Текст книги "Тёмное солнце (СИ)"

Автор книги: Лидия Евдокимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

Морстен с трудом открыл глаза, почувствовав чей-то пристальный взгляд. Тхади, сидевший на корточках подле простецкой постели, устроенной из брошенного наземь плаща, кивнул ему, едва владыка смог сфокусировать взгляд.

– Я Аршах, владыка, – сказал он хрипло. – Ледяной шаман.

– Приветствую, Аршах. Ты командуешь от имени Замка? – ответил Морстен, уточняя расстановку сил.

– Командует сотник Друмог, – ответил шаман, блеснув темно-карими глазами под выступающими надбровными дугами. Его череп был лыс, и зеленоватая кожа казалась желтой в свете масляной лампы. – Я всего лишь смотрю.

– И лечишь, – утвердительно сказал Темный, осторожно вынимая из-под грубого полотна покрывала свою левую руку, обмотанную бинтами. Пошевелив пальцами, Гравейн улыбнулся. – Хорошо лечишь.

Тхади поднялся на ноги, и подошел к дальнему углу задымленного курениями низкого помещения. Покопавшись в каких-то склянках, он вернулся с глиняной плошкой, которую отдал господину.

– Замок беспокоится, – сказал он, с хрустом садясь обратно с сидящим Морстеном. – Господин получил раны. Белая летучая мышь принесла сообщение. Темный путь больше недоступен, и останется таким ещё несколько дней.

– Что ещё передал Замок? – на Темный путь он и не надеялся, так как знал, сколько силы тратится на каждую переброску.

– Больше ничего, кроме того, что чума усиливается. Появились первые случаи восставших на границах Севера, – шаман вытащил из накладного кармана своего кожаного одеяния связку костей, и Морстен сморщил нос от запаха скверны. – Я допросил кости, но они лгут. Чума не может появиться просто так.

– А Мора? – ровным голосом спросил властелин, но его шаман все же не удержался и осклабился в подобие улыбки. Он знал, кто такая Мора и что она значит для его хозяина. И пусть Гравейн пытается обмануть своим напускным равнодушием кого угодно, но старого и мудрого шамана ему провести не удастся. Легенды безбожно лгали, приукрашивая жестокость Морстена, но еще больше они лгали о его бессердечие. И хотя формально Гравейн был лишен сердца, как такового, лишить его эмоций никому так и не удалось. Но отсутствие этой мышцы в груди стало прелестной и мило ядовитой отговоркой на любые попытки его ученицы выяснить, не стал ли он относиться к ней чуть более тепло, чем в прошлый раз.

– Она жива, господин, – успокоил его шаман.

– Ясно, – Гравейн допил отвар, не поморщившись, хотя от его вкуса сводило затылок и глаза словно собирались вывалиться наружу. – Сколько я провалялся тут?

– Остаток дня и ночь, – оскалил желтые сточенные клыки шаман. – Аршах охранял покой. Пытались вломиться серебряные, подземные и даже одна золотая. Всех послал... отдыхать.

– Благодарю, мудрый Аршах, – улыбнулся Морстен, натягивая пропитанный потом поддоспешник, у которого не хватало левого рукава, а на спине виднелись дыры, проеденные ядом.

– Не за что, повелитель, – тхади рассмеялся, гулко и громко. – Они меня боялись.

– Не зря боялись, – Владыка Севера размял плечи, и посмотрел на кольчугу. Очищенная и промытая, она спокойно блестела черными кольцами и выпуклыми пластинами. Пожалуй, надевать её пока не стоит. Вряд ли кто-то осмелится напасть сейчас, когда он среди своих солдат. – Ты же помнишь прежнего Владыку?

– Помню, – согласился шаман, склонив голову. – Но смутно. Давно было. Я не хочу запоминать ещё одного, повелитель. Не подставляйся под удары, твое тело выносливо, но не так прочно, как твое сердце.

Морстен подумал, что мертвая плоть все едино прочней обычного тела, а яд Посмертника одинаково опасен для всех, но промолчал, и только поклонился в ответ. Едва заметно, но все же. Голова старого орка качнулась, и он прикрыл глаза.

