Текст книги "Туманы Серенгети (СИ)"

Автор книги: Лейла Аттэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Джек вздрогнул, когда К.К. повертел каблуком, сильнее упирая его в кожу.

– Но продлить их… ах. Преобразовать их. Это искусство. Я создал искусство из этого вождя. Какая польза от кочевника, который не может кочевать? – закончив говорить, он засмеялся, нарушая тишину оглушительным смехом, и его люди присоединились к нему. Они стояли в полукруге над Джеком, смеясь, вспоминая, что они сделали с Олонаной.

– Пошел ты, – Джек плюнул в К.К. Лужа крови начала окрашивать землю возле него.

«Вставай, Джек. Беги!» – кричала каждая клеточка моего существа. Сейчас или никогда. Но я не знала, сможет ли он встать или сможет ли бежать. Всё, что я знала, это то, что с каждой секундой, которая убегала, мы двигались всё дальше и дальше от него.

– О, боже, – сказал К.К. – в таких выражениях нет необходимости. Ты не хочешь лизать мои ботинки? Всё в порядке, – он сбросил зловещую маску веселья, которую носил. Он выглядел как стервятник, которым и был, внутри и снаружи. – Я просто вырежу твой язык и отполирую им свои ботинки, пока ты будешь смотреть. Но сейчас мои товары уезжают, и это меня раздражает. Ты… – он огрызнулся на одного из своей команды, – останови поезд. А вы двое: заберите детей. Возьмите мачете. Займитесь этим в поезде. Убейте их, как коз, за которыми они прячутся. Девушку тоже.

– Если ты прикоснёшься к ним, я…

– Ты что? – К.К. опустил свой башмак на рану Джека и наблюдал, как он корчится в пыли. – Ты даже не можешь встать. – Он толкнул Джека вниз и вытащил его кошелёк. – Ты ни на что не годишься, Джек Уорден, – он прочитал имя на водительских правах Джека, прежде чем бросить их ему в лицо. – Ты знаешь, почему? Потому что ты мертв, ублюдок.

И он нажал на курок. Выстрел не последовал.

Секунду он просто стоял там, моргая, когда ничего не происходило – на его ботинках не было красных пятен.

– Твой член, – сказал он, указывая на Джека пистолетом, – не имеет яиц, – он рассмеялся. – Ты брехло, у тебя нет пуль. Но ты… ты подошёл к нам так, как будто мы должны тебе. Кех, кех, кех, кех.

Он всё ещё смеялся, когда Джек схватился за ствол и ударил его прикладом винтовки. К.К. пошатнулся, держась за нос. Джек закричал что-то, что я не услышала, его слова поглотило увеличивающееся между нами расстояние.

Он бросился вперед, чтобы снова ударить К.К., когда один из его людей начал душить Джека. Это был человек, которого К.К. отправил, чтобы остановить машиниста.

Чёрт. Он вернулся и пришёл на помощь К.К.

Краем глаза я что-то заметила, и это заставило меня снова выругаться. Я так беспокоилась о Джеке, что не заметила, как двое других мужчин, отправленных К.К., чтобы забрать детей, поднялись на движущийся поезд. Они висели на ступеньках, забираясь выше, и пробирались к нам.

Всё происходило слишком быстро, чтобы осознать. С одной стороны, Джек был избит К.К. в то время как его сообщник держал его. С другой стороны, к детям шла смерть, рубашки мужчин хлопали на ветру, мачете были в руках. Моё сердце трепыхалось, как будто собиралось лопнуть. Я схватилась за края дверного проёма, мои суставы побледнели, когда я пыталась понять, что делать.

– Бахати, – я потрясла его. Он лежал, прислонившись к одной из клеток, и его тело сотрясалось от движения поезда. – Чёрт. – Он потерял сознание, и я понятия не имела, все ли с ним в порядке.

Я побежала к открытому люку и снова выглянула наружу. Мужчины цеплялись за борта поезда, продолжая двигаться, когда у их была надёжная опора. Джек скрывался из поля зрения, оставаясь все дальше от нас. Теперь в его ударах было что-то дикое и буйное. Он не просто сражался с двумя мужчинами, он сражался с монстрами, которые отняли у него Лили. Он изливал всю свою ярость, боль и тоску. Но он был ранен и крепко прижимал свою раненую руку, когда они накинулись на него со всех сторон.

