Текст книги "Взлет черного лебедя"

Автор книги: Ли Кэрролл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Ты ее нашел? – переспросила я, уставившись на Джея в упор. На уроке биологии, когда нужно было уколоть палец и сделать анализ собственной крови, он упал в обморок. На джинсах и манжетах его фланелевой клетчатой рубашки темнели запекшиеся кляксы. – Ох, Джей, прости.

Он вздохнул, и пряди его волнистых волос вяло качнулись около бледного лица.

– Вчера вечером она захотела поговорить насчет нашего контракта со звукозаписывающей компанией. Она не стала ругаться со мной и была… очень сдержана.

– Бекки?

– Да. Это действительно выглядело очень странно. Она принесла бутылку вина и попросила у меня прощения за то, что пыталась на меня давить. По ее словам, любой самый распрекрасный контракт не стоил нашей дружбы. Еще она заявила, что не имеет ничего против того, что мы будем выступать на разогреве у крутых команд и играть на концертах в маленьких городишках. Мы выпили все вино, а по телику показывали «Красные башмачки».[77]77
  «Красные башмачки» – британский художественный фильм о мире балета, снятый режиссерами Майклом Пауэллом и Эмерихом Прессбургером в 1948 г. Фильм начинается со вступления – модернистского балета на сюжет сказки Андерсена «Красные башмаки». Роли в фильме исполняют классические танцоры – Мойра Ширер, Леонид Мясин, Людмила Черина, Роберт Хелпман.


[Закрыть] А ведь в программе его не было. Бекки ужасно разволновалась, ведь это – ее любимый фильм. Она настояла на том, чтобы мы записали его для тебя. Она откупорила вторую бутылку – мы нашли ее в буфете, и мы приготовили попкорн в микроволновке. Здорово… совсем как в те вечера в старших классах школы, когда мы допоздна смотрели старые киношки. На улице сгустился туман, и Бекки радовалась, что дома очень уютно…

– Неужели? – пробормотала я, вспомнив ясное звездное небо над островом Говернорс.

Джей смущенно посмотрел на меня.

– Не знаю, где ты была, но в Вилидже все заволокло. Бекки еще пошутила – хорошо, что мы не смотрим ужастики… хотя это кино тоже страшное… там есть сцена, когда девушка надевает красные туфельки и танцует, пока не падает замертво. Ну, Бекки и сказала – вроде ей кажется, что на ней красные туфельки, и ей хочется остановиться… перестать выступать, продвигать группу, переживать… Какая разница – есть успех или нет?.. А потом в фильме Мойра Ширер бросается под поезд, и Бекки сразу заплакала. И почему-то мне стало все равно. Навалилась усталость. Я будто плясал до упаду, как Мойра Ширер. Я отключился на диване перед телевизором, а когда проснулся, Бекки рядом не было. Я задремал, но услышал звуки из ванной. Постукивание. У меня все смешалось в голове – и я решил, что там балерина из фильма… Шум очень раздражал, я не выдержал, встал и пошел посмотреть…

Джей закрыл лицо руками и оборвал себя на полуслове.

– На самом деле, никто не стучал, – тихо произнес он. – Хлопала штора, потому что окно было открыто. Это сделала Бекки. Точно. Может, она захотела выпрыгнуть, но окошко слишком маленькое, и Бекки не смогла в него протиснуться. В шкафчике она нашла бритвенное лезвие. Устелила полотенцами пол, чтобы кровь не пролилась на плитки. Ты же в курсе, какая она у нас чистюля.

Джей умолк, я обняла его и гладила по спине, пока он не продолжил.

– Я обмотал ее запястья полотенцами и вызвал службу спасения. Медики заявили, что если бы они опоздали, она бы через полчаса умерла. А ведь я почти мог снова заснуть…

– Но ты встал и спас ее, – возразила я. Несомненно, туман Джона Ди внушил Бекки мысль о самоубийстве, а Джея усыпил. – Перестань себя винить…

– Виновата я, – послышался слабый голосок. Мы с Джеем обернулись и увидели, что глаза Бекки широко распахнуты. Они казались громадными на ее бледной, как мел, коже. – Мне так стыдно…

– Все хорошо, Бекки. – Я присела на кровать и прикоснулась к ее руке. Пальцы у нее оказались холодными и мягкими. Мне вспомнилась Мелузина, тающая на прибрежном камне. Я сжала пальцы Бекки, будто могла удержать ее от гибели таким образом. – Ты просто не понимала…

Бекки облизнула пересохшие, потрескавшиеся губы.

