Текст книги "Безвременье страсти (СИ)"
Автор книги: Лера Зима
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
… у них с Царевичем оказалось много общего
***
– Ну ты даешь, Юлька! – восхитилась Маша, замирая с приоткрытым ртом в поисках подходящих слов. – Блин! И вот так просто взяла и съехалась?
– Вот так просто взяла и съехалась, – послушно кивнула Юля слава-богам-не-Ярославцева и вернулась в исходную позицию – к ноутбуку. Но Манька отступать просто так не собиралась. Манька жаждала подробностей, которыми Юля делиться категорически не хотела. Ну ей-богу – поди объясни постороннему человеку суть хитросплетений в ее, не побоимся этого слова, судьбе. И пусть Машка была не совсем посторонним человеком, но тем не менее.
– Ну я бы тоже съехалась, не рассуждала… – мечтательно проговорила подружка и подперла кулачком подбородок, опершись локтем о стол. – Какой он офигенный, я тебе еще тогда говорила, когда он за запонками приходил… это что же получается? Это я вас свела, да?
– Получается… так, – в некотором замешательстве от выводов, но все-таки снова согласилась Юля, решив, что спорить выйдет дороже. Да и по времени дольше.
– Блин, Юлька! Тебе бы в партизаны! Слова не вытащишь. То есть вот… ты нашла ему запонки. Он их выкупил. Между вами пробежала искра, и он так прям сразу забрал тебя к себе? Прям с ребенком?
– В некотором смысле, у них с Царевичем оказалось много общего.
– У миллионера с твоим трехлеткой?
– Андрею еще нет трех. Ему в июле.
– Не цепляйся! Я о глобальном!
Маша и глобальное – это были две настолько несоприкасающиеся плоскости, что Юля едва сдержала смешок и в очередной раз решительно кивнула. А что ей еще оставалось? Подружка сначала начиталась новостей про плейбоя Моджеевского, будь он неладен (Юлька мысленно погрозила ему кулаком за такой статус), потом обнаружила в каком-то паблике свежеопубликованную фотографию их святого семейства за обедом в кафе – они нашли замечательное и достаточно демократичное заведение, в котором Богдан выглядел не менее органично, чем в дорогом ресторане, но при этом Юлька не чувствовала себя неловко или глупо.
Потом у Машунции случился кризис, в результате которого она пару дней дулась, что лучшая подруга совсем ничего ей не рассказала. В тот период она пыталась создать коалицию с Леркой, но та только отмахивалась и бежала дальше по своим делам. Ей было не до того, у нее в квартире разверзся ремонт и бывший парень предпринимал попытки вернуться, найдя в ремонте железобетонный повод – помочь. Ну а Машкин кризис оказался слишком краткосрочным и преобразовался в катарсис, за которым следовали обнимашки и текущий допрос.
И тщась совладать с настойчивым зудом, что вся эта шумиха в средствах массовой информации насчет Богдана неспроста, Юля держала оборону и по капле выдавала информацию, которую можно выдавать. Хотя и страшно. Очень страшно. Вдруг рано. Вдруг ничего еще не получится?
Вдруг?
Вдруг.
Вдруг!
– А если о глобальном, то я влюбилась, – очень тихо сказала Юлька и, что характерно, чистую правду.
– Чудище! – самодовольно объявила Машка. – Конечно, после Ярославцева недолго и влюбиться!
– Ну вот Диму я точно обсуждать не готова, и вообще – мне пора!
– Куда?
– Куда! В садик, за моим почти трехлеткой! – сообщила Юлька и захлопнула крышку ноутбука.
– Стоять! – запротестовала Маша. – Ты же так и не рассказала, как у вас это все развивалось!
– Зато будет что рассказать в следующий раз! – «Если придумаю…»
Партнерша и подружка этим полуобещанием, вроде бы, удовольствовалась. И расцеловав Юльку в обе щеки, все-таки отпустила. Можно даже сказать, благословила в путь. Потому Юлька, пока эдакая благодать снизошла, спешно собралась и ретировалась из магазина, оставив Машку все проверять и закрывать. Ей самой и правда хотелось поскорее свалить.
