Текст книги "Взлет черного лебедя"
Автор книги: Ли Кэрролл
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– Уверена, коллекционеры выложат за них миллионы.
– Верно! Я был прав – что-нибудь нарисуется! Нашим финансовым передрягам конец.
Роман немного успокоился и откинулся на подушки.
– Хорошо, – кивнула я и потрогала его лоб. Теплый, но отца явно не лихорадило. – Замечательно. Ты полежи, отдохни, а мне бы надо поговорить с твоим врачом.
Он закрыл глаза, мгновенно заснул и негромко захрапел.
– Он с четырех утра не спал, хотел рассказать вам о том, что его посетил Святой Лев, – произнес кто-то со стороны двери.
Я обернулась и не сразу догадалась, что голос принадлежал Оби Смиту. Медбрат еще не переоделся в униформу и был в темном кожаном пальто, черных джинсах и оранжевой шелковой рубашке. Длинные дреды, недавно подвязанные банданой, парень забросил за спину.
– Вот как, – тихо вымолвила я.
Сан Леон приехал с Гаити в начале восьмидесятых и получил стипендию в Пратте.[26]26
Институт Пратт – частный колледж искусств в Нью-Йорке.
[Закрыть] Учебу он бросил и занялся настенной росписью. Его яркие фрески появились по всему Манхэттену, и он всегда подписывал их своим фирменным знаком: стилизованным львом с поднятой лапой и нимбом над головой. Мой отец разыскал художника в пострадавшем от пожара доме в Нижнем Ист-Сайде, где Сан Леон жил – вернее, выживал. Роман приобрел шесть его картин. Папа помогал ему, приглашал к нам пообедать, ввел в мир искусства, устроил его первую выставку. В ночь перед тем, как его полотна должны были появиться на биеннале в музее Уитни, Сан Леон умер от передозировки героина.
– Папа был уверен, что мог бы его спасти, – произнесла я и подошла к Оби Смиту, застывшему на пороге. – Надеюсь, он не мучился угрызениями совести.
Оби Смит покачал головой.
– По словам вашего отца, Святой Лев на него не в обиде.
Слезы набежали мне на глаза.
– Возьмите. – Я протянула Оби Смиту оранжевый пакет. Он сочетался по цвету с его рубашкой. – Вы были очень добры, и мне захотелось…
– Не стоит благодарности, – ответил он. – Я просто выполняю свою работу.
Он ловко развернул упаковочную бумагу, и разноцветный шарф взлетел вверх, как экзотическая бабочка. Еще мгновение – и Оби обернул его вокруг шеи.
– Вам к лицу.
– Не сомневаюсь, – кивнул Оби, отвесил мне учтивый поклон, развернулся и был таков. Полы черного пальто развевались, будто крылья. Я наблюдала за его пружинящей походкой, и мне казалось, что медбрат двигается в такт музыке, слышной только ему одному. Я смотрела ему вслед все время, пока он шагал по коридору. На углу Оби обернулся и одарил меня широченной улыбкой.
Я покраснела от неловкости, крутанулась на месте… и наткнулась на детектива Джо Кирнана.
– О, я рад, что вы здесь.
Он взял меня под руку и повел к комнате для посетителей.
– Я навещаю отца, детектив, – возразила я, вырвалась и хотела уже вернуться в палату, но Кирнан меня обогнал и загородил дверь. – Что случилось? – сердито воскликнула я. – Роман болтал что-то непонятное? Он находится под воздействием сильных лекарств, поэтому…
– Дело не в словах мистера Джеймса. Суть в том, что говорят люди, вломившиеся в вашу галерею.
– Правда? Вы их поймали? – с искренним изумлением спросила я, обрадовавшись такому повороту событий. Теперь сразу отпадут вопросы о причастности Романа к ограблению. – Великолепно! Серебряная шкатулка у них?
Кирнан замолчал.
– У них Писсарро, мисс Джеймс, – сообщил он наконец. – Никакой шкатулки у них не было.
