Текст книги "Туманы Серенгети (СИ)"

Автор книги: Лейла Аттэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Глава 6

Когда мы покинули ферму, я покрутила записку Мо между пальцами. Капли утренней росы ещё блестели на листьях, как разбросанные по полю бриллианты.

– 17 июля – Джума (Барака), – сказала я.

Это был первый из стикеров Мо, который не был зачёркнут, и хотя теперь уже август, мы направились туда, где, как предполагалось, она должна была забрать ребёнка по имени Джума. Нам потребовалось полдня, чтобы добраться туда по грунтовым дорогам, которые вились среди высокой жёлтой травы.

Барака представляла собой скопление хижин с соломенными крышами, окруженных кустами терновника и тропинками, которые вели к небольшим полям кукурузы и картофеля. Жители деревни указали нам в сторону хижины Джумы, а затем вышли на улицу, прислушиваясь.

Я пыталась следить за разговором между Джеком и женщиной, которая сидела на корточках у костра, но они говорили быстрыми, короткими фразами на суахили.

К её спине был привязан ребёнок, и она готовила нечто, похожее на густую кашу. Цыплята клевали землю вокруг её ног, в то время как другой малыш спал в углу.

Разговор стал накаляться. Джек сидел рядом со мной на деревянном стуле, его прежняя сердечность исчезла. Он сгорбился, пытаясь поместиться в маленьком дымном пространстве. Женщина, мать Джумы, казалось, уклонялась от его вопросов и игнорировала нас. Было произнесено имя Габриэля. Женщина пожала плечами, покачала головой и развернулась спиной к нам.

– Габриэль уже был здесь? – спросила я.

– По-видимому, он никогда не появлялся, – ответил Джек.

– А Джума? Где он?

Джек послал женщине мрачный недвусмысленный взгляд.

– Она говорит, что не знает.

В этот момент вошёл мужчина и начал с нами разговаривать, он повысил голос и дико размахивал руками.

– Что происходит? – я перевела взгляд с него на Джека.

– Это отец Джумы. Он хочет, чтобы мы ушли, – но Джек не двинулся с места. – Только когда они расскажут нам, где Джума.

Сельчане подглядывали снаружи, пока разговор становился всё громче. Жесткое упорство Джека подпитывало ярость другого человека. Мать Джумы начала рыдать, напугав спящего малыша. Его крики смешивались с её, поскольку мужчины продолжали спорить. Тёмная хижина превратилась в сумасшедший дом с кудахтающими цыплятами, плачем и криком.

– Стоп! – я не могла больше этого выносить. – Всё, просто остановитесь!

Мой протестующий крик был встречен изумлённой тишиной. Думаю, тишина была во всей комнате.

– Пожалуйста, – я встала и сжала руки женщины. – Мы здесь только из-за Джумы. Это то, что вы хотели, не так ли? Поэтому Габриэль и Мо договорились заехать к вам. Чтобы отвезти его в Ванзу. Если вы передумали, просто скажите нам, и мы уйдем.

Она не знала, что я говорила, но пока она смотрела на наши соединённые вместе руки, большие и крупные слезы начали капать вниз на них.

– Джума, – сказала она, её горло конвульсивно сжалось от его имени. Затем она заговорила так, как если бы она так долго сдерживала слова, что не могла остановить их, когда они начали вырываться. Когда женщина закончила, то крепко сжала мои руки и заплакала.

– Джек?

Когда его глаза встретились с моими, в них царило уныние.

– Пойдем. – Он оттащил меня от нее, сжав пальцы вокруг моего запястья. – Нам тут ничего делать.

Он провел меня через дверь, мимо толпы, собравшейся на улице, и направил к машине.

– Что она сказала? – спросила я.

– Садись, – он уже заводил машину.

– Нет, пока ты не объяснишь, что только что произошло в этой хижине.

– Садись в машину, Родел, – прорычал он.

Джек сжал челюсть и смотрел прямо пред собой, не глядя на меня. Это был Джек, которого я встретила на крыльце в первый раз – суровый, отстраненный, неуступчивый.