Не нравилась эта шумиха. Очень сильно не нравилась. И не давала покоя ни на минуту мысль, что что-то здесь не так. Не праздный интерес. Слишком четко по целям отрабатывают. Целенаправленно. Дима? Может, и Дима. Ему сейчас выгоднее всего. И он ближе всех, почти внутри этой ситуации. Вот только последствий Юля пока не ощущала, не понимала, во что выльется, но чутье в этом смысле у нее была хорошо развито. Еще с аудиторских времен – так безумно давно, оказывается, будто бы в прошлой реинкарнации.
Иногда она жалела о том времени, а иногда думала, что и к лучшему, что ушла. Сложно представить себе подобную занятость теперь, сегодня. А так она, по крайней мере, принадлежит себе. И Богдану тоже, да. Но сожаления теперь, возле Моджеевского, с которым они когда-то столь во многом соревновались, проступали все сильнее, потому что она отдавала себе отчет, что однажды повелась на тупой шантаж и не реализовала того, что могла бы. Ведь, в конце концов, ее работа в прошлом – это такая же большая часть ее самой, как сегодня, к примеру, сын. И эти две ее ипостаси могли бы соседствовать. Наверное…
Оказавшись на улице и сунув нос в шарф от порыва ветра, Юля улыбнулась, зная, что прохожие совсем не видят ее улыбки. Вытащила из сумки телефон и набрала Бодин номер.
– Между прочим, сейчас ты спасла двух человек! – весело сообщил ей Богдан вместо приветствия, как только принял звонок.
– Хорошие люди или типа Гитлера с Муссолини? Я могу отключиться, а ты их кончай!
– Вообще-то первый из этих спасенных – я.
– А второй?
– Один недопрограммист.
– И чем эта бестолочь провинилась? – хохотнула Юлька. Богдан-айтишник был для нее совершенно неведомым зверем. Даже Богдан-гендиректор осознавался проще. А ведь тоже совмещал! Как, возможно, могла бы она!
– Эта бестолочь профакапила сроки сдачи проекта, – фыркнул Моджеевский.
– Оу, – прокомментировала Юля. – И что вам за это будет?
– У меня – штрафы, СЕО я уволю, тимлид будет пахать пару суток. Бестолочь я собирался грохнуть, но вмешалась ты.
– А штрафы очень большие? – вкрадчиво уточнила Юлька.
Богдан завис на мгновение и, подхватив ее тон, спросил:
– А что?
– Я думаю, заказывать ли сегодня ужин или мы начинаем экономить прямо сейчас.
– У тебя продажи накрылись? – рассмеялся Бодя. – А я надеялся…
– У меня молодой развивающийся бизнес!
– Понял, – легко подхватил Моджеевский. – Значит, на ужин я пожарю картошки. Грибов купишь?
– Охотно. Видела тут неподалеку от автобусной остановки новый овощной магазин. Как раз по пути. А что? Шуток про то, что на моих ржавых побрякушках молодой бизнес не построишь, не будет?
– Не будет, но совет дать могу, – продолжал весело трепаться Богдан.
– Типа от старшего товарища? Валяй!
– Со стороны выглядит, что ты устроила не магазин, а музей, – принялся объяснять Моджеевский самым серьезным тоном. – А значит, твой трейд-маркетинг противоречит выбранному тобой направлению. Ну и да, работа с потенциальными клиентами у тебя совершенно нулевая, – и не сдержавшись, Богдан громко расхохотался в трубку.
Слушая его хохот, Юлька подумала, что в жизни не чувствовала себя такой счастливой. Наполненной счастьем. Переполненной счастьем. И похожей на цветок, который едва выживал в пересохшей почве, и которому наконец дали напиться воды вдоволь. И она тоже тихо рассмеялась, мимо трубки, в шарф, так, чтобы он не слышал, а потом проговорила, подыгрывая ему и надеясь, что смешинки не прорываются:
– У меня слишком специфическая клиентура, чтобы ты в этом что-нибудь понимал! И к каждому клиенту индивидуальный подход!
– Да-да, я заметил! У меня для этого было достаточно времени.
– Ты тогда эти запонки как предлог придумал, чтобы меня побесить. Потому назвать тебя настоящим клиентом – сеять заблуждение… в Машкину голову.
– А ты заблуждаешься, что я намеревался тебя побесить, – хмыкнул Бодя.
– Ну давай, просвети меня, что ты там намеревался?
– Купить себе винтажные запонки. Мечта, между прочим.
– Вот прямо мечта?
– Не веришь?
– Ни капельки. На кой черт тебе это старье?
