Текст книги "Туманы Серенгети (СИ)"

Автор книги: Лейла Аттэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

«Неужели Мо останавливалась здесь, чтобы так же рассмотреть этот вид?» – подумала я. Несмотря на то, что она ушла, я чувствовала себя ближе к ней из-за того, что побывала там. Это было, как будто прикоснуться к тени её души.

– Спасибо, – сказала я Джеку. – Я не думаю, что когда-нибудь забуду это.

Синева его глаз окутала меня на мгновение. Все казалось притихшим и обнажённым.

Прошло некоторое время, прежде чем он заговорил, и его голос был мягким, но напряжённым.

– Я тоже.

Потеря кого-то, кого ты любишь, настраивает тебя на хрупкость жизни – моментов, воспоминаний и музыки. Это заставляет тебя хотеть охватить всё глупые, неясные желания, которые затрагивают самые глубокие чувства. Это заставляет тебя хотеть взять в руки неиспользуемые ноты несыгранных симфоний. Возможно, именно поэтому мы с Джеком привязались к этому моменту: глаза зажмурены, дыхание успокоилось, прислушиваясь к чему-то, что мы могли слышать, что-то, что жило в мимолетном пространстве между приветствием и прощанием. Это заставило меня захотеть, чтобы застыла качающаяся рябь пастбища под нами и игра света на лице Джека.

Глава 9

Когда мы начали удаляться от кратера, деревья уступили место высокому, насквозь продуваемому ветрами плато.

– Еще одна остановка, прежде чем мы вернемся, – сказал Джек, поворачивая к въезду в деревню масаев.

Это была кучка хижин с соломенными крышами, окруженных по кругу колючими кустами, чтобы не подпускать диких животных и хищников. Джек достал из багажника дорожную сумку и перекинул её через плечо.

– Ты не путешествуешь налегке, не так ли? – заметила я, когда увидела всё, что было в его машине.

Запасные колеса, мотки толстой веревки, умывальник, кастрюли, сковородки, посуда, переносная плита, запасные галлоны бензина, вода, изолента, противомоскитная сетка, набор для кемпинга, сигнальные ракеты, аптечка, парафиновая лампа, спички, консервы, плоскогубцы, инструменты, гаджеты. И винтовка, которая выглядела как прибор ночного видения дальнего действия.

– Я готовлюсь, когда выезжаю в заповедник.

– Итак, что в сумке? – спросила я, следуя за ним по дороге в деревню.

– Кофе с фермы, – сказал он. – Для отца Бахати. Он также деревенский старейшина. Интересный парень. Мудрый, упрямый, проницательный. Он консервативен в некоторых вещах, но невероятно прогрессивен в других. Восемь жен, двадцать девять детей.

– Серьезно? Итак, Масаи полигамны?

– Да. Они определяют положение человека сначала по его храбрости, а затем количеством жен, детей и коров. У каждой жены обычно есть дом в том же боме или деревне. Деревня Бахати не так традиционна, как некоторые другие бомы Масаев. Это специальная культурная бома, что означает, что здесь останавливается множество туров, чтобы люди могли посещать дома, фотографировать, покупать сувениры. Всё такое.

Появилась группа мужчин Масаев, чтобы поприветствовать нас. Они были задрапированы в сверкающие оттенки красного и синего, их кожа была оттенка коры акации. Они были такими же высокими, как Джек, по крайней мере, шесть футов, но с худым, жилистым телом и глазами, которые выглядели желтыми – вероятно, из-за древесного дыма. Они носили длинные косы, выкрашенные красной глиной, и у них были растянутые мочки ушей, украшенные бисером и орнаментом. Увидев Джека, их походка перестала быть напряженной, а улыбки стали шире.

– Джек Уорден, вход бесплатный, – сказал один из них. – Твоя девушка? Также бесплатно.

– Asante. Большое спасибо, – ответил Джек. – Пойдем, подруга. Давай следовать за moran[20]20
  Asante – большое спасибо; moran – воин.


[Закрыть].

– Моран? – я проигнорировала часть про «подругу».

– Это те, кого они называют своими воинами.

