Текст книги "Безвременье страсти (СИ)"

Автор книги: Лера Зима

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

И это тоже было очевидно – даже самому Димке.

Для этого не нужно было смотреть на происходящее под каким-то другим ракурсом или пытаться дистанцироваться по принципу «большое видится на расстоянии». Вовсе нет. Ярославцев готов был называть вещи своими именами.

Ненависть – ненавистью.

Зависть – завистью.

Желчность – желчностью.

Злобу – злобой.

Потому что это его оставили ни с чем. Потому что это его жена загуляла. Потому что это его облапошили.

Потому что отняли его планы и надежды на будущее, отравив все, чем он занимался.

А ведь Яр реально никогда не просил большего, чем заслужил своими мозгами.

И все эти чувства по его мнению – он мог себе позволить. С ними и жил. И работал, ни на секунду не забывая, что на Центральный – ход заказан, уровень «ФЕРСТа» – не по нему, а меситься приходится в каком-то болоте и на милости человека, с которым жена наставила ему рога. Ненавидел обоих. Но Юлька – что? Идиотка, дура, баба. Что с нее взять, кроме морального удовлетворения от ее воплей по телефону в надежде выпросить вожделенный развод.

И совсем другое дело – потрепать Моджеевского. Чертового вечного Моджеевского. Который всегда и во всем победитель.

Всегда. Во всем. Победитель.

Черта с два.

Аппетита Ярославцеву Дмитрию Эдуардовичу это не портило. И пропустив в тот прекрасный день время обеда из-за планерки, он как раз готовился с аппетитом поглощать привезенный из ресторана бизнес-ланч, естественно, с самыми полезными блюдами, какие только можно представить, когда дверь в его кабинет неожиданно распахнулась, а сам Ярославцев Дмитрий Эдуардович замер с открытым ртом и недонесенной до него вилкой с кусочком авокадо из салата.

Едва посетитель переступил порог, дверь за ним бесшумно закрылась, не иначе как приведенная в движение рукой Лиды, а Богдан Романович Моджеевский неторопливо прошел через кабинет, устроился на одном из стульев, закинув ногу на ногу, прямо напротив Ярославцева и принялся молча рассматривать собственные ногти.

Некоторое время подождав хоть какого-то свободного движения души Моджеевского ему навстречу, Ярославцев едва заметно перевел дыхание, отправил в рот авокадо, хорошо его разжевал и, проглотив, выдал:

– И что же? Даже приятного аппетита не пожелаешь, да?

– Не пожелаю, – Богдан отвлекся от своего занятия и поднял на него глаза.

– А че так?

– Да как-то похрену твой аппетит.

– А-а… – протянул Яр, выловил в салате помидорку и самым радушным тоном предложил: – Кофе?

– Если бы я хотел кофе, я поехал бы в ресторан, – сообщил очевидное Моджеевский.

– Но ты приехал сюда, значит, хочешь что-то другое, – догадался Димон.

– Бинго! – подмигнул ему Богдан и ухмыльнулся.

– Ух ты! Ну давай-ка поиграем в угадайку… так-так-так… – Яр сделал вид, что задумался, даже вилку отложил и прижал указательный палец к виску, сощурившись. – Ну жену мою – ты уже шпилишь. Сына моего – уже в детский сад тягаешь. Че еще-то? О! А хочешь, я тебе еще бабу Надю подарю? Она тоже клевая, тебе понравится, будет вам с Юляном мозг жрать.

– Юля никогда не была твоей, – равнодушно проговорил Богдан, – но это сейчас совсем неважно. Важно то, что мне от тебя ничего не нужно. Но вот тебе как раз наоборот.

– Значит, не хочешь бабу Надю, да? Эх, а я надеялся!

– С бабой Надей ты и сам справишься. А вот я тебе второго шанса не дам. Так что тебе нужно, а, Яр?