– Нет. Я решила, что мне станет легче… Я устала. Кого я обманываю, притворяясь рок-звездой? Почему не поступила на юридический, как мама говорила… О, черт! А она здесь?

– Она едет из Форта Лаудердейл, – произнес Джей. – Извини, Бекки. Я должен был ей позвонить.

Слезы потекли по щекам Бекки. Я достала бумажный платок из коробки, стоявшей на тумбочке, и промокнула лицо подруги.

– Это ее убьет, – всхлипнула она. – О чем я только думала?

– Милая, на тебя… – В голове пронеслось – «наложили заклятие», но я прикусила язык. – …Столько навалилось. Ты отдохнешь… тебе помогут… и ты поправишься. Обещаю.

Бекки кивнула. Ее веки отяжелели, сомкнулись, и она погрузилась в забытье. Я не выпускала ее руку из своей и гадала, как мне сдержать данное ей обещание.

Я пробыла в палате Бекки целое утро. Мы с Джеем сменяли друг друга. Затем я пошла навестить отца. Когда я переступила порог палаты, в первый момент мне стало худо: его кровать пустовала. Но медсестра объяснила мне, что Роман и его друг находятся в комнате отдыха. Я пробежала по коридору и обнаружила их обоих. Папа сидел в кресле-каталке и играл в бридж с Заком и двумя китаянками, которых он мне представил как Минни и Сью. Цвет лица у папы оказался совсем неплохой, и он улыбался. Когда они закончили очередной кон, я отвела Зака в сторонку и рассказала ему о Бекки.

– Бедняжка, – прошептал он. – Я знаю, как ей тяжко…

– Ты думаешь? – спросила я и продолжала: – Даже не представляю, надо ли говорить Роману? Вдруг он это свяжет с самоубийством Сан Леона?

Тут я поняла, что сболтнула лишнее. Я всегда переживала за него, боясь, что Зак может наложить на себя руки.

Но несмотря на то, что новость Зака огорчила, он оставался спокоен.

– Верно, – кивнул. – Случаи похожие. Сан Леон покончил с собой накануне собственной крупной персональной выставки, а группа Бекки на пороге грандиозного успеха. – Зак печально усмехнулся. – Порой мне кажется, что неудачникам жить проще.

Его слова удивили меня. Пока Зак не писал картин, я считала, что ему просто недостает вдохновения. И я полагала, что он не напрягается, стараясь уберечь себя от инфаркта.

– Ты – не неудачник, – вымолвила я, положив руку ему на плечо. – Ты… член семьи. И что бы я делала теперь без тебя?

Глаза Зака сверкнули. Я испугалась, что он расплачется, но он выпрямился и посуровел.

– Не бойся за Романа и Бекки, – заявил он. – Я за ними пригляжу. Занимайся своими делами. А я буду держать оборону форта.

Я волновалась из-за Бекки и не хотела бросать ее в больнице, но в одиннадцать часов медсестра принесла мне записку от Оберона. «Встречаемся в два часа дня на лестнице перед Сити-Холлом. Оденься в рабочую одежду».

Что он имел в виду? «Ну конечно!» – осенило меня. Ведь я еще не сталкивалась с последней стихией – с огнем. Уилл говорил, что Оберон приберегает самых суровых наставников напоследок. Но что может быть опаснее прыжка с Эмпайр Стейт Билдинг или странствий по городским водопроводам в молекулярном состоянии? Однако я догадывалась: чтобы приготовиться к испытанию, мне необходимо немного поспать.

Вдобавок я столкнулась с детективом Кирнаном. Возвращаясь из столовой, я увидела, что он заходит в палату Бекки. Я замерла в коридоре и помахала рукой Джею, который выскочил и бросился ко мне.

– А он почему тут шляется? – зашептала я. – Неужели считает, что и здесь дело нечисто?

Джей уставился на меня.

– О, нет. Кирнан уже был у Бекки. Интересовался ее здоровьем – чисто по-дружески.

Я была уверена, что детектив Кирнан себе на уме и в покое нас не оставит. Вероятно, он ищет зацепку, чтобы попытка самоубийства Бекки привела его к Джону Ди. Но я ему ничего подсказывать не собиралась.

– Понаблюдай за ним, – посоветовала я Джею. – Мне нужно отлучиться домой.