– Ну я же мажор. Мне положено выпендриваться.
– Карма?
– Одна девчонка велела.
– То есть это девчонка виновата?
– А у тебя все крайности, – проговорил Богдан, и было слышно, что он улыбается. – Никто ни в чем не виноват.
– Но ты же любишь мои крайности, – так же, как он, ответила Юля.
– Очень люблю!
– И я люблю. Все твои мажорские замашки. В конце концов, у девчонки тоже карма, – она помолчала, глядя в небо, сейчас похожее на сизовато-черную золу, еще не совсем ночное, но уже и далекое от сумерек. А потом сказала: – Я за Андреем. Ты еще долго будешь гонять подчиненных?
– Сегодня долго, – вздохнул Моджеевский, – а то расслабились. Давай машину пришлю, погода явно не для прогулок.
– Не надо. Мы прекрасно доберемся автобусом. Тем более, еще грибы купить. Сало, вроде, дома было. Я надеюсь, ты ешь картошку с салом, или тебе твой тренер не велит?
– Юлька! Какой автобус? Не глупи.
– Рейсовый. Последний уходит аж в восемь. Я знаю расписание, мы прекрасно доберемся, – продолжая его разыгрывать, с деланным простодушием излагала Юля.
– Ну ок, – в той ей сказал Богдан, – тогда сейчас приеду.
– А как же твой горе-факапер?
– Еще немножко подышит.
– Я вызову такси, – со смехом сдалась Юлька. – Я и так тебя все время отвлекаю.
– Обещаешь?
– Обещаю. Только и ты обещай, что совсем уж до ночи сидеть там не будешь.
– Не буду.
Юля сделала еще несколько шагов, посопев носом. Из-за поворота показались ворота детского сада. Противный ветер пробирался под куртку, но ей все равно было тепло от незримого присутствия человека, который ее любил. Хотелось послать все к черту и сунуться прямо к нему в офис вместе с Андреем. Вытащить его из кабинета на самом верху высотного здания и убедить прямо сейчас вместе ехать домой, чтобы сделать этот вечер совсем-совсем семейным. Останавливало лишь то, что лишнее внимание к их и без того довольно двусмысленному положению было бы нежелательным. Шумиха. Чертова шумиха, которой она не хотела категорически, но которая настигала их на каждом шагу. И тут то ли наплевать и продолжать нарываться, то ли затаиться и переждать – должно же закончиться?
Но до конца было еще далеко.
Все это даже не приблизилось к фазе террора со стороны средств массовой информации, но дерьмо про них писали каждый день. Инфлюенсеры чертовы, на которых управу найти не получалось, хотя, Юля знала это наверняка, Богдан задействовал те средства противодействия, которыми обладал как частное, но далеко не последнее лицо среди бизнес-элит. Однако это уже вышло из-под контроля. Кто-то умелый вывел это из-под контроля. Кто-то… ей очень хотелось бы ошибаться в том, кто это был. Но не получалось думать как-то иначе.
Юлька тряхнула головой, отгоняя мучительно зудящие, назойливые мысли, и проговорила:
– Я соскучилась.
– Не верю своим ушам, – поддел Богдан.
– Ты не понял. Я за всю жизнь соскучилась. И сегодня с утра – отдельно. Меня добило. Соскучилась.
– Я тоже соскучился, – сказал он. – Со срочным разберусь – и сразу домой. И вы долго не бродите. Холодно.
– Долго не будем, – согласилась Юлька, толкая калитку перед собой. – Я уже пришла. Иди убивай своего придурка.
– Пусть живет. Уволю к черту – и хватит с него.
– Вот это мудро. Все, я перезвоню, – пропыхтела она в трубку и отключилась, торопливо шагая по узенькой дорожке между корпусами садика. Вход для Андрюшкиной группы был с обратной стороны здания, блок – на втором этаже. Вокруг во дворе – легкий галдеж мелюзги, то тут, то там топавшей за ручку с родителями в направлении выхода.
Юлька прошмыгнула в дверь, оказавшись в ярком электрическом свете и среди бледно-зеленых стен, изрисованных героями мультфильмов. Поднялась по лестнице, остановилась на пятачке перед следующей дверью, мимолетно уловила глазом уголок детского творчества со смешными поделками к 8 марта, почему-то представила себе Богдана, склонившегося над столом и клеящего вместе с Андрюхой ярко-розовую бумажную восьмерку. Прыснула себе в кулачок, да так и вошла в гардероб, где располагались многочисленные детские шкафчики.