Мы маневрировали среди куч коровьего навоза, поднимая стаи мух, и остановились у округлой хижины. Мораны представили нас достойно выглядящему мужчине с пледом в красную и черную клетку, который был накинут ему на плечи. Сережки в виде серебряных и бирюзовых колец висели у него в ушах. Он сел на низкий трехногий табурет и отмахнулся от мухи, летающей туда-сюда перед его лицом. Мужчины и женщины сидели на корточках вокруг него. Мораны стояли сбоку, опираясь на свои копья, некоторые из них балансировали, как аисты, на одной ноге.

– Джек Уорден, – сказал мужчина, плюнув на свою ладонь и протянув её Джеку.

– Олонана, – Джек пожал руку.

Я старалась не думать о плевке, скрепляющим их рукопожатие.

– Это мой друг, Родел, – Джек подталкивал меня вперед, пока я не встала перед старейшиной. – Родел, это отец Бахати.

О, Боже. Пожалуйста, пусть это будет приветствие без плевка.

Я улыбнулась и поклонилась, держа обе руки прижатыми к бокам. Он кивнул, и я выдохнула. Очевидно, его слюна была не для каждого, а только для тех, кто вызывал наибольшую симпатию. И ему, очевидно, нравился Джек, потому что он выдвинул для него еще один табурет, в то время как от меня отмахнулись.

– Она сядет со мной, – сказал Джек, схватив меня за руку и потянув назад.

Другой стул не появился, и после нескольких мгновений я поняла, что Джек действительно имел в виду, я сяду с ним. Вернее, на него. И я неловко уселась на колени к Джеку, и женщины и дети засмеялись надо мной.

– Кассериан ингера, – Олонана не пользовался знакомыми словами из суахили для приветствия, к которым я привыкла, типа хабари или джамбо.

– Сапати-инера, – ответил Джек.

Я задалась вопросом, приветствовал ли кто-нибудь другого вождя таким же образом – торжественным и искренним, балансируя с извивающейся женщиной на бедре.

Они обменялись несколькими словами. Затем Олонана поднял метелку[21]21
  Обычно данные метелочки сделаны из перьев.


[Закрыть] к человеку, чья согнутая, высохшая фигура была едва различима напротив темного входа в хижину.

Он был одет в зеленый наряд с длинным подолом, но что выделялось больше всего, так это кожаный мешочек, висящий на его шее. Он был украшен белыми бусами и раковинами каури, отличными от украшений, которые были на всех остальных. У него также было ожерелье из крокодиловых зубов, которое гремело, когда он двигался.

– Это Лонеоки. Олоибони, – сказал Джек тихим голосом. – Наверное, ты могла бы назвать его их духовным лидером. Шаман и знахарь. Олоибони отвечает за предугадывание будущего. Он контролирует их ритуалы и церемонии.

– Значит, он похож на Рафики, – я перестала ерзать и решила получить максимум от своего нелепого сидения на коленке.

Джек моргнул, прежде чем до него дошло.

– Ты говоришь о шамане из фильма «Король лев». Что тебя так связывает со всеми этими упоминаниями о «Короле льве»?

– Что ты имеешь в виду?

– Прошлой ночью ты болтала о Муфасе.

– Что? – «О, Боже». – Что я говорила?

– Что-то о том, что он был королем джунглей.

Я была рада, что Рафики, он же Лонеоки, он же знахарь, выбрал этот момент, чтобы стукнуть своей дубинкой о землю. У неё был полированный деревянный вал с тяжелой ручкой наверху, вырезанной в виде головы змеи. У его ног поднялись комья красной грязи.

Все обратили внимание на женщину, которая поднялась из толпы и скрылась в хижине.

– Что происходит? – спросила я Джека, понимая, что мы прервали какое-то деревенское собрание.

– Церемония совершеннолетия, – ответил он. – Независимо от того, что произойдет дальше, я хочу, чтобы на твоём лице ничего не выражалось. Не проявляй никаких эмоций. Не отводи взгляд. Не вздрагивай. Ты меня слышишь?

– Почему? Что?

