Текст книги "Закон гор"

Автор книги: Лев Пучков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

– Излагайте все подробно. Мы передадим вашу информацию господину Макконнери в самое ближайшее время. Наш разговор фиксируется на пленку – говорите внятнее. Итак?

– Никаких «итак», – отказался я от столь заманчивого предложения. – Мне необходимо переговорить с самим Макконнери – информация сугубо конфиденциальная. Сделаем так: вы свяжетесь с ним, скажете, что я звонил, и передадите мой телефон. А он, если сочтет нужным, перезвонит. Хорошо?

– Хорошо, – быстро согласился мой собеседник. – Как вам будет угодно. Есть еще вариант: Грег велел… эммм… попросил то есть, что если будет какая-нибудь информация об обстоятельствах гибели его жены… я правильно понял – речь идет именно об этом?

– Да, именно так, – подтвердил я и невольно ухмыльнулся. «Грег велел…» Выходит, шотландец не врал, сообщая нам с полковником, что клан Макконнери имеет значительный вес во всех аспектах жизнедеятельности могучего государства!

– Так вот, в этом случае господин Макконнери просил сообщать ему немедленно! – выпалил секретарь. – Независимо от времени суток. Если вы подождете минуту, я вас соединю. Вы не слишком торопитесь?

– Нет-нет, что вы! – воскликнул я. – Я совсем не тороплюсь! – Действительно, возвращаться в проклятый каменный мешок я вовсе не спешил – мне и здесь было неплохо!

– Хорошо, ждите, – пообещал секретарь и поинтересовался:

– Как вас представить?

– Скажите… э-э-э… скажите, что с ним хочет пообщаться грязный докер, – быстро нашелся я. – Тот самый докер, который хорошо дерется.

– Вы ничего не путаете? – удивился секретарь.

– Ничего, так и передайте. Он поймет…

Секретарь не обманул. Через минуту я имел удовольствие общаться с представителем клана Макконнери – слышимость была такая, будто мы с Грегом разговаривали через стол. Беседовали мы не более двух минут – сообразительный шотландец все схватывал на лету, несмотря на то, что в начале разговора я мог поклясться, что его только что разбудили, судя по хриплому голосу и недовольному тону. Вашему покорному слуге не понадобилось мобилизовать дремлющие где-то в глубине души посредственные актерские способности, чтобы убедить хирурга все бросить и мчаться сломя голову, дабы заполучить в пользование мою скромную персону. Грег сразу поверил мне и твердо пообещал, что максимум через пять дней он лично прибудет в славный поселок Геддаш Ичкерской губернии. При этом он, правда, резко сориентировался в ситуации и заявил – деньги за услуги он мне платить не будет. Ни о каких пяти «лимонах» баксов (информашка квартальной свежести) речи быть не может – он, благодетель, выкупает меня из рабства и вообще, вытаскивает из неприятностей, в которые я наверняка успел угодить. А если я с этим не согласен… Ах ты мой прозорливый прагматик, мать твою ети! Да я сейчас согласен еще и приплатить, если у меня там что-то осталось! Какие там деньги за услуги! Ну вот и прекрасно – ждите гостей…

Можно было прыгать от радости и обнимать гостеприимного парнишу, подозрительно наблюдающего за мной в течение беседы и недовольного оттого, что он так и не понял ни слова. Единственное, что смутило меня в нашем разговоре, это искреннее высказывание славного представителя могущественного полумафиозного клана: «Я все сделаю для тебя, мой славный докер, – даже из разряда невозможного. Но если окажется, что ты меня обманул, я тебе не завидую… То, что ты умрешь страшной смертью – это само собой разумеется. Но перед этим ты успеешь тысячу раз пожалеть, что решился на такой мерзкий поступок…»

Глава 3

– Алло? Это 5-35-16?

– Да, это Служба национальной безопасности, – важно ответил приятный женский голос – наверно, самой нравится, как грозно звучит!

– Дай Гасана Дудаева. Скажи – знакомый звонит.

– Одну минуту…

Нет, я вовсе не настолько груб, чтобы вот так по-хозяйски, барственно давать распоряжения незнакомой телефонистке и при этом обращаться к ней на «ты». Ситуация заставляет. По голосу я не сумел определить, каков возраст дамы, потому засомневался, как обзывать ее – женщиной или девушкой (здесь это, как говорят, две большие разницы, если вы не родственники), а вежливо-нейтральное обращение «вы» в чеченском языке отсутствует: такие мелочи своенравные дети гор игнорируют.

