Текст книги "Тёмное солнце (СИ)"

Автор книги: Лидия Евдокимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

– Вот же... – чертыхнулся отвлёкшийся на пару мгновений Морстен, помогавший варвару подняться. – Куда делась эта ваша госпожа? Отошла присесть под кустик? Здесь это может плохо кончиться...

Почему-то так получилось, что в тот момент, когда Лаитан исчезла, все смотрели в другую сторону. И это сразу показалось Гравейну подозрительным. Его чутье, хоть и улавливало слабую вонь смерти, но не ощущало её в достаточной концентрации, чтобы бить тревогу.

– Я почти не чувствую госпожу, – мрачно произнесла злющая Киоми, потирая одной ладонью висок, а другую положив на рукоять меча. – Ты заманил её в ловушку, исчадие тьмы! И...

– Я постоянно находился рядом с вами, – тяжело ответил сосредоточившийся на поиске Лаитан Морстен, – не заговаривайся. А то можешь докатиться до обвинения меня в потёртостях ног и укусах насекомых, цапнувших тебя за чувствительное место.

– Ш-ш... Заткнитесь оба, – шикнул Ветрис, не обращая внимания на то, кому он это говорит. – Там что-то есть.

Варвар указал в кусты, по левую сторону от дороги, и вгляделся, присев на корточки. В серой траве блеснула чешуйка отмирающей брони Лаитан. И Коэн поднял ее, показывая Тёмному, как монетку на ладони.

– Она ушла туда.

Морстен бросил им: "ждать здесь", и вломился в кусты, оставляя на них обрывки тёмного балахона, из-под которого тускло блестели кольца доспеха. Тратить силы на показуху он уже не мог, и не хотел. Золотая кровь, текущая в жилах владетельницы, не отзывалась на поиск, словно её уже не было в живых. "Скорее всего, это экран, – зло подумал Гравейн, услышав, как за ним рванули варвар и служанка. – Вляпалась Мать, словно молодая ящерка. Даже я не знаю, что за твари тьмы тут водятся".

Поменяв параметры поиска с чуждой для его природы силы золотой крови на привычную тьму, он удовлетворённо кашлянул. Впереди и чуть справа, в небольшой низинке было скопление какой-то непонятной массы, похожей на раскинувшееся на много метров в стороны растение. От него исходила аура темноты и ощутимо воняло смертью.

Властелин темноты ускорился, веером хлеща на бегу лезвием меча по тугим ветвям. Под хруст и чавканье неожиданно мясистых стеблей он вырвался на ничем не примечательную прогалину, заросшую шевелящейся в полном безветрии травой и пушистыми кустами. Дерево, стоявшее посреди прогалины, привлекло его внимание сразу – неестественно раздутый ствол, покрытый крупными кожистыми листьями, казался живым и вызывал настороженность. Морстен резко переместился вбок, и не зря – несколько лиан хлестнули по тому месту, где он стоял, а трава, попытавшаяся заплести ноги, распалась жирным пеплом. Он здорово разозлился на бездумную кровожорку, разросшуюся в благоприятной для него местности Гнилолесья до размеров дуба, и, мгновенно оказавшись у ствола, взмахнул мечом.

Морстен целился как можно ниже, чтобы отделить ствол от корней, и со второго удара ему удалось перерубить проклятое дерево. Неожиданно тяжёлое кровососущее растение, лишённое поддержки и опоры, завалилось назад, с хрустом и чавканьем выдирая длинные лианы из крон окружающих его мёртвых серых деревьев. Из гладкого сруба, пронизанного волокнами-мышцами и кольчатыми сосудами, вытекала красноватая жидкость, ударившая по чувствам Гравейна растворенной в ней золотом Матери.

– Твою же мать, – понял всю глубину ситуации он, примеряясь, чтобы рассечь сокращающийся ствол погибающей кровожорки. Лаитан была внутри.

Варвар Коэн, вырвавшийся из объятий бьющейся в судорогах травы, и утирающий окровавленное лицо, подбежал, прихрамывая, к Гравейну, и обнажил свой меч. Киоми, рубившая брызгавшие красным кусты, вымещала на них злобу, и это было хорошо. Служанка могла все испортить.