– Конечно, тебе надо отдохнуть, – согласился он. – У тебя вроде бы паранойя началась.

Я вернулась в таунхаус и приняла основательный горячий душ. У себя, на третьем этаже, разумеется. Отцовской ванной я вряд ли смогла бы воспользоваться в ближайшее время. Я надела трикотажные штаны и старую футболку, а поверх нее (неизвестно, зачем) рубашку Уилла. Но когда я легла в кровать, то отчетливо услышала голос Джея, рассказывающего мне о событиях минувшей ночи.

Мы с Бекки смотрели «Красные башмачки» на кинофестивале, когда нам исполнилось шестнадцать. Ей настолько понравился фильм, что она уговорила меня сходить на него снова, а потом бегала еще на один сеанс. На меня он тоже произвел впечатление, но Бекки стала прямо-таки одержимой. Но странно другое. «Красных башмачков» не было в телевизионной программе! «Бекки ужасно разволновалась… Она даже настояла на том, чтобы мы записали его для тебя».

Я встала с постели и босиком спустилась на второй этаж. Открыв дверь, ведущую в комнаты отца, сразу почувствовала медный запах крови. Я с трудом сдержалась, чтобы не убраться восвояси, вошла в комнату и села на диван. На журнальном столике стояли две пустые винные бутылки, пара бокалов и большая керамическая миска. Я взяла одну из двух бутылок и прочла этикетку. «Вуп-Вуп, австралийский шираз». Это вино продавалось в магазине на Гудзон-стрит. Бекки любила его покупать, поскольку оно было недорогое и ей нравилось название. Я принялась изучать вторую бутылку, про которую Джей сказал, что они ее нашли в буфете Романа. Она оказалась покрыта толстым слоем пыли, мне пришлось изрядно повозиться, чтобы расчистить этикетку. «Le Vin du Temps Perdu». Ага, французский. «Вино утраченных времен». Но такого сорта в запасах моего отца никогда не было. Как же Ди ухитрился подбросить бутылку в наш дом? Или все проделали его приспешники, люди-тени? Я потрясла бутылку и заметила, что в ней плещется вино. Вылив темно-красную жидкость в бокал, я поднесла его к носу, вдохнула густой аромат шоколада и корицы. И невольно сделала глоток.

Сухое вино улетучилось, едва коснувшись моего языка, и превратилось в туман. Он наполнил мой рот… У него был вкус шоколада, лаванды и каких-то неуловимых специй. Я сделала новый глоток и попыталась покатать вино по языку. Я зажмурилась… и очутилась на винограднике в южной Франции. Солнце согревало мою кожу, повсюду разливался аромат цветов…

Я резко открыла глаза и оттолкнула от себя бокал. И правда, «Le Vin du Temps Perdu»! Вот тебе и опасности употребления спиртного! А Бекки выпила почти целую бутылку… и вдобавок смотрела «Красные башмачки».

Я порылась в диванных подушках и вытащила пульт дистанционного управления. Включила телевизор и занялась изучением меню видеорекордера. Самой последней значилась запись фильма «Воспитание крошки»[78]78
  «Воспитание крошки» – американская комедия 1938 г., режиссер Говард Хоукс.


[Закрыть] с Кэтрин Хепберн и Кэри Грантом. Я нажала кнопку быстрой перемотки, чтобы проскочить рекламу DVD-коллекции студии «Turner». Наконец, на экране появился кинокритик Роберт Осборн, стоящий перед камином в своей шикарной квартире, куда допускались только самые избранные персоны. Стены были завешаны множеством картин, написанных маслом, вокруг красовались пухлые красные кресла. Бекки и Джей наверняка смотрели предисловие. Джей обожал Осборна и уморительно имитировал его критические интродукции. «Что же, шоу начинается», – сказала я себе и остановила перемотку.

«Здравствуйте, меня зовут Роберт Осборн, и сегодня мы с вами смотрим фильм… – На миг экран мигнул, и широкое, дружелюбное лицо ведущего замерло. Его глаза с тяжелыми веками (Джей всегда говорил, что Осборн, наверное, полжизни провел в темных кинотеатрах) помрачнели… – Итак, сейчас мы с вами увидим фильм Майкла Пауэлла и Эмерика Пресбургера „Красные башмачки“ с несравненной Мойрой Ширер в роли заколдованной балерины, Виктории Пейдж… и обворожительным Энтоном Уолбруком в роли демонического импресарио Бориса Лермонтова».

