Текст книги "Трепетные птички"

Автор книги: Лев Портной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Катя сообразила, что чересчур увлеклась Ленинским проспектом, тогда как к Ватутинкам ведет Калужское шоссе. Она приняла влево и через две минуты летела над маленьким озером в лесопарке. Москвичи наслаждались последними, теплыми денечками. По блестящей от солнца воде скользили лодочки и катамараны. Вверх тянулся белый дым от небольшого костра у самого берега. Усатый парень жарил шашлык, а его приятель бренчал на гитаре и лающим голосом выкрикивал: «Не прощай! Будет время, и свидимся после!..» Девица в мокрых джинсах закапывала бутылки с пивом в песок на мелководье.

Вдруг послышался крик:

– Ленька! Ленька-а-а!!!

Кричал подросток лет четырнадцати. Он стоял на пригорке среди пожелтевших березок и пытался привлечь внимание юноши, катавшегося на лодочке с девушкой. Тот, бросив весла, держал подружку за руки, она улыбалась, склонив голову набок.

Парнишка среди березок было отчаялся. Но затем сложил руки рупором и закричал:

– Сан оф э битч!!!

Парочка в лодочке встрепенулась, четыре руки взметнулись с приветствиями вверх, юноша взялся за весла, лодочка повернула к берегу, подросток побежал с пригорка к причалу.

– Не прощай, даже если не свидимся после! – доносилось от костра.

А Величкина пролетела над МКАД, над строительным рынком, слева остался гипермаркет «Ашан», внизу извивалось Калужское шоссе.

– Ого! – воскликнула она, когда впереди выросло многоэтажное ультрасовременное здание, и добавила. – Ни хрена себе!

Последний возглас относился к указателю у поворота к бизнесцентру, на табличке красовалась надпись «Совхоз Коммунарка».

Величкина подумала, что не так уж плохи дела в датском королевстве, если совхозы строят дворцы, которым позавидовал бы «Газпром».

Оказавшись над Ватутинками, Катя разыскала нужный домик. Андрюшку узнала не сразу. Заметила его на картофельном поле. Выставив в небо зад в пыльных тренниках, он раскладывал картофель на растянутом по земле брезенте. Молодая женщина в резиновых перчатках разминала поясницу. Прижавшись к ограде, стоял серый «москвич» – «Алеко». Кряжистый мужичок с папироской во рту укладывал в багажник мешки с просушенным картофелем.

Величкина спустилась пониже, но так, чтобы с земли ее не могли разглядеть: им пришлось бы смотреть против солнца. Оказавшись над бывшим мужем, она сбросила подарок. Зеленый футляр полетел вниз, бумажные сердечки отслоились и закружились в медленном танце. Величкина закусила губу, испугавшись, что Андрюшка как-нибудь повернется и получит коробкой по голове. Но все обошлось. Ее подарок упал рядом. Клубы пыли взметнулись вверх, как от взрыва.

– Ой, что это?! – вскрикнула женщина.

Она задрала голову, солнце ударило в глаза, и она, зажмурившись, отвернулась, так ничего и не разглядев. И Андрюшка закинул было голову, но тоже не выдержал солнечного натиска. Бумажные сердечки прилепились к его щекам.

– Что это? – воскликнул он и потянулся к футляру.

– Не трогай ты! Может, бомба! – взвизгнула женщина.

Но Андрюшка уже извлек спиннинг.

– Ну, что там у вас такое?! Что у вас все хиханьки какие-то?! Зимой жрать нечего будет! – проворчал мужичок с папироской.

– Да, ладно, па! Завел шарманку свою! – огрызнулась женщина.

Андрюшка взял спиннинг и отправился через поле под уклон, туда, где под ивами журчала Десна.

– Куда пошел-то? – выкрикнул мужичок.

Андрюшка не ответил.

В октябре щуки уйдут на глубину, в омуты, придется ловить «в отвес». А сентябрь – самое время для спиннинга.

Величкина, много раз рисовавшая в воображении эту сцену, теперь не испытывала ничего, кроме досады за то, что потратила время на крюк до Ватутинок.

