Текст книги "Безвременье страсти (СИ)"

Автор книги: Лера Зима

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Марина Светлая (JK et Светлая)
The Мечты. О любви

… культурные шиповники

***

– Мамочки! – услышала Юля свой голос почему-то на несколько тонов выше, чем требовала ситуация. Но вряд ли жизнь готовила ее к тому, чтобы столкнуться с ним прямо на лестнице, выскакивая из номера, в котором одевалась Женька. Фактически она задела его плечом и только потом поняла – кого задела. И собственная первая реакция (в виде детского «Мамочки!» и распахнувшихся в половину лица глаз) ненароком вышла из-под контроля. Уже в следующую секунду она осознала, что ей это совсем не нравится, и потому теперь торопливо пыталась исправить ситуацию – закрыть рот, опустить брови на положенный уровень от самого мыска волос, куда они подпрыгнули до этого, и выдохнуть. Желательно спокойно, одним разом, без дрожания.

Остановившись, Богдан бесстрастно оглядел ее с головы до острых кончиков туфель. А потом неожиданно широко улыбнулся и весело спросил:

– Это ты удивилась или испугалась?

– От неожиданности! – ответила Юлька, выровняв плечи и делаясь еще чуточку выше и стройнее. Впрочем, надо признать, выглядела она нынче неплохо. Узкое и короткое бледно-розовое платье с открытыми плечами и без рукавов сидело на ней, как влитое, привлекая внимание к высокой тонкой шее и острым ключицам. Лиф был удачно украшен оборкой, отчего даже могло показаться, что в этом месте у нее и правда есть грудь. Ноги же, ее бесконечно длинные ноги, казались еще длиннее из-за каблуков тех самых остроносых белых туфель, которые успел заметить Моджеевский. Волосы, завитые крупными локонами, были распущены по плечам, а макияж, немного ярче повседневного, делал акцент на глазах. И даже самой себе в зеркале она сегодня нравилась.

Впрочем, Моджеевский тоже был хорош… слишком… Один смокинг чего стоил.

Юля перевела дыхание и улыбнулась.

– Привет! – сказала она так, будто бы они тысячу лет знакомы и дружат.

– Привет, – кивнул он в ответ, сунул руки в карманы и проговорил с насмешкой: – Ты в следующий раз аккуратнее, еще покалечишь кого… А тут праздник все же.

– Приложу к тому все усилия. Я вообще-то по поручению невесты.

– Слабое оправдание для несчастного случая.

– Что? Так больно задела? – изогнула она бровь.

– Для этого тебе бы пришлось постараться, – хмыкнул Богдан. – Но мне это не грозит. Я за других переживаю.

– Не переживай. Оружие массового поражения, именуемое Юлька, никому не опасно и почти обезврежено. Вообще мне вниз надо. Женя в последний момент придумала, что хочет розу в волосы вместо украшения. А там куча цветов.

– Розу? – недоуменно переспросил Богдан, забыв о том, что намеревался и дальше поддевать Юлю, так неожиданно оказавшуюся рядом в пустом коридоре гостиницы.

– Розу, – утвердительно кивнула она. – Растение из семейства шиповников. Окультуренное.

– А ты, значит, еще и ботаник, – расхохотался он. – Есть что-то, чего ты не знаешь?

Юля тоже рассмеялась, не переставая разглядывать его, как любопытные котята исследуют территорию. Разве что не принюхиваясь.

– Ну, например, я понятия не имею, когда ты приехал.

– А тебе интересно? – быстро спросил он.

– Еще бы! Жека не говорила, что ты здесь! – прозвучало вполне искренно, чему способствовала открытая улыбка на ее лице. – И вчера я весь вечер торчала у них – тебя не было.

– Если бы я знал, что ты у отца и мечтаешь меня увидеть – я бы обязательно приехал на ужин, – заявил Богдан и бесцеремонно подхватил Юльку под руку, направляясь к лифтам. – Пошли добывать твои культурные шиповники!

