Текст книги "Место полного исчезновения: Эндекит"

Автор книги: Лев Златкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

– Где вознаграждаются доносчики, там не будет недостатка в виноватых! – опять не удержался Игорь.

Дарзиньш расхохотался, весело и от души.

– Наивняк! – сказал он. – На доносчиках любое судопроизводство и дознания держатся. В любой стране мира. Без них правоохранительные органы слепы и глухи. Я слышал версию, что даже Адама с Евой Бог выгнал из рая по доносу… змия!

Игорь недоверчиво улыбнулся, но Дарзиньш стал горячо уверять его в своей правоте:

– Верь мне: это самое высокое достижение доносительства! – сказал он. – Спровоцировать на преступление, а потом и донести! Ты не будешь доносить, но сколько есть слабых, которых совсем нетрудно заставить это делать. А раз донесешь…

– „Коготок увяз, всей птичке пропасть“! – подхватил Игорь.

– Именно! – согласился Дарзиньш. – А откажется, так и „спалить“ можно.

Увидев недоумение Игоря, Дарзиньш понял, что он не знает значения этого слова, и охотно просветил его:

– „Спалить“ доносчика – это значит сдать его уголовникам на растерзание!

– То есть, они его убьют? – понял Игорь.

– Раньше сжигали! – сообщил подробности Дарзиньш.

Он налил себе в стакан остатки чифиря. Игорю не досталось, но Дарзиньш его утешил:

– На первый раз тебе хватит! Мы с тобой обо всем договорились, времени на разговоры у тебя еще будет предостаточно. Как и работы с бумагами. Эти завалы надо разгрести. И чем раньше, тем лучше.

– А секретов там не будет? – засомневался Игорь.

– Какие там секреты! – отмахнулся Дарзиньш. – Иди, знакомься с зоной. Может, придется червонец здесь и проканать. Видишь, даже по фене заботал.

Он нажал кнопку звонка, и буквально через мгновение в кабинете появился Вася-старшина.

– Вася! – обратился к нему Дарзиньш. – Этот парень мне нужен, как никто! Ты меня понял? Стучать он не будет, ни к каким мероприятиям его не привлекать, всех сексотов предупредить, чтобы смотрели в оба. Проследи сам, чтобы был полный порядок.

Игорь попрощался с начальником лагеря и вышел из кабинета под охраной только Васи. Впрочем, это было более чем достаточно.

Молчаливый и внушительный Вася повел Игоря прямиком в баню. Сотоварищи по этапу уже помылись и разбрелись по баракам.

Банщик при виде Игоря сделал кислое и тоскливое лицо.

– Пара нет! – категорически заявил он. Теплой водой будешь мыться? – спросил он.

– Буду! – сразу согласился Игорь. – После дороги неплохо бы смыть с себя пыль.

– Нешто грехи можно смыть? – визгливо засмеялся банщик. – Грехи на душе оседают, а душу омыть можно лить слезами и кровью. Страдания омывают душу, одним словом.

Он, конечно, преувеличивал. Вода была горячей, но Игорь не стал ее разбавлять холодной, чтобы затем окатить чистое, мытое тело шайкой холодной воды.

Так он и сделал, фыркая и отдуваясь, к радости банщика, который несколько раз заходил в помещение парной, чтобы Игорь долго не задерживался. Банщика явно кто-то ждал, и, судя по его нетерпению, со спиртным.

Вася тоже ждал Игоря с нетерпением, у него в поселке были дела любовные, дожидалась его жена одного из охранников-старожилов, из тех, что состариваются на службе, всю жизнь проводят на одном месте, даже отпуск, и умирают здесь же. И жен себе, в основном, они подбирают спокойных, характера схожего, но некоторые ошибаются и попадают в цепкие лапы таких беспокойных и гулящих баб, что жизнь у них становится похожа на ад дома и на рай в зоне, где они стараются проводить как можно больше времени. С женщинами в таких зонах трудно, в основном, замуж идут местные, из эвенков и других малых народов. Эти покорные, но и среди них бывают беспокойные. Вот одна из таких беспокойных Васю и заарканила, муж ей попался квелый, а Вася – мужик, всем мужикам – мужик.