– Я никуда не уйду, пока ты не ответишь мне.

– Ты действительно хочешь знать? Отлично.

Он хлопнул по рулю обеими руками.

– Они продали его, Родел. Они продали Джуму. Они собирались передать его Габриэлю в обмен на некоторые предметы первой необходимости, но когда Габриэль и Мо не появились, они продали его кому-то еще. Джумы больше нет.

– Куда? Что ты имеешь в виду, говоря, что они продали его?

– Я имею в виду, что его родители продали его, потому что у них слишком много ртов, чтобы прокормить их. Там двое маленьких и ещё трое в поле. Они пожертвовали одним ребенком, чтобы другие могли жить. Они получили семена для своей фермы, кучу цыплят и достаточное количество еды, чтобы продержаться некоторое время.

– Я поняла, – сказала я, хотя это потрясло меня. Я многое повидала, сопровождая отца в его заграничных поездках. И хорошее, и плохое.

– Это ужасно, что его родители были вынуждены сделать нечто подобное, но Джума в хорошей семье, верно? Я имею в виду, они действительно хотели лучшего для него, раз согласились с тем, чтобы Мо и Габриэль проделали сюда весь этот путь, чтобы забрать его.

– Джума – ребёнок-альбинос. – Джек всё ещё был в ярости. Не разъярённо злой, но разбитый, подавленно яростный. Он выплёвывал слова, словно не мог их удержать. – Мёртвый он стоит больше, чем живой. На альбиносов здесь охотятся ради их частей тела, потому что люди верят, что они обладают магическими свойствами. Ведьмы делают из них талисманы: зубы, глаза, внутренние органы. Рыбаки вплетают волосы альбиносов в рыболовные сети, потому что они думают, что это привлечёт больше рыбы. Политики нанимают охотников на альбиносов, чтобы заполучить их конечности и кровь, чтобы они помогли победить на выборах. Богатые покупатели платят за них большие деньги. Три тысячи долларов за руку или за ногу. Пятьдесят тысяч на все тело, может быть, больше.

Джек посмотрел на меня в первый раз с тех пор, как он вытащил меня из хижины.

– Так что, нет. Джума не в хорошей семье, потому что Джума мёртв.

Его слова были шокирующими. Я знала, что альбиносы находятся в опасности, но предположила, что это произошло из-за того, что над ними издевались, задирали, подвергали остракизму или физическому насилию. Я не представляла себе ничего столь же зверского, как их хладнокровное убийство ради прибыли, жадности и суеверия.

«Некоторые вещи лучше оставить в темноте, которой они принадлежат», – вспомнились мне слова Джека.

Это то, от чего он пытался меня оградить. Я думала, что справлюсь с этим. Я была большой девочкой. Я жила в большом мире. Но в тот момент, в бедствующем поселении Барака, под пылающим жаром послеполуденного солнца, я почувствовала слабость и головокружение – мне было тошно при мысли об искромсанном маленьком мальчике, преданном его собственными родителями. Я отвернулась от машины и натолкнулась на ближайшую хижину, благодарная за темноту в её тени, которая оградила меня от жителей деревни.

Они все знали.

Сельчане. Джек. Гома. Бахати. Схоластика.

Мо тоже знала.

Намного проще, когда люди думают, что они видят мать мзунгу и ребёнка мзунгу.

Раз в месяц Мо обеспечивала безопасную транспортировку одного из детей, которых разыскал Габриэль.

Теперь слова стали более понятными. Мо взяла на себя опасную миссию, но она знала.

Её так же вырвало на почву цвета охры, как и я меня? Она также дохромала до стены и упала на землю, когда впервые услышала об этом?

Нет. Мо была сильной. Она всегда была начеку, всегда крепко стояла на ногах. Она не зацикливалась на вещах, которые разбивали ей сердце. Как бойфренды, которые изменяли ей, или люди, которые её разочаровали, или события, которые разрушали её иллюзии. Она все принимала, подстраивалась и двигалась дальше.