«Независимо от того, что произойдёт, ты останешься в поезде. Ты доставишь этих детей в Ванзу».

Я подавила всхлип. Мне пришлось закрыть дверь и запереть её. Я должна была остановить этих людей, чтобы они не добрались до детей.

Я сняла рюкзак и потянула за люк. Он не сдвинулся с места. Я вложила в это все свои силы и попыталась опять.

Ничего. Он весил тонну.

Дети смотрели на меня, широко раскрыв глаза. Один из них со страхом обнял себя.

– Всё в порядке, – сказала я. – У вас всё будет хорошо. – Я была такой лгуньей. Грязная, мерзкая лгунья. – Давайте. Дайте мне руки, – попросила я их. – Мы можем это сделать!

Я держалась за защелку и тянула, у меня на шее проступили сухожилия, а дети толкали с другого конца. Некоторое время он держался, а потом выскользнул из своей колеи с большим толчком. Козы заблеяли, когда в вагоне потемнело. Единственный свет, проникающий внутрь, проходил сквозь люки.

– Хорошая работа! – сказала я детям, хотя часть меня умирала от желания снова широко открыть её, в отчаянной надежде, что Джек каким-то образом сделает это.

Я искала способ запереть дверь, чтобы она не открывалась, но ничего не нашла.

«Дерьмо. Она запирается снаружи. Это вагон для перевозки скота».

От разочарования мне хотелось стукнуть себя. Мои руки тряслись. Я не знала, как долго смогу продержаться. Взглянула сквозь отверстия в люке. Я не могла видеть мужчин, но знала, что они скоро доберутся сюда. Над моей губой выступил пот.

«Думай! Должно быть что-то».

Неожиданно в моей голове словно вспыхнула лампочка. Шансов было мало, но это всё, что у меня было. Я отпустила дверь. Дверь открылась с раздражающим грохотом. Я выглянула наружу. Я больше не могла видеть Джека. Мы оставили его далеко позади. Но я видела мужчин. И теперь между нами остался только один вагон.

Я высунула ногу наружу, разыскивая ступеньку на световых люках. Мои пальцы зацепились за одну из труб, которые бежали над головой, и я развернулась к вагону. Земля под поездом превратилась в серый цвет. Я закрыла глаза, пока ветер бил меня в лицо.

«Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо».

Мои пальцы дрожали, когда я отцепила их от трубы и схватилась за прорези снаружи, сначала одной рукой, а потом, очень медленно, другой.

– Что вы делаете, мисс? – спросил один из детей.

Я цеплялась за бок поезда, напуганная до смерти, моя челюсть сжималась от страха, но я постаралась сказать спокойным рассудительным голосом, подобно учителю.

– Я собираюсь разъединить вагоны позади нас, чтобы плохие люди не смогли добраться до нас. Мне нужно, чтобы ты остался внутри. Хорошо?

Мои кости дрожали от движения поезда, но я оставалась неподвижной, пока он не кивнул. Я слышала, как он переводил для детей, которые не говорили по-английски. Я заткнула ту часть меня, которая кричала: «Разъединить вагоны? Ты что, с ума сошла? Ты понятия не имеешь, что делаешь. Ты собираешься умереть здесь!»

«Я буду мертва в любом случае. По крайней мере, я умру, пытаясь».

Я продвигалась дальше, вставляя свою ногу сначала в одно отверстие, а затем в другое, всё время цепляясь за прорези надо мной. Я подавила страх, который тяжело бился у меня в горле, когда расстояние между мной и мужчинами сократилось. Они меня увидели. У одного из мужчин впереди был мачете, заправленный сзади в штаны. Другой уставился на меня черными глазами. Единственное, что их замедлило, это тот факт, что в их вагоне не было световых люков, как у меня, поэтому у них было меньше возможностей, чтобы держаться. Я добралась до края вагона прежде, чем они это сделали. Там была металлическая лестница, припаянная к боку, поэтому я развернулась к ней и крепко сжала, пытаясь разобраться в автосцепке вагона.

«Чёрт подери, если бы я знала, как это сделать».