Поздоровалась с маячившим поблизости папашей, натягивавшим на дщерь свою малолетнюю теплые колготки на ближайшей скамейке. Потом с парочкой мамаш, чьи лица уже запомнила. И сунулась в помещение комнаты, где детишки проводили свой день.
– Здрасьте! – не глядя, механически воспитательнице, в сторону стола у окна. И в галдящую толпу мелюзги: – Андрюшка! Андрюш, домой!
Но никто не отозвался. Юлька нахмурилась, отыскивая сына взглядом и почему-то не находя. Может быть, в туалете? Она покрутила головой, все-таки повернулась к воспитательнице и вопросительно воззрилась на нее. А та растерянно смотрела на непонятно зачем явившуюся мамашу.
Секунда. Две.
– Так его бабушка забрала еще днем, – услышала Юля Малич произнесенную самым обыденным тоном, будто бы отсутствие ребенка разумелось само собой, фразу, от которой у нее, тем не менее, неожиданно зазвенело в ушах.
– В смысле «бабушка забрала»? – не поняла Юля.
– До обеда, в смену Натальи Игоревны.
– Но у него нет баб…
Юля задохнулась и замолчала. К лицу волной прилила кровь, отчего ей показалось, что воздух она выдыхает горячий. И шумный, дребезжащий. Разве может воздух быть шумным? Наверное, да – раз она слышит шум.
У Андрея не было бабушки. У Юли не было мамы. У Димы – не было тоже.
У Андрея не было бабушки, которую здесь бы знали.
До обеда забрали. Это сколько часов назад? До черта часов.
Доли секунды, пока эти мысли мелькали в голове, Юля продолжала смотреть на воспитательницу. Потом опомнилась, или ей показалось, что она опомнилась, потому что в следующее мгновение она уже снова говорила, теперь уже резко повышая голос:
– Какая еще бабушка? Объясните толком! Где мой ребенок?!
– Юлия Андреевна, это не в мою смену было, – сдавленно ответила воспитательница, начавшая подозревать, что произошло нечто из ряда вон.
Молоденькая. Девочка. Вита Валерьевна, – вспомнила Юлька.
– Да какая мне разница, в чью смену? Если бы какая-то б… если бы его должен был кто-то забрать раньше или вместо меня, я бы предупредила! У Андрюшки нет бабушки!
– Но как же… – пробормотала перепуганная девчонка, – меня не было. Я с двух часов… Господи, давайте позвоним Наталье Игоревне! Она же не могла просто так… кому попало, Юлия Андреевна!
– Не могла, – тупо повторила за ней Юлька и вспомнила.
Надежда Антоновна. Баба Надя. Бабушка Ярославцева.
Она торчала у них с Димой в новогодние праздники и однажды напросилась с Юлькой забирать мелкого из сада. Надежда Антоновна. Конечно. И ее здесь могли запомнить, чтобы отдать ребенка.
Юлька выдохнула почти с облегчением, хотя и понимала, что эта ситуация в принципе ненормальна. Но, по крайней мере, очевидно, где искать ребенка. Зависла на секунду, а после принялась судорожно выворачивать карманы в поисках телефона. Только что в руках был. Только что с Бодей говорила. И все было в порядке. И мир был в порядке. Мир был целым.
А всего пару минут – ни ребенка, ни телефона. Все дребезжит, как стекло в сильную грозу.
Черт!
Через мгновение она слушала долгие гудки из прижатой к уху трубки. Долгие-долгие. Будто бы на годы затянувшиеся. Их было много. Они все были мимо. Каждый – будто бы долбил по вискам маленьким молоточком. Не смертельно, но болезненно.
Когда Надежда Антоновна так и не ответила, Юля недоуменно поднесла вспыхнувший экран к глазам. Надежда Антоновна не ответила. Занята? Или нарочно? Старушка никогда Юльку не любила, часто обижалась и игнорировала ее присутствие. А если Дима ей сказал, что она его бросила, то и не ответит. Ребенка из сада заберет, но не ответит. Да неужели же она не в курсе, что Андрюша им неродной?!
Черт! Черт!