– Мир разобьёт тебе сердце. Это данность. После того, как ты примешь это, становится легче, – сказала она после особо грубого разрыва отношений.

Что происходит, когда ты хочешь расстаться с миром, Мо? Когда он бросает на тебя что-то такое непростительное, что ты сворачиваешься калачиком в тени грязной хижины и уже никогда не хочешь снова увидеть его лицо?

Ответа не было. Подъехал Джек и стал ждать меня, удерживая машину на холостом ходу. Я уставилась на колеса, покрытые грязью и пылью за время нашего путешествия, в салоне лежали солнцезащитный крем и закуски для Джумы. Мы заберем их обратно невостребованными.

– Сколько, по-твоему, ему было лет? – спросила я, все ещё сидя на земле. Ему могло быть два, пять, десять, двенадцать.

– Мы никогда не узнаем, – ответил он, усталый и измученный.

– Разве мы не можем пойти к властям? Попросить их что-нибудь сделать?

– Если бы полиция могла что-то с этим сделать, этого бы не случилось. Ты не можешь сражаться с армией безымянных, безликих призраков. Даже если ты догонишь их, они всего лишь посредники, работающие на целителей, которых, в свою очередь, финансируют богатые, влиятельные покровители. Это не человек, с которым ты имеешь дело, Родел, или группа людей, – это образ мышления, менталитет. И это самый опасный враг из всех.

– Значит, мы ничего не сможем сделать? Просто принимаем это и двигаемся дальше? Потому что это не личное? Потому что это нас не касается?

– Да! Да, ты принимаешь это! Так же, как я должен был это принять, – глаза Джека стрельнули в меня обжигающей горечью. – Нет ничего более личного, чем потерять дочь. Ты думаешь, я не хотел наказать людей, ответственных за убийство Лили? Ты думаешь, я не пытался представить себе их лица? Я каждую ночь бодрствую, цепляясь за дым и пепел, вдыхая зловоние собственной беспомощности. Так что не проповедуй мне о равнодушии. И если ты не можешь справиться с этим, то вперед, можешь упаковать свои вещи и вернуться домой, Родел, потому что это не грёбаное чаепитие в колыбели Африки.

Я приподняла подбородок, хотя он дрожал. Джек был не единственным, кто потерял кого-то. Я потеряла свою сестру. И по какой-то сумасшедшей иронии судьбы наши пути пересеклись – два человека с еще не зажившим, хрупким горем, брошенные в безнадежную ситуацию, пытаясь спасти кучу детей, когда мы едва могли удержаться от паники.

Я засмеялась над иронией ситуации. А потом снова засмеялась, потому что начала понимать пустые, безрадостные причины смеха Джека. Но мой смех превратился в тихие, всхлипывающие рыдания. Это был стоицизм, который поразил меня, принятие трагедии – самоубийства или совершенного преступления. Я видела это в глазах Джека, а затем снова в хижине, в глазах матери Джумы. Возможно, когда вы наблюдали как снова и снова лев заваливает наземь газель, когда вы чувствовали, как земля дрожит от миграции миллионов антилоп гну, это происходит естественным образом. Вы подружитесь с непостоянством, мимолетностью и незначительностью. В то время как я некогда лелеяла трагедию, неудачу или разочарование. Я сопротивлялась. Я продвигалась вперед с глубоким убеждением, что счастье – естественное состояние вещей. Я верила в это.

Я хотела уцепиться за счастье, но оно медленно ускользало от меня.

Джек позволил мне поплакать. Он не пытался меня уговаривать или утешать. Меня не торопили, не говорили, чтобы я перестала. Когда я, наконец, села в машину, он коротко кивнул мне, как, я подозреваю, один солдат кивнул бы другому. Подтверждая уважение, родство, то, что вместе пережили что-то большое и уродливое.

Когда мы въехали в мерцающую синеву туманного горизонта, я мельком увидела его душу. Так много кусочков его были скормлены львам. И также мрачно и горько это изменило его, он был гладиатором, выстоявшим там, где я бы точно упала.

