Текст книги "Закон гор"

Автор книги: Лев Пучков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

Глава 7

В начале лета 1995 года я со своими пацанами работал неподалеку от Халашинского района, будучи прикомандирован к штабу группировки для выполнения определенного рода задач. О характере этих задач я пока предпочитаю умалчивать – не так уж много времени прошло, чтобы распространяться о таких вещах без опасения быть неверно понятым некоторыми сердобольными правозащитниками.

Обстоятельства сложились так, что особенно активных боевых действий в тот период не было – наши хитрые политики, подзуживаемые своими ичкерскими кунаками, пытались найти компромиссное решение больного чеченского вопроса и соорудили так называемый мораторий на ведение огня, который предписывалось неукоснительно соблюдать всем начальникам федеральных сил. Оные начальники, сами понимаете, так же, как и «духи», всячески создавали видимость перемирия и клали с прибором на этот самый мораторий – лупили мы друг друга где придется и чем попало. Тем не менее велась активная работа по восстановлению стабилизации в регионе и в наиболее благополучных районах, непосильными потугами отдельных личностей как с той, так и с другой стороны, создавалось что-то типа зон безопасности – так называемые договорные села. По поводу этих договоров особо разглагольствовать не буду, поскольку вопрос громоздкий, по многим параметрам спорный и тянет на отдельную книгу. А вкратце это выглядело следующим образом: командование группировки договаривалось с местной администрацией – при участии, естественно, совета старейшин – насчет взаимонеубойства, если будет позволительно так выразиться. Уважаемые люди села клятвенно обещали, что расположенные неподалеку от населенного пункта заставы и блокпосты могут не опасаться за свою безопасность: ни один «дух» не придет сюда и не станет стрелять под покровом темноты; ни одного снайпера, мол, не пустят в «зеленку»; никто не будет ставить мины на маршрутах движения армейских колонн, и вообще все будет тип-топ, живи себе и радуйся. А что взамен? Да ничего особенного на первый взгляд. Федералы не должны стрелять в направлении села как из стрелкового оружия, так и из главных калибров; авиация не должна бомбить; вертолетчики, сами понимаете, пусть отдохнут, исключив данный район из секторов воздушной разведки, и вообще никто из федералов не должен приближаться к селу на расстояние наиболее действительного [23]23
  400 – 500 метров. Именно «действительного»! Почему-то редакторы всегда исправляют это определение на «действенного», а военные, прочитав, ухмыляются – чайник, мол, писал! (Прим. авт.).


[Закрыть]огня из стрелкового оружия.

Потому что нечего им там делать – от войны пострадали многие семьи, и некоторые местные товарищи, ослепленные горем, могут наделать глупостей: пристрелят кого-нибудь под горячую руку, и конец миру, установленному ценой таких неимоверных усилий.

А если приспичит командованию какие-то вопросы решать, пожалуйста – вызывайте старейшин, они сядут на бэтр [24]24
  БТР (жарг.).


[Закрыть]и повезут вас куда надо, прикрывая своими старыми немощными телами от всяких случайностей. Ну что ж – неплохо на первый взгляд…|

А каким же образом, спрашивается, старейшины, вкупе с местной администрацией обеспечат режим безопасности застав и колонных путей? Придет «дух» из другого района, в котором нет договорных сел, и начнет извращаться, как душа пожелает, – кто ему помешает? А вот для этого необходимо создать в договорном селе отряд самообороны. Набрать пару десятков лояльных к федеральной власти товарищей, вооружить и поставить охранять подступы к селу. Чем вооружить и как определить степень лояльности? А об этом беспокоиться не надо – мы все тут сами сообразим. И степень лояльности определим, и оружие найдем… Вам что главное? Чтобы безопасность соблюдалась? Будет вам безопасность. Главное – не лезьте в село и соблюдайте все условия неписаного договора.