Димон снова замолчал. Теперь уже тишина, повисшая в кабинете и прерываемая лишь чириканьем птичек в приоткрытом на проветривание окне, наполняла его дольше. Весна, мать ее. В висках его лихорадочно пульсировало, и черт его знает – от бешенства, накатывавшего неспешными волнами, или от предвкушения, которое еще только зарождалось где-то под солнечным сплетением, но уже скручивало внутренности. Он сам не понимал этого, потому что казалось – это и Богдана шанс тоже. На все и сразу. Вот только Моджеевский никогда этого не озвучит.

Но Яр излишней гордостью не страдал. Озвучил сам. Предельно невозмутимо и откровенно.

– Врешь ты, Богдан, про то, что не нужно. Было бы не нужно – не пришел бы. Юльку хочешь – полностью. И убл… – Яр сглотнул. Назвать ребенка, который был самым болезненным лично для него местом в его обороне, так, как хотел, язык не повернулся. Проглотил это слово и выпалил: – И Андрюху тоже. Он меня вспоминает? Или уже к тебе привык?

– То есть ты хочешь поговорить, я тебя правильно понял? – в упор посмотрел на него Моджеевский.

– Практически. Я хочу, чтобы ты их у меня попросил. Потому что хрен я пойду на условия твоих адвокатов. Мои тоже вполне зубасты. Но ты можешь попросить. У меня. Мою семью. А я назову цену.

– Нет, – отрезал Богдан, по-прежнему не отводя от Ярославцева взгляда – спокойного и холодного. Ни одной эмоции. – Это Золотая рыбка выполняла три желания, да и те в сказке. Поэтому либо ты называешь цену, либо я ухожу.

С этими словами Моджеевский поднялся. Глядя на него, Яр на секунду ощутил, как полыхнула в лицо кипящая ярость, которую сдержать почти невозможно. Но как полыхнула, так и отступила. Он тоже встал. Сунул руки в карманы и медленно, не спеша, четко проговаривая каждое слово, заговорил:

– Как она вписывается в твою жизнь? Я весь мозг сломал. Я не понимаю. Вы гуляли всего ничего, детьми, я помню, она рассказывала как-то. Пару месяцев, когда мы в школе учились. Тогда черт на него – любая девка куском секса казалась. А сейчас – как она вписывается? У тебя охренеть какая Алина. Все при ней. Личико, фигурка, мозги… Не хочешь Алину – берешь любую другую. Для таких, как ты, это вообще не проблема. Любого цвета кожи, любого размера, с любым темпераментом. А в ней вообще темперамента нихера нет. Такая, как она, в твои бабки, машины, Барбадос, Тисовицу – не может вписаться. Ладно, и это тоже нахрен. Ее я еще понимаю, ей есть на что повестись. На что клевать тебе? Раз трахнуть, ну два – потом надоест же. Обратно потянет на горячих телок. И ради чего эта возня? Я ведь цену задрать могу как угодно – и ты заплатишь? За что там платить, Моджеевский? Или это такая благотворительность, потому что бедной родственнице нужен развод?

Если Ярославцев и предполагал получить ответы на мучавшие его вопросы, то он в который раз просчитался. Как и тогда, когда выворачивал себя наизнанку перед Богданом в «Неонуаре», когда думал, что Барбадос и машины – это смысл жизни, а не просто доступная опция, когда даже в самом страшном кошмаре не смог бы представить, что пацан, которому подфартило родиться с золотой ложкой во рту, мечтает о кофе у маяка с одной-единственной девчонкой, а не о том, как поскорее затащить ее в постель.

Моджеевский чуть скривил губы, развернулся на каблуках сшитых на заказ ботинок и успел сделать пару шагов, прежде чем услышал за спиной все тот же голос Яра, только теперь суетливый, взволнованный, даже какой-то жалкий:

– Я дам развод и подпишу отказ от пацана. Но взамен я хочу «Солнечный-1». В собственность.

Богдан остановился и повернулся к нему.

– Завтра в 10–30 у тебя будут мой адвокат и нотариус.

