Текст книги "Тёмное солнце (СИ)"

Автор книги: Лидия Евдокимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Евдокимова Лидия Григорьевна
Темное солнце

Темное солнце

Автор выносит благодарность Сергею Зайцеву за создание мужских персонажей, без которых этот текст был бы крайне неполным

Вокруг нас воздух – мы в нём коконы нитей из плоти,

Но мне легко волшебством этот порядок испортить.

И все превратить пути в игру из теней и света,

Я знаю мне нужно уйти, чтобы спасти. Я сделаю это.

Приятна дорога в ад, маршрут бесконечно долог.

Один проникающий взгляд – твой мир безвозвратно расколот.

Возможно ли прорасти в снегу без тепла и света?

Я знаю мне нужно уйти, чтобы спасти. Я сделаю это.

Усталость – приятный сон, неряшливость превращений,

Как смех, кружение, звон сладостных снов мучений.

Больше нет смысла, нет сил. Нарушены все запреты,

Я знаю мне нужно уйти, чтобы спасти. Я сделаю это.

Так кто, кто из нас проник, я прячусь и ускользаю,

Не замедляясь на миг, тебя от себя спасаю.

Так кто, кто же посетил тупик опасных секретов,

Я знаю мне нужно уйти, чтобы спасти. Я сделаю это.

Флёр – Я сделаю это

Пролог

– Значит, вы выбираете раствориться среди своих потомков?

– Да, это так, – капитан наклонил чисто выбритую голову, на которой выделялись красным следы от многолетних подключений нейроинтерфейса, так и не прошедшие за минувшие с Прибытия годы.

Его жёлтые глаза светились, словно расплавленное золото, и Главный Инженер поневоле опустил взгляд. Не потому, что так требовала субординация, но из-за нестерпимой силы, заключённой в капитане. Если Навигатор определял направление движения, то Сэл Литан был сердцем огромного ковчега, висевшего сейчас на орбите четвертой планеты, прикрываясь луной от излучения двух солнц. Именно воля капитана заставляла корабль двигаться и жить, как единый организм... "Недолго ему осталось жить, – злорадно подумал Инженер, и устыдился этой эмоции. Они все были в одном и том же положении. – Нет, все-таки это слишком. Дети должны иметь свой путь".

– После всех подготовительных работ и постройки океанической верфи я передам свой генетический материал своей дочери, которая сейчас лежит в холодном сне, – проговорил Сэл. Там, на родине, оставшейся в сотнях световых лет, они принадлежали к древнему аристократическому роду, где браки между родственниками не были чем-то особенным или запретным. Но остальные, находившиеся в невесомости на мостике, поморщились, а врач скорчила на своём бледном лице гримасу отвращения.

– Я против такого обхождения с нашими потомками, – сказала она, выпрямляя свою согнутую от просиживания за генетическим модулятором спину. На худощавом лице со впалыми щеками выделялись глубоко запавшие тёмные глаза, смотрящие устало и тоскливо. – Сэл, это просто отвратительно. Мы лишаем их судьбы...

– Или даём им новую судьбу, лучше прежней, – золото зрачков капитана обратилось на измождённого врача. – Милена Ван Хорн, ты предпочтёшь, чтобы они сгорели в пламени сверхновой через пять тысячелетий?

– Нет, – Милена отмахнулась рукой, как от надоедливого насекомого. Капитан задержал на ней взгляд, но потом прикрыл тяжёлые веки, и кивнул. – Мы все голосовали. Решение выработано.

– В таком случае, выполняй свой долг.

– Я не буду передавать себя, – пожал плечами Инженер. Ему было неприятно думать, что его потомки будут ухудшенными копиями его самого. И потому он рубанул сплеча, вкладывая в свои слова всю горячность, доставшуюся ему в наследство от его предков-шахтёров: – Но мой народ будет создан мною полностью, с нуля. Разнообразие Ван Хорн обеспечит, а так... Пусть они живут под землёй, добывая руды и плавя металлы, и будут так же искусны в механике, как и я сам. Но моя память останется только в книгах, легендах и преданиях. Я еще успею их научить...

Капитан посмотрел на коренастого и невысокого Давика Орфа, и, поджав губы, коротко наклонил голову, подтверждая решение.