Вдруг подул ветер. Он толкнул Величкину мощным ударом, вызывая на поединок: докажи, что ты равная, и стань другом, или швырну тебя оземь, превратив в мокрый комок из мяса и перьев. От его толчка Катя клюнула носом, и ветер с победоносным взвывом пихнул ее в гузку, рассчитывая кувырнуть через голову. Величкина рассмеялась, тремя сильными взмахами крыльев набрала нужную скорость и легла на упругие воздушные потоки. Шелковистыми пальчиками ветер взъерошил ее волосы, и они помчались вдвоем, восторженными криками распугивая деревенских воробьев и синичек. Внизу мелькнул Троицк, за ним какие-то деревушки, – на земле царил покой, только кроны самых высоких деревьев шумели и кланялись вслед.

Величкина расслабилась. Ветер подставил ей мускулистую спину. Его пружинистые мышцы поддерживали крылья. Он казался обузданным и надежным, и Величкина не ожидала подвоха. Но внезапно он дал слабину с левой стороны, заставив Катю сделать крен. Она заметалась из стороны в сторону, пока, действуя крыльями, не обрела равновесия.

– Проказник! – воскликнула она. – Возвращайся немедленно!

Он подхватил ее вновь, и они помчались вперед. Теперь Катя была настороже, а новые шалости не заставили себя ждать. Ветер нес ее на плечах над лесами и лугами, над деревушками и поселками, но то и дело кидался вниз: то устроить фантасмагорический хор из разбросанных труб, то превратить в бегущую рябь свинцовую гладь речной запруды, то разогнать изготовившихся к бою котов, то сорвать бельевые веревки с высохшими простынями. Каждый раз, когда он покидал ее, Величкина пролетала несколько метров по инерции, а затем приходилось работать крыльями.

Очень скоро они оказались над Серпуховом. Катя давно перестала следить за тем, что творится внизу. Но тут, над Красной Мызой, там, где Серпейка впадает в Нару, одна сцена вызвала у Величкиной изумление. Трое мужчин стояли на горке. Один, высокий, в черной двойке, широким жестом обводил окрестности и что-то рассказывал своим спутникам. Сторонний наблюдатель не увидел бы здесь ничего необычного. Но Величкина оказалась в смятении, потому что спутниками мужчины в черном были плешивый и бородач, похожий на Иисуса, – те двое, которых Катя уже видела на Ленинском проспекте возле гостиницы, в которой случилось «маски-шоу» в связи со сменой директора.

«Как это они обогнали меня?» – изумилась Величкина. Но ломать голову над этим ей не пришлось. Ветер покинул ее окончательно, напоследок разметав в клочья небольшое облачко. Когда последние обрывки белого марева остались позади, Катя чуть не врезалась в гуся, замыкавшего стаю.

– Привет, – прогоготал он. – Меня зовут Ан, сэр. А тебя?

Величкина смутилась. Знакомство состоялось так просто, но это «сэр» оказалось слишком неожиданным. И она представилась так:

– Катя, мэм.

– Катямэм! – воскликнул гусь. – Красивое имя. Мы направляемся в Северную Африку. Ты летишь с нами?

– С удовольствием, сэр, – ответила Катя.

Ей и в голову не приходило, что могут возникнуть проблемы с приемом в стаю. Впрочем, проблем и не возникло.

– Ты не расслышала, – прогоготал гусь. – Меня зовут не Сэр, а Ансер.

– Ах, вот в чем дело! – улыбнулась Величкина. – А меня зовут просто Катя.

Она оглядела всю стаю. В воздухе стоял дружный шум хлопающих крыльев. Гуси поглядывали на нее с интересом.

– Привет! Привет! Меня зовут Катей, – кричала Величкина, встречаясь с птицами взглядом.

– Катя – красивое имя! – прогоготал Ансер и добавил. – Гусыня впереди меня – моя подруга.

– А у меня никого нет, – сообщила Катя.

– В Африке обязательно найдешь себе пару. А потом вы вернетесь сюда и вместе совьете гнездо.

– Только не клейся к моему Ансеру, – добродушно прогоготала гусыня. – Кстати, меня зовут Аактей! В наших именах есть что-то общее.

– Это хорошо, – сказала Катя. – А за Ансера не беспокойся.

– Сегодня отличный денек, – сказала Аактя. – Было бы чудно, если бы такая погода сопровождала нас до самого Средиземноморья!