Дверь негромко стукнула. В приемной снова зажужжало оживление. Яр рухнул обратно в кресло, вот только аппетита уже реально не стало. Кусок в горло не лез. И вряд ли полезет и завтра, после 10–30. Потому что иногда даже получив желаемое – победившим себя не чувствуешь.

Иногда вообще не нужны победы. Достаточно просто выйти на улицу и втянуть носом весну, чувствуя, как ею заполняются легкие. Как она проникает в крошечные воздушные пузыречки, а оттуда поступает в кровь. Как в обмен на весну сосуды отдают углекислый газ. А та продолжает насыщать собой организм, давая силы делать каждый следующий шаг. И так жадно дышится, так славно, как если представить, что весна и свобода – это одно и то же. А любая цель – даже самая крохотная – должна иметь что-то общее с любовью, но никак не с ненавистью, завистью, желчностью или злобой.

Богдан в тот день еще успел вернуться на работу и связаться вновь с Марком Леонидовичем, дав ему задание до утра подготовить документы для развода и оформления отказа Ярославцева от Андрея. А после вызвал к себе Риту, чтобы с ней обсудить передачу прав собственности на телеканал Ярославцеву Дмитрию Эдуардовичу в кратчайшие сроки. Переложив это на ее хрупкие, но несгибаемые плечи и обнаружив, что в кабинете, пусть и с видом на старый маяк, определенно недостаток весны, отчего у него уже начинает проявляться некоторая гипоксия, да и просто жрать охота, Моджеевский плюнул на все и поехал домой, зная, что Юлька пока еще на работе и что оттуда ее заберет шофер и доставит куда она ни попросит. Савелий вернул ей охрану, и она больше не гнушалась пользоваться ее услугами после случая с мелким и бабочкой.

Полоска моря на горизонте, пока ехал, посверкивала под заходящими лучами солнца, тоже напоминая о том, что уже и правда совсем тепло. И небо над головой было оранжево-весенним в мелкую черную точку от множества птиц. Как апельсин в тесном магазинчике в их дачном массиве, куда его приучила заходить Юлька – за цитрусами. И все это к счастью.

Позже, дома, вывалив в какую-то вазу пакет с фруктами и выпечку на стол, Моджеевский с некоторым удовлетворением обнаружил на плите вполне себе готовый ужин – значит, что-то доставили от Лены Михалны. Но сам все же сунулся в холодильник, где в кастрюльке остались вчерашние котлеты. Холодные. С тонким слоем застывшего жира на корочке. Умять с батоном и помидором, как в детстве, пока никто не видит. Супер.

Юлька приехала еще через час, когда следы несанкционированного перекуса были уже устранены. Впустила в дом игривым львенком Андрюху, который тут же умчался в гостиную, где его ждал здоровенный конструктор для самых маленьких, наполовину собранный за несколько вечеров накануне. А потом Юля, стащив с себя пиджак и шарф, ткнулась прохладным носом Богдану в губы и весело проговорила:

– Мне нужна твоя помощь. Срочно.

– Насколько срочно? – усмехнулся он, обнимая ее за талию и привлекая к себе. Она скорчила хитроватую мордашку, чуть сощурившись, и вкрадчиво проговорила:

– С учетом твоей занятости – почти критически. Я машину себе присмотрела, но хочу, чтобы мужчина глянул. Если не получится, папу попрошу. У нее пробег небольшой, как новенькая! И отдают за бесценок, считай.

– А потом мы будем ее регулярно чинить? – не менее хитро поинтересовался Богдан.

– Эта женщина, – Юлька гордо ткнула в себя пальцем, – в студенческие годы ездила на Таврии и в состоянии разобраться с ремонтом! Но с мужчиной машину смотреть – солиднее как-то.

– Очень хочется ездить на Таврии – давай купим Таврию, – пожал плечами Бодя, – но в салоне.

– На Таврии – не хочется, – рассмеялась она. – Но мне нужна машина, за которую я сама могу заплатить.

– Нашла проблему! Откроем тебе счет, и будешь с него платить. Сама.