Мне стало плохо. У меня закружилась голова. Я не знала, было ли это из-за чувства надвигающейся гибели, которая стремительно приближалась, или из-за наблюдения того, как земля исчезает между двумя вагонами.

«Я не могу этого сделать. Я не знаю, как это сделать».

Мое самообладание дало трещину. Маска бравады, которую я надела для детей, соскользнула.

«Я потеряла Mo».

«Я потеряла Джека».

«И теперь я потеряю этих детей».

Удушающее ощущение сжало мою грудь, когда я услышала стук. А потом ещё один. Мужчины прыгнули на соседний вагон. Это было только вопросом времени, прежде чем они доберутся до нас. Бесконечная ночь превратилась в день. Мы сражались, сражались и сражались, но здесь всё должно кончиться. Единственное, что стояло между этими мужчинами и детьми, была я.

«Ты моя радужная девочка, ты чёртова волшебница. Никогда не забывай об этом».

Я вытерла слезы тыльной стороной ладони и выпрямилась. Вот так. Я чёртова волшебница.

Я смогу вынуть чеку из замка на автосцепке. Мне просто нужно выяснить, как их разъединить.

– Рычаг.

Я развернулась, чтобы найти Бахати. Он вцепился в край вагона.

– Дети рассказали мне, что ты делаешь, когда я пришёл в себя. – Он развернулся рядом со мной, всё ещё шатающийся и неустойчиво стоящий.

– С тобой все в порядке? – спросила я. – Боже, Бахати, я готова поцеловать тебя!

Он поморщился.

– Я – причина того, почему вы в этом ужасе, мисс Родел. Моё невезение. Они не зря называют меня Бахати Мбайя. Вы с Джеком не оказались бы здесь, если бы я не появился и не разрушил всё. – Он вытащил ногу, пытаясь охватить расстояние между вагонами, его пальцы обернулись вокруг одной из ступеней лестницы для поддержки.

– Бахати, остановись! Что ты делаешь? – я дернула его за рубашку, и на мгновение мы оба балансировали над пропастью между вагонами. Мой желудок взбесился от мысли о том, что он почувствует, когда окажется раздавленным под этими громовыми колесами из стали.

– Рычаг можно вытащить только с другой стороны, – сказал Бахати, после того как мы замерли. – Мне придется прыгать.

– Подожди! – я снова его остановила. – Если ты переберёшься в тот вагон, то, как только отсоединишь нас, не сможешь вернуться. В конечном итоге, ты окажешься с этими мужчинами один на один, и, видит Бог, они будут не очень счастливы потерять детей.

– Я знаю. – Это самое короткое предложение, которое он когда-либо говорил. Я хотела, чтобы он заполнил тишину, последовавшую за его бредом, но мы двинулись вперед в ритме невысказанных вещей – неожиданные обстоятельства, неожиданные жертвы.

– Бахат…

– Это время, когда я заработал имя воина, мисс Родел.

А затем человек, который запрыгивал на свою кровать при виде ящерицы, который визжал из-за сверчков и ​​убегал от мотыльков, прыгнул. Его худощавые длинные ноги преодолели пространство, несмотря на то, что он был слаб, когда приземлился на своё израненное колено. Он попытался улыбнуться, прищуривая опухший глаз, и потянул рычаг.

– Кассериан ингера, – сказал он, когда вагоны отсоединились, и он остался позади. Как там дети?

– Сапати…, – я с трудом сглотнула и загнала слёзы назад. Люди К. К. были совсем близко к нему. – Сапати инера.

Все дети в порядке.

Задняя часть поезда стала отдаляться как разрубленное тело гигантского питона, и я потеряла его из виду.

– Спасибо, Бахати, – прошептала я, надеясь, что ветер принесёт ему мои слова.

Видение Лонеки сбылось. Он видел, как Бахати катается на гигантском змее, сражаясь со своими сородичами, помогая белым людям. Но Лонеки не правильно это интерпретировал. Змей был поездом, а Бахати сражался с К.К., чтобы обеспечить безопасность детей-альбиносов. В то же время, если бы Бахати слушал Лонеки, если бы он держался подальше, как говорил его отец, мы всё ещё были бы в безопасности.

Меня накрывала эмоциональная волна. Так много сложных нитей связывало нас всех вместе. Бесконечные равнины простирались со всех сторон, огромные и пустые, когда я цеплялась за вагон на последнем отрезке пути до Ванзы, лелея последние образы Бахати и Джека.