Гравейн вышел, пригибаясь у притолоки, и направился на звук голосов, среди которых он безошибочно узнал Лаитан и Ветриса. Вождь Долины пытался убедить Мать Матерей в том, что нужно следовать дальше как можно скорее.

– Владетельница, я не знаю, как долго будет отсыпаться Темный, – светлые волосы варвара падали ему на лицо, и Ветрис постоянно убирал их пальцами, чтобы видеть сидящую Лаитан. – Но нам нужно спешить. Иначе...

– Я знаю, варвар, – холодно ответила она, перебирая по своей давней привычке браслеты, уменьшившиеся в количестве. – Именно я предложила отправляться тогда.

Она нервничала, пытаясь унять эти скачущие мысли хоть чем-то, вроде привычного перезвона браслетов. Ветрис, торопящийся и начавший суетиться в самый неожиданный момент, замолчал, а она продолжила:

– Хочешь уйти по его дороге, пока он не заметил? Думаешь, у тебя получится его обмануть, варвар?

– Властелин севера умён, я не спорю, но не он один, владетельница, не он один.

Лаитан почудилась скрытая угроза в голосе варвара, будто он наконец-то почуял исполнение давних планов и теперь не собирался задерживаться сверх меры. Лаитан увидела, как над ней нависла, скрывая свет солнца, тёмная тень. Привычно потянувшись к тени, Лаитан узнала, что за ней стоит властелин севера. Она поднялась на ноги, встав лицом к лицу с Морстеном. Тот выглядел... странно. Левая рука бережно прижата к телу, движения скованны, взгляд усталый.

– Люди волнуются, хотят знать... – начала она.

– Не окочурился ли я им на радость? – продолжил за нее Морстен. – Вынужден разочаровать вас всех, я неубиваем.

– Я же говорил, – прошелестел варвар, тоже поднимаясь и становясь рядом. Лаитан так не казалось. Она понимала, что смерть властелина севера, Замка, тьмы вряд ли могла случиться от обычного меча. Зачарованное оружие, стрелы, магия, сплетение сетей и объединение сил, как когда-то давно, да. Пожалуй, да. Измотать, бросить армии на Замок, подождать результата и убить.

Но стоящий перед ней человек больше всего был похож на её охотниц, возвращавшихся из дальних пределов без добычи, ранеными или напоровшимся на разведывательные отряды пограничных племён и вступившими в бой с ними. Злые, растрёпанные, не сумевшие одержать чистой и лёгкой победы, они представали именно такими, как Морстен, среди черноты колебаний ауры которого угадывалось нечто вполне человеческое – запах крови, сочившийся ядовитыми миазмами из мелких ран. Свежий ожог на лице заставил Лаитан задержать на нем взгляд. Морстен, не привыкший к тому, чтобы его рассматривали женщины, вроде Лаитан, заметно напрягся.

– Мой отвратительный лик смущает ваш светлый день, Мать Матерей? – спросил он, размышляя, что именно так привлекло Лаитан на его лице. – Не беспокойтесь, это нужно перетерпеть. Я с большим удовольствием вернулся бы на Север, но привык держать данное мной слово.

Его взгляд задержался на Ветрисе, заметно занервничавшем. Варвару казалось, что Темный знает гораздо больше прочих, но предпочитает молчать и делать, а не болтать. Коэн старательно скрыл свои мысли, превратив их в туман, чтобы никто не мог даже почуять, о чём он думал.

– Не стану спорить об отвратности твоего лица, но я видела и куда худшие вещи. Недавно я лично убивала тварей, гораздо отвратнее, чем ты, – поджала губы Лаитан. Свежий, покрытый коркой ожог не давал ей покоя. Как и живые глаза властелина, смотрящие прямо в душу, способные прочесть её тайну о том, что она теряет силу и уже достаточно давно, чтобы забеспокоиться серьёзно. – Среди противников нашёлся кто-то, кто сумел прогрызть железную шкуру властелина севера? – спросила она, продолжая рассматривать лицо Морстена.

– Он плюнул и попал на себя, владетельница, – буркнул варвар. – Разве ты не видела, как он сжигает слюной врага? Неудивительно, что мир полнится слухами, будто он каждый день сгоняет в Замок сотни пленниц, юных дев и женщин. Если все умирают от одного его плевка, немногие переживут его поцелуй.

