Текст книги "Игнат, его милая родина (CИ)"

Автор книги: Лев Вораксо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Иногда болезнь затягивалась, и в семье дедушки Игнату приходилось жить продолжительное время.

Дед никогда никого не ругал, но был человеком строгим и требовательным в первую очередь к себе, чем невольно оказывал положительное влияние на домашних. Глядя на него, у Игната также вырабатывались навыки и повадки дедушки. При возвращении домой делился ими с родителями. Один эпизод Игнату запомнился хорошо, потому что оставил след в его жизни.

– Смотри, как я умею спать по стойке смирно, – вытягиваясь в струнку на кровати, позвал деда Игнат.

Дедушка похвалил, но сделал маленькое замечание:

– Руки нужно держать вдоль туловища без напряжения, свободно, пальцы слегка согнутыми в кулак.

За короткое время Игнат постиг не написанные правила и привык к строгим порядкам, бытующим в семье деда. Дома Игнат удивлял мать своей пунктуальностью. Глядя на сына, чтобы досадить отцовой ветви рода, она приговаривала:

– Дед из ребёнка солдата делает.

Отец на её слова только загадочно улыбался и напоминал:

– Ты же знаешь, что мы пришлые со своими традициями.

– Не семья, а сплошные варяги, – бурчала мать.

Так Игнат впервые узнал, что бытующие сами по себе правила, передаваемые из поколения в поколение – традиция. Позже, будучи на Флоте, он впитал флотские традиции от "лучших из лучших" наставников и руководствовался имя в суровые дни своей жизни. Наставниками для него были товарищи, однокашники, сокурсники и все те, кто неукоснительно и с гордостью соблюдал традиции Военно-Морского Флота и этим гордился.

Ежедневно Игнат бегал играть в дом родителей матери. С ними проживала семья его двоюродного брата Юрия, с которым при встречах проводили всё время в поисках забавных игр и приключений.

Мальчишкам нравилось зажигать спички и устраивать фейерверк. К коробку спичек с открытыми головками подносили зажжённую спичку – мгновенное воспламенение и коробок взрывался фейерверком. Фейерверки превращались в маленькие костры. За такие проделки их нещадно ругали. Пришлось для своих забав искать укромные местечки. Прятались в своих забавах во дворе под накрытой телегой. Специфический запах серы выдал их тайну. Искали другое скрытное убежище.

Однажды костёр развели в сарае у деда. Дым из сарая и огонь среди сена переполошил домашних. Родственники выскочили из дома, заливали водой разгоравшийся пожар. Их с братом отругали. Игната бабушка отправила домой, выговаривая вслед:

– Вам вместе находиться даже рядом друг с другом нельзя. Сегодня дом чуть не сожгли, а завтра что придумаете? Караулить вас – у меня нет времени. Иди, иди, пусть только мать явится, я ей всё расскажу. Пусть разберётся с тобой.

После этого случая на какой-то период Игнат искал товарищей для новых игр среди детей на своей улице. В его возрасте друзья находились быстро.

Вместе с приятелем, соседским мальчиком Юзеком, часто играли на улице перед польским костёлом, заходили на его территорию, старались дотянуться с помощью незамысловатых приспособлений до уровня оконных стёкол, чтобы увидеть через окна убранство внутри храма. Костёл обступали вековые деревья. Игнату казалось, что в вышине, там, где в ветках прятался купол костёла, они шептались друг с другом о вечности загадочной жизни. В такие минуты ему становилось жутко. Воочию убеждался в могуществе Небес.

В разгар одной из их игр к костёлу подошли взрослые люди с ломами, верёвками, другим инвентарём. Игната поразило невероятное зрелище. Что увидели – такого не могли представить даже во сне.

По периметру здания в нишах стояли изваяния, статуи. Они в первую очередь и привлекли внимание пришедших. Молодые люди начали уничтожать убранство храма. Они набрасывали на статуи верёвки, тащили, старались сбросить их из ниш. Если усилий рук было недостаточно, то в ход шли ломы и другие приспособления.

