Текст книги "История России ХХ - начала XXI века"

Автор книги: Леонид Милов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 87 страниц)

§ 3. Коллективизация

Коллективизация крестьянства (80 % населения страны) была призвана не только интенсифицировать труд и поднять уровень жизни на селе. Она облегчала перераспределение средств и рабочей силы из деревни в город. Предполагалось, что получать хлеб из сравнительно небольшого числа работающих по плану колхозов (коллективные хозяйства) и совхозов (государственные сельскохозяйственные предприятия) будет значительно легче, чем от 25 млн распыленных частных производителей. Именно такая организация производства позволяла максимально концентрировать рабочую силу в решающие моменты земледельческого цикла работ. Для России это было всегда актуально и делало крестьянскую общину «бессмертной». Массовая коллективизация обещала также высвободить из деревни рабочую силу, необходимую для строительства и промышленности.

Для государственного управления процессом коллективизации и сельскохозяйственного производства в ноябре 1929 г. создан Народный комиссариат земледелия СССР. В его состав вошел Колхозцентр СССР, образованный в 1928 г. специально для управления колхозами. В качестве образца для будущих хозяйств в советской деревне был избран кибуц – близкая к коммуне модель кооператива, разработанная в начале XX в. во всемирной сионистской организации. Выбор оказался неудачным, поскольку он изначально был ориентирован на колонистов-горожан, не видевших смысла в крестьянском подворье. Представление о методах руководства коллективизацией дает напутствие председателя Колхозцентра Г. Г. Каминского собранным в январе 1930 г. в Москве представителям районов сплошной коллективизации: «Если в некотором деле вы перегнете и вас арестуют, то помните, что вас арестовали за революционное дело».

Старт форсированной коллективизации дан 5 января 1930 г. постановлением ЦК ВКП(б) «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». В нем выделялись зерновые районы (Нижняя и Средняя Волга и Северный Кавказ), в которых коллективизацию предстояло завершить в первую очередь – осенью 1930 или весной 1931 г., и районы второй очереди (Украина, Центральная Черноземная область, Урал, Сибирь и Казахстан) с возможной ее отсрочкой на год. Для других районов сроки отодвигались на 1933 г. Основой колхозного строительства постановлением признавалась сельскохозяйственная артель как «переходная к коммуне» форма хозяйства. Такая формулировка сориентировала «коллективизаторов» на усиление обобществления средств производства и личного имущества крестьян. (Уровень обобществления в Товариществах по совместной обработке земли