Глава 19

– Тринадцать? – за закрытой дверью кричала женщина. – Она привела тринадцать детей? Почему мы не были уведомлены?

– Она только что появилась у ворот, – сказал охранник, сопровождавший нас до приюта. – Я сообщил уполномоченному, но она отказалась сдвинуться с места. И, честно говоря, они выглядят слишком измотанными, чтобы идти куда-то ещё.

Я села на скамейку возле офиса, пока они ходили туда и обратно. Эти долгие часы – тяжёлое испытание для детей, сбившихся в кучу в вагоне, полном коз. Когда поезд прибыл на следующую станцию, то надолго там задержался. Я предположила, что это было связано с грузовыми вагонами, которые остались далеко позади. Мы не осмелились выйти или издать хоть один звук. Мы не могли отличить друга от врага, поэтому оставались на месте, пока поезд не въехал в Ванзу.

Должно быть, мы представляли собой то еще зрелище, когда вылезли из этого вагона. Дежурный полицейский заметил нас и предложил отвезти в приют. Я оставила своё имя и номер бейджа полицейского начальнику станции, прежде чем поехать на частном дала дала, который он организовал для нас. Я не собиралась рисковать, находясь так близко от нашей цели, но мой выбор был ограничен. Невозможно было просто выйти с вокзала на улицу с детьми.

Полицейский оказался ещё одной доброй душой на нашем пути. Дети и я никогда бы не сделали это без Джека, Олонаны и Бахати. Я мысленно добавила его в список людей, которые сделали это возможным.

Ванза ощущалась как свежий озерный бриз, прекрасная вода и быстро растущий горизонт. Она была построена на берегу озера Виктория, в окружении холмов, усыпанных огромными валунами. Детский дом находился в нескольких минутах езды от железнодорожного вокзала, обнесенный колючей проволокой, с охранниками, патрулирующими ворота. Это было не то святилище, которое я себе нарисовала в воображении. От общежития исходил несвежий, сырой запах. Дети спали по двое в кровати. Те, кто играл во дворе, были одеты в сине-серую форму, их молочно-розовая кожа резко контрастировала с ней. И всё же они казались счастливыми – такое счастье, которое происходит от ощущения безопасности. Они могли свободно бегать, играть и кричать.

– Чиу, чиу, симба! Леопард, леопард, лев! – они скандировали, бегали кругами и пятнали друг друга в игре.

Мои дети наблюдали со стороны: тринадцать малышей стояли у потертой стены. Место было переполнено и недофинансировано. Я могла понять реакцию женщины, которую я ждала, чтобы увидеться.

– Мисс Эмерсон? – она открыла дверь и прочитала моё имя на записке, которую охранник написал для неё. – Добро пожаловать. Меня зовут Жозефина Монтати. Я управляю этим детским домом. Пожалуйста, – она указала на стул у своего стола. – Я понимаю, что вы привели детей, которых хотели бы оставить под нашим присмотром. Тринадцать, если я не ошибаюсь? – она была великолепна с заплетенными в косички волосами и представительна, несмотря на свою маленькую фигурку. Ей было, по крайней мере, шестьдесят, если не больше. Она хмурила брови.

– Да. Верно, но некоторые из них были похищены. Я уверена, что их семьи ищут их, и они будут счастливы забрать их назад.

– А как вы оказались со всеми этими детьми?

Я рассказала историю так кратко, как только могла, пока она наблюдала за мной через свои очки-полумесяцы. Когда я закончила, она села и вздохнула.

– Я не буду лгать. Я не рада их видеть. У нас нет ресурсов. Вы можете сами убедиться. – Она указала в окно на разрушающееся здание снаружи. – Многие из этих детей-альбиносов слепые. Нам нужны специальные учебники. Постельные принадлежности. Головные уборы. Очки… – она остановилась и покачала головой. – Простите. Я прошу прощения. Вы спасли тринадцать жизней. Вы рисковали своей собственной. Вы беспокоитесь о своих друзьях. А я говорю о вещах. Простите меня. Я устрою детей. Нам просто нужно заполнить некоторые документы, и тогда вы можете идти. Почему бы нам и детям не поесть, прежде чем мы начнем? Я уверена, что вы все очень устали и голодны.