Он привел Игоря в его барак и на прощание сказал:

– Как все на работу, ты в кабинет, бумаги разбирать! Ясно, студент?

Вася уже каждого в уме сфотографировал, идентифицировал и запомнил не только фамилия, имя, отчество, но и кличку, и особые приметы. Это был лучший сотрудник Дарзиньша, сразу же выделенный им из серой и пьяной массы служивых. Дарзиньш настоял на том, чтобы молодому Васе присвоили звание старшины, вернее, прапорщика, старшиной его звали по старинке. И Игоря он сразу отметил, увидев, что на преступника не похож, случайный здесь, так он звал попавших в исправительный лагерь по роковому стечению обстоятельств.

В бараке маялась смена заключенных, работавшая в ночную. „Ночной“ эта смена называлась потому, что приходилось вкалывать до двенадцати часов ночи, что автоматически влекло за собой недосып, так как подъем был один для всех в шесть часов утра, бригадиры и старосты безжалостно будили „ночников“ и гнали на построение, где всех привычно пересчитывали по головам, а потом загоняли обратно в барак. Некоторым, правда, удавалось после ухода первой смены заснуть. В конце каждого месяца, а тем более квартала, утренняя смена увеличивалась до вечера, а „ночная“ превращалась в ночную уже без кавычек, до утра.

Но когда Игорь вошел в барак, вторая смена уже маялась в ожидании похода строем в производственный барак, где на стареньких и списанных машинках делали план, за счет которого заключенные получали право раз в неделю дополнительно отовариваться в ларьке. Правда, в этом ларьке, кроме консервов, ничего путного не было, но все же приятно было разнообразить скудное меню лагерной столовки банкой джема, тоже списанного по сроку годности с какой-нибудь военной базы из множества разбросанных по безлюдной тайге, конечно, ракетных или авиационных, с бомбардировщиками дальней авиации. Но, в основном, с ракетных шахт, где строго следили за сроком годности употребляемых ракетчиками продуктов. Ценные специалисты должны были есть все только самое свежее.

Списанные продукты всегда находили своего потребителя. Ими были зеки.

Появлению Игоря в бараке искренно обрадовался лишь один человек. Это был Пан. Он бросился к Игорю, как к родному сыну.

– Слава богу! – воскликнул он. – Тебя на швейку определили?

– Нет! – ответил Игорь, оглядываясь по сторонам, в поисках свободной койки.

Но Пан уже тянул Игоря в глубь барака.

– Идем, я тебе, на всякий случай, койку занял, рядом с моей!

В бараке, к удивлению Игоря, стояли не деревянные, а металлические кровати с сетками. Они были двухэтажными, стояли друг на друге, по четыре кровати, как в купе поезда, только поезд состоял из одного длинного вагона, окошечки были маленькими и подслеповатыми, да и „купе“ в этом „вагоне“ располагались в три ряда от самого входа.

Игорь заметил, что все вновь прибывшие заняли самые неудобные для проживания койки, у входа. Дверь беспрестанно открывалась и хлопала, потому что никто не удосуживался ее придерживать, и свежий воздух непрерывным потоком поступал через нее. Летом было хорошо, только комары, залетавшие „на огонек“, первыми жертвами выбирали спящих у входа. Но вот зимой порывы холодного ветра, чреватые простудами и неизбежным радикулитом, доставляли немало хлопот.

Павлов сидел на нижней полке почти у входа и слушал, как его ругает Моня, очевидно, Игорь застал конец жаркого спора.

– Сколько ты найдешь людей, – кипятился Моня, – которым хотелось бы знать о себе правду? Кому нужна твоя правда?

– Правда нужна всем! – не уступал пришедший в себя после перенесенного показательного зрелища Павлов-доцент. – Только люди не хотят себе в этом признаться.

– Глупости! – убеждал его Моня. – Люди ненавидят правду, а людей, имеющих смелость ее высказывать, ненавидят вдвойне.

„Правда подчас рождает ненависть“, – подумал Игорь. – Кто это сказал? Уже не помню! Как быстро знания, приобретенные с таким трудом, превращаются в ничто. Это трудно взбираться на гору. А скатываться очень легко. Только, вот, разбиться можно в конце падения».