– Не трогай, – коротко сказал Ветрису Тёмный, и несколькими тонкими разрезами обозначил выпуклость на стволе, все ещё дёргавшимся в агонии. Из раскрывшейся полости, поросшей острыми усиками, вывалилась бесчувственная Лаитан. Все её тело покрывали мелкие кровоточащие точки, кроме тех мест, где ещё держались чешуйки.

Морстен подхватил показавшуюся ему неожиданно тяжёлой Лаитан на руки, и шумно харкнул на истекающий кровью, перемешанной с жидким древесным соком, ствол плотоядного растения. Ветрис отшатнулся в сторону от мгновенно вспыхнувшего жарким бесцветным пламенем чудовищного обитателя Гнилоземья, и с уважением посмотрел на нахмурившегося повелителя Тьмы.

– Придётся сделать небольшой привал, чтобы остановить кровь, – мрачнее тучи, досадуя на задержку, ответил на незаданный вопрос варвара Гравейн, уже направившись к дороге. – И распутай Киоми, или как её там зовут. Деревья умирают долго.

Ветрис, которого задвинули на роль помощника служанки, рыкнул вслед властелину, словно волк на ускользнувшую добычу. Киоми, помогая варвару себя освободить, взъерошенная и расцарапанная, с застрявшими в волосах колючками, зло посмотрела на Ветриса. Она проследила его взгляд в ту сторону, куда унесли Лаитан. Потом их взгляды встретились, и внезапное понимание, проскользнувшее между ними, зародило союз, прочнее любых слов. Они оба чувствовали, что у них забрали нечто ценное и принадлежащее только им. Будущий супруг смотрел вслед своей невесте, а верная служанка и лучшая из воинов – вслед своей госпоже.

– Мне одной кажется, что властелин севера проявляет неожиданно много беспокойства для злодея и угнетателя? – осторожно высказалась Киоми. Ветрис, подавший ей руку, легко поставил женщину на ноги и ответил:

– Он бережёт свой вклад в поход и не хочет лишиться козырей до его окончания. Не верь, этот человек, если он вообще человек, может в любой момент убить каждого.

– Он как-то не похож на того, кто несёт её убивать, – ворчливо стряхнула с себя траву и корни служанка. Они снова посмотрели друг на друга, и варвар поджал губы.

– Лаитан знает, что союз с Долиной неизбежен. Тебе не о чем беспокоиться.

Он развернулся и зашагал прочь. Киоми, проводив его взглядом несколько секунд, пошла следом, тихо обронив:

– Да за ваш союз я меньше всего беспокоюсь, глупый ты варвар.

Лаитан поняла, что такое, когда уходит жизнь. Утекает вместе с кровью, впитывается в землю, кормит подземных червей и падаль, питает мёртвое живым. Она чувствовала, как иссыхает, как уходит из неё чёткость памяти всех её предшественниц, взывающих к ней и её силам, когда с каждой каплей они пропадали в пучине ненасытного растения. Матери матерей кричали беззвучно внутри Лаитан, разрывая ей душу и стискивая голову тисками. Она пыталась ухватиться за образы в мыслях, удержать их, не дать им распасться, но те утекали песками Империи сквозь мелкие проколы в теле Лаитан.

Самая яркая картина, смерть властелина, лицо наёмника, перемазанное кровью и сажей, занесённый меч для удара. Оружие взлетает над головой, падает вниз, рубящим ударом отшвыривая мать матерей прочь, ломая ей кости и дробя их. Чёрная сталь выпадает из ладони, но ещё остаётся второй клинок, ещё есть надежда. Искажённое злобой и ненавистью лицо противника, секущие удары, колющий сверху вниз, пока мать матерей пытается подняться на ноги, ускользая в обрывках теней в светлом от огня вокруг тронном зале. Оскальзываясь в лужах крови имперцев и чужаков, врагов и союзников, она пытается достать до кого-то рядом. Лицо служанки, первой и доверенной, мёртвые глаза цвета ночного неба, смотрящие в никуда, и длинная алебарда в её руках... Мать матерей ловит на рукоять второго клинка удар наёмника, отшвыривает его с диким рёвом, наваливаясь всем телом, зажимая измотанного врага, и наносит подлый удар снизу вверх чистой энергией золота, расплавленного металла, бьющегося в крови жрицы. Наёмник запинается и падает, она заносит над ним алебарду, целясь в сердце...