Я наклонилась ближе к экрану – что-то случилось со звуком. Слова Роберта Осборна не совпадали с движениями его губ. Или я просто устала. Я накрыла колени старым афганским пледом и улеглась на диван. Плавные интонации Осборна убаюкивали меня. Он объяснял, что авторы «Красных башмачков» хотели создать манифест могущества искусства. Смакуя подробности, он сообщил о том, как демонический Лермонтов довел Вики Пейдж до самоубийства.

«Забавно, – подумала я, – обычно Осборн много не болтает». Но мне было все равно, ведь фильм я уже смотрела. Хотя я успела подзабыть некоторые сцены. Например, яркие повторяющиеся сны-галлюцинации, в которых Вики Пейдж разыгрывает историю девушки, надевшей пару красных туфелек и танцующей до смерти. Абсолютная психоделика, разбавленная фрейдизмом. Загадочный башмачник превратился в возлюбленного девушки, а потом – в Лермонтова. Оказалось, что этот «демонический импресарио» похож на Джона Ди… но я-то не была с ним знакома, когда смотрела фильм впервые.

Я понимала, что кино сильно подействовало на Бекки. По-своему она тоже неудержимо стремилась к успеху, как балерина Вики Пейдж. Своими дерзкими рыжеватыми кудряшками она даже напоминала Мойру Ширер. И вдруг я с изумлением обнаружила, что актер, исполняющий роль композитора, влюбленного в Вики, является копией Джея.

Наверное, я задремала, а очнулась сидя, с бокалом в руке. На экране разыгрывалась роковая сцена, во время которой Лермонтов настаивает, что Вики должна сделать выбор: искрометная жизнь великой танцовщицы или серая участь домохозяйки. В моей голове смутно всплыл наш давний спор с Бекки.

– Почему Вики обязана выбирать? – спросила я после просмотра «Красных башмачков».

– Должна, и точка! – вспылила Бекки. – По-другому не получается. Нельзя совмещать то и другое одновременно.

Теперь я понимала смысл слов Лермонтова… и Бекки. Большинство великих художников были неудачниками в любви – если только не связывали свою жизнь с людьми, которые отказывались от собственных желаний и устремлений ради них. Обычные представители «рода человеческого» – вроде Зака, Джея и меня – не добивались успехов в творчестве. Да и в остальном – тоже. Я с головой окунулась в дело спасения мира и проглядела, что моей лучшей подруге грозит беда. Теперь она попала в больницу, как и мой отец. Сколько еще любимых и близких пострадают из-за моей беспечности? «Удача не сопутствует мне ни в чем», – вздохнула я, глядя, как Вики Пейдж бежит из театра и бросается под поезд. Мне стало ясно, почему она так поступила. Она так и не сделала выбор. Но, по крайней мере, могла снять треклятые красные туфельки и отдохнуть.

Я взяла пульт, чтобы выключить телевизор, но на экране вновь появился Роберт Осборн. Он устроился в красном кресле у потрескивающего огня, с бокалом красного вина.

– В год выхода на экран, а это был тысяча девятьсот сорок восьмой год, – промурлыкал Осборн, – фильм «Красные башмачки» успеха не имел. Зрителям не пришлась по душе мысль, вложенная в финал картины, – то, что лучше умереть ради искусства, чем жить без цели. Но мы-то с вами знаем, каков правильный выбор, правда?

Он улыбнулся. Мне почудилось, что даже женщина на портрете над камином улыбнулась… а я согласно кивнула. Я притулилась на краешке дивана и заметила янтарные огоньки в глазах ведущего. Он таращился прямо на меня и ждал, что я поступлю так как надо. В конце концов, Роберт Осборн знал все. «Конечно же, он послан ко мне как духовный наставник», – осенило меня. Я почувствовала нечто интригующее и вязкое. Мне нужно непременно послушаться Роберта Осборна.

Я направилась в ванную комнату. Бритвенное лезвие, которым вскрыла себе вены Бекки, лежало на краю раковины. Я взяла его и взглянула на свое отражение в зеркале. Зрачки у меня расширились и закрыли всю радужку. Глаза превратились в черные и пустые колодцы. Внутри меня был вакуум. Я поняла, что задохнусь, если не предприму решительных действий.