Глава 7

Сквозь острова деревьев акации с плоскими кронами в блекнущее небо просачивались лучи малинового и фиолетового цвета. Даже когда ночь опустилась на обширные равнины, свет был ослепительным и ясным. Это был Серенгети, регион Африки, простирающийся от северной Танзании до юго-западной Кении. Известный своими великолепными львами и стадами мигрирующих животных, Серенгети охватывал ряд заповедников и природных зон.

– Нам придется остановиться где-нибудь на ночь, – сказал Джек. – Скоро стемнеет. Время свернуть с дороги. В Бараке мы задержались дольше, чем ожидали.

«Из-за моего нервного срыва», – подумала я.

Мы всё ещё были в нескольких часах езды от фермы, проезжая по краю кратера Нгоронгоро[13]13
  Нгоронгоро – огромный кратер в Танзании на краю саванны Серенгети, возникший в результате коллапса крупного вулкана около 2,5–3 миллионов лет назад. Диаметр кратера Нгоронгоро составляет от 17 до 21 км, его общая площадь насчитывает примерно 265 км². На дне кратера расположено озеро Магади, знаменитое популяцией фламинго.


[Закрыть], жемчужины Серенгети. Извержение гигантского вулкана произошло около 3 миллионов лет назад, и затем он превратился в кратер глубиной 2000 футов (610 метров). В настоящее время самый большой в мире нетронутый кратер служит одним из самых обширных убежищ для диких животных на земле. В другой раз я, возможно, обратила бы больше внимания на него, но я рассеянно уставилась на расстилавшуюся перед нами дорогу. Я все думала о Джуме и о том, что он всё ещё был бы жив, если бы Габриэль и Мо сделали это, – как мы все связаны странными, таинственными способами. Потяните нить сюда, и там разрушится жизнь.

Джек свернул в палаточный лагерь, когда солнце начало садиться. Знак на въезде гласил: «Роскошные сафари-палатки». Маленькие, тёмные очертания виднелись тут и там, когда автомобиль подпрыгивал на грунтовой дороге, ведущей к ресепшену. Ночи в Серенгети принадлежали животным, и я была благодарна за крепкий, закрытый «Лэндровер» Джека.

– Мы можем что-нибудь поесть? – спросил Джек у стойки, после того как мы зарегистрировались.

– Ужин через пару часов, но в обеденном зале всё ещё есть закуски.

Мы направились к открытому навесу и заняли стол, обращенный к кратеру. Небо на западе становилось бледно-фиолетовым после заката солнца.

– Хотите что-нибудь выпить? – спросил один из сотрудников.

– Чай, пожалуйста, – ответила я.

– «Кока-Колу», – сказал Джек.

– Я сейчас принесу напитки. Здесь нет меню. Пожалуйста, угощайтесь в буфете, – официант указал на стол.

Я не думала о еде весь день, мой аппетит сдерживала зверской реальность того, что я узнала. Но в моём желудке заурчало, когда я подобрала остатки того, что должно было быть послеобеденным перекусом. Бутерброды с огурцом, кексы и сахарное печенье.

– Спасибо, – сказала я, когда официант принес мне чай.

Я усмехнулась, когда Джек вернулся к нашему столу, его тарелка была больше моей.

– Что? – спросил он.

– Ничего, – но даже когда я пыталась сдержаться, что-то вырвалось.

– Что?

– Это, – я подняла чашу и жестом указала в сторону кратера. – Чёртово чаепитие в колыбели Африки.

Сначала он не реагировал. Он просто посмотрел на меня, в шоке от того, что его собственные слова вернулись к нему. Затем его глаза засветились, и потребовалось ещё несколько секунд, чтобы улыбка коснулась остальной части его лица.

Было здорово посмеяться. И Джек смеялся со мной. Его настоящий смех был теплым и глубоким, как неожиданная находка в солнечный день.