– Моджеевский! Я вообще-то зарабатываю! – шутливо возмутилась Юлька.

– Ну и продолжай себе зарабатывать, кто ж против? Даже сама можешь ездить на любой таратайке, это твое личное дело. А вот моего сына будешь возить на нормальной машине со всеми средствами пассивной безопасности, и чтобы я точно был уверен, что она не битая.

– Так ведь по плану же было тащить тебя на смотрины, чтоб ты убедился, что этому монстру автопрома ты готов доверить ребенка.

– Я ему уже не доверяю, – рассмеялся Моджеевский и сжал Юльку крепче в объятиях. – Поехали в выходные в столицу, присмотрим что-нибудь.

– Это ты теперь планируешь мне покупать все, на что пальцем покажу? – все еще продолжала «колоться» она, но это у нее странным образом как-то органично сочеталось с тем, чтобы прильнуть к нему в ответ на объятие и устроить голову на его плече – соскучилась же за день.

– Как пойдет, – мирно проговорил он. – Ну и от твоего поведения, конечно, зависит.

– Я хорошо себя веду! Я уже целый месяц себя хорошо веду!

– Ага! – сердито буркнул Моджеевский. – Вместо законного ужина ты нас тут делами кормишь. Это разве хорошо?

– Так там же только разогреть! Лена Михална должна была передать с Роминым шофером! – спохватилась Юлька, неохотно отстраняясь. – А про машину мне надо срочно и еще вчера!

– Про машину будем в выходные, – распорядился Богдан, увлекая Юлю в кухню, – а срочно и сейчас нас всех надо накормить.

– Так и знала, что твоя мечта – обложить меня со всех сторон домашними заботами и из дому не выпускать, – расхохоталась она, но послушно отправилась готовить.

Впрочем, на это и правда много времени не требовалось, а Юлькины мысли, очевидно, все еще пребывали на автомобильной волне. Потому, расставляя тарелки, она продолжала бухтеть, хотя и совершенно неубедительно, сводя все к самой главной мысли: современной женщине жить на содержании мужчины – в корне неправильно. Глупо. И даже аморально. Это в некотором роде развращает.

– В конце концов, я же не виновата, что влюбилась в олигарха! – решительно заявила Юлька, водружая в центр стола миску с салатом.

– Ты когда ела последний раз? – поинтересовался Бодя в ответ на ее глубокомысленный спич, вынимая из буфета два бокала и бутылку вина.

– Перекусывала днем, – отмахнулась она, – и прими во внимание, что я и правда выгляжу той еще стервью во всей этой истории. Именно так, как твоя мама говорит.

Богдан открыл вино, налил себе и Юле и протянул ей бокал.

– Мне все равно, что говорит моя мама. Да и вообще мне все равно, кто и что говорит. Мы уже довольно взрослые, чтобы разбираться самим, даже если будем снова и снова разбивать лбы. Это раз. Два: совершенно не собираюсь запирать тебя дома. Говорил уже – давай наймем кого-то, кто будет готовить и убирать, давай наймем няню Андрюшке. Кого надо того и наймем. И ты вовсе не обязана меня кормить. Но сама должна питаться нормально. Тем более, нормально должен питаться ребенок. А я просто люблю пожрать. Отсюда третье. Веди, наконец, к столу Андрюшку.

Юля забрала у него вино и, сделав глоток, улыбнулась. Все их препирательства по поводу ведения домашнего хозяйства, если откровенно, забавляли обоих. Потому что оба прекрасно понимали, что помощницу они все равно наймут, и очень скоро, а няню – Юля вряд ли допустит, но совсем не против иногда задействовать кого-то проверенного, чтобы был на подхвате человек, который выручит в случае отсутствия обоих нерадивых родителей, которые оказались как-то все еще слишком молоды, открывая друг друга и наверстывая все пропущенное. И в какой-то мере она даже предвкушала, что едва станет свободнее в планировании и у нее найдется время на себя – по-любому помчится искать какие-нибудь новые квалификационные курсы и программы. Не столько с целью заниматься тем же, чем и до первого, такого неудачного брака, сколько с тем, чтобы понять, чем же все-таки хочется заниматься.