– Это было бы хорошо, – ответила я. Еда была последней вещью, о которой я думала. Я слишком беспокоилась о Джеке и Бахати, но дети были в пути много-много часов. – Есть только одна вещь, о которой я надеялась поговорить с вами. Вы знаете кого-нибудь по имени Габриэль?

– Я знаю пару Габриэлей. – Она сняла свои очки и положила их на стол.

– Моя сестра работала с ним, чтобы привезти к вам детей.

– Ах, вы имеете в виду Габриэля Лукаса. Так та восхитительная молодая леди, которую он приводил с собой… это ваша сестра?

– Вы знали её?

– Да, но я давно не видела её. Она закончила свою волонтерскую деятельность?

– Нет. Моя сестра… она погибла при нападении на «Килимани-молл».

– О, – Джозефина подошла и обняла меня. – Мне так жаль это слышать. Какая ужасная вещь случилась с такой прекрасной душой!

– Спасибо. – Я осталась в её объятиях немного дольше. У некоторых людей есть удивительная способность успокаивать и утешать. Жозефина Монтати была одной из них.

– Я надеялась, что вы расскажете мне что-нибудь о Габриэле, – продолжила я, когда она отступила. – Его сестра и дочь давно не слышали о нем.

– Хорошо, давайте посмотрим… – Джозефина снова надела очки и подошла к журналу. – Он был здесь последний раз в июне. С тех пор я его не видела. Я полагала, что он занят строительством своего дома в Ванце.

– У него есть дом в Ванце?

– Так он сказал – что он переезжает, чтобы его дочь могла посещать школу здесь. Он не хочет, чтобы она жила в детском доме. Он знает, каково здесь. Всего он привёз двадцать четыре ребенка. За несколько лет, конечно. Не всех сразу, как вы. – Она засмеялась. – Хороший человек этот Габриэль. Золотое сердце. Он много ездит, но я удивлена, что он не связался со своей семьёй. В следующий раз, когда я увижу его, мне придется его хорошенько отругать.

Я села назад с облегчением. Габриэль был хорошим парнем. Он доставил детей в детский дом, как обещал их родителям. Он не обманул мою сестру. На самом деле, он тоже привёл её сюда. Но где он, чёрт возьми?

– Вы не будете возражать, если я воспользуюсь вашим телефоном? – спросила я Жозефину.

– Да, конечно. Я возьму детей в столовую. Найдите нас, когда закончите.

– Спасибо, – сказала я, когда она закрыла за собой дверь.

Я взяла трубку и снова опустила её. Мои руки дрожали. Я чувствовала себя как высокая куча беспорядочно сложенных друг на друга бетонных блоков. Один толчок, и я рассыплюсь. Всё это время я удерживала это вместе, но сидя в пустой комнате, наедине со своими мыслями, я начинала разваливаться.

Последние пару дней были американскими горками в плане эмоций: невероятное занятие любовью с Джеком, неожиданная встреча с Олонаной, наблюдение за тем, как тринадцать детей материализуются из тумана, огромная ответственность за их спасение, острые ощущения от бегства от наших преследователей, ужасный, горький вкус необходимости оставить Джека позади; Бахати, смотрящий на меня с другой стороны вагона…

И вот я, в офисе Жозефины Монтати, уставилась на царапины на её столе, собираюсь позвонить Гоме и сказать ей, что я не знаю, где находится её внук. Её единственный живой член семьи.

– Алло, – проговорила она, когда я, наконец, набрала номер.

– Гома? Это я. Родел.

– Родел, – она усмехнулась. – Думаю, Джек слишком взбешен, чтобы говорить со мной.

– Нет, он… – «Пропал». Но я не могла заставить себя сказать это. – Почему Джек должен был разозлиться на тебя?

– Из-за того, что не отправила Схоластику с Бахати. Всё в порядке? Ты… пропадаешь. Не говори мне, что ты все еще ждешь Бахати. Этот мальчишка струсил…

– Нет, Бахати… он приехал, чтобы забрать нас. Просто… просто…

– Выкладывай, девочка. Мой DVD с зумбой крутится.

– Гома, я не знаю, где они.

– Где кто?

