Текст книги "Трепетные птички"

Автор книги: Лев Портной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Лев Портной
Трепетные птички

НОВОСЕЛЬЕ МАЙОРОВ

Часть 1

Заглянем в главу 5

Спросонок чувствуешь себя скованно, как будто кожа стянулась и того гляди порвется местами, если сделать резкое движение.

Подушка мокрая от пота.

Я сажусь на краю кровати и пытаюсь вспомнить, что же мне снилось такое страшное? Какой-то темный коридор… я бегу по нему… но это был не тот сон, не страшный. Страшный снился мне до этого сна, а по темному коридору… я… от него…

Я уже не сплю, но мне страшно, хотя не помню ничегошеньки из того, что мне снилось.

Закутавшись в одеяло, я отправляюсь в туалет. Добираюсь до него на ощупь по темному коридору и сажусь на унитаз. Я сижу, подобрав одеяло, упершись локтями в колени и опустив на руки голову. Мои длинные волосы ниспадают на лицо, и чешутся щеки. Я откидываю их и чувствую что-то неладное. Выхожу в ванну, где висит зеркало. Смотрю в него, на мгновение теряю дар речи и – начинаю визжать от ужаса. Я роняю одеяло, секунду любуюсь своими очаровательными полушариями третьего размера, а потом выбегаю в коридор и сталкиваюсь с соседкой, Еленой Владимировной. Она хватает меня за руки, встряхивает их и спрашивает:

– Светочка, что с тобой?! Что с тобой?

– Я не Светочка?! – воплю я. – А Шурочка!

– Боже мой, – бормочет соседка и растерянно глядит на меня.

Впрочем, колеблется она не больше секунды. Ее взгляд становится осмысленным, а действия решительными.

– Проходи сюда, я помогу тебе, ни о чем не беспокойся! – она вталкивает меня в ванную комнату и пытается запереть за мной дверь.

В последний момент я бунтую против заточения и вырываюсь в коридор. Елена Владимировна бросается на меня, и мы начинаем бороться.

– Ах ты, маленькая сучка! – шипит соседка, пытаясь сбить меня с ног.

– Да что ж это такое?! – я стараюсь освободиться от вцепившейся в меня женщины.

Она валит меня на пол. Сама падает на меня, заставляя испытывать некоторое удовольствие от вынужденной близости с нею. Но поскольку в ее действиях нет ни намека на дружбу или еще какое-нибудь теплое чувство, я решаю, что разумнее одержать над ней верх. Сил справиться с женщиной у меня не хватает, и я озираюсь по сторонам в поисках подсобного средства. И оно найдено. На стене висит фагот. Я знаю, что, если не в рамках самозащиты, а на поводу у обуревающей меня похоти прихвачу эту женщину за какое-нибудь интимное место, фагот обязательно постарается ударить меня, и тогда нужно будет исхитриться и подставить под удар не свою, а ее голову. Откуда я знаю, что музыкальный инструмент, висящий на стене в качестве декоративного украшения, от ревности бросится на нас, сказать невозможно, но мне это ясно так же, как ясно то, что красный цвет это красный, хотя невозможно вспомнить, когда мне это объяснили впервые. Я опускаю руки и изо всех сил сжимаю ягодицы Елены Владимировны.

– Ах, ты мой персик!

– Не лезь ко мне, лесбиянка окаян… Как ты смеешь?! – с отвращением верещит соседка.

Фагот срывается со стены, но, как я ни уворачиваюсь, по голове он бьет все же именно меня.

И я теряю сознание…

Прихожу в себя от ударов молота, колотящего в голове, и, не успев открыть глаза, понимаю, что это не молот, а шаги тех, кто несет меня куда-то вниз, кажется, на носилках.

– Классная телочка, – слышу чей-то голос.

И тут я вспоминаю все, что произошло…

Глава 1

Когда грузчики затащили на третий этаж мой скудный скарб и, получив от меня обещанные пятьдесят штук, укатили на своем грузовике, ко мне подошел невысокий мужчина лет шестидесяти и спросил:

– Новосел?

– Так точно, – ответил я.

– А я дворник, дядя Саша, – представился он, – если надо чего, все ко мне идут.

– И меня Сашей зовут, – я протянул ему руку.

– Тезка, значит, – он как будто обрадовался, но взгляд не изменился.

– Значит, если что, заходи, – добавил он, немного помолчав, – замок врезать или кран починить. Я в третьем подъезде живу, первая дверь налево.

Он пристально посмотрел на меня; у него были глаза человека, имевшего большой жизненный опыт и повидавшего на своем веку очень многое, гораздо больше того, что видели простые, непьющие, люди. Он переминался с ноги на ногу, как будто хотел спросить еще о чем-то очень личном, но не знал, как начать, чтобы не показаться нескромным. «Наверно, на водку попросит; скажу ему, что на свои пить нужно!» – подумал я.

– В пятьдесят четвертую въехал? – выдавил наконец-то дядя Саша с явным облегчением, словно это и был тот самый каверзный вопрос, требующий особенной деликатности.

– Точно.

– Скоро съедешь, – обреченно произнес дворник.

– Это еще почему? – удивился я.

– Хреновая квартира. Вернее, соседи твои хреновые. Будто нечистые какие-то. До тебя сколько народу в нее ни въезжало, всех после первой ночи словно подменяли. Люди делались чумными и больше уж в этой квартире не оставались. Ночевали у родни, у знакомых – кто где. И всеми правдами-неправдами с этой квартиры съезжали. А последний только вселился, так к утру и помер. А хороший был мужик! Хороший! Вот не про каждого так скажу, а про него скажу, хороший был мужик! Мы с ним целый вечер прогутарили, горилку мою пили, а на следующий день – нет человека. Так эти Воронковы одни в этой квартире с тех пор и живут.

– Что ж они, волшебники что ли? – усмехнулся я.

– Он физиком был, пока не свихнулся, а она – это, – дядя Саша выразительно постучал указательным пальцем по виску.

– Тоже трекнулась?! – спросил я.

О том, что мой сосед слегка рассудком подвинулся, я уже знал, но еще не хватало, чтоб и жена его оказалась сумасшедшей.

– Да не, – протянул дядя Саша. – Она врач, шизанутых лечит, а собственного-то мужика с ума свела. Живут как нелюди, чураются всех. И окромя их никто в этой квартире не уживается. И малой ихний странный какой-то, молчун. На трубе играет. И ежика держит. Покамест тебя в эту квартиру не прописали, чехарда была. Люди въезжают – выезжают, въезжают – выезжают. Вот мы столько лет ждали, когда ты появишься. А ты насовсем или временно, по службе?

– Насовсем. Уволился я, надоело. Живешь как собака, угла своего не имеешь.

– Хочешь, заходи ко мне, горилки попьем, – предложил дядя Саша.

Я понял, что если откажусь, то наверняка упущу шанс войти в число тех немногих, про кого дворник скажет: «Хороший был мужик!» Но я подумал, что дядя Саша в чужом глазу соринку замечает, а в своем горилки не видит, и если б предыдущий новосел таким «хорошим мужиком» не был, то жил бы и здравствовал. А после того, как помер, попробуй разберись: соседи его за одну ночь со свету сжили или горилка дяди Саши не под силу оказалась? И пока я мешкал с ответом, размышляя о превратностях судьбы, дворник из числа «хороших мужиков» меня вычеркнул.

– Не хочешь как хочешь, – сказал он и, покачав головой, добавил. – Тут не удержишься, не-е.

– Ладно, поживем – увидим, – ответил я. – Давай, дядь Саш, бывай. Пойду шмотки свои разбирать.

Я пожал дворнику руку, вошел в подъезд и, перешагивая через две ступеньки сразу, взлетел на третий этаж.

Я провел четыре года в казарме военного училища, три года в раздевалке дивизионного спортзала, еще четыре года в общежитии и наконец-то въехал в собственную комнату, пусть даже в коммуналке. И никакие соседи мне были нестрашны, будь они хоть физики, хоть химики, и «малой ихний», тем более – «молчун». После того, как я в должности замполита командовал полком – а это тысяча дюжих молодцев один дурней другого, – было б смешно не справиться с тремя гражданскими, двое из которых нормальные.

Я открыл входную дверь и прошел в свою комнату. Она была небольшой – пятнадцать квадратов, благодаря двум окнам светлой и по этой же причине неудобной: и так мебель ставить некуда, а тут еще окнами заняты не одна, а две стены, квартира-то торцевая.

Комната числилась за мною давно. Мне ее отец пробил к званию капитана. Однако все это время ее занимали Воронковы. Месяц назад моя матушка их согнала и к моему приезду побелила потолок, покрасила подоконники и рамы и поклеила обои. Комната выглядела чистой и уютной. А я стоял в центре среди неаккуратно расставленной мебели и как заправский борец пытался взглядом испепелить гардероб, чтобы раздавить его морально, прежде чем загнать в угол и прижать лопатками к стене. Когда же, собравшись с духом, я налег на него всем корпусом, раздался стук в дверь.

– Да! – откликнулся я. – Входите.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель протиснулась голова, принадлежащая мужчине лет сорока.

– Ой, здрасьте, – дурашливым голосом произнесла она.

Вслед за головою в комнату протиснулся ее владелец, который, казалось, в свои сорок лет впервые в жизни напился и теперь спешил поделиться с окружающими новыми ощущениями. Вот только спиртным от него не пахло. Это был мой сосед, Воронков Игорь Анатольевич, которого я раньше не видел, потому что его запирали в комнате. Я испытывал замешательство, не зная, как себя вести в обществе с сумасшедшим. Воронков сам пришел мне на помощь, нарушив неловкую паузу.

– Послушайте, – зашептал он, озираясь на дверь. – Я должен сказать вам очень важную вещь. Но вы должны обещать мне, что никому ничего не расскажете. Обещаете?

– Обещаю, – произнес я.

– Дело в том, что я это совсем не я! – торжественным полушепотом объявил сосед.

– А кто?

– Я дух из Кандурова.

– Откуда?! – удивленно переспросил я.

Воронков возмущенно замахал руками.

– Да не откуда, а чей. Искандурова.

– Какого еще Искандурова? – уточнил я, наивно полагая, что в лепете соседа есть хоть капелька смысла.

– Да того, что помер здесь до вас, – объяснил Воронков.

– А-а, – протянул я.

А про себя подумал о том, как мне повезло, что Игорь Анатольевич не сошел с ума до того, как отец сделал мне прописку. Ведь в нашей стране те, у кого мозги перенапряжены, имеют право на дополнительную жилплощадь. Сколько-то полагается кандидатам наук, сколько-то докторам, а если совсем чокнешься, то можешь претендовать на отдельную комнату. Трекнись Воронков чуточку раньше, и не видать мне этой комнатушки как своих ушей.

И пока я думал об этом, своевременно свихнувшийся сосед продолжал убеждать меня в том, что он это совсем не он, а тот предыдущий жилец, у которого новоселье совпало с собственными похоронами.

– А Игорь Анатольевич, который здесь жил, сейчас где? – спросил я, испытывая небольшой стыд за это легкое издевательство над больным человеком.

– Воронков-то? Да он здесь! – убежденно ответил сосед.

– Где – здесь?

– Послушайте, вы мне не верите. Вы думаете, что я сошел с ума. А я не сошел с ума. Я недоперепил.

– Чего? – удивился я.

– Ну, известно же чего! Выпил меньше, чем хочу, но больше, чем могу, – пояснил свою мысль Воронков и добавил, чтобы быть еще яснее. – Я немножечко пьян.

Сумасшедшего я видел первый раз в жизни, да еще такого, у которого сумасшествие выражалось в том, что он считал себя пьяным. Повезло же Елене Владимировне, жене Воронкова. Такой муж – ценная находка для научной работы женщины-психиатра.

– Вот это вот, – бубнил мнимый алкаш, тыча себя в грудь, – тело Воронкова, а в нем сижу я, дух Искандурова. А сам Воронков стал полтергейстом. Он живет здесь и ревнует меня к своей жене. Хотите посмотреть?

– Давайте-ка в другой раз? – попросил я, решив, что этот концерт пора заканчивать, поскольку, если насладиться им сразу же в полной мере, скучно будет потом, а впереди таких представлений обещало быть много.

Однако Воронков был иного мнения.

– Когда я пользуюсь тем, что Леночка думает, будто я ее муж, и начинаю к ней приставать, полтергейст Воронков сейчас же набрасывается на меня. Пойдемте-ка, я вам докажу.

С этими словами Воронков потащил меня в коридор. Решив, что представился удобный случай сплавить несчастного шизика в руки его супруги, я последовал за ним. Он, покачиваясь и как натуральный пьяный натыкаясь на стены, прокрался на кухню. Я шел сзади. Возле кухонного стола спиной к нам стояла Елена Владимировна – женщина тридцати пяти лет с короткой стрижкой и крашеными волосами. Белая футболка и черные треники подчеркивали стройную фигуру.

Воронков молча протянул руку и от души прихватил супругу за мягкое место. Он сделал это так сочно, что у меня даже мелькнула мысль: не прикинуться ли и мне сумасшедшим, если при этом будет позволительно щипать Елену Владимировну за ягодицы. Потом я подумал, что вряд ли психиатр Воронкова возьмет столько работы на дом, и если я сойду с ума от ее попки, то меня она, скорее всего, отправит куда-нибудь в «Кащенко».

Елена Владимировна вскрикнула:

– Боже мой! Гоша, как ты меня напугал! – она повернулась к нам. – Извините, пожалуйста, Саша. А ты, Гоша, иди в комнату, тебе здесь нечего делать.

Ее взгляд выдавал деспотичный характер. «Не можешь – научим, не хочешь – вылечим!» – говорили ее мутно-карие глаза.

– Дорогуша! – Игорь Анатольевич попытался обнять жену.

Она увернулась и, развернув мужа на сто восемьдесят градусов, вытолкала его из кухни и повела в дальнюю комнату, где он и содержался. Я машинально шел следом. И вот тут-то произошло нечто из ряда вон выходящее. В коридоре на стене висел фагот. Это был не тот фагот, на котором играл Витя, сын Воронковых, его инструмент хранился в футляре. Этот же использовался как часть интерьера. Так вот, когда под ним проходила Елена Владимировна, он сорвался со стены и, перелетев через голову соседки, грохнул по голове ее мужу. Я застыл с разинутым ртом, не понимая, как могла сорвавшаяся со стены труба выполнить такую траекторию полета? А сумасшедший Гоша, казалось, только этого и ждал.

– Вы видели?! Видели?! – закричал он. – Вы думаете, это случайность?! А, Александр Есич? Это тот самый полтергейст, о котором я вам говорил!

– А ну марш в комнату! – приказала ему Елена Владимировна, удаляясь вслед за подталкиваемым ею мужем.

Я с вожделением проводил ее взглядом, затем поднял фагот. «Не стой под трубой, когда соберешься ущипнуть эту женщину», – подумал я, вешая инструмент на прежнее место.

Я вернулся к себе в комнату и лишь собрался предпринять вторую попытку в борьбе с гардеробом, как в дверь опять постучали. На этот раз – Елена Владимировна.

– Извините нас, пожалуйста.

– Да что вы, ничего страшного…

– На него так находит иногда, а вообще он спокойный человек.

– Елена Владимировна, не беспокойтесь. Все в порядке.

– Давайте, мы с сыном поможем вам, – предложила она. – Его зовут Витей.

«Прекрасное имя для мужчины», – хотел сказать я, но не успел.

– Виктор! – крикнула Елена Владимировна так неожиданно, что я даже вздрогнул и подумал, что наверняка ее пациентам после того, как они вылечиваются от шизофрении, приходится лечиться от заикания.

На зов пришел их сын, шестнадцатилетний подросток с многочисленными порезами на лице, как будто по утрам он не брился, а топором выкорчевывал волоски по одному вместе с корнями.

– Здрасьте, – буркнул он.

– Привет! – ответил я.

Витя, действительно, производил впечатление нелюдимого подростка. Видно, пример отца ему подсказывал, что с психиатрами лучше общаться поменьше, и потому он стал замкнутым и молчаливым.

Под руководством Елены Владимировны мы быстро и довольно-таки рационально расставили мебель. А напоследок они предложили мне поужинать с ними. И я был рад, потому что один долго б мучился со своим барахлом, да и перекусить хотелось, а готовить самому пока было не из чего и лень. Вот только слова дворника дяди Саши никак из головы не выходили. А Елена Владимировна с сыном были настолько любезны и предупредительны, что, когда они ушли, я даже в постель заглянул: не подложили ли мне ежа? Может быть, для такого случая соседский сын его и выращивал?

Хотя, что было заглядывать под одеяло?! И так ясно, что дружелюбие Воронковой – это вам не еж в постели. Это – целый дикобраз! Знаете, когда в роту поступает молодой солдат, «деды» в первый день ему все позволяют, сигаретами угощают, в солдатскую чайную с собой зовут. Паренек радуется, думает, что в хороший коллектив попал, в тот же вечер письмо мамке пишет, мол, все хорошо, ребята отличные, «деды» есть, а «дедовщины» нет, и не подозревает о том, что на следующий день ему разобьют морду, если он хоть на шаг отстанет во время утренней пробежки, и будут лупить нещадно за каждый нечищенный в роте сапог. Так и Елена Владимировна решила со мной поступить. «Сегодня диванчик поможет подвинуть, котлеткой угостит, – думал я, – а завтра скажет: курить только на лестничной клетке, чистить зубы после каждой сигареты, никаких женщин и туалет по утрам занимать с восьми до восьми пятнадцати. А мне в благодарность за радушие, проявленное накануне, будет неловко послать ее к черту!»

И я решил с первого же дня заставить соседей смириться с теми правилами, по которым собирался жить. Я взял мобильник, порывшись в чемодане, отыскал записную книжку и набрал номер Пашкиного домашнего телефона. Прослушав штук десять длинных гудков, собрался было дать отбой, но неожиданно раздалось резкое, будто сорвавшееся с цепи «Алло!».

– Паш, привет! Ты чего так орешь?! – ответил я.

– Да я только вошел. Дверь открываю, слышу – телефон надрывается, бросился со всех ног, даже дверь не закрыл! Обожди – закрою!

Пашка был моим армейским другом. Бывший вертолетчик, он уволился год назад, и тогда же во время моего отпуска мы с ним подцепили одну девчонку на Тверской. Она занималась древнейшей профессией и оставила нас в восторге от своего искусства.

– Алло, Сашок! – Пашка вернулся к телефону. – Ты там как – справился с переездом-то?

– Справился-справился.

– Извини, но я никак тебе не мог помочь. Сегодня как раз съемки были. Скоро в кино меня увидишь с вертолетом. Боевик снимают.

– Ну, ты теперь знаменитость! Слушай, я чего тебе звоню: помнишь, год назад мы с тобой одну телку трахали? Наташей ее звали.

– Ну, было дело.

– Ты вроде тогда телефон ее записал?

– Может, и записал?

– Паш, посмотри. Я хочу выписать ее к себе домой.

– Сейчас гляну, но я не уверен, что он у меня сохранился, – ответил Пашка.

– Ты-то с нею больше не встречался? – спросил я.

– He-а. А на фига? Они сейчас на каждом углу толпами стоят. Вот, вроде нашел. Не знаю, та ли это Наташа, но если даже и не та, то тоже не откажет. Пиши.

– Говори, я запомню.

Пашка продиктовал мне номер телефона, и я повторил его несколько раз, чтобы не забыть. А затем спросил:

– А ты-то не хочешь к нам присоединиться?

– Не-е, – протянул он в ответ, – я сегодня Машку жду.

– Ну, смотри, если не дождешься, приезжай, я думаю, Наташа обрадуется. Ну, пока! Давай, заезжай, если что.

Я положил трубку и тут же набрал номер, который дал мне Пашка. Мне ответил ангельский голосочек, в обладательницу которого можно было б влюбиться заочно, если забыть по какому поводу ей звонишь.

– Наташа? – спросил я.

– Нет, Наташи здесь больше нет.

– А как ей теперь позвонить?

В ответ послышался смешок.

– Не знаю.

– Извините, – я хотел дать отбой.

– Алло, молодой человек! – послышалось из трубки.

Я вновь приложил ее к уху.

– Да.

– Вам нужна именно Наташа? Другая девушка не подойдет?

– Почему бы нет? – ответил я.

– Вы помните, как к нам проехать?

– Я у вас не был. Наташа к нам приезжала…

– Вам нужен выезд?

– Да, пусть девушка приедет ко мне.

– Тогда назовите ваш адрес.

– Улица Академика Комарова, дом одиннадцать-гэ, квартира пятьдесят четыре.

– А на сколько времени? Вы знаете расценки? – спросила девушка.

– Год назад это стоило сотню баксов.

– Времена меняются, – проворковал ангелочек. – Девушка стоит пять тысяч, выезд не менее десяти тысяч. Вы должны будете заплатить двенадцать тысяч. Десять – за девушку и две – за такси и охранника. Идет?

– Идет, – согласился я.

– Ну, хорошо, – резюмировала ангелочек. – Девушка приедет в течение часа. Желаю вам хорошо провести время.

– Спасибо. А вас как зовут?

– Алла. Но это не имеет значения.

И она положила трубку. А мне осталось надеяться, что не привезут крокодила.

Квартира наполнилась запахом чего-то очень вкусного, сотворенного Еленой Владимировной на кухне. И я испугался, что рано заказал девочку, поскольку из-за нее рисковал остаться без ужина, предложенного соседкой. Но тут заглянула Елена Владимировна и сообщила, что через пять минут она ждет меня к столу. Я обрадовался и подумал, что нехорошо идти ужинать с пустыми руками. Ругая себя за то, что не догадался сразу же сбегать в булочную, я отправился на улицу. По дороге мне пришло в голову, что неплохо купить и бутылочку какого-нибудь вина.

В булочной не нашлось ничего, что могло бы сделать ужин праздничным, и я поспешил в гостиницу «Останкино». В кулинарии я отстоял в длинной очереди и купил шоколадный торт и бутылку шампанского. Назад я бежал сломя голову, потому что боялся, что девочку привезут в мое отсутствие. И действительно, еще б немного и произошел бы конфуз. Когда я подошел к подъезду, с другой стороны подъехало такси. В окно из машины выглянул здоровенный жлоб.

– Эй, начальник! – окликнул он меня. – Это какой дом?

– Одиннадцать-гэ, – ответил я.

– А пятьдесят четвертая квартира в каком подъезде?

– В этом. Это моя квартира, – я понял, что это приехали по моему заказу, и нагнулся, чтобы рассмотреть девушку, сидевшую сзади.

Она показалась мне симпатичной.

– Значит, мы к тебе, – парень вылез из машины. – Ну, пойдем.

– Вообще-то я заказывал девушку.

– Остряк, – ухмыльнулся парень. – Я должен осмотреть квартиру.

– У меня там немного пыльно.

– Остряк, – повторил сутенер, открывая дверь в подъезд.

Мы поднялись в квартиру, где нас встретила Елена Владимировна.

– Саша, мы вас совсем заждались!

– Сейчас-сейчас, – проговорил я, проходя вместе с охранником в свою комнату.

– Кто это? – спросил он, когда я закрыл дверь.

– Соседка, – ответил я. – Это коммунальная квартира.

Решив, что в присутствии соседей с его подопечной ничего страшного не сделают, парень перешел к денежному вопросу.

– Тринадцать штук, – объявил он.

– Мне сказали двенадцать, – возразил я.

– Накладка вышла, – парень прицокнул и повторил. – Тринадцать.

Я решил не спорить из-за одной тысячи и выложил требуемую сумму. Парень спрятал деньги, взглянул на часы и сказал:

– Сейчас восемь, через два часа я приеду за ней.

– Как через два часа?! – удивился я. – Она мне нужна на всю ночь.

– Остряк, – ухмыльнулся сутенер. – Ночь стоит двадцать пять штук.

Мы немного поспорили и, в конце концов, я выложил еще пять тысяч, чтобы мне оставили девушку на четыре часа.

– Сейчас она поднимется, – сказал он.

Мы вышли на лестничную клетку.

– Желаю хорошо отдохнуть, – прокричал он, спускаясь по лестнице.

Через две минуты навстречу мне поднялась худенькая шатенка с короткою стрижкой, в джинсах и красной курточке.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Света, – пролепетала она, испуганно глядя на меня.

– Проходи, красавица, – я открыл перед нею дверь, и мы вошли в квартиру.

– Где же вы ходите? – налетела на нас соседка.

– Елена Владимировна, вы уж извините, наверно, мы поужинаем в другой раз.

– Вот еще глупости, – фыркнула она. – Пожалуйте на кухню. И вашей гостье мы будем рады. Вы познакомите нас?

– Это Света, а это Елена Владимировна, – представил я их друг другу.

Девушка смотрела на нас широко раскрытыми глазами, не понимая, что происходит.

Мы сидели вчетвером за кухонным столом и уплетали за обе щеки тушеную говядину с картофельными крокетами. Витя с интересом поглядывал на Свету, которая на вопрос соседки о том, чем она занимается, сообщила, что учится в одиннадцатом классе. Елена Владимировна с Витей приняли за мою невесту пришедшую на одну ночь путану, которая смотрела на нас испуганными глазами, будто предполагала, что охранник недобросовестно проверил квартиру и проглядел банду злобных кавказцев, приготовившихся поиздеваться над нею. А я думал о том, что где-нибудь в эти минуты, возможно, рвутся гранаты, деньгами от продажи которых я заплатил за то, чтобы провести ночь с очаровательной школьницей, и злился из-за того, что, пока мы ужинали, истекало оплаченное время.