Текст книги "Игрек Первый. Американский дедушка"

Автор книги: Лев Корсунский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Не открывая глаз, она сказала:

– Не смей на меня глядеть! Подсматривать за спящей – это подло!

– Ты видишь с закрытыми глазами?

– Твой взгляд бьет, как прожектор…

– Так это же солнце!

Оба засмеялись.

Американец прикоснулся губами к щеке Инги. Тогда она открыла один глаз.

– У тебя губы, как у лошади, щекочутся! Восторг!

Неужели в это прекрасное утро не все люди были так же счастливы, как эти двое! Увы! В доме Гоголевых все было по-другому: суета, паника…

– Раз в несчастных случаях его нет, значит, ему стало плохо где‑нибудь на улице… – Гоша взволнованно носился по комнате. – Паспорт на английском языке… Безымянным отвезли в какой‑нибудь морг!

– Узнать бы – в какой! – в нетерпении выкрикнула Зоя Сергеевна.

Гоголев оцепенел. Он прожил жизнь с вурдалаком.

– Сейчас они приедут за ним! – Зоя Сергеевна была охвачена жаждой деятельности. – Как достать его тело!

– Зачем я его отпустил одного! – убивался Гоша. – Какой я негодяй!

– Болван! – подтвердила Зоя Сергеевна.

– Его мечта не исполнится! Он не будет лежать в русской земле!

– Убирайся! – с зубовным скрежетом процедила Зоя Сергеевна.

Гоша вышел в другую комнату.

В ожидании тела на полу стоял шикарный дубовый гроб. Он должен был набить свою утробу человеческой плотью. Когда‑нибудь ему, Гоше, придется лечь в такую же деревянную кровать. Вернее, о нем другие позаботятся.

О чем можно думать, когда лежишь в гробу? Искушение узнать это было велико.

Гоша осторожно залез в гроб. Он пришелся ему впору. Гоша закрыл глаза, сосредоточился. Вечные мысли в голову не приходили, лезла всякая чепуха: опять ночью по лицу ползал таракан. Завтра надо притвориться спящим и убить мерзавца! А как же покойникам быть со всякой нечистью? Покойничкам паршиво!

Гоша прошептал едва слышно, одними губами:

– Нет, весь я не умру…

Пока Гоша Гоголев воображал себя в гробу на месте прадеда, того вполне устраивало его собственное место. На кухне. В квартирке Инги.

Старый гусар и его подруга уплетали яичницу и запивали ее шампанским.

– У меня никогда не было дедушки! – сказала Инга с набитым ртом, ухитряясь при этом с нежностью посматривать на американца.

– Ты хочешь, чтоб я тебя увнучил?

– Я хочу за тебя замуж! – хихикнула от смущения Инга. – Ты правда был миллионером?

Дедушка вздохнул, сделав вид, что раскаивается в содеянном, хотя ни разу в жизни не жалел об этом. Вот в чем заключался секрет его долголетия – так старец сам считал.

– Балда! Мог один миллион ухлопать на бездомных собак… Сколько у тебя еще осталось бы?

– Четыре с половиной.

– Я бы нашла, что с ними сделать.

– Я же не знал, что ты уже родилась, крошка!

– Мог заполучить меня в жены! А теперь – фиг тебе!

– Зато собачки довольны!

– Вообще-то – да! Дедуся, ты просто великолепен! Таких больше нет! – Инга быстро смирилась с потерей миллионов и чмокнула американца в щеку.

– Меня, наверно, уже хватились! – Серафим Терентьевич вспомнил о своей семье.

С яичницей и шампанским было покончено. Дедушка встал.

– Все было очень мило! – Он помялся и достал из бумажника стодолларовую купюру, украдкой положил ее на стол. Но Инга все, конечно, заметила. В гневе она вскочила, размахнулась, чтобы влепить американцу пощечину. Но в последний момент почему-то передумала. Поцеловала его в ту самую щеку, по которой секунду назад хотела хлопнуть. Засмеялась. И сунула деньги в карман.

– Мерси.

Когда в дверь позвонили, Зоя Сергеевна приводила себя в порядок перед трельяжем в коридоре. Горестные события последних дней наложили на ее милое лицо отпечаток.

Зоя Сергеевна бросилась к двери, надеясь увидеть дедушку (живого или мертвого), а предстали перед ней два человека в синих халатах.

– Перевозку заказывали? – дыхнул один из них перегаром.