– Зачем они это делают? – спросил Игнат тихо. Он знал из разговоров старших, что такое разрушение называется святотатством.

– Не знаю, – шёпотом ответил Юзек.

Понимание происходящего и расплата за содеянное зло пришли много позже. Тогда перед ребятами оказался разграбленный костёл. Перед храмом лежали сброшенные из ниш скульптуры, их вместе с обломками оставили валяться на земле. Никто из прибывшей команды уборкой заниматься не собирался. Двери костёла остались раскрытыми.

Впервые Игнат увидел, как люди безнаказанно ломают. Позже безнаказанность проявлялась и в больших делах. Безразличие имеет свои исторические корни и подпитывается постоянно...

Позже Игнат с Юзеком заходили в мрачный подвал этого здания, ожидая на каждом шагу ужасы или невероятные приключения. Этот костёл в своём сознании Игнат олицетворял с разграбленными с приходом немцев еврейскими домами. Без стёкол в рамах, с отодранными от лаг пола поднятыми досками...

Время привело территорию костёла в относительный порядок, помогли заросли кустарника. Игнат увидел, как умирают заброшенные здания и целые города. Если прежде при взгляде на костёл, он поражал величием, своей таинственностью, загадочным выражением святых из ниш, то теперь всё говорило о запустении жизни. Строение оказалось никому не нужным и заброшенным. Земле оставалось только похоронить его.

Когда мать куда-то отлучалась по неотложным делам, Игнат убегал на Двину. Обогнув католический костёл, высившийся перед их домом, между ним и православной церковью, стоявшей по соседству, по крутой тропинке рядом с обрывом спускался к воде. По пути обязательно заглядывал в колодезь с бьющей со дна родниковой водой. Как только босым ногам становилось холодно, быстро бежал к реке. На другой стороне реки стоял дом родственницы, к которой на лето из Ленинграда приезжали двоюродные братья и друзья: Лёня и Лев.

На берегу реки в ясные летние дни жгло солнце. На перекатах сверкала бегущая в струях вода. Взгляд оторвать от бегущей среди камней стремнины было невозможно. Только хлёсткий удар по воде крупной рыбы отвлекал внимание. Сразу же у Игната находилось новое занятие у берега. Потом снова проявлялся интерес к воде.

Увидев играющего у воды Игната, с другого берега к нему переправлялся двоюродный брат Лёня, гостивший у бабушки. Приплывал он на большом деревянном корыте. Иногда забирал поплавать с собой и Игната. Когда Игнат нагибался к воде, корыто черпало воду. Игнат очень боялся, что корыто может не выдержать двоих, и они окажутся в воде, среди несущейся стремнины. Плавать Игнат ещё не умел, а как тонут люди, видел. Старший брат плавал хорошо, а как тогда быть ему? Спрашивал:

– Не утонем? Корыто почти с краями в воде сидит.

– Края корыта ещё высоко над водой, – говорил тот беспечно. Такой ответ Игната не успокаивал. Коварство воды к тому времени он уже испытал, тёмное царство глубин невольно настораживало.

При очередной посадке Лёня нечаянно наклонился – корыто накренилось и через край заполнилось с верхом водой. Сидели в корыте и от неожиданности с удивлением смотрели друг другу то в глаза, то на стремнину, которая недовольно урчала, огибая появившееся новое на пути препятствие. Как по команде выскочили из затонувшего судна. Хорошо, что посадка была у самого берега. Одежду вымочили только по грудь, а перочинный ножик, подарок отца Лёне перед отъездом из Ленинграда к бабушке на каникулы, исчез без следа в суматохе спасения, среди каменистого дна и бурлящего течения. Игнат смотрел на мутную воду, которая только что чуть не забрала его с собой.

– Испугался? – спросил Лёня, показывая на убегающую вниз воду.

– Я не знаю тот мир, поэтому не хочу оказаться в нём пленником. Из него один я не выберусь, – напомнил брату Игнат, вспоминая разговоры с отцом.