– Дай бог, так и будет, – ответила Катя.

– Боюсь, что нет, – промолвил Ансер. – Думаю, впереди нас ждет ненастье.

Гусь с зеленым опереньем на голове бросил на них сердитый взгляд и прогоготал:

– Эй, вы там, хватит трепаться! Берегите силы, путь предстоит неблизкий.

– Старый Файсер, что ты ворчишь? Будто не знаешь, за разговорами перелет проходит незаметно! – откликнулась Аактя. – Катя, не обращай на него внимания.

– Не шумите там, молодежь! – послышался голос гуся, возглавлявшего стаю.

Аактя фыркнула в ответ. Катя засмеялась. Некоторое время они молчали. Величкина наблюдала за проплывавшей внизу землей, расчерченной неровными многоугольниками. Шум слаженно хлопающих крыльев казался ей райской музыкой. Ансер подмигивал ей, когда они встречались взглядами. Солнце перевалило за полдень.

– А как мы полетим, когда стемнеет? – спросила Катя.

– Мы будем лететь следом за Гангсером, – ответила Аактя.

– Гангстером?! – изумилась Величкина.

– Гангсером, – поправил ее Ансер.

– Чувствую необыкновенную легкость бытия! – донесся голос вожака стаи. – Кто-то там перемывает мои косточки.

– Поразительный слух! – воскликнула Катя.

– Его подруга Тааштя делает самые лучшие гнезда, – сообщила Аактя.

– Что верно, то верно, – откликнулась гусыня, державшаяся справа за вожаком.

– Правда? – без особого интереса спросила Величкина.

Ей вдруг стало не до строительства гнездовий. Дала о себе знать физиология. Катя почувствовала натуживание желудка. Аактя и Тааштя обсуждали, из чего лучше вить гнезда – из стеблей и листьев тростника или древесных веток и сучьев. Ансер потерял интерес к их беседе. А Кате болезненные потуги кишечника мешали следить за разговором. Она немного отстала от клина и начала снижаться, разглядывая постройки внизу. Возле автобусной станции Величкина заметила будку, сколоченную из грубых досок, с намалеванными буквами «М» и «Ж».

Обеспокоенный Ансер поравнялся с нею:

– Что случилось? – прогоготал гусь.

– Мне нужно вниз. Ненадолго. Я догоню вас, – ответила Катя.

– Зачем тебе вниз? – спросил гусь. – Так ты потратишь много сил. Если будешь отставать и догонять стаю.

– Но мне нужно, – взмолилась Катя.

Ансер проследил за направлением ее полета. Его взгляд наткнулся на уборную за автовокзалом.

– О, священный Ибис! – воскликнул гусь. – Зачем тебе это?! Даже помойные голуби обходят такие места стороной!

– Но как мне быть? – воскликнула Величкина.

– Мы делаем это на лету! – ответил Ансер.

И для убедительности обронил две белые капли, похожие на малюсенькие яичницы, мгновенно скрывшиеся из виду. Недолго думая, Катя последовала его примеру, опорожнила кишечник и засмеялась, представив себе, как ее какашки упадут на головы каким-нибудь голубкам или залепят очки какому-нибудь банкиру.

Под ними проплывал большой город. Величкина разглядела кремль, памятник Петру Великому и каменного динозавра. Гремела музыка, на привокзальной площади отмечалось какое-то торжество. Люди плясали, тщетно рвались вверх разноцветные шарики. Впрочем, среди них находились счастливчики: упущенные зазевавшимися малышами, эти шарики куда-то неслись по воле воздушной стихии.

– Это Тула, – промолвила Катя.

– Угу. И пусть ее, – ответил Ансер.

Когда стая оказалась над привокзальной площадью, Величкина разглядела, что праздник затеян по случаю открытия торгового центра. К своему изумлению, среди толпившихся на ступенях людей она заметила плешивого и бородача, похожего на Иисуса. Эти двое попались ей на глаза уже в третий раз.

– Как странно? – пробормотала Катя.

– Что? – спросил Ансер.

– Там два человека. За сегодняшний день я встречаю их в третий раз.

Ансер расхохотался. Его смех подхватила Аактя. Величкина растерялась.