– Твоё тщеславие мне понятно, – произнёс он, и голос Сэла неожиданно дрогнул, но он тут же исправился. – Назови их дворфами, в твою честь. Так будет правильнее.

– И впрямь, – улыбнулся Орф. – Я не думал о названии, но вы, капитан, мудры. Пусть они заключат союз с туземцами. Энергетическим формам жизни потребуются владеющие руками и механизмами союзники.

– Это в компетенции начальника службы безопасности, – Сэл утёр выступивший на лице пот, и все поняли, почему капитан так торопится завершить проект. Все, кроме Орфа, который достал планшет, и погрузился в расчёты, что-то мурлыкая себе под нос. Капитан умирал. Ковчег выпил его жизнь, всю, до капли, пока летел в межзвёздной пустоте. Если остальные просыпались время от времени, то Литан отстоял всю трёхсотлетнюю вахту без перерыва. И это напряжение подкосило могучий организм, способный прожить почти тысячелетие. – Дипломаты лежат в карго, и будут задействованы после пробуждения и начала работы верфи.

Безопасник, зависший в просторной рубке так, чтобы видеть всех собравшихся одновременно, и внимательно наблюдавший за их выражениями лиц, ничуть не удивился предложению капитана. Он наморщил тонкий нос, под которым выделялась аккуратная ниточка усов, делавшая его похожим на злодея из древних голопьес, и спокойно произнёс:

– По моим выкладкам, вместо обычного падения на две-три технологические эпохи, в следующую тысячу лет здешнее человечество скатится к городам-государствам железного или бронзового века, но это не страшно. Если Эгида заработает, у них еще будет шанс выжить и построить все заново, на новой родине. Дипломатия и прочие изыски сейчас излишни, и вряд ли энергеты составят такую уж проблему. Им нужны очень специфичные условия для жизни, а их симбионты не выдерживают долгих контактов с нашими организмами.

– Когда, – капитан кашлянул. – Когда она сработает. Мы сознательно отдаём всю энергию и все запасы машин на верфь и щит. Детям достанутся искины, немного необходимых для выживания технологий и всё. Остальное они должны сделать сами.

– Я поддерживал вашу идею, капитан, и продолжаю это делать, – спокойно сказал среброволосый и голубоглазый навигатор Ветрис, и холодно окинул взглядом собравшихся. Особенно долго он задержал глаза на безопаснике, ухмыльнувшемся в ответ. – Но с одним дополнением. Я полностью транслирую себя в искина, как и вы, но мои прямые потомки, точнее, линия их правителей, будут клонами. Только так можно избежать искажения информации. Только так мы сможем протянуть руку сквозь время, и включить щит. Даже если они забудут все, я буду помнить.

– Вот кто по-настоящему тщеславен, – шепнула на ухо Милене её коллега, отвечавшая за выращивание клонов и зигот. Дара Хатор была полной противоположностью своей начальницы – невысокая, полноватая и с так и не угасшим румянцем на щеках женщина с русыми волосами до пояса. Именно благодаря её неощутимой опеке Ван Хорн еще не умерла от голода, погрузившись в очередную проблему совместимости аллелей. И она считала возможным отпускать такие шуточки, чтобы немного сгладить атмосферу злой тоски, которая понемногу окутывала корабль. – Ветрис хочет обрести бессмертие, и вдоволь насладиться десятком жизней царя. Или кто там будет править его народом?

– Нам с тобой предстоит гораздо более печальная участь, Дора, – так же тихо ответила Милена. – Я предполагаю, что придётся использовать наши яйцеклетки. Колонисты почти не подходят для столь долговременного проекта. Слишком мало среди них высокорожденных и биоэнергетов. Единицы. Для искина Севера и Варгейна вообще придётся выращивать конструктов-слуг, другие там не выдержат.

– Мои яичники – к твоим услугам, – скривилась Хатор, но спустя мгновение уже превратила эту мину в улыбку. – Подожди, для Чистильщика не нашлось людей?

– Стабильных не нашлось, – Ван Хорн тихо вздохнула. – Придётся изобрести новую расу.