Зоя Сергеевна ничуть не удивилась бы, если б оттуда вырвалось и пламя. А второй молча выпустил дым изо рта. Перевозчики покачивались и находили опору друг в друге.

Замешательство женщины грузчиков не удивило, они, слава богу, на такой работе ко всему привыкли. С пьяной бесцеремонностью рассматривали мужчины Зою Сергеевну, словно прикидывая, кто из них возьмет ее тело за ноги, а кто – за руки.

– Где покойник? – не вынес молчания первый грузчик.

– У нас пока только гроб…

– Пустой гроб мы не повезем! – заверил второй грузчик.

– Где покойник?

Он сам придет на кладбище…

– Если покойник придет своим ходом, то сами и гроб везите! Распишитесь в квитанции и оплатите за срочность!

– Гоша! – Зоя Сергеевна ринулась в комнату за помощью.

Гоша сладко спал в гробу. Грузчики увидели его через открытую дверь.

– А чего вы покойничка не хотите везти, вдова? – деликатно поинтересовался первый грузчик, с трудом сохраняя равновесие.

– Расставаться с ним не желаете? – с пьяной любознательностью спросил второй. – Все равно придется, куды ж денешься…

Грузчики протопали в сапогах, заляпанных грязью, по ковру. – Гоша застонал во сне и с неудовольствием пробудился. Приподнялся в гробу.

– Ты лежи, лежи! – заботливо уложил его первый грузчик. – Не надорвемся! Теперь твое дело маленькое!

– Мы люди привыкшие. Целыми днями покойников таскаем.

Гоголев оторопело уставился на работяг, дрыгнулся, но, одурманенный их хмельным дыханием, на мгновенье затих. И был тотчас погружен во тьму. Грузчики накрыл гроб крышкой и взялись за него с двух концов.

Гоша завозился в гробу, совершил попытку выбраться на свободу, но Зоя Сергеевна прикрикнула на него, как на собаку:

– Лежать!

И он затих в гробу, обожженный обидой. Только заскулил по-собачьи от страха и одиночества.

Когда грузчики с демонстративным кряхтеньем, покачиваясь, стали сносить гроб по лестнице, Зоя Сергеевна опомнилась. Что за дурь на нее нашла!

– Послушайте! – кинулась вдова к ребятам. – Нехорошо получилось… он ведь живой…

– Нехорошо, что живой? – с пьяным глубокомыслием задался вопросом старшой по имени Семен.

– Хорошо, что живой…

– Да пореви ты! – окрысился на Зою Сергеевну Семен. – Первый раз такую вдову вижу! Солдат, а не вдова! Ни слезинки!

Грузчики не нарочно притиснули Зою Сергеевну гробом к стене. Ее хрип достиг слуха покойника. Встревоженный тем, что происходит с его вдовой, Георгий Антонович трепыхнулся.

– Прекратите безобразие! – глухо, как из могилы, донеслось из гроба.

Но грузчикам было не до покойника. С невероятным трудом удержали они свою ношу. Отдышались с облегчением.

– Не гробанемся? – о бессмысленной улыбочкой спросил старшой.

– Не должны! – заверил его напарник. – Дурная примета. И тоже добродушно улыбнулся: – Ты меня только не смеши. Как в тот раз.

Старшой тихонько посмеялся своим воспоминаниям. Напуганный этой беседой, Гоша завозился в гробу.

– Товарищи! – раздался голос из гроба. – Мне неловко, что вы меня несете…

– Не вертись! – прикрикнул на Гошу старшой.

– Пускай покойник сам идет, а, Семен? – взмолился Николай. – Что мы, нанялись?

– Не положено!

Соседи у подъезда при виде гроба крестились, вздыхали, всхлипывали.

– Откройте гроб, попрощаться надо с покойником!

– В последний раз!

– Как, вдова? – спросил старшой грузчик. – Открыть?

– Ни в коем случае! – истерично выкрикнула Зоя Сергеевна.

От обиды на свою вдову Георгий Антонович затравленно зарычал. Маньячка! Она хочет живым закопать его в землю, чтоб сохранить проклятую могилу! Ах так? Ладно, он согласен! Ему-то один хрен, а подлая вдова потом поплачет! Последние волосы будет рвать на голове, а ему, Гоше, уже ничем не поможешь! От жалости к себе покойник всхлипнул и стал подвывать. Он вспомнил себя в детстве, когда тоже хотел умереть, чтоб наказать родителей. Ну и пусть он ребенок! Что ж, если он только таким диким способом может наказать неверную жену!