– Глупости, – воскликнула гусыня. – Тебе это кажется.

– Да нет же, я уверена, – возразила Катя.

– Неужели ты в состоянии отличить одного человека от другого?! – спросил Ансер.

В его голосе было столько сарказма, что Величкина поневоле усомнилась в способности распознавать лица. Она оглядела площадь внизу и различила еще несколько дюжин мужчин, как две капли воды похожих на плешивого. Столько же было бородачей. А каждый пятый выглядел точной копией Андрюшки. Катя чуть не ринулась вниз, увидев Ирку Расплетину. Удержалась, потому что внизу расхаживала целая армия ирок расплетиных и ленок самойловых, да и настей хватало.

– Господи, да как же это? Что это такое? – изумилась Катя.

– Нашла из-за чего переживать! – воскликнул Ансер.

– Но я перестала различать людей по лицам? – ужаснулась Величкина.

– Не волнуйся, они отвечают взаимностью. Уверяю тебя, немного найдется людей, которые в состоянии отличить одного гуся от другого.

Вокзал остался позади. Впереди простирались луга, над которыми парили гигантские одуванчики. Зеленый кукурузник с молодцеватым стрекотом заходил на посадку. Под каждым одуванчиком болтался парашютист. Десантники выполняли учебные прыжки. С одним из них приключился конфуз. Неопытный парнишка, похожий на птенчика из-за худенькой шейки, не сумел сманеврировать и шлепнулся верхом на парашют сослуживца, прыгнувшего на три секунды раньше. Так они и летели к земле: десантник внизу крыл матом «соседа сверху» и грозился метнуть в недотепу стропорезом, если тот не спрыгнет с чужого купола; а растерявшийся Птенчик сидел, как малыш, плюхнувшийся на попу, хлопал круглыми от страха глазами и не знал, что делать. Его спутавшийся со стропами и свободными концами парашют валялся поперек чужого купола, как неприбранная простыня мифического великана.

Катя в спортивную бытность свою прыгала с парашютом и ситуацию оценила быстро. Она ушла в сторону от стаи. Ансер проводил ее изумленным взглядом. Величкина опустилась на парашют рядом с солдатиком, похожим на птенчика. Ткань, раздутая воздухом, оказалась твердой, как асфальт.

– Твою мать! – донесся снизу крик. – Да что там происходит?!

– Я все улажу, – ответила Величкина.

– Ни фига себе! Баба! Баба в небе! Откуда ты взялась?! Убирайтесь на хрен с моего парашюта! Убирайтесь к чертовой матери!

Катя окинула взглядом купол, который был раза в два больше ее квартирки на Старомарьинском шоссе. Она подошла к Птенчику и присела на корточки напротив него. Его глаза округлились от ужаса и изумления. Если бы не ремешки шлема, отвалилась бы челюсть. Величкина протянула руку и вытащила стропорез, закрепленный на ранце с запасным парашютом. Она перерезала стропы основного купола, выпрямилась и протянула солдату руку.

– Ну, вставай!

Парень послушался и поднялся на ноги. Катя с облегчением вздохнула. Она развернула его спиной к себе, обняла и подтолкнула к краю.

– Бежим! Бежим! Побежали!

Двигался он, как сомнамбула, но подчинялся без прекословия, и этого было достаточно. Катя столкнула солдатика с купола парашюта, и они в обнимку полетели вниз, кувыркаясь в воздухе.

– А-а-а-а-а! – заорал десантник.

Он затрепыхался, перепуганный настолько, что вряд ли самостоятельно раскрыл бы запасной парашют. Катя усилила хватку, чтобы ненароком не упустить парня. Близость сильного мужского тела отозвалась сладкой истомой. Величкина усмехнулась: паренек-то, конечно, не радовался ее объятиям. Это она чувствовала себя в безопасности, а он паниковал, сознавая лишь то, что камнем падает вниз.

– Не бойся! Все будет хорошо! – в ухо ему выкрикнула Величкина.