– Молодец, чтобы не бояться, нужно знать всё про подводное царство. Подрастёшь –приедешь к нам в Ленинград, выучишься – ничего бояться не будешь.

Взглянув на сияющее на небе солнце, играющих у берега мальков рыбы, колышущиеся под ветром кусты прибрежной лозы, снова ощутив тёплое дыхание ветерка, понял, что жить ему лучше в этом цветущем мире.

Тёмная пучина и по сей день преследует Игната своей таинственностью. Всегда старается, переплывая реки, плавая у омутов, держаться мелководья, чтобы при надобности выскочить на берег.

Даже позже в Саратовской области, купаясь в Медведице, среди тёмных её глубин, Игната преследовал эпизод, видение стремительно бегущей вниз мутной воды на Западной Двине и их торчащие из воды головы.

Узнав об их водных путешествиях по реке на корыте, мать возмутилась беспечности путешественников.

После очередного плавания и разговора с матерью брат приезжал за Игнатом только на лодке.

Наигравшись, вспомнив о наказе матери – к реке не ходить. Игнат в сопровождении брата торопливо поднимался в гору, спешил домой.

Мать встретила вопросом:

– Ну и куда ты змыуся на этот раз?

– А я змыуся на раку, – отвечал Игнат, получая дозу морального воспитательного воздействия. Для него этого было достаточно, чтобы понять, что делает он всё правильно.

Об этом случае, возможно, Игнат не вспомнил бы никогда, но о нём позже в разговорах частенько напоминал Леонид, когда спустя годы после войны они встречались в его ленинградской квартире.

Улицу, на которой Игнат проживал, он оберегал зорко – не любил, когда по ней ходили посторонние. Особенно не любил когда, остановившись напротив их дома, прохожие смотрели на костёл и церковь, вели свои бесконечные беседы.

В бойкое время, к обеду, Игнат садился на скамейке перед домом и никого из посторонних пропускать не собирался по своей Рабочей улице. Когда на окраине улицы появлялись девчонки с других улиц, Игнат хватал приготовленные розги или подвернувшуюся палку и дерзко с воинственным видом направлялся навстречу. После короткой недружелюбной беседы, иногда короткой стычки тем приходилось обходить эту улицу по Витебскому большаку. Девчонки отваживались быстро проходить по этой улице, только убедившись, что малый забияка около дома не сидит, занят другими делами.

Его проделки вскоре стали известны родителям. После очередной жалобы Игнату всё же пришлось пропускать всех. Но счёт проходящим по своей улице он вёл постоянно.

Также приходилось считаться Игнату с соседями, когда он сам проходил по чужим территориям. Однажды пробираясь к реке среди холмов у спуска, услышал окрик:

– А ну, назад! Я у твоего дома не гуляю, нечего и тебе здесь расхаживать.

Игнат решил проскочить опасное место. Бежал под летящими в его сторону камнями, но всё же получил удар по голове. Это подсказало, что "хозяйничать" в чужих местах нужно осторожно, учитывая интересы других малолетних владельцев. Вспоминая этот случай, Игнат удивлялся искусству малолетних ребят метко бросать камни.

Дед с родителями дарили иногда Игнату незабываемые речные прогулки. Походы вверх по Двине под парусом запоминались.. Отец предупреждал Игната о предстоящих переходах по реке заранее, чтобы тот смог приготовить себя для такого плавания, ведь лодки приходилось перетаскивать через каменные перекаты вручную.

На двух лодках ранним утром отправлялись вверх против течения. Под парусом порожние лодки бежали быстро. Киль резал воду, через борт её брызги обдавали путешественников.

– Укройся от брызг. Вымокнет одежда – заболеешь, – предупреждала мать, наблюдая, как сын подставлял лицо брызгам. Игнат начинал осознавать азы битвы со стихией, понимал, что в жизни за всё хорошее и красивое нужно бороться.

Поднявшись в незнакомые, загадочные для Игната места, родители занимались хозяйственными делами, косили сено, готовили на берегу пир. Игнат искал среди травы ягоды. Неожиданно увидел, как от него быстро уползает змея.