До Гоголева донесся галдеж соседей.

– Зоя Сергеевна, дайте проститься с Георгием!

– Вы хоть и недавно у нас живете, а все равно свои!

– Не по-людски как-то!

«Неужели не даст людям со мной проститься? – с ожесточением подумал Гоша. – Стерва какая!»

Услышав, что крышку гроба снимают, Гоша замер. Искушение – выскочить из гроба – было сильным, жаль, соседи до полусмерти перепугаются. Да и сам он в дураках останется: не вдову накажет, а себя самого. На всю жизнь привяжется за ним дурная слава лжепокойника. А когда придет срок и на самом деле ляжет он в гроб, никто к этому событию всерьез не отнесется. Будут люди стоять у его изголовья и перемигиваться, вспоминая, как он в прошлый раз выскочил оттуда чертиком из табакерки. И даже когда уже в землю его закопают, вспоминать все-таки будут те, первые его лжепохороны.

Дневной свет ослепил Георгия Антоновича. Он закрыл глаза.

Соседи ахнули, увидев мокрое от слез лицо усопшего.

– Покойник плачет!

– Хорошая примета, в рай попадет!

– В грехах раскаивается!

Напрягся Гоша, чтобы подняться, да такую слабость ощутил во всех членах, что и пальцем шевельнуть не смог. Какое мужество для этого требуется: на глазах у людей из гроба встать.

– Какой молоденький!

– Мальчик совсем!

– Красавчик! Как живой!

– Кажется, сейчас встанет!

– Ай, вроде как моргнул!

– От чего Георгий помер?

– Разрыв сердца!

– Сердечный! Я вчерась еще про него подумала: этот не жилец!

– Бедняжка, сама не своя! Лица на ней нет! – это относилось ко вдове. – Испереживалась вся!

Зоя Сергеевна не притворялась, она в самом деле почувствовала себя вдовой. На глаза навернулись теплые, живительные слезы, и окружающий мир расплылся.

Бедный, непутевый Гошка! Она ведь, зараза такая, собралась бросить его ради делового Дениса. Слава богу, что не успела! Гоша сам оставил ее!

Гроб погрузили в перевозочную машину. Вдова устроилась рядом с покойником. Рыдания, похожие на собачий лай, рвались у нее из груди.

– Ты чего! – крышка гроба поднялась, и возник Гоша. – Я живой еще.

Зоя Сергеевна с недоумением уставилась на мужа.

– У меня богатое воображение.

Гоша хотел было вылезти из гроба, чтобы разделить со вдовой ее горе, но она заботливо, как тяжелобольного, уложила его обратно.

– Лежи.

– Зачем?

Зоя Сергеевна и сама не знала ответа на этот вопрос.

– Главное, чтоб могила за нами осталась! – нашлась вдова.

Покойник оттолкнул ее, вскочил в ужасе:

– Ты меня ради этого похоронить вздумала?

Глава 7

В добром здравии и превосходном расположении духа вернулся Серафим Терентьевич в опустевший дом. Запах чужих, сильно пьющих людей сразу насторожил его. Квартира выглядела пустой, словно из нее вывезли всю мебель. А недоставало всего…

«Гроба!» – ударило старого гусара. Он кинулся в кухню. Заглянул на антресоли. Гроба нигде не было.

Убитый пропажей самого дорогого, что у него было, Серафим Терентьевич бросился к телефону:

– Федор, у меня гроб украли!

Ритуального работника это ничуть не удивило. Он привстал со стула, чтоб узреть в окне «Роллс-Ройс», не угнали ли.

– Ты откуда говоришь?

– С того света! – Серафим Терентьевич бросил трубку.

Задыхаясь, выскочил американский дедушка во двор. Иные соседки на скамеечке уже повязали черные платки, может быть, надеясь, что их позовут на поминки.

– Дамы! – обратился к ним Серафим Терентьевич. – Простите великодушно за мою неделикатность. Тут гроб не проносили?

– Проносили, как же! – вразнобой загалдели соседки. – С полчаса как пронесли! Поспешите на Стародевичье, может, еще и поспеете!

Когда похоронная машина въехала на кладбище, в ней установился мир. Супруги сидели рядышком на скамейке, держась за руки. У обоих глаза были полны слез, обоим было очень жаль друг друга и самих себя.

– Дурачок! – Зоя Сергеевна ласково гладила мужа по голове. – Испугался, что тебя похоронят? – У супругов перехватило горло, и они закурлыкали по-голубиному.