Безопасник прочёл по губам этот разговор, но ничего не сказал. Он и так все знал гораздо лучше дам, и их мнение его позабавило. "Пожалуй, с Дарой стоит поговорить приватно, – подумал он. – Она может сыграть роль и в моих планах".

Излияния Ветриса прервал энергетик. Он вежливо покашлял в кулак, пока увлёкшийся навигатор разливался соловьём, описывая перспективы развития народов под управлением мудрых искинов, сейчас зревших в сердце мастерских корабля.

– Многоуважаемый Ветрис наверное, забыл, что сомнительной чести переноса матриц сознания заслужили только лишь некоторые из присутствующих, – он ощерился, тяжело дыша. Пострадавший от выбросов радиации в реакторном отсеке во время торможения, энергетик чувствовал себя отвратительно, а невесомость, включённая в рубке ради ослабевшего капитана, вызывала у него тошноту. Хотелось кого-нибудь убить. – Трое. Но вы забыли об одной важной составляющей системы равновесия. Вы, капитан, примерите на себя одеяния созидательного Света Солнц, и с этим сложно спорить. Навигатор станет вашей, кхе-кхе, союзной силой и олицетворением Луны, хотя на эту роль и не подходит, потому как старается стать первым... – высохший за время вахт человек с клочковатой серой шевелюрой бросил ненавидящий взгляд на красавца-навигатора, брезгливо наблюдавшего за попыткой измарать его грязными намёками. – Ну, с Тьмой, хранящей безопасность, я согласен. Кому еще обеспечивать выбраковку и отбор?

– Короче, Пеленгас, – капитан помял небольшой шарик, встроенный в подлокотник его модифицированного Миленой кресла, и медблок вспыхнул несколькими розовыми огоньками. – Если есть, что сказать, говори. Или пусть продолжит Ветрис, он хотя бы это делает красиво.

– Подчиняюсь, – нехорошо улыбнулся энергетик. Капитану осталось вряд ли больше, чем ему. – А куда девать всё то дерьмо, которое получается в результате? Кто отвечает за переработку и утилизацию? Раз уж мы стали создавать свою мифологию, основываясь на сказаниях нашей бывшей родины, будем последовательны. Нам не хватает в пантеоне божества, ответственного за смерть!

– И кого же ты предлагаешь на эту роль? – спросил безопасник, опередив даже капитана. Но ответ он уже знал наперёд. "Этот сукин сын хочет бессмертия, – подумал Варгейн, делая пометку в памяти, – и хочет примазаться к моей стороне силы. Каков подлец..." – Себя?

– Да хотя бы и так, – энергетик выпятил впалую грудь, и непроизвольно поскрёб серебрящуюся от лучевого удара щеку. – Пеленгас Кирин, бог Смерти и разложения. Звучит хорошо.

– Только выглядит отвратительно, – Ветрис обернулся к капитану, смотревшему на все из-под полуприкрытых век, ища поддержки.

– Как и положено божеству смерти, – Варгейн улыбнулся, показывая, что не против такого союзника. "Глаз с тебя не спущу, собака, – подумал безопасник, изучая заблестевшие от возбуждения серые глаза будущего врага. – И сотру при первой возможности". – Но четвёртый искин еще не готов. Я визирую приказ, если позволит капитан.

Сэл Литан закрыл глаза, чтобы не слышать этого бедлама. Время уходило с каждым вдохом, а нужно было успеть еще столько всего. Идея энергетика претила ему, но казалась логичной. Да и роль он подобрал себе из тех, что не каждый захочет взять. Экипаж совершал переход в полном составе, по мере готовности приёмников-искинов и механизмов Эгиды. Кроме инженера, но тот, кажется, собирался проспать все тысячелетия в капсуле стазиса. "Я не боюсь смерти, – подумал капитан. – Но я боюсь гибели нашей расы. Они не знают, но родины больше нет. Она мертва, и даже сквозь три столетия я не могу забыть её последний вопль, раздавшийся на волнах разума. Мы, и еще несколько успевших стартовать ковчегов – вот и все, что осталось от народа, который достиг звёзд. И погиб от них же. Навигатор уже выбрал тот мир, к которому отправятся наши дети, когда два солнца сгорят, и на их колыбель обрушится Тьма. Мы выживем. Клянусь".