Вот в таком примерно аспекте. Командование группировки скрепя сердце соглашалось, поскольку особого выбора не было. Село получало полную самостоятельность и отсутствие контроля. Те же самые «духи» пополняли отряд самообороны и развлекались как в голову взбредет – только на выносе, поодаль от своего местожительства. Соберутся вечерком, сядут на машину и по лесной дорожке покатят в соседний район, который не пожелал договор заключать. Отстрелялись, «зарядили» трассу в нескольких местах и с легким сердцем вернулись обратно, в договорное село, куда никто из федералов не заглядывает. О существующем порядке вещей знали прекрасно все, кто с этим сталкивался по роду деятельности, – федералы из «не договорных» районов и сел частенько пеняли тем, кому посчастливилось работать на «договорной» территории: спокойно живете, мол, за счет нашей кровушки, с врагом дружбу водите. Однако никто против устоявшейся системы не ратовал: именно наличие таких островков безопасности позволяло обеспечить более-менее приличное функционирование федеральной военной машины и сохранить не одну тысячу жизней наших пацанов. Будь иначе, мы заполучили бы на всей немалой территории Чечни тотальный невидимый фронт: каждый кустик «зеленки» плевался бы огнем, каждый погонный метр полевой дороги взрывался бы под колесами нашего многострадального транспорта.

Так вот, Халаши и расположенный неподалеку Гирлихаш также являлись договорными селами и сами по себе федеральное командование не интересовали. Участки проходящих рядом колонных путей федеральных сил никто не минировал, заставы, расположенные вокруг этих сел, довольно долго не подвергались обстрелу – договор соблюдался, и всех это устраивало. А вот в соседних районах творилось нечто невообразимое. Нет-нет, открытых боевых действий не было – мораторий все же. Имела место партизанская война со всеми сопутствующими ей аксессуарами. Любой одиночный транспорт, рискнувший вылезти с заставы по каким-то делам, обязательно попадал в засаду; ударно работали ночные неуловимые снайпера, забиравшие каждую ночь несколько жизней; не менее ударно вкалывали блуждающие минометчики «духов», наносившие нам весьма значительный урон; как по распорядку рвались на минах федеральные колонны, и вообще было много крови и совсем мало толку от такой странной военной кампании. Особенно всех доставали лихие чеченские саперы, которые, если верить статистике, утащили в могилу шестьдесят процентов жизней наших пацанов, потерянных за всю РЧВ.

В тот период, который я описываю, минная война, доселе протекавшая обычным порядком, внезапно резко обострилась – без всяких видимых причин. Ни с того ни с сего возросла статистика подрывов и сопровождавших их увечий и смертей на тщательно проверяемых основных маршрутах, особенно в том самом пресловутом районе, соседствующем с договорным Халашинским. Наши аналитики, обобщив данные, поступившие из разных мест, выяснили причину стремительного роста статистики подрывов: у «духов» появилась новая мина – противотанковый «итальянец» с пластмассовым корпусом, пластиковым взрывателем и керамическим ударником. Наши миноискатели обнаружить сию диковинку были не в состоянии, и потому огромное количество этих новинок, внезапно возникшее на маршрутах федеральных колонн, стало настоящим бедствием.

Проработав оперативные данные, наша разведка вкупе с особистами, ударно потрудившимися ради такого случая на фильтр-пунктах, преподнесли командованию занимательный результат: в южных предгорьях умудрился незаметно приземлиться транспортный борт из-за «бугра», который и притащил в своем вместительном чреве «гуманитарную помощь» чеченским непримиримым – целую кучу разнообразной современной экипировки для ведения войны и крупную партию новейших противотанковых мин, против которых наши обычные металлодетекторы бессильны. А спустя неделю, окончательно доработав поступившие оперативные данные, наши аналитики вынесли однозначный вердикт: место хранения основного минного запаса «духов» расположено в договорном районе, где-то в лесу между Гирлихашем и Халашами. Заведует хранением «итальянцев» какой-то местный авторитет, он же организует минное снабжение воюющих «непримиримых», и очень может быть, что его люди – те же самые бойцы отряда самообороны – минируют дальние подступы к договорному району. Обстоятельства тому вполне благорасполагают: в договорном районе караваны с минами могут гулять безнаказанно – федералы не станут организовывать засады и производить тотальные поисковые работы, рискуя утратить доверие противной стороны и тем самым порушить все, что удалось достигнуть. В общем, «духи» до того оборзели, что оборудовали склад под самым носом у войсковой группировки, на территории, защищенной от внезапного вторжения нашего спецназа и разведки неписаными пунктами договора об условном мире. Сами понимаете, мириться с этим было нельзя: каждый час промедления был чреват новыми жертвами и потерями боевой техники.