Я принялась отстраненно наблюдать, как моя левая рука подносит лезвие к правому запястью. «Странно, – подумала я, робко проведя острием по коже, – я ведь правша». На коже выступила тонкая красная полоска. «Выпустить тьму». Я услышала биение своей крови – она словно просилась наружу. Внезапно раздался негромкий звук. Колечки, на которых висела штора, застучали под струей сквозняка… Джей что-то говорил про занавеску… вроде бы ее хлопанье разбудило его… Но сейчас окошко закрыто. В чем дело? Моя левая рука замерла. Я устремила озадаченный взгляд на штору, а та все колыхалась. Потом я гадала, почему у меня вызвал изумление именно этот факт – а не появление в доме бутылки с зельем, не новый антураж студии канала ТСМ и не то, что Роберт Осборн подталкивал зрителей к самоубийству. Но лишь тогда черный туман в моей голове чуть рассеялся.

Я положила лезвие на край раковины и заглянула в ванну. На дне я увидела идеальную миниатюрную копию Вики Пейдж в последней сцене «Красных башмачков» – от растрепанных рыжих волос до мятой перепачканной пачки и красных туфелек. Это же Лол! Фея, обмякшая и обессиленная, лежала на белом фаянсовом дне. Одной рукой она вяло дергала краешек шторы. Заметив меня, она разжала губы, но с них не сорвалось ни звука. Тогда она просто указала на свои ноги.

То, что я приняла за красные туфельки, было окровавленными ступнями.

«Миниатюрные фейри не выносят прикосновения металла», – так мне сказал Оберон в парке, собирая останки сильфов. А в крови полным-полно железа.

Я быстро подняла Лол, аккуратно омыла ее ножки холодной водой, а потом наполнила чистой водой раковину, чтобы она могла опустить в нее ступни. Пока она сидела на краю, я извлекла из аптечки пластырь и заклеила свое поцарапанное запястье. Я опустила глаза и обнаружила, что в воде появляется какое-то изображение – так было и в парке, с Мелузиной. Значит, она наделила меня даром – хотя я видела не будущее, а прошлое. Лол нашла Бекки и попыталась ей помочь, но, когда кровь запачкала ее, огненная фея свалилась в ванну. Ну а потом она начала дергать штору, чтобы достучаться до Джея.

– Спасибо, – прошептала я. – Ты спасла Бекки и меня.

Лол сердито фыркнула и плеснула на меня водой.

– Не понимаю, что со мной, – смущенно призналась я.

Лол строптиво сложила ручки на груди и нахмурилась. Спустя секунду она расправила крылышки, вылетела в гостиную и запорхала над телевизором. На экране был Роберт Осборн, хотя, нет… самый настоящий Джон Ди.

– Он хотел заставить Бекки покончить с собой и принялся за меня, – пробормотала я.

Лол зависла перед телевизором и запищала.

– Да, – кивнула я, обратив внимание на картины и ковры. – Это – логово Джона Ди.

Обстановка совпадала с убежищем мага под дном реки.

– Надо предупредить Оберона… Черт!

Я посмотрела на дисплей видеорекордера. Половина второго. Я могу опоздать на встречу с Обероном около Сити-Холла.

– Познакомлюсь лично со стихией огня, – сообщила я Лол. – Хочешь со мной?

Смуглая кожа Лол побелела как мел. Она молча покачала головой. Она смело атаковала вампира, рискнула выпачкаться в ядовитой для нее крови. Почему же Лол так испугалась?

КАССИР

Я ехала на метро к Сити-Холлу, а Джон Ди прямо-таки застрял в моей голове. Если ограбление галереи было осквернением нашего с Романом дома, то сейчас произошло «изнасилование» разума. Я уже не понимала, влияет ли колдун на мои мысли до с их пор? Глядя на пассажиров в вагоне, я чувствовала их слабость и отчаяние, но возможно, просто проецировала на них свое дурное настроение? Что, если мрачные ауры являлись галлюцинациями? А голоса, которые я начала слышать после полета в компании с Ариэль, были лишь моими собственными демонами? Наверное, у меня разыгралось воображение.

«Или ты спятила», – зашептал внутри меня кто-то. Джон Ди или Роберт Осборн? Я запаниковала. Вероятно, я действительно схожу с ума. Откуда мне знать, где объективная реальность?