Юля подняла растерянный взгляд на ни живую, ни мертвую Виту Валерьевну. Та тоже куда-то звонила – наверное, Наталье Игоревне, но дозвониться не могла.
Боковым зрением Юля отмечала, что на входе начинают толпиться родители, ставшие свидетелями происходящего. И следующим рывком набрала Ярославцева, надеясь, что хотя бы он объяснит.
Тот ответил, но далеко не сразу. На черт его знает какой по счету гудок в трубке, наконец, прозвучал его ленивый голос:
– Неужели соскучилась, родная.
– Где Андрей? – без приветствия и прелюдий нервно выпалила Юлька.
– Фигасе! – присвистнул Яр. – А ты ничего не попутала?
– Ничего! Я пришла в сад, а его нет. Мне сказали, что забрала бабушка.
– Ну так а я при чем?
– Ну а какая бабушка могла его забрать, кроме твоей?! – на каком-то последнем рубеже, отделяющем ее от истерики, выкрикнула Юлька.
– А моя не могла, – спокойно проговорил Дима. – Она в деревню уехала, уже несколько дней там.
Юля всхлипнула и прижала ладонь ко лбу.
Черт! Черт! Черт!
Отставить.
– Не вздумай мне врать! Ладно, у нас не получается нормально расстаться. Но если ты решил шантажировать меня Андреем – я этого так не оставлю! Меня наказывай, а не моего сына.
– Не перекладывай с больной головы на здоровую, – заявил Ярославцев, не скрывая издевки. – Сама его потеряла, сама и ищи. Заодно придумай, как оправдываться будешь перед Моджеевским.
– Не твое дело! – рявкнула она и бросила трубку. После чего подняла глаза на воспитательницу. Та затравлено пялилась на Юльку, надеясь, что все как-нибудь само по себе решится. По волшебству. Как если бы фея Динь-Динь из Питера Пена, изображенная на одной из стен с девчачьей стороны помещения, взмахнула крылышками.
Это взбеленило еще больше. Но лучше злость, чем отчаяние или страх. На страх, холодной и склизкой змеей обвивший ее шею и стягивающийся на ней в узел, Юля пыталась не обращать внимания. Тщетно.
Держать себя в руках стало невыносимо.
– Наталья Игоревна не отвечает, – пробормотала Вита Валерьевна и развела руками.
– Идемте к заведующей. Может быть, ей ваша Наталья Игоревна ответит?
Девчонка закивала. В конце концов, это действительно была не ее смена.
Но заведующей тоже не оказалось. Секретарь сначала ушла в глухую несознанку. А когда услышала, что ребенок пропал, то принялась обороняться в окопе и лопотать что-то – дескать, дела у начальства после обеда были. Важные. В каком-то комитете. Не возвращалась.
Устав это слушать, Юлька выскочила в коридор.
Сердце тяжело колотилось где-то между ключиц. Отдавало ударами в голову. Даже в кончиках пальцев. Поясница покрылась потом. И она, чувствуя, что совсем теряет равновесие, вцепилась в подоконник, возле которого нашла себя среди глухого помутнения.
Сама не поняла, как телефон снова оказался возле уха.
Слушала гудки.
Первый. Второй. Третий.
– Юлька, я занят, – послышалось в трубке. Сдержанно, но совсем не сердито.
– Ан… – шумный вдох, – … дрей п-пропал.
– Как это? – сглотнул Богдан.
– Не знаю. Я пришла, а его нет. И они не знают. Ничего не знают. Другая воспитательница сказала, его днем забрали. Пришли и забрали. Говорят, бабушка, а Дима говорит, что бабушка в деревне, – быстро объясняла Юлька, из последних сил пытаясь держаться и не сбиваться.
– Ты сейчас где?
– Возле кабинета заведующей. Ее нет. А Виты Валерьевны не было. Это в первой смене случилось, – прошелестела Юлька как-то совсем тихо.
– Так! Во-первых, успокойся, – строго велел Моджеевский. В этот самый момент он жестами заканчивал совещание, выхватывал пальто из шкафа и мчался мимо Алены. Когда выруливал с паркинга, продолжал: – Во-вторых, выходи в сквер и жди меня. Я буду через пять минут. Мы обязательно найдем Андрюшку.
– Приезжай скорее, – пробормотала она, глядя, как из кабинета показалась перепуганная воспитательница Вита, совершенно поникшая, а значит, так никого и не разыскавшая.