Она и сама не поняла, как так вышло, что ее ладонь оказалась на сгибе его локтя, и почему это не показалось ей чем-то неправильным. Что такого? Они столько лет не виделись и, к тому же, практически родственники – через Лизку. Но, позволив довести себя до холла и нажав на кнопку вызова лифта, руки́ она не убрала, а продолжала его рассматривать. Можно подумать, наелась конфет для храбрости. Но сегодня, наверное, был какой-то особенный день, когда сбывалось самое невероятное. Вот и они с Богданом – встретились. Спустя так много всего. Странно – она всегда воображала, что это будет сложно, а в реальности вышло, что интересно. Узнать, какой он стал.

Не удержав языка за зубами, она чуть понизила голос и доверительно выдала:

– Мне кажется, мы раньше одного роста были, а теперь ты выше.

Лифт звонко звякнул, сообщая о своем прибытии, и распахнул двери. Богдан провел Юлю в кабину и, оказавшись в замкнутом пространстве, проговорил слишком близко от ее уха:

– А я уверен, что так было всегда.

– Шовинист!

– Охренеть! С чего вдруг?

– Потому что ты всегда уверен, даже в том, чего не было, – рассмеялась она. – А серьезно – давно прилетел? Ты вообще где? Здесь или там? Или пополам?

– Сейчас я здесь, как видишь. Ну это если Женя и правда тебе ничего не рассказывала.

– Нет! Я что? Вру, по-твоему?

– Откуда ж мне знать, – Богдан легко пожал плечами и, усмехнувшись, договорил: – что в твоей голове.

– Ну вот прямо сейчас – спецзадание от невесты. Там Стеша устроила целое поле сражений, выпроводила парикмахера, сами колдуют. Ну, Стеша – папина жена.

– И тебя послали за розой? – проявил чудеса логических выводов Богдан.

– И меня послали за розой, – подтвердила очевидное Юлька. – Нашли главного эстета.

– Тогда мне повезло! – одновременно с его словами лифт снова издал жизнерадостную трель, добравшись до первого этажа. Ухватив Юльку за руку, Богдан вывел ее в огромный холл и спросил: – Ну и куда нам теперь?

– Нам?

– Ты против? – вскинув брови, Моджеевский вопросительно воззрился на нее.

– С чего бы? Просто думала, у тебя есть дела поважнее. Разве Роман там не занят примерно тем же, чем и Жека?

– Судя по всему, он занят абсолютно тем же самым, – рассмеялся Бодя. – Потому что меня тоже послали за розой.

– За чем, за чем? – опешила Юлька и посмотрела на него, замерев посреди холла. – А этому-то нафига?

– Решил использовать культурный шиповник в качестве бутоньерки. Так мы идем или тут стоять будем?

Откровенно говоря, она бы с ним еще немного постояла. Черт его знает почему, но Юле нравилось его рассматривать вживую, а не на фотографиях, как несколько лет назад, когда она еще только переживала их разрыв. Когда еще болело. Когда еще побаливало.

В реальности Богдан – улыбающийся и неимоверно легкий – был совсем иным, чем она себе представляла. Даже голос как-то по-другому звучал, чем она помнила. Хотя многое ведь могло измениться за эти годы.

Но он прав. Нужно было кивнуть и насмешливо произнести:

– Ну пошли. На пляже, насколько я знаю, должны были все украсить цветами. Там и сопрем что-нибудь подходящее. Вообще, бутоньерка – значительно лучше, чем если бы твой отец тоже вздумал прическу украсить розочкой.

– У него, конечно, много тараканов, но сам бы он до такого точно не додумался, – шагая через холл, он замолчал ненадолго, а потом неожиданно спросил: – Тебе нравится в столице?

– Мне нравится ее энергичность. По сравнению с домом – есть ощущение, что жизнь бурлит. И никаких знакомых лиц на улице, которым обязательно надо знать, как у меня дела, – рассмеялась Юлька. – Еще у меня там работа… вернее, даже две работы. Одна всерьез, другая – для души. Здесь бы я так не разогналась даже при самом лучшем раскладе, а столица дает столько возможностей для развития. И еще я привыкла. Привычка же много значит, да?

– Привычка? – удивленно переспросил Моджеевский. – Уверен, нам еще рано заводить привычки.

– Почему это? Я семь лет там живу! Ну… в ритме большого города. Замедлиться – попасть в другую среду. Нужно что-то значительное, чтобы променять это на меньшее. И вообще, кому я это рассказываю! Почти что лондонскому аборигену!