Я вышла на «Парк-Плейс». Поднимаясь наверх, уставилась на мозаичные глаза, выложенные на стенах подземки. Я видела их и раньше, но сегодня я слишком занервничала. Мне показалось, что они следят за мной. От неприятного ощущения я не смогла избавиться и позже, когда шагала на восток вдоль Парк-Плейс. Что творится с моим рассудком? Я заметила Оберона, но мои сомнения не рассеялись. Он, одетый в бежевую толстовку, джинсы и бейсболку, ждал меня на Бродвее возле пункта досмотра. «Возможно, Оберон – составная часть сложной галлюцинации», – решила я. Но на всякий случай вежливо с ним поздоровалась.

– Мне очень жаль твою подругу Бекки, – произнес Оберон. – Я догадывался, что Ди попытается воздействовать на тебя через других людей. Правда, думал – он ограничится твоим отцом, но за ним я большую часть времени приглядываю в больнице. Поэтому я не волновался. Ну а к Джею я приставил Лол.

– Если бы не она, Бекки бы умерла, – заявила я, рассказав Оберону всю историю. Однако о том, насколько я сама была близка к самоубийству, умолчала. Свитер с длинными рукавами хорошо закрывал запястья. Между тем Оберон изучал меня взглядом так пытливо, что я поспешно поведала ему об остальных приключениях, в частности, о Мелузине. Гримаса боли исказила лицо Оберона, когда я призналась, что Мелузина почти полностью растворилась на прибрежном камне. К сожалению, он не знал, как воскресить ее останки, которые хранились в пластиковой бутылке. Затем он задал только один вопрос – по поводу логова Джона Ди.

– Там были окна?

– Нет. И откуда? Мы находились под дном Ист-Ривер.

Оберон пожал плечами.

– Типичная проекция. Он скрывает свое местонахождение, поэтому заманил тебя с Мелузиной в ловушку и вышвырнул в залив. Он понимал, что соленая вода погубит Мелузину.

– Но почему ты ее не остановил? – возмутилась я.

Несколько женщин, одетых, как и Оберон, в светлые толстовки и бейсболки, в этот момент проходили через рамки металлодетекторов. Они обернулись и посмотрели в нашу сторону, но без особого интереса.

Оберона рассмешил мой приступ ярости.

– Остановить стихию? С таким же успехом я мог бы задержать океанский прилив или вращение Земли. Мелузина осознавала опасность. Кроме того, она хотела, чтобы ты воспользовалась случаем и заметила какую-нибудь особую деталь в убежище Ди.

– Может, там и имелись окна, но Ди повсюду развесил картины, – вздохнула я.

– А как насчет стен? Из чего они?

– Какие-то золоченые панели. Эх, бесполезное это занятие… Вдобавок мы утратили Мелузину.

Оберон склонил голову к плечу и прищурился.

– Сомневаюсь. Ты вспомнишь. И у нас много дел. – Он протянул мне бейсболку и кофту. – Вот, облачайся.

Я обнаружила на одежде и кепке логотип публичных библиотек Квинса.

– Ты и для меня маскировку припас?

– Нет, – усмехнулся Оберон, – просто решил выразить поддержку. В библиотеках трудится немало фейри. Будет ужасно, если их закроют.

Мы сказали охраннику, что участвуем в акции протеста, и он пропустил нас во внутренний двор Мэрии. В Сити-Холле я не бывала со времени экскурсии в третьем классе и успела забыть, какое это красивое здание. Фасад из светлого известняка сиял под декабрьским солнцем. Но когда мы приблизились, я обратила внимание на то, что хотя статуя Справедливости еще сверкает в послеполуденных лучах, небо на востоке потемнело. А скульптурную фигуру на вершине муниципалитета, стоявшего восточнее Сити-Холла, уже заволокло туманом.

Мы шагали мимо протестующих библиотекарей, разместившихся на ступенях лестницы с транспарантами типа «СБАЛАНСИРОВАННАЯ ЭКОНОМИКА = ЗАПОЛНЕННЫЕ БИБЛИОТЕКИ» и «НЕ ПОЗВОЛИМ БИБЛИОТЕКАМ ОПУСТЕТЬ», и Оберон начал выкрикивать:

– Спасите наши библиотеки!