С полминуты играла компьютерная музыка, затем раздался уверенный баритон:

– Да, Гасан слушает.

Ну вот – опять баритон. Отчего-то в последнее время мне в присутственных местах всегда попадаются баритоны – и непременно уверенные в себе, прямо-таки наглые какие-то. Ох и не люблю я таких!

– Салам, Гасан, – важно пробубнил я, поправив за правой щекой заблаговременно припасенный шарик для пинг-понга, и сообщил, будто нечто само собой разумеющееся:

– Это Мага. Как сам?

– Салам, Магомед, салам, дорогой! – лживо обрадовался Гасан и с ходу начал петь:

– Как здоровье, как семья? Не болеешь ли? Горит ли твой очаг?

Я почти физически ощутил, как заскрипели шестеренки в аналитическом устройстве моего собеседника, которое пыталось по ходу дела выудить какое-то подобие ответа на закономерный вопрос: а кто, собственно, этот Мага?! Я бы, например, позвони мне кто вот так, непременно признался бы, что не помню никакого Магу и вообще… Но, перефразируя известное изречение, следует помнить, что Кавказ – дело не просто тонкое, а тонюсенькое до крайности. Я моментально представил себе этого Гасана: этакое хитромудрое сочетание – чеченский кагэбэшник старой школы, на полном серьезе намеревающийся мило побеседовать с незнакомым человеком и выудить у него кучу полезной информации, создав у собеседника иллюзию приятельских отношений. Ну ничего, пусть себе. Пока он там загогулины выписывает, я аккуратно загружу его.

– Слушай, Гасан, – у меня такой материал есть! Бомба! – Сообщив это, я посмотрел на часы: стрелки новенького «Ориента» показывали семнадцать тридцать две. Если я не ошибаюсь, именно с этой минуты нашим разговором должны заинтересоваться компетентные ребята из соответствующих структур. Особо разглагольствовать времени нет: если «прослушка» работает в прежнем, доперестроечном режиме, минут через пять-семь в номер могут вломиться здоровенные парни в полувоенном прикиде и с ходу начнут интересоваться, какого черта я тут делаю.

– Что за материал? – моментально насторожился мой собеседник. – Насчет чего материал?

– Компромат на кое-кого из правительства. Очень высокопоставленные люди! За такие вещи можно не то что с поста снимать – расстрелять мало…

– А почему ты ко мне обращаешься с этой информацией? – враз поскучневшим голосом спросил Гасан, очевидно, обзывая меня мысленно ишаком и еще чем-то в том же духе: сведения такого характера по телефону мог передавать только законченный дегенерат, не имеющий представления о тотальной шпиономании, царящей в суверенной Ичкерии. – Знаешь, это вроде бы того… не по моей части… И вообще, насчет всего, что касается правительства… э-э-э… знаешь ли…

– Знаю! – вдохновенно выдал я. – Я знаю, что ты порядочный, честный и… не трус! Тут такая компра – через одного расстрелять можно!

– Да, Мага, – ты все такой же… – дребезжащим смешком рассыпался голос Гасана. – Неуемный, деловой… Когда мы с тобой в последний раз виделись?

Ara – хитрый дядька запустил пробный шар, начал аккуратно прощупывать! Ну и мы вам – нате:

– Да ты что, забыл, что ли, Гасан? С 19 по 25 декабря прошлого года мы с тобой… не помнишь?

– С 19 по 25 декабря? – переспросил Гасан.

– Именно, – подтвердил я и замер, затаив дыхание. Ну и какова будет реакция? Сейчас выяснится – приплел Братский для красного словца про объединенную комиссию по расследованию массового убийства или действительно в припадке сентиментальности посвятил меня в реально существующий факт. Сейчас будет понятно, как мне жить далее: бежать сломя голову из-под импортного крыла или плодотворно работать далее в избранном направлении…

– А-а-а, это в объединенной комиссии, в Халашах, что ли? Как же, как же… – оживился Гасан.

Я чуть от радости не подпрыгнул. Есть! Попался, дядя! Братский, разумеется, сволочью был во многих аспектах, но тут он явно не соврал – теперь я в этом был уверен.