Лаитан почему-то смолчала, отвела взгляд и пропустила момент, когда властелин едва уловимо, всего на волосок, но дёрнулся от слов варвара, как от удара. Рука Морстена дрогнула, чтобы потрогать отметину на лице, но вовремя остановилась.

– Зависть – удел черных властелинов, варвар, – произнёс он. – Не пачкай ею себя, – добавил он со смешком.

Лаитан казалось, что она что-то пропустила. Эти двое общались так, будто давно знали друг друга, а весь план, сватовство и встреча в лесу были задуманы ими, ей же только отвели роль игрушки, направляя на нужную дорогу. Она разозлилась.

– Когда мы двинемся дальше, владыка севера? – холодно осведомилась она.

– Когда вы соберёте свои вещи и людей, – ответил он, указав на загон с уккунами. – Эти животные помогут сократить время путешествия по меньшей мере впятеро. Для них мало преград, и они неприхотливы.

– Да, только воняет от них, – поморщился варвар, опираясь на стену плечом. – И ломиться по лесу на таких тушах – все равно, что пустить впереди гонца с горном, трубящим во все стороны.

– Коэн, тебе нужна быстрота, надёжность, или комфорт? – Морстен осклабился. Слова Лаитан задели его сильнее, чем ему хотелось бы. – Но выбрать можно только два условия из трёх.

– Э... – варвар задумался, потом понял, и засмеялся. Но глаза его остались холодными кусочками льда. – Владыка Севера шутит.

– Да, представь себе, – Морстен обвёл взглядом небольшой внутренний двор укрепления, куда выходили двери некрупных хижин и строений. – Мне доложили, что меня искал Гуррун. Хотелось бы поговорить с ним перед отбытием. И нам надо решить, как поступить с имеющимися у нас войсками. Отказываться от поддержки глупо, но и тащить за собой обоз из конных дварфов не слишком верно.

Медноликую несказанно уязвило, что Морстену передали сведения только о том, что его искал дварф. О ее визите либо вообще забыли, во что ей не верилось совершенно, либо Морстен сделал вид, что не знает о ее попытке увидеть его. И даже не собирался спрашивать, что ей было нужно. Наверное, решил, что она хотела спросить о том, когда им снова в дорогу. "А ты хотела не об этом разве его спросить?" – задала она себе вопрос. Ответ потерялся где-то в размытых и размазанных объяснениях, представлявших собой откровенную полуправду или наглую ложь.

– Они все равно пойдут, даже если им придётся идти пешком до самого Соленморья, – кивнула Лаитан. Сложившийся образ растениевода, шутящего с варваром, дополненный свежим ожогом на лице, который не желал заживляться магическим образом, как-то смутили Лаитан. Она представляла себе грозного и беспощадного врага немного иначе. Или не она? Или это была её память? Время меняет черты и характеры, сглаживает остроту или, наоборот, затачивает острые углы личности. Но не до такой же степени. Она сощурилась. – Пойдём со мной, дварфы не склонны без упрямства принимать распоряжения. Со мной они немного охотнее станут тебя слушать, – сказала она.

Морстен был явно не в восторге от компании Лаитан, но и варвар привлекал его не больше. Медноликая не хотела задавать вопросы, которых у неё накопилось больше, чем она желала, но она сама предпочитала общество Морстена обществу Ветриса. Властелин не успел ответить, к ним подошёл дварф и ткнул толстым коротким пальцем в пупок Гравейна.

– Жив? Когда идем дальше? – без церемоний осведомился он, буравя взглядом одежду повелителя Замка на уровне поясного ремня.

Лаитан погладила свои браслеты под одеждой, решив пока что не делать поспешных выводов. Им предстоял долгий путь, пролегающий сквозь пески и скалы, и портить отношения раньше времени не хотелось. Налаживать, впрочем, тоже.