– Подтверждаю, – сказал он так тихо, что все поневоле напрягли слух. – Варгейн, Орф, запустите еще один процесс синтеза искина. Места для размещения остальных уже созданы на поверхности?

– Пока нет, – инженер оторвался от планшета. – Тектоническая карта не составлена.

– Ускорьтесь, – Сэл поднял ладонь, и указал ею на дверь в рубку. – На сегодня всё.

По одному, стараясь не столкнуться в объятия невесомости, все покинули круглое помещение, пронизанное светом звёзд. Варгейн подплыл к креслу капитана, и завис перед ним.

– Пеленгас не должен выжить, – челюсти Литана сжались. – Варгейн, он может все испортить.

– Он не выживет, – начальник службы безопасности поморщился. – Матрица будет выращена с ошибкой кристаллов, и спустя пять сотен лет он просто уснёт. Никто не испортит твой план.

– Позаботься о наших детях, – прошептал Литан, с неожиданной силой хватая Варгейна за воротник форменного гермокостюма. – Или я достану тебя даже в искине, чёртов пройдоха.

– Будет сделано, – осторожно разжав пальцы, чтобы не сломать истончившиеся кости Сэла, сказал безопасник, и добавил: – Ты все еще веришь в успех?

– Верю. Вера – единственное, что у меня осталось.

"Зато у меня не осталось уже ничего, – подумал устало Крес, отпуская вялую руку капитана, который с трудом дышал в насыщенной кислородом рубке. – Это еще не повод сдаваться, но и капитан уже не может принимать взвешенные решения. Что ж, план Сэла имеет шанс на успех... особенно если ему помочь. Я с этим справлюсь. Обещаю, Литан. Хотя бы в знак светлой о тебе памяти, капитан".

Начало

Морстен стоял на мосту, проходившим над переплетением лежащих много ниже дорог и переходов, соединявших разросшиеся за века спокойной тихой жизни окрестности Твердыни. Многочисленные постройки карабкались вверх по склонам незасыпающего вулкана, поднимаясь от самых границ бурлящего лавового моря, и выставляя наружу, из кратера, тонкие черные шпили. По дорогам двигались запряжённые медлительными уккунами скрипучие повозки, вмещающие до полтонны руды или припасов, и бодрым шагом шагали небольшие отряды стражи. Твердыня жила своей жизнью, в которой, как могло показаться, значение отдельно взятого человека можно было не учитывать.

Но приходилось. Особенно если одним из немногих людей в крепости был он сам. Гравейн, наёмник Империи, урождённый больше полутысячелетия назад на берегу одного из озёр, в Карраше. Пропавший без вести в последнем походе против Тёмного Властелина. По официальным записям в бездонных архивах Скалы Белого Пламени – убитый при взятии тронного зала. Тело доблестного наёмника, правда, так и не нашли.

Он вспоминал тот день с завидной регулярностью, так и не избавившись ни от шрамов по всему телу, ни от страха перед лезвиями алебард, которыми его проткнули. Его и тогдашнего Властелина, который встретил свою гибель, так и не сойдя со своего трона, до последнего сражаясь с Сёстрами Медноликой, мастерами тени.

"В истинной тьме тени нет, – вспомнил он горькие слова, услышанные, когда наёмник упал к подножию трона, содрогаясь от боли в пробитом железом теле. Был ли это голос Тёмного, или предсмертный бред, он тогда не знал, как не знал до сих пор. Но гвардейцы-тхади, дорубившие наёмников, сами пали от черных лезвий Сестёр. – Но нет тьмы без света".

Властелин умер, так и не встав с трона. Он не смог бы этого сделать, давным-давно потеряв ноги и вживив себя в тёмный металл, став единым целым со своим замком. И он сражался до последнего, как настоящий солдат.

– Ерунда, что Темным Властелином может стать только тот, в чьём сердце царит непроницаемая тьма, – произнёс он тихо, всем телом ощущая порывы сильного северного ветра, продувавшего обзорный мостик. По узкому, с длинным, слегка крючковатым носом, лицу Морстена пробежала волна дрожи. Шрам, обычно тонкой ниточкой пролегавший по шее, ниже линии воротника, вздулся, налившись кровью, но Гравейн справился с собой. – Им может стать любой. Я не был полон света, но и злодеем не считался. Обычный человек. Обычный. Да.