– Не хочу! – всхлипнул Гоша.

– Пустой гроб закопают в землю, чтоб могилка за нами осталась! – Платочком Зоя Сергеевна осушила слезы на лице мужа. Он успокоился.

Может быть, стоило пройти через все эти смертельные испытания, чтоб обрести в конце концов простое человеческое счастье!

– Ты знаешь, так неловко, когда все стоят, а ты лежишь, – пожаловался Гоша.

Машина остановилась. Рядом были люди. Похоронная музыка. Дверцы фургона открылись, и возникли жующие физиономии грузчиков. Все здесь было чужим, враждебным. Гоша испуганно забился в дальний угол.

– Ложись! – по-армейски скомандовал Семен.

Гоша Гоголев не желал покоряться.

– Ну ты, трупец! – выругался Николай. – Мы пустой гроб хоронить не станем! Тут начальство шляется!

– Знаешь, что нам за такие штучки будет!

– Я не хочу в могилу! – упорствовал Гоша.

– А кто хочет! – хрипло расхохотался Семен.

– Пробил твой час, парень! – Николай залез в машину и стал надвигаться на Гошу, растопырив руки, будто собирался поймать курицу. Зоя Сергеевна схватила его сзади за ногу:

– Насильно в гроб не нужно заталкивать!

Заступничество вдовы очень поддержало Гошу в его борьбе с пьяным чудовищем.

– Назвался груздем… – прорычал Николай, пытаясь повалить покойника.

В машину заглянула голова Мешкова:

– Что у вас тут за базар! Постамент освободился!

– Ща, с покойничком тут уладим… Прыткий больно… – Николай заломил загнанному в угол Гоше руку.

Покойник издал утробный стон:

– Неужели мы не можем договориться!

– Договориться живые люди всегда могут! – убежденно ответил Николай.

– Смотря за какую цену! – уточнил Семен.

– Я вас не обижу! – поспешно заверил грузчиков Гоша.

– Ну так и мы тебя не обидим! Царствие тебе небесное!

– Лягай поудобней! – миролюбиво предложил Семен. – Бог не выдаст, свинья не съест!

Гоша с опаской устроился в гробу. Ну и люди! Дерут деньгу, чтоб в землю не зарыть!

– Мы договорились! – на всякий случай предупредил Гоша.

– Договорились! – буркнул Николай. – Что поставим сегодня свечку за раба божьего Георгия.

Гоша снова дрыгнулся испуганно. Но Семен силой распластал его в гробу.

– Поехали!

Зоя Сергеевна растолкала грузчиков.

– Я вам его не дам!

– Ты чего! Мы ж все из земли вышли, в землю уйдем!

– Сколько можно телепаться! – В просвете между халатами грузчиков багровела физиономия директора кладбища. Он с подозрением уставился на вдову. – Какие проблемы?

– Ноу проблеме! – гыгыкнул Семен, оттирая Зою Сергеевну подальше от Мешкова.

– Только не трепыхайся! – предупредил Гоголева Николай. – Этого не перевариваю!

– Не дай бог, уроним тебя напоследок! – приговаривал Семен, выволакивая гроб на свет божий. – Плохая примета!

– Не хочу! – заверещал Гоша. – Заколотите пустой гроб!

– Не дури! – Семен со злостью сплюнул. – Ну покойничек пошел!

– Не хулиганничай, покойник! – Николай прихлопнул Гошу крышкой гроба. – Все путем.

– Я тебя не брошу! – напоследок прокричала Зоя Сергеевна мужу. – Никогда в жизни!

«Она не бросит! – успокаивал себя Гоша. – Никогда в жизни? А сейчас что?»

– Помнишь, – гоготнул Семен, – в Древнем Египте, что ль, жен хоронили вместе с мужьями!

– Ага, помню, – кивнул Николай. – Хороший обычай, между прочим!

Гроб, с утробными стонами, покачиваясь, вынесли из машины. К нему сразу поспешил Мешков.

– Кого ко мне привезли?

Грузчики неохотно подняли крышку.

– Знаю, знаю. – Мешков был разочарован. – Молодец, подсуетился!

– Как вы можете так говорить! – возмутилась Зоя Сергеевна.

– А чего, главное в нашем деле – умереть вовремя! Несите! – махнул директор грузчикам.

Они отнесли гроб на постамент.

– Прощайтесь с покойником, вдова.

Зоя Сергеевна склонилась над Гошей, поцеловала его.