– Жив, – не стал уточнять подробности Морстен. Дварф угрюмо хмыкнул, вспоминая вчерашний бой, но смолчал. Вопрос о тактических манёврах и мёртвых кроликах, как бы сильно он его не беспокоил, подземный житель решил оставить при себе, а Гравейн не настаивал. Но искорку этого сомнения запомнил. Сотник Друмог, встреченный Темным, вкратце рассказал об инциденте, и о последовавшем примирении, обошедшемся в несколько бурдюков крепкой выпивки и головную боль наутро. – Я сомневаюсь, что твой народ сможет двигаться вперёд с той же скоростью, а, главное, по тем узким тропам, что ждут нас в горах. Нам важна скорость, а крупные отряды её уменьшают.

Дварф открыл было рот, чтобы высказать своё гневное мнение, но наткнулся на пристальный немигающий взгляд Лаитан, и только кашлянул в кулак. Морстен, не меняясь в лице, продолжил:

– Но точно так же меня сдержали бы мои тхади. Потому, ты можешь либо оставить командование своим народом кому-то еще, либо двигаться вместе с ними, – Гравейн посмотрел на багроволицего дварфа, который стиснул рукоять своего топора, и кивнул. – Думаю, ты выберешь первое. В таком случае, подбери себе уккуна поуже. Они не очень удобны для подземных воинов.

Поведение Матери начинало его раздражать. После пробежки по лесу и сражения она изменилась, и сменила гнев если не на милость, то на нейтралитет. Подобные перемены всегда подозрительны, и чаще всего скрывают двойное дно, из которого после может выпрыгнуть все, что угодно – от отравленного клинка в затылок до ядовитого скорпиона в сапог. Но пока Морстен решил подождать, и, при случае, который может выдаться, поговорить с Лаитан наедине, без лишних ушей и глаз. Он сжал пальцами в кармане подобранную чешуйку, размышляя, когда представится такой шанс.

Медноликая подошла к Гурруну и, склонившись, зашептала ему что-то на ухо, обращаясь больше к шлему, чем к бородачу. Сначала дварф выглядел недоверчивым, на его лице сминались паутинками пучки морщин, борода топорщилась и из нее доносилось ворчание. Но после нескольких слов, которые явно хотели расслышать и остальные, дварф расплылся в улыбке, хлопнул Лаитан по руке, будто старинного приятеля, и удалился прочь, весёлый и довольный. Из-под одежды Медноликой упали вниз блеснувшие в лучах солнца чешуйки. Морстен проследил за ними взглядом, а Лаитан, теперь чувствовавшая каждую минимальную потерю силы, зябко повела плечами.

– Что ты ему сказала, Медноликая? – спросил властелин севера, неотрывно разглядывая место, куда упали чешуйки, и не глядя на Лаитан.

– Я напомнила ему, что под землёй нет узких троп, там можно двигаться с привычной скоростью и не трястись в седле. А ещё предложила подождать некоторое время приближающихся каменных фей и четырёх элементалов, следующих за нами из Трёхъязычья.

Ветрис пристально посмотрел на Лаитан.

– Откуда ты знаешь об этом?

Мать матерей поманила их за собой, взобралась на смотровую точку, откуда с возвышенности был виден лес неподалёку, и указала пальцем вперёд. Солнце как раз вставало за её спиной и не мешало обзору. Вверху, едва видимая взгляду, возвышалась тонкая ломаная линия, будто бы растущая с каждой минутой.

– Это что такое? – протёр глаза варвар.

– Каменные феи строят мост над Гнилолесьем, а элементал воздуха помогает им держаться так высоко над землёй.

Медноликая чуяла элементалов, гонцов и представителей обречённого народа, сумевших выскользнуть из раздираемой междоусобной войной страны Трёхъязычья.

– Высшая мера глупости откровенного конца света... – задумчиво высказался властелин Замка. – Если к нам ещё бродячий цирк присоединится, я плюну на все и займусь фокусами.

– Скорее, не бродячий, а бродящий, – поправил его варвар.

– У меня уже один такой есть, – сплюнул ядовитой слюной на землю властелин и пошёл прочь. Лаитан отправилась собирать людей и ждать остальных у загонов с уккунами.

Привал у древесной деревни.

Они ехали быстро и почти не разговаривали, не считая тех моментов, когда высланные вперёд разведчики возвращались с докладом. Впрочем, доклады тоже передавались на ходу, что весьма осложняло полное понимание речи подданных Морстена. Долинцы общались только со своим командиром, и Лаитан начала подумывать о том, что варвары на то и варвары, чтобы до них смысл происходящего доходил не сразу и долго.