Следующее воспоминание отделяло от предыдущего некоторое время. Небольшое. Тронный зал не тронули, только подожгли трон, и забрали тела тех, кого смогли найти в мешанине отрубленных конечностей, кусков плоти и прочей требухи, заваливших подступы к трону слоем в полметра глубиной. Орки, то есть, тхади, сражались до последнего. Они знали, что им не выжить, Сестры пленных не брали.

Что может чувствовать мертвец? Холод. Дикий, пронзительный, невероятный холод. Страх? Нет, этого не было. Эмоций не было вообще. Только лёд, забивший грудь, нос, горло, и не дававший вдохнуть. Или выдохнуть. Язык примёрз к нёбу, зубы превратились в кусок неподвижной скалы, а тело, заваленное трупами чёрной стражи, казалось, обернулось куском замёрзшего дерьма. Но сознание зачем-то вернулось. Не вполне осознавая, кто он и что он, Морстен видел тьму, в которой что-то шевелилось, время от времени хрипло ворча. И только спустя некоторое время он понял, что смотрит на обугленный и оплавившийся трон, на котором скорчились сожжённые до угля останки Тёмного Властителя.

В этом угле ковырялся щуплый старикашка совершенно отвратительного вида. Остатки седых волос венчиком обрамляли яйцевидный череп, обтянутый жёлтой пергаментной кожей и покрытый темными пятнами и бородавками. Тело, укутанное в серое рубище, отличалось старческой хрупкостью, характерной для недоедавших всю жизнь нищих. Когда старикан обернулся в сторону Морстена, тот заметил провал беззубого рта, из которого капала жёлтая слюна, и крючковатый нос, под которым висела капля слизи. Но потом Гравейн заметил сверкавшие краснотой глаза, и понял, что обманулся. Как и, должно быть, многие до него. Старик был одержим, но не демоном, или какой-то сущностью, а яростью, злобой и ненавистью. Уж из него-то получился бы отличный Тёмный Властелин.

– Где же оно? – хрипло, надсадно просипел он, продолжая ощупывать хрупкие и ломкие остатки былого Властелина. Плоть, сожжённая в уголь, ломалась, выбрасывая облачка темной пыли. – Где? Может ты, недобиток, знаешь, а?

Старик наморщил лоб, от чего кустистые брови сошлись в нечто, напоминавшее птичье гнездо, и зашипел странные слова, от которых холод, сжавший Морстена, стал ещё сильнее, леденя саму душу.

– Нет, нет, нет... – ответил он сам себе, продолжая шевелить тонкими длинными пальцами, изуродованными артритом и язвами. – Нет. Ничего нет. Сестры забрали. Забрали силу. Сволочи. Змеи.

Дед харкнул на трон тугим сгустком зелёной слюны, и уселся прямо на труп орка в разорванном чёрном доспехе. Кровь, застывшая было в ранах, от прикосновения старика снова потекла с тихим хлюпанием, и в холоде тронного зала, засыпанного пеплом и трупами, запахло гнилью. Металл трона шипел в том месте, где на него плюнул загадочный грабитель.

– Что, малыш, замёрз? – после недолгих раздумий спросил он у Морстена. – Хе-хе-хе, да, вижу. Ну, что с тобой, болезным, делать... Наверх не пускают – умер ты неудачно. В несвятом месте, понимаешь? А тьмы в тебе мало. Почитай, нет. Вот и остался ты здесь, между мирами, пока тело не сгниёт, а это вряд ли. Или пока не придёт новый тёмный владыка, и не сядет на трон. Тогда, может быть, ты ему послужишь.

Если бы Гравейн мог говорить, он бы в кратких выражениях обрисовал, где и в какой позе видел старика. Тот, впрочем, почувствовал мысли наёмника, и поцокал языком, словно пробуя слова на вкус.

– Нет, не уважаешь ты старших. Но я тебе все же помогу. Не бесплатно. Ты отдашь мне то, что я захочу, тогда, когда я попрошу. После чего можешь делать, что пожелаешь верным. Согласия не спрашиваю, это единственный способ для тебя... снова... жить. Потому, солдат, спи. Служба пойдёт.