Пан одному ему известными путями, сказались опыт и связи в уголовном мире, занял две койки в среднем ряду барака, где всегда было тепло и не дуло.

– Положи вещи на койку, придет кладовщик, отдашь в кладовку, цивильное с собой не положено иметь, только теплое белье нужнее, да и то, по большому блату. И пойдем представимся!

– Кому? – огляделся Игорь.

– Не оглядывайся! – велел Пан. – Авторитету барака! Он хотел с тобой познакомиться. Только не подумай плохого. Не каждого берут с грузом на миллион долларей. А глаз он уже положил на Баню.

И Пан противно захихикал.

Игорю стало неприятно, но барак – это не то место, где можно иметь самолюбие. Дарзиньш был прав, когда говорил, что все остается на воле, а здесь начинают действовать совершенно другие законы.

– Представляешь, когда мы мылись в парилке, самолично пришел и осматривал его издали, как цыган лошадь. В любовницы пойдет Баня, ловко ты его окрестил, или изобьют и опустят. Отправится в барак «Дунь».

И он захихикал еще противнее. Потом, внезапно спохватившись, спросил:

– Так куда тебя направили? В этом бараке только шныри и швейники живут.

– Хозяин меня к себе шнырем и забрал! – сообщил Игорь, чем вызвал тень беспокойства в глазах у Пана.

– И чего это он к тебе воспылал? – послышался грубый и жесткий голос.

Пан сразу же стал угодливо изгибаться. Игорь увидел перед собой щуплого мужичка в особом тюремном прикиде, когда тюремная одежда была перешита в соответствие с уголовными традициями: брюки клеш, а тюремная куртка с обязательным воротником «апаш».

Болезненный вид авторитета никого не обманывал: землистый цвет лица был вызван долгими скитаниями по камерам, баракам и БУРам, как вор в законе, он, естественно, не работал никогда, но в связи с новыми правилами его теперь зачислили в бригаду швейников, где за него давала план вся бригада, по принципу «за себя и за того парня».

– Образованием юридическим приглянулся, – ответил спокойно Игорь. – Знаю некоторые юридические тонкости.

Беспокойство в глазах Пана пропало сразу, как только он вспомнил об образовании Игоря.

Но авторитет все еще смотрел недоверчиво.

– А больше он тебе ничего не предлагал? – спросил он с иронией.

– Даже посмеялся, когда я ему твердо заявил, что стучать не буду! – сказал Игорь. – «Кому, – говорит, – ты нужен? Мне фраера не нужны!»

– Ничего себе «фраер»! – удивленно протянул авторитет. – «Дури» взяли на «лимон» баксов, строгача влепили, да еще в признании отказывают.

И он засмеялся. Тут же его смех был угодливо подхвачен «кентами» и «шестерками».

Игорь нахмурился:

– Меня подставили! – сказал он угрюмо. – Я и не знал, что передавал. Эти козлы не захотели упускать случая раздуть дело и получить лишнюю звездочку.

– О, как тебя уже образовали! – насмешливо протянул авторитет. – Я, «фраерок», было подумал, что ты в авторитеты полезешь, а ты решил косить под мужика.

Он внимательно всмотрелся в Игоря, затем протянул ему вялую руку.

– Для ментов – Беднаркин Андрей! – представился он. – А для тебя – Полковник. Усек?

– Усек! – подтвердил Игорь.

– Ты, парень, вроде ничего! – решил Полковник. – Поглядим на твое поведение. Но запомни одно: в бараке хозяин – я! Шустри в «крикушнике». Но будешь «сучить», вычислим и зарежем. Ты не бойся, – пошутил он почти что голосом Джигарханяна, – «мы тебя не больно зарежем, чик, и ты на том свете».

– А я и не боюсь! – улыбнулся Игорь. – Лезть ни во что не собираюсь, буду тянуть срок, как могу, но в сексоты не пойду.

– Не ходи! – одобрил Полковник. – Никуда не ходи. Первый в зоне бунт, и всех «сук» на куски порвут. Ты молодой, здоровый. Пересидишь, выйдешь, учиться пойдешь.