– Слушай, Мага, никак не могу запомнить… ты у нас кто по нации – не еврей, случайно? – шутливо подхихикнув, спросил Гасан.

Да, действительно – кто же я по нации? Шариком можно изменить лишь голос: запихай в рот хоть бильярдный набор из чугуна, акцент от этого, увы, не исчезнет. А, судя по акценту, чеченцем я быть никак не могу – надо здесь родиться и вырасти, чтобы твоя речь не отличалась от говора коренных жителей.

– Да, наверно, аварец. А кем же мне еще быть? – в тон собеседнику ответил я, лихорадочно соображая, в какую сторону вильнуть задницей, если вдруг Гасан сейчас ляпнет что-нибудь на аварском: по старой доброй традиции, на Кавказе сотрудник госбезопасности зачастую владел несколькими языками коренных народов – для удобства в общении.

– Молодец, Мага, – похвалил меня Гасан. – Я рад, что представитель братского народа так хорошо знает наш язык – я тебе еще тогда говорил… Ты где остановился?

– Как где? У кунаков, естественно, – сообщил я, как нечто само собой разумеющееся. – Завтра-послезавтра гуляем, тебя в гости приглашаем – как обычно… Но сначала – о деле. Я тебе без всяких шуток говорю – информация очень важная. У тебя телефон с защитой, нет? Если да, давай я тебе кое-какие наметки дам, у тебя глаза на лоб полезут. Короче, тут такая…

– Стоп! – торопливо и как-то нервно крикнул Гасан. – Погоди, дорогой, погоди… Не надо. По телефону не надо. У нас тут небезопасно… э-э-э… знаешь, могут спецслужбы вражеские прослушивать и так далее. Давай лучше встретимся и поболтаем, так будет надежнее. Идет?

Ara! Задергался, груздь! Зашевелился! Груздь – это такой хитрый гриб: он не хочет в кадушку, а потому прячется под землей. Надо быть очень опытным грибником, чтобы обнаружить его и отправить в корзину. Ваш покорный слуга – грибник еще тот. Так что напрасно Гасан жжет калории, пытаясь изменить ход событий. А насчет этих пресловутых «спецслужб» мы в кypce, недаром трудились определенный срок под руководством дяди Толи Шведова – настоящего профи без скидок на условия и обстоятельства. Мы в курсе, что каждый сотрудник СНБ зорко следит за соседом по кабинету; двое в одном кабинете подслушивают соседние апартаменты; отдел № 1 пасет отдел № 2, и так далее – старый принцип советской поры «чем громче стук, тем круче рост» остался и по сей день незыблемым постулатом функционирования гэбэшной системы. Так что, Гасан, держи залипуху № 2:

– Конечно, дорогой! Давай встретимся. Сейчас я подскачу к тебе – минут через сорок-сорок пять. У меня с собой и записи есть, и кассеты… Ты мне пропуск закажи, а то наше удостоверение у вас не подходит…

– Погоди, погоди! – отчаянно воскликнул Гасан. – Ну какой ты нетерпеливый, Мага, я прямо не знаю! Ко мне нельзя сейчас, я это… занят. Страшно занят – работы невпроворот. Давай встретимся где-нибудь после работы. Тебе где удобно?

– Да мне в принципе все равно, – равнодушным голосом ответил я, внутренне хохоча от радости – все получилось, как задумал. – Ну, если хочешь, давай где-нибудь… э-э-э… давай в кафе возле Бесланского моста. Это как раз от меня недалеко, и там народу немного. Во сколько ты освободишься?

– Точно не знаю – работы много, – сокрушенно вздохнул Гасан. – Давай так сделаем: ты в двадцать один ноль-ноль выходи из кафе и иди потихоньку в сторону автобазы. Там как раз ходьбы минут пятнадцать – я тебя подберу. Я буду на вишневой «девятке» – номер четыреста пятьдесят семь. Идет?

– Ну ты и конспиратор, Гасан! – насмешливо пробормотал я. – В родном городе в прятки с кем-то играешь… Ладно, идет. В девять вечера я буду гулять от Бесланского моста до автобазы.

– И это… в это время будет темно, а фонарей там нет… – извиняющимся тоном начал Гасан. – Ты в чем одет будешь, Мага? А то я буду тормозить всех прохожих – людей пугать!