– Владыка! – гортанный возглас тхади, носившего на пластинчатых доспехах значок сотника, вырвал его из воспоминаний. – Владыка...

– Говори, – поморщился Морстен. – Побыстрее.

– Владыка, – склонился в поклоне тхади, блеснув клыками, – мы взяли за перевалом пленных. Желаешь допросить?

– Кто они? – Гравейн заинтересованно поднял брови. – Кочевники?

– Нет. Из Долины. Говорят, что их послал к тебе их молодой вождь.

Морстен размышлял недолго. Лазутчики владетеля Долины не раз добирались до Твердыни, но никогда доселе не осмеливались переходить перевал.

– Отправьте их в допросную, и подготовьте. Помни, сотник, люди слабее тхади. Не переусердствуй. Я приду через пару часов. В час Совы.

Сотник ударил кулаком в грудь, и, повернувшись, почти неслышно побежал ко входу в галерею Твердыни. Морстен проследил за гибкой широкоплечей фигурой в броне, и улыбнулся. Тхади ему нравились. Они были честны, в отличие от людей.

Тхади не были профессиональными палачами, для этого требовалось иметь более подлую природу. Они бы с большим удовольствием выпустили бы варваров в круг, дали оружие, и устроили почётную казнь, сражаясь до самой смерти лазутчиков. Но приказ Властелина не обсуждался, и потому Морстен, войдя в одну из многочисленных пыточных камер в основании замка, обнаружил всех троих жителей Долины прикованными к стенам. Их тела были покрыты кровью из мелких порезов и ожогами от раскалённых прутьев, и двое из пленников бессильно обмякли, потеряв сознание от примитивных, а потому очень болезненных пыток.

Но третий, подняв голову, все же посмотрел сквозь ниспадавшие на лицо слипшиеся пряди волос на вошедшего Властелина, и взгляд его был полон ненависти. Которая, впрочем, угасла, когда долинец понял, кто перед ним.

– Повелитель, – склонил голову высокий и широкий тхади, одетый в кожаные одежды, снабжённые капюшоном и высокими перчатками. Как требовала традиция. – Пленники подготовлены. Выдержал один.

– Вижу, Шаттрат, – прищурился Гравейн. Его тонкие губы изогнулись в улыбке, придавая лицу зловещее выражение. – Назови своё имя, человече, – обратился он к лазутчику.

Но добился только молчания, и презрительной усмешки. "Что же, этого следовало ожидать, -одежды властелина Твердыни словно впитывали свет из окружающего пространства, делая комнату, и без того едва освещённую парой чадящих факелов, темнее. – Безымянный брат".

Морстен помнил о этих воинах долины, с малых лет обучавшихся искусству войны и шпионажа. Ну, откровенно скажем, зачаткам шпионажа – варвары только недавно открыли для себя это увлекательное занятие. Каких-то пару сотен лет назад. В таком случае, остальные двое были не нужны.

– Ясно, у тебя его нет, – кивнул властелин. – Шаттрат, остальных двоих убить, тела пустить на удобрения.

Ненависть, вспыхнувшая во взгляде воина Долины, показала Морстену, что нужно кое-что пояснить.

– Понимаешь ли, Безымянный, – хозяин Твердыни присел на подлокотник большого каменного кресла. Такие сооружения были в каждой пыточной, и предназначались для него. По крайней мере, теоретически. Но сидеть в этих холодных вместилищах для зада он не любил. Ненавидел холод, – у нас тут, на Севере, очень сложно с ресурсами. Не хватает самого необходимого – еды, удобрений, топлива. Растёт все плохо. Кормить лишние рты не может себе позволить даже Твердыня. Ничего не имею против тебя лично, или твоих спутников. Но пересекая границу, обозначенную черепами, вы знали, на что идёте. Потому, если ты хочешь выжить и вернуться к своему вождю, Коэну-варвару, то докажи свою полезность. Если у тебя есть, что сказать – скажи. Есть что передать – передай. Если захочешь уйти – тхади перевяжут твои раны, и доставят на унукке к границе вечных льдов.