– Насколько значительное?

– Очень значительное. Ну… основополагающее, – решительно заявила Юля.

Они вышли из здания и оказались на крыльце гостиницы, откуда открывался изумительный вид на море. Сейчас пляж все еще был пустой, лишь за редким исключением организаторов и обслуживающего персонала, доводившего территорию до совершенства, символизирующего торжество любви. Гости только собирались, и место для проведения церемонии бракосочетания пока еще было не очень шумным.

С моря дул ветер, но он был на редкость теплым для октября. И сама вода переливалась под солнцем всеми возможными цветами. Юля улыбнулась, глубоко втянула носом сладковатый осенний воздух и проговорила:

– С погодой повезло. Они, конечно, рисковали, когда дату выбирали.

– Если обращать внимание на погоду, то лучше вообще не устраивать свадеб, – отозвался Богдан, с задумчивым видом разглядывая цветочные композиции, которыми было украшено все, что только можно. Моджеевский-старший без преувеличения устроил самый настоящий сад. Ленты, травы, корзины с букетами. Нечто невообразимое, несочетающееся, но, тем не менее, совершенно прекрасное, как побережье в октябре.

– Красиво… – медленно сказала Юля, так же глядя на цветы, за которыми шумело море. – Они даже думают одинаково после стольких лет, да?

– Похоже на то, – согласился Богдан и предложил: – Тогда давай выберем им одинаковые.

– Давай, – кивнула она и слетела вниз по ступенькам, чтобы уже через мгновение замелькать среди множества вазонов и корзин с розами. Шило в заднице никак не позволяло ей остановиться на классических белых бутонах, которые, пожалуй, наиболее приличествовали случаю и подошли бы обоим. И потому, дойдя до одного из букетов, она обернулась к Богдану и задорно проговорила: – Предлагаю розовые.

– Ты будто под себя выбираешь, – кивнул он на ее платье.

– Ну я же тут главный эстет, – развела она руками и снисходительно улыбнулась. – И у меня розовый период. Но можем взять вон те морковного цвета. Роме пойдет.

– Выбирай любые.

– То есть ты мне доверяешь в этом вопросе?

– Не вижу смысла спорить из-за цвета розы для бутоньерки отца на его свадьбе, – небрежно пояснил он.

– Ты что! Это же очень ответственно! Тут без дебатов в несколько раундов не обойтись. Или обойдемся?

– Если мы устроим дебаты, то свадьба может не состояться.

– Думаешь?

– Сама же говоришь, что понадобится несколько раундов, – терпеливо объяснил он очевидное.

– Тогда розовый! – и Юля ткнула пальчиком в тот букет, который выбрала изначально.

– Розовый? – опешил Роман Романович Моджеевский буквально десятью минутами позднее, глядя на протянутый сыном бутон, украденный на пляже, и вскинул брови. – Ты серьезно?!

– Между прочим, я старался! – деловито заявил Моджеевский-младший.

– Старался? – чуть не подавился Роман. – Пропадал где-то битый час, чтобы притащить розовый?

– Просил бы Таньку, – сообщил сын и расслабленно расположился в кресле, – она бы приволокла тебе что-нибудь трендовое.

– Именно поэтому я ее и не попросил! И куда мне его теперь?

– Ну точно не в прическу, – расхохотался Богдан.

– Добрый у меня сынок, – констатировал Моджеевский-старший, продолжая крутить в руках бутон и глядя то на него, то на сидящего рядом полутурецкого родственника, едва державшегося, чтобы не начать ржать здесь и сейчас следом за Богданом. Собственно, Реджеп и сам слишком недавно успел побывать брачующимся, чтобы не запомнить, насколько это стресс.

– Розовый, – мрачно констатировал Роман, бросив на цветок еще один взгляд, полный безнадежности.

– Ну розовый, – усмехнулся Андрей Никитич и собственноручно разместил цветок в петлице смокинга зятя. – Ты скажи спасибо, что не фиалка.

Но иногда бывают случаи, когда фиалки предпочтительнее. К примеру, Стефании Яновне Малич на собственной свадьбе ужасно хотелось именно фиалок. И потому ее прическа в тот знаменательный день, как в день знакомства с будущим супругом шляпка, была украшена именно ими.