– Не беспокойся, все будет о'кей!

– Зоя Сергеевна! – услышала она бодрый женский голос. – Вы к кому пришли? А мы Старшинову схоронили. Ее – по сокращению штатов, а она – в могилу, – как о захватывающем приключении поведала об этом женщина, до неприличия пышущая здоровьем, Костылева.

При первых звуках ее голоса Гоша вдавился в гроб. Дотянуться б до крышки и накрыться… лишь бы не видеть и не слышать сослуживицу!

– А где Георгий Антонович?

– Он тут, рядом, – замялась вдова.

Костылева повертела головой и увидела, кто лежит в гробу. Она издала слабый вскрик.

– Товарищи, сюда! От нас Гоголев ушел!

К покойнику поспешили Гошины сослуживцы во главе с Иваном Васильевичем.

– Когда ж он успел! Вчера же еще на работе был!

– Долго ли в наше время! Георгий усоп!

– А смотрится лучше, чем живой!

– Почему в кроссовках?

– Какой ужас! Цветущий мужчина!

– Иван Васильевич, вы скажете надгробное слово?

Иван Васильевич откашлялся.

– Я не готовился…

– Экспромт!

– Нам всегда будет не хватать новопреставленного Гоголева Георгия Антоновича. – Натренированный на панихидах трагический голос. – Мы потеряли прекрасного работника! Давайте у его гроба скажем всю правду: мы недостаточно ценили его. От нас ушел замечательный товарищ…

В толпе сослуживцев раздались всхлипы, замелькали носовые платки.

– Чудесный семьянин!

– Мы должны позаботиться о его вдове…

Покойнику стало очень жаль самого себя. Глаза его намокли от слез. Он приоткрыл их и в этот момент встретился взглядом с Костылевой. Румянец спал с ее лица, сменившись зеленоватой бледностью. Глаза оптимистки закатились. Она сползла по дереву, на которое опиралась, на землю. Ее исчезновение не сразу заметили.

– Пусть Костылева скажет! Где ж она?

Ее подняли.

– Товарищи! – громогласно объявила Костылева, когда ее привели в чувство. – Я сама не своя. Эта смерть буквально подкосила меня!

Подъехала еще одна похоронная машина. На ее нетерпеливое бибиканье из кустов вынырнули двое грузчиков, заметно повеселевшие.

– Сейчас толкучка начнется! Переходим к прощанию с покойным! – бодро объявил Семен.

Вдова поцеловала покойника в лоб и прошептала с нежностью:

– Не волнуйся, все будет хорошо!

– Спи спокойно, дорогой товарищ! – пророкотал Иван Васильевич. – Мы тебя не забудем!

Подошла Костылева и поцеловала покойника в губы. Забывшись, Гоша ответил на ее поцелуй.

Несчастная слабо вскрикнула и снова хлопнулась в обморок, теперь уже на самого покойника. Он попытался ее поднять, но вовремя спохватился.

– Какая чувствительная Маргарита Семеновна! – с уважением заметил Иван Васильевич, приводя Костылеву в чувство.

– Лишь бы обратить на себя внимание! – прошипел недоброжелатель.

– Больше ее на похороны не будем брать.

– Вы знаете, что мне показалось? – прорыдала Костылева.

– В другой раз расскажете, Маргарита Семеновна!

Распорядитель следующей похоронной процессии озабоченно бросил:

– Закругляйтесь, товарищи!

– Всем отойти от тела! – торжественно объявил Николай.

– Нет, нет! – безутешная вдова не желала покидать любимого мужа. – Я не могу его оставить одного.

Покойник тоже не желал отпускать свою вдову, он крепко схватил ее за руку.

– Гроб заколачиваем! – грузчики подняли крышку, с намерением прихлопнуть ею любого, кто попадется.

Сослуживцы бережно обняли вдову за плечи и, несмотря на усилия покойника удержать ее, все-таки оторвали от гроба. Особенно активно хлопотал возле вдовы Иван Васильевич, он и получил от раздосадованного покойника тычок в бок.

Семен накрыл гроб крышкой. Но она сразу же поднялась. Нестойкая Костылева снова покачнулась, ее удержали.

– Кончай безобразничать! – прорычал Семен, заколачивая в гроб первый гвоздь.

– Мне страшно! – раздалось из гроба.

– Сам дуба дал! Никто тебя не убивал! – с удовольствием приговаривал Николай. Работа, слава богу, близилась к концу.