– Короче, все бросай, бери своих пацанов и найди этот долбаный склад, – приказал мне в один прекрасный день командующий группировки, прискучив терпеть выкрутасы обнаглевших «духовских» саперов. – Прочеши каждый квадрат этого леса, найди склад, в общем, и того… если не получится по-тихому перетащить к нам его содержимое, ты это… взорви его на хер. Я тебе саперов дам, – поспешил добавить генерал, заметив, как у меня от удивления вытянулось лицо. – Неделя сроку – больше дать не могу. И помни – район договорной. Напортачишь – на твоей совести будут десятки жизней наших парней, которые погибнут в случае обострения противостояния… Вопросы?

– А если… если у меня ничего не получится? – осторожно поинтересовался я, заведомо предполагая, какой может быть ответ.

Генерал нехорошо насупился, выбил пальцами нервную дробь по импровизированному столу, сработанному умельцами ВМТО» из оружейного ящика, и сердито буркнул:

Взвод материально-технического обеспечения.

– Если не получится, тогда будет много крови, сынок. Тогда псу под хвост все эти долбаные договорные районы и относительно спокойное житие. Нам этот склад нужно добыть во что бы то ни стало – сам понимаешь… Короче, если у тебя не получится, придется делать «зачистку» [25]25
  Зачистка (жарг.) – войсковая операция поисково-разведывательного характера по обнаружению и ликвидации боевиков и средств ведения боевых действий, как правило, с применением тяжелой техники и артиллерии. Обычно чревата большими жертвами с обеих сторон.


[Закрыть]по полной программе… Все, уматывай, некогда мне с тобой тут лясы точить. Делай что хочешь, но без результата не возвращайся… – Вот так – коротко и без затей: иди, найди, взорви и не напортачь. Наверно, с высоты генеральских погон некоторые аспекты исполнительского уровня представляются отчетливыми и простыми, как детали ландшафта, который полководец перед боем обозревает через хорошую оптику, забравшись на высокую вершину. Вон развилка дорог – здесь будет рубеж развертывания в батальонные колонны; чуть далее, за рощицей, рубеж развертывания в ротные колонны; а дальше озера двести [26]26
  Привязка на местности-двести метров от ориентира вперед.


[Закрыть]– рубеж перехода в атаку. Его, полководца, ни капельки не волнует, каким боком будут осуществлять все эти маневры подчиненные подразделения – разведка донесла, что условия местности стабильные и не требуют дополнительного исследования. А то, что дальше озера двести ввиду повышенного уровня осадков простирается осклизлая грязевая пустошь, на которой подразделения начнут буксовать в процессе перехода в атаку и тем самым будут подвергнуты дополнительному риску, полководца не колышет – приказ отдан, исполнитель должен его исполнить – беспрекословно, точно и в срок, как и предписано Уставом…

Примерно так же получилось и с нашим командующим группировкой. Разведка донесла, что есть склад и есть вредные «духи», которые под прикрытием договорного района снабжают хитрыми минами своих соратников в обозримой видимости и слышимости. Это у них. А у нас есть спецназ, в задачу которого входит решение такого рода заморочек. Так за чем же дело стало? На тебе двух саперов – и вперед. Детали ландшафта с этого высокого холма кажутся через мой прекрасный бинокль ясными и четкими…

В общем, не буду далее распространяться, скажу проще – дельце получилось, как любил говаривать небезызвестный дед Ульянов (ЦН), архиделикатное и архипроблемное.