Сейчас же она взирала на протянутую Юлькой розу с некоторым непониманием и периодически переводила взгляд с цветка на «падчерицу» и обратно.

– Розовая? – осторожно спросила она.

– Розовая, – с самым довольным видом кивнула Юля.

– Ты ее под свое платье, что ли, выбирала? Нет, ну тебе идет, конечно, но к Женькиному – куда? – ужаснулась Стеша.

– Ну вы же не в платье ее будете вставлять, а как я понимаю – в волосы, – пожала плечами средняя по возрасту в их компании. Младшие были Таня и Лиза, наряженная в такое же платьице, как у ее матери. К слову, та не промолчала тоже. И весело сообщила:

– Красиво будет! Я тоже такую хочу!

– Я тебе расскажу, где взять, – заговорщицки подмигнула племяннице Юлька.

– Но она же совершенно не сочетается! – вконец рассердилась Стефания и немедленно обернулась к виновнице торжества: – Женя, ну скажи ей!

Невеста перевела взгляд с розы на свое платье зеленовато-голубого цвета, потом оглядела всю свою разномастную компанию и улыбнулась.

– Розовая так розовая. Все равно это всего лишь на несколько часов.

– Ну один раз и сладкий блин с маринованным имбирем съесть можно, – подхватила Таня. – Зато эпатажно.

– Эпатаж – мое второе имя! – деловито объявила Юлька и шагнула к сестре, чтобы осторожно продеть цветок в ее волосы. – Шпильку дайте!

– Командирша, – вздохнула Стефания, но требуемое предоставила, после чего, острая на язык, добавила: – Мужем будешь своим командовать!

Мужем у нее не очень получалось.

Вернее сказать, вообще не получалось. Безоговорочно и бесповоротно было решено, что в их семье главный – Димка. Он ее об этом даже заранее предупреждал незадолго до их свадьбы – выбирая между его амбициями и ее, они на семейном совете постановлять будут то, что в его интересах. Потому как:

А) из них двоих мужчиной является он;

Б) нет ничего хуже мужчины, который не в состоянии себя реализовать;

В) «Юлян, какая, к черту, Германия? А как же я? Я же лучше Германии!»

Нет, ну тогда это звучало как шутка.

А сейчас, когда до договора с немецкой компанией дошло уже всерьез, и Димка сообразил, что Юлька, похоже, улетает, не дождавшись его отпуска, ему это категорически не понравилось, потому как он планировал так, чтобы вместе. Она – работать. Он – отдыхать. И, кроме прочего, это еще и совпало с тем, что на свадьбу к Женьке они вместе тоже никак не успевали – даты были крайне неудобными, потому что Ярославцева самого отправили в командировку, но только не в Германию, а в какую-то глубинку, снимать говносюжет для своего шоу.

По этому поводу он очень долго дулся. А она на свою беду, сдуру подтрунивая, выдала ему: «Ну хочешь – я поговорю с Женей и, может быть, Роман Романович согласится перенести бракосочетание на пару-тройку дней, чтобы сам Дмитрий Эдуардович мог его посетить».

Что тут началось!

Ярославцев обиделся всерьез, надолго, с истерикой и хлопаньем дверью. Она даже не ожидала, что так бывает – никогда не видела таким отца, потому с некоторым недоумением наблюдала за супругом до тех пор, пока он хоть немного не успокоился. А когда попробовала ластиться, чтобы как-то замять инцидент, выслушала долгую и нудную лекцию на тему того, как она «не так» к нему относится. Нет, от Германии отказаться он ее не заставлял, но неожиданно и очень напористо стал обвинять в том, что она слишком много времени проводит со своим магазинчиком винтажных украшений. Дескать внимания ему не хватает. Крадет у него возможность побыть вместе.

В конце концов, устав от дурацких обвинений, Юлька не выдержала, что-то гавкнула в ответ, подхватила свой чемоданчик и умотала на юг, на свадьбу сестры, ни минуты не задумываясь, что может встретить на ней Богдана.

И это оказалось реальным сюрпризом.