Я замолчала, когда пронзительные крики девушки заполнили воздух. Они исходил из хижины. Всё, что с ней происходило, было невыносимым – болезненным и мучительным. И всё же никто не помог ей. Все ждали, столпившись снаружи, пустые лица повернулись к темному открытому дверному проёму. Хор женщин начал напевать, как бы заглушая звуки или, может быть, предлагая ей утешение.

– Джек, что происходит? – прошептала я.

– Переход из девичества к женственности. Женское обрезание, – сказав это, он приобнял меня своей рукой, сдерживая мой порыв негодования.

– Послушай меня, – он наклонился, говоря медленно и спокойно мне на ухо. – Это происходит, хотя правительство запретило это. Это глубоко укоренившаяся традиция, но Олонана и его люди отходят от нее. То, что происходит там, символично. Девочка получает ритуальный надрез на бедре. Это ничто по сравнению с отсечением части ее гениталий. Крик важен. Она должна кричать достаточно громко, чтобы все на улице услышали, или они не будут чувствовать, что она заслужила статус, присвоенный ей. Они обрезают мальчиков тоже, в подростковом возрасте, за исключением того, что им не разрешается издавать ни единого звука. Это принесёт позор им и их семье.

Всё это было сложно и непросто принять. Когда крики девушки прекратились, я поняла, что мои пальцы плотно вцепились в Джека.

– Ты знаешь их через Бахати? – спросила я, отпустив его, как будто я коснулась горячей плиты. – Олонану и его людей?

– Семья Олонаны спасла моего деда во время войны, когда он получил ранения на вражеской территории. Они укрыли его, пока он не оправился от ран. Мы с Гомой всегда заезжаем и выказываем наше уважение всякий раз, когда находимся в этом районе.

– Вот почему ты взял Бахати под свое крыло и научил его водить?

– Сначала я не знал, что он был сыном Олонаны. Большинство его детей живут здесь, в бомасе.

Все стояли, когда девушка вышла из хижины в окружении двух женщин. Одна из них была женщиной, которая вошла в хижину раньше, вероятно, чтобы сделать ритуальный порез, а другая, как я предположила, была матерью девочки. Девочке дали традиционные бусины и кольцо из кожи животных, как признак ее перехода к женственности. Обряд обрезания призван показать её перед деревней готовой к браку и всем обязанностями, которые шли с этим.

– Она такая молодая, – заметила я.

– Она одна из счастливиц, – ответил Джек. – Несколько лет назад она не смогла бы выйти оттуда в течение нескольких дней.

– Так что же заставило их отказаться от этого? От женского обрезания?

– Это не то, что произошло за одну ночь. В конце концов, дело сводилось к тому, чтобы убедить мужчин, что секс с необрезанной женщиной более приятен, что это не поспособствует распущенности, неповрежденный клитор делает женщину более восприимчивой к их успехам.

– Это патриархальное общество, – продолжал Джек, заметив выражение моего лица. – Их образ жизни может показаться странным и суровым, но каждая культура эволюционирует со своим набором ценностей и традиций, которые меняются со временем и обстоятельствами. Женщины прогрессируют в своих суждениях и становятся более независимыми. Многие из них начали работать с иностранными организациями, продавая браслеты и украшения. Они превращают свои традиционные навыки работы с бисером во что-то, что приносит доход.

В суматохе мы смешались с деревенскими жителями, которые направлялись к домашнему скоту в центре деревни. Большая часть крупного рогатого скота была выгнана на пастбище, но несколько голов отстало вместе с козами и овцами. Корова была прижата к земле и ей выстрелили в яремную вену тупой стрелой. Кровь, которая брызнула из шеи, была собрана в бутыль из тыквы и предназначалась девушке, которая только что прошла церемонию.

– Масаи редко убивают свой скот, – объяснил Джек. – Но они возьмут часть крови и сразу же обработают рану. Корова не пострадает, а кровь используется как белок, чтобы помочь слабым восстановить свою силу… – он замолчал, потому что заполненный кровью бутыль передавали по кругу и Олонана предложил её ему.