И Полковник величественно, сопровождаемый своими двумя здоровенными охранниками, двинулся на выход.

У двери он задержался и неожиданно для всех обратился к Павлову:

– Слушай, Доцент! Объясни с биологической точки зрения: почему я так часто срать бегаю?

– Это надо объяснять с медицинской точки зрения! – обрадовался Павлов.

Он решил блеснуть и своими медицинскими познаниями, но Полковник уже потерял к нему интерес и не торопливо двинулся вон из барака.

Павлов так и остался сидеть с раскрытым ртом, озадаченный таким странным отношением к себе.

Моня расхохотался, глядя на недоуменное выражение лица Павлова.

– Вот тебе еще один пример, как люди любят слушать правду о себе! – заявил он. – До и что ты можешь сказать о его болезни. Надо же анализы провести…

– Можно предположить ахилию желудка, – возразил Павлов, – врожденную слабость секреторного аппарата желудка…

Павел Горбань злобно прервал его:

– Глохни, Доцент! Без тебя тошно! Надоел.

Физиологические потребности и Игоря погнали в туалет, но он не стал спрашивать у Павлова совета, у него все было в порядке. Поэтому он быстренько выскользнул за дверь и направился к деревянному приземистому зданию, издававшему характерный запах, знакомый Игорю по туалетам московских вокзалов.

Но на полпути его остановил подручный авторитета.

– Погодь, Студент! – предупредительно выставил он ладонь перед Игорем. – Полковник любит думать в полном одиночестве. Терпи, коза, а то мамой будешь! – прибавил он со смешком.

Ничего не оставалось, как стоять и ждать. Но подручный был малым добрым, достал пачку «Кэмела» и щедро протянул Игорю.

– Не курю! – отказался Игорь.

Подручный равнодушно спрятал сигареты, оставив себе одну, и заметил так же равнодушно:

– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет! Впрочем, – добавил он, – многим из нас не дожить до старости.

«Лет до ста расти нам без старости…» – вспомнилось Игорю.

Но он постарался промолчать. Приняв за правило не встревать ни в какие конфликты, он стал немедленно придерживаться собственных правил.

Подручному Полковника стало скучно курить молча, и он опять попытался затеять разговор с Игорем.

– Если бы у меня было «дури» на «лимон», – протянул он мечтательно, – слинял бы я за бугор, и никто бы меня там не нашел.

– По какой линии слинял бы? – насмешливо спросил Игорь.

Подручный Полковника носил звучную кличку Лом, которая на самом-то деле была всего-навсего сокращением его фамилии Ломов. Но его габариты и мощные физические данные в сочетании с фантастической преданностью Полковнику плюс некоторая прямолинейность соответствовали кличке. Одним словом – Лом.

– Не выступай, пацан! – сказал он угрожающе. – Я хотел и Лом, но не дуб. Думаешь, границы так охраняют, что не пройти – не проехать? Из такой дыры, как наша, бегут, а уж найти на границе того, кто берет на «лапу», легче легкого.

– Видел я сегодня одного беглеца! – со значением протянул Игорь. – Как ему Шельма яйца рвала. А «хозяин» после «штопки» велел в бабу превратить.

– В бабу можно превратить и с неоторванными яйцами! – тоже со значением сказал Лом. – Завтра Полковник взойдет на новенького.

Игорь сразу же вспомнил хихиканье Пана, его путаный рассказ о визите в баню и понял, что Горбань находится в большой опасности, вернее, его зад и положение в уголовной иерархии, его собираются «опустить». Но ни стремления предупредить, ни уж тем более желания защитить у него не возникло. У него всегда было к насильникам брезгливое чувство, хотя умом он понимал, что виновных среди них, действительно, всего процентов тридцать. Он и сам при неудачном стечении обстоятельств, захоти какая-нибудь из пассий заложить его в милицию, долго бы доказывал, что он не верблюд, и неизвестно еще, удалось бы ему доказать это или нет, и он мог оказаться в положении Горбаня, но все же побороть в себе это брезгливое чувство не мог. Представив себе, что он почувствовал бы, застав свою несовершеннолетнюю дочь в постели, Игорь не поручился бы, что не поступил бы точно так же, как отец несовершеннолетней любовницы Горбаня.