«А прохожих в это время между мостом и автобазой будет бессчетное количество! – язвительно подумал я. – В этом глухом местечке уже с первыми сумерками жизнь замирает – только патруль на БТР может прокатиться, и то – на повышенной скорости!» Однако делиться своими умозаключениями с Гасаном не счел нужным и сообщил:

– Я буду в черной куртке с капюшоном. Так-так… Ну и вот еще что: в левой руке у меня будет фонарик.

– Ну ладно – в левой так в левой, – с каким-то облегчением сказал мой собеседник. – До вечера…

Аккуратно положив трубку на рычаги, я вытащил шарик изо рта, посмотрел на часы и прислушался. Стрелки поддельного «Ориента» фиксировали семнадцать тридцать шесть. В коридоре было тихо. Мы общались с любезным Гасаном не так уж много времени, чтобы «слухачи» успели отреагировать как положено и передать кому надо информацию, а если и успели, значит, система теряет в весе: вспомогательные структуры работают из рук вон. Никто не бежит сломя голову, чтобы отловить вредного звонаря и познакомиться с ним поближе во благо борьбы с пресловутыми вражескими спецслужбами.

Выбравшись через окно на карниз, я плотно притворил за собой створки и приставными шажками пошел вправо, непрерывно наблюдая за двором гостиницы. Немногочисленная публика место имела, но на город уже успела опуститься полноценная мгла, фонари в гостиничном дворе светили на уровне первого этажа, так что рассмотреть, кто там гуляет по карнизу на четвертом этаже, не представлялось возможным. Добравшись до железной трубы с телефонным кабелем, я спустился на третий этаж и благополучно влез в окно своего номера, предварительно послушав, как звучат со стороны мои собственные эротические вскрики и стоны секспартнерши. Получалось ничего: вполне можно было предположить, что качественно записанные на диктофон скрипы кровати, заполошный шепот сразу на двух языках и иные составляющие ударного полового труда не что иное, как происходящий в эту минуту всамделишный акт любострастия. Не думаю, что у местных специалистов микрофоны настолько высокого качества, что они позволяют уловить разницу между настоящим событием и записью.

– Как прошел вояж? – нетерпеливо прошептала Эдит, как только я лишил себя одежды и нырнул к ней с головой под одеяло.

– Думаю, нормально, – загадочно пробормотал я, слегка кусая ее за ухо, и предупредил:

– Сейчас надо аккуратно прикрутить эту хреновину и сдублировать по-настоящему: чтобы было все натурально. И не забудь – все разговоры о деле – только шепотом и под одеялом. Ты готова?

– Я есть всегда готов к это дело, – сообщила француженка, неуловимым движением сбрасывая с нас одеяло и в мгновение ока оседлала меня не хуже профессионального мустангеро – я даже «мама» сказать не успел.

– Опыт – он и в Африке опыт, – несколько растерянно похвалил я. – Его не пропьешь. И в карты не проиграешь.

– Бедный французский фемина не может водка, – немедленно отреагировала моя пассия, аккуратно прикручивая громкость на диктофоне, и тут же принялась активно ерзать своими прелестными ухищрениями в районе расположения моей точки дань-тянь (а это на два цуня ниже пупка). – И азартный игра – тоже нет. Кредит нет.

– Молодец, – опять похвалил я, чутко прислушиваясь к своим ощущениям – моя многострадальная плоть, до изнеможения истерзанная за последние пять суток алчной француженкой, весьма вяло реагировала на попытки последней привести ее в боевое состояние. – Значит, преждевременный климактерический кризис тебе не грозит.

– Ты имел неприятность от контрразведка абориген? – жарко прошептала мне на ухо Эдит, умудрившись в промежутке между «неприятность» и «контрразведка» пройтись своими влажными губами по моей шее, груди и цапнуть острыми зубами за бороду. – Он смотрел за ты, когда ты делал вояж?

– Их было трое – и они приблизились ко мне на недопустимое расстояние, – с мрачной таинственностью в голосе прошептал я, внезапно лизнув ухо своей подружки, она взвизгнула от неожиданности, но ухо не убрала, видимо, понравилось. – Никто из них уже не сможет съесть свой… ммм… этот, как его – о! свой лаваш. Точно, лаваш. Ни-ко-гда!