– Эй, глупая женщина весом с единорога, выспаться можно на привале, – раздался голос. Неприятный сначала, странный в конце фразы.

В рот полилось нечто невообразимо противное, обжигая глотку. Лаитан закашлялась, из глаз потекли слезы, она хватала ртом воздух, не в силах что-то сказать в ответ. Нутро жгло огнём, будто в нем плавал горячий вулканический камень.

– И постарайся удержать зелье в себе хотя бы пару минут, – добавил Морстен, смотря на бледное лицо Матери, на котором яркими пятнами выделялись зелёные глаза. Взгляд ещё оставался мутен, но он надеялся, что её скоро отпустит. Чем-то это напоминало его собственные погружения в память Замка... – Другого способа быстро восстановить силы и кровь у меня нет, а лекарей в этом лесу как-то не наблюдается.

Они так и остались на дороге. Ветрис с Киоми сидели неподалёку, о чём-то переговариваясь. Служанки и Безымянные, помрачневшие после исчезновения правительницы Империи, всматривались в окружающие заросли. Труп червя начинал вонять гнилью распада, и следовало бы сниматься поскорее. "Придётся нести, – подумал он. – И откуда в таком небольшом теле такой вес? Золото в крови – это лишь выспренное обозначение, но не буквальная же истина".

Гравейн ещё раз вгляделся в лицо Лаитан, пользуясь возможностью изучить её поближе.

– Я сражался тогда на твоей стороне, Мать. Но все наёмники носят короткие волосы, а залитые кровью доспехи похожи один на другой. Потому, когда меня добила ты своей алебардой, я... очень разочаровался, – тихо, едва слышно проговорил он, и в его словах не было привычного слегка издевательского тона. Была горечь, и к ней примешивалось непонимание, так и не развеявшееся за все эти годы. Ты не знаешь всей истории, и сейчас ещё не время об этом говорить, но у меня личные и очень давние счёты к Посмертнику. И к тебе тоже. Но тут сложнее. Мне кажется... ты не совсем похожа на себя. Слишком молода, слишком рьяно рвёшься вперёд. Недостаточно жестока. Слишком быстро устаёшь. Но последнее нормально – вдали от наших твердынь мы все становимся больше всего людьми. Даже твой ручной варвар, несмотря на то, что он пыжится изо всех сил. А вот твоя мягкость... с годами становишься циничнее и проще относишься к жизни.

Услышав его слова, Медноликая мысленно возмутилась. Она помнила, как все было, видела случившееся, и слова властелина, несомненно, были лживой попыткой переврать правду, исказить ее в свою пользу. "Тьма никогда не врет, для нее в этом нет нужды, ибо правда ранит сильнее и вернее льстивой, сладкой лжи", – вспомнились ей слова ее няньки о Тьме и северных пределах. Лаитан мысленно встрепенулась, но все ее естество отвергало глупые попытки властелина Замка обвинить ее в своей смерти. Он был жив, и это противоречило его словам, что бы там не случилось в прошлом с Посмертником и северной Твердыней. Он лгал, и это было очевидно для Медноликой. Но... Но где-то внутри кровь стучалась в висках, разгоняя сердце и учащая его ритм. Где-то внутри Лаитан отчаянно боролась с искушением спросить версию событий с точки зрения властелина. "Он лжет тебе, лжет! – кричали ее предки голосами матерей. – Тьма лжет всегда! Ты же помнишь, ты – это мы!"

Ты – это мы. И кто же тогда она сама? Кто такая Лаитан, если кроме олицетворения конца Империи ее имя не значит почти ничего? Если она – плоть от плоти таких же, как она, ушедших в историю и оставшихся в крови взвесью золота? Какая могла бы быть у нее судьба, случись ей родиться в любое другое время, любым другим человеком, самой по себе, без груза ответственности и принятия ее. Лаитан почувствовала себя пустым мешком, в который ссыпали по горсточке всех круп и прочих продуктов на дорогу. Важность оболочки для транспортировки еды никто не отменял. Без мешка путнику трудно идти дальше и носить свои вещи. Но вытряхни его на дорогу, съешь все припасы и износи одежду – что останется тогда? Рваная тряпица в пятнах сала или крови.