– А почему не сегодня? – спросил он, чтобы спросить.

– Сегодня у нас желудок не в порядке! – серьезно ответил Лом. – К вечеру наладится, ночь поспим спокойно, а завтра будем в силе, можно и целку ломануть.

Из туалета не спеша вышел Полковник. По пути он застегивал ширинку, как будто трудно было это сделать там.

– Ждешь, Студент? – насмешливо спросил он Игоря. – Правильно, старших надо уважать. У тебя со здоровьем все в порядке? – спросил он неожиданно заинтересованно. – Никаких хронических болезней нет?

– Не было! – грустно пошутил Игорь.

– Это хорошо! – одобрил Полковник. – В бараке может быть только один больной.

И он, сопровождаемый Ломом, прошествовал в барак.

Путь был свободен, и Игорь со скоростью спринтера рванул в туалет на десять посадочных мест. Отливая в очко, он с некоторым любопытством осмотрел и эту достопримечательность.

С такими уборными Игорь в своей жизни еще не сталкивался. Впрочем, принцип ее устройства был точно таким же, как и у «удобств во дворе» в любой деревне. Только выгребная яма была огромных размером, рассчитанная на несколько сот человек с их физиологическими потребностями. Часть выгребной ямы находилась за пределами строения.

«Интересно! – подумал Игорь. – А зимой, в морозы, как ее очищают?»

Но ответа не нашел, да и мысли его тут же переключились на другое.

«Чего это Полковник моим здоровьем заинтересовался? – с тревогой подумал он. – На что, интересно, он намекает?»

Но и тут ответа не нашел, как ни крутил с разных концов. Чем-то этот вопрос его все же беспокоил, но чем, Игорь так и не понял, а потому решил больше не думать, чтобы не свихнуться от чрезмерного думанья.

У входа в барак он снова встретил Лома. Проводив «хозяина» до койки, он тоже решил сбегать в «кабинет задумчивости».

– С облегчением! – приветливо бросил он Игорю.

Как он ни торопился, все же задержался возле Игоря и еще раз протянул мечтательно:

– Я бы устроился в «дурью» на «лимон». Гад буду!

– Ты думаешь, мне вот так просто дали и вези бесконтрольно? – опять возразил ему Игорь. – Я шкурой чувствовал, как меня «пасут». Стоило мне выйти из купе, как туда тут же подсаживался кто-нибудь и начинал флиртовать с пятидесятилетней соседкой по купе. Та только млела от такого неожиданного успеха у мужчин…

– Ладно, после доскажешь! – прервал его Лом. – А то у меня лопнет мочевой пузырь, и я обварю себе ноги.

И он, как молодой жеребец, припустился к туалету.

В бараке царило оживление. Вернулась первая смена, вторая ушла на работу, а отработавшие, несколько обалдевшие от стрекота машинок, на повышенных тонах разговаривали друг с другом, обмениваясь впечатлениями о происшествиях: о сломанной иголке, которая, отскочив, попала точно в переносицу, а могла, зараза, и в глаз заехать; о вечно ломающейся машинке, которую должны были списать по второму заходу еще в прошлом году, однако все не торопятся да не торопятся. На новичков обращали внимание, в основном, с меркантильными соображениями, бросались стрельнуть курево, но новички были как раз некурящие, такие как Павлов и Игорь, а остальные были битые «жуки», живущие по принципу: «дружба – дружбой, а табачок – врозь». Горбань злобствовал, предчувствуя недоброе, но вместо того чтобы раздать все имеющиеся у него сигареты и хоть как-то повлиять на настроение барака в свою пользу, он лишь усугублял неприязнь к себе и злорадное предчувствие – все новости уже были сообщены им второй сменой еще в швейном цеху.

Оказывается, мелких дел существует столько, что ими можно занять все свое свободное время. За книгу взялись, как отметил Игорь, всего двое. Некоторые стали перед ужином подкрепляться, открыв тумбочку и проверяя заодно сохранность запасов продовольствия – с соседями всегда приходилось держать ухо востро.

Пан уже сидел рядом с одним из «старичков», и они что-то жевали.