– Выпустите меня на свободу! – глухо раздалось из гроба. – Я закричу!

– Мы же обо воем договорились… – рассудительно начал Николай.

– Мы вас не обидим! – поспешно заверил голос из гроба. – Только не особенно заколачивай! Двумя гвоздиками!

– А у меня больше и нет! – последовал ответ.

– И земли на меня много не наваливай!

– Покойник, чего ты мандражируешь! – Семен полюбовался на свою работу. – Что я, без понятия! Сам когда‑нибудь буду покойником!

– Пухом тебе будет земля! – пообещал второй грузчик. Они опустили гроб в могилу.

– Мне показалось, что из гроба доносился голос! – на грани обморока объявила Костылева.

– Маргарита Семеновна, вам надо встать на учет в психдиспансере.

Сослуживцы бросили в могилку по горсти земли и увели рыдающую вдову.

– А кто с нами за работу рассчитается? – опешил Семен.

– Мы же с покойником договаривались!

– Ведите себя прилично! – прикрикнул на него начальственным голосом Иван Васильевич.

– Мы же договаривались! Эй, вдова!

Зоя Сергеевна не желала покидать могилу любимого мужа, но группа товарищей подхватила ее с двух сторон и поволокла со словами скорби и утешения. Напрасно Зоя Сергеевна упиралась. Неудержимый поток сослуживцев вынес ее с кладбища и забросил в похоронный автобус.

Два обманутых грузчика глотали пыль. Похоронная музыка заглушила все нехорошие слова, которые были ими сказаны о живых.

– Во, времена! – вырвалось у Семена.

– Хоть жмурика обратно доставай!

Ладно, с покойника слупим, как стемнеет! – хмыкнул Семен. – Не отвертится!

– Покойники, они вообще лучше! – философски заметил Николай.

Глава 8

Чем ритуальный работник Федор мог успокоить изнывшееся сердце американского дедушки! Есть могила, но нет гроба! Есть гроб, но нет могилы! Когда же у нас, наконец, все будет!

Ранила старого гусара беспардонность соотечественников! Вместо того, чтобы с ружейным залпом без промедления схоронить российского дворянина, старого вояку, они его гроб стырили, собаки!

Доставил Федор Серафима Терентьевича до дому в «Роллс-Ройсе» со словами надежды и утешения:

– Не бери в голову, Серафим! Подберу я тебе, когда придет срок, какой‑никакой гробишко! Не дубовый, конечно!

– А до срока никак нельзя? – деликатно попросил дедушка.

– Обратно сопрут, живоглоты! Одно ведь жулье осталось! Порядочные все поумирали!

Охваченная состраданием к молодой вдове, группа товарищей устроила у нее дома поминки. Продукты и выпивка были припасены для поминовения усопшей Старшиновой, но та была одинока, поэтому поминки вышли объединенными. Удовлетворение по этому поводу выразил кто-то из скорбящих в не вполне трезвом возгласе:

– А удобно, когда сразу двое поминок, верно? Теперь всегда так будем делать!

Кроме сослуживцев с кладбища и соседей по дому, здесь хлопотал еще Денис Ильич, рядом с безутешной вдовой. Он оказывал ей различные знаки внимания в виде поглаживания ручек и ножек. Коллеги Гоголева по работе косо посматривали на этот альянс.

– Глянь‑ка, вдова только с похорон – сразу хахаля себе завела!

– При живом-то муже – гуляй сколько угодно, кто тебе слово худое скажет!

– При живом – другое дело!

– Меня так волнует Гоша! – пожаловалась вдова Денису Ильичу. – Как он там?

– Там ему лучше, чем здесь! – вставил ехидный сослуживец.

– Все там будем! – вздохнул Денис Ильич и обнял вдову за плечи. – Мужайся, девочка.

– А может, всем можно? – с пьяной задумчивостью спросил Иван Васильевич, имея в виду ласки Дениса Ильича.

Он приблизился к Зое Сергеевне.

– Милая моя, напишите заявление в профком, мы вам 50 рублей выдадим! – Иван Васильевич положил руку на плечо вдовы. – Крепитесь! – Обнял ее. – Или даже 100 рублей дадим… Пойдемте со мной. Вы напишите просьбу, а я ее удовлетворю…

– Оставьте вдову в покое! – возмутился Денис Ильич.

– А вы кто такой? – вскинулся Иван Васильевич. – Вы пьяны! Прошу вас немедленно пройти пробу Раппопорта!