Демонстранты мгновенно подхватили слоган, а мы двинулись дальше. Миновали арку, бронзовую скульптуру Джорджа Вашингтона и мраморную ротонду. Затем, вместо того, чтобы подняться вверх по крутой лестнице, Оберон провел меня к служебному лифту. Мы спустились в полуподвальный этаж. Двери кабины открылись, и мы очутились в тускло освещенном коридоре. Повернув направо, мы прошли его до конца и остановились перед дверью с окошком из матового стекла, на котором красовалась золоченая надпись: «КАБИНЕТ КАССИРА НАЛОГОВОГО ИНСПЕКТОРА». Небольшая деревянная табличка, подвешенная на крючке, гласила: «ПОЖАЛУЙСТА, ВХОДИТЕ ПО ОДНОМУ». На другой табличке (ее поддерживала красивая фигурная чугунная стойка) я прочла: «ОЧЕРЕДЬ НАЧИНАЕТСЯ ЗДЕСЬ». Десяток человек выстроились строгой цепочкой, и каждый сжимал в руках желтоватый листок. Оберон уверенно прошествовал к двери.

– Эй, приятель, – проворчал крупный мужчина, стоявший первым, – мы вообще-то в очереди!

– Да-да, конечно, мистер… – Оберон выхватил из мясистых пальцев мужчины бледно-желтую бумажку. Та затрещала, но осталась целой. – Мистер Арнольд А. Геркаймер с бульвара Киссена, Флашинг, Нью-Йорк, – отчеканил Оберон, даже не смотря на листок. Я заглянула через его плечо и поняла, что король фейри не ошибся. – Какие же у вас неприятности?

«Уважаемый мистер Геркаймер,

Вы уличены в нарушении городского кодекса законов M73197-PYT-C2E. Пожалуйста, явитесь в кабинет кассира налоговой инспекции, комната В7, Сити-Холл, для определения суммы штрафа, подлежащего уплате.

Примечание: все штрафы должны выплачиваться наличными.

Искренне Ваш,

Игнациус Т. Эшберн III,

кассир налогового инспектора»

Закончив чтение, Оберон поднес письмо к свету и принялся изучать водяные знаки – спиралевидные линии. Они начали быстро вращаться. Я отвернулась, потому что у меня закружилась голова. Между тем глаза мистера Геркаймера заметались из стороны в сторону, будто он следил за матчем по настольному теннису.

– Что ж, – произнес Оберон, возвращая Арнольду Геркаймеру письмо, – похоже, все в порядке. Я замолвлю за вас словечко кассиру.

– Спасибо, сэр, – пролепетал Арнольд Геркаймер, слегка покачиваясь. – И как вас благодарить? Сам не пойму, что я такого нарушил.

– Не припоминаешь, Арни? – Оберон укоризненно поцокал языком. – Постарайся, дружище, я буду в кабинете.

Арнольд Геркаймер стал пунцовым. Оберон наклонился и прошептал мне на ухо:

– Он забирает пенсию у своей девяностосемилетней мамочки и проигрывает денежки в казино в Атлантик-Сити, а матери говорит, что платит за учебу своего сына в колледже.

Оберон взялся за дверную ручку и дал Арнольду Геркаймеру возможность всласть посокрушаться о своих прегрешениях. Теперь мы очутились в коротком коридоре с новой дверью, поделенной горизонтально пополам. Верхняя часть оказалась открыта, виднелась стойка, за которой сидел веснушчатый мужчина лет тридцати. Он был одет в оксфордскую сорочку с красными полосками в тон своей редеющей имбирно-каштановой шевелюре. На медной табличке я разобрала: «ИГНАЦИУС Т. ЭШБЕРН III, КАССИР НАЛОГОВОГО ИНСПЕКТОРА». Другая табличка – ксерокопия на розовой бумаге, гласила следующее: «ЗА НЕОБХОДИМОСТЬ МИРИТЬСЯ С РАЗДРАЖЕННОСТЬЮ, НЕТЕРПЕНИЕМ И ОТКРОВЕННОЙ ГРУБОСТЬЮ ПОЛАГАЕТСЯ ШТРАФ В ДЕСЯТЬ ДОЛЛАРОВ». Оберон прислонился к стене возле посетительницы. Юная девушка в обтягивающих джинсах, кожаной куртке-бомбере и угги стояла перед конторкой и судорожно рылась в большущей сумке.

– Прямо секунду назад видела эту бумажку, – в отчаянии пробормотала она. – А вы не можете поискать мое дело по фамилии?

– Нет, – ответил служащий, смерив девицу высокомерным взглядом.

Я обратила внимание на его широкие ноздри. Они стали еще больше, когда девушка вывалила на прилавок содержимое сумки. Айфон, косметичка, пригоршня оберток от жевательной резинки… и, наконец, письмо цвета слоновой кости.

