Текст книги "И снова уйдут корабли..."

Автор книги: Леонид Почивалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Он вышел из палаты в коридор. Ему хотелось поговорить со мной наедине. Все-таки расставались мы почти на полгода. Он похудел, глаза потеряли блеск, и нелепый больничный халат сидел на нем мешком.

Мы подошли к окну. Во дворе холодный ветер срывал с деревьев последние пожухлые листья.

– Значит, уплываешь? – спросил Юрий, но я чувствовал, что он думал о чем-то своем.

– Уплываю…

Он прислонился лбом к холодному стеклу.

– Вот уже листья у нас совсем опали… А у тебя впереди край вечного лета… океан…

Мы помолчали.

– Никогда не видел океана… – тихо сказал он.

Мой брат объездил, а в основном облетал всю нашу страну вдоль и поперек – не был только на Дальнем Востоке. На его счету, наверное, сотни тысяч летных километров. Такая у Юры служба – постоянно быть в дороге.

За годы скитаний немало случилось у него приключений, порой опасных, он привык ко всему этому и не тяготился скитальческой судьбой. Но ему всегда казалось, что настоящие испытания для настоящего мужчины только в океане. И так хотелось однажды постоять на берегу океана и полюбоваться океанской волной. Он собирал книги, и среди них было много о море.

– Не забудь моему Андрейке привезти марки! Ты обещал! С каких-нибудь неведомых островов. Я хочу, чтобы он знал, как велик наш мир.

Простившись со мной, он медленно, сутулясь пошел по длинному больничному коридору в его сумеречную вечернюю даль. Мог ли я знать тогда, что брат мой в эти минуты уходил от меня навсегда?

Я вернулся из плавания по Тихому океану через полгода. Во Владивостоке на рейде мне сказали, что брата у меня уже нет. В некрологе было сказано: «При исполнении служебных обязанностей…»

Он оставил мне своего сына, моего племянника Андрея, который любил собирать марки…

Однажды «Правда» поручила мне написать очерк об Иване Дмитриевиче Папанине. Он командовал всем научным флотом страны. Я пришел к нему в кабинет, как в музейный зал, где собраны реликвии. На стене висела огромная, от пола до потолка, карта Мирового океана, и к ней почти по всей ее площади были прикреплены маленькие модельки кораблей – это был папанинский флот в пути: у берегов Южной Америки и у кромки арктических льдов, в бескрайних просторах Тихого океана, откуда я только что вернулся, и возле островов Индонезии… Вдоль стен кабинета стояли под стеклянными колпаками модели прославленных кораблей науки, за стеклами шкафов белели окаменевшими бутонами огромные кораллы. Со стен свисали морские вымпелы. Казалось, вот-вот за широким окном кабинета раздастся плеск морской волны.

Но во всю эту торжественную обстановку вроде бы не вписывался облик хозяина кабинета, небольшого роста, плотного человека с открытым, постоянно готовым к улыбке лицом, с маленькими добродушными усиками, которые были неизменным дополнением к его улыбке. Передо мной был легендарный человек, чья судьба стала частью истории нашего Отечества, да и вообще мировой цивилизации. Столетия пройдут, а в книгах непременно будет присутствовать имя Папанина, командира первого в истории отряда людей, отважившихся высадиться на дрейфующей льдине на самом Северном полюсе и с огромным риском для жизни прозимовать на ней.

Этот прославленный человек, командующий многочисленным научным флотом, контр-адмирал, дважды Герой Советского Союза, доктор наук, с первых минут знакомства вел себя так, будто я навестил своего доброго пожилого дядюшку в его хлебосольном старосветском доме, чтобы погонять с ним душистые чаи и потолковать о приятном. Он и в самом деле, встав из-за стола, подошел к двери, приоткрыл ее и кому-то крикнул:

– Веруша! Нам чайку! И покрепче!

С того дня я часто бывал в этом кабинете. И не только по делу. Всегда испытывал радость от общения с удивительным, многосторонне одаренным, исполненным неизменной бодрости и неповторимого «папапинского» юмора человеком.

Когда я вернулся из полугодового плавания в Тихий океан на «Витязе», он, узнав о моей беде – смерти брата, при встрече спросил:

– А мальчишка-то на тебе остается?

– На мне. Буду вместо отца.

Он кивнул, помолчал, негромко произнес:

– У меня своих детей нет. Но я всегда думал о молодых. Баловать их нельзя. Но на первых порах поддерживать обязательно. Подтолкнуть, чтобы в плавании взяли верный курс, – он поднял задумчивые узковатые глаза на карту на стене. – Знаешь что? Сделай его моряком! А? Сделай! Коль будет моряком – будет стоящим человеком.

Решил все случай. А может быть, и не случай, может быть, была здесь предопределенность судьбы.