– Студент, иди к нам! – позвал Игоря Пан. – Угощать тебя не буду, потому как сам на халяву. Встретил старого «кента», вот сидим, вспоминаем.

– «Бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе рубились они», – по-доброму пошутил Игорь, чуть исказив фразу.

– Что-то похожее! – согласился Пан. – Ужин сегодня, говорят, царский: картофельное пюре на молоке.

– Праздник! – с иронией согласился Игорь, испытывая приятную сытость от двух огромных бутербродов с ветчиной, съеденных им в кабинете Дарзиньша.

– Сытый! – с горечью определил старый знакомый Пана. – Из жопы еще булка торчит. А я уже шестой год сижу, сам себя жрать стал. Видишь, какой стал худой? А на воле я весил, Пан не даст соврать, девяносто килограммов.

Игорь обомлел. Перед ним сидел человек, весивший от силы килограммов шестьдесят. Ну, может быть, килограммов шестьдесят пять.

«Если он за год терял по пять килограммов, то как раз: пятью пять – двадцать пять, – подумал Игорь. – Сколько же можно потерять за десять лет?»

О результате не хотелось и думать. Слишком страшно было.

«Освенцим», – мелькнуло в сознании Игоря, но развивать дальше теоретические выкладки не хотелось, слишком далеко они могли завести.

К тому же в подсознании Игорь ощущал, что Дарзиньш, со всей его тиранией и жестокостью, все же гораздо ближе Игорю, чем «воры в законе». И очутиться между молотом и наковальней не хотел даже мысленно. Он решил придерживаться пока строгого нейтралитета, ни на одну из сторон ему вставать не хотелось. Его вполне устраивали несколько отстраненные отношения как с Дарзиньшем, так и с Полковником. И пока и тот и другой были согласны на такой нейтралитет. Что могло быть дальше, в связи с развитием событий и длительностью срока, Игорь не мог ни предположить, ни предвидеть. И хотя Игоря тревожили слова, сказанные Дарзиньшем о каких-то видах на Игоря, он все же надеялся всех «пересидеть», вспомнив «Железную волю» Лескова. Правда, подумав о печальном конце героев этой повести Лескова, он несколько смутился, но решил, что у него будет все по-другому.

За ничего не стоящими разговорами, мелкими и ничтожными, время летит быстрее. Вскоре объявили ужин, и заключенные по крику бригадира быстренько построились в колонну и весело и шумно двинулись в столовую, откуда и вправду доносились аппетитные запахи. Навстречу им попался один из поваров, тоже из заключенных, который нес в термосах ужин в барак, где оставались Полковник со своими приближенными.

Игорь проводил глазами повара, на что Пан ему заметил:

– Ты, Студент, ни на что не обращай внимания, это тебя не касается, и ты не должен замечать этого, – сказал он внушительно и как-то по-отцовски. – В зоне любопытных не любят, сразу буркалы выколют.

– Так это чисто познавательный интерес! – стал оправдываться Игорь.

– Говори проще и яснее! – опять сделал ему замечание Пан. – Не выпендривайся, не лезь поперек батьки в пекло, не беги впереди паровоза.

– Я же не употребляю научную терминологию! – оправдывался Игорь.

– Будь проще! – не стал слушать оправданий Пан. – Ты сюда не на экскурсию приехал. Тебе срок здесь тянуть. И не маленький. «Червонец», как-никак. Ты меня слушай! Я тебе плохого не посоветую. Не хотелось бы тебя увидеть ни на «пере», ни на «хере». Живи здесь с оглядкой. Забудь привычки с воли. Они тебе здесь не пригодятся, мешать только будут.

Игорь промолчал. Спорить не хотелось, к тому же он знал, что Пан, действительно желает ему добра, а следовательно, прислушаться к его словам необходимо.

В столовой было на удивление чисто и вкусно пахло картофельным пюре. Игорь даже ощутил чувство голода.

Они с Паном сели вместе, забили себе места у маленького оконца, тоже, к удивлению Игоря, чисто вымытого, правда, вид из него был прямо на колючую проволоку, но что делать, такая уж специфика Лагеря, созданного якобы для исправления заключенных сюда правонарушителей, а на самом деле служившим местом страшного наказания, земным адом, местом полного исчезновения.