– А если я захочу, чтобы ты сдох? – каркнул пленник, внимательно изучая лицо того, кого называли Темным Властелином. – Что тогда, Тёмный?

Морстен хмыкнул, подперев кулаком подбородок. Давно ему не встречались такие наглецы. Если Безымянные – отражение своего повелителя, то каково же тогда хамство вождя? Ему стало интересно.

– Наверное, вместо тысячи слов довольно будет один раз увидеть, – загадочно сказал он, расстёгивая плохо слушавшимися пальцами левой руки пуговицы, вырезанные в форме черепов. Куртка с длинными полами распахнулась, обнажив бледное тело, испещрённое толстыми темными жгутами шрамов. Напротив сердца Тёмного Властелина в его плоти был вырезан странный знак, при взгляде на который Безымянный отвёл глаза и прищурился. – Как ты думаешь, я могу умереть?

– Ты уже мёртв, – сплюнул в ближайшую жаровню воин долины. – Мой вождь ошибся. Тебе нельзя доверять.

– Я был мёртв, – запахнул куртку Гравейн. Шаттрат шумно вздохнул, от чего заколебалось пламя факела. – Но эту напасть удалось преодолеть. В чём бы не ошибся твой вождь, зачем-то же он тебя прислал? Наверное, хотел предложить союз...

Искра во взгляде Безымянного подсказала Морстену, что он угадал. Если бы все было так просто. Тёмный застегнул пряжку на куртке, и подошёл ближе к пленному. Прямого взгляда Властелина Севера тот долго не выдержал, отведя глаза через долгие двадцать секунд. Из ноздри варвара потянулась струйка крови.

– Проклятье, – прорычал он, – дай мне меч, и я покажу тебе, что ты всё ещё можешь умереть!

– Все смертны, – пожал плечами Гравейн. – Я не исключение. Но я узнал все, что хотел, и ты можешь вернуться обратно. Передай своему... Ветрису, что я жду его лично. Посольства не будет. Только разговор с глазу на глаз. Обещаю, что он покинет Твердыню целым и невредимым.

– Повелитель всегда держит слово, – подтвердил Шаттрат, перебиравший раскалённые прутья в жаровне.

– Мой вождь никогда не нарушал обещаний, – изогнул губы в гримасе недоверия пленный. – Он слышал твои слова. И согласен на встречу. После того, как посетит Великого Отца.

"Вот как? – почти удивился Морстен. – Хотя, предсказуемо. Очень". Он взял, что смог, из памяти воина-Безымянного, и узнал, что они связаны между собой и со своим вождём. Это было удобно.

– Посмотрим, будет ли оно так, – улыбнулся Гравейн. – Шаттрат, приведи лекаря.

– Ты можешь оставить жизни моим спутникам? – спросил, закусив губу, Безымянный.

– Нет, – просто ответил Тёмный Властелин. – Они не выдержат обратной дороги. И...

– Да, ты говорил, – прервал его долинец. – Сволочь.

– Кто-то же должен это делать, – ответил окончательно потерявший интерес к разговору с этим искусственно созданным человекоорудием Морстен, развернувшись и направляясь к выходу. – Почему бы и не я.

Ветрис с размаху запустил чашей в каменную стену. В Долине не любили этот материал, но дом князя возвели на сплошной скале еще их предки, и все помещения были из дикого камня, только лишь прикрытого тонкими пластинами дерева и металла. Хрустальные осколки разлетелись веером, а тёмные брызги вина медленно стекали вниз, пятная кованое серебро блях-украшений и мягкое золото лиственничных брусьев.

Воин-Безымянный неодобрительно покосился на испорченную стену, но только лишь закусил ус, и промолчал, наблюдая за тем, как его повелитель исходит молчаливой яростью. Лицо Ветриса побагровело, и глаза налились серебром, словно у одной из статуй подземных уровней Сердца Долины.

– Да как он смеет, этот больной ублюдок... – прохрипел князь Долины, с трудом перебарывая вспышку гнева. – Да как он смеет!

Безымянный, тихонько хмыкнув, расправил усы большим пальцем левой руки, и опустил глаза, чтобы не встретиться с пылающим расплавленным серебром взглядом своего вождя. Тот тяжело дышал, раздувая ноздри, словно бык, которого разозлили взмахами лоскутной тряпки в боевых ямах, и выглядел совсем юным. Гораздо моложе своих лет.