Однажды мы ехали с Андреем из района Сокола в район Речного вокзала, где Андрей жил со своей матерью и бабушкой. Возле Водного стадиона троллейбус испортился, пассажиров высадили. Был отличный осенний день, рощи, расположенные вдоль Химкинского водохранилища, полыхали золотом.

– Пойдем пешком! – предложил я. – Спустимся к берегу водохранилища. Взглянем на водный простор. На него иногда полезно поглядеть – мысли очищает.

На берегу мы увидели небольшой причал, а возле причала небольшое белое судно – пассажирское, судя по высоким бортам, морского плавания. На борту прочитали: «Васил Коларов».

Я глазам своим не поверил. Неужели он? Тот самый, на котором когда-то я уходил в море из Феодосии? Подошел ближе, пригляделся повнимательней – он! Вот ближе к корме иллюминатор моей каюты – тогда был легкий шторм, и волна временами облизывала его своим пенистым языком.

Как же он, морской скиталец, очутился здесь, в глубине континента, в речных водах, которые тесны даже для него, маломерка?

Возле причала стоял на берегу одноэтажный дом, а у его двери висела вывеска «Московский клуб юных моряков и полярников». И стало ясно: отслуживший свое в Черном море, пассажирский теплоход пригнали в Москву и отдали ребятам – пусть послужит и им уже в тихих подмосковных водах.

Из дома вышли два подростка в морских бушлатах и фуражках с якорями.

– А кого принимают в клуб? – спросил я их.

Они бросили придирчивый взгляд на Андрея, как бы оценивая: стоящий ли?

– Принимают тех, кто хочет в море.

Мы вышли на причал. У трапа стоял вахтенный – такой же подросток, как и те двое, тоже с суровым непроницаемым лицом и в фуражке с якорем.

На трап он нас не пустил:

– Посторонним запрещено!

Мы прошлись по причалу вдоль борта судна. Борт отсвечивал на солнце свежей краской, а иллюминаторы отдавали голубизной – до того были вычищены и вымыты.

– Хочешь, Андрей, я расскажу тебе об этом судне и о человеке, имя которого оно носит?

Мы долго не могли покинуть этот причал: хорошо смотрелся морской теплоход даже на фоне невеликого простора Химкинского водохранилища. Мне вспомнилась встреча с Иваном Дмитриевичем.

– Послушай, а может быть, в самом деле попробовать тебе поступить в этот клуб?

У него загорелись глаза:

– Ты думаешь, могут принять?

В нюне следующего года на знакомом причале у Водного стадиона отходил в учебный рейс по Волге и водохранилищам клубный теплоход «Васил Коларов». На его борту в торжественной линейке выстроились курсанты клуба. У всех были одинаковые темно-синие бушлаты, а на головах настоящие морские фуражки с якорем. Третьим справа, с напряженным лицом, в старании выказать подходящую случаю выправку стоял Андрей.

Перед тем как отправиться в Ленинград, я заехал к Ивану Дмитриевичу. Он был не в духе, и даже его добродушные усики топорщились сердитым ежиком. Оказывается, один из его капитанов где-то на другом конце планеты совершил промах и по недомыслию чуть не угробил судно.

Чувствуя его настроение, я хотел было поскорее убраться восвояси, но он меня задержал.

– Что у тебя, браток?

Я коротко объяснил: пришел, мол, поблагодарить, с легкой руки Папанина мой племянник оказался в клубе юных моряков, окончив среднюю школу, по рекомендации клуба поступил в Высшую мореходку в Ленинграде, на арктический факультет. С сегодняшнего дня он курсант. Так что спасибо за совет.

Мое сообщение размягчило сердце старого моряка, слушая меня, он одобрительно кивал головой, повторял:

– Добре, добре!

А когда я завершил рассказ, вдруг озаботился:

– Надо бы первокурснику подарить что-нибудь по такому случаю.

Оглядел кабинет, остановил взгляд на моделях кораблей, на коралле под стеклом – не коралл же весом в пуд! – перевел взгляд на площадь своего просторного руководящего стола. На столе на видном месте лежала толстая папка, а на ней фотография Папанина: Иван Дмитриевич в полном параде – в адмиральской форме, при орденах.

Он потянулся к фотокарточке. Поднял на меня неуверенный взгляд.

– Ее, что ли? Понимаешь, браток, книгу я написал. Про свою жизнь. Попросили для книги парадное фото. Вот и приготовил. – И вдруг махнул рукой – Ладно! Другую найдут! Я не девица, чтобы раздаривать свою физику на память, но, ей-богу, сейчас ничего нет под рукой подходящего! Пусть уж он меня извинит.

На фотографии написал: «Андрею Почивалову от Папанина, с пожеланием счастливого плавания в дальнем, дальнем рейсе по жизни».

