Текст книги "Трепетные птички"

Автор книги: Лев Портной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

2

На следующий день Катя опоздала на работу. И сразу заметила, что нет Максима.

– Что, голубок наш заработал миллион? – спросила она.

– Не-а, – сообщила Расплетина. – Ему морду набили в метро поздно вечером.

– А что он там делал?

– Домой возвращался, а денег на такси ему не дали, – рассказала Ирка.

– Ну, мне хотя бы рожу вчера не набили, – рассмеялась Величкина.

И к трем часам приехала в отель «Марриотт» на Тверской, где Найман заведовал фитнес-центром.

Ефиму Берковичу на вид было сорок лет. Он был среднего роста с небольшим брюшком в очках с золотой оправой. Одет в белую рубашку и джинсы.

– Вы от Лены Самойловой? – спросил он.

– Да, – протянула Величкина. – А вы доктор Найман?

– Ну, какой я доктор? – махнул рукой Ефим Беркович. – Проходите ко мне в кабинет, сейчас я вам все расскажу.

Они вошли в спортзал. Тренажеры завораживали Катю. Ей, бывшей спортсменке, захотелось оседлать серое кресло, закрепить ремешками ноги и толкнуть вес тысячу раз подряд, проливая пот на хромированные части снаряда. Она заметила девушку на беговой дорожке. Та смерила Величкину снисходительным взглядом. Катя отвернулась.

Найман проводил ее в кабинет. Едва они вошли, как девушка с беговой дорожки заглянула следом.

– Ефим Беркович, – позвала она, не обращая внимания на Величкину.

– Присаживайтесь, пожалуйста, и обождите одну секундочку, – попросил Найман Катю и вышел в спортзал.

Величкина огляделась вокруг. Кабинет был просторным. В углу у окна стоял стол. Над ним на стене висели фотографии Наймана. На некоторых снимках он выглядел статным, спортивным мужчиной, на других – толстой развалиной. Создавалось впечатление, что Ефим Беркович экспериментирует на себе с целью установить, сколько раз в году его система похудания сработает. В другом углу стояла метровая тумба для прыжков в воду. Две сандалии крепились на ее скошенной под углом в 45 градусов поверхности.

Вернулся Найман.

– Курица, – ткнул он большим пальцем в сторону спортзала.

Он сказал это столь доверительно, что Катя почувствовала себя посвященной в некую тайну о незнакомке на беговой дорожке. Тайну, знание которой позволит игнорировать брезгливые взгляды и самой смотреть на бегунью снисходительно.

– Она намотает миллион километров и будет до конца дней своих махать руками, но никогда не взлетит, – продолжал Найман.

Он сел, но не за стол, а напротив Кати.

– Итак, – произнес он, взяв Величкину за руку. – Чем вы питаетесь?

– Ну, – протянула Катя. – Салаты, фрукты…

Ефим Беркович нахмурился.

– Раньше питалась так, – призналась Катя и улыбнулась. – Вообще я занималась спортом, была вот такой же, как та девушка… которую вы назвали курицей…

– И безбожно насиловали свой организм, – перебил ее Найман. – Салаты, зелень, – да, это нужно, это протеин. Но основное ваше меню – гамбургеры, бутерброды, жирная пища, всякие сладости – вот, что нужнее всего вам. Это ваше горючее, вам нужен жир, нужен, как воздух. Он не даст вам замерзнуть, он послужит источником гемоглобина. Гемоглобин очень нужен на большой высоте. Там разреженный воздух, не хватает кислорода. Но запасы кислорода есть в гемоглобине.

Величкина посмотрела на Ефима Берковича. Почему-то он вызывал симпатию. Хотелось довериться этому человеку, хотя его слова порождали сумятицу в мыслях.

– А при чем здесь высота? – спросила она.

– Вы знаете, я бывший авиаконструктор, – Найман поднял указательный палец.

– Да, я слышала об этом, – кивнула Катя.

– Так вот, очень долго я не мог понять, как самолеты могут летать? Как они держатся в воздухе?

Он произнес эти слова так, будто ждал ответа от нее. Величкина поджала губы и пожала плечами.

– Ну, скажите вот вы, вот подумайте, вот смотрите вы на самолет, на эту здоровенную махину, и что – вы верите в то, что он может лететь по воздуху?

Он снял очки и, наклонившись вперед, внимательными карими глазами посмотрел на Катю.

– Ну, я не знаю, – промолвила она.

Найман откинулся на спинку стула. Взял со стола бархотку и начал протирать стекла очков.

– Все вы знаете, – произнес он. – Любой нормальный человек знает, что кусок железа не может висеть в воздухе. По крайней мере, в нашей системе измерений.

– А ко мне-то какое все это имеет отношение? – не выдержала Величкина.

– Самое прямое, – поднял Найман взгляд на Катю. – Я сейчас объясню вам, но все по порядку. Самолеты летать не могут. Но они летают. Почему? Потому что двигаются не в трехмерном пространстве, как все думают. А в многомерном. Но люди этого не осознают, точно так же, как не осознают и свою собственную многомерность. Человек как новорожденный младенец, который дрыгает ногой, но не знает, где она там его нога. А про пальцы на ноге он и вовсе не догадывается.

– Да? – сказала Величкина, попросту не знавшая, что еще сказать.

– Да, – подтвердил Найман. – Я открыл эту многомерность. Но большинству это непонятно. А еще я узнал, что человек намного ближе к птицам, чем к обезьянам. К обезьянам если кто и был близок, так один единственный Чарльз Дарвин, не преминувший записать в эту компанию и всю остальную часть человечества. И человеческий жир, голубушка моя, также важен для человека, как топливо для воздушного лайнера.

– Послушайте, вы это все серьезно мне говорите? – вскинула брови Катя.

– Еще как серьезно! – воскликнул Найман. – Вот вы, например, по виду вы ближе всего к серым гусям, но не совсем.

– Что значит, не совсем? – рассмеялась Величкина.

И поняла, как глупо прозвучал ее вопрос, по форме выражавший согласие с причислением ее к серым гусыням.

– Ну, гуси в полете машут крыльями, а вы используете термали…

– Что?

– Термали. Потоки теплого воздуха, восходящие от земли. Расправив крылья, вы сможете часами парить над землей и без труда проделаете весь путь отсюда до Северной Африки.

– Какими крыльями?! – воскликнула Величкина.

– Вашими крыльями, вашими, – ответил он.

Найман поднялся и жестом попросил Катю встать.

– Вам надо будет раздеться, – сказал он.

Величкина беспомощно огляделась.

– Ну, представьте себе, что я все-таки доктор. Хотите, белый халат надену?

Величкину одолевали сомнения. Она могла обмануться. И Найман – шарлатан, а может, и маньяк ко всему прочему. Чего еще ждать от сомнительных связей Самойловой?

– А вдруг войдет кто-нибудь? – нашла она отговорку.

– Я запру дверь, – ответил Ефим Беркович и щелкнул щеколдой.

Величкина сама себя загнала в западню. Но так не хотелось признаваться в собственной оплошности, что она разделась. Сначала до трусиков.

– Эта часть одежды вам будет мешать, – произнес Ефим Беркович.

Дальнейшие события развивались словно во сне. Дрожащими пальчиками Величкина сняла трусики. Найман помог ей забраться на тумбу для ныряльщиков, помог вставить ноги в сандалии, присел на корточки и застегнул ремешки. Чтоб не упасть, Катя опиралась на его плечи. Она дрожала от стыда и от страха сорваться и похоронить под собою Наймана, а потом валяться тут со свернутой шеей, дожидаясь пока кто-нибудь выломает запертую дверь.

Застегнув ремешки, Найман выпрямился. Катя оказалась в беспомощном положении. Ей было страшно, хотелось согнуть ноги в коленях, но тогда она потеряла бы опору и упала лицом вниз. Величкина возвышалась над Ефимом Берковичем под неестественным наклоном.

– Вам надо вытянуть руки вдоль тела и прижать их к бедрам. Не бойтесь, я держу вас.

В подтверждение словам Найман пару раз приподнял ее. Величкина отметила, что он намного сильнее, чем можно было предположить. Она опустила руки вдоль тела и прижала их к бокам. В следующее мгновение Найман толкнул ее вверх и отошел в сторону. В ужасе Катя взмахнула руками. Огромные серые крылья развернулись от основания ее позвоночника.

– Ай! – взвизгнула Величкина.

Бумаги взметнулись вверх со стола и разлетелись по кабинету. Какой-то листок прилепился к Найману. Ефим Беркович со смехом отшвырнул его. Катя отчаянно махала крыльями, и благодаря этому ей удавалось держаться в воздухе и не разбить лицо о паркет.

– Помогите мне! – всхлипнула она.

Найман с распростертыми объятиями шагнул к ней навстречу. Катя обхватила его руками, повисла на нем, слезы хлынули из ее глаз.

3

Четвертого сентября в двенадцать часов Величкина съела черничный пирог, достала косметичку, села перед зеркалом и приготовилась нанести тушь на ресницы, как вдруг услышала отдаленное гоготание. Она открыла балконную дверь и посмотрела в высокое синее небо. Вытянула руку, и невидимые воздушные ручейки заструились между пальчиками Величкиной прочь от земли, вверх, вслед за облачком, плывущим на юг. Солнце светило жарко, день обещал быть пригожим. Даже смог от горевших торфяников, все лето мучивший Москву, отступил. Катя приставила ладонь козырьком ко лбу и разглядела выстроившиеся клином черные точки. Серые гуси покинули прибалтийские гнездовья, они держали путь на юг, к Северной Африке. Клин уверенно догонял маленькое облачко.

– Привет, Катюха! – На соседнем балконе тетя Тома пыхтела беломориной.

Величкина бросилась в комнату, на ходу срывая с себя домашний халат. Тетя Тома хмыкнула, затянулась, выпустила дым и сплюнула вниз.

Катя схватила телефон и набрала номер родителей.

– Мам! – крикнула в трубку. – Слушай, я уезжаю. На юг отдыхать. Так внезапно путевка по дешевке досталась, что прям сейчас бежать надо. Позвоню тебе, как доберусь. Все, мамочка, целую тебя, мамуль.

Она попыталась дозвониться Расплетиной или Насте. Но и та и другая уже ушли из дома, а в салоне еще не появились, до начала их смены оставалось два часа. Катя решила, что позвонит подружкам с юга, потом, когда обоснуется, бросила трубку и выскочила на балкон.

– Катюх! Ну, ты даешь! – вскрикнула соседка. – Срам-то прикрой, людей распугаешь!

Величкина посмотрела на тетю Тому. Соседка оказалась на балконе как нельзя кстати. Катя вернулась в комнату.

– Ты чего молчишь-то сегодня? – крикнула вдогонку ей тетя Тома.

Катя прошла в коридор, взяла со столика ключи от квартиры и вернулась на балкон.

– Тетя Том, – попросила она. – Возьми ключи, пожалуйста, зайди ко мне потом, балкон закрой. Ладно?

– Не поняла, когда это потом? – спросила тетя Тома, протягивая руку.

Тяжелая связка скользнула на ее ладонь.

– Я весною вернусь, – сообщила Катя.

– А-а, – протянула тетя Тома. – Ну, это там цветы-то я полью, да. А балкон-то чего? Ты сразу его закрой. А куда едешь-то так надолго?

– На юг, – ответила Величкина и перемахнула через ограждение балкона.

– А-а-а! – завопила тетя Тома.

Люди на улице задирали головы, привлеченные криком. Мальчишки тыкали пальцами. Недокуренная беломорина выпала изо рта тети Томы, полетела вниз, зацепилась за засохшие лепестки и нашла приют в ящичке для цветочков этажом ниже. Связка ключей выскочила из рук и ударила по пальцам, торчавшим из рваного тапочка.

– Катюха! Ты чего это?! – кричала соседка.

– Тетя Том, да ты не волнуйся, я ж каждую ночь это делала. Ключи не потеряй мои! А теперь пора мне.

– Куда тебе пора?! Стой ты!

Соседка перегнулась через перегородку и вытянула руки. Впрочем, достать Величкину ей при всем желании не удалось бы.

Катя выпустила из рук поручень, наклонилась вперед, взмахнула крыльями и оторвалась от балкона. Толпа внизу дружно ахнула. Величкина засмеялась. Она знала, что ни тетя Тома, ни мальчишки, прогуливающие школу, ни случайные прохожие не видят ее серого оперения. Им кажется, что они стали свидетелями фантастического зрелища. Обнаженная женщина, расставив в стороны руки, парит в воздухе.

Катя сделала несколько сильных взмахов и оказалась над крышей девятиэтажки. Она впервые поднялась в небо днем, и у нее захватило дух. Москва превращалась в огромную панораму. Она полетела вокруг дома. Там прохожие не задирали голов, и полет Величкиной остался незамеченным. Посмотрев вслед удалявшемуся клину, Катя прикинула, что, если на каждые сто метров в длину будет забирать на десять метров ввысь, то где-нибудь над Подольском догонит серых гусей. Тут она вспомнила, что хотела пролететь над Ватутинками, а значит, нужно было сделать небольшой крюк, и предстояла задержка. Мгновение она сомневалась, стоит ли тратить время на всякие фокусы? И все же решила исполнить задуманное. В конце концов, не над Подольском, так где-нибудь подальше, но догонит она гусей, летящих из Эстонии. Катя выписала полный круг над домом. Невольные зрители встретили ее восторженными возгласами. Величкина спикировала прямо к своему балкону. Тетя Тома курила новую папиросу.

– Хорошо, что дверь еще не закрыла! – на подлете крикнула ей Катя.

Она влетела в комнату и с грохотом плюхнулась на кровать. Сколько раз говорила ей соседка снизу, что нельзя так шуметь по ночам! Катя вытащила футляр со спиннингом, который пылился за шкафом почти два с половиной года. Она приладила его на спине, как учил ее Найман. Пробежала через комнату, с ходу перепрыгнула через балконное ограждение и расправила крылья.

– Ну, все, тетя Том, пока! Весною вернусь!

Вторая непотушенная папироса выпала изо рта соседки и оказалась в ящичке этажом ниже, где еще дымилась первая беломорина.

– Тетя Том! Ты, смотри, пожар не устрой! Смотри, вон внизу балкон уж дымится от твоих папирос! – прокричала Катя, набирая высоту.

Она сделала еще один круг над крышей дома. Бросила последний взгляд на застывшую от изумления соседку и, мысленно пожелав ей не сойти с ума, взяла курс на юг. Ошеломленные тинейджеры побежали следом, на ходу задирая круглые стриженые головы и тыча пальцами в небо. Сверху они выглядели игрушечными мальчиками с пальчики. Хотелось шутки ради схватить какого-нибудь проказника и посадить на купол церквушки. У Шереметевской ребята отстали, сбившись стайкой на тротуаре. Они смотрели вслед и пытались привлечь внимание прохожих к необычному зрелищу. Люди отмахивались. Величкина казалась им дурацким воздушным шариком.

Она огляделась по сторонам. Вид распростершегося под нею мегаполиса производил двойственное впечатление. С высоты величкиного полета город представлялся гигантским игрушечным макетом… или детской площадкой с разбросанными игрушками. В то же время дух захватывало при мысли о том, что по дорожкам этого макета торопятся по своим делишкам пятнадцать миллионов человечков, по улочкам катается три миллиона автомобилей, по задворкам и пустырям бегают два миллиона собак, на помойках и продовольственных складах копошатся четыреста миллионов крыс, а в крошечном зоопарке обгрызают листья деревьев девятнадцать жирафов.

Пролетая над гипермаркетом, Катя подумала, что было б забавно примоститься на голове громадного зеленого кенгуру, установленного перед фасадом здания, дождаться Расплетину с Настей и попрощаться с ними по-человечески, а не улетать по-свински, как это сделала Самойлова. Однако устройся она на верхушке рекламного сооружения, так вперед подруг примчится МЧС с пожарниками, а то и с телевидением. И сделают репортаж на всю страну о сумасшедшей с суицидальными наклонностями, неизвестно как забравшейся на голову этого кенгуру. А как бы ахнули миллионы телезрителей, когда, бросившись вниз, она не разбилась бы об асфальт, а улетела! Но Ефим Беркович предупреждал, что не стоит привлекать внимание людей, иначе окончишь жизнь в клетке под наблюдением деятелей науки. Это еще в лучшем случае, а то и в психушку загремишь.

– Итак, Екатерина Дмитриевна, что вы делали на голове кенгуру?

– Я просто присела на дорожку…

– На дорожку?

– Ну да. А разве вы так не делаете перед тем, как лететь на юг?

Катя дала себе слово, что позвонит в салон при первой же возможности, и сделала маленький крен на левый бок. Воздушные потоки незримыми бурунчиками заструились наискосок под крыльями, направляя Величкину по кругу над гипермаркетом. Автостоянка внизу, словно игра в паззл, заполнялась разноцветными крышечками подъезжавших автомашин. Люди образовали четыре встречных ручейка, распределенных попарно между двумя входами в здание. Внутрь двигались налегке, а наружу – груженные сумками, многие катили тележки. Все это напоминало хорошо организованный муравейник.

За гипермаркетом днем обычно разгружались фуры и газели. Но сейчас лишь одинокий серенький автомобиль стоял через дорогу у забора, тянувшегося вдоль улицы Веткина. В шестом классе Величкиной поручили выяснить, кем был этот самый Веткин, в честь которого назвали неприметную улочку, и написать сочинение. Катя нашла необходимые справочники и узнала, что никакого Веткина в природе не было, а улицу назвали так из-за железнодорожных веток, между которыми ее заключили. Ее сочинение стало темой педсовета, и Величкиной обещали, что с такими взглядами в следующем году не примут в комсомол. Следующий год стал девяносто первым, и с комсомолом она и так пролетела.

Серенькая машинка была «москвичом». На таком же ездил ее бывший муж. Только у него сзади было написано «aleko», а у этого «москвича» на кузове красовалась надпись «свято-Brabus». Прочитав ее, Катя с удовольствием отметила открывшуюся у нее остроту зрения. «Москвич» внизу ритмично раскачивался, словно придавил ваньку-встаньку, неутомимо пытавшегося справиться с весом автомобиля. В машине молодая женщина перегнулась через заднее сиденье, вывернув голову и прижавшись височной частью к заднему стеклу, и дышала, как выбросившаяся на берег рыбешка. Навалившийся на нее мужчина вывернул свою голову в другую сторону и тоже дышал слишком часто. Через переднее стекло было видно, как, словно шарик для игры в пинг-понг, подпрыгивает его маленькая, беленькая попка. Судя по всему, для парочки в машине день начался неплохо. Величкина порадовалась за них и обратила внимание на Останкинскую телебашню, по-фрейдистски проткнувшую облачко.

В школе на уроках географии учительница говорила, что Москва – самая зеленая столица мира. Никто ей не верил. Но теперь Катя думала, что географиня, возможно, была права. Сверху Москва выглядела гигантским, неухоженным газоном, на котором дети возводили город для лилипутов и отдельные кварталы выстроили с необыкновенной тщательностью, зато в других местах оставили кубики, беспорядочно разбросанными в зарослях травы. Особенно Катю поразил огромный лесопарк, расположенный за гостиницей «Космос». Она догадалась, что это Лосиный Остров. А ведь, если передвигаешься по земле, то до парка приходится преодолевать приличное расстояние; если ехать на трамвае по улице Бориса Галушкина, получится остановки три. Но сверху зеленые насаждения во дворах домов представляются единым целым с зеленым массивом, и поэтому кажется, что Лосиный Остров начинается прямо за гостиницей «Космос». А сама эта гостиница похожа на кусок заплесневевшего и почерневшего от старости сыра, выпавшего из клюва пластилиновой вороны и застрявшего между обшарпанными детскими кубиками. Мимо по Ярославскому шоссе мчались легковушки и грузовички. За Северянинским мостом красовалась закусочная «Макдоналдс», перед которой восседал на скамейке клоун Роналд, более всего напоминавший персонаж из ужастиков Стивена Кинга. Далеко впереди за токийской развязкой Ярославки и МКАД виднелось красное пятно еще одного «Макдоналдса» все с тем же отвратительным клоуном у входа. А левее над Мытищами возвышалась ультрасовременная высотка со стеклянным пентхаусом. Внутри мужчина с девушкой в розовой мини-юбочке пили чай с кексом. Он гладил ее по коленке, и Кате было любопытно, не закончится ли чаепитие в Мытищах как-нибудь по-святобрабуски. Но Ярославка уходила на Север, а Величкина держала путь на юг.

Она окинула беглым взором территорию ВВЦ, и обнаружила, что помимо превратившихся в барахолки советских дворцов пространство выставки включало в себя еще и каскад прудов, не признававших границы с Ботаническим садом. Она никогда не заходила дальше павильона «Космос» и не подозревала ни о существовании лодочной станции, ни о маленьком зоопарке. У входа на Выставку рабочий с колхозницей тыкали в небо молоточком с серпиком, скрестив их на брудершафт. А на всей территории между ВВЦ и станцией метро происходила неимоверная толчея, из которой торчал монумент покорителям космоса, сверху похожий на женскую туфельку с невообразимо узеньким горлом. Под туфлей в окружении выпивох восседал каменный Циолковский.

У парадного усадьбы графа Шереметева подъездная дорожка была заасфальтирована правильным кругом, и, если бы уфологи только знали, как эта дорожка выглядит сверху, то заявили бы, что это следы приземления летающей тарелки. По газону прогуливался хромой старичок и собирал мусор в траве, тыкая в него палкой с гвоздем на конце. Беспородные псинки грелись на солнышке во дворе церкви святой Троицы.

Катя посмотрела вниз. Она почти завершила круг, и прямо под нею опять проплывала стоянка и зеленый кенгуру. Служащий в форменной одежде толкал к гипермаркету поезд из собранных с парковки тележек. Две официантки из кафе «Мозаика», что на первом этаже, курили у входа. Директор спортивного магазина развлекал их, наверное, анекдотами.

Величкина взмахнула крыльями и полетела над Шереметевской улицей. Зеленый кенгуру стоял с поднятой кверху лапкой, как бы махал на прощание. Позади остался мостик через железнодорожный путь, по которому грохотал товарный состав. «Сатирикон» Константина Райкина оказался упакованным в синий полиэтилен, под прикрытием которого проистекал капитальный ремонт, а с высоты катиного полета театр был похож на коробку в праздничной обертке, которую с нетерпением надорвали, да и бросили, саму-то коробку так и не открыв. Американский супергерой улыбался со стены кинотеатра «Гавана» так ослепительно, словно билетеры каждый раз после еды натирали его бумажные зубы орбитом без сахара. Чуть подальше лимонным тортиком возвышался театр Российской Армии.

Катя засмеялась. Она и не думала, что разглядывать Москву с высоты птичьего полета и выискивать знакомые местечки окажется таким увлекательным занятием. Она пожалела, что раньше ей не приходило в голову днем подняться высоко в небо. Катя ограничивалась ночными тренировками, опасаясь случайных свидетелей.

Она быстро пересчитала знаменитые высотки. Гостиница «Украина» и высотка на Краснопресненской выглядели сторожевыми башнями, вставшими по обе стороны от Белого дома, замыкало этот караул Министерство иностранных дел. Симметрично этой троице по другую сторону Садового кольца возвышались гостиница «Ленинградская», высотка на Красных Воротах и та, что стоит в Котельниках. Особняком вдалеке за излучиной Москва-реки на Воробьевых горах красовался Университет. Оглянувшись через правое крыло, Величкина с удивлением обнаружила еще одну, восьмую, высотку – где-то в конце Ленинградского проспекта, в районе Сокола. Это творение современных архитекторов на фоне сталинского зодчества смотрелось так же, как смотрится «мерседес» образца 2002 года рядом с собратьями середины прошлого века.

В том же направлении она заметила жука, опрокинувшегося золотисто-зеленым брюшком кверху и беспомощно вытянувшего в небо четыре мохнатые лапы. Это был стадион «Динамо» с четырьмя осветительными мачтами.

В Москве многое изменилось. И то ли эти перемены произошли за последние два года, пока катина жизнь ограничивалась треугольником «гипермаркет – квартирка на Старомарьинском шоссе – вещевой рынок „Динамо“», то ли за эти два года она забыла обо всем, что находилось дальше Сущевского Вала. А прямо за ним появилось много нового. Напротив гостиницы «Ренессанс» на другой стороне Олимпийского проспекта выросло огромное здание, судя по архитектуре, какой-то культурно-развлекательный центр. Новый торговый комплекс построили возле метро «Новослободская». И очень забавным ей показался ресторан «Сеттебелло», облюбовавший заднюю часть образцовского Театра кукол. Рестораторы устроили летнюю площадку, над которой натянули что-то вроде корабельного паруса, под которым любители попить кофе на свежем воздухе могли укрыться от дождя в ненастный день. Во дворе ресторана вокруг шарообразного фонтана разгуливал самый настоящий баран. Его свобода ограничивалась длиной веревки, привязанной к дереву. Мальчонка лет пяти гонялся за животным, пытаясь поделиться с ним радостью от обладания воздушным шариком. Баран этой радости не разделял. Ребенок упустил шарик в небо и, громко заплакав, убежал в ресторан.

Цветной бульвар из запущенного бомжатника превратился в парк для гуляний с фонтаном в виде клоуна на одноколесном велосипеде. Перед входом в цирк стояли бронзовый Никулин и бронзовый автомобиль, к которым выстроилась очередь желающих сфотографироваться на фоне знаменитого артиста. Счастливчик – мужчина лет сорока в сером костюме без галстука, – дорвавшись до колена Никулина, облокотился на это колено и вытянул физиономию с вымученной улыбкой навстречу женщине, целящейся в него фотоаппаратом. Между ними тянулась бесконечная вереница спешащих по своим делам людей. И судя по выражению лица, женщина испепелила бы пару десятков прохожих, чтобы успеть сфотографировать мужа, запрыгнувшего на коленку к Никулину, садившемуся в бронзомобиль.

На другой стороне бульвара из кофейни «Каналетто» вышел мужчина в черной тройке с синим галстуком, в левой руке он сжимал газету «Ведомости». Из припаркованного «пежо-607» выскочил водитель и открыл заднюю дверцу. Мужчина с газетой плюхнулся внутрь.

Величкина подумала, что если и дальше будет рассматривать каждую физиономию и газетные заголовки, то крещенские морозы настигнут ее где-нибудь над Серпуховом. Она взмахнула несколько раз крыльями и полетела вперед. Промчалась над Неглинной, не обратив внимания ни на Большой Театр, ни на ГУМ и даже тетка с красным транспарантом в залатанном-перелатанном костюме, что-то кричавшая в мегафон посреди площади Революции, не привлекла катиного внимания. Правда, воробушки, промышлявшие возле кафе «Зен-кофе» в Камергерском переулке, привели ее в восторг. Седовласый мужчина оставил на столике «Парфюмера» Зюскинда и тарелочку с яблочным штруделем, а сам скрылся внутри заведения. И надо было видеть его лицо, когда он вернулся на улицу с чашечкой горячего ристретто и застал стайку пташек, деловито клевавших его десерт.

А еще, когда прямо под Величкиной оказался Кремль, она сделала круг над красными звездами. Несмотря на будний день, здесь было много народу. Приезжие с детьми дошкольного возраста. Иностранцы, спешащие за гидами, как утята за утками. Катя опять поймала себя на том, что сверху все кажется игрушечным. Вот удивились бы голландцы, столпившиеся около Царь-колокола, если б Величкина подняла кусочек, отколовшийся от колокола во время пожара в 1737 году, послюнявила бы этот осколочек, да и прилепила б на прежнее место. А потом закатила бы тысячекилограммовое ядрышко в Царь-пушку. Хоть в кои-то веки должна ж она выстрелить! Поднести фитиль и направить пушечку… куда бы направить-то? В новостях, вроде, говорили, что гостиницу «Москва» неплохо б было снести. Затем Величкина бросила взгляд на Первую и Вторую Безымянные башни. Андрюшка обещал, что когда станет президентом, специальным указом даст имена этим башенкам. Одна станет Первой Екатерининской, а другая – Второй Екатерининской, ведь были же в России такие царицы. Катя решила, что обязательно напомнит Андрюшке о данном слове. Когда он станет президентом.

Она полетела дальше над Москва-рекой и Водоотводным каналом и заметила, что со смотровой площадки Храма Христа Спасителя через небольшой телескоп на нее смотрит парень в черной майке с надписью «Х-com defence». Катя помахала знакомому незнакомцу. Но он не понял, что этот знак адресован ему, он решил, что она просто машет крыльями. Тогда Величкина показала икскомовцу язык. Молодой человек упал на колени и перекрестился истово. Остальные экскурсанты, обескураженные неожиданно проснувшейся набожностью икскомовца, кинулись к телескопу, но в спешке сбили настройки и никаких чудес в чистом небе не обнаружили.

Катя взяла правее и полетела вдоль берега Москва-реки. Вскоре она оказалась над Пушкинской набережной. И здесь ее поджидали два забавных происшествия. Сперва она чуть не столкнулась с китайским дракончиком. Под ним болтался длинный шнур. Катя подумала, что, если умелец, упустивший бумажного питомца, продолжает следить за его полетом, то, вероятно, и ее принимает за еще кем-то упущенного бумажного змея.

А второе происшествие заключалось в том, что какая-то девушка с пронзительным визгом подпрыгнула вверх прямо навстречу Величкиной. Она взлетела над деревьями, и Кате показалось, что через мгновенье они столкнутся. Но с полпути также внезапно девушка спикировала вниз, тут же опять подпрыгнула, но уже не так высоко, и опять ринулась вниз, вновь – вверх и опять – вниз. И так еще несколько раз, с каждым прыжком сокращая амплитуду. И Катя разглядела, что визгливая летунья попросту рискнула пойти на аттракцион с резиновым канатом.

Над Нескучным садом Величкина оставила Москва-реку и дальше полетела по-над Ленинским проспектом. Через несколько минут Катя была над какой-то гостиницей, оказавшейся в эпицентре веселого шоу. Отряд спецназовцев в черных масках на потеху приезжей публике штурмовал здание. Сначала Величкина подумала, что ребята обезвреживают террористов, но разглядела листок в руке мужчины в форме то ли прокурора, то ли железнодорожника. «Решение общего собрания акционеров о назначении генерального директора», – прочитала Катя надпись в титуле документа и поняла, что это не борьба с экстремистами, а первый рабочий день нового управляющего гостиницей. Хлопнули двери парадного подъезда, двое в масках вывели раскрасневшуюся дамочку. Из автомобиля «Кия Шума» вышел подтянутый мужчина и в сопровождении охранника прошествовал внутрь гостиницы. Разочарованные зеваки начали расходиться, и только двое мужчин задержались. Один, с залысинами, выкарабкался из старенького «фольксвагена» и направился к стоявшему неподалеку «жигуленку» десятой модели. Хозяин «десятки», бородач, который был бы похож на Иисуса, если б немного похудел и отрастил патлы до плеч, вышел навстречу плешивому и на ходу поднял правую руку с открытой ладонью. Плешивый хлопнул по ней своею ладонью, и они засмеялись, то ли радуясь за нового генерального директора, то ли возлагая на того какие-то надежды в связи с назначением.

Величкина взмахнула крыльями и полетела – вперед-вперед-вперед. Дала слово больше не оглядываться. Внизу – универмаг «Москва», ну, и тьфу на него. Патио-пицца – и на нее тоже. Какие-то банки, магазины, аптеки, люди, – нет до них никакого дела.

А вот казино «Фараон» и паб «Львиное сердце». Господи, здесь же раньше был бар «Гавана»! А теперь два бутафорских сфинкса стерегут постамент с маленьким вертолетом, поставленным на кон. Стены разрисованы иероглифами. А под ними вывеска «Львиное Сердце» – угловатые буквы с такими завитушками, будто их модерн есть инкарнация готического стиля. Стало быть, паб назвали не в честь любимого льва Тутанхамона, а в честь английского короля из династии Плантагенетов. Катя припомнила, что Ричард Львиное Сердце участвовал в крестовых походах против султана Египта Салах-ад-дина. Что ж, чем не повод разместить под одной крышей древнеегипетские иероглифы и готические вензеля?