Начнем с того, что лес между Халашами и Гирлихашем, как и большая часть остального лесного массива Ичкерии, был напичкан минами и разнообразными домоделанными взрывными заграждениями, которые ввиду нестандартности и невозможности определения срока давности их установки обезвреживанию не подлежали. Этот проклятый лес при внешней незначительности той площади, которую он занимал на карте генерала, в натуре был представлен тремя сотнями гектаров буйной растительности, сквозь которую можно было прорубаться годами, вооружившись здоровенным тесаком и неограниченным запасом терпения. Нет, можно было бы, естественно, прогуляться по проторенным местными аборигенами тропкам, которые разбегались по лесному массиву в различных направлениях… но эти вредные аборигены, как ни странно, не надоедали каждый день главному инженеру группировки, пытаясь всучить ему по всем правилам составленные формуляры минных полей и схемы взрывных заграждений, натыканных на этих самых тропках. Потому что поголовное большинство тех товарищей, что под покровом темноты подвешивали на ветку дуба набитое подшипниками ржавое ведро со вставленной внутрь оборонительной гранатой и осторожно выводили на тропку привязанную к кольцу предохранительной чеки леску, понятия не имели, что такое формуляр или схема – в свое время им никто не удосужился объяснить такие мелочи. Иначе говоря, я со своими одиннадцатью бойцами (девять моих плюс два сапера, отстегнутых с барского плеча генералом) мог гулять здесь приставными шажками полгода и более, пока не повезло бы наткнуться на этот самый склад, существование которого, кстати, было доказано нашими аналитиками теоретически – сведения, подтверждающие его наличие, увы, напрочь отсутствовали.

Другой аспект невозможности данного состоял в особенностях района поиска – Гирлихаш и Халаши, увы, являлись договорными селами. Накануне командование группировки встречалось с представителями администрации и совета старейшин каждого села. Просили не валять дурака и выдать склад – во избежание тотальной «зачистки» и сопутствующих этому нехорошему мероприятию эксцессов. Представители администрации сделали круглые глаза – какой склад, ребята, вы что?! Если бы знали, давно бы уже взорвали сами к чертовой матери – мало нам мин, понатыканных в лесу! Да вы… Да мы… И в таком духе добрых сорок минут, с мастерскими модуляциями и слезами на глазах. Наши попробовали зайти с другого боку: понятно, если бы знали… А может, вы ничего не знаете, а между тем какие-нибудь вредные «духи» из соседнего района балуются? Гадят, мол, у вас под носом, завидуют, сволочи недоразвитые, нашему договорному житию? «Да вы что, хлопцы! – оскорбленно взвились представители. – Без нашего волеизъявления ни один лист в этом лесу не упадет! Мы тут за все в ответе! А вы говорите…» В общем, отперлись от всего наотрез – нет, и все тут. Седобородые старейшины в папахах, присутствовавшие на переговорах, подтвердили слова представителей и поклялись Аллахом, что никакого склада в лесу между Гирлихашем и Халашами нет…