– Еду, я еду, Юль, – успокаивающе говорил Богдан. – Не реви только. Все будет хорошо, слышишь?
– Не реву. Не реву. Я сейчас успокоюсь.
– Марьяна Сергеевна пытается дозвониться, – проговорила Вита Валерьевна. – Мы обязательно разберемся. Не могла она просто так ребенка отдать!
– Не могла, – ровно повторила Юлька.
– Мне нужно вернуться в группу, Юлия Андреевна.
– Да, конечно. Я… я буду здесь, я без сына не уйду.
– Я сейчас разыщу Наташу! Я уверена, она объяснит.
Юлька всхлипнула и медленно побрела к лестнице, так и не отнимая трубки от уха.
– Слышал?
– Разберемся, – продолжал уверенно увещевать Богдан, – найдем. Все будет хорошо. Ты мне веришь?
– Верю.
Короткое слово. Четыре буквы. Два слога. Ударение на первый. Гласных две и согласных тоже.
Короткое и очень простое. И вмещающее в себя космос. Самые простые вещи всегда самые большие. Верить – это все. Это отдать себя. Она сама не поняла, что отдала себя.
Выползла на крыльцо. Втянула мартовский воздух. Погода не для прогулок, он прав. И он прав – лучше в сквер. Туда Юлька и побрела, выбравшись за ворота. Наверное, следовало вызвать полицию. В конце концов, здесь имело место похищение ребенка. Из государственного учреждения дошкольного образования. И похрен, что Наташа эта безмозглая могла быть и не виновата!
Как, к черту, такое вообще могло произойти? Почему с ней?
И чем больше думала, тем яснее понимала – кроме Димки, некому. Только он мог. Ему выгодно. Запугать, придавить, нажать, вынудить. Не отпустить. Будто бы гирю ей к ноге приковал. Тут стой.
Ей и правда казалось, что она с трудом дошла до ближайшей скамейки сквера, словно тащила на себе сотни килограммов груза. Как странно. Богдан считал, что раз Андрюшка его, то они избавятся от Ярославцева насовсем, но какое может быть насовсем, если Дима четко высказался: развестись по обоюдному не получится, будет тянуть, сына не отдаст. Встречный иск подал. Какой же бред… Бодя ведь реалист. Должен понимать.
«Верю», – медленно шевельнула она губами, чтобы одернуть себя. И мотнула головой – от ее истерики толку не будет точно.
– Юлька, включай мозги, – мягко проговорил Моджеевский. – Если его нет с обеда, то если бы… если бы что-то случилось – мы бы уже знали. Отправим к заведующей Савелия, а от Савелия еще никто не уходил.
– Я все понимаю, – хрипло проговорила она. – Я понимаю. Но если его Димка увез, то формально он имеет право. Формально он отец. И ничего мы с этим не сделаем. И Савелий не сделает. Потому что он может сколько угодно… Как угодно…
– В любом случае, сейчас главное, чтобы Андрей был в порядке и мы узнали, где он.
– Надо ему сказать… сказать, чтобы он хотя бы привыкал, Бодь. Что ты его папа. Если бы ты только знал, как я себя за это все ненавижу.
– Если ты считаешь, что надо сказать – давай скажем.
– Да. Да, я считаю. Я очень боюсь.
– Не смей нагнетать, – прозвучало у нее одновременно в обоих ушах – в трубке и сбоку, когда Богдан уселся рядом с ней на скамью. Юля вздрогнула и повернула голову. Медленно отняла телефон от уха. Как-то сразу повеяло теплом. Все еще удерживая себя от отчаяния, она негромко ухнула, а потом прошептала:
– Не нагнетаю. Ты быстро.
Богдан притянул ее к себе за плечи, отыскивая в телефоне нужный номер.
– Сейчас, – шепнул он Юльке и в несколько фраз обрисовал ситуацию Савелию, едва тот ответил. – А теперь давай домой.
– Как домой? А как же…
– Как только мы узнаем, где Андрюшка, мы сразу же поедем и заберем его.
– Они сказали, бабушка забрала. А у него единственная бабушка – это Димина бабушка… Больше некому, Бодь. Может быть, лучше к нему?
– Нет, – возразил Моджеевский. – Он отрицает, а доказательств у нас нет. Кто знает, как потом он сможет это использовать. Нельзя, Юль. И потом… все это странно, в общем-то. Надежда Антоновна хоть раз забирала его из сада?