Сначала поставившим в тупик. Теперь – заставившим сделать вывод, что не так страшен черт, как его малюют. Под землю провалиться ей не захотелось, бежать на ее край – тоже. А просто посмотреть, каким он теперь стал, спустя столько лет, когда совершенно перестал представлять для нее опасность, – ей было очень даже любопытно.

И надо сказать прямо – посмотреть было на что.

Сначала там, на лестнице, где они столкнулись так внезапно, что она даже понять толком не успела. Теперь здесь, на пляже, во время росписи. Все пялились на офигенно красивых Женю и Моджеевского-старшего – босых на песке под цветочной аркой и с одинаковыми розовыми розами. А она то и дело поворачивала голову вправо – туда, где находилась стайка Моджеевских-младших. Богдана, его сестры, Лизы и турка со сложной фамилией.

Свадьба была совсем небольшой – присутствовали только родственники и ближайшие друзья. Роман Романович воздержался от приглашения партнеров по бизнесу, а Женя – мудрая женщина – не притащила половину университета, кроме подружки Таши с ее благоверным. Ведущего тоже не было, но зато были музыканты – какое торжество без танцев? Обещали много вкусной еды. И что-то еще, Юля не помнила. Ей вообще было некогда – она разглядывала Богдана, почему-то хихикая себе под нос, что у нее, по крайней мере, есть некоторая последовательность в смысле вкуса. Да, она знала, что Дима и Богдан – когда-то учились в одном классе и дружили. Но весело ей было от другого. Они оба были высокими, светловолосыми и светлоглазыми. Интересными, даже смазливыми. Разве что черты Моджеевского сегодня, спустя столько времени, казались ей чем-то совершенным. Он стал по-настоящему красивым молодым мужчиной, в то время как Димка всегда больше харизмой брал.

А она ничего обыкновенного и приземленного по привычке даже не рассматривала.

«Вот дура, ничему жизнь не учит…» – мысленно констатировала обиженная на Ярославцева Юлька, посмеиваясь над собой.

И вдруг поймала на себе взгляд Моджеевского. Не Романа, конечно же, тому сегодня полагалось только на Женю смотреть, да и стоял он спиной к гостям, а Богдана. Встретившись с ней глазами, он не отвел своих, а продолжил внимательно и спокойно ее разглядывать. И было абсолютно невозможно понять, какие мысли при этом блуждают в его голове.

Юлька в секунду вспыхнула, поразившись, насколько у него голубые глаза – она и забыла, оказывается. И еще поразилась тому, что перестала слышать еще какие-то звуки, кроме гула крови в ушах. Будто бы на мгновение замедлилось все и людей вокруг не стало. Немыслимая неподвижность. Потом за ладонь ее тронула Стефания, что-то сказав, и Юлька, не разобрав, мотнула головой.

Рассеялось. Только и смогла, что поднести к губам бокал с шампанским, толком не соображая, что это было. Вообще-то шампанское полагалось к тому моменту, когда Жеку и Романа объявят мужем и женой, но ей как-то враз сделалось не до того. И теперь, избегая поворачивать голову в сторону Богдана, она чувствовала лишь мурашки, табунами бегавшие по ее телу, потому что теперь знала – он тоже смотрит. Еще как смотрит! И зачем только?

Потом все разом принялись хлопать, смеяться и что-то говорить, устремившись толпой к виновникам торжества, и до Юли дошло, что это наконец-то свершилось ожидаемое последние семь лет. Она тоже шла, но уже скорее по инерции. Даже что-то произнесла, наверное, нескладное, потому что импровизировать сейчас было плохой идеей, а заранее ничего не заготовила, стишки с открыток – никогда не были сильной ее стороной. Но, кажется, и жениха, и невесту ее заикание удовлетворило.

А после все разбрелись за свои столики, здесь же, на пляже. Она сидела возле отца, Стеши и условного Саши. Моджеевские-младшие – обосновались за соседним. А Моджеевские-старшие с условной Лизой – как раз посередине, что делало ей обзор на Богдана и Богдану на нее невозможным. И Юлька хотя бы немного перевела дыхание, делая усилие над собой, чтобы успокоиться. Совершенно было неясно, с чего вдруг она так расходилась. Ну подумаешь – смотрит. Мало ли, кто на нее смотрит. Будто бы первый раз!