Она нащупала правой рукой кольцо, а левой придерживала ранец с запасным парашютом. Небо и земля кружились сумасшедшим калейдоскопом, несколько раз перед глазами мелькали чужие парашюты. Катя вырвала кольцо, и белая ткань вывалилась ей в руки. Она отбросила купол в сторону и выпустила солдата из своих объятий. Над ухом хлюпнуло, парашют раскрылся и наполнился воздухом. Величкина падала спиною на землю, зависший прямо над нею десантник стремительно удалялся. Она извернулась, расправила крылья и заложила широкий круг. Птенчик пролетел мимо нее, на запаске он спускался быстрее других парашютистов. Приземлившись, он плюхнулся на попу и остался сидеть, растерянный, точно так же, как несколько минут назад сидел на куполе товарища. Последний опустился неподалеку, погасил парашют и с кулаками бросился на Птенчика.

– Ты, что, чмошник, угробить меня захотел?!

Птенчик не защищался. Да и ударов не замечал. Он смотрел в небо и приговаривал:

– Ангел! Ангел! Ангелица!

Через поле мчались к ним клубы пыли.

– Вот тебе колобаху! – разгневанный товарищ заехал Птенчику по затылку.

– Ангелица! Ангелица!

– Вот тебе, гад!

Скрипнули тормоза, в поднявшейся пыли прорисовался «уазик». Из него выскочил круглолицый майор.

– Отставить! – выкрикнул он и ткнул пальцем в затевавшего драку. – Ты! Доложи, что произошло!

– Да тут… тут… товарищ майор… я, значит, лечу… а этот на купол мой приземлился и сидит там! Я, значит, вниз смотрю – сколько там до земли осталось! Осталось-то мало, а он все сидит! Я, значит, жду, что парашют-то закроется из-за этого, а он все не закрывается! А до земли совсем уже ничего осталось! Еще немного, думаю, и кранты – запаску открыть не успею!

– А он так и сидит?

– Так и сидит, товарищ майор! А мне что делать? Сразу запаску открыть, так она с основным куполом спутается, тогда точно – крандец! Я, значит, и жду, пока купол закроется! А он не закрывается! А этот гад с бабой своей уселся, и сидят, значит, как на завалинке!

– С какой бабой? – удивился майор.

– С голой!!! – выкрикнул солдат.

– Ангелица! Ангелица! – повторял Птенчик.

– Да вы что несете?! – взревел майор.

– С бабой он был! Честное слово, вот вам истинный крест, товарищ…

– Кто у вас выпускающий? – рявкнул офицер. – Прапорщик Попыхайло?

– Я!

Прапорщик, прыгавший последним, происшествия в воздухе не заметил. Но уже на земле, завидев штабной «уазик», поспешил к машине узнать причину появления высокого начальства на учебном поле.

Майор схватил прапорщика под локоть, отвел в сторону и прошипел:

– Ты что ж это, бляха-муха, говорил мне, поставок нет!

– Так и впрямь нету, Викторыч! – просипел прапорщик.

– Как нету, когда у тебя вон рядовые и те обдолбанные прыгают!

– Прекрати обращать внимание на людей! – раздался сердитый гогот Ансера.

– Почему? – Катя с сожалением отвернулась от увлекательного зрелища.

– О, священный Ибис! Откуда ты взялась такая наивная?! Они же нарочно могут тебя заманить!

– Зачем? – спросила Величкина.

Ансер разозлился.

– Немедленно лети за мной! – приказал гусь. – И больше не отставай.

Он захлопал крыльями и направился за стаей. У Величкиной возникло огромное желание плюнуть и лететь своей дорогой. Может быть, она спасла жизни тем ребятам. Бросившись к ним на выручку, она не думала о похвале, но уж того, чтобы ей грубил какой-то гусь, она не заслужила. Обида захлестнула сердце, на глаза навернулись слезы, и она не могла понять, какая сила заставила ее лететь следом за Ансером.

Они нагнали клин, и в адрес Величкиной посыпались новые упреки.

– Ансер, зачем ты погнался за этой безмозглой гусыней? – проворчал Файсер.

– Кто-то должен ее обучить, – ответил Ансер.

– Герой нашелся! – прогоготал Файсер. – В следующий раз из-за нее тебя подстрелит какой-нибудь охотник! На этом твои уроки и закончатся!

Только теперь Катя поняла, почему на нее рассердились гуси. Она взглянула исподтишка на Аактю и столкнулась с недовольным взглядом гусыни.