Серафим Терентьевич зашел в квартиру. И не понял, куда попал. Иван Васильевич с пафосом кричал Денису Ильичу:

– Вы осквернили память нашего коллеги! Немедленно покиньте помещение!

– А где Егор? – спросил Серафим Терентьевич у вдовы.

Она тяжко вздохнула:

– Он скоро будет!

– Не знает, бедняга! – прошелестело за столом.

– Пососи валидольчик, дедуся! – заботливо проворковала Костылева и протянула американцу таблетку.

– Мне не надо!

– Сейчас будет надо!

Дедушка в растерянности переводил взгляд с одного гостя на другого. И у всех находил сочувствие.

– Что‑нибудь с могилой неладное?

Костылева печально кивнула.

– Заняли могилу? – старик был в ужасе.

– Как он странно выражается! Не русский, что ли?

– Старый человек!

– Заняли, дедушка! Что ж теперь сделаешь!

Серафим Терентьевич сунул в рот валидол.

– Это моя могила!

– Не нам решать, кто раньше уйдет, кто позже!

– Георгий Антонович от нас ушел…

– Где он? – вскрикнул дедушка. – Я хочу к нему!

– Всему свое время!

Сгустились сумерки, и заспешил народ с кладбища (кто живой, конечно), а работяги Семен и Николай – на свежую могилку Гоголева устремились.

– Эй, покойник! – окликнул Гошу Семен. – Понравилось в могилке? Вылазь, разговор есть!

Мертвая тишина была ему ответом. Грузчики встревоженно переглянулись.

– Может, вправду помер?

– Пусть сначала расплатится!

Николай спрыгнул в могилу. Гроб, слегка землицей присыпанный, был на месте. Смахнул Николай землю, отодрал крышку гроба. Ничего этого Гоша не услышал. Он был недвижим.

– Ты живой?

Гоша вздохнул. Пробудился. Открыл глаза. Увидел звезды над головой. Но чудо возвращения к жизни было испорчено появлением на краю могилы молоденького милиционера.

Семен едва успел бухнуть напарнику:

– Атас!

– Вскрытие гроба! – милиционер засвистел. – Стой! Стрелять буду!

Первым бросился бежать Семен. Милиционер метнулся за ним, но тот растворился в сумерках. Тогда милиционер побежал за Николаем, который успел уже выскочить из могилы. Но и тот как сквозь землю провалился.

Раздосадованный неудачей, вернулся милиционер к могиле, чтоб составить акт, и узрел, как покойник вылезает из гроба.

Представитель власти всхлипнул в ужасе и сам кинулся бежать, не разбирая дороги, пока не ухнул в свежевырытую могилу.

Сердобольные сослуживцы влили в старого гусара несколько рюмок водки – чем вернули Серафима Терентьевича к жизни.

Ох, не радовала его окружащая действительность! Гости умяли все, что было в доме съедобного, включая кусочек колбасы из мышеловки. Иван Васильевич с ожесточением глодал оленьи рога, а остальные коллеги уныло голосили:

«Я могла бы побежать за поворот. Я могла бы побежать за поворот…»

Зоя Сергеевна тоже развеселилась и пела громче всех. Никто ее за это уже не осуждал. Жизнь продолжалась.

– Где Егор? – убито спрашивал Серафим Терентьевич в пространство.

– Я больше не могу этого слышать! – несмотря на то, что румянец к Костылевой вернулся, она очень страдала из‑за неведения деда.

– Когда придет Егор?

Костылева не вынесла этой пытки:

– Он больше никогда не придет! Мы его схоронили!

Дедушка в гневе громыхнул кулаком по столу.

– За такие шутки… Если б вы не были дамой…

Иван Васильевич перестал с собачьим рычанием глодать оленьи рога.

– Ну я не дама…

– Вы мерзавец! – Гусар навесил этому животному звонкую плюху.

И в сей же миг увидел в дверях квартиры Георгия Гоголева. Не укрылось пришествие покойника и от румяной Костылевой. Она немедленно позеленела и хлопнулась в обморок.

Иван Васильевич издал душераздирающий вопль. Напуганный Гоша сразу же исчез.

– Что с вами, Иван Васильевич? – вскинулись сотрапезники.

– Мне померещилось… Мне померещилось…

– Пить надо меньше! – мстительно ухмыльнулся Денис Ильич.

– Вы правы! – с горечью признал Иван Васильевич. – Куда ж денешься: поминки за поминками.

Прячась за дверью, Гоша страдал из‑за своего унижения. Хватит! Он вернулся к себе домой.