Хотя, конечно, если бы она была с Димой, то, наверное, и не заметила бы ничего.

Тут авторы позволят себе ремарку, что условные Саша и Лиза не случайно были именованы условными. Все объяснялось просто – никто не понимал, где в какой момент искать эту вездесущую мелюзгу, а законное место полагается каждому. Ожидаемо, дети курсировали между всеми столиками сразу, то там, то тут что-нибудь стаскивая и не прекращая своих игр. Кажется, даже к музыкантам успели поприставать. Юля смотрела на них и не могла припомнить, когда в последний раз столько хохотала.

В общем, все веселились как могли. А когда уже стемнело, зажглась вечерняя иллюминация, а аккордеонист затянул танго, неожиданно подлетела Лизка и дернула Юльку за подол платья:

– Он же все пропустит! – выдала племянница, с детским отчаянием глядя на нее.

Юля не с первого раза врубилась, что происходит. Саша стоял за Лизкиной спиной и никуда не девался, потому эта версия была отметена ею сразу.

– Бодя все пропустит! – горестно добавила Лизка, узрев теткино недоумение. – Таня не знает, где он, а будет салют! Представляешь? Большой салют!

– Прямо настоящий? – вскинула брови Юлька, потому что положено было удивляться.

– Ага! Папа сказал, что без салюта свадьба ненастоящая!

Юлька не выдержала и рассмеялась. Если исходить из этой логики, то ее свадьба была вообще категорически ненастоящей. Интересно, что сказала бы об этом Женя? Впрочем, приставать к сестре ей было неудобно прямо сейчас, потому она взъерошила пушистую Лизкину голову и заговорщицки проговорила:

– Ну ладно! Делать нечего! Пойду его искать. Только вы тут оставайтесь, ладно?

– Ладно! На море нам и так запретили! – звонко ответила Лиза.

– Потому что оно холодное и мы заболеем, – важно пробасил за ее спиной Сашка.

Глядя на этого эксперта по температуре воды в море и ее влиянию на возможность заболевания всяческой респираторкой, Юлька снова расхохоталась. Отправила обоих к Стеше, а сама покрутила головой. Богдана рядом действительно не наблюдалось, а если он пропустит фейерверк – будет прямо трагедия. Для племянницы – точно. Пришлось обойти всю площадку, мощеную под их мероприятие. Но не найдя Моджеевского нигде поблизости, Юлька попросту сняла туфли, оставив их где-то возле арки. Потом взяла у пробегавшего мимо официанта два бокала с шампанским. И ступила на песок.

Этот шаг на песок, несмотря на октябрь, все еще теплый, наверное, был самым главным шагом в ее жизни. Но тогда она об этом совсем ничего не знала. Даже не догадывалась. Она просто слушала шум моря и слушала себя. А после двинулась наугад вдоль воды, подкатывающей и отступающей, мимо редких все еще неубранных отсюда шезлонгов – любители искупаться до сих пор находились. Их было мало, но они были в тельняшках. А спустя еще несколько минут увидела Богдана. Он сидел на одном из них – достаточно далеко, чтобы звуки танго были немного приглушенными. Но и не настолько, чтобы не слышать их. И огоньки, отражавшиеся на воде, казалось, танцевали под музыку.

Она подошла ближе, и ее бедра тоже будто бы чуть пританцовывали, плавно покачиваясь в такт при ходьбе.

– Ну и что ты тут делаешь? – просто спросила Юля у его профиля.

– А ты? – отозвался он, не шелохнувшись в ее сторону.

– У меня опять спецзадание. Найти тебя. А то ты не увидишь фейерверк. Твоя сестра и моя племянница крайне озабочена этим вопросом.

– В этом году слишком много свадеб на один квадратный метр, – невпопад сказал Богдан, – и фейерверков тоже.

– А тебе не нравятся свадьбы?

Он оторвался от созерцания моря и повернул к Юле голову, глядя на нее снизу вверх.

– В принципе нравятся. Но не чаще одной в год.