– Держись подальше от людей, если не хочешь, чтоб тебя зажарили с черносливом в заднице! – проворчала Аактя и отвернулась.

От стыда Кате хотелось броситься вниз и провалиться сквозь землю. Гуси летели вперед, скрашивая путешествие пустяшной болтовней. Птицы делали вид, что не замечают Величкину. Конечно, будь они и впрямь равнодушны к ней, Ансер не бросился бы спасать ее от парашютистов, под видом которых могли маскироваться птицеловы и охотники. Однако обида не становилась меньше.

Впереди низко навис над землей фронт облаков, протянувшихся на весь горизонт.

– Придется взять выше, – прокричал Гангсер.

– Дышать совсем будет нечем, – ответил ему кто-то из стаи.

– Лететь через морось и водяные пары еще хуже, – Ансер поддержал решение вожака.

Они врезались в марево. Величкиной показалось, что она летит сквозь громадную турецкую баню, только с холодным паром. Стая прошила насквозь первые сполошные облака и вынырнула над поверхностью клубящегося фронта. Солнце, нежаркое и ласковое, встретило их. Птицы ответили одобрительным гоготом. Частицы воды и кристаллики льда, из которых состояли облака, ловили солнечные лучи и сияли миллионами крошечных звездочек, создавая иллюзию, что облака светятся изнутри независимо от солнца. Одни излучали молочный свет, другие окрасились в нежно-розовые тона, третьи в голубые, отдельно держались насыщенные мрачноватой синевой, а все вместе они создавали ландшафт сказочного континента, населенного метаморфозными великанами. Катя любовалась ими с восторгом, словно от их созерцания и внутри нее разгорались миллионы звездочек, наполняя все ее существо умиротворяющим светом. Казалось, что следить за облаками можно до бесконечности. Их движения завораживали так же, как досужего наблюдателя завораживают огонь или журчащая вода.

Но это чувство оказалось ложным. Костер или ручей надолго притягивают взгляд, но на периферии зрения все же остается разнообразие. А зрелище бескрайних облаков сколь ни было красивым, но все-таки приелось. Глаза утомились и словно пробудили чувство усталости. Предплечья, поясница и бедра напомнили о своем существовании, с каждой минутой эти напоминания становились настойчивее и вскоре превратились в жгучую боль. Хотелось подтянуть ноги к животу и улечься калачиком, чтобы дать отдохнуть растянутым мышцам. Каждый взмах крыльев превращался в муку. Суставы в предплечьях грозились выломиться. Легким не хватало кислорода.

Они летели долго, очень долго. Вдогонку за ускользающим днем. И чем больше они старались, тем быстрее солнце убегало от них, пока не скрылось за наступавшей с юго-западной стороны черной армадой. Тучи двигались плотным строем, с бездушной жестокостью подминая разноцветные облака. Периодически в недрах армады громыхало, и белые молнии выстреливали зловещими зигзагами.

Разговоры прекратились. По сосредоточенным глазам Величкина поняла, что усталость, страх и боль мучают всех, а не ее одну. И все нуждаются в отдыхе и кормежке. Катя надеялась, что Гангсер поведет стаю вниз, но вожак упрямо двигался вперед, и клин тянулся за ним. Величкина боялась, что рухнет камнем вниз прежде, чем гуси позволят себе передышку. Она вспомнила девушку, которую Найман обозвал курицей, и позавидовала незнакомке. Нужно было не жалеть себя, заниматься спортом, питаться здоровой пищей и не поддаваться на провокации Ефима Берковича. «Вы счастливый человек, вы рождены летать! Миллионы людей даже не подозревают, какое это блаженство – свободный полет!» – вспомнила Катя слова наставника.

«Дура! Дура! Дура! – ругала себя Величкина. – Вот будет тебе блаженство, когда грохнешься вниз с несусветной высоты и превратишься в гусиный паштет!»

Незнакомая гусыня, летевшая впереди, начала отставать. Летевшим за ней поневоле пришлось притормаживать. Взмахи крыльев птицы стали неуклюжими. Она издала хриплый, нечленораздельный крик, на мгновение замерла и вдруг рухнула вниз. По стае прокатилось тревожное гоготание. Катя следила за падающей гусыней, за неловкими попытками птицы уцепиться за ускользающий воздух, за беспорядочным хлопаньем крыльями, от которого беспомощное тельце лишь кувыркалось. Больше всего Величкина боялась встретиться взглядами и все же не могла заставить себя отвести глаза в сторону. Гусыня провалилась сквозь розовое облачко и скрылась из виду.

Стая еще гоготала, но уже подтянулась, от пропавшей птицы даже места свободного не осталось. Гангсер летел вперед, как будто случившееся – не более чем повседневная мелочь, недостойная внимания. Величкина всхлипнула, от нахлынувшей жути желудок скрутился жгутом. Превращение в гусиный паштет есть отнюдь не абстрактное размышление, а реальность, от которой ее отделяет лишь один неловкий взмах уставшего крыла.

– Под нами город, – послышался голос вожака. – Осталось немного. Город кончится, и мы спустимся вниз в речную долину.

Слова Гангсера принесли облегчение. В мышцах прибавилось сил, боль отступила. Величкина огляделась по сторонам. Ее соседи заметно повеселели.

– Смотри, там, внизу, держись в центре стаи! В такие времена охотники не дремлют! – произнес Ансер.

Он говорил с нею, как с маленьким, неразумным птенцом. Значит, история с парашютистами все еще не забыта. И Ансер вознамерился при каждом удобном случае напоминать о ее оплошности, таким образом, возможно, утверждая свое превосходство. Величкина с трудом преодолела желание спуститься с небес на землю и покончить с этой затеей. Удержала ее мысль о том, что стая успела улететь далеко на юг: город внизу, подозревала Катя, окажется не тем местом, где с пониманием отнесутся к чужестранке, явившейся неизвестно откуда в обнаженном виде. И она продолжала махать крыльями.

Вдруг послышался радостный гогот.

– Вниз! Вниз! Мы летим вниз!

И клин следом за Гангсером нырнул в разноцветные облака перед самым авангардом грозовой армады, надвигавшейся с юго-запада. Полет сделался легким. Величкина почти не работала крыльями, воздушные потоки сами несли по нисходящей линии.

Пелена облаков осталась над головами. А внизу оказалась долина, вся изрезанная речными протоками. Фэнтезийное путешествие продолжалось, из края сказочных облаков воздушный путь привел в страну замысловатых островков, где счастьем было упасть на сырую песчаную отмель головой в камыши, а ногами – в речную заводь.

В самой широкой протоке Величкина заметила несколько жирных черточек, державшихся на стрежне, а спустившись ниже, разглядела, что это баржи, груженные щебнем и булыжным боем. Неожиданно над палубой последнего судна раздался хлопок, и из камышей, шумно шлепая крыльями, поднялись в воздух сотни птиц. Матрос на барже заржал и потряс ружьем.

– Видишь? Что я тебе говорил? – проворчал Ансер таким тоном, будто это Катя вручила ружье матросу посмотреть, что из этого выйдет.

– Они ведут себя глупо! – фыркнула Величкина.

– Кто?

– Гуси! Это же не охотник, это какой-то хулиган, который палит в воздух просто ради забавы!

– Будь спокойна, – включилась в разговор Аактя, – он запросто ради забавы и в тебя пальнет, а не просто в воздух.

– Ну, так тем более, нужно прятаться в камышах, а не метаться в воздухе из-за каждого выстрела! – возразила Катя. – Вторым залпом он может подбить сразу нескольких птиц.

– Это так. И мы учим молодняк прятаться в воде и в камышах. Но попробуй-ка усидеть на месте, когда стреляют над головой! С перепугу сердце разорвется! – посетовал Ансер.

Он признавал свою слабость, и Кате захотелось пожалеть его, хотя в укромном уголочке сердца еще осталась обида.

Гангсер выбрал небольшой островок подальше от основного русла реки и плывущих мимо барж. Птицы плюхались в зеркальную заводь, и брызги образовали десяток вееров. Катя ничком повалилась на песочный бережок лицом вплотную к воде. Прямо к ней подплыла Тааштя.

– Ну, как ты? – спросила гусыня.

– Это блаженство, – прошептала Величкина. – Еще бы покушать…

– Ну, так вот же водяная капуста, – ответила Тааштя и принялась поедать листья рдеста.

Катя опустила руку в воду, сорвала несколько стеблей с листьями, поднесла ко рту, оценила растения на вкус и подумала, что стоит открыть ресторанчик, где будут подавать рдест на десерт. И почему ж это раньше ей не нравилась растительная пища?! Ах да, организм требовал копить запасы гемоглобина.

Когда взошло солнце, стаи одна за другой покинули речную долину. Вожаки взлетали вверх, следом с громким гоготом поднимались остальные. Катя никогда не видела такого множества птиц, собравшихся в одном месте. В некоторых стаях гусей было не менее сотни. В других – не больше десятка. Одни стаи выстраивались клином, другие – косяками, все они держали путь на юг.

– Интересно, а бывает такое, что кто-нибудь по ошибке улетает с другой стаей? – спросила Катя Тааштю.

– Мой старший Грегсер приглядел себе подружку, – с грустью в голосе ответила гусыня. – Наверное, весною на обратном пути он покинет нас.

Катя не нашлась, что сказать. Но ответа и не потребовалось.

– Ну, нам пора! – воскликнула Тааштя и поднялась в воздух.

Гангсер кружил над землей. Следом за Тааштей взлетели еще несколько птиц. Вожак взял курс на юг. Катя глянула поверх зарослей камыша.

– Полетели, полетели! – услышала она голоса Ансера и Аакти.

Поднялась в воздух сразу же за ними и заняла место замыкающей правого луча клина. Небо, только что чистое, быстро затянулось облаками. Утреннее солнышко раскрасило их нежными красками. Гангсер вел стаю вверх.

– Мы полетим над облаками? – спросила Катя.

– Да, конечно, – сказал Ансер.

– Но почему? – воскликнула разочарованная Величкина. Она уже знала, что однообразный вид облаков быстро сделает путешествие утомительным. – Почему мы не можем лететь ниже?

– Потому что впереди – горы, – ответил Ансер.

Величкина настроилась на долгий, изматывающий перелет. Однако им пришлось сделать остановку намного раньше, чем Катя могла предположить.

Стая поднялась над облаками. Юго-западная часть неба, как и накануне, оказалась затянутой грозовыми тучами. Казалось, что черная армада всю ночь выжидала в засаде, а завидев гусей, двинулась наперерез.

И нагнала стаю над горами. Величкина не сразу узнала их, горы. Заснеженные вершины не так-то просто было разглядеть среди нагромождений облаков. Заваленные снегом горные массивы сверкали на солнце. По мере приближения они росли в вышину, под их натиском небо сделалось выше. Стая проскользнула в ущелье. Грозные выступы выпирали из скал, снег на них выглядел нахлобученными ушанками. Где-то совсем рядом, за одним из таких выступов, громыхнуло так, словно открылись врата ада, которые будто нарочно придерживали до появления стаи. Неожиданный порыв ветра разрушил строй. Затем налетели тучи, стемнело, ударил мокрый, колючий снег. Гогот гусей смешался в многоголосом вое. В небе сделалось тесно, ураганные ветры выли и стенали, словно затеянная ими снежная буря им самим доставляла невыносимые муки.

Воздушный толчок швырнул Величкину вперед. Кто-то задел ее крылом. Промелькнуло видение: обессилевшая гусыня, беспорядочно хлопая крыльями, падает сквозь розоватое облачко. Новый порыв ветра бросил Катю в сторону, она ткнулась в чьи-то мокрые перья, перекатилась через чужую спину. Отовсюду слышался гогот, а ее собственный крик уносил снежный вихрь. Вестибулярный аппарат отказал, и Величкина не знала, в какую сторону летит и вообще – летит или падает? Она слышала гогот птиц, но не видела дальше своего крыла и боялась, что потеряется и останется одна в этом кошмаре.

Внезапно снежная кутерьма расступилась, и черная скала, неприкрытая из-за откоса снегом, выросла перед Величкиной. Глубокие борозды грубым узором покрывали камень. И ветру прибавилось бы веселья – выковыривать перья и ошметки от плоти из горных трещин. Величкина выгнула шею назад и задрала голову, чтобы принять удар грудью. Но боковой ветер подхватил ее, умчал в сторону и бросил в самой гуще снежного ералаша.