– 0-хо! – восторженно пропищала Эдит, моментально возбуждаясь и активизируя усилия в моей точке дань-тянь. – Ты был это… ты оторвал им зубы?

– Ага. Вместе с головами, – подтвердил я, несколько удивившись такой интерпретации своей шутки, совершенно исключающей какую-то иную трактовку. – Короче – забудь о них. Их нету.

– А-ха!!! – в экстазе пискнула Эдит, резво сползая вниз и принялась с двойным усердием исследовать своим языком мой живот, постепенно приближаясь к тому самому фрагменту моей плоти, который затаился в пяти цунях ниже точки дань-тянь и практически уже был готов к использованию во всех аспектах. Мне, однако, такой расклад совсем не улыбался, за пять суток я всесторонне изучил повадки своей пассии и прекрасно знал, чем все это закончится.

– Ну тебя в задницу, принцесса, – пробормотал я по-английски (специально для слухачей, наверняка развесивших уши и, вполне возможно, слегка поддрачивающих под наше звуковое оформление). – Мне твоя диета уже надоела. Все соки повысасываешь из мужика, а физкультуры – ноль. Давай-ка поупражняемся!

– Что ты сказал? – встревожилась Эдит. – Ты неудобно?

– Ага, неудобно, – согласился я, стремительным рывком меняя позицию, и, воспользовавшись замешательством француженки, с разбегу засадил ей свой фрагмент по самое «здрасьте».

– Ай! – вполне по-российски завизжала моя пассия, не ожидавшая такого оборота. – Ты хотел другой! О! О! Я хотел другой!

– Ну нет – я хотел именно так, – шепотом прорычал я – И не вздумай орать, что тебе нравится трахаться со шпионом. – Сделав такое внушение, я принялся интенсивно сотрясать кровать, крепко ухватившись руками за деревянную спинку и в каждой конечной точке поступательного движения бодая эту спинку удивительно крепким черепом Эдит. Знаете, очень недурственный тренажер для мышц живота и спины. Подозреваю, что слухачи были в восторге…

Вот таким образом я развлекаюсь уже пятый день. Нет, звонка в СНБ это замечание не касается – позвонил я только сегодня, поскольку именно сегодня образовались благоприятные обстоятельства для мероприятия такого рода. А вот с Эдит ежедневно – еженощно, практически с двенадцатой минуты знакомства. Эта миниатюрная секс-бомба, которая выглядит гораздо моложе своих тридцати семи лет (я втихаря исследовал ее паспорт – на всякий случай), своим обликом и манерами в полном объеме соответствует моему представлению о прекрасной половине, подвизавшейся на нелегкой ниве журналистики Она раскованна донельзя, взбалмошна, очень контактна, без меры обаятельна и весьма по-женски привлекательна. Когда я ее увидел впервые, сразу подумал: точно, корреспондент какой-нибудь газеты. Оказалось, что я ошибался. Эдит никаким боком к журналистике не относится, она председатель комиссии известной французской фирмы, специализирующейся на ремонте и монтаже гидротехнического оборудования. Фирма заключила контракт с правительством Ичкерии, и теперь комиссия изучает состояние подземных коммуникаций в Грозном – на предмет грядущего ремонта и чего-то там еще.

Помимо патологической предрасположенности к промискуитету, Эдит страдает явно выраженной формой шпиономании. Видимо, мне по жизни суждено иметь отношения с женщинами, пораженными в той или иной степени этим отклонением: моя подружка на Большой земле – Ленка, тоже балдеет от всяких секретов и находит удовлетворение скорее в той атмосфере таинственности, которой я намеренно (специально для нее) себя окружаю, нежели в обладании моим изрядно поломанным и травмированным в разное время телом.

Наш половой союз с председателем гидротехнической комиссии начался с керосина. Вернее, с керосиновой вони. Эдит живет в соседнем номере, и наши ванные комнаты разделяет общая стена. В этой стене – как положено в каждой нормальной гостинице, сооруженной в советское время, – единая для всех вентиляционная шахта, зарешеченные отверстия которой выходят на одном уровне в обе ванные комнаты. Иначе говоря, вы можете, сидючи на унитазе в своем санузле, при желании запросто общаться с жильцом соседнего номера, принимающим ванну, – при этом вам совсем не потребуется повышать голос. Вот эта характерная особенность гостиничного комплекса плюс керосиновая вонь вкупе с манией Эдит и послужили поводом для нашего знакомства.