Из седел выпали только с наступлением ночи, едва успев заехать в стройную рощу высоких деревьев. Растения здесь были совершенно другими, пышными, здоровыми, дразнящими ноздри, когда в них залетала пыльца, своими цветущими кронами. В этих краях была поздняя весна, как подсказал Ветрис. Лаитан, никогда не выбиравшаяся так далеко за пределы Империи, молча принимала слова остальных, впитывая их и обучаясь на этом. Жаркая и засушливая Империя не могла похвастаться таким разнообразием растительности, и всё для Лаитан было новым и непривычным. Побывавшая далеко за пределами царства Киоми воспринимала разнообразие легче и как-то спокойней. Волосатые, вонючие и потные животные стояли поодаль, пощипывая траву с такой скоростью, словно не ели никогда вообще. А над ними, раскатившись от края до края, звенело ночными насекомыми далекое бездушное небо, усыпанное осколками прозрачных капель-звезд. Мигающие точки над головой, привлекшие внимание Лаитан еще тогда, когда только начало темнеть, теперь распустились разномастными светляками наверху. Прохлада томно обнимала за плечи, наваливаясь сонливостью и ломотой в натруженных мышцах, а Лаитан, до селе не видавшая никаких иных созвездий, кроме имперских, то и дело запрокидывала голову вверх. Будто там, далеко, в бескрайнем небытие ее звал далекий голос, томящий сердце и сжимавший в ладонях перепуганную душу, держащий в пальцах перепутанные нити судеб, среди которых где-то затерялась одна медная ниточка жизни Лаитан.

Когда все остановились, Киоми и жрицы тоже спешились, Лаитан слезла с седла, а вернее, с грубой подстилки на спине животного, с меньшей элегантностью, но не потеряв достоинства. Первым упал лицом вниз, гулко звякнув шлемом о притаившийся в траве камень, Гуррун. Дварф так и остался лежать, даже не пытаясь подняться. Вокруг него собрались все, кроме Морстена.

– Что произошло с тобой в пути, досточтимый Гуррун? – обратилась к нему Лаитан. Госпожа Империи всеми силами пыталась скрыть улыбку, не желая обидеть ею предводителя древнего народа, но смотреть на стоические мучения Гурруна, шепчущего молитвы праотцам в траву, это было выше ее сил. Дварф поднял от пышной травы бородатое лицо и просипел в ответ:

– Поездки в сёдлах... это против природы... против всех законов!

Гуррун снова уронил голову в траву, опять приложившись шлемом о тот же камень, да так и замер без движения, обнимая почву, как родную мамку.

Остальные переглянулись. Ветрис и Лаитан помнили, как Гуррун встречал их в Трёхъязычье, да и до лагеря Морстена он как-то добрался на своём приземистом мохнатом бегемоте с рогами.

– До этого ты как-то спокойней к этому относился, – неожиданно дипломатично высказался варвар, сложив руки на груди. Гуррун только застонал в ответ, поднимаясь и садясь задницей на траву.

– О, горе мне и моим будущим потомкам! Святотатство, пытка и неизбежная расплата мне за этот выбор пути! Мои седины, появившиеся так рано, когда я даже не успел взять пятую жену и родить седьмого ребёнка... как я мог решиться на такое? Почему нарушил заветы предотцов? Ужас и кара скверны падут на мою молодую голову...

– Ты и так был седой, – донёсся издали голос Морстена. Гуррун насупился.

– И вообще лысый, – поддержал его второй голос, после чего по рядам варваров прокатился смех.

– Для дварфа четыре сотни лет не срок, а самый расцвет, мальчишка, – огрызнулся он в ответ, положив руку на топорище. Морстен хмыкнул, не уточняя свой возраст. – Одно дело добраться до границы в почётном карауле для прибывших гостей, а совсем другое – преодолеть Гнилолесье под землёй, обходными тропами и ведя животных в поводу. И совсем третье – отбивать на них зад целый день! Клянусь святыми предотцами, лучше я побегу рядом, чем ещё раз сяду верхом. Пусть даже это будет моё последнее решение в жизни.