Морстен оторвал взгляд от порозовевших щёк Лаитан, закрывшей глаза где-то на середине его тирады. Она дышала размеренно, но слишком часто для спящей. "Притворяется". Он посмотрел на едва заметное сквозь серое и чёрное переплетение мёртвой листвы и ветвей небо. Едва изменившийся оттенок низких облаков подсказал ему, что скоро рассвет.

Он легонько похлопал её по щекам, а потом потянулся к шее проверить, как бьётся пульс. Но его руку остановила ладонь Лаитан, крепкая и уверенная.

– Не время избавляться от меня, властелин, – прохрипела она, – добить можно потом, если сил хватит.

Картины прошлого заставили Лаитан присмиреть и избавиться от напыщенного тона властительницы.

– Морстен, – добавила она. Имя пришло само, вместе с памятью предшественницы, вместе с кровью, вместе с обмороком. Она слышала, как его звали по имени. Где, когда? Тогда, сотни лет назад? Здесь и сейчас? Но тогда кто? Кто тут знал его имя, если его не знала даже мать матерей?

Он посмотрел на неё слишком долгим изучающим взглядом. А через секунды взгляд снова затянулся непроницаемой плёнкой цинизма и отрешённости. Кажется, он понял слова Лаитан по-своему. Особенно, когда она произнесла его имя. Тихо, слишком тихо даже для своих жриц. Он услышал ее, она знала точно, но понял по-своему. Лицо властелина выражало удовлетворение, будто он ждал, что она его вспомнит, чтобы слова о смерти не пропали даром, легли на благодатную почву, пробудили память. И чтобы месть, дрожащая в нем, будто биение чужого сердца, была слаще и дольше.

– Ветрис не мой ручной зверь. Он волк Долины, мой союзник в этом походе.

Лаитан обходила стороной слухи о помолвке. На это были причины. Ветрис предложил ей военный союз, но его слова теряли бы смысл, дойди они до океана и найдя там ответы и лекарство от чумы Посмертника. А ещё он предложил смешать народы, чтобы усилить их, спасти от вымирания и грязнокровия браков с обычными людьми. Лаитан не хотела обрекать Империю на смерть, но она должна была умереть. Мать матерей не сказала "да", но она и не сказала "нет". Все зависело от итогов похода. Теперь, как ей казалось, не просто все, а что-то еще, чего она не могла пока понять.

Морстен ненавидел её. Ненавидел, но пока что нуждался в ней, бросаясь спасать и охранять. Ему это было по силам, да и смерть, как видела Лаитан, не берет человека дважды, если не участвует Посмертник.

– Кто ты такая? – сузив глаза, все же спросил властелин, не надеясь на ответ.

– Я Медноликая мать всех матерей, Лаитан, жрица и Мастер Мастеров Империи, – сказала она, пытаясь встать. После спирта в зелье её шатало. перед глазами все плыло и двоилось. Властелин толкнул её в бок, выравнивая положение тела в пространстве. Лаитан пошла к своим людям, где её подхватила подоспевшая Киоми, а Морстен зажал в кулаке одну из чешуек с тела Лаитан. Он чувствовал, что с ней что-то не так. Спрятав чешуйку подальше, он плюнул на поляну, оставив в месте плевка небольшую выжженную прогалину чёрной золы и пепла. Сунув меч за спину, он пошёл прочь, размышляя о своём.

Впервые за долгое время он испытал странное тягучее чувство неуверенности. Несовпадение памяти и поведения, странные слова о союзе с Долиной и уход от ответа о том, кто такая Лаитан – все это натолкнуло его на мысль, что Империя гораздо больше походит на химеру. На металлическую статую, покоящуюся на глиняном фундаменте, который подпорчен годами, дождями и ударами стихии. И стоит толкнуть её посильнее, и она рухнет, погребая под собой все остальные народы. Мать Матерей, сколько бы ей лет не было, была кровью от крови своей страны, в гораздо большей степени, чем все остальные владыки, завися от состояния дел в ней. Только Тёмный Властелин и, пожалуй, Посмертник были свободны от этой связи, установленной давным-давно, ещё до того, как образовались страны и союзы народов. У Морстена, являвшемся всего лишь очередной тенью на тёмном престоле, не было государства, но был народ. Повелитель Жизни После Смерти, как выспренно именовал себя этот выползок могильного червя, не имел народа, но охватывал своей прежде кратковременной властью весь мир. Если не лгал, конечно.