Как только меня заселили в номер и некоторые рутинные процедуры с оформлением были улажены, я немедленно принялся выводить вшей. Сами понимаете, для этой цели проще всего было бы постричься-побриться наголо – и никаких проблем. Но моя роскошная борода и буйная шевелюра, самопроизвольно развивавшиеся последние два с половиной месяца, служили мне прекрасным маскировочным средством: в таком виде я совершенно не был похож на себя самого двухмесячной давности. Кроме того, на сомнительных документах, которыми меня снабдил Грег, имелась фотография типа, похожего на вашего покорного слугу лишь наличием роскошной бороды и такой же шевелюры. Если бы я побрился, сразу стало бы заметно, что документы – самая натуральная липа. А потому пришлось прибегнуть к испытанному народному средству для тотального умерщвления маленьких мерзких тварей, расплодившихся в моих волосяных покровах, – керосину. Детально описывать эту рутинную процедуру я не стану – в целях экономии времени. Скажу короче: скоро ужасная вонь из моего номера благополучно перекочевала, в соседние апартаменты и насквозь пропитала в них каждый уголок, как и следовало ожидать. Эмоциональная Эдит, возвратившись вечером после трудов праведных, пришла в бешенство и примчалась ко мне выяснять отношения. Догадываетесь, в каком виде я предстал перед прекрасной незнакомкой? Весь в керосине, с повязанным на бедрах полотенцем и специально для такого случая приобретенным малосимпатичным респиратором на личике. В ходе кратковременного общения выяснилось, что по-английски Эдит вообще ни бум-бум (а я, спешу сообщить, по легенде, американский переводчик), но довольно сносно разбирается в русском – особенно по части ругательств и общеупотребимых идиом нецензурного характера. Бабушка, видите ли, у нее была родом из России.

– Ты есть наглый, подлый, е…ный дивертисмент, э-э-э. – тьфу, блядь! Диверсант! О! Да, так – диверсант, блядь! – заявила моя соседка уже к концу первой минуты разговора. – За какой фуй ты изговнял мой санузел?! Ты что – совсем педераст?! Я ты буду поубивать про это дело!!! Ты кто есть совсем?!

– Вы заблуждаетесь, мадам. Я не совсем педераст, мадам, – возразил я респираторным голосом. – А кто я такой, я бы вам сказал, однако боюсь… – тут я указал на свои уши и покрутил пальцем над головой. Затем я снял респиратор и предложил даме приблизить ушко к моему оволосевшему рту – на предмет передачи совершенно секретной информации. Дама приблизила. Я страшно округлил глаза и начал жарко нашептывать ей на ухо, что я не просто так, а суперагент ЦРУ, которого злые чечены полгода держали в плену, совершенно не подозревая, кого им удалось захомутать. Но теперь меня освободили лихие напарники – мытарства закончились. Сейчас я приведу себя в порядок и помчусь мотаться туда-сюда по Ичкерии, готовить государственный переворот, при этом по ходу дела убивая пачками всех подряд подвернувшихся под руку левых типов аборигенского происхождения. Убивать я умею, люблю и имею полное право – у меня особый допуск на этот счет, как у хрестоматийного 007. Но этот самый 007 в сравнении со мной – жалкий дилетант. И много бы я еще мог рассказать, но довольно. Она и так узнала больше, чем надо. А поскольку любая информация, касающаяся моей страшно секретной персоны, не должна никуда утекать, теперь у прекрасной дамы осталось лишь два выхода – в зависимости от ее волеизъявления. Либо я тотчас же на месте замочу ее, либо она тут же клянется соблюдать тайну и с ходу начинает сотрудничать с суперагентом. Как сотрудничать? Ну, мадам, – какие странные вопросы! Суперагента, привыкшего утолять голод дождевыми червями и спать на деревьях, в этой варварской дикой стране может сразить только одна неурядица – полное отсутствие женской ласки. Чеченские женщины, увы, для этого дела совершенно не годятся – у них аллергия на суперагентов немусульманского происхождения. Лишенный оной ласки, суперагент становится социально опасен – он начинает сверх плана мочить всех подряд «левых» и делается страшно агрессивен. Вот и сейчас – уже столько времени я прозябаю вообще без всякой ласки, а тут пришла вредная соседка устраивать такие мелочные разборки по поводу керосиновой вони, что хочется мгновенно удавить ее одним движением тренированных рук! Да вдобавок ко всему эта вредная теперь знает больше, чем положено…