Юлька улыбнулась. Чуть не ответила ему полушутя-полувсерьез, что у нее в этом году, всего-то в апреле, тоже была, даже рот почти раскрыла. И вдруг остановила себя на выдохе – почему-то показалось, что это неуместно. Особенно сейчас. И еще едва ли не впервые задумалась – а он-то вообще в курсе, что она замужем? Должен быть, по идее. Если кто-нибудь ему об этом додумался сказать…

С другой стороны, какое ему может быть дело?

Потому только и оставалось, что шагнуть вперед, протянуть бокал с шампанским. Тот, что припасла для него. И важно сообщить:

– Они были бы реже, если бы кое-кто еще семь лет назад поженился, а не ерундой занимался.

– И ты была бы здесь… семь лет назад? – спросил Богдан и взял бокал, коснувшись ее пальцев. Это прикосновение было почти невзначай, но Юльке показалось слишком ощутимым. Она смутилась и отступила куда-то вбок, наткнувшись на соседний шезлонг. На него и опустилась, надеясь, что Моджеевский не заметил.

– Если честно, не знаю… наверное, правильно было бы быть, – пожала она плечами. – А еще думаю, что если они за семь лет не разбежались, то тогда… все так и должно было случиться. Ты же больше не сердишься на Женю?

Богдан не сразу ответил. Он снова, в который уж раз за вечер, внимательно разглядывал ее лицо – то ли запоминал, то ли сравнивал со своими воспоминаниями. Еще зимой сестра разбередила переживания, которые он успешно научился контролировать за долгие годы, и теперь, совсем близко от Юльки, они вырвались на свободу и ворочались внутри, настойчиво подталкивая к объяснению.

– Я сержусь на себя, – проговорил он негромко. – Не потому, что сказал тебе. Тогда я так думал. Но ты так и не узнала, когда я стал думать иначе. И за это я на себя сержусь.

Юлька озадачилась и непонимающе глянула на него. Быстро. И точно так же быстро уткнулась губами в бокал, делая крошечный глоток. Просто чуть смочила кожу шампанским, недостаточно, чтобы пузырьки ударили в нос. И улыбнулась, потому что улыбнуться ему было правильно. Наверное. Ничего же не произошло.

Именно это она и поспешила озвучить. Не обесценить сказанное, а успокоить – себя и его.

– Не надо. Вот это уже точно лишнее. Тем более, столько времени прошло. Я тебя тогда не понимала, а потом поняла. В теории ты был даже прав.

– А я на практике знаю, что во все это вмешалась моя мать, – резко сказал Богдан и посмотрел ей прямо в глаза. – Ведь так?

– С чего ты взял? – пробормотала она от неожиданности.

– Так это правда?

Ну и что ей было отвечать ему? Как вообще отвечать на такие вопросы? Этому Юльку точно ни в университете, ни на каких курсах не учили. Она только знала, что во всем надо быть последовательной, потому ей оставалось лишь подтвердить.

– Правда. Но лишь отчасти, потому что все решения я принимала сама. Понимаешь, она ведь тоже была права во всем. У вас у каждого – были причины, по которым вы… пытались просветлить мои мозги, – усмехнулась Юля. – Ты – про Женю. Твоя мама – про тебя.

– И что это такое было, что оказалось важнее меня… нас!

Довольно долго она молчала. Пыталась переварить неожиданное открытие: Богдану, за каким-то чертом, и сейчас… важно. И это тем более странно, что ей и в голову не приходило, что важность подобных вещей может быть актуальна и через столько лет. Тем более, для него. Это настолько не вязалось с Богданом Моджеевским, которого она помнила, что понадобилась пауза, чтобы осознать.

Впрочем, до конца – все равно не удалось. Слишком сильны были эмоции, звучавшие в его голосе. Слишком не по случаю – напряжено лицо. Странно. Почти шокирующе.

Она сглотнула, пытаясь вернуть себе безмятежность. И озвучила совсем не то, что думала:

– Бодь, только не говори мне, что ты собрался меня в чем-то обвинять, а!

– Обвинять? – опешил он. Брови его сердито сошлись на переносице. Богдан сделал глубокий вдох, выплеснул в песок шампанское и сдержанно проговорил: – Я надеялся, ты повзрослела.