Я тоже был на этих переговорах – затесался в отделение охраны командования группировки. За время функционирования в режиме «война» я хорошо освоил некоторые прикладные аспекты психологии и надеялся, что, наблюдая со стороны за поведением чеченских представителей, сумею определить: тянем мы пустышку или напали на верный след. И знаете, получилось. Несмотря на многие отрицательные качества, присущие практически каждому жителю Ичкерии, большинство чеченцев, особенно из старшего поколения, практически не умеют врать – гордость не позволяет. Нет, представители среднего поколения изощрялись вполне искренне – искрометно заливались соловьем, вешая нам на уши продукцию итальянского производства и не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Эта новая поросль деловых ичкерцев, как мне представляется, ради личной выгоды готова мать родную продать и наплевать на все устои шариата. Особенно старался глава администрации Гирлихаша, которого звали Муратом. Этот скользкий тип мне сразу не понравился – чисто интуитивно, хотя внешне он был вполне симпатичен: волевое лицо, широкие плечи, приятный голос – все тот же бархатный баритон, черт бы его побрал… Мне вообще мало кто понравился на этом сборище, кроме, пожалуй, командира отряда самообороны Гирлихаша, который во всем слушался главу администрации села и слова не проронил за все время переговоров. Командир этот выглядел вполне прилично: этакий молодой застенчивый парниша с военной выправкой – высокий, стройный, худощавый, более похожий на сельского учителя, нежели на закамуфлированного под респектабельную личину «духа». Особисты сказали, что незадолго до войны этот симпатичный малый (его, кстати, тоже звали Муратом – там этих Муратов – что собак нерезаных!) служил старлеем в инженерно-саперном батальоне где-то под Калининградом, а когда началось, бросил армию и прикатил в родное село. Его якобы выбрали на эту должность, как самого добропорядочного и опытного в военном деле молодого человека в селе – и в «духах» он был совсем немного – в первые недели РЧВ. Короче, ничего себе пацан – расстреливать с ходу я бы его не стал… А вот Мурат № 1, который глава администрации Гирлихаша, показался мне крайне подозрительным типом. Я взял его на заметку и решил, что при определенном стечении факторов надо будет этого хитрого груздя аккуратно выковырнуть из его лунки и хорошенько рассмотреть при дневном свете – наверняка будет положительный результат…

В общем, переговоры прошли впустую. Местные администраторы врали нам не очень умело, но вдохновенно, гипнотизируя командование своей псевдоискренностью и старательно выказываемой приязнью – но заметно это было только со стороны, а при личном контакте создавалось благоприятное впечатление. А вот старейшины, когда клялись Аллахом, чувствовали себя очень неуютно. И хотя их клятвопреступление, с точки зрения военной хитрости, таковым не являлось, а имело целью лишь обмануть неверного, вломившегося на их землю с оружием в руках, седобородым мужикам было стыдно – они отводили глаза в сторону и смущенно крякали…

Итак, мне предстояло обнаружить гипотетический склад с хитрыми минами, взорвать его к чертовой матери и при этом ни разу не нарисоваться. Коротко поразмыслив, я пришел к выводу, что мероприятие относится к разряду фантастических и осуществлению обычными способами не подлежит. Необходимо было соорудить нечто очень хитрое и вместе с тем очень простое и легкое в исполнении, в противном случае я рисковал стать военным преступником, не выполнившим приказ командования.

Истолковав генеральское «делай что хочешь» буквально, я не стал гонять свой специальный расчет по району и прочесывать каждый квадрат дремучей чащобы, затаившейся между Гирлихашем и Халашами. Мы запаслись достаточным количеством провианта и воды, изобразили на КПП сводного полка подготовку к убытию в долгий пеший рейд (через пять минут генералу настучат – сто пудов!), затем трагически нырнули в лесную чащу и, проскакав галопом метров восемьсот, выпали из секторов наблюдения наших часовых. И… никуда далее не пошли – оседлали симпатичный лесистый холм неподалеку от Гирлихаша и приступили к непрерывному наблюдению за подступами к селу. Чего зря ноги бить, если есть высококачественная оптика и приличная высотка в непосредственной близости от объекта?

– Молоток, командор, – одобрил мой маневр один из приданных саперов – пожилой бывалый прапор Иван Васильев, которого бойцы за глаза величали «хитрый проводок». – Вот это я люблю! Сколько будем дрыхнуть?