Я наблюдала, как он сделал глоток и передал бутыль дальше. К счастью, он пропустил меня, и за это заслужил мою вечную благодарность. Суши были авантюризмом, который я была готова попробовать, но я снимаю шляпу перед ним за то, что он прошел через это все, как Дракула.

– Ты пьешь, когда тебе предлагают, – сказал он. – Это знак уважения.

– Начиная кровью и заканчивая слюной, похоже, обмен жидкостями организма явно является одной из основных тем для разговора, – заметила я себе под нос, но Джек всё же услышал меня. Я всегда думала, что я честная и открытая, но мои предрассудки начали всплывать, и это вызывало у меня раздражительность и неловкость.

– Может быть, я не должен был принимать приглашение на общинную оргию, к которой мы направляемся?

– Что?

Я остановилась посередине пути.

Маленький мальчик, идущий позади меня, уткнулся носом прямо мне в задницу. Для него это было мягкое приземление, но у него была тяжелая голова, и я потерла свою попу, когда все прошли мимо нас.

– Это часть праздника, – Джек с большим интересом посмотрел на мой зад, так что я пристально посмотрела на него, хотя чувствовала нервное возбуждение всякий раз, когда ловила быстрый взгляд этого Джека – забавного, непринужденного Джека, который был погребен под обломками торгового центра.

– Это пиршество, Родел, – сказал он. – Они собираются убить козу в честь сегодняшней церемонии.

– И я должна съесть её?

Моя попа болела, я устала, и мухи, казалось, запали на меня. Я была голодна, но не настолько.

– Они пожарят её, – рассмеялся Джек, – но сначала они танцуют, – сказал он, когда мы оказались на краю круга из жителей деревни.

Моран вошёл в круг, уравновешенный и царственный в своем алом одеянии и бирюзовой мантии. Он начал прыгать с копьём в руке, в то время как остальная часть мужчин издавала низкий гул. Когда он подпрыгивал всё выше и выше, они повысили гул, чтобы соответствовать его прыжкам, пока он не устал, а другой воин занял его место. Потом женщины стали петь. Одна женщина пела основную партию, а остальная группа отвечала в унисон. Многие женщины носили богатые украшения, вышитые бисером воротники вокруг шеи, которые качались вверх и вниз, когда они шевелили плечами. Когда мужчины прыгали, свирепые и гордые, достигая впечатляющих высот, все восхваляли их. Это было очень мужская демонстрация мускулатуры, мужественности и выносливости. Я взглянула на женщин, чтобы посмотреть, заметили ли они это.

Черт побери, они были заняты именно этим. Они были полностью сосредоточенны на происходящем. Особенно девушка, прошедшая символическую церемонию обрезания. Другие девушки подталкивали и подпихивали её локтями. Она была «холостячкой», дебютанткой, королевой бала. Я задумалась, может ли она выбрать себе мужа, или если это будет решено за неё.

Я собиралась спросить об этом Джека, когда Олонана потянул его в круг. Сквозь толпу пронеслась пронзительная трель, когда Джек снял свои ботинки. По-видимому, это был призыв к битве, чтобы увидеть, кто может прыгать выше. Олонана и Джек прыгали лицом друг к другу, поднимаясь и опускаясь. Я мельком заметила кинжал под одеждой старосты, когда они прыгали всё выше и выше. Это был поединок между главой и его гостем, и Джек участвовал в этом.

В его движениях была безудержная энергия, дикость, которая пробудила что-то горячее и электрическое во мне. Он двигал мышцами. Динамичный, доминирующий, убедительный. Я могла бы отследить линии его тела через одежду – очертание его груди, контуры стальных бедер, руки, которые коснулись меня прошлой ночью в ванной. Я вогнала свои ногти в ладонь, надеясь очнуться от безумия, поглощающего меня, распространяющегося по моим нервам, как огонь по траве. Что-то было в пыли, в сухом, низком напеве вокруг меня, что осело в моем животе, извиваясь, подобно рыбе, задыхающаяся без капли воды.