Дварфа так и оставили сидеть рядом с храпящим и фыркающим животным, отправившись искать место для ночлега.

Они уже было начали снимать поклажу с волосатых тварей повелителя севера, когда Лаитан и Ветрис поняли, что властелина нет поблизости. Углубившись в сгустившуюся темноту, они никого не нашли. Ночь – время Морстена, – как сказал варвар и вернулся обратно, разбивать лагерь на ночь. Расчищая местность под кострище, они наткнулись на что-то, откатившееся в темноте в сторону с противным чавкающим звуком. Властелин молчал, а значит не чуял Посмертника и его магии.

– Дайте свет! – потребовал Ветрис. Рядом с ним тут же вспыхнули факелы, приготовленные долинцами. Спешившиеся путники обозрели картину вокруг. Откатившимся предметом была отрубленная голова, до сих пор слепо зыркающая белёсыми бельмами в ночной купол над ней. Долинцы разошлись в стороны, высвечивая пространство вокруг, и Лаитан поняла, что стоит посреди заваленной мёртвыми поляне.

Свежих мертвецов, способных за шесть часов до места обозначить своей потусторонней вонью пространство, не было. Черепа, старые кости, расколотые и раздробленные. Сломанное оружие, почти все – наконечники стрел и шипастые шары на гибких толстых верёвках. Мягкая трава, в которую упал дварф, успела вырасти на этом месте за то время, пока догнивали останки жителей. Гуррун достал из кармана внушительную фляжку и надолго приложился к ней усатым ртом. Крепкая пивная брага падала внутрь дварфа с ужасающими бульканьями, исчезая в прорези между косматой бородой и седыми усами. Он ничего так и не сказал.

Путники стояли посреди старого кладбища, а вокруг не было ни единого посёлка или даже захудалого домишки.

– Откуда они тут взялись, что с ними случилось? – спросила Киоми. Ей ответил Ветрис, шагнувший обратно к остальным, после того, как посовещался со своими людьми, что-то шептавшими ему одному.

– Оттуда взялись, – он указал вверх. Источающие смолянистый аромат пряностей деревья покачивались в беззвучном танце, ласкаясь к лёгкому ночному ветерку зеленевшими кронами. Киоми подняла взгляд, но ничего так и не увидела.

– Там поселение на деревьях, – пояснил Ветрис. – мои люди уже проверили. Живых нет, мертвецов тоже. Кажется, всех сбросили вниз, а кто выжил, поспешил уйти отсюда.

– Чума? – тихо спросила Лаитан. Варвар удовлетворённо кивнул.

– Что же еще? Пытались бороться с заболевшими, не помогло. Добили тех, кто болел и ушли прочь. Наверху, среди крон, раскинутые мостки из зелёной древесины. Потому в темноте ничего не разглядеть, а огней в мёртвой деревне зажигать некому. Дома тоже из того же дерева, почти не отличить от кроны и ствола.

– И как только эта зараза добирается повсюду? – пьяно рыгнул дварф. – И не всех же берет, вот интересное дело. Мой народ болел долго, но мы так и не поняли, как заразились. Мы раньше строили склепы, усыпальницы для своих братьев, а потом начали безбожно сжигать, когда каменщики и зодчие не справлялись с заказами. А уж когда они сами отдали бороды предотцам...

На дварфа уставились несколько пар глаз.

– А действительно, он дело говорит, – сдвинулся поближе к Гурруну Ветрис. – Как заражаются чумой?

Вопрос остался без ответа, но Лаитан кожей чувствовала, кого каждый из них хочет обвинить в болезни.

– Всему виной Посмертник, – вздохнул Гуррун и побрёл прочь, не желая оставаться посреди кладбища костей и гнили. Лаитан чувствовала, что к этой теме ещё вернутся, а пока сказала только:

– Надо найти место для ночлега.

– Деревня пуста, на стволах есть наросты, по которым можно забраться вверх, – сказал варвар.

– А этих испускающих клубы жгучего газа тварей ты сам затолкаешь на деревья? – осведомилась Киоми. Ветрис с сомнением посмотрел на стадо ездовых животных.