– Здесь змеи, – показывал рукой Игнат родителям.

Подбежали взрослые. Отец искал у берега предполагаемую гадюку, уводя на чистое место Игната, сказал:

– Здесь греются ужи.

Беззаботные солнечные дни сменяли друг друга. Игнату хотелось, чтобы так будет вечно.

Война пришла неожиданно. Её начало Игнат запомнил пикирующими на город, военный аэродром, расположенный на окраине, бомбардировщиками. Самолёты падали сверху серебристыми сигарами, слышался грохот разрывов, над городом вставали и ползли клубы дыма. Тогда вместе с родной тётей он пробирался к бабушке кратчайшей дорогой, по прилегающему к улице лугу. При пикировании самолётов тётушка падала в траву, тянула за руку с собой Игната. А он из высокой травы старался рассмотреть фигуры пикирующих вражеских бомбардировщиков, но кроме сверкающих отблесками солнца корпусов падающих машин ничего не различал. Так в его город пришла война.

Дома, разбитые бомбами при налётах, стены, обгорелые при пожарах, напоминали, что враг может появиться в любую минуту. Надежда была на противотанковые окопы, вырытые на подступах к городу горожанами. Всё быстро менялось, воинская часть, расположенная в городе, внезапно ушла. Её место заняли восемнадцать учащихся – ополченцы, комсомольцы школы, среди них оказался двоюродный брат Игната Лёня, приехавший на каникулы к бабушке из Ленинграда. Учащиеся школы были вооружены учебными винтовками.

Несколько дней по Витебскому большаку на Смоленск вереницей шли беженцы. Их поток казался нескончаемым. Запомнились хмурые лица женщин, уставшие дети. Устремлённые вперёд глаза будто бы искали конец трудному пути. Там, вдали было их спасение. Ни у кого ничего, ни взрослые, ни дети не просили. Единственным их желанием казалось стремление как можно быстрее покинуть город, который не мог защитить ни себя, ни своих жителей. Печальные глаза идущих людей остались в памяти Игната навсегда. О чём люди тогда думали Игнату не разгадать и сейчас. Понимал главное – торопились уйти от смерти.

Игнат с родителями, как и другие горожане, надеялись на чудо, что город не сдадут, Игнат с родителями прятались в деревне, расположенной на отшибе от дорог, около огромного болота. Единственная просёлочная дорога вела в это селение, поэтому встретить немцев в этом месте в ближайшее время не ожидали. Ранним утром все уходили в глухие места болота, укрывались среди поросшего болотными соснами большого массива. Местные жители вели за собой коров.

Над болотом часто пролетали самолёты с красными звёздами.

– Немецкие разведчики, маскируются под наших, – говорили между собой взрослые.

– Как бы не приняли нас за воинские части, – слышались тревожные голоса.

Из этих разговоров Игнат понимал, что немецкие разведчики ищут красноармейцев, куда-то ушедших из города в первые дни войны, но под деревьями прятаться приходилось – мать и появившейся страх побеспокоились об этом в первую очередь.

Однажды ранним утром, когда люди ещё не успели уйти в лес, в деревню ворвались немецкие танки. Увидев играющих детей, взрослых, занимающихся хозяйством, остановились. К ним подошли мужчины. Отрезанное болотом и топью от остального мира селение танкистов не заинтересовало, они развернулись и быстро ушли обратно. Теперь все знали – в городе немцы.

– Город уже занят. Надо возвращаться домой. Могут разграбить квартиры, – говорили взрослые.

– Нас не защитили? – спрсил Игнат родителей.

– Получается, не смогли, – неохотно ответил отец.