– Нашла, – обрадовалась девица и сунула его Игнациусу. – Только я понятия не имею, о чем здесь написано. Я учусь в колледже, но живу дома, и машина у меня есть, но она записана на родителей. По идее, все, что связано с налогами, должны присылать на мой домашний адрес, в Скарсдейл.

– Извещение не имеет никакого отношения к вашим родителям, Дженна Абигайль Лоренс, – возвестил служащий, держа листок перед настольной лампой. – Ага! Нарушение кодекса законов, пункт номер четыреста восемьдесят девятнадцать двадцать девять, шифр XNT-восемь-R. Это связано с неприкосновенностью частной жизни. – Он опустил официальное письмо и уставился на Дженну Лоренс в упор. Из его ноздрей потянулись тонкие струйки дыма. Темно-карие глаза начали вращаться, повторяя форму спиральных водяных знаков на гербовой бумаге.

Почему-то я моментально ощутила непреодолимое чувство вины и вспомнила несколько случаев из собственной жизни. В седьмом классе я списала контрольную по французскому, а еще так и не удосужилась отправить благодарственное письмо. А однажды не вернула книгу в библиотеку.

– Штраф будет снижен, если вы добровольно предоставите сведения, – изрек суровый тип.

Дженна Лоренс перевесила сумку на левое плечо и откинула с лица прямые мелированные светлые волосы.

– Понятия не имею, о чем вы говорите. Но если вы про мою соседку по комнате в общежитии, то знайте – ни одному ее слову верить нельзя. Она – первокурсница. И конечно, я не читала ее тупое эссе о Данте…

– Верно. Иначе вы могли бы уразуметь пару-тройку мыслей насчет наказания, мисс Лоренс. Нет, речь о другом. Вы проверяли СМС в мобильнике вашего бойфренда Скотта, пока он ходил в магазин «7–11» за холодным кофе для вас.

Дженна Лоренс разинула рот.

– Но как?.. – вырвалось у нее. Потом она немного совладала с собой и пробормотала: – Вам Скотт сказал?

– Разумеется, нет, мисс. Однако Скотт удивлен, почему вы на него стали злиться.

– Он назвал меня испорченной девчонкой! – взвыла Дженна. – А своему так называемому лучшему школьному дружку, Энджи, он объявил, что меня, кроме тряпок, ничего не интересует.

Девица стала копаться в сумке, и Игнациус взял бумажный платочек из коробки, стоявшей на конторке, и протянул ей. Он терпеливо ждал, пока Дженна выплачется и высморкается.

– В толк не возьму, – жалобно призналась она, – кто вам доложил… Но вы ведь Скотту не проболтаетесь?

– Нет, Дженна. Именно вы введете Скотта в курс дела. А летом вы не на пляже в Хэмптонсе будете валяться, а поедете с волонтерами восстанавливать старый женский приют.

– Ладно, – всхлипнула Дженна. – В резюме это будет неплохо выглядеть.

Игнациус вздохнул и выпустил из ноздрей струйки дыма.

– А еще вы станете проводить больше времени со своей бабушкой Рут. – Он приложил к письму тяжелую деревянную печать. – Кроме того, вопрос о штрафе еще не снят… – Он перегнулся через конторку и заглянул в огромную сумку девушки.

А я заметила, как мелькнул его длинный чешуйчатый хвост.

– Айфон у вас новенький? – осведомился Игнациус.

– Да, – простонала Дженна. – Но вы не можете…

Хвостище перегнулся через голову Игнациуса, нырнул в сумку и обернулся вокруг айфона.

– Ах, у вас «Peggie»[79]79
  «Peggie» – популярная казуальная компьютерная игра.


[Закрыть] имеется… – довольно произнес он. – Приятный сюрприз.

Хвост исчез за конторкой. Служащий вернул Дженне письмо. Она взяла его и подняла повыше, чтобы рассмотреть красную печать. Та имела форму дракона, извергающего спиралевидное пламя. Внезапно огонь увеличился в размерах, вспыхнул, охватил листок и даже задел одну прядь Дженны. Но она отвернулась от окошка безмятежная, как новорожденный младенец.

– Она запомнит хоть что-нибудь? – осведомилась я у Оберона, но на мой вопрос ответил Игнациус.

– Только то, что ей следует делать. Она будет уверена, что целое утро занималась шопингом, а насчет телефона решит, что оставила его в такси. Тебе что-нибудь нужно, Оберон? У меня сегодня куча посетителей.