– Один раз со мной. Давно. Она Новый год отмечала у нас… – Юлька судорожно перевела дыхание и поправила себя: – В смысле, у Димы дома. Ее же видели тогда в саду, и Андрей на нее реагирует как на свою.
– Он – ребенок, а воспитательница просто так все равно бы его не отдала посреди дня. Даже если бы он сто раз сообщил, что это «бабушка».
– Да. Наверное, да. Но это чертов Ярославцев! Он будет мстить! Он не может не мстить!
Едва она произнесла эти слова, в ее голове что-то щелкнуло и провернулось. Будто какая-то часть сложного механизма встала на место. Шестеренка. Она пока еще не поняла какая. Но четко осознала – нашла ответ. На что-то важное, жизненно важное, она нашла сейчас ответ.
– Он не может не мстить, – еще раз повторила Юлька и прижалась к Богдану крепче, чувствуя, как щеки касается мягкая ткань его пальто.
– Сейчас главное найти Андрея, и мы его найдем, – проговорил он. – Поехали домой, незачем мерзнуть. Поехали!
Юля кивнула и поднялась со скамейки, продолжая цепляться за Моджеевского, не разрывая тактильного контакта. Послушно шла с ним в машину. Села рядом. Послушно ждала, пока Богдан отвезет ее загород, на свою дачу. К ним домой. Домой. Слушала, что он говорит, считала фонари, мелькающие вдоль дороги. Мимо нее. Мимо, мимо, мимо. И не могла отделаться от важной-важной мысли, что Ярославцев будет мстить. Что все это – месть. Что по-другому он не станет себя вести.
И дело ведь не в том, что она предала. Дело в чем-то более глубоком. Личном. Только его. В том, кто он такой. Каким она его не видела раньше, а теперь – слишком четко.
Ее крыло. По-крупному. И когда она, как-то неожиданно для себя, оказалась сидящей на диване в комнате с Соколом тысячелетия на столе, а Богдан – рядом, ее вдруг проняло. Это к семье Богдана он так долго хотел оказаться ближе. Это из-за ее связи с семьей Богдана он когда-то обратил на нее внимание. Это не Машкины фантазии. Это правда. И это Богдану месть. Как в тот день, на горке, когда они устроили соревнования, и Дима что-то кому-то пытался доказать.
– Савелий тебе позвонит, когда найдет заведующую? – в который раз спросила Юлька непослушными губами, лишь бы хоть что-нибудь спросить.
– Он найдет заведующую, узнает, что там произошло – и позвонит. Надо немного подождать, – Богдан взял ее руку, переплетая их пальцы, и прижал ее ладошку к своим губам. – Только не выдумывай ничего плохого.
– Я не выдумываю. Я… ты же знаешь, что все, что сейчас о тебе пишут, – это все Дима? Знаешь ведь?
– Знаю, – кивнул Богдан. – Но каким бы ни был Яр, он не причинит вреда ребенку.
– Не причинит. Он любит Андрея. Любил… Как умел. Но он может причинить вред тебе. И вряд ли готов считаться с кем-то или чем-то.
– А я большой мальчик. Справлюсь.
– Дальше будет хуже. Впереди суд. Он превратит его в шоу.
– Посмотрим, – улыбнулся Богдан, прижимая Юлю к себе. – Посмотрим, кому достанутся главные роли в этом шоу.
– Ну да. У тебя опыт. А меня это всегда вводит в ступор. Ты прав, я трусиха. Сейчас я сильнее всего боюсь, что у него может быть что-то против тебя. Против нас.
– Мы вместе сможем со всем справиться.
– Кроме прочего, ваша работа… – упрямо продолжала она. – Он работает на тебя. Он на твоем канале. Он, пока там, будет близко. Где гарантия, что завтра он не использует и «Солнечный»? Насколько глубоко он посвящен вообще в твою деятельность?
– Ты же понимаешь, что «Солнечный» – это лишь игрушка для корпорации, – пожал плечами Моджеевский. – Отцу захотелось телеканал, он его получил.
– Но у вас проект общий… Дима что-то говорил, он за этим в командировку тогда ездил, что-то снимать о вас с Роман Романычем собрался.
– Да, он предложил сделать фильм о строительстве стадиона в столице.
– Стадиона, на который вы выиграли гостендер, – медленно сказала Юлька.