От Лёни после войны в Ленинграде Игнат узнал, что бой длился минуты. В живых остались двое. Убегая из кромешного ада, представитель НКВД заскочил на пункт наблюдения. Махнул рукой Лёне: "Уходи!" Вместе бросились к городу. На окраине города каждый скрытно бежал в свою сторону. Лёня бежал к бабушке. "Может быть, остались живы ещё два ученика?" – думал Игнат, вспоминая, что о военном в разговорах не упоминалось, а Лёня был совсем малым, начинающим комсомольцем из Ленинграда, тем более не из этого города. Взрослые горожане впоследствии в разговорах вспоминали двух комсомольцев. "Может быть, спаслись ещё два горожанина?", – в тревоге как бы болея, душой оберегая детские жизни, с надеждой думал Игнат.

Так Игнат с семьёй оказались в уже оккупированном городе. Сначала немецкие части долго не задерживались, в городе их почти не было – быстро уходили на восток.

– На Москву торопятся, мимо нас идут, – тихо говорил отец матери вечерами, предупреждая домашних о разворачивающихся на фронте событиях. Его информация была наиболее вероятной, город стоял в стороне от стратегического направления.

Вскоре что-то на фронте изменилось, немцы поменяли тактику. В городе подолгу останавливались машины с немецкими солдатами, долгими днями стояли на отдыхе, видимо, шло переформирование. Они забили собой все прилежащие к центру городские улицы. Опасаясь налётов нашей авиации, старались укрыться среди старых высоких разлапистых деревьев.

В городе хозяйничали оккупанты, устанавливали свой порядок. Расстреливали коммунистов и комсомольцев, казнили всех сопротивляющихся. В места города, где были повешены люди, родители не ходили и под страхом наказания не разрешали ходить Игнату.

Сны тоже были тревожными. Часто Игнату снились пожары в его доме. Начинались они с угла, в котором находились иконы, и их семье приходилось перебираться жить из сгоревшей комнаты на кухню. Игнат после каждого такого сна обращался к родителям с вопросом, где им придётся жить теперь, а однажды сказал:

– Этой ночью сгорел наш дом, мы оказались на улице.

– Значит, судьба у нас такая, – заметила мать. Родители были уверены, что уходить из родного города им всё-таки придётся.

К зиме в небе стали появляться наши самолёты. Немецкие лётчики моментально взлетали им навстречу с аэродрома, в небе завязывались воздушные бои. Было больно смотреть на превосходство немецких истребителей, наши лётчики вынуждены были уходить в сторону. Но иногда в воздушной карусели были и наши победы. Родители тайком ликовали. Ночные налёты нашей авиации большого урона вражеской технике не приносили, немцы маскировали себя хорошо. После ночных налётов нашей авиации, её удачных воздушных боёв у родителей Игната появилась уверенность в нашей силе.

К зиме на фронте положение немецких частей обострилось. В небе чаще стали появляться краснозвёздные самолёты. Превосходство в воздухе немцев терялось. Немецкие войска уходили маршем, куда-то торопились. В городе остановились словацкие части. В лютый мороз патрулирующие улицы солдаты стучали в ставни дома, заходили греться. Рассказывали родителям о своих семьях, им эта война была непонятна и не нужна.

События на фронте менялись быстро, шла постоянная передислокация войск. Словаки ушли и снова появились немцы. В городе днём патрулировали жандармы. Запомнился случай – за продуктами задворками Игнат с отцом пробирались к своему дому от соседей, у которых прятались в подвале. Неожиданно открылась калитка с улицы, и на их пути встал жандарм с автоматом. Идти дальше было нельзя. Жандарм внимательно рассматривал отца, которого Игнат держал за руку. Посмотрев на Игната, взгляд жандарма изменился, и он опустил автомат. Отец с Игнатом пошли дальше, ожидая очередь в спину. Зайдя за соседний сарай, побежали. Жандарм подарил им жизнь. После этого случая днём из подвала старались не выходить.

Зимой 1942 года наши части ворвались в город. У красноармейцев сил было мало и немцам удалось закрепиться на участке в районе центра. Немецкие пулемётчики, окопавшись на вышке ратуши, не подпускали наших бойцов для прямого штурма. Город

С приходом наших частей дом, в котором проживал Игнат, военные переоборудовали под госпиталь. Так Игнат с семейством оказался у деда на Витебском большаке. Дом деда с виду был неказистый, но внутри просторный и тёплый. Здесь уже проживал брат Юрий с семьёй. Этот дом не требовал дополнительной маскировки, военным он понравился и они оборудовали в нём штаб. Всё в доме находилось в движении: кого-то отправляли с заданием, кто-то прибывал с докладом, отовсюду просили подкрепления.