– Джек и Бахати. – Я объяснила, что произошло с того момента, как Джек и я покинули Магесу и пересеклись с Олонаной, до того, как Джек, Бахати и я разделились. Когда я закончила, я ждала ответа Гомы. Линия молчала.

– Гома? – Чёрт. Возможно, я не должна была звонить.

– Я здесь. Я просто думаю о хорошем. Мой дорогой Сэм всегда так делал, когда у нас были проблемы. «Хорошие мысли, – говорил он. – Хорошие мысли». Итак, сейчас я думаю о том, как сильно я хочу привязать этого ублюдка К.К. к задней части моего джипа и протащить его через колючие кусты. Никто не может поднять руку на моего внука и уйти безнаказанным. Пока мои лёгкие всё ещё пылают огнем. Я подпалю его задницу до хрустящей корочки. Ему лучше молиться, чтобы никакого вреда не было причинено Джеку или Бахати. С тобой и детьми всё в порядке?

– У нас всё в порядке. Не могли бы вы связаться с инспектором Хамиси. Возможно, он знает кого-то в полицейском участке, который может отправить поисковую группу.

– О, не беспокойся. Я собираюсь мобилизовать их всех. Как только положу трубку. А потом я собираюсь сесть в свою машину и направиться прямо в Ванзу. Вы просто держитесь. Мы собираемся вернуть наших мальчиков, ты меня слышишь? Даже если мне придется лично перевернуть каждый камешек.

Я думала, что она будет подавлена, но она поднялась как дракон с выпущенными когтями, готовый разорвать врагов на клочки из плоти и костей. Её реакция ободрила меня, зажгла во мне надежду.

– Да, Гома, – ответила я. – Пойдем и вернём наших мальчиков.

На секунду мне стало интересно, действительно ли она такая сильная, или она будет сидеть с опущенной головой, уставившись на искривленные вены на тыльной стороне своих рук, думая о том, как они найдут силы оставить цветы на ещё одной могиле, если дойдёт до этого.

Я повесила трубку и вышла из офиса. Снаружи дети всё ещё играли во дворе. Те, кто сопровождал меня, вышли из столовой и ожидали, когда им дадут новую одежду. Несколько из них потащили меня к картонной коробке, которая была установлена ​​как стол, с квадратными кусочками газеты в качестве подставок. Я сидела на стуле, когда они притворялись, что налили мне чай в миниатюрную чашку.

– Асанте, – я сделала глоток и притворилась, что обожгла язык.

– Мото сана! Слишком горячо! – они засмеялись, угощая меня невидимой едой.

На нас упала тень, когда я предложила чашку соломенной кукле, сидящей напротив меня.

– Я отвернулся только на две секунды, и ты уже на чаепитии.

У меня перехватило дыхание. Его голос был как бальзам для моего израненного сердца.

– Джек! Джек! – дети собрались вокруг него.

– Ты опоздал, – сказала я, пытаясь остановить слезы, наворачивающиеся на глазах. Его рука была перевязана грязной тканью, густая борода покрыта застывшей кровью, губы потрескались и опухли. Он стоял неподвижно, как столб, покрытый пылью и клочьями одежды, и выглядел так, словно все его мышцы свела судорога.

Я никогда не видела человека красивее его.

Я бы подбежала к нему, обняла его, но мои конечности были настолько перегружены облегчением, что я просто сидела там, держа миниатюрный чайник.

– Девушка, пригласившая меня на свидание, бросила меня, – ответил он, поставив детский табурет напротив меня и посадив куклу на колени. Он говорил одно, а его глаза говорили другое.

«Ты в порядке».

«Ты сделала это».

«Боже, позволь мне просто посмотреть на тебя».

И вот мы сидели там, глядя друг на друга через перевернутую картонную коробку, пока дети толпились вокруг нас. Джек вытащил из моих пальцев маленький чайник, который я держала, и сделал вид, что наполняет им две миниатюрные чашки. Я взяла свою, он взял свою, и мы чокнулись ими в молчаливом тосте.

Мы притворялись, что ели, и делали вид, что пили. Между нами гудел воздух, тяжёлый от слов, которые не могли сорваться с наших языков.

– Я думала… Я думала, что ты… – слеза пролилась, как капля дождя на картонную коробку.