Передавая фото мне, вдруг снова стал строгим, суховатым голосом добавил:

– Только скажи ему вот что: море – стихия опасная. И там не только уверенные руки нужны, но и голову, голову надо иметь на плечах! Перво-наперво!

И я вспомнил, как Папанин когда-то поносил подчиненного ему капитана, который чуть не угробил судно.

Я приехал в Ленинград воскресным утром, Андрей встречал меня на вокзале, и мы с ним отправились бродить по прекрасному городу на Неве. На Андрее была новенькая курсантская форма с иголочки, на рукаве шинели желтая лычка, свидетельствующая, что курсант пока что на первом курсе, как говорят, еще салажонок. Предстояло заслужить еще четыре, прежде чем позволят отправиться в свободное плавание по жизни.

Прямо с вокзала пошли открывать город. Решили, что по справедливости надобно нам начать с посещения музея Арктики и Антарктики – раз выбран именно такой факультет.

В старинном здании музея мы не спеша ходили от стенда к стенду, внимательно оглядывая фотографии и экспонаты. На одном из первых арктических стендов я вдруг увидел такое мне знакомое и дорогое широкоскулое лицо: короткая прическа, узенькая полоска жестких усов, глаза щелочками. Иван Дмитриевич! Вот он, молодой, в морском кителе, перед отправкой на полюс. Вот на полюсе в меховой куртке и унтах, у мачты, на которой развевается государственный флаг. А вот фотография наших дней – контр-адмирал при полном параде. Та самая, что подарил он Андрею.

– Вот, Андрей, какой реликвии стал ты хозяином!

Мы поднялись на второй этаж и снова терпеливо шли от стенда к стенду. И вдруг, дойдя до конца зала, я замер в удивлении. Передо мной был один из самых громоздких экспонатов музея – большой деревянный столб, к которому прибиты разноцветные фанерные стрелки-указатели. Они целились своими остриями в разные стороны света, на них значилось: «До Москвы 14536 км», «До Вашингтона – 11241 км», «До Южного полюса – 3300 км», «До Северного»… Были указаны расстояния до Австралии, Ленинграда, Праги, Варшавы… Этот дорожный столб при мне установили в центре нашего крошечного полярного поселка Мирный в декабре 1962 года. Он был мне знаком до каждой буквочки, неуверенно выведенной масляной краской на стрелках. Этот столб делал я.

Я стоял перед ним, пораженный открытием. Как говорится, неисповедимы пути господни. Мог ли тогда представить, что моя затея, к которой в Мирном поначалу отнеслись с иронией, вдруг станет реликвией, музейным экспонатом, возле которого висит табличка: «Руками не трогать!» Тогда я долго убеждал экспедиционного плотника выстругать столб и выпилить из фанеры стрелки, а тот ворчал: баловство, журналистские причуды, дерева и так не хватает, времени у него и так в обрез… Еле уговорил, потом сам прибивал к столбу стрелки, красил это колючее сооружение, выписывал на стрелках названия географических ориентиров. Посмеиваясь над моей затеей, экспедиционные географы сделали нужные расчеты расстояний. А вкопать столб мне помогли первые попавшиеся миряне. Опускали конец столба в ледяную яму и тоже посмеивались: чего только не придумают журналисты!

Вкопали, отошли на несколько шагов в сторону, взглянули. А что? Даже красиво: красный столб с разноцветными стрелками. На убийственно-белом фоне снежного мира смотрится даже ничего! И интересно: по крайней мере, точно знаешь, в какую непостижимую даль тебя занесло!

Столб надежно вмерз в арктический лед и остался стоять в Мирном на годы. Вновь прибывающие добавляли к нему свои ориентиры – киевляне обозначили свой Киев, поляки свою Варшаву, немцы – Берлин…

По примеру этого путевого столба появились подобные и на других наших антарктических станциях. Случайная идея накрепко утвердила себя, ибо в ней нуждались.

Оказывается, появилась нужда в моем столбе и тогда, когда он стал ветшать под суровыми ветрами шестого континента, и вместо него поставили новый. Этот же выбросить не решились, отправили в Ленинград, в музей. Столб стал реликвией. И вот теперь даже я не могу к нему подойти – огорожен защитным шнуром, защищен табличкой: «Руками не трогать!»

Вот ведь какие бывают приключения с иными, даже скороспелыми замыслами!

От экспоната нас оттеснила группа школьников-подростков. Экскурсовод, решительная молодая женщина, попросила посторониться – посмотрели, и хватит, и, ткнув указкой в столб, заученно-громким, но бесцветным голосом провозгласила:

– А теперь перед вами редкий в своем роде экспонат. Так называемый ориентирующий географический знак, который поставили ученые для того, чтобы вести точный отсчет…

Вот это да! Даже и не ведал, какую важную научную штуку сотворил однажды на самом краю света.