– Не только колыбель Африки, – сказал он. – Вполне возможно, колыбель человечества. Одно из древнейших свидетельств существования человечества было найдено там, в Олдувайском ущелье[14]14
  Олдувайское ущелье на севере Танзании, в 36 км к северо-востоку от озера Эяси. Представляет собой 40-километровую расщелину, идущую вдоль равнин Серенгети в охраняемой зоне Нгоронгоро, глубиной ок. 100 м и площадью 250 км².


[Закрыть].

Мы смотрели на небо. Оно было темным и настолько огромным, что казалось, что оно может растянуться до бесконечности.

– Зинджантроп, – сказала я. – Щелкунчик[15]15
  Зинджантроп – первоначальное название ископаемого человекообразного примата, относящегося к австралопитекам из Олдувайского ущелья; Танзания (возраст ок. 1,8 млн. лет). Почти полностью сохранившийся череп получил название «Щелкунчик» из-за массивной челюсти и больших зубов.


[Закрыть].

Джек наклонил голову, оценивая меня.

– Ты полна сюрпризов, Родел Эмерсон.

– Я учитель, – я пожала плечами. – И ты можешь называть меня Ро.

Он отпил своего напитка прямо из бутылки. Кока-кола у кратера.

– Мне нравится Родел, – сказал он. – Я никогда не встречал Родел, которая мне не нравилась.

– Это окольный способ сказать, что я тебе нравлюсь?

Мы оба знали, что он никогда раньше не встречал никого по имени Родел.

– Я не из тех людей, которые ходят вокруг да около. – Он поставил бутылку и пригвоздил меня своими кошачьими глазами. – Ты мне нравишься. Мне нравится, что ты твердо стоишь на ногах и видишь всё до мельчайших деталей. Мне нравится, что ты можешь упасть, отряхнуть с себя пыль и идти дальше. Мне нравится, что у тебя есть эта… эта врожденная вера. Не важно, насколько тьма поглощает все вокруг, ты будешь тянуться к свету. Мне нравится сидеть за этим столом вместе с тобой, вываливая на тебя своё собственное дерьмо. Прости, если я был резок раньше. Я злился из-за Джумы. На его родителей за то, что они сделали. На обстоятельства, связанные с этим. На тебя за то, что ты привела меня сюда. На себя за то, что я ничего не могу с этим поделать. Я чувствовал себя так же беспомощно, как и в тот день, когда потерял Лили.

Я откинулась назад в замешательстве. Джек Уорден был постоянно меняющейся загадкой. Он одновременно похвалил, извинился и раскрыл душу, с прямотой и искренностью, из-за которых я просто потеряла дар речи. Мои эмоции рядом с ним постоянно менялись, независимо от того, был ли он счастлив, сердит, грустен или сокрушен.

– Я поняла, – ответила я. Это всё, что я могла сделать. Я не поняла точно, что я просила его сделать, но было ясно, почему он закрылся от меня в первый раз. Последнее, что нужно было Джеку, это чтобы кто-то стучал в его дверь, прося его взять на себя ответственность за жизнь другого ребенка, когда он считал, что не справился со своим собственным. Какой человек снова охотно столкнется с реальностью своего худшего кошмара?

Мы закончили есть в полной тишине.

Сторож с ружьем и фонарём привёл нас к нашей палатке. Это была обычная для любого кемпинга палатка средних размеров. Она размещалась на больших деревянных поддонах, с высоким потолком, поддерживаемым деревянными балками. В ней были две кровати с маленькими прикроватными тумбочками, сундук с одеялами и шкаф, чтобы повесить нашу одежду. Межкомнатная дверь привела в небольшую, но функционирующую ванную.

– Ужин через час. Посигнальте мне своим фонариком, когда вы захотите быть сопровождены в столовую, – сказал охранник.

– Не думаю, что смогу снова есть, – сказала я, когда он ушёл.

– Ты можешь передумать. Здесь нет торговых автоматов, если ты проголодаешься посреди ночи, – Джек сбросил ботинки и откинулся на кровать.

Когда они сказали нам, что осталась только одна палатка, я не думала, что это будет проблемой, но маленькое пространство, казалось, еще больше уменьшилось от присутствия здесь Джека.

– Я пойду и немного освежусь. – Я схватила сумочку и скрылась в ванной.