Дежурный по столовке быстро раздал по пайке хлеба, которую многие стали тут же с голодным блеском в глазах уничтожать. Их сразу же можно было отличить от вновь прибывших, они все время хотели есть, культ еды был главным в жизни, основой и целью.

«Странно, – подумал Игорь, – что это они все такие голодные, если и пайка хлеба не маленькая, и картофельное пюре на ужин дают?»

Дежурный притартал на огромном деревянном подносе, который придерживал широкий брезентовый ремень, прибитый к основанию подноса и надетый дежурному на шею, алюминиевые миски с картофельным пюре.

Сидящие с краю стола стали снимать миски с подноса и швырять их по столу сидевшим дальше. Первыми получили свои порции сидевшие у окна Пан и Игорь.

Картофельное пюре было, действительно, на молоке и очень вкусным. Но только было его очень уж мало, несколько ложек.

Игорь и не заметил, как съел и пюре, и хлеб.

– Прямо как по диетическому питанию: «Вставайте из-за стола с легким чувством голода», – сказал он, начисто вылизав миску. – А добавки попросить нельзя?

– Почему? – возразил Пан. – Попросить можно, получить нельзя. Ничего. Я уже нас с тобой записал на работу в столовую на сегодняшний вечер. Картошку чистить.

– На завтрак опять картофельное пюре? – удивился Игорь.

– Держи карман шире! – усмехнулся Пан. – На рыбкин суп будем чистить картошку. Но отварной картошечки заработаем на ночь глядя. На сытый желудок и спится веселей.

Миски были уже у всех пусты, хлеб съеден, но все сидели, ожидая команды «встать».

– Долго сидеть будем? – поинтересовался Игорь.

– А ты торопишься куда? – улыбнулся Пан. – Случайно не на свиданье? Здесь на свидание ходят только к «Дуням». В барак к опущенным.

– Менять свою сексуальную ориентацию я пока не собираюсь! – недовольно заметил Игорь.

Он еще кое-что хотел добавить, но Пан вновь его перебил:

– Опять сложно говоришь! – заметил он. – Не раздражай братву. Не любят здесь шибко умных. Подлянку могут какую-нибудь сотворить. А сидеть мы будем до команды. Ты теперь приучайся все делать по команде. «Подъем», «отбой», «встать», «сесть», «на работу». Команд много, но не очень, все узнаешь, все выучишь, все будешь не только знать, но и исполнять.

Вскоре последовала и команда. Отряд заключенных вновь построился в колонну и, весело гогоча и толкаясь, двинулся обратно в барак.

Игорь, еще раньше, стоя на плацу, разглядел, что жилой сектор лагеря составляли четыре зоны, неравномерно разделенные столбами с колючей проволокой. Две большие зоны и две маленькие, как и та, в которой сейчас находился Игорь.

Он и спросил об этом Пана.

– Тоже мне, уравнение с четырьмя неизвестными! – засмеялся Пан. – Две большие – это зоны вальщиков и каменотесов, здесь есть страшный каменный карьер, не дай тебе Бог попасть туда, хуже каторги, там работают все штрафники, нарушители режима злостные, те, кого надо уничтожить, если команда такая поступила.

– Как? – поразился Игорь.

– А вот так! – нахмурился Пан. – «Как накакал, так и смякал!» Знаешь такую поговорку?

– Разве можно изменять приговор суда? – удивился Игорь.

– Кому тут надо изменять приговор суда? – тоже удивился Пан. – Изменяют жизнь человека на смерть, и все тут, какие дела! Не бери в голову, свихнешься. Здесь надо принимать все так, как есть, иначе психанешь и на проволоку полезешь, что под током ночью.

– Что-то я на внутренних столбах не заметил изоляторов, – сказал Игорь.

– Какому козлу придет в голову внутреннюю проволоку на ток сажать? – сначала даже не понял Пан. – Я имел в виду ту, что на деревянном заборе. Электрический стул под открытым небом. Ладно, хватит разговоры разговаривать, пора и потрудиться.