Ей самой. Без влияния других.

Потому что впервые она может себе это позволить, чувствуя поддержку того, кто рядом.

В конце концов, она ведь лучшей на потоке была в универе.

И за это тоже стоило сделать глоток вина.

Через пару минут мелкий уже сидел за столом с повязанной на груди салфеткой и возил по скатерти машинку, пока остывала его картофельная запеканка.

А Юлька, хлопоча, обернулась к Богдану и спросила:

– А у тебя что хорошего сегодня было?

– А я сегодня купил себе семью, – глядя ей прямо в глаза, ответил он и замер в ожидании ответа.

Точно так же замерла и ничего не понимающая Юля. Без ожиданий. Просто с ножом, которым отрезала булку, в руках.

– Ч-то… значит «купил семью»? – спросила она.

– Это значит, что я купил тебя и Царевича у Ярославцева, – сдержанно пояснил Богдан. – Он назвал цену. Я ее принял.

– Какую еще цену? О чем ты? Объясни.

Моджеевский глубоко вздохнул, и, выйдя солонкой наперерез машинке сына с нарушением правил, устроил локальное ДТП, от чего Царевич пришел в восторг и разразился громким смехом. Под этот аккомпанемент Богдан заговорил:

– У Ярославцева на руках был один-единственный козырь: действующие доки. Понятно, что на любое действие есть противодействие. Но до результата, который нужен нам с тобой, при текущем раскладе могли бы пройти годы. Без преувеличений. Я не хочу жить нашу жизнь с его постоянной тенью. И ты соврешь, если скажешь, что тебе это безразлично. Поэтому сегодня мы с ним встретились и пришли к взаимовыгодному соглашению.

– Какому взаимовыгодному соглашению? – напряженно спросила Юля, внутри которой вместо сыновьего смеха звучал гул. – Что он хотел? На что ты согласился?

Богдан поднялся, подошел к Юле и, забрав у нее нож, кинул его на столешницу. Не отводил от нее взгляда ни на минуту, и голос его звучал уверенно и твердо.

– Я бы согласился на что угодно, Юль. Ради того, чтобы мы могли спокойно жить дальше, ничего не могло бы быть максимальной ценой, – он вздохнул и уткнулся носом ей в висок. – Ярославцев попросил в собственность «Солнечный».

Она вздрогнула и резко повернула голову, чтобы близко, чтобы видеть, чтобы глаза в глаза. Ее сейчас были всполошенными. Блестящими. Почему-то влажными, хотя и не от слез. И он отчетливо ощущал на своей коже ее срывающееся дыхание.

Наконец она облизнула губы и проговорила:

– Канал? Он захотел за меня телеканал?

– Завтра он подпишет все бумаги на развод и отказ от Андрея. А я передам ему права на Солнечный.

Юлькин взгляд сделался совсем бездонным, и невозможно было понять, что там внутри, где должно быть дно. Что… внутри ее головы, за этим взглядом. Что там происходит.

Голос между тем был ровный, и лишь отдаленно слышалась какая-то насмешка. Или это только казалось.

– Грандиозная сделка. Ты заключил грандиозную сделку. Ты купил… меня?

– Я? – Моджеевский демонстративно потер лоб и глубокомысленно выдал: – Я бы сказал, что я избавился от Ярославцева.

– Да нет, – хохотнула она. – Ты как раз это и сделал – купил меня. Сделал то, в чем я тебя всегда винила. Дима продал, а ты купил.

– Встреча назначена завтра на 10–30. Отменить?

– Это ты решил поинтересоваться моим мнением?

– Не то чтобы…

– Ну правильно, зачем знать мнение собственности.

– Ты же мое мнение не слышишь, – усмехнулся Богдан. – А я ведь вполне могу решить, что тебе нравится быть женой Ярославцева.