Но вышла оттуда через две минуты и направилась к выходу.

– Что ты делаешь? – Джек наблюдал, как я пыталась отодвинуть полотно, закрывающее вход.

– Туалет не смывается. Я дам им знать.

– Ты не могла бы просто зайти внутрь, Родел. Это место не огорожено, а это значит, что вокруг него ходят дикие животные. И это не автоматический туалет. Тебе нужно налить воду в бак, когда ты хочешь смыть.

– Ах. Ладно, – я вернулась в ванную и огляделась. – Эмм… Джек?

– Да?

Я испугалась, обнаружив его прямо позади себя.

– В раковине нет никакого крана.

– Ты берешь воду отсюда, – он поднял лоскут и указал на ряд вёдер, наполненных водой, затем снял крышку с унитазного бачка, налил в него воду и покраснел.

Если я подумала, что он занял всё пространство в палатке, то в тесной ванной я едва могла дышать. Было что-то такое в Джеке, что коснулось границ моего сознания, – как он двигался, как сжались его руки, когда он поднял ведро. Он излучал жар и тепло. Но это был просто Джек. Я была уверена, что это была реакция, которую он вызывал у большинства женщин, – случайный взгляд, за которым следовала пауза и признание чего-то столь великолепного, каким бы мимолетным оно ни было. Я смогла бы на него не реагировать только в том случае, если бы была глубоко под землей, покоилась в могиле. Дело не только в том, как он выглядел. В нем было что-то ещё. Солидность. Сдержанность. То, что луна делает с приливами, привлекая к волнам больше внимания. Джек может вызвать у вас мурашки, просто пройдя мимо. Я содрогнулась при мысли, на что это будет похоже, если он намеренно решил уничтожить тебя.

– Спасибо, – пробормотала я, возвращая пустое ведро. – Думаю, что сейчас я могу принять душ.

Я практически вытолкнула его из двери. Мне нравились мурашки, бегущие по коже, но я любила их на своих условиях. И эта ситуация была не подходящей для мурашек на коже. И это уж точно не был мужчина, от которого я должна была чувствовать мурашки на коже.

Я была на половину раздета, когда поняла, что в душе нет кранов. И насадки душа. Просто сток в полу.

Чёрт.

Я обратно натянула свой свитер и открыла дверь.

Джек стоял там, сложив руки, прислонившись к перекладине, как будто ждал меня.

– Это вёдерный душ, – объяснил он, предвосхищая мой вопрос.

– Нет горячей воды?

– Только утром. Но они нагреют для нас воду, если мы попросим об этом.

– Я могу подождать. Сегодня я просто оботрусь влажной тканью.

Я снова закрыла дверь и услышала, как удаляются его шаги.

Когда я вышла, то схватила одеяло и обернула его вокруг себя. Было здорово избавиться от въевшейся в кожу грязи и пыли, но вода была холодной, температура упала, и я замерзала.

– Всё в порядке? – Джек открыл один глаз. Он лежал на животе полностью одетый под одеялом.

– Ага.

– Холодно?

– Нет.

– Хочешь пойти на обед?

– Да. – Чтобы только согреться в нагретой столовой. – Мы можем пойти сейчас?

– Так быстро проголодалась? – в его голосе был слабый намек на улыбку.

– Умираю от голода, – ответила я.

Джек посигналил сторожу своим фонариком.

– Сейчас.

Он снял свою толстовку и накинул её мне на плечи, когда мы вышли на улицу.

– А как насчет тебя? – спросила я, погружаясь в его тепло. Толстовка пахла им, и я нашла этот запах успокаивающим.

– Я не так голоден, – сказал он.

Смешок возник и застрял у меня в горле. Джек зацепился за тот факт, что я не собиралась признаваться, что мне холодно, и поэтому подыграл мне.

Я подавила смешок, потому что не могла позволить себе испытывать чувства к Джеку Уордену. Только не в этой ситуации. В обеденной зоне были установлены столы для ужина, соответствующие числу палаток. Джек и я оказались за одним столом с пожилой парой.