"Империя неизлечимо больна, – понял Гравейн, обернувшись к Лаитан, опиравшейся на руку Киоми и о чём-то с ней жарко спорящей. Голубые глаза Ветриса, стоящего рядом с ними, словно два клинка, резанули его взглядом. Варвар наклонил голову и обнажил клыки. Морстен выдержал угрожающий взгляд Коэна, не поменявшись в лице. – И её владычица страдает и гибнет вместе со страной. Долина, Трёхъязычье, великая Степь, княжества Золотого пояса, сателлиты и данники Империи, города-государства Юга – они все на грани смерти. Мир умирает, медленно и постепенно. Словно кто-то выпивает из него жизнь, по капле, неощутимо. Посмертник? Неужели он так силен?"

На границе между ночью и моментом, когда краешек солнца показывается над горизонтом, сила тьмы усиливается многократно, хотя и не краткий миг. Он ждал этого момента, чтобы отыскать своих тхади, которых должен был перебросить сюда верный Замок. И он ощутил их далеко впереди. В эхе их простых мыслей были странные нотки, пахнущие поражением и позором. Далеко на севере пошевелился зверь-Замок, почувствовав прикосновение сознания своего хозяина-симбионта, но солнце встало над туманным краем мира, и связь прервалась.

– А, зараза... – Морстен поморщился, и, покопавшись в поясе, достал небольшую склянку. Глотнув отвратительной на вкус жидкости, он прислушался к себе, чувствуя, как снова наливаются силой и магией мышцы и кости тела. Теперь он мог без остановки отмахать чуть ли не полсотни лиг, и не испытать усталости. Все-таки, Мать Матерей, несмотря на все её попытки показать самостоятельность и силу, придётся нести. Остальные пока способны выдержать бросок.

Вернувшись к потрёпанному отряду, он объявил, морщась от горечи бодрящего отвара, оставшегося на языке:

– Мать Лаитан, времени у нас мало. Если в ближайшие часы мы не доберёмся до лагеря моих слуг, у нас не будет ни транспорта, что ещё можно стерпеть, ни отдыха, что уже печальнее, ни ресурсов и запасов, что почти смертельно. Я понесу тебя. Остальным придётся держать темп бега без перерыва. Отставшие могут попробовать догнать нас после.

Лаитан потеряла дар речи. Она бросила взгляд на варвара, но тот вместо того, чтобы оспорить решение властелина, просто смотрел на него ненавидящим взглядом. И только тогда, когда Морстен подхватил на руки Лаитан, Коэн опомнился и попытался встать между ними, но опоздал.

– Я сам справлюсь со своей будущей женой, властелин севера! – рыкнул он. Морстен одарил его таким насмешливым взглядом, что даже Киоми, обычно острая на язык, растерялась.

– С ней и сам мир мёртвых не справится, выплюнет обратно, как после ужина на дереве, – буркнул властелин и подхватил Лаитан на руки, прижимая к себе. Та попыталась было сопротивляться, но замерла, не ощущая привычного биения сердца за одеждой и броней. Воспользовавшись этим, властелин севера бросился прочь, уволакивая свою добычу, будто голодный дракон, тащивший к себе жирную корову на ужин.

Лаитан испытала двойственное чувство. Ей была противна сама мысль прикасаться к этому человеку больше необходимого, но слова варвара задели её самолюбие. Ветрис уже решил, что союз неизбежен. И не военный, а личный. "Не в этом ли была его цель? – подумала Лаитан. – Не его ли вообще это дело, с Посмертником и чумой? Как же все не вовремя сложилось один к другому, как же невовремя". Остальные бросились в погоню. Уязвлённый в самую суть гордости долинника, Ветрис мчался быстрее всех, за ним, отставая на полшага, бежала Киоми. Лаитан ощущала холод брони Морстена, но не слышала его сердца. Словно его не было вовсе. Но так не бывает. Если он мёртв, он должен быть на стороне Посмертника. Но он вступал против повелителя смерти, и это пугало Лаитан. Её страшила загадка и странные слова властелина о его прошлой гибели.