– Угу.
Она сглотнула и подняла на Моджеевского глаза.
– У вас там… прости, что я спрашиваю, но… у вас там все чисто?
– Ты сейчас про клининговые компании? – весело фыркнул Богдан.
– Я сейчас про Ярославцева, – не давала ему спуску Юлька. – Насколько он имеет доступ к информации по стадиону?
– Его дело – киношку снимать. Дальше этого его никто не пустит.
– Даже самое безобидное можно вывернуть наизнанку. Ты же это знаешь… А Дима – медийная личность, он умеет.
– Юлька! – рыкнул Моджеевский. – Мало ли кто что умеет.
– Прими меры, пожалуйста, заранее, – мотнула она головой. – Я понимаю, что у тебя есть служба внутреннего аудита, что на этом проекте не может не быть строгого контроля от министерства, но все же… На случай проверки… пожалуйста, параллельно закажи независимый аудит, чтобы промониторили документацию… не знаю… только не «Делойт» – обвинят, что я там работала… Но компаний с хорошей репутацией хватает. Наверняка вы и раньше прибегали. Бодь…
– Не удивлюсь, если независимый и без того в процессе. Отец давно проникся прозрачностью, – проговорил он. – Но для твоего спокойствия – я уточню.
Она кивнула и затихла. Ненадолго. Зажмурилась и крепче прижалась к нему. Обвила руками его плечи. Слушала сердце. Свое и его. Они не в унисон бились. У каждого свой ритм. Ее – трепыхалось, как птичье. Его – стучало ровно, но сильно, будто бы отдаваясь эхом и в ней. Юля судорожно перевела дыхание. И подняла голову, чтобы посмотреть в его глаза.
– Сильнее всего на свете мне хотелось бы вернуться в то утро на Женькиной свадьбе. Чтобы остаться и поговорить с тобой. Ты умчался, а я… это мне надо было объяснять. Я никогда не забывала. Правда.
– Но уже ведь не перепишешь, – улыбнулся Бодя и коснулся губами ее волос, пахнущих чем-то нежным, весенним. – Как есть.
– На какую тропинку ни сверни, все равно к тебе, – тихо сказала она.
– Мне нравится! – довольно заявил Моджеевский. И в тот же момент зазвонил его телефон, явивший своему хозяину имя звонившего. Савелий. Богдан быстро схватил трубку, принимая звонок. – Что там?
– Богдан Романович, есть инфа, – заговорил спокойный негромкий голос его эсбэшника на том конце. – Сначала отозвалась воспитательница, которая ребенка отдавала бабушке. Уверяла, что ту привела Маханенко, ну, заведующая, и разрешила. Потом явилась сама Маханенко. Ее тоже вызвонили. Я с ней поговорил, она не отрицает, но дело в том, что… они Андрея реально бабушке отдали. Это его ваша мать забрала.
– К… кто? – ошалело переспросил Богдан и включил громкую связь, чтобы Юля тоже слышала их разговор. Она вопросительно глянула на него, не понимая реакции. А потом Савелий снова заговорил.
– Нина Петровна пришла в детский сад сегодня в первой половине дня. Маханенко не помнит точно в котором часу, но помнит, что до обеда. Сообщила, что она родная бабушка Андрея и попросила разрешения забрать его сегодня.
При имени экс-Моджеевской Юлька вздрогнула, как от электрического тока, все еще прижимаясь к его боку. Он почувствовал.
– Заведующая совсем чокнутая? – рявкнул Моджеевский, обнимая Юлю. – Мало ли кто что говорит! У ребенка родители есть.
– На этот резонный вопрос, Богдан Романович, она ответила, что они-де с Ниной Петровной знают друг друга всю жизнь. Учились десять лет в одном классе и сидели за одной партой. Ей, видите ли, в голову не пришло, что Нина Петровна забрала Андрея без согласования с вами или Юлией Андреевной. Но подтвердила ли ей это самое согласование ваша мать, Маханенко тоже не помнит. Ей казалось, что это само собой разумелось.
– Зная свою мать, я догадываюсь о том, что само собой разумелось.
– Факт взятки отрицает.
– Естественно. Мало того, что отдала ребенка чужому человеку, но если еще и за взятку… – Богдан выругался и оборвал себя. – Ладно, с ней потом разберемся. Спасибо, Савелий.