– Привет, я Джуди. А это мой муж, Кен, – сказала женщина. У неё были платиновые светлые волосы, и она была одета в платье с ярким рисунком.

– Я Родел.

– Джек.

Мы пожали друг другу руки, прежде чем занять свои места.

– Я заметила британский акцент? – спросила Джуди, когда появилась закуска

– Да. Я из Котсуолда, – ответила я.

– Но ты – нет, – заметил её муж, обратив внимание на загорелую кожу Джека. У него были серебристые волосы и глаза, блестевшие, когда он говорил.

– Нет. Я родился здесь, – ответил Джек.

– Ну, приятно видеть пару, которая не позволила небольшому расстоянию встать на их пути.

– О, мы не… – я показала между Джеком и мной.

– Мы не вместе, – сказали мы одновременно.

– Именно это я всё время говорила, не правда ли, Кен? – засмеялась Джуди. – Мы не вместе, мы не вместе.

– И вот мы здесь, – сказал Кен.

– Спустя сорок лет.

– Только потому, что ты хочешь увидеть мир, и нужен кто-то, чтобы носить твои сумки.

– Мы собираем безделушки со всего мира для нашего винтажного магазина в Канаде, – объяснила Джуди.

– Место называется Гамильтон.

– Это возле Ниагарского водопада.

– Заходите, если вы когда-нибудь будете в этом районе.

– Он называется «У Кена и Джуди».

Они прекрасно дополняли предложения друг друга и развлекали нас своими рассказами весь оставшийся вечер. После того, как они ушли, мы с Джеком послонялись вокруг, наблюдая, как мерцающие фонари качаются на ночном ветру.

Сторож не нуждался в своём фонарике, чтобы показать нам дорогу обратно в палатку. Кто-то разжёг небольшой костер в центре полукруга из палаток. Несколько гостей сидели на одеялах, в то время как один из охранников играл на гармонике.

– Задержитесь ненадолго! – Джуди похлопала по пустому одеялу рядом с собой. – В палатках нет отопления.

Я пробралась через небольшие валуны вокруг круга из гостей и села рядом с Кеном и Джуди. Джек последовал за мной, заняв свободное место возле меня. Россыпь звёзд повисла над нами в бархатном небе. Огонь трепетал, как глаза леопарда в ночи, напоминая мне о древних людях, которые приходили и уходили в холмистые луга и вулканические возвышенности вокруг нас.

Я разомлела от тепла огня. Гармоника играла долгими, медленными переливами, убаюкивая мои чувства. Другой охранник начал бить в барабан с тем же неспешным ритмом. Кен и Джуди поднялись и стали покачиваться под музыку. Пара, сидящая рядом с ними, передала мне трубку.

– Что это? – спросила я.

Они что-то сказали, но не на английском.

В другой раз я бы отказалась, но мысли о Джуме, Мо и Лили начинали заполнять мою голову. Я сделала глубокий вдох какого-то облачка дыма и вернула им трубку. Это согрело мои легкие и оставило древесный, вяжущий вкус во рту. Мы сделали пару кругов, обмениваясь трубкой.

Древесный дым, мягкие голоса, угасающий свет, скользящий по блестящим лбам, легкое тепло, холодные звёзды – все это соединилось в пульсирующее волшебство ночи. Музыка проникла мне под кожу, её пьяные нотки неслись по моим венам. Долина задрожала, небо осветилось пламенем. Я чувствовала себя как забытая галактика в обширной вселенной, как будто я собиралась уплыть.

– Потанцуй со мной, Джек, – я схватила его за руку. Она тяжело повисла, пока я не встала и не потянула её.

Я не могла вспомнить, когда танцевала в последний раз, не говоря уже о том, чтобы попросить кого-то потанцевать со мной. Было приятно находиться в объятиях Джека, передвигаясь вокруг огня в его теплых руках, обнимающих меня за талию. Я положила голову ему на грудь и услышала бой барабана в его сердце. Я чувствовала себя, как оракул, прислушивающийся к нему. Оно сказало мне, что я в равной степени часть земли и звезд, состою из равных частей тела и души. Я надеялась. Я была стихийным бедствием. Я была любовью. Я была предрассудком. Я была моей сестрой. Я была его дочерью. Я была Джумой. Я была Джеком, Джеком, Джеком, Джеком.