– Ну вот, продолжай в том же духе, и мы вернемся к тому, с чего начали. Но ты же не поссориться хочешь, а поговорить, – миролюбиво махнула ему Юлька, надеясь только, что ее нервозность не заметна.

– Неважно, чего я хочу, – усмехнулся он и поднялся с шезлонга. – Пошли смотреть фейерверк. Не будем расстраивать Елизавету Романовну.

– Я позвонила тебе в сентябре, когда Роман бросил Женю. Когда я об этом узнала – я в тот же вечер позвонила тебе, потому что мне больше некому было звонить.

– Что-то я не помню, чтобы ты мне звонила, – устало проговорил Богдан. – Это я тебе телефон обрывал несколько месяцев.

– А я, зараза такая, тебе один раз, – прозвучало то ли вызовом, то ли напускной бравадой. – И с классическим Юлькиным везением попала на твою маму. Ты был в ду́ше… ну она так сказала, когда вызов приняла, и я говорила с ней. Собиралась с тобой о Романе, а вышло, что с ней о нас. Она знала, что мы встречались и кто я. Понимаешь… Нина Петровна тогда мне все объяснила с той точки зрения, которую я успешно игнорировала, когда все-таки надеялась, что однажды мы помиримся. Я ведь и сама понимала, что отношения Жени и Ромы нас разделяют… но даже и потом, когда они разошлись… твоей матери никак не могло понравиться то, что у нас с тобой… Это даже не капризы какие-то, не вредность. Но мы в принципе не смогли бы нормально сосуществовать, если все называть своими именами. Я боялась назвать, а она нет. Ей это было бы слишком больно, что сначала Роман, потом ты… что вы с нами. Что я – именно Женина сестра. Она сказала, что на пороге дома ляжет, чтобы не пустить тебя ко мне. Чтобы ты не переступил… Что ты не сможешь и не имеешь права переступить. И поставить тебя перед таким выбором – это жестокость, которую ничем нельзя оправдать.

Он снова помолчал, и одновременно с тем, как осознавал услышанное, в нем нарастал гнев. На всех них – на мать, на Юльку, на себя. Сдерживая желание и самому взорваться фейерверком, Богдан глухо спросил:

– Какого черта ты не сказала об этом мне?

– Как ты себе такое представляешь? – удивилась она, по-прежнему безмятежная внешне, но он будто бы чувствовал исходящую от нее вибрацию. – И потом… я понимала ее реакцию. Я и сейчас ее понимаю. Ты вспомни себя, когда узнал про Женю и своего отца, а ей… ей каково было? Мало того, что у нее мужа увели, так еще и сын… связался с девчонкой из семьи «разлучницы». Это ведь действительно для нее страшно, Богдан. И унизительно. А она – твоя мама.

– Вот именно. Она – моя мама. И ей надо было говорить со мной, а не с тобой. Ты не понимаешь?

– С тобой, обрывающим мне телефон? Прогулявшим тестирование? Потерявшим целый год? Ты бы все равно ее не услышал… Бодь… мы были влюблены, очень влюблены, но где гарантия, что это не было бы мимолетным, проходящим? А ты мог навсегда испортить с ней отношения. Не знаю, какие надо испытывать чувства, чтобы они того стоили. Я выросла без мамы… ты же знаешь… да, отец и Женька меня вынянчили, очень любили, делали возможное и невозможное, чтобы я не чувствовала себя сиротой, но мамы у меня не было, я ее не помню даже. Я бы все отдала, чтобы она жила, чтобы то, что делала Жека, делала она. Завтраки, косички, уроки. Но мне тупо не повезло. Мамы не было… А у тебя была и… есть. Настоящая, родная, своя! Ну как я могла становиться между вами?! Не сердись, Бодь. Я же правда не могла.

– Зато ты прекрасно смогла избавиться от меня! – рявкнул он. В тот же момент раздался хлопок, и небо украсилось букетами разноцветных искр, весело мелькавших под музыкальное сопровождение и так не вязавшихся с горечью, которую испытывал Богдан. – Черт! Я ведь искал тебя, когда случайно узнал, что мать вмешалась. Не знал точно, как… что она сделала. Хотел поговорить с тобой, а оказывается, оно тебе нахрен было не нужно.