Дом дополнительно искусно маскировали, чтобы не выделялся среди остальных строений. Всё было сделано своевременно и правильно. Немецкие самолёты не давали покоя, искали штаб. Некоторым зданиям, покинутым жильцами, придавали штабной вид, на них и приходился основной удар вражеской авиации. Попадания были частыми. Поэтому при пикировании бомбардировщиков все прижимались к стене, старались укрыться подальше от окон. Почему-то получилось так, что тот, кто был более красноречив, наставляя младших командиров красноармейцев, сам при налётах бледнел и трясся. Игнат слышал, как командир вычитывал офицера:

– Что дрожишь при налётах? Ты же только что, отправляя бойцов на передний край, говорил о своём бесстрашии.

Потупив глаза, тот выслушивал упрёк командира. Позже из книг, Игнат усвоил истину: первый на пиру – последний в бою.

Немецкое командование старалось ликвидировать появившийся у них клин наших войск. Самолёты бомбили всё чаще. И всё же чувствовалось, что ресурсы Европы, воюющей с Россией, истощаются. Немцы теперь загружали бомбардировщики вместе с бомбами и большими камнями. Один камень попал на соседний дом. С треском прошёл крышу и чердак, очутился в подвале, разрушив его до основания.

Атаки немцев, рвущихся на выручку окопавшимся в городе пулемётчикам, становились всё яростнее. Для них это был шанс с меньшими потерями закрепиться на ставшем важным направлении. Взрывы снарядов участились, осколки, пули свистели не далеко от дома.

Учитывая сложившееся положение, офицеры посоветовали жильцам дома перебраться в подвал польского костёла. Дед с бабушкой дом не оставили.

Игнат снова оказался на своей улице. Толстые метровые стены старинной кладки и ещё более толстые стены подвала охраняли людей от снарядов и налётов вражеской авиации. Это был островок защиты и надежды. При бомбардировках, обстрелах, когда наверху бушевала смерть, в подвал заскакивали проходящие по улице жители, прятались красноармейцы.

Однажды ночью в подвал пришёл комиссар и предупредил отца брата Юрия:

– Не удержимся. Спасайтесь, кто как может. Уходите. Финны – лыжники идут на штурм.

– Эти не пощадят, – заметил родной дядя. После революции был начальником пограничной заставы на финском участке границы, повадки этих людей знал..

Население подвала собралось и в назначенное время двинулось к спуску на Двину. Через реку по льду под пулемётами выходили из фронтового города. Семьям Игната и Юрия повезло, на другую сторону перебрались без потерь.

Ворвавшись в город, фашисты захватили штаб. В злобе подожгли его вместе с жильцами. Так на Витебском большаке погибли, заживо сгорели дед и бабушка Игната.

Второго деда с семьёй, проживавшей у городского сада, фашисты вывели к оврагу и расстреляли у рва перед домом.

Семьи Игната и Юрия бежали в ближайшую деревню. Из неё началась их дальняя дорога на восток, минуя фронтовые участки. Всё имущество уместилось на санках, на свои санки отец сверху посадил Игната.

От деревни к деревне голодные протопали весеннюю распутицу 1942 года. В вешние воды фронт догнал, снова оказались у линии фронта. Отец, хотя и был освобождён от призыва, ушёл на войну, а семьи братьев пешком направились к железнодорожной станции. Там формировался эшелон в тыл. В товарных вагонах удалось выбраться из фронтовой полосы, но бомбёжки в пути не прекращались. При налётах вражеской авиации поезд останавливался и все разбегались в стороны. Над составом быстро появлялись наши истребители и завязывали воздушный бой, а поезд спешил на восток снова.