Я подозревала, что Джек, в конце концов, отступил из уважения к главе деревни. И пожилой мужчина был достаточно мудр, чтобы знать это, потому что он пригласил других моранцев присоединиться к ним, объявив общую победу для всех. Когда группа распалась, Джек нашёл меня. Я избегала его взгляда, остро осознавая, как его дыхание стало быстрым и прерывистым, на лбу блестел пот, а от тела исходило жаркое сияние.

– Все в порядке? – спросил он, делая большой глоток воды из тыквы, которую кто-то вручил ему. Здесь нет «Кока-колы». – Кажется, ты покраснела.

– Просто… из-за солнца.

Он передал мне воду, и я сделала глоток. И еще один. Я хотела облить себя ей. У меня не было права на сексуальные мысли об этом мужчине. Я не хотела их, черт возьми.

Мы были приглашены в инкайийик Олонолы, традиционный дом Масаев. Вход представлял собой длинную узкую арку без двери. После яркого дневного солнца мне потребовалось несколько минут, чтобы глаза приспособились к темноте. Я ощупала все вокруг и нашла узловатый стул.

– Родел, – Джек прочистил горло.

Именно в этот момент я поняла, что сжимаю колено старухи. Не стул.

– Мне очень жаль.

И я прыгнула на колени Джеку. Это стало моим убежищем.

Олонана и Джек разговаривали, а старуха смотрела на меня, не вставая со стула. Она порылась в холщёвом мешке, а потом что-то протянула мне. Когда я потянулась за этим, что-то приземлилось на мою голову. Оно было влажным и теплым. Я собиралась прикоснуться к этому, когда Джек схватил меня за запястье.

– Не надо, – сказал он.

– Что это? – я чувствовала, как это оседает на моей голове.

– Капля дождевой воды с крыши, – тихо произнес он на ухо. – Боги благосклонны к тебе. Просто улыбнись и прими подарок, который она протягивает тебе.

Я сделала, как мне сказали, взяв у старухи браслет. Это была цепочка из маленьких круглых бусин, пропущенных через кожаный шнур. Джек повязал его мне на запястье.

– Там что-то написано, – я подняла руку к свету. На каждой бусине была нарисована буква.

– Талейной ольнисоилечашур, – сказал Джек.

– Тале – что?

– Среди моего народа есть поговорка, что все одно, – сказал Олонана. – Мы все связаны. Талейной ольнисоилечашур.

Я была на мгновение озадачена тем, что он говорил по-английски, но имело смысл ему использовать местный диалект в разговоре с Джеком, так как они оба понимали его.

«Мы все связаны». Я коснулась бусинок, чувствуя их прохладную гладкую поверхность.

– Спасибо, – сказала я старухе, тронутая её простым, ценным подарком. – Асантэ.

Она улыбнулась в ответ, показав отсутствие двух зубов, это сделало её похожей на морщинистого ребёнка.

– Моя мама говорит на Маа, а не на суахили, – сказал Олонана. – Слово Масаи означает людей, которые говорят на Маа.

– Пожалуйста, скажите ей, что мне очень нравится её подарок.

Пока я восхищалась голубыми, зелеными и красными бусинами на браслете, блюдо с горячим жареным мясом принесли в хижину вместе с тыквой, наполненной каким-то перебродившим напитком.

– Сейчас ты будешь сопровождать мою мать в другую хижину, – сказал Олонана, глядя на меня.

Очевидно, мужчины и женщины ели отдельно, поэтому я последовала за матерью Олонаны до дымного инкайийика, похожего на тот, который мы покинули. Большой деревянный столб поддерживал крышу. Стены были сделаны из ветвей, оштукатуренных грязью, коровьим навозом и пеплом. Одна из женщин ухаживала за больным телёнком. Все остальные женщины собрались вокруг большой деревянной чаши, тщательно пережевывая мясо. Это было не что иное, как простые движения, вроде тех, что совершали Джек и Олонана.

Мать Олонаны предложила мне кусок обугленного мраморного жира. Я знала, что нельзя отказаться. Дети трогали мои волосы и одежду, пока я ела. Мухи вились вокруг их ртов и глаз, но они, похоже, не замечали этого. Кто-то передал мне рог, наполненный кислым молоком. Я смочила губы в нём, но не пила. В пределах видимости не было ни одного туалета, и у меня не было никаких шансов сделать безумный рывок в кусты на тот случай, если бы оно не пошло мне впрок.