– Жаль… Но зато картины нашлись. Это по-настоящему хорошая новость.
– Боюсь, что не совсем. Двое преступников независимо друг от друга признались, что ваш отец нанял их.
Пользоваться мобильниками в больнице Святого Винсента запрещено. Закончив разговор с сыщиком, я вышла на улицу, чтобы позвонить Чаку Ченнери.
– Не могу поверить, – протянул он своим убаюкивающим баритоном. – Кто-то хочет подставить Романа. Я свяжусь с Дейвом Райсом из криминального отдела, и мы чуть погодя подъедем к тебе.
Я поблагодарила Чака и вернулась в палату. Отец проснулся и спорил с медсестрой – он отказывался завтракать.
– Давайте-ка я возьму это на себя, – произнесла я.
Взяв поднос с остывшей яичницей и растекшимся по тарелке желе, я протянула Роману яблочный штрудель из кондитерской «Лафайет». Похоже, он не помнил, что я уже предлагала ему лакомство раньше, как и то, что видел меня полчаса назад. В общем, я решила не затрагивать тему визита Сан Леона. Но когда отец доел штрудель и я стряхнула крошки с койки, наступил час «X».
– Пообещай мне, пожалуйста, что не станешь огорчаться, – начала я. – Я спрошу только один раз и поверю тому, что ты мне скажешь. – Я сделала глубокий вдох. – Полицейские поймали тех типов, которые ограбили нашу галерею…
– Прекрасная новость…
– …и они утверждают, что их нанял именно ты.
Роман побледнел, его дрожащие пальцы скомкали простыню. Я пожалела о своих словах, но подумала, что так даже лучше. По крайней мере, он узнает обо всем от меня, а не от офицера полиции.
– Маргарет, – прошептал он. Папа называл меня полным именем только в самые серьезные и важные моменты. – Ты думаешь, я бы… впустил этих упырей в наш дом?
– Повторяю, папа, я поверю любому твоему ответу.
– Клянусь памятью твоей матери: я не имею с ними ничего общего.
Я погладила Романа по руке.
– Ладно, мне этого достаточно. Скоро сюда придет Чак Ченнери вместе с адвокатом по уголовным делам из своей фирмы. Мы позаботимся о тебе. Ты не должен говорить об ограблении ни с кем, кроме Чака и второго адвоката. Договорились?
Мой отец важно поднял вверх указательный палец.
– И с твоей мамой, конечно.
– При чем тут она?
– С ней-то можно поговорить?
Я вновь взяла его за руку. Хорошо, он хотя бы не попросил у меня разрешения побеседовать с Сан Леоном.
– Разумеется, папа. Сколько угодно.
Я расправила одеяло и подоткнула края простыни под матрас. Моя ладонь прикоснулась к чему-то шершавому. Я опустила глаза и обнаружила на ткани брызги краски – лимонно-зеленой, коралловой, бледно-желтой и аквамариновой. Это были излюбленные цвета Сан Леона.
СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ
Целое утро, включая пару часов после полудня, я провела в больнице. В двенадцать приехал Чарльз Ченнери с молодым, чисто выбритым адвокатом в костюме от «Hugo Boss» и блестящих туфлях, поскрипывающих на больничном полу. Полчаса они говорили с моим отцом. Затем Чак отвел меня в сторону и сообщил, что добивается судебного запрета. Тогда полиция перестанет допрашивать Романа в качестве «свидетеля», пока он принимает сильные обезболивающие препараты. Я не спросила у него, говорил ли папа о визите Сан Леона, поскольку Чак сам пришел мне на помощь. Он ободряюще положил руку на мое плечо и признался: когда его восьмидесятишестилетняя мать лежала в больнице в связи с переломом шейки бедра, она подолгу беседовала с Мейми Эйзенхауэр.[27]27
Мейми Женева Дауд Эйзенхауэр (1896–1979) – жена президента Дуайта Эйзенхауэра и первая леди США с 1953 по 1961 г.