– В зависимости от результата, – я неопределенно пожал плечами: кто его знает, как скоро мы заметим что-нибудь стоящее? – Отдыхай, дядя Ваня, твоя работа впереди…

– Так вы что, нарушаете приказ командующего? – сообразил наконец второй сапер – зеленый летеха, недавно прибывший в зону боевых действий после выпуска из инженерного училища. – Вы что, не знаете, что за это бывает? Да нас всех за это… Да мы…

– Успокойся, лейтенант, – лениво оборвал его я. – Никто ничего не нарушает. Формулировку приказа не забыл?

– Обнаружить склад. Ликвидировать охрану и организовать скрытую транспортировку содержимого склада на КП, – четко протараторил лейтенант. – При невозможности транспортировки – взорвать. А мы никуда не идем…

– Потому что пока ничего не обнаружили, – закончил я. – Как обнаружим, так сразу и потопаем – ты не переживай. Видишь – все в строчку. Будешь работать, когда мы найдем этот долбаный склад и перережем охрану. А пока – отдыхай…

Трое суток мы тщательно следили за каждым перемещением в селе и его окрестностях, изучая особенности местности и жизненный уклад гирлихашин… эмм… гирлихашев… черт, язык сломаешь – короче, вы поняли. Я сидел на самой вершине холма в удобно оборудованном и тщательно замаскированном гнездышке, вооружившись «Вороном» [27]27
  Прибор ночного видения – классная вещь!


[Закрыть]и мощной стереотрубой на штативе, которую выклянчил у артиллеристов, а по обе стороны от меня на значительном удалении исправно функционировали два трехсменных поста наблюдения, которым пришлось довольствоваться обычными двенадцатикратными биноклями и весьма потрепанными НСПУ [28]28
  Ночной стрелковый прибор универсальный (крепится к табельному стрелковому оружию) – капризная и не совсем надежная штучка. (Прим. авт.).


[Закрыть]– не по чину хлопцам такая классная трубочка, как у меня, – в табельный комплект экипировки спецназа сия диковинка, увы, не входит.

В общем, все занимались своими делами: мы ударно наблюдали, саперы спали с утра до вечера и периодически переругивались – лейтенант пытался воспитывать прапорщика Васильева, полагая, что полученное образование и двухнедельный опыт пребывания на войне дают ему неоспоримое преимущество перед мужиковатым «куском» простецкой внешности и с мягким характером. Дядя Ваня клал с прибором на высшее образование лейтенанта и на его потуги самоутвердиться в амплуа начальника: двадцать лет пребывания в войсках и активное участие во всех локальных войнах сформировали у немолодого сапера свое, особое восприятие таких вот желторотых юнцов, которые смотрят на наш загаженный мир через розовые очки.

– Будешь выделываться – заведу на минное поле и оставлю к некоторой матери, – таким образом обычно обрывал надоевшие нравоучения дядя Ваня, игнорируя угрозы начальника лишить его гипотетической тринадцатой зарплаты и вообще отдать под трибунал за скверное обращение с вышестоящей персоной.

В Гирлихаше и близлежащих окрестностях ничего интересного не происходило. Жители вяло крестьянствовали, не проявляя особого рвения – очевидно, никто особенно не надеялся на непрочный мир. В тракторной бригаде, расположившейся на окраине села, механизаторы неторопливо возились, восстанавливая свежевзорвавшиеся на своих и чужих минах трактора, пастухи выгоняли овнов на обширные луга, находившиеся к северо-западу от села, в противоположной от леса стороне. В лес, увы, никто не ходил и не ездил.

– Мне кажется, все мы предстанем перед военным судом – за неисполнение приказа, – мрачно предрекал не на шутку встревоженный лейтенант. – С каждым часом шансы выполнить распоряжение генерала становятся все меньше…

Поначалу я было обратил внимание на телодвижения командира отряда самообороны Гирлихаша – Мурата-два. Этот педантичный парниша во второй половине дня объезжал на своем «уазике» посты, расположенные по периметру села, производя смену часовых и проверяя службу. На круг у него уходило около полутора часов, затем Мурат заруливал за зерноток, расположенный возле леса, на дальней оконечности села, и намертво пропадал часов на пять-шесть. Так вот – когда я в первый день заметил, как «уазик» бывшего офицера инженерных войск скрылся за объемной крышей зернотока, у меня от радости, что называется, в зобу дыханье сперло.