«Ты такая тряпка, Ро».

«Спасибо, Мо». Как будто мне сейчас нужно было чувствовать себя ещё хуже.

«Я всегда говорила, что тебе нужно почаще выходить и встречаться с людьми. Ты открываешь себя, когда путешествуешь».

Я проигнорировала её, но она упорствовала.

«Слабачка».

«Отлично!» Я яростно вцепилась зубами в мясо. «Счастлива теперь?»

Когда я была уверена, что она исчезла, я бы выплюнула его, но не хотела рисковать, оскорбив кого-либо. Я подумала о том, чтобы бросить его в темный угол, но моя секретная операция оказалась ненужной. В хижину вошла собака, обнюхивая женщин и детей. Я почесала ей ухо и скормила поджаренный кусок из своей руки, и она повернула голову к стене и не оборачивалась, пока не доела.

«Мне очень жаль. Мне очень жаль, оно немного пережевано».

Мой желудок забурчал, потому что я ничего не ела с тех пор, как утром мы покинули лагерь. Мать Олонаны улыбнулась и протянула мне ещё один кусочек козьего мяса.

«Дерьмо».

К счастью, прибыл автобус с туристами, и все собрались поприветствовать их. Джек вышел из инкайийика Олонаны вместе с ним и присоединился ко мне. Олонана схватил кучу кофейных зерен из мешочка и закинул их себе в рот.

– Он жуёт сырые кофейные зерна? – спросила я.

– Они жареные. Но да, он ест их целыми. Для энергии, – ответил Джек. – Иногда мораны используют их в длительных походах или когда они хотят не спать по ночам.

Олонана отвел Джека в сторону, пока я прощалась с его матерью. Остальные жители деревни танцевали приветственный танец для туристов. Некоторые пытались продать им браслеты и другие изделия ручной работы.

– Что он сказал? – спросила я, когда Джек вернулся. – Он выглядел довольно напряженно.

– Он передал мне сообщение для Бахати.

– Он хочет помириться?

– У него просто было два слова для него: Кассериан ингера.

– Разве это не то, что он сказал тебе раньше?

– Да. Это приветствие Масаи. Это означает: «Как поживают дети?»

– Я не знала, что у Бахати есть дети, – я остановилась у киоска на входе в бому. Он был заполнен красочными сувенирами ручной работы.

– У Бахати нет детей. Речь идёт не о его детях, ни о моих, и ни о чьих-либо ещё. Ты всегда отвечаешь Сапати ингера, что означает «Все дети здоровы». Потому что, когда у всех детей всё хорошо, всё хорошо и правильно в мире.

– Это красиво. И глубоко. Какие они странные замечательные люди, – возможно, я не могла нормально относиться к их обычаям или образу жизни, но я восхищалась ими за гордость и подлинность, с которыми они держались за своё богатое, жестокое наследие.

– Тебе нравится? – Джек указал на деревянную фигуру, которую я держала. Она была размером с мою ладонь, вырезанная в форме мальчика, играющего на флейте.

Он заплатил за неё, не дожидаясь ответа, и передал её мне после того, как женщина упаковала её для нас.

– Спасибо. Тебе не нужно было этого делать.

– Я вроде как должен. Это мой способ извиниться, – он смущенно потер шею.

– Извиниться? За что?

– Знаешь, когда эта капля воды упала на твою голову?

– Да? – я пошла быстрее, пытаясь идти в ногу с ним, когда он направился к машине

– Я не хотел, чтобы ты волновалась, но старуха плюнула на тебя.

– Старая женщина… – я резко остановилась. – Она плюнула… – я коснулась пятна на голове. Моя рука была сухой, но я уставилась на неё, ужаснувшись.

– Ты ей понравилась, – дыхание Джека сбилось, словно он пытался не засмеяться. – Это был её способ благословения.

Большинство людей испытывают неудобство в тишине, особенно когда ты знаешь, что кто-то вот-вот взорвётся. Джек не был одним из них. Он проигнорировал пар, идущий из моих ушей.