Вот тут я ошибся вторично. Мне, знаете ли, не доводилось ранее общаться с франсузелями, а потому я ориентировался на мировоззрение нормальной российской женщины. Что бы предприняла нормальная российская женщина, услышав такой фантастический бред? Тут два варианта: либо послала подальше повествователя, пообещав пожаловаться администрации гостиницы на чрезвычайно вонючее соседство, либо с ходу поняла бы, что ее пытаются элементарно закадрить, и поддалась бы на столь незамысловатое ухищрение – в зависимости от настроения и степени усталости. Не сумев определить по выражению лица француженки, к какому из вариантов она склоняется, я уже скорчил было подобострастную рожу, чтобы просить прощения у обиженной мною соседки, но моя гримаса, судя по всему, была истолкована совершенно превратно. Эдит плотно прикрыла входную дверь, решительно сверкнула глазами и, с треском разорвав на себе блузку, взволнованно пролепетала трагическим шепотом:

– Я готов сотрудничать это дело. Убивать нет – я буду помогать ты! Бери я!

Ну что тут было делать? В первый момент я хотел было извиниться и обратить все в шутку, но… знаете, я ведь так долго был без женщины, а тугие аккуратные груди Эдит столь обольстительно колыхались в такт ее учащенному дыханию, и были эти груди так близки, так доступны… В общем, не виноватый я! Она сама пришла и буквально на двенадцатой минуте общения чуть ли не изнасиловала меня – воняющего керосином, незнакомого бородатого мужика, представившегося суперагентом. Извращенка, блин! И самое странное – она до сих пор ни разу не усомнилась, что я на самом деле являюсь этим самым мифическим агентом. Теперь я точно знаю, что мировоззренческая позиция женщин Франции некоторым образом отличается от восприятия действительности нашими дамами…

В дверь деликатно постучали. Эдит напрягла бедра; встревоженно заерзала подо мной и повернула голову к выходу Проигнорировав неожиданно возникшую помеху, я поднапрягся и в пять ритмичных толчков завершил процесс, безо всякого стеснения заорав от избытка чувств – пусть послушают. Моя подружка, недовольно пробурчав что-то по-французски, вывернулась из-под меня и пошла к двери, на ходу набрасывая халат. Тут вам не здесь, когда при таких забавах мужик за все в ответе: эмансипация, понимаешь! Барахтались мы в номере Эдит – она хозяйка, значит, ей и отвечать на дурные вопросы непрошеных визитеров.

– Извините, мадам Ловаль… вы одна? – послышался из прихожей воркующий голос Эля Бичкаева – замзава гостиницы по безопасности, ведающего всеми импортными постояльцами. Эль – старый гэбэшник, он старается влезть в душу каждому иностранцу, и зачастую у него это получается: симпатичный, сволочь, и обаяшка, каких поискать. За пять суток он умудрился побеседовать с каждым из нас по четыре раза – у меня имеются аж три его визитки: он носит их в карманах пачками и раздает всем подряд, иногда забывая, что уже одарил постояльца накануне.

– Это дело не ты! – с наигранным возмущением ответила Эдит. – Я что хочет делает! Или не так?

– Нет-нет, это, конечно, ваше дело – что хотите, пожалуйста, – поспешно заявил Эль. – Просто у нас тут кое-какие неурядицы возникли… Не могли бы вы пустить нас осмотреть ваш номер? Мы, видите ли, осматриваем все номера…

– Обыск? – негодующе пискнула Эдит. – Я – обыск? Консул – ордер! Прочь!

– Да ну что вы, какой обыск! – воскликнул Эль и вкрадчиво предложил:

– Мы просто зайдем – глянем, и все. Я пони маю, конечно, вы можете нас не пустить, но тогда у меня ионе воле могут возникнуть подозрения: а что там мадам Ловаль скрывает в своем номере? Значит, есть что скрывать! Ну так что – пускаете или нет?

Вот змей! Такой кого угодно заговорит и заставит поступать так, как ему выгодно. Наверно, их специально дрессируют где-то, учат психологии и так далее. А и пусть себе заходят – такой оборот тоже входит в наши планы.