На Волге состав с беженцами пересадили на пароход. Началось настоящее путешествие по воде в саратовские места. Бегущая за бортом вода, горы подступающие утёсами к берегу, леса по склонам в иных условиях непременно радовали бы, но голод и неизвестность заставляла думать о жизненно важном.

Сплошного полотна тот период в памяти Игната не оставил, жизнь просто была "поломатая", воспринималась в отрывках. В памяти оставались отдельные картины, которые в какой-то мере характеризовали то время. Что стало с Юзеком, соседскими мальчишками, кто остался жив, а кто погиб, Игнат и по сей день не знает.

Конечным пунктом их странствия оказалась приветливая деревня Богатырёвка на берегу реки Медведицы, приток Хопра, и добрые люди. Сюда семья попала по разнорядке.

Утром хозяйка угостила приезжих варенцом, топлёным квашеным молоком. Посмотрев на тарелку, налитую жёлтой сметаной, Игнат спросил мать:

– Эту сметану мы можем съесть всю?

– Молчи и кушай, – тихо прошептала мать, ей было неудобно от того, что они впервые увидели распространённый в этих краях продукт.

Игнат уловил своеобразный запах и вкус этого молока, тихо спросил:

– Что это?

– Не разговаривай. Кушай, – мать проговорила ещё раз.

Деревня работала на фронт. Под осень с малышами детского сада Игнат собирал сталинские колоски. В памяти остались бескрайние поля сжатой пшеницы. Жизнь была интересной. Постоянная нужда проходила рядом, её старались не замечать. Голодные и раздетые. Но рядом были отзывчивые люди деревни. От них Игнат узнал, что такое русский язык со всеми его оттенками. То была школа его жизни, помогавшая выживать. Рядом с ним были удивительные мальчишки. Сдружился с ровесниками, двумя братьями – Игорем и Анатолием. Игорь был на год старше Игната, а Анатолию было только три года. Отец привёз их в эту деревню из города. Матери у ребят не было. Отец по брони был направлен в районный город для организации военного производства. Жили мальчишки у одинокой женщины на окраине села. Каждую свободную минуту Игнат старался быть рядом с ними. Сначала бежал к ним, потом вместе шли к нему домой, играли.

У него перед глазами осталась та лютая пурга, эти полураздетые дети. У Игоря буденовский шлем с большой красной звездой, лёгкая куртка, у Анатолия лёгкое пальтишко и что-то вроде платка на голове, вместо шарфа женский шерстяной платок.

Игнату до мелочей запомнились их хождения на ветру в пургу или лютый мороз. Игнат и сейчас восхищается этими ребятами, их стойкостью, неутомимой битвой за жизнь. Мальчишки остались в жизни Игната навсегда, они научили его любить Родину.

Игорь с братом, пробираясь по засыпанной снегом дороге навстречу ветру, декламировали зовущие в атаку слова:

Сверкало озеро Хасан,

Бой у высот начался жаркий,

Нас вёл в атаку комиссар,

В боях испытанный Пожарский.

И вот у самой высоты,

Тихонько пуля просвистала,

И здесь у этой высоты,

Пробила сердце комиссара.

Вперёд ребята! – он сказал,

Рука его похолодела,

Упал на землю комиссар,

Трава от крови покраснела.

– А что-нибудь ещё знаешь? – просил Игнат. В ответ слышал стихи о Воровском, пограничнике Карацупе.

Сколько бы позже в зрелые годы жизни на занятиях, лекциях не говорили о патриотизме, для Игната братья были первыми, кто увёл его в атаку жизни. Таких одухотворённых, даже среди взрослых военных комиссаров, преподавателей высших учебных заведений Игнат не встречал больше никогда.

Игнату не пришлось прожить годы с этими ребятами. Осложнение военной обстановки – и их отец по тотальной мобилизации ушёл на фронт. Игоря и Анатолия увезли в детдом. Что с ними стало, как сложилась их судьба, Игнат не знает. Война разбросала его друзей, самого Игната оторвал и унёс от близких ему по духу детей вихрь жизни. Тех ребят Игнат не забыл, он и теперь им за проведенные вместе с ними дни – безмерно благодарен, с ними ощутил любовь к родной земле, близким по духу людям. С теми мальчишками в суровое военное детство уходил во взрослую жизнь.