Напоминание о том, что он только недавно вошёл в силу, подействовало на Коэна отрезвляюще. Он даже смог улыбнуться своему верному воину и брату по оружию. Хотя и принёсший дурную весть, Безымянный был ни при чём. Во всем виноват северянин, засевший в своём долбаном Замке, как заноза в причинном месте. Беспокоящий. Недоступный. Загадочный. Опасный. Тёмный.

– Он отпустил только тебя? – Ветрис подошёл к невысокому столу, и взял новую чашу. Вино багровой струёй полилось в хрусталь, переливаясь всеми оттенками красного в лучах закатного солнца. Запахло терпко и маняще. Воин с тоской поглядел на серебряный кувшин, но князь не предложил разделить трапезу, хотя раньше так делал частенько.

– Да, – наклонил голову еще ниже Безымянный, чувствуя, как краска стыда заставляет кожу щёк и затылка багроветь, словно ошпаренную кипятком. – Торговец и погонщик не выдержали бы дороги в снегах, они были больны, и...

– Ни слова больше, – Коэн с сожалением посмотрел на бокал, потом на стену, и шумно вздохнул. В его синих глазах опасно плескались серебристые блёстки, как рыба в пруду. – Это его слова. Я вижу их в твоей памяти. Позволь рассмотреть остальное.

Безымянный прикрыл глаза, вспоминая и позволяя своему брату, первому среди равных, заглянуть в воспоминания о пережитом плене среди мёрзлых скал севера, позоре пыток и еще большем позоре освобождения на границе со Степью. Чёртовы тхади подкрались незаметно, когда они спали в палатке, ожидая рассвета.

До рассвета оставались считанные минуты, и никто из троих посланцев Князя даже не думал о сопротивлении. Они лежали у едва тлеющих углей костра, чтобы не потерять ни единого грана тепла, и беспокойно ворочались в предутреннем сне. Палатка, рассчитанная на пятерых, остывала слишком быстро, а через рваный полог, с трудом заштопанный кривой иглой, дул морозный ветер, оставляя на кожах и ткани полосы изморози.

Безымянный почувствовал чьё-то присутствие, только когда обжигающе ледяная сталь прикоснулась к его коже на шее.

– Варум кхагра те? – на темно-зелёной морде тхади, сидевшего у него на груди, застыло грозное выражение, от которого обычные люди, должно быть, теряли вчерашний ужин, но Безымянный не испытывал страха. – Варум хатес ни?

– Я пришёл от князя Долины, и несу его слова, – выдавил воин, с ненавистью глядя в тёмные буркалы глаз врага. – Твой властелин должен услышать...

– Моя Властелин сам решает, кого куда слышать, кхум урах, – на выпирающих из-под нижней губы отвратительного слуги Тьмы клыках блестела плёнка слюны, и Безымянный вздрогнул, вспомнив рассказы о том, как именно тхади эскортируют пленников в Цитадель. Говорили, что они отъедают им руки и уши, чтобы те не сбежали. Заодно экономят на рационах, или разнообразят их... – Но моя, Урдан Кхан, рассказать ему. Остальное в руках Великой Итмы.

– Вот как, – Ветрис допил чашу, и поставил её на столешницу, кивком предлагая своему младшему брату угощаться. – Вас застали врасплох. Хотя на шатре и животных были мои знаки, и знаки посланцев...

Безымянный, отхлебнув из медной братины, кивнул, отрывая крылышко от птицы.

– Да, мой вождь, – ответил он, облизнувшись. – Животные пали в предгорьях, но знаки остались, и мы несли их до самого перевала.

– Подло. Но эффективно, – Ветрис задумчиво подошёл к окну, и распахнул его. В комнату проник аромат прелой листвы и цветов, распускающихся в лесах ранней осенью. В этом сезоне листья облетели рано. – Если он думает, что я прощу ему смерть моих людей, пусть даже из имеющих имена, то Тёмный очень ошибается. Я ничего не прощу ему.

Коэн с размаху хватил рукой по подоконнику, так, что брызнули щепы.