– Тсс. Ты здесь. Я здесь. Всё именно так, как и должно быть.

– Джек, Бахат…

– Он в порядке. Он в машине, снаружи. С нами всё в порядке. – Он встал, распрямил свои длинные ноги и протянул руки. – Иди сюда, сладкая, – его голос был полон тоски.

«Джек чёртов Уорден. Он выжил. И Бахати сделал это тоже».

Я уткнулась лицом ему в грудь, может быть, с немного чрезмерным энтузиазмом, потому что он вздрогнул.

– Извини. Я сделала тебе больно…

– Заткнись, Родел, – и он заклеймил мои губы своими, его поцелуй пел в моих венах.

Когда я растаяла возле него, мои руки обвились вокруг его шеи. Я хотела залечить все трещинки на его губах самыми мягкими поцелуями, облизать все болезненные нежные части. Я хотела любить его, как если бы он был моим.

– Мисс Эмерсон? – я оторвала свой рот от него и обнаружила, что Жозефина Монтати смотрит на нас, подняв бровь.

– Извините, – я застенчиво улыбнулась ей. Дети смотрели на нас с изумленным восхищением. – Мои друзья сделали это. Они оба. Я так счастлива!

– Я вижу. Я рада, что вы в порядке, – сказала она Джеку.

– Мы заполним необходимые документы, – я кивнула на стопку бланков, которые она держала. – Не могли бы вы дать нам несколько минут?

– Конечно. Я буду в своём офисе.

– Мы? – сказал Джек, после того как она ушла. – Мне нравится, как ты втянула меня в это. Но не уверен, что мой почерк подойдёт для заполнения каких-либо форм. – Он согнул свои грубые окровавленные пальцы.

– Ну, я не позволю тебе скрыться из виду. Но сначала я хочу увидеть Бахати. И я хочу точно знать, что произошло.

– Случилось так, что К.К. и его головорез сильно избили меня, – он потянулся к моей руке, когда охранники открыли для нас ворота.

– Да уж. Я видела часть, – ответила я, думая, как я до смешного счастлива от того, что моя рука держала его руку. И моё сердце. – Начни с хорошего. Ну, знаешь, когда ты надрал их жалкие задницы.

– Всё произошло не совсем так, – он усмехнулся. – Итак, я лежу на спине, почти уверенный, что со мной покончено, когда они начинают спорить. К.К. злится, потому что он велел другому парню остановить водителя, но теперь поезд уходит, и дети всё ещё на нём. Другой парень кричит, что он вернулся, чтобы спасти задницу К.К., когда увидел, что я одержал верх. На что К.К. орёт в ответ, что ему не нужна ничья помощь, и это просто неуважение к нему. Между тем, я на земле возле машины Бахати. Дверь открыта с того момента, когда его вытащили наружу. И что я вижу? Сумка Бахати – та, которую он использует, когда надевает полный костюм Масая в «The Grand Tulip». Она свалилась на пол, и из неё торчало его копье. Так что пока К.К. и его друг ссорятся, я медленно двигаюсь в её сторону. Остальное произошло так быстро, что всё размылось. Сначала я справился с его приятелем, развернул копье и ударил его по ноге. Затем я пошёл на К.К., но он маленький, быстрый и злобный. Он продолжал уклоняться от моих уколов, ожидая, когда я устану. Он знал, что я не продержусь долго. Не с травмированной рукой. Чем больше времени я тратил впустую, тем дальше ты была. Так что я загнал К.К. в заднюю часть его фургона. Связал его и его приятеля, спина к спине. Я запер их там, где они держали детей. Без воздуха, без окон, без света. Он смеялся, когда я уходил. Жуткий маленький ублюдок. Он сказал, что ему нравится ирония произошедшего.

– У меня мурашки от него, – сказала я. – Мы должны сообщить полиции, где его найти. Это напомнило мне о том, что мы должны позвонить Гоме. Она собирает поисковую группу. – Я остановилась, увидев машину. – О, Боже, тебе удалось проехать весь путь сюда на Сьюзи?

Она была помятой, пыльной и сильно потрёпанной. Её бампер был искривлён, одна фара болталась, другая разбилась.

– Ро, это ты? – услышала я «мяуканье» внутри машины.