– Уккуны могут сами о себе позаботиться, – Морстен, отошедший в сторону и пристально изучавший следы в траве, встал с колен, и отряхнул одежду совершенно обычным движением. Так мог бы поступить любой человек. И люди не ожидали, что Тёмный Владетель окажется так похож на них в повседневных привычках. Чем он и пользовался. – Достаточно привязать их к деревьям, а корма им хватит до утра. Вряд ли бывшие обитатели будут протестовать, если звери немного попортят их полянку.

Властелин Севера подошёл к ближайшему ездовому животному, и размотал тонкую чёрную верёвку, обвивавшую до того мощную шею зверюги. Все остальные его спутники сочли этот шнурок элементом упряжи, но сейчас пристально и с недоверием глядели на то, как Морстен сноровисто протягивает едва заметную в сумерках нитку к могучему стволу дерева, и завязывает на охватившей ствол бечеве хитрый узел.

– И что, эта ниточка удержит эту тушу? – сдвинув шлем на затылок, недоверчиво буркнул дварф, почёсывая лоб. – А не порвётся? Может, две возьмёшь?

Гравейн поглядел на дело рук своих, и кивнул Гурруну:

– А ты попробуй разорвать. Если получится, тхади тебе памятник поставят. Из золота. Как самому сильному воину в мире, – и он издевательски ухмыльнулся.

Дварф, заворчав, взялся двумя руками в бронированных перчатках за тонкую верёвочку, и, ухватившись поудобнее, дёрнул её в стороны, в четверть силы. Но рывок вызвал только скрип волокон загадочной бечевы по металлу, и удивлённый возглас Гурруна. Напрягшись, он дёрнул ещё раз, и ещё. Потом начал тянуть, не обращая внимания на то, что кольчуга на его перчатках рассыпает искры и издаёт тонкий визг.

– Из чего эта дрянь сделана? – хмуро разглядывая прорези в металле перчаток и разрезанные синеватые кольца тонкого плетения, спросил он улыбающегося Морстена. – Я рву цепи толщиной в руку, но это... эта... Клянусь предотцами и Матерью-скалой!

– Верёвка достаточно прочна, чтобы удержать уккуна даже в снежный буран, – ответил Гравейн. Пощёлкав пальцем по натянутой, как струна, бечеве. Басовитый звук, извлечённый из неё, ему не понравился, и он занялся следующим зверем, пыхтящим в темноте и урчащим при прикосновении рук своего господина. – Из запасов моего Замка. Большего я тебе не могу сказать, сам не ведаю, как она сделана.

Дварф, всем видом показывая, что не верит ни единому слову Тёмного, ушёл к месту, где ловкий Ветрис с безымянными уже скинули верёвочную лестницу с одной из древесных площадок вниз, а Морстен встретился взглядом с Лаитан. Киоми преданной тенью стояла недалеко от Матери Матерей, которая, обменявшись долгим взглядом с Темным Владыкой, ушла к поднимавшимся наверх людям их небольшого отряда.

Морстен посмотрел ей вслед, и затянул очередной узел. Ему показалось, что Лаитан хотела что-то сказать, но сдержалась в присутствии своей верной телохранительницы. "И почему? Не доверяет? Или тут что-то иное... Мне все больше хочется расспросить её с пристрастием, – подумал Гравейн. – Или хотя бы просто расспросить. Допрос Матери Матерей возможен только в Замке..."

Когда разложили костёр в одном из домов, все собрались вокруг, готовясь ко сну и медленно пережёвывая запасы провизии властелина севера, позаботившегося об этом. Дварф сунул за пазуху свою флягу, которая изрядно опустела, рыгнул и уставился в огонь. Он переживал своё поражение от тонкой верёвки и постоянно шептал что-то про проклятую магию, мешающую честному дварфу померяться силой с какой-то бечёвкой.

– Странное место, – произнёс Ветрис, постукивая костяшками пальцев по зеленоватому дереву пола хижины.

– Чем же оно тебя привлекло? – спросила Киоми. – Люди могут жить и процветать в совершенно разных местах. Это ничем не хуже.

– Странно то, что тут вообще никого нет. Ни живых, ни мёртвых. Да и кости давно сгнили и потрескались. Словно чума прокатилась тут раньше, чем в Империи матери матерей и моей Долине.