Денис Ильич увидел в дверях Гошу. В панике замотал головой, отогнал наваждение.

Костылева, отлежавшись на полу, пришла в себя. Задергалась.

– Я должна немедленно встать на учет в психдиспансер! Знаете, что я увидела? – Костылева поднялась и снова узрела Гошу. Огромным усилием воли она заставила себя не потерять сознание. – У меня галлюцинации! – Женщина подошла к покойнику и схватила его. – Не смей больше ко мне являться! Тебя нет! Ты мне только кажешься!

Зоя Сергеевна приникла к мужу.

– Наконец-то! Я больше не в силах быть вдовой!

Денис Ильич, оскалившись от ревности, завопил:

– Товарищи! Это не покойник! Это брат покойного!

Присутствующие с облегчением вздохнули.

На следующий день Георгий Антонович Гоголев, как положено каждому живому человеку, отправился на работу.

И увидел внизу около гардероба свой портрет в траурной рамке, И соответствующие слова о безвременной кончине. Около некролога уже стояло несколько сотрудников.

– Какой ужас!

– Это его Иван Васильевич довел!

– Точно, он угрожал Георгию сокращением!

– Надо объявить часовую забастовку в память о жертве репрессий Ивана Васильевича!

Гоша стоял перед некрологом, боясь шелохнуться. Но его, конечно, заметили.

– Доброе утро! – от неловкости произнес Гоша среди полного молчания.

Около него образовалось мертвое пространство.

Близко подойти к покойнику опасались.

– Как вы себя чувствуете? – спросил кто-то, мучаясь из‑за своей бестактности.

Но Гоша был рад этому вопросу.

– Превосходно! Никогда себя так хорошо не чувствовал!

Снова таинственная пауза.

– Значит, и там жить можно? – спросил сзади дрожащий женский голос.

– Где? – с вызовом переспросил Гоша.

– Ну вообще…

Никогда еще Гоголев не чувствовал себя таким одиноким.

– Там жить можно! – объявил он неестественным, трескучим голосом.

– Ну да?

– И гораздо лучше, чем здесь!

Предчувствуя недоброе, на одеревеневших ногах, Гоша Гоголев зашел в свой отдел.

– Здравствуйте, – осипшим голосом произнес он. Ему не ответили. Смотрели дикими глазами. Одна из коллег перекрестилась.

Гоша сел за свой стол.

– Мы вас сократили! – произнес Иван Васильевич.

– Какое вы имели право? – в голосе Гоши послышались истерические нотки.

– Вы сами умерли!

– Я живой!

– Не говорите глупости! Вас вчера похоронили!

– Вы похоронили кого-то другого!

– Это исключено!

Радостный крик Костылевой:

– Товарищи, это же брат покойного! Гоша как будто ждал такого поворота. Он сразу же извлек из кармана паспорт.

– Вот мой паспорт!

Иван Васильевич недоверчиво взял документ, сверил фотографию со стоящим перед ним человеком.

– Это не доказательство! Не надо волноваться. Одни умирают, другие – рождаются!

– Кто родился?

– Степан Николаевич. Его оформили на ваше место. А ваша работа, даже когда вы были живой…

Костылева стала шумно принюхиваться. Зажала двумя пальцами нос.

– Товарищи, чувствуете, как мертвечиной несет?

– Шли бы вы подобру – поздорову, – миролюбиво обратился к Гоше Иван Васильевич.

– Куда?

– Куда покойникам идти положено?

Этого Гоголев не вынес и неожиданно схватил Ивана Васильевича. Тот издал леденящий душу крик:

– Только без рук!

Каждый встречный с одного взгляда на Серафима Терентьевича мог бы сказать, что направляется тот на любовное свидание. Почему? Ну, одет как джентльмен. Ну, букет роз в руке. Вероятно, исходила от американского дедушки некая аура, или сияние. Поэтому и оборачивались ему вслед с ироническими улыбочками. К счастью, Серафим Терентьевич этого не замечал, он-то ведь никому вслед не оборачивался!

Зашел американец в подъезд дома, где жила дама его сердца. Приблизился к заветной двери, надавил на кнопку звонка. И сам испугался – так колотилось его сердце. А ведь не мальчик уже – это тоже каждый скажет.

Открыла дверь женщина в бигуди, с несложившейся личной жизнью (тут и гадать нечего).

– Вечер добрый! – любезно приветствовал ее дедушка. – Инга дома?