«Рo. Он назвал меня Ро». Я улыбнулась как идиотка. Теперь он считал меня своим другом.

– Бахати?

Он лежал на заднем сиденье, завернутый в блестящее металлическое аварийное одеяло как картошка, которую собирались запечь в духовке.

– С тобой всё в порядке?

– Мой глаз всё ещё опухший. – Он посмотрел на меня другим. – Ты же не думаешь, что это навсегда, не так ли? Я зарабатываю на жизнь этим лицом. И мне очень холодно. Я думаю, что мне может понадобиться замена коленной чашечки. Всё болит. Я едва могу двигаться, но я так рад тебя видеть. Оу, – простонал он, пытаясь перевернуться на другой бок.

Я бросила обеспокоенный взгляд на Джека, но он закатил глаза.

– Я уверен, что мы можем попросить кого-нибудь в детском доме дать тебе что-нибудь от боли, – сказал он. – Пока мы не доставим тебя к врачу. Хочешь зайти?

– Я не думаю, что смогу встать.

– Еда? – соблазняла я. – Ты голоден?

– Нет. Я не думаю, что могу есть. Мою челюсть ломит. Из моего носа идёт кровь. Я не чувствую вкуса, и у меня есть порез прямо здесь, – он высунул язык, чтобы я увидела.

– Все дети ждут тебя. Персонал тоже. Ты герой, Бахати, – сказал Джек. – Они хотят сфотографироваться с тобой.

– Они ждут? – Бахати спрятал язык обратно.

– Да. Но не волнуйся. Я скажу им, что ты плохо себя чувствуешь. Пойдём, Родел.

– Подожди, – раздался громкий шорох, пока Бахати стягивал с себя одеяло. – Возможно, я смогу заглянуть ненадолго.

– Ты уверен? Ты на самом деле в плохой форме, приятель.

– Я знаю, но я не хочу разочаровывать их.

– Отлично. Тогда пойдём, – Джек открыл дверь и высунул руку наружу.

– Нет. Не так. Передай мне мою сумку. Я пойду в моей одежде Масаев.

– Ты же не серьезно.

Но Бахати настаивал, поэтому мы отвернули головы и игнорировали стук и ругань, когда он переодевался в машине.

– Так как ты его нашёл? – спросила я Джека.

– Я запрыгнул в Сьюзи, пытаясь догнать тебя, и обнаружил, что часть поезда отделилась от состава. Я подумал, что они добрались до тебя. Боже, Родел, я всё потерял. Я взял несколько следов и направился туда, когда что-то услышал. Я последовал на звук, пока не наткнулся на два пучка травы. Это был Бахати. Чихающий. Он спрыгнул с поезда и покрыл себя грязью, чтобы спастись от людей, которые, как он думал, всё ещё искали его. Только когда он сказал мне, что тебе удалось уйти, я снова смог дышать.

– Я так волновалась за тебя. – Я положила свою ладонь на его щёку.

– И за меня? – подхватил Бахати из машины.

– За тебя тоже. – Я засмеялась, позволяя своей руке упасть. – Я так рада, что тебе удалось сбежать от этих людей.

– Это была очень хитрая маскировка. Думаешь, дети захотят это увидеть? У меня есть памятный сувенир, – Бахати поднял вверх вырванную веточку травы.

– Вот. Давай я её подержу, – Джек взял её и помог Бахати выйти. Мы поддерживали его, когда он захромал к воротам.

– Имя? – спросил один из охранников. В его списке уже были я и Джек.

– Меня зовут Бахати. Ну, это не совсем моё имя. Это мой ник. Вернее, часть моего никнейма. Я никогда не получал имя воина, но теперь я настоящий воин. Я спас моего отца. Он вождь. И я спас детей и Ро. Меня пригласили, так что откройте ворота. Они ждут меня! – Он держал копьё поднятым, пока вещал как герой драмы.

Охранник быстро конфисковал его и оставил его стоять там. Джек вставил в его руку желтоватый пучок травы, и мы торжественно подождали, пока охранник перевел взгляд с меня на Бахати и на Джека. Прошло несколько секунд, прежде чем он покачал головой и позвонил в офис.

– Мисс Жозефина говорит, что вы можете войти.

Он открыл ворота и отошёл в сторону.