– Это удар ниже пояса.

– Я люблю тебя, Юлька, – прошептал он, склонившись к ее губам, – и я никогда не буду драться с тобой. Но за тебя теперь я буду драться до последнего с любым, кто попробует мне помешать.

Она молчала в ответ, внимательно глядя на него своими большущими влажными глазами, в миллиметре от поцелуя, не двигаясь ни от него, ни к нему. Не мигая. Долго.

Пока этот момент, когда она словно бы подвисла в безвоздушном пространстве между тысячей решений, не нарушил Андрюшка. Весело загоготал, опустив машинку прямиком в свою запеканку, и выдал:

– Джип – шлеп!

Юля мотнула головой в сторону, чтобы увидеть, что происходит. А увидев – не выдержала. Прыснула заразительно звонким смехом, уткнувшись лицом в Бодино плечо и будто бы пряча все свои смешинки.

– Шлеп! – увесисто повторил свой тезис Царевич. И Юлька нашла в себе силы ответить:

– Не шлеп, а ты сам его там утопил. Папа Бодя, поможешь вытащить?

– Еще пару минут назад ты заявляла, что я олигарх, а не спасатель, – рассмеялся следом за ней Богдан, но, отлепив от себя Юльку, сунулся к пострадавшему автомобилю. Выудил его из запеканки, повертел в руках и глубокомысленно сообщил сыну: – Ну все, теперь только длительный ремонт.

Мелкий что-то гыгыкнул и потянулся за своей игрушкой, а Юля, глядя в упор на Моджеевского, без тени улыбки сказала:

– Одно другому в данном вопросе не мешает. Влетела я тебе в копеечку, да?

В противовес ей Богдану было весело.

– Главное, чтобы ты меня не бросила, если отец лишит меня наследства, когда узнает, что я отдал канал Яру.

– Лучше пусть лишает. Во-первых, из семьи добро все равно не уйдет и тебя без куска хлеба не оставят. Во-вторых, попробуешь жить на одну зарплату. Это прикольный опыт, даже когда зарплата – генерального директора. А в-третьих, мне так будет спокойнее.

– Тогда договорились!

– Мне тебя сейчас начинать своим господином величать или после сделки?

– Вообще не претендую, – хмыкнул Богдан и, убрав машинку подальше от Андрюхи, усиленно тянувшего к ней руки, поинтересовался: – Мы есть наконец будем?

– Ешь.

Юлька выдохнула и переложила отрезанные куски хлеба в хлебницу. Поставила ту на стол.

Потом села на свое место – ближе к рабочей зоне.

Ножки стула скрежетнули по полу.

А Юлька тихо сказала:

– Это значит, что как только Дима подпишет документы, и наш развод будет официально зарегистрирован, то мы сможем… сможем пожениться?

– Да, Юль, – кивнул Богдан, также устраиваясь за столом. – И мы сразу же это и сделаем, – а потом хитро спросил: – Или мечтаешь воспользоваться свободой?

– Дурак. Я мечтаю стать Моджеевской. Потому что я… потому что… потому что я теперь тоже буду драться за тебя. Если ты можешь, то и я могу.

– И с кем это ты собралась драться?

– Было бы желание, а с кем – найдется, – огрызнулась Юлька и задумчиво посмотрела в тарелку, после чего хохотнула: – И вообще, сделка купли-продажи в принципе должна завершиться установлением твоих прав собственности. Вот и… Бачили очі, що купували. Нескладное, странное, несущее иногда несусветные глупости.

– Лично меня все устраивает, – заверил ее Богдан и вооружился вилкой. – Приятного аппетита!

И не успела Юлька буркнуть ему в ответ: «Тебе того же, хозяин!» – как всполошился Андрюшка, требовательно дернув старшего мужчину за рукав и щебетнувшего:

– Папа Бодя, что такое «пипитита»?

И Юля так и застыла, с открытым ртом, потому что произносить что-то еще, наверное, уже и не требовалось.