– Вот оно! – трагически прошептал я, прикипая к окулярам стереотрубы, и тут же послал гонцов к наблюдателям, располагающимся ниже по склону, с категорическим приказом: все бросить, следить за овсяным полем, что между лесом и зернотоком. Я надеялся, что сейчас стану свидетелем скрытого выдвижения этого симпатичного парниши в лес, где у него могло быть только одно дело – прокатиться на тот самый склад, ради которого мы здесь торчим.

– Ай да Сыч, ай да молоток! – возбужденно похвалился я, потирая руки. – Сейчас мы все увидим и запишем…

Прошмыгнуть незамеченным в лес Мурат не мог – в этом я был уверен на все сто. По периметру села, вкруговую, шла сплошная полоса овсяных полей, шириной от тридцати до пятидесяти метров, просматриваемая с нашего холма на всем своем протяжении. Вырасти по грудь овес еще не успел – незрелые колосья едва доходили взрослому человеку до колена, так что, если бы кто вдруг рискнул прошвырнуться в лес – даже по-пластунски, мы обязательно бы его заприметили на фоне нежной зелени.

Ждать результата пришлось довольно долго: командир отряда самообороны как в воду канул. За четыре с небольшим часа я три раза посылал гонцов к наблюдателям: нет, с их позиций также не просматривались какие-либо поползновения пересечь овсяную полосу.

– Куда же ты провалился, красивый мой? – злобно пробормотал я, разглядывая незначительный фрагмент какой-то полуразрушенной хибары, торчавший из-за угла зернотока, – вся постройка с моего НП не просматривалась. – Не в этих же развалинах сидишь, блин…

Спустя четыре часа пятнадцать минут после загадочного исчезновения из-за зернотока показался «уазик» Мурата-два и покатил к центру села. За командирской машиной неторопливо шла небольшая группа вооруженных мужчин – по всей видимости, бойцов отряда самообороны.

Вдоволь поудивлявшись, я озадачился столь странным явлением и вызвал к себе наблюдателей, располагающихся на нижних постах. Опрос бойцов помог прояснить ситуацию, но приемлемой версии не дал. Та хибара с обоих нижних постов просматривалась великолепно, там располагался штаб отряда самообороны. Возле небольшого здания был оборудован импровизированный плац, на котором Мурат-два производил развод караулов; тут же, под навесом, стоял тентованый «66» – дежурная машина, а на крыше, в небольшой деревянной башенке, сидел наблюдатель с биноклем и смотрел в сторону леса, судя по солнечным бликам. А еще мои бойцы рассмотрели на крыше хибары развевающийся российский флаг – это для нашей авиации, чтобы лихие вертолетчики не влупили ненароком, заприметив возле здания вооруженных людей…

– В сторону леса никто не перемещался? – с затаенной надеждой переспросил я, всматриваясь в физиономии бойцов: если кто-то проспал, сейчас соврет, и сразу будет видно – командиру врать они у меня не приучены.

– Не-а!!! – хором ответили наблюдатели, глядя на меня кристально чистыми глазами.

– Ясно с вами… – разочарованно пробормотал я. Версия с Муратом-два, столь заманчивая на первый взгляд, оказалась несостоятельной. Симпатичный командир отряда самообороны никуда не пропадал: он просто выполнял возложенные на него обязанности, находясь, как и подобает добросовестному исполнителю, на рабочем месте.