Лаитан перевела взгляд на варвара.

– Ты хочешь сказать, досточтимый муж своего народа, что чума, пришедшая в моё царство, шла отсюда?

– Мы вообще-то шли не сюда, а к Соленморью, – подал голос дварф.

Лаитан призадумалась. По словам варвара, выходило, будто она сама сбежала из последнего безопасного места в поисках лекарства. С другой стороны, Медноликая избежала зрелища тех событий, которые видела по дороге сюда.

– Чума шла оттуда, отсюда, – ворчливо произнёс Гуррун, – кто вообще знает, куда и откуда она шла и идет...

Морстен, проверявший окрестности, видел, как наверху загорелся огонь, и поразился тому, как искусно были устроены эти хижины. Отсветы пламени очага терялись в листве почти сразу, и, чтобы разглядеть его, нужно было или знать, куда смотреть, или обладать таким же зрением, как у властелина Тьмы... или Лаитан. Гравейн вспомнил, как она сужала зрачки в тонкую полоску. Словно змея.

Но нужно было возвращаться. Кругом царила тишина, только небольшие ночные зверьки шуршали в траве, да мерно вздыхали уккуны, даже во сне пережёвывавшие траву, и иногда испускавшие газы. На несколько лиг вокруг не было ничего живого. Двигавшаяся вслед по дороге импровизированная армия из дварфов и сотни Друмога отстала от отряда Морстена, и вряд ли нагонит их до предгорий и узких скальных тропок. Хотя там она будет ещё более бесполезна -властелин Севера не видел никого, с кем нужно было бы сражаться. "С Посмертником клинками не справиться, – подумал он, – а больше в этих краях нет никого. Но пусть идут. Пусть у них будет хоть какая-то цель".

Вернувшись к центральному стволу дерева, в доме на котором устроились на ночлег путешественники, он обнаружил, что лестницу втянули наверх, пока он совершал свой дозор, да, и чего уж таить, отдыхал от долинцев и пронырливых сестёр. Видимо, стоявшие на страже безымянные решили позабавиться, заставив самого Тёмного Властелина просить их спустить лестницу...

"Нет, сереброволосые, вам это не удастся, – скрипнул он зубами, – но попытка была удачной, признаю". И, подпрыгнув, ухватился за первую короткую ветку, срубленную почти под основание. Подтянувшись, он ухватился за следующую, и быстро, словно почти ничего не весил, рванулся вверх по стволу, огибая его по спирали.

В полу хижины стукнул люк, и Морстен вылез позади усевшихся возле выложенного плоскими камнями очага. Увернувшись от пущенной бдительным дварфом секиры, с хряском вонзившейся в дерево, он проговорил, закрывая люк на примитивный запор:

– Гуррун, я бы советовал тебе бросать секиру чуть ниже, если ты не ставил задачей растрепать мне волосы, – разговоры о чуме он заслышал, пока взбирался вверх, но имел на этот счёт своё мнение. – Если говорить о чуме, то ты не прав. Это вообще не обычная болезнь. И распространилась она сразу по всем землям, кроме дальнего Севера и Востока. Сильнее всего пострадала, или еще пострадает, Империя, если мои знания верны.

Он нагло уселся на свободной циновке, и развернул полотняный свёрток с нехитрым рационом. Грибы, перемешанные со злаками и небольшим количеством мяса. Морстен привычно протёр руки тряпицей, и закинул в рот первую горсточку еды, с удовольствием пережёвывая её.

Лаитан отметила странное выражение лица властелина, словно он ещё был способен получать удовольствие от чего-то в этой жизни, кроме убийств и завоеваний. «Весьма человеческая черта», – подумала она. Морстен жевал спокойно, почти гипнотизируя остальных звуками пережёвывания пищи, равномерно раздававшимися от его персоны. Остальные молчали, уставившись на трапезу властелина и следя за ней так пристально, что любого иного эти взгляды вывели бы из себя через полминуты. Гравейн, однако и не думал подавать признаки раздражения, равномерно и тщательно пережевывая еду, раз за разом отправляя в рот новую порцию и иногда запивая ее глотком воды из дорожной фляжки.