Мы вышли на ленинградские улицы. Приближался вечер, и Андрею пора было возвращаться в училище. На углу проспекта к фонарному столбу была прикреплена голубая табличка. Стрелка на ней указывала направление на Васильевский остров. Мореходка расположена там.

Мы простились, и Андрей укатил на свой Васильевский. Этот остров недалек, несколько трамвайных остановок. Может, когда-нибудь он отправится к островам, которые на самом краю света?

Годы пролетели незаметно. У него окреп голос, появились усы, он ходил уже в штатском, потому что все лычки на рукаве шинели отсчитали быстробежное студенческое время и предмет недавней гордости – морская курсантская шинель висит в глухом углу шкафа. Растет у Андрея сын – Юрашка, названный в честь погибшего деда. Вырастет, откроет однажды дверцу шкафа и увидит морскую шинель с золотыми нашивками и якорями на погонах. И восхитится: до чего же красива морская форма!

Зимним вечером Андрей улетал во Владивосток. Отход его судна – теплохода «Дмитрий Менделеев» был назначен на вторник. Сперва намеревались отойти в воскресенье, но не получилось, само собой в понедельник не ушли… Кто же уходит в понедельник! Выйдут они наверняка пораньше, чтобы добраться до Сунгарского пролива, главных ворот из Японского моря в океан, в светлое время. Пройдут мимо синих гористых берегов Хоккайдо и Хокодате, и через недолгое время их ослепит сияющий простор Тихого океана. Отправится судно прямиком на восток к другому континенту, почти тем же маршрутом, по которому пятнадцать лет назад шел я на «Витязе». Потянутся долгие дни пути, и каждый день за бортами судна будет все то же самое – вода и небо, по ночам над палубой незнакомые звезды, а за бортом их отраженный зыбкий отсвет в скулах могучих тихоокеанских валов. И порой людям на борту судна будет казаться, что они одни во всей вселенной, что в окружающем мире ничего не существует иного – ни континентов, ни островов, ни других кораблей – только вода, небо да звезды.

– Ты уж, пожалуйста, почаще шли нам радиограммы, – просит Оля, жена Андрея. Она провожает мужа в море впервые. Она еще не знает, что значит быть морячкой.

– Буду слать!

– И обязательно береги себя! Обещаешь?

– Обещаю.

– И скорее возвращайся!

– Вернусь.

– А мы тебя будем ждать. – Оля подавила короткий вздох. – Уж такая у нас теперь моряцкая доля – ждать!

Корабли уходят и приходят. Постоят у берега чуток и снова в море. На то они и корабли, их работа – путь, причалы им только снятся.

91

П65

Рецензент лауреат Государственной премии СССР, кандидат географических наук Г. Н. Григорьев

Художник С. Серебряков

Почивалов Л. В.

П65 И снова уйдут корабли… – М.: Сов. Россия, 1987. – 272 с., 1 л. портр.

Автор по командировкам центральных газет много раз уходил в море на советских и иностранных торговых, рыболовных и пассажирских судах, участвовал в четырех дальних экспедициях на борту научного судна «Витязь», а затем на сменившем его современном корабле, носящем то же гордое имя. Л. Почивалов побывал на всех широтах Мирового океана, ему довелось высаживаться на берегу острова Новая Гвинея в стране папуасов, принимать участие в исследованиях таинственного Бермудского треугольника, в антарктической экспедиции, он спускался в батискафе на дно океана в поисках следов легендарной Атлантиды.

Во время своих путешествий писатель встречался со многими людьми яркой и необычной судьбы, с выдающимися государственными деятелями, известными учеными, путешественниками, деятелями культуры. Эти встречи, яркие впечатления путешествий и легли в основу сборника.

П 4702010200—111 152—87

М-105(03)87

91

© Издательство «Советская Россия», 1987 г.

Леонид Викторович Почивалов

И СНОВА УЙДУТ КОРАБЛИ…

Редакторы Н. А. Арзуманова, О. А. Рябова

Художественный редактор А. С. Кулемин

Технический редактор Л. А. Фирсова

Корректор Н. А. Кондратьева

ИБ № 4895

Сдано в набор 04.03.87. Подписано в печать 04.08.87. А02317. Формат 84x108/ ₃₂. Бумага типогр. № 2 (на вкл. – мелов.). Гарнитура литературная. Печать высокая. Усл. п. л. 14,39 (в т. ч. вкл. 0,11). Усл. кр. – отт, 14,39. Уч. – изд. л. 16,18 (в т. ч. вкл. 0,04). Тираж 75 000 экз. Заказ 93. Цена 80 к. Изд. инд. ХД-149.

Ордена «Знак Почета» издательство «Советская Россия» Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 103012, Москва, проезд Сапунова, 13/15.

Книжная фабрика № 1 Росглавполиграфпрома Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 144003, г. Электросталь Московской области, ул. им. Тевосяна, 25.