Удостоверившись единожды в «лояльности» командира отряда самообороны, я сосредоточил все свое внимание на Мурате-один – главе администрации Гирлихаша. В глубине души я даже порадовался: единственный чеченский мужик, показавшийся мне более-менее порядочным на том сборище, автоматически выпал из списка подозреваемых лиц – ай да я, ай да аналитик, блин! Не подвела меня интуиция – дядька Ламброзо наверняка остался бы доволен своим последователем.

Мурат-один по всем параметрам подходил на роль подозреваемого номер один в моем списке. Он часто и подолгу отсутствовал в Гирлихаше: садился с утра на свой свеженький и небитый джип «Чероки» и уматывал из села. Объекты посещения я установил с легкостью: глава администрации ездил либо в Грозный, либо в райцентр. Прикатив под вечер, вредный Мурат не колесил по селу и его окрестностям, что, как мне представляется, было бы вполне естественно для озабоченного проблемами администратора, а сразу заезжал в свою усадьбу – на том его функции и заканчивались. Сами понимаете, такое странное времяпрепровождение наводило на самые грустные мысли.

– Какого дьявола тебе дома не сидится, индюк?! – недобро бормотал я, поглядывая в стереотрубу на рассекающий окрестности джип Мурата. – Ты вообще работать собираешься, или где? Вот урод, блин! Давай в лес заворачивай, дегенерат…

Моим заочным пожеланиям своенравный Мурат так и не внял: за все время наблюдения он не предпринял ни одной попытки прокатиться в сторону притихшего леса. Мучимый сомнениями, я предположил, что хитрые аборигены невероятным образом раскусили мои замыслы и на время затаились. Сидят себе, поглядывают из незаметного укрытия на наш холм и посмеиваются в пышные усы: развлекайтесь, хлопцы, следите сколько влезет! Приняв за основу этот пунктик, я усилил и без того жесткий режим маскировки: все мои подчиненные стали по любой надобности ползать по-пластунски и прекратили общаться между собой, кроме как шепотом.

Между тем обстановка мои опасения не подтверждала: судя по интенсивным ночным перестрелкам и ежеутренним подрывам в соседних районах, неуловимые снайпера и саперы «духов» активно продолжали творить свое черное дело. Кто-то по-прежнему снабжал боевиков экипировкой и минами, просачиваясь в проклятый лес прямо у меня под носом.

К исходу третьего дня я отчаялся преуспеть в сфере пассивного наблюдения и быстренько разработал план активизации предприятия – решил взять «языка».

– Оно тебе надо? – лениво поинтересовался старый сапер дядя Ваня, когда я поделился своими соображениями. – Сиди себе смотри, может, чего и высмотришь! А ничего не высмотришь – и хер с им! К сроку пойдем на КП, доложим, что искали-искали, ничего не нашли. Кто проверять будет? Правильно – никто не будет… А ежели полезешь брать этого придурка, обязательно на неприятности нарвешься – это я тебе обещаю. Не дури, Сыч…

Лейтенант затравленно посмотрел на подчиненного, перевел взгляд на меня и уставился в землю, не решаясь возразить: за время совместного пребывания в «секрете» прапорщик так «достал» своего начальника, что тот уже не желал пускаться в бесплодные споры.

Некоторое время я размышлял, обдумывая предложение дяди Вани. Бывалый «кусок» оценил обстановку и выдал приемлемое для нашей ситуации решение. К тому моменту ситуация на театре военных действий РЧВ сложилась так, что никто из успевших нюхнуть пороху вояк не рвался совершать подвиги ради куцых побрякушек, которыми, как известно, жизнь и здоровье не заменишь. Не забывая четко козырять высокому начальству, младший офицерский состав повсеместно следовал простейшим принципам грязной войны, выработанным эмпирически и неоднократно апробированным: а) выжить самому и сохранить пацанов, которые от тебя зависят; б) не подставить соседей, чтобы они при случае не подставили тебя; в) без нужды ни в коем случае не лезть на рожон. А уже потом, четвертым пунктом, постараться выполнить боевую задачу.