– Мне нравится, как бьётся твоё сердце, – сказала я. – И мне нравится, как ты произносишь моё имя. Родел. От этого я чувствую себя красивой.

– Ты красивая. – Он сделал паузу в середине шага, как будто я сбила его с ритма. Он осторожно поднял мой подбородок и стал наблюдать за игрой золотого света на моем лице. – Ты безумно красивая.

Это были не те слова, которые я бы использовала, чтобы описать себя, но в тот момент я ему поверила. Я чувствовала себя безумно красивой, хотя на мне не было ни капли макияжа, одежда была помятой, а на ногтях не было маникюра. Я верила ему, потому что он сказал это, как простое наблюдение, которое, казалось, удивило его. Словно он только что заметил это сам.

Кровь бросилась к моим щекам, губам, дугам бровей, кончику носа – везде, где его глаза обжигали мою кожу.

– Нет, – я отвела свой взгляд. Было неправильно чувствовать себя такой живой, неправильно чувствовать этот всплеск волнения. – Мо была красивой. И веселой. И смешной. Я скучаю по ней. Так сильно.

Джек не сдвинулся с места, но казалось, как будто мы оба отступили от того, что мгновенно вспыхнуло между нами, вместо этого превращаясь в наши личные мысли, наше личное горе. Пока мы покачивались в тишине, я обнаружила, что глубоко погружаюсь в комфорт его рук. Он был таким тёплым – теплее, чем огонь.

– Это Бахати смеется? – пробормотала я, прижав щеку к его груди. Джек был высоким, самым высоким парнем, с которым я когда-либо танцевала. – Что он здесь делает?

– Я не знаю, что ты курила, Родел, но это не Бахати. Это гиена. Где-то там, – он рассмеялся.

– Мне нравится, когда ты смеешься. Я имею в виду, когда ты действительно смеешься. Это начинается здесь, – я коснулась его горла. – Но я чувствую это здесь, – я растопырила свои пальцы на его груди.

Мы оба это почувствовали – вспышку чего-то дикого и взрывоопасного, как мерцающие угли, выпрыгивающие из костра. Наши глаза встретились, и Джек потупился, каждый мускул на его сильной груди сжался в сильном напряжении. Его грудь под моей рукой была горячей, как будто все наши чувства слились там, в палящем, расплавленном беспорядке. Затем он прочистил горло и отошёл.

– Я думаю, нам лучше уложить тебя в постель, – сказал он.

Я кивнула, чувствуя, как будто находилась в зыбучих песках. Мои ноги дрожали, а сердце колотилось. Должно быть, это было из-за той трубки, потому что я стояла там вялая и опустошённая, как тушёная лапша.

Я не могла вспомнить, сама ли я дошла или Джек отнес меня назад, но помнила, как он уложил меня в постель и плотно завернул в одеяло.

– Спокойной ночи, Родел.

– Спокойной ночи, Джек, Джек, Джек, Джек.

Я слышала мягкий стук его ботинок и скрип постели. Стрекотание ночных жуков и пьяное тепло костра почти усыпили меня, когда я услышала громкий рёв.

– Это лев? – пробормотала я. Похоже, что это было за пределами нашей палатки, но я слишком устала, чтобы по-настоящему испугаться.

– Да. Но это не так близко, как кажется. Рёв льва разносится на большое расстояние.

– Они это делают?

– Что делают?

– Муфаса, – я зевнула. – Вот почему он грёбаный король джунглей.

– Муфаса?

Я повернулась к нему лицом, но сползала в глубокий туман сна.

– Не имеет значения.

Я слышала, как Джек хмыкнул в темноте.

– Ты заставляешь меня смеяться, Родел, – сказал он мягко. – Я не смеялся долгое, долгое время.