– Кто там, дорогая? – подал я голос, давая Эдит понять, что нет смысла препятствовать Элю в осмотре номера. – К тебе гости?

– Накрывать тело, Крис, – хозяйственно распорядилась Эдит. – К я гости – проходи!

Вошел Эль и с ним двое незнакомцев, явно гэбэшного обличья – в длинных кожаных черных плащах, в шляпах и при галстуках. По ичкерским параметрам это определенный шик и в некотором роде даже пижонство: тутошняя публика, так или иначе имеющая отношение к разным хитрым ведомствам, предпочитает перемещаться в разномастных круто навороченных «комках» или смешанном полувоенном прикиде – кто во что горазд.

– А-а-а, мистер Вуд! – лживо обрадовался Эль, обнаружив мое слегка накрытое простыней тело в кровати Эдит, и, покосившись на хозяйку, продемонстрировал довольно приличный английский:

– Как долго вы находитесь в апартаментах мадам Ловаль?

– Вы хотите спросить, как долго я нахожусь в кровати мадам Ловаль? – коварно уточнил я. – Не так ли, старина?

– Да, что-то в этом роде, – пробормотал Эль, отводя взгляд. – Но меня, собственно, в настоящий момент интересует лишь местонахождение каждого постояльца нашей гостиницы. Что касается кровати – это ваше личное дело.

– Я здесь вот уже почти пять суток – в кровати, – устало пошутил я. – Видите ли, мадам Ловаль чрезвычайно активна в этом плане…

– То есть за последний час вы никуда не выходили, – резюмировал Эль, приблизившись к окну и зачем-то осматривая его – плащи в этот момент дефилировали по номеру и рассеянно озирались по сторонам, будто надеясь обнаружить нечто крайне предосудительное. – Вы вообще, в отличие от ваших товарищей, ведете чрезвычайно односторонний образ жизни. Я бы сказал – эмм… с гиперсексуальным уклоном, что ли… Это, конечно, ваше личное дело, но… вы, в конце концов, уже далеко не мальчик… Вы не находите, что это несколько странно?

Черт возьми! Ну разумеется, очень даже нахожу! Мои товарищи, Грег и Фил, с самого утра уматывают из гостиницы по делам, едва почистив зубы, и возвращаются поздно вечером практически в невменяемом состоянии: у Грега в ОБСЕ и иных международных полушпионских конторах куча приятелей, которые считают своим долгом напоить соотечественников до поросячьего визга. Дурная традиция, заимствованная у российских обывателей. Мы ждем могущественного покровителя Грега, который весьма некстати укатил из Ичкерии по делам. Покровитель нужен, чтобы решить кое-какие проблемы производственного характера – без него это не представляется возможным. Кстати, если я ничего не перепутал, оный покровитель должен сегодня прибыть в столицу Ичкерии во второй половине дня, или, вернее, уже прибыл – ежели злые люди не грохнули его где-то в командировке: тут в последнее время это в порядке вещей. Так вот – мы ждем покровителя и от нечего делать убиваем время кто как может, потому что скучно – весь день моросит, серая мгла повисла над городом, и хочется стреляться. Только Грег и Фил, с точки зрения аборигенов, убивают естественным образом, а ваш покорный слуга – не совсем. В ночное время я гуляю по гидротехническим коммуникациям города, а днем сплю и хаотично отдаюсь Эдит. А чтобы у слухачей Эля не возникло каких-либо подозрений, Эдит в процессе моих подземных путешествий включает полуторачасовую запись наших дневных упражнений. С момента нашего знакомства эта своенравная французель забросила служебные обязанности, и теперь у всех создается впечатление, что мы в течение пяти суток безвылазно торчим в номере и добрую треть всего этого времени жестоко скрипим кроватью, оглушая слухачей восторженными криками оргастического характера. Да, получается небольшая неувязочка – тут я немного не рассчитал. Получается, что ваш покорный слуга какой-то неугомонный половой разбойник, беспощадно эксплуатирующий мадам Ловаль день и ночь – практически без передышки. А между тем, как справедливо заметил Эль, я далеко не мальчик – судя по документам, мне почти сорок лет! Ай-я-яй! Нехорошо. Черт знает что такое…