Здесь, в Саратовской области в зимнюю вьюгу они вместе ходили в школу, входили в тревожную жизнь.

Война детей не отпускала. С первого класса с винтовкой противогазом они не расставались. Военная подготовка была обязательной и ежедневной. Уроки военного дела – и после занятий практическое обучение за деревней на местности. Уже тогда Игнат усвоил уроки и приобрёл первые навыки штыкового боя. Перед глазами на весу чучело – мишень из снопа обмолоченной пшеницы, однорукий офицер с шестом в руке и его команда:

– Следующий, вперёд!... Влево отбей, вправо отбей! Вперёд коли! Назад прикладом бей!

Эти команды и сейчас звучат для него музыкой марша в грозных ситуациях.

Положение на фронте было сложным. В деревню прибыло подразделение для строительства военного прифронтового аэродрома. Готовили постройки, местность к условиям прикрытия переднего края с воздуха.

Игнат любил ходить к военным во время обеда, разговаривать с ними на разные темы. Их близкое общение оказалось коротким.

Однажды во время обеда обратил внимание, что военные обедают нехотя, с неудовольствием. Оказалось, что им не завезли соли. Несолёный суп бойцы ели через силу. Игнат слышал, как рядом с ним бойцы говорили:

– Раздобыть бы ложку соли, вкус был бы совсем другой.

Сорвался с места, прибежал домой, разыскал спрятанную матерью в мешочке соль. Схватил горсть и побежал обратно. Высыпал соль в котёл.

– Что это? – спросил повар.

– Соль, – ответил Игнат.

– Дал бы лучше мне, твою горсть никто не почувствует, – заметил рядом сидящий боец.

– Я ещё принесу, – проговорил Игнат и побежал за солью снова. Принёс кулёчек, но высыпать её в котёл ему не позволил командир.

– Покажи свою соль, – проговорил он.

Покушав её на вкус, спросил:

– Ты чей?

– Мы беженцы.

– Приведи сюда мать, – приказал командир.

Было время обеда, мать с сестрой оказались дома. Когда мать пришла с Игнатом, командир сказал:

– Не разрешайте появляться у нас мальчишке. Мало ли что произойдёт, а ответить придётся вам.

– Я же соль принёс, – оправдывался Игнат.

– За соль спасибо, но во всём должен быть порядок.

Мать сама принесла бойцам соли.

Так прекратилась его помощь, пропала связь, не успевшая перерасти в более тесные их отношения. Прошло немного времени, и фронт переместился на запад, аэродромную команду отправили следом, видимо, строить аэродром на новом месте.

В школе тоже изменилось расписание уроков, занятия для малышей по военной подготовке проводились только один раз в неделю.

Жизнь в тёплом чернозёмном краю была многообразна и прекрасна в рождающихся ежедневно красках на бахче, среди огурцов, помидор огорода, дикорастущих цветов и шиповника.

Жители деревни, беженцы, эвакуированные жили теперь ожиданием победы.

Этот день пришёл 8 мая с утра моросящим дождём. Игнат вспоминает его постоянно не радостным ликованием праздника Победы 9 мая, а 8 мая рыданиями близких родственников погибших и пропавших без вести отцов, эвакуированных сюда семей офицеров. Последняя надежда на встречу у людей в этот день пропала, появилось ощущение краха семьи, как будто ушёл солдат в никуда, а потом оказалось, как будто его и не было вовсе. Надрывные крики и плач стояли до глубокой ночи. Игнат растревоженным сердцем был с этими людьми.

На следующий день должны были приехать артисты со спектаклем. Игнат с ребятами 8 мая отправились на будущее место их выступления, стадион. Поразила степь за деревней – она тоже скорбела, была мокрой, чёрной и траурной. В деревне не было смеха, слышались только рыдания женщин, дети не играли на улице, плакали по углам.