[Закрыть]
После этого я заполнила бланки медицинской страховки и решила выяснить, покроет ли полис визиты медицинской сестры на дом после выписки моего отца. Тогда же явился Зак Риз с пакетом из соседнего ресторанчика китайской кухни и всяческих вегетарианских блюд.
– Я посижу с ним, – пообещал мне Зак, вытаскивая контейнер с горячим супом. Я порадовалась, что Роман не останется в одиночестве и перестанет болтать с покойным Сан Леоном. Тем не менее я тайком заглянула в пакет – нет ли там спиртного.
Из больницы я ушла лишь в половине третьего. Мне едва хватило времени заскочить домой и переодеться в облегающую черную юбку, кашемировый джемпер цвета бургундского вина, шелковый шарф и сапоги на высоких каблуках. Я нарядилась для встречи с Уиллом Хьюзом. А еще надела старый дождевик, купленный мамой двадцать лет назад в Лондоне, и захватила зонтик. По прогнозу дождя не ожидалось, но дни наступили такие, что метеорологам верить не стоило.
Между тем, небо по-прежнему было ясным, а у крыльца меня ждал «Роллс-ройс» модели «Silver Cloud».[28]28
Модель «Silver Cloud» – в пер. с англ. – «Серебряное облако».
[Закрыть] Когда водитель открыл дверцу, у меня появилось безотчетное желание развернуться и убежать. Я ничего не знала о Уилле Хьюзе. Я захотела встретиться с ним, поскольку предположила, что он сможет объяснить мне, где найти Джона Ди. Вдруг он с ним сотрудничал и каким-то образом причастен к ограблению? Но я сразу же поняла, как глупы мои мысли. Зачем управляющему многомиллиардного хеджингового фонда красть две картины Писсарро и старинную серебряную шкатулку? Я скользнула на заднее сиденье и велела себе успокоиться.
Машина поехала на запад по Джейн-стрит, потом повернула на север, на Вестсайд-хайвей.
– Мы направляемся в офис мистера Хьюза? – поинтересовалась я.
– Мистер Хьюз работает в своей резиденции, – ответил водитель.
– О, – выдохнула я, занервничав. – А где он живет?
– На окраине.
Водитель посмотрел на меня в зеркало заднего вида. Глаза у него оказались темные и (к моему облегчению) совершенно нормальные.
Я откинулась на спинку обтянутого замшей сиденья и уставилась в окно на Гудзон, сверкающий в лучах декабрьского солнца. Набережную запрудили пешеходы и велосипедисты – благо теплая погода позволяла им расслабиться. Был самый обычный нью-йоркский день. Я успокоилась и постаралась насладиться поездкой.
Но когда я заметила, что «Роллс-ройс» движется к выезду на мост Джорджа Вашингтона, я заволновалась.
– Мы едем в Нью-Джерси? – осведомилась я писклявым голосом.
На секунду я представила, как мое тело топят в болоте Нью-Джерси, однако водитель быстро перестроился и мы продолжили путь на север, к Генри Гудзон Парквей. Вскоре мы оказались перед въездом в Клойстерс.[29]29
Клойстерс, Клостерс – филиал музея «Метрополитен», посвященный искусству Средневековья. Архитектурный комплекс выстроен в парке Форт-Трайон на средства Джона Д. Рокфеллера-младшего. При его создании были использованы остовы пяти французских монастырей, называемых клостерами, что и дало название комплексу.
[Закрыть]
– Только не говорите мне, – пробормотала я, – что мистер Хьюз здесь живет. Он богат, но я не думала, что он обитает в замке.
Шофер ничего не ответил. Теперь автомобиль медленно катил по парку мимо каменных средневековых башен Клойстерс. По субботам мы с мамой не раз приезжали сюда, бродили по гулким залам музея и садам с колоннадами. Моя мать готовилась к получению степени магистра французской средневековой литературы. Клойстерс, так же, как выращиваемая ею лаванда, напоминал ей о родной Франции. Порой она указывала на что-нибудь и объясняла: «Эти камни переплыли океан, как и я». Поступив в колледж, я нередко бывала здесь и в поисках вдохновения рассматривала коллекции ювелирных изделий. Я подружилась с одним из библиотекарей, знакомым с моей мамой, в ту пору, когда готовила курсовую работу.