Острые ветки норовили хлестнуть по телу, разрывая одежду и тормозя бегущего человека. Руки владыки Замка были заняты, но Лаитан не требовалось рук, чтобы помочь и себе, и, что особенно отвратительно, властелину. Она соткала из воздуха, который отдавал гнилью и порчей, прозрачную сферу и опустила её над головой. Ветки отскакивали прочь, трава и ползучие лианы приминало к почве невидимой силой, воздух, стоячий и густой, рассекался о преграду. Но вскоре деревья кончились и начался подлесок. Мелкие деревца и кустарники, переходящие в высокую траву и редкие группки стоящих тут и там сплетённых в вечном поцелуе могучих стволов без листвы. Блеснувшее за пеленой Гнилолесья солнце, высветило на небе тёмные крылья приближавшихся существ. Киоми что-то закричала, взмахнула рукой. Ветрис выкрикнул призыв к своим людям, и рядом с ним тут же появились Безымянные, сверкая клинками и накладывая толстые стрелы на тетивы луков. Лаитан посмотрела вверх, взгляд скользнул по шее Морстена, задержавшись на тонком темном шраме поперёк горла. Медноликая сглотнула слюну, горькую после зелья и такую же тягучую.

– Птицы! – крикнула она ему. – Сверху!

Морстен не отвечал. Впереди показались спасительные заросли леса, прогалина должна была скоро кончиться, но птицы были быстрее.

Первые стальные перья упали вниз, заставив группу людей рассыпаться по местности и начать петлять на бегу, как зайцы. Острые, ядовитые клинки безупречно-серого цвета врезались в землю, зарываясь в неё почти полностью. Те, кому не посчастливилось попасться под них, умирали в жутких муках, пригвождённые к земле, будто букашки на иголках. Помочь им было уже невозможно. Лаитан, поняв намерения властелина, собралась с силами. Пусть идти или бежать она была не в состоянии, но магия в ней ещё оставалась. Она крикнула приказ Киоми, и та жестами и звуками собрала сначала своих людей, а затем и варваров.

– Мы все подставимся под один удар! – крикнул Коэн Медноликой. – Зачем ты хочешь погубить нас, великая мать?

Лаитан не ответила, раскинув руки в стороны и накрыв куполом энергии всех людей. Стальные перья процарапали невидимый купол и соскользнули вниз. Едва атака повторилась, купол прогнулся и начал проседать. До леса оставалось совсем немного, птицы кружили над бегущими людьми, щелкая клювами и топорща новые стальные острия перьев. Лаитан запела. Сначала тихо, потом – все громче и сильнее. Её голос со словами древнего напева летел прочь, уносимый ветром, поднимался вверх и сплетался в кружево. Толстые браслеты на руках налились жаром, потяжелели и сдавили руки до локтей. Лаитан скрестила предплечья и чиркнула звонким металлом о металл. Вспышка золота, поднявшаяся вверх, ударила в птиц с такой силой, что их расшвыряло на многие лиги в стороны. Щит лопнул, жрица устало хватала ртом воздух.

Властелин бросил на неё взгляд, в котором читалось его мнение о глупости поступка Лаитан и попытке спасти остальных. Жрица ответила ему взглядом медно-золотистых глаз, из которых пропала на время вся их зелень. Медь оседала, золото осаживалось в крови, и взгляд снова стал похожим на человеческий.

– Глупо, – покачал он головой. – Лишняя трата сил. Мы бы успели добраться до леса.

– Ты не думаешь о других, и в этом твоя ошибка, Властелин Севера, – проговорила Лаитан. Её мутило от усталости и траты энергии. Запасы тела подходили к концу, и ещё пара таких фокусов грозили оставить Империю без своей Матери несколько ранее, чем планировалось. – Мы с тобой бы успели. Ветрис и Киоми – наверняка. Но почти два десятка сестёр и братьев...

– Какое мне до них дело? – с немалым удивлением спросил Гравейн, внимательно вглядываясь в глаза Лаитан. – Они сами могут о себе позаботиться. Увернуться от перьев не так сложно, как кажется, а под полог леса птицы не сунутся.

– Но лес скоро кончится, – упрямо ответила Медноликая, – и что нам делать потом, сидеть и ждать?

– Нет, плеваться косточками, – зло ответил Морстен. – У меня целый пакет в подсумке, – он заметил недоуменное выражение в глазах Лаитан, и пояснил на ходу: – небольшие косточки снежной лозы, попав в тепло тела, моментально оплетают его. Птицы очень горячие, и лоза спеленала бы их мгновенно.

– Тёмный властелин, увлекающийся растениеводством, – хмыкнула Мать Матерей, прикрыв глаза от усталости и подступившей к горлу тошноты. – Надо же.

Морстен ничего не ответил, только прибавил шагу, стараясь не трясти свою ношу. Он уже ощущал своих верных тхади, и сильные колебания силы ездовых уккунов. Эти мохнатые зверюги с торчащим изо лба рогом, использовавшиеся на Севере вместо лошадей, волов и быков, а также – как резервный источник силы, сейчас были обеспокоены и напуганы.

Под ноги Гравейну шаг за шагом ложились отрезки пути, прочные сапоги отталкивались в размеренном ритме бега от камней древней дороги, корней деревьев, чьих-то костей и куч земли, разрытой неведомыми животными. Позади него слышалось свистящее дыхание бегущих бок-о-бок Ветриса и Киоми, а за ними уже тянулись цепочкой варвары-безымянные, помогающие служанкам Лаитан. Властелин на бегу отслеживал окружающую ситуацию, и размышлял, кто посмел напасть на хорошо вооружённых тхади, которых было больше сотни. Вряд ли это были звери, пусть даже и поддавшиеся порче Посмертника. Мысль перескочила на Лаитан, которая вела себя не совсем так, как он ожидал от Мастера возрастом в несколько тысяч лет.

Морстен почувствовал, что он что-то не учёл, или ошибся в предпосылках, но размышления прервались ярким солнечным светом, ударившим в глаза. Они вырвались из-под серого полога леса, стучавшего помертвевшими ветвями за спиной. Перед ними расстилалась заросшая высокой травой с синеватым отливом низинка, посреди которой возвышались две невысокие скалы, источенные ветром и дождями. Между ними и располагался ближайший к океану выход тёмного пути Замка.

Между красноватыми скалами, окутанными сероватой дымкой, стоял наскоро возведённый частокол из обугленных для прочности стволов деревьев Гнилостного леса. Орки тёмного Властелина, приходя куда-либо, обустраивались на совесть, и не зря. Вокруг частокола, оставив полосу вытоптанной травы, колыхалась какая-то белёсо-серая масса, показавшаяся Морстену одним целым. Но приглядевшись и втянув воздух носом, он выругался, сильно тряхнув Лаитан:

– Жезл Океана мне в зад! Твари Посмертника.

Сражение у форта

Лаитан почувствовала, как её сбросили вниз, словно бурдюк с прокисшим вином. Изогнувшись, будто животное, она приземлилась на четыре конечности как раз в тот момент, когда над её головой просвистел клинок властелина, срезав ей кончики кос. Не успев даже обругать Морстена, она оказалась в окружении своих жриц и воительниц Киоми, которая держала в руках оружие. Черные длинные косы ее первой служанки лаково поблескивали под лучами солнца, ярко вспыхивая множеством золотых и медных колечек, вплетенных в волосы. У матери матерей не было привычки иметь свое личное оружие, кроме кинжала и небольшого ножа, которые бы чем-то отличались от прочих. Её уделом было Мастерство, а не сила меча или ножа, для этих целей она и окружила себя воительницами. Варвары тоже встали кольцом вокруг Ветриса, и только властелин севера остался один, добивая ещё несколько тварей, прибежавших на новый запах.

Остальная масса должна была вот-вот почуять их и разделить фронт надвое. Тхади повелителя, опознавшие в госте своего хозяина, улюлюкали за стеной, уже начавшей открываться провалом ворот, чтобы выпустить отряд поддержки.

– Пойте, жрицы! Пойте, сестры! – крикнула Лаитан и первой затянула грудным тембром начальные строки ритуальной молитвы. – Мы вернули себе дар светила, мы вернули себе возможность видеть его, покинули Гнилолесье! Пойте, жрицы, пойте, сестры, как не пели никогда, как пели бы в мою честь! – добавила она. Голоса, вплетавшиеся в песнь, стали громче и слаженней. Воительницы Киоми взяли жриц в кольцо, отсекая и Лаитан от того, что происходило вокруг. Сила, вернувшись с лучами золотого двойного светила, наполняла свежестью тело и разум, грела кровь и плавила в ней золото силы.

Твари бросились от стен укреплений на отряд прибывших. Киоми погребли под грудой из трёх возрождённых, но вскоре она пробила себе путь обратно, выкатившись из распоротого живота мёртвого существа, некогда бывшего медведем. Тхади рубили возрождённых, как заросли кровожорки, методично и споро уничтожая прибывшую угрозу и оставляя в её рядах стройные просеки. Лаитан больше не присутствовала в этом мире, не видела и не слышала ни властелина, ни варвара, ни своих воительниц. Она была пульсирующим сердцем своих жриц, протянувших к ней линии силы от себя, питаясь ею от светила. Лаитан вбирала потоки слишком быстро, будто изголодавшись и не успевая удивиться, почему это так. Немного насытившись, Медноликая сплела из энергии жгут силы и направила его во врага.

С неба ударил гром. Чистые лазурные купола над головой затянуло свинцово-черными тучами, в которых, будто кровь под кожей, бились, подсвечивая тонкий пергамент, толстые разряды. Беременные облака сгустились, соединились, обнялись друг с другом, принимая к себе остальных, и первые капли дождя пролились вниз, на тварей Посмертника. В следующий момент небеса разверзлись и окатили их водой с головы до ног. Упавшие следом разряды кривых толстых молний испепелили треть прибывших врагов. Строй жриц пошатнулся, несколько безвольно обвисли в руках стоящих рядом подруг. Твари взревели, бросаясь в новую атаку. Тхади почти добрались до своего вождя, когда сзади, обойдя форпост укреплений, подоспели новые твари Посмертника. Теперь это были люди, от которых мало что осталось. Тхади были вынуждены развернуться и начать отбивать уккунов от новой угрозы. Прибывшие свежие силы врага будто ждали такого развития боя, чтобы выманить тхади из укреплённого стойбища и ворваться туда, чтобы истребить животных. Кто-то кричал. Крик пробился даже сквозь опьянение трансового сосредоточения, едва не выбив Лаитан из него. Энергии скользнули прочь из рук, опаляя кожу, вниз ссыпались десятки сожжённых чешуек.

– Пойте, сестры, – шёпотом просила Лаитан. Её следующий удар сковал мокрых и выживших противников льдом, запечатав внутри прозрачных блистающих саркофагов. Черно-красные тучи, выплюнув вниз ещё несколько молний поменьше, начали рассеиваться, а налетевшие порывы ветра уносили прах, пепел и голоса сражающихся прочь.

Звон стали о сталь тонким звуком носился над полем битвы, смешиваясь с ревом ветра, вызванного магией златокровых. Варвары истребляли врага с гортанными криками, тонувшими в переполохе стихий и предсмертных криках бьющихся за свою жизнь противников. Жрицы выводили стройные молитвенные хоралы, и их голоса, поднимаясь к небу, пронзали пространство силой, отбрасывая волны нелюдей в разные стороны. Стихии, почти не подчинявшиеся уставшей Лаитан, выходили из-под контроля, отнимая жизни и сознание у жриц. Воительницы Киоми, разбившись на отряды по двое или трое, точными ударами разметывали по полю схватки врага, объединяясь для удара только на крупных и особенно опасных зверей. И лед сменялся кольцами пламени, огненными змеями душащим в своих объятиях врага. Невыносимый ужас смерти, вонь разложения и стремительность атаки ошеломили Лаитан, едва ее транс немного спал. Концентрация была утеряна, и теперь все, что ей оставалось, держаться, чтобы не упасть под ноги кому-то из своих, скованной паникой и ужасом происходящего.