Игорю, честно говоря, не очень хотелось идти работать на кухню, но для расширения своих познаний о лагере, о его внутренней жизни, можно было и пожертвовать свободным вечером, тем более что идти было совершенно некуда, сидеть на завалинке возле барака и курить и трепаться с зеками о житье-бытье было, может, и интересней, но Игорь, во-первых, не курил, а во-вторых, знал, что таких разговоров наслушается еще в течение десяти лет на всю оставшуюся жизнь.

Следом за Паном он вышел из барака. Пан прошел к проволочным воротам, запертым на большой амбарный замок, и остановился возле них, поглядывая в сторону столовой, откуда за ними должны были прийти дежурный по столовой с охранником, с работником внутренней охраны, с вертухаем, как их называли в тюрьме.

В ожидании Пан закурил сигарету, но Игорю уже не предложил.

– То, что ты не куришь, – хорошо, с одной стороны, а со всех остальных сторон – плохо! – философски заметил он. – Здоровье здесь губят не от курения, а табак помогает отвлечься от мыслей о воле, не дает разгуляться нервам, способствует общению с другими зеками, много чего еще, перечислять можно до вечера.

– А куда торопиться? – подковырнул его Игорь. – В барак к опущенным?

Пан не ответил. Он заметил то, чего пока не заметил Игорь. К ним уже направлялся дежурный по кухне, держа в руке ключ от амбарного замка.

Игорь в это время открыл для себя еще одно важное обстоятельство: все заключенные, сидя на завалинках возле бараков, курили, трепались, смачно плевались на пари «кто дальше», но ни один из них не делал даже попытки подойти к «колючке», как все называли колючую проволоку, и пообщаться с зеками из других бараков.

Он поделился своими наблюдениями с Паном, тот только хмыкнул. Но потом все же снизошел до ответа:

– И тебе не советую это делать. Запрещено потому что! Ясно? «Хозяином» зоны. А кто очень общительный, тех либо в БУР отправляют, либо в карьер, откуда они прямиком отправляются к Господу Богу ответ держать о грехах своих.

– Так что, зона с зоной не общается совершенно? – удивился Игорь.

– Работяги, «мужики» которые, те не общаются! – подтвердил Пан. – А «воры в законе» всегда найдут возможность пообщаться. Зона-то «черная» считается. А это знаешь, что значит.

– Правят авторитеты! – ответил Игорь.

– Образование в тюрьме ты получил не хуже, чем на юридическом! – усмехнулся и как-то передернулся Пан. – Только теперь тебе эти знания не пригодятся. Полковник шутит, когда говорит, что ты, мол, молодой, выйдешь, учиться пойдешь. Параша все это! Ни в один вуз тебя не возьмут. Найдут тысячу причин, чтобы отказать. И в городе не пропишешься. И на работу путевую тебя не возьмут. Только на вредное производство.

Скрежет амбарного замка прервал его тираду, он замолчал и с улыбкой обратился к дежурному по кухне:

– Что-то, гражданин начальник, не торопитесь! Неужто мало картошки чистить?

– Желающих сегодня больше, хоть отбавляй, – засмеялся вертухай. – Аппетит проснулся. Обед был сегодня постный, ужин в урезанном количестве, котел перевернулся, и пюре сгорело.

– То-то так сильно пахло! – понял Игорь.

Только Пан иронично усмехнулся. Он уже был в курсе того, как котел опрокинули в огонь: картофельное пюре вертухаи растащили по домам, каждый захватил по кастрюле, а чтобы скрыть следы, остатки картофельного пюре спалили, чтобы запах пошел по всей зоне и каждому можно было напомнить, что и он нюхал этот запах.

Но Пан и виду не подал, что знает истинную подоплеку исчезновения котла с картофельным пюре на молоке. Ссориться с охраной себе дороже. Доказать ничего все равно не докажешь, а неприятностей на свою шею заработаешь целую кучу.

Впрочем, Игорь сам столкнулся с таким случаем мздоимства со стороны внутренней охраны, которая должна была питаться на свои деньги, получая кормовые, но предпочитала объедать заключенных, которым и так выделяли на содержание крохи, только бы с голоду не умерли, а то, что член стоять не будет, так это даже к лучшему.