«Роллс-ройс» миновал парк. Водитель вырулил на Форт-Вашингтон-авеню, повернул под прямым углом на Сто восемьдесят первую улицу и после еще одного поворота к бульвару Кабрини затормозил перед двенадцатиэтажным зданием.
– Вот он где обитает, – промямлила я. Шофер тактично молчал, пока я изучала взглядом сооружение из красного кирпича, украшенное белым гранитом. Однажды я читала в разделе «Times», посвященном недвижимости, статью об истории этого дома. Его построили на месте замка, принадлежащего британскому финансисту на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Но громадный особняк сгорел дотла в тридцатые годы. Здешние квартиры славились своими габаритами и высокими потолками, в них имелись настоящие камины, а из окон открывался прекрасный вид на реку. Но я была удивлена тем, что Уилл Хьюз жил именно здесь.
– Я считала, что управляющие хеджинговых фондов предпочитают Парк-авеню, – вымолвила я, когда водитель распахнул дверцу и подал руку, чтобы помочь мне выйти из «Роллс-ройса». – Но здание великолепное. Романтичное.
– Мистер Хьюз будет рад услышать ваше мнение. Он привязан к своему жилищу, тем более что он – его владелец.
Шофер провел меня к каменному портику, украшенному лепниной в виде геральдического щита, который я видела на снимке. Спустя несколько секунд мы оказались в холле, где водитель кивком поприветствовал дворецкого. Вероятно, меня ожидали. Но вместо того, чтобы проводить меня к центральному лифту, меня пригласили к кабине с надписью «ЛИЧНЫЙ». Шофер помахал мне рукой и поклонился, когда двери начали закрываться.
– Погодите, а какой этаж? – крикнула я, но увидела, что никакой панели с кнопками тут не имеется. Еще миг – и лифт начал подниматься. «Наверное, в пентхаус», – подумала я, зажмурилась и сделала три глубоких вдоха в технике «уджайи» (мой учитель йоги называл это «дыханием океана»). Как ни странно, помогло. Кабина замерла, и я была спокойна. Я вышла в просторную гостиную, с трех сторон замкнутую окнами от пола до потолка. Я словно оказалась на вершине высокой башни. Передо мной простирался Гудзон и высились береговые скалы Нью-Джерси, на юге виднелись небоскребы Манхэттена, а на севере – прямоугольная каменная башня Клойстерс. Стекла были тонированы – возможно, для того, чтобы приглушить солнечный свет. Я шагнула вперед, но внезапно мое внимание привлек портрет, висевший на стене возле лифта.
На картине был изображен молодой человек в наряде елизаветинских времен. Что-то в его серебристо-серых глазах заставило меня остановиться. Длинные волнистые светлые волосы, губы в форме лука Купидона, жестокая улыбка. Шея юноши ослепительно белела и выделялась на фоне черного воротника бархатного камзола. Слишком белоснежной выглядела и рука. Она покоилась на открытой книге, лежавшей поверх мраморного пьедестала. Приблизившись к холсту, я разглядела на пальце героя перстень – печатку с лебедем. Мое кольцо. Я поднесла руку к картине, чтобы сравнить украшения.
– Впечатляет, верно? – произнес голос у меня за спиной.
Я обернулась и остолбенела: мне померещилось, что юноша сошел с портрета. Но этот мужчина был одет современно. Белую рубашку, сшитую на заказ, дополняли полинявшие черные джинсы. Волосы у него оказались на пару тонов темнее и коротко подстрижены. Зато губы у обоих полностью совпадали. Что, если в нем живет та же жестокость? Но заготовленная для меня вежливая улыбка угасла, и я заметила в лице мужчины что-то вроде удивления или ранимости.
– Гораздо более впечатляет ваша схожесть, – произнесла я, гадая, почему его испугало мое появление.
– Фамильное проклятие Хьюзов, – проговорил он, овладев собой, и протянул мне правую руку.
Он смотрел на меня слишком пристально. Наши кольца соприкоснулись, и я опустила взгляд. Может, так я спрячусь от силы, исходящей из его глаз? Я подумала, что он носит копию серебряной печатки, но нет – на пальце Уилла Хьюза красовался золотой перстень с черным плоским камнем.
– Пожалуйста, садитесь.
Он указал на низкий бархатный диван возле западных окон. Мебель в комнате была невысокой и изящной – полагаю, чтобы не мешать созерцанию видов. На стеклянном столике перед диваном возвышался хрустальный графин, два бокала и открытый лэптоп. По экрану ползли вверх цифры и знаки. «Биржевые данные», – пронеслось в моей голове. Однако символы были абсолютно загадочны и напомнили мне те, которые я разглядела внутри шкатулки. Хьюз закрыл лэптоп, налил янтарной жидкости в два бокала и устроился в кожаном офисном кресле с хромированными деталями. Потом наклонился и опять взял меня за руку. Жест получился очень интимным, и я практически ахнула, но поняла: он заинтересован моим украшением. Ну а я, к своему изумлению, не сопротивлялась.
– Копия перстня моего предка. Где вы его раздобыли?
– Подарок матери.
Хьюз сверлил меня взглядом. У меня возникло странное ощущение, что я не смогу пошевелиться, пока он не позволит. Я чувствовала себя бессильной, как и в те мгновения, когда мимо меня по коридору прошли грабители. Но тогда меня переполняло отвращение, а сейчас… соблазн. И я не знала, что опаснее.
– Как ее звали?
– Марго Джеймс, – ответила я. – Ее девичья фамилия – Д'Арк.
– Француженка?
– Да. Ее родителей убили во время Второй мировой войны, и девочку удочерила семья англичан. В Англии она и познакомилась с моим отцом.
– И она дала вам свое имя – «Гарет», сокращенное от «Маргарет»?
– Верно.
– Она вам говорила, что оно означает?
– «Жемчужина», – отрапортовала я. Какое отношение это имеет к происходящему? Я пришла, чтобы получить информацию от Уилла Хьюза, а теперь он устроил мне настоящий допрос. В конце концов я не без труда высвободила руку, хотя он держал ее очень легко, и выудила из сумки мешочек для ювелирных изделий. Вытряхнула на столик печатку, которую отделила от ларчика. Пластинка повертелась как волчок и легла изображением вверх.
Уилл Хьюз наблюдал за ней, потом обратился ко мне.
– Откуда она у вас?
– Она запечатывала серебряную шкатулку. – И я поведала Хьюзу всю историю – о том, как случайно забрела в антикварный магазин на Корделия-стрит, потом вскрыла шкатулку (про светящиеся символы я умолчала), а позже стала свидетелем ограбления галереи. Не забыла я рассказать и про мои поиски лавки ювелира, и про то, как я обнаружила ее – заброшенную и обветшалую. – Моего отца обвиняют в страховом подлоге. Я понимаю, все безумно запутано, ведь Джон Ди…
– Кто назвал вам это имя?
Вопрос застал меня врасплох. Но, конечно, я не призналась, что антиквар мне представился сам.
– Кто-то в кондитерской на углу…
– Пак вам сказал?
Я рассмеялась.
– Вот не знала, что там живет сам Пак. Кондитерша по имени Фэйн…
– Да-да, – с улыбкой кивнул Хьюз. – Как она?
– М-м-м… Думаю, неплохо, – только и произнесла я. – В общем, как-то нелогично, что Джон Ди связан с ограблением…
– Он здесь ни при чем.
Хьюз резко поднялся, прошел к западным окнам и повернулся ко мне. Солнце, клонившееся к береговым скалам Нью-Джерси, превратило Гудзон в сверкающее золотое полотно. Несмотря на тонированные стекла, свет был настолько ярким, что я зажмурилась… И на миг попала в собственный сон. Я вновь стояла на берегу озера и любовалась лебедем, скользящим по водной глади. Я разжала веки, но ощущение надвигающейся беды меня не покинуло.
– Что случилось, когда вы открыли шкатулку? – осведомился Хьюз.
Он вернулся к своему креслу, но садиться не стал. Солнце подсвечивало его со спины, и он превратился в силуэт. Только завораживающие серебряные глаза гипнотически блестели.
Я вовсе не собиралась рассказывать Хьюзу о знаках, но, посмотрев ему в лицо, выложила всю правду… Слова слетали с моих губ, будто он их из меня вытягивал. Вдобавок я упомянула о голубоватом дымке, поднимавшемся из шкатулки. Потом призналась Хьюзу, что бандитов с пустыми глазами сопровождал сильный запах серы, а в таунхаус проник густой туман, поглотивший весь дом. Сообщила я и о том, как ожила моя металлическая скульптура, и то, что отца посетил Сан Леон – художник, умерший в восемьдесят седьмом году прошлого века.
Когда я наконец замолчала, Уилл Хьюз просто засиял.
– Моя дорогая Гарет, – произнес он, – разве у вас остались хоть какие-то сомнения в том, что происходит нечто необычное?
– Не знаю, что вы имеете в виду, – осторожно проговорила я.
Хьюз вздохнул, сел в кресло и снова взял меня за руку.
– Ваша матушка подарила вам кольцо, но не рассказала вам об истории украшения?
– Она вскоре погибла, – ответила я и поразилась тому, что мои глаза наполнились слезами. Я отвернулась к северным окнам, выходившим на Клойстерс.
– Ясно, – кивнул он. – Она не успела. Если, конечно, ее мать смогла просветить ее в свое время. Значит, ваша бабушка тоже умерла молодой… в годы войны?
– Да, она прятала евреев-беженцев, и ее схватили и расстреляли.
– Ужасно. Что ж… предположим, тайна осталась нераскрытой.
– Что? – Я набралась храбрости и встретилась взглядом с Уиллом Хьюзом. – И при чем здесь моя мать?
– Женщины из ее рода сыграли очень важную роль в некоторых судьбоносных событиях.
Хьюз снял золотой перстень и протянул мне. Я обнаружила, что камень представляет собой инталию[30]30
Инталия – ювелирное изделие, изготовленное в технике рельефа.
[Закрыть] с гербом. Я вытащила из сумки лупу, которую всегда ношу с собой, и поднесла к ней кольцо. Изображение будто ожило, и я увидела каменную башню, на вершине которой красовался глаз, окруженный лучами. Сооружение окольцовывала зеркальная надпись на латыни.
– «Quis custodiet ipsos custodes?»[31]31
Крылатая латинская фраза «Quis custodiet ipsos custodes?» древнеримского поэта Ювенала в зависимости от контекста переводится как «Кто следит за следящими?», «Кто будет охранять охрану?», «Кто устережет сторожей?» и т. п.
[Закрыть] – сразу пояснил Хьюз.
– «Кто уследит за следящими»? – перевела я.
Мой собеседник улыбнулся.
– Я изучала геральдические девизы, – заявила я, демонстрируя ему свой медальон. – Похоже, я где-то уже видела девиз и гравировку.
– Думаю, вам его показывала мать. Припомните, она что-нибудь говорила о Сторожевой Башне?
– Нет…
– Башня – древний знак защиты от зла, – начал Хьюз и откинулся в кресле. – Она стоит на границе между видимым и невидимым мирами, между естественным и сверхъестественным, добром и злом.
– Перечень функций грандиозный, – я все же подала голос. – Но я пока в полном недоумении. Что это такое?
– Не что, а кто. Вы – Сторожевая Башня, Гарет Джеймс.
Я попыталась рассмеяться. Фраза прозвучала слишком патетично! Но у меня пересохло в горле, и я закашлялась. Хьюз протянул мне бокал и дождался, пока я сделаю глоток.
– Что вы имеете в виду? – спросила я, когда обрела дар речи.
– То, что означает ваше имя, в частности. Оно происходит от старофранцузского «garite» – «сторожевая башня». Вы являетесь назначенной хранительницей…
– Чего? – выдохнула я, с трудом сдерживая нетерпение.
Хьюз сердито взглянул на меня. Наверное, не привык к тому, чтобы его прерывали.
– Трудно объяснить. Хранительница от зла… Думаю, такой вариант самый подходящий. Данная роль передается по материнской линии.
– Что-то вроде закрытого общества? – не унималась я.
Почему-то наш разговор напомнил мне сценку в одной из книжек, которыми зачитывался Джей. «Главный Совет Анархистов» или «Лига Экстраординарных Джентльменов».
– Вы хотя бы представляете, как глупо это звучит? – фыркнула я и приподнялась, но Хьюз в мгновение ока оказался рядом со мной и крепко сжал мое предплечье. Он действовал молниеносно, и у меня закружилась голова. Я села, боясь пошевелиться и надеясь, что недомогание исчезнет через пару минут.
– Конечно, для вас все может показаться безумным, но почему бы вам просто не послушать? Вообразите, что вы читаете заметку о старинной легенде в энциклопедии…
– И что за легенда?
– Все началось очень давно, в начале семнадцатого века. Тогда одна женщина из вашего рода встретилась с моим, – Хьюз кивком указал на портрет на стене, – предком, и они обменялись кольцами. Поэтому у вас перстень с лебедем, а у меня – с башней. Уилл Хьюз, мой пращур, составил подробное описание своего знакомства с француженкой по имени Маргарита. Ей принадлежала серебряная шкатулка, в которой хранились… крайне важные сведения, представляющие особый интерес для алхимика Джона Ди. Но нельзя было допускать, чтобы он овладел этой информацией, поэтому Маргарита и Уилл Хьюз запечатали шкатулку с помощью кольца.
Хьюз притронулся к моей печатке.
– Потрясающе, но даже если ювелир, с котором я познакомилась позавчера, является потомком Джона Ди, откуда ему знать, что я окажусь возле его лавки? Почему ему понадобилась именно я, чтобы открыть шкатулку? И зачем нужно было красть ее? Простите, но я не нахожу здесь никакого смысла. Что за цели у Джона Ди? Кроме того, мы совершено незнакомы.
Я почти расплакалась и с огромным усилием встала с дивана.
– Хранители, башни и алхимики – это уж слишком. Я не могу вам поверить. Но даже если вы правы, какой мне от этого толк? Меня волнует другое: можете ли вы помочь мне найти Джона Ди? Только тогда на «очной ставке» я выясню, имел ли он отношение к ограблению нашей галереи, и сумею доказать, что мой отец невиновен. Дайте мне ответ.
Мерцающий огонь в глазах Хьюза ярко вспыхнул и озарил его лицо. У меня перехватило дыхание. Он стал гораздо моложе – совсем как юноша на портрете, – но в следующую секунду сияние померкло. Глаза Хьюза превратились в тлеющие угольки.
– Нет, – отрезал он. – Я не в силах оказать вам поддержку.
– Вот как? – оскорбленным тоном и немного визгливо воскликнула я. – Вы преподносите мне всякие басни о хранителях и алхимиках, а потом заявляете, что не в состоянии помочь?
– Мне очень жаль.
Теперь Хьюз смотрел не на меня, а в северное окно, на Клойстерс. Вершина башни окрасилась яркими лучами заходящего солнца. Зрелище зачаровало меня так же, как свет в глазах Хьюза минуту назад. Обернувшись, я обнаружила, что хозяин встал. Это означало одно – прием закончен.
– Мне действительно жаль, – повторил он, проводив меня до двери лифта.
– Не уверена, – сказала я мрачно. «Будь я проклята, – решила я, – если не выдержу его взгляда, втяну голову в плечи и начну пятиться».
Но, похоже, я слишком долго любовалась закатным солнцем – его багровый отблеск померещился мне в самой середине зрачков Хьюза.