела гордо продефилировать мимо, когда он меня окликнул:
– Милана!
Ну, как бы делать вид, что я его не знаю, это не алё. Надо хоть поздороваться.
– Добрый вечер, – обернулась я. Голос мой прозвучал холодно. Снежная королева, ёпрст…
– Что-то вы сегодня рано, – улыбнулся Марк, а я моргнула.
Он как будто прочитал мои мысли и отзеркалил. На миг я даже испугалась. А вдруг он и продолжение «услышал»?..
Но Марк продолжал улыбаться, и меня немного отпустило. Фух. Какая только чушь на ум не приходит.
– Мне надо поговорить с вами, – улыбаться в ответ я не спешила. И с сожалением смотрела, как и с его губ тает очарование, как лицо становится сосредоточенно-хмурым, а взгляд – острым.
– Что-то случилось? – у него будто третий глаз встроен, и он чувствует неприятности.
Может, я с ним о погоде хотела поговорить? Или похихикать глупо, кокетничая? Вздохнула тяжело. Я не очень великий стратег. И вокруг да около ходить не совсем у меня получается.
– Вы только не волнуйтесь, ладно? – вот с этого точно не нужно было начинать, потому что Марк меня буквально пришпилил взглядом.
– Милана, вы сейчас ведёте себя так, будто хотите рассказать мне что-то страшное, но не решаетесь, потому что боитесь, что у меня плохо с сердцем, и я не выдержу. Со здоровьем у меня всё хорошо. И давайте без вступительных речей, договорились?
Я снова вздохнула.
– Ваша дочь у меня. Всё хорошо, – добавила поспешно, – ничего не случилось.
Кажется, он переоценил возможности собственного организма, потому что даже в неверном свете фонаря видно, как Марк побледнел.
– Почему у вас? Она же у бабушки должна быть.
Он провёл рукой по волосам. Взъерошил их. Растерялся, наверное. Я могла его понять: если б мне сказали, что мой сын сбежал от бабушки и ошивается где-то у соседей, я б вообще по стенам бегала, гадая, что произошло и почему он поступил именно так.
– Вот что, Мила. Предлагаю переместиться с улицы ко мне домой. Я так понимаю, разговор серьёзный и небыстрый, а здесь холодно. Вы уже дрожите.
И впрямь. Я тряслась. Но не от холода, а напряжения, наверное.
– Я с собакой, – кивнула на Лайтика.
– Думаю, ваш пёс будет рад посидеть в тёплой квартире и встретить старого знакомого. С Графом они вроде как подружились, поэтому им тоже будет о чём поговорить.
Ну, как бы я не против. Лишь бы они ему полквартиры не разнесли на радостях. Его идеальное жильё, которое он очень любил и ценил. К тому же, мне хотелось чаю – горячего, крепкого, ароматного.
Сосед не подвёл. Я смотрела, как решительно он открывает дверь, как уверенно бьёт по кнопке выключателя.
– Раздевайтесь! – звучало слишком резко и властно.
«Догола?» – так и рвалось с языка, но я промолчала. Сейчас не тот случай, чтобы хохмить.
Он даже не спрашивал, буду ли я чаю. Мне пришлось идти за ним вслед на кухню, где он уже хозяйничал: нажал на кнопку электрочайника, достал чашки и заварник.
– Присаживайтесь, – кивнул он на стул, продолжая командовать.
Я молча подчинилась. Лучше его сейчас не злить. Похоже, он сам далеко не ушёл от закипающего чайника, хоть и корчил невозмутимую рожу. Но желваки никуда не спрятать и по-боевому выпяченный подбородок – тоже.
Марк заварил чай, разлил его по чашкам и уселся напротив.
– А теперь рассказывайте.
Слишком авторитарно. Словно я на «ковре» и провинившаяся, а он – злобный босс, и сейчас, может, будет не столько слушать меня, как делать собственные выводы.
Ощетинившийся ёж – вот как я его видела, хоть выглядел Марк вполне респектабельно и благородно, а ещё – неэмоционально.
– Марк, – сказала я мягко, – я вам не враг, хоть вы, возможно, думаете по-другому. Мне сейчас очень важно, чтобы вы меня услышали и не делали поспешных выводов. Катя – всего лишь ребёнок. Подросток, попавший в ситуацию, когда вроде бы никто не виноват, но реальность такова, что дети тоже переживают, когда расстаются их родители.
Из него будто воздух выпустили. Плечи опустились, руки утратили напряжённость. Марк так и сидел передо мной в костюме с иголочки. При параде: бледно-голубая рубашка, галстук. Ледяной принц. Точнее, король.
– Простите меня, Мила, – покаялся он и посмотрел на меня совершенно другими глазами. – Дочь – больное место. Я и так чувствую себя отвратительным отцом. Вроде бы и стараюсь, но точно не дотягиваю хотя бы до минимума. И знаете в чём парадокс? Я порой с ужасом думаю, что за двенадцать лет, с тех пор, как родилась Катя, ничего не изменилось. Я не стал хуже, но и не стал лучше. Я всегда таким был: не совсем внимательным, вечно занятым. А если учесть, что Вика… жена моя, тоже не особо занималась ребёнком, я должен, наверное, очень долго стоять на коленях и благодарить высшие силы за то, что моя принцесса не испортилась, не превратилась в слишком современную девушку. Думаю, вы понимаете, о чём я. И глупо было бы не замечать, что Катя всё равно изменилась. После того, как… Но я стараюсь сглаживать углы, как могу.
– Как? Отсылая ребёнка к бабушке?
Марк снова закопался пальцами в шевелюру. Кинул на меня взгляд. В нём – и отчаяние, и упрямство, и раздражение.
– Там она под присмотром. Не в одиночестве. И мне спокойнее. К сожалению, у меня работа. Я не могу всё бросить и быть с ней круглосуточно. Хотя бы потому, что ещё есть планы на перспективу, а деньги с неба не падают, к сожалению. Вы думаете, я всю жизнь мечтал жить здесь? – обвёл он небрежным жестом пространство. Брезгливо, я бы сказала. И это меня задело.
Сноб. А мы для него вроде бы как и не люди, что ли?.. И будь у нас просто разговор между двумя взрослыми, я бы встала и ушла. Но у меня в квартире, этажом выше, сидел несчастный ребёнок, его дочь, которой я обещала, что помогу, и поэтому я глотнула обиду.
Глава 26
– Знаете, в чём ваша ошибка, Марк? – мне очень важно было донести до него простые истины, чтобы он действительно понял, а не послушал, отмахнулся и продолжил всё так же отдаляться от дочери. – Вам всё кажется, что если вы заработаете на лучшее место под солнцем, то будет лучше. Вы были счастливы там, в том доме, из которого уехали? Кате там было комфортнее? Она скучает по той жилплощади, образу жизни, школе, которую пришлось сменить?
Он по-настоящему завис. Даже глаза остекленели. Видимо, силился понять, что я ему пытаюсь втолковать.
– Вашему ребёнку, Марк, не хватает вас. Вашего внимания, общения, маленьких радостей, которые вы можете пережить вместе. Ни роскошный дом, ни элитная школа, ни триста пятьдесят ненужных вещей, которые вы можете купить за деньги, не заменят этого. Вы можете быть счастливы здесь и сейчас. В этой квартире, которая вам не нравится. В этой обстановке. Разрешить, например, дочери посещать художественную школу или студию. Она у вас очень хорошо рисует, вы знаете? Талантливо, я бы даже сказала, хоть, конечно же, я не эксперт и моё мнение может ничего не значить для вас. Мнение опостылевшей соседки, которая бесконечно нарушает ваш покой. Не перебивайте меня! – вытянула я руку, потому что Марк, кажется, хотел мне возразить. – Но у вас всегда есть возможность спросить об этом кого-то более компетентного. Пусть он скажет, что дочь ваша талантлива. И нет ничего страшного в том, чтобы она рисовала. Вы бы могли хвалить её хоть иногда. Делить радость. Восхищаться её работами. Вот это для неё важно и ценно. Ходить с дочерью на концерты или в парк, на выставки или в кино. Сидеть вечерами и разговаривать по душам. Пусть не сразу, но она откроется. А не спихивать её на бабушку, потому что вам так спокойнее. А спокойнее ли ей, вы спрашивали? Знаете ли вы, что она тяжело переживает смерть деда? Что она любила его, а бабушка, как мне показалось, застыла в своём горе и не помогает, а только усугубляет её личное одиночество и страх. Там, полагаю, не так, как здесь? – я тоже обвела рукой пространство и позволила сарказму прорваться наружу.
– Нет, – мотнул Марк головой, – Мой отец – доктор наук. Светило медицины. Был.
Я видела, как тяжело он сглотнул. Как дёрнулся его кадык, как заблестели глаза и сжались губы. Ему тоже тяжело. Но его маленькой дочери тяжелее в несколько раз. Он всё же мужик, а она слабая ранимая девочка.
– И квартира там, небось, не чета, – снова махнула я рукой, – хоромы, полагаю. С хорошей звукоизоляцией и так далее. Но сейчас это склеп. Для вашей дочери. Тягостные воспоминания. И отрешённая бабушка в скорлупе горя. Катя делает всё, чтобы убежать оттуда. А ночевать для неё там – хуже, чем на кладбище.
– Но почему она не сказала об этом? – глухо спросил Марк.
– А вы спрашивали? Интересовались? Позвонили ей сегодня?
– Не успел, – снова мотнул он головой. На голове у него сейчас ералаш. И вид нашкодившего школьника.
– Катя сегодня останется у меня, – сказала я, поднимаясь, – а всё, о чём мы с вами говорили – между нами. Надеюсь, вы сделали выводы.
– Мила, подождите, не уходите! – подорвался он за мною вслед, схватил за руки. – Простите меня, ради бога! Я знаю, что обидел вас, не такой уж я и тупой на самом деле. Вы правы, да. Это не Катя, наверное, испытывает дискомфорт, а я. Не она, а я чувствую себя неуверенно, потому что не знаю, что приоритетно. Поступаю так, как считаю нужным. И да, ни разу не поинтересовался, что обо всём этом думает она. Я попытаюсь всё исправить. Спасибо.
Последние слова Марк прошептал чуть слышно. Дышал тяжело. А затем наклонился и поцеловал мне руки. Вначале одну ладонь, а затем другую.
Неправильно как-то поцеловал. Не тыльную сторону, как делают мужчины это обычно, а внутреннюю. В центр. Где самая чувствительная кожа, оказывается. И меня прошибло таким током, что я не понятно каким образом на ногах устояла.
– Посидите со мной, пожалуйста, – вёл он меня за руки назад, – мы даже чаю не попили с вами. И я не хочу, чтобы вы уходили вот так.
Не такой уж он и чурбан, как оказалось…
– Меня дети дома ждут, беспокоиться будут, – слабо «отбивалась» я, но на стул всё же села. Наверное, под его давлением больше.
– Пять минут. Всего пять минут, прошу.
Я покачала головой и достала телефон. У меня тоже, кажется, крышу рвёт местами. Можно ж позвонить.
– Мам, ну ты где? – сразу же ответил сын. – Я уже искать вас собрался. Думаю, мало ли. А то опять будет, как тогда в подворотне, когда мы Катю спасали!
– Андрей, я немного задержусь. У нас с Лайтиком всё хорошо, – улыбнулась слабо. Вот же: беспокоится. – Мы тут с дядей Марком разговариваем, с Катюшиным отцом. Так что не переживайте, я скоро буду дома.
– Хорошо. Ждём.
Я как-то не подумала, что динамик у меня громкий, а сын ещё и на повышенных тонах общался.
О том, что что-то не так, я догадалась по взгляду Марка, который смотрел на меня слишком остро.
– В подворотне? – спросил он меня тихо и, я бы сказала, угрожающе. – Что было в той подворотне, Мила?
И тут я поняла, что Штирлиц как никогда близок к провалу. Врать я так и не научилась, какие-то оправдания на ум не приходили, спасительную соломинку никто не протянул. Я просто сидела, замерев, и пялилась на соседа, не зная, что ему сказать.
– Мила! – в голосе Марка зазвенела сталь. – Только не надо ничего придумывать, договорились? И уж раз вы сейчас усиленно думаете, как мне солгать или увильнуть, давайте я попробую угадать. Вы заработали этот синяк, – притронулся он к моей щеке, – в подворотне, где каким-то образом оказалась моя дочь, и вы её спасали. Так? От кого, Мила?
Я сокрушённо выдохнула.
– Мальчишки пристали. Мы с сыном Лайтика выгуливали, ну и…
– Осталось узнать только, что делала моя дочь поздно вечером в подворотне. В то время, когда она должна была быть дома или у бабушки. Судя по всему, она прокручивала эти номера не однажды: я считал, что Катя в безопасности, а в это время она находилась чёрт знает где.
Марк устало потёр лицо ладонями. Вышло это отчаянно и сильно – до дрожи. Я понимала его, как никто. Мне тоже не улыбалось бы, если б я узнала, что мой сын что-то от меня скрывает и что его жизнь подвергается опасностям.
– Пожалуйста, только не устраивайте ей допрос. Я обещала, что не расскажу. Всё ведь обошлось.
– А если бы не обошлось? Если б вы не оказались рядом с той чёртовой подворотней?!
Он не повышал голос почти, но мне казалось: орёт. Так, что барабанным перепонкам больно.
– Вам просто нужно поговорить. Больше общаться, чтобы Катя вам доверяла. Пожалуйста, Марк, не наломайте дров ещё больше.
– Идите домой, Мила, – устало произнёс он и прикрыл глаза. – Я сейчас так зол и в то же время так беспомощен, что чувствую: могу вас ещё раз обидеть то ли резким словом, то ли ещё чем. Идите к детям. Кажется, у вас с ними куда лучше получается, чем у меня.
– Дайте слово, – не пошевелилась я, потому что мне очень важно было, чтобы он не обидел дочь.
– Я даю вам слово, – посмотрел он мне в глаза. – К тому же, до утра я точно остыну. Обещаю, что ничего не буду выпытывать, особенно силой. Я сделал выводы. И прислушаюсь к вам. Надеюсь, это поможет. Идите. Вас ждут.
Он мне казался таким одиноким, будто я здесь, а он где-то там, на необитаемом острове, далеко-далеко, и помощь придёт небыстро. Но он сильный и должен справиться.
– До свидания, Марк, – отклеила я наконец-то задницу от стула, позвала Лайтика, который «общался» с Графом.
– До встречи, Мила, – проводил он меня до дверей. – Я жду вас на утренней прогулке.
И я ушла, а он остался. И мне очень не хотелось оставлять его наедине с самим собой. Но он взрослый, а у меня дома двое подростков. Так что выбор очевиден. Они нуждались во мне куда больше, чем этот железобетонный мужчина.
Глава 27
Марк
Марк рано домой сегодня не собирался. Решил для себя сделать день расслабления. Считал, что он заслужил, физиологию не обманешь: ему срочно нужна была женщина. Так он считал и даже договорился о встрече с женщиной, с которой время от времени «спускал пар» после того, как разошёлся с Викой. С бывшей женой тоже бывало… даже после расставания. Особенно поначалу.
Наверное, это была дань привычки. Он ей не изменял в браке, хоть Вика считала и по-другому. Ему хватало её и работы – два мощных стимула, которые отсекали всё ненужное. К тому же, Марк считал, что уж если ты женился, то каких-то интрижек на стороне быть не может. Возможности для измен подворачивались, а принципы его – нет.
Всё это – хорошего воспитания и прекрасного примера перед глазами: его родители были счастливы в браке. Настолько, что когда отец умер, мать слегка впала в прострацию. Это он уже взрослым узнал, что у отца был несчастливый брак, где он прожил много лет, и ушёл, когда брак разбился, как дряхлая лодка.
Помнится, для него это был шок, хоть и уже он сам прочно стоял обеими ногами на земле, был женат и имел дочь.
Отец был прилично старше матери. Но Марку никогда в голову не приходило, что у его отца такой скелетище в шкафу. В том распавшемся браке у отца остался ещё один сын – его, Марка, брат по отцу.
Тогда, узнав семейную тайну, он был поражён. Никак не укладывалось у него в голове, что могло быть такое. Не то чтобы Марк не понимал, что жизнь не состоит из сплошного сусального золота, но отношения его родителей казались ему настолько гармоничными, что ему даже присниться не могло: у отца была другая семья, там у него есть брат. Словно параллельная реальность, которая не вписывалась в его картину мира.
А теперь он сам… у разбитого корыта. Как и мать, что лишилась стержня, из неё будто воздух выпустили, а нового кислорода так и не подвезли.
Ему казалось, что, отправляя к матери Катю, он убивает двух зайцев: и ребёнок под присмотром, и мать не одинока. Ошибался, оказывается.
Естественно, Марк злился. На всю ситуацию, сложившуюся не сегодня. На то, что был недальновидным. Что никак не мог найти подход к дочери, которую очень любил, но, как оказалось, не совсем знал и понимал, а она не спешила делиться с ним своими страхами и отчаянием.
К чужим людям пошла. К Миле и её сыну. А будь там Милин муж?.. Что осталось бы за кадром? Что могло бы произойти из-за его, Марковой слепоты и уверенности, что у него всё под контролем?
И то, что дочь там, а он здесь, тоже его злило неимоверно. Это каким монстром Катя должна считать собственного отца, что не захотела с ним даже попытаться поговорить? Но, если хорошенько подумать (чем Марк и занимался сейчас), то он сам не сделал ни единого шага навстречу. Не сближался толком, не общался. Интересовался скупо делами в школе, покупал ей вещи и прочие радости, уходил на работу, а дочь оставалась один на один со своими проблемами, страхами, печалями, заботами, увлечениями.
Взять хотя бы её тягу к рисованию. Это у неё от матери. Вика когда-то тоже неплохо рисовала, мечтала то ли о персональных выставках, то ли о славе дизайнера, да так ни на чём и не остановилась. Картины были заброшены – им явно не хватало ни мастерства, ни гениальности. Альбомы с эскизами пылились где-то в кладовке, куда складывали ненужные вещи, а самой Вике всё это в какой-то момент стало неинтересно.
Марк предлагал ей учиться. Возможности были. Не было только у Вики желания: учиться бывшая жена не любила. У неё к тому времени появились другие цели и «игрушки». На это тоже Марку хватало денег: баловать её – жену и мать его дочери. Машины, дорогие салоны, элитные курорты, оплата услуг пластического хирурга…
Марк почему-то испугался тяги Кати к рисованию. Показалось, что она может пойти по стопам матери – вырастет пустышкой, не умеющей ни на чём сосредотачиваться.
Но ведь он знал: Катя другая. Умная, вдумчивая, не по годам рассудительная. Свои собственные страхи он перенёс на дочь. И нет, он не собирался её терять только потому, что не умел быть хорошим отцом. Самое время учиться.
Это хорошо, что он вернулся домой. В какой-то момент вдруг понял, что не так-то ему и нужно это расслабление. Больше всего на свете Марку почему-то хотелось нацепить шлейку на Графа и выйти в ночь. Подспудно он надеялся снова увидеть её – невозможную соседку Милу, что исподволь поселилась в его мыслях и не отпускала. Он шёл за нею незримо, как кот на поводке. И даже не особо сопротивлялся.
Может, поэтому он отменил «свидание» и поспешил домой. И даже – о радость! – встретил-таки её – ту, о которой он так часто думал. Но никак не ожидал, что их разговор окажется больной мозолью, на которую эта невозможная женщина надавила так сильно.
Марку было неуютно в пустой квартире. Он никак не мог уснуть, ворочался полночи. Слишком много дум мешали расслабиться. В ногах тарахтел Граф – тяжёлый и огромный. Но даже он не мог успокоить, хоть раньше коту это удавалось.
В конце концов, Марк притянул кота к себе, обнял и забылся тревожным сном. Утром он привычно встал по будильнику, принял душ, выпил кофе. А потом позвал кота и отправился с ним на прогулку.
Ноябрь подходил к концу. Зима тянула лапы и сковывала лужи льдом. Город пах морозом и выхлопными газами – всё привычно. А фигурку, что вышла из подъезда, ведя собаку на поводке, он так и не смог воспринимать спокойно. Она всегда била током по нервам.
– Мила, – позвал он её и стал приноравливаться под её шаг.
– Доброе утро, – слабо улыбнулась она.
– Как Катя? – спросил Марк, потому что дочь его волновала никак не меньше, чем эта женщина, что шла не спеша рядом.
– Спит ещё. Вчера мы поговорили. Как проснётся, вернётся домой.
Он перевёл дух. Больше всего боялся, что дочь начнёт бегать, прятаться, отмахиваться от разговоров, которые Марк, судя по всему, ей задолжал. Он даже решил сегодня опоздать на работу. Ничего не случится, если он немного задержится.
Марк уже забыл, когда последний раз ходил в отпуск. В последние годы Вика на курорты ездила сама.
– Вы обещали, помните? Не давить на неё.
– Я всё помню, – кивнул он в ответ. – Но я до сих пор киплю, когда вспоминаю о подворотне.
– Забудьте, – успокаивающе похлопала Мила его по руке, но её жест возымел совершенно обратное действие: Марк почувствовал возбуждение. Такое сильное, что даже прикрыл глаза, а потом резко их открыл. Сразу вспомнилась голая Мила в его руках. Мокрая и такая притягательная.
Они расстались в лифте. Никуда не хотелось её отпускать. Марк мечтал прижать её к стене и поцеловать, но вместо этого пялился на двери, повторял таблицу умножения и делал вид, что ничего не происходит.
Для неё, возможно, всё так и было. Для него – по-другому.
– До встречи, – махнул он рукой на прощание и подождал, пока вверху не открылась и не закрылась входная дверь.
А потом Марк приготовил завтрак – нехитрый, неумелый, простой. Но он старался, потому что ждал дочь, и когда она открыла дверь своим ключом, встретил её в коридоре.
– Пап, – Катя смотрела настороженно. Ему казалось: одно неверное движение, слово – и она даст стрекача.
– Раздевайся, мой руки, я тебя жду, – просто сказал он, забрал из её ослабевших рук рюкзак и прошёл вперёд. Слышал, как сопит за его спиной дочь. В груди плавилась нежность и боль.
– Я в душ, ладно? – всё же удрала его дочь, и он дал ей возможность побыть наедине с самой собой.
Позже она храбро ела его подгорелую яичницу и старательно не смотрела в глаза.
– Я не буду больше заставлять тебя уезжать. Не стану отправлять к бабушке. Ты можешь заниматься рисованием или ещё чем-нибудь. Тем, что тебе нравится.
– Правда? – всё же вскинулась Катя и пытливо смотрела на него.
– Правда. Только пообещай мне больше не бегать, не скрываться, не лгать. Для меня это очень важно, Катя. Чтобы ты приходила ко мне, делилась всем, и я обязательно тебя выслушаю, а потом мы вместе будем решать, как быть. Тебе и мне.
Он видел, как наполнились слезами её глаза. Как вырвалось из-под пряди «эльфийское» ушко.
– Обещаю, – тихо прошептала она, и Марк, не сдержавшись, встал и прижал дочь к себе.
Наверное, надо почаще позволять себе эмоции. Не скрывать их, не прятать. И, может, тогда всё наладится. Протянется между ними тонкая ниточка доверия, которая, Марк очень на это надеялся, однажды станет прочным мостом между ним и его дочерью.
Глава 28
Милана
В воскресенье я пригласила Марка и Катю в гости. Пирог с яблоками испекла. А ещё – пирог с мясом. Не бог весть что, но хорошо получилось. Пахло замечательно, корочка аппетитная вышла. Пироги мне не всегда удавались, а в этот раз – как на заказ.
Инициатором позвать соседей была не я, а мой сын.
– А давай Громовых пригласим? – предложил он, преданно заглядывая мне в глаза.
– Кого? – сразу не поняла я.
– Ну, Катю и её папу. А то они питаются чёрти чем, не домашним почти. Только ты сама пригласи, ага? Катя-то придёт, если я позвоню, а дядя Марк – нет. А вот если ты…
Логика в его словах была, но навязываться как-то не хотелось. Хотя… Больше мы не спорили, Марк ко мне не придирался. А вчера мы и утром, и вечером, можно сказать, гуляли семейно: я, Андрей и Лайтик, Марк, Катя и Граф, которого дети звали совершенно по-простецки Фрикаделькой. И никакого диссонанса эти прогулки ни у кого не вызвали. Дети дурачились, мы с Марком в основном молчали, но в этом молчании было что-то успокаивающее и хорошее.
В общем, я собралась с духом, расчесала тщательно волосы, покусала зачем-то губы (наверное, чтобы ярче были) и отправилась на этаж вниз.
– Мила? – удивлённо приподнял брови Марк. Всё же он хорош. Хоть в костюме, хоть в домашней одежде.
– Я пришла вас с Катей на обед пригласить. У нас пироги, – почему-то почувствовала, как вспыхнули щёки. А он улыбнулся в ответ. А рядом уже крутилась и хихикала Катя, переводила взгляд с отца на меня.
Это как в давние века, что ли. Когда соседка приглашала на чай понравившегося соседа-кавалера. Что-то подобное испытала и я.
– Пойдём, пап, – дёрнула Марка за руку Катя. – Тётя Мила очень вкусно готовит.
Ну, он как бы уже в курсе. И я покраснела ещё больше, вспомнив при каких обстоятельствах ужинал у меня сосед.
– Вот оно что, – пробормотал он, – не вправе отказываться.
Это был очень тёплый обед. Естественно, одними пирогами дело не обошлось. А у меня и суп горячий, и картошечка по-деревенски. Ну, и пироги, конечно.
– Можно я у вас жить останусь? – бормотала Катя с набитым ртом и довольно щурила глаза.
Марк судорожно вздохнул. Смотрел на меня. Что было в его взгляде? Он бы тоже?.. Жить у нас остался?
Я сделала вид, что очень занята. Чайник на плиту ставила, пирог с яблоками резала. Почему-то подумала, что это как-то всё неправильно, что ли… Я вроде как ещё замужем и не развелась. А уже мужчину в дом приглашаю, смотрю на него с интересом. И он мне нравится.