– Это ничего не изменит, – он открыл багажник, налил немного воды на тряпку и похлопал меня по голове. – Но так тебе будет спокойнее.

Я посмотрела на него, не сказав ни слова.

– Будешь? – он предложил мне пакет печенья.

Молчание.

– Будешь? – он бросил бутылку ананасового сока.

Моё возмущение рассеялось, потому что да. Да. Я умирала с голоду, и это заставило меня чувствовать себя гораздо, гораздо лучше.

– Друзья? – спросил он, открыв для меня дверь.

Я собиралась ответить резкой репликой, но вместо этого за меня решил ответить мой желудок. Диким рыком. К его чести, Джек сохранил серьезное выражение лица.

Я схватила печенье, прежде чем он сел в машину.

– Не поклонница местной кухни? – спросил он.

– Не поклонник жареных внутренностей, местных или других. И кто бы вообще говорил. Ты получил всё самое лучшее.

– Эй, я пришёл с подарками для главы. Мы поймали его как раз вовремя. Скоро он отправится пасти крупный рогатый скот.

– Но он глава. Он может заставить кого-то другого пасти скот.

– Он кочевник. Когда он чувствует зов земли, он идёт. Иногда он пробирается сквозь равнины с ними, следуя за водой.

– Ого, – я засунула в рот покрытое шоколадом печенье. – У меня будет много историй, которые я смогу рассказывающих моим ученикам, когда вернусь.

Мы покинули мрачное плато, и пейзаж снова изменился. Огромные смоковницы выстроились вдоль дороги, задрапированные в клубки свисающего мха. Когда мы проезжали мимо, сквозь листья проносились звездные всплески солнечного света. Я могла видеть в них Мо – её теплоту, её сияние, её острую, яркую энергию. На мгновение я вернулась назад в то время, когда мы были детьми, играя в «ку-ку».

«…5, 4, 3, 2, 1 …готова или нет, я иду искать!»

Я вспомнила возбуждение от того, что пряталась. Стремление спастись. Сердце колотится. Внутренние органы скручивает. Визг, когда вы находите кого-то, или когда кто-то находит вас. Возможно, это и есть жизнь. Семь миллиардов человек играют в прятки, желая найти и быть найденными. Матери, отцы, любовники, друзья, играющие космическую игру открытия – себя и других – появляются и исчезают, как звезды над горизонтом.

Возможно, Мо всё ещё играла в прятки здесь, в лучах солнечного света, в танце травы, в аромате диких цветов, ожидая, когда я найду её снова и снова. Возможно, Джек находил Лили в грозы под деревом на её могиле. Возможно, он искал её в каплях дождя, потому что ей казалось, что искупление льется с небес. Может быть, когда он записал гром и молнию, он поймал частички её, чтобы носить с собой в телефоне.

– Можем мы остановиться здесь? – спросила я, когда мы сделали круг по возвышенности. Одинокая смоковница росла на участке мягкой земли у её края.

Мы вышли и размяли ноги. Было уже поздно, и тени на равнинах становились всё длиннее. Я вырыла маленькую ямку под деревом и похоронила деревянную статую, которую мы взяли в боме.

– Что это было? – спросил Джек, когда мы вернулись в машину.

– Для Джумы, – ответила я. – Каждому ребенку нужна колыбельная. Теперь он может слушать птиц на деревьях и ветер в долине.

Мы сидели молча в течение нескольких минут, а солнце медленно скользило позади силуэта гигантского дерева.

Затем Джек взял меня за руку, переплетя пальцы.

– Мы спасем следующего.

Что-то зажглось и зашумело в тишине между нами. Это ощущалось как надежда, как жизнь, как моё сердце, убегающее от меня.

– Мы спасем следующего, – повторила я, вспоминая двух других детей в списке Мо.

Может быть, это была необходимая ложь, которой мы пытались убедить себя, но в тот момент, положив свою руку на теплую, твердую руку Джека, я подумала, что всё возможно. Потому что это то, как мы с Джеком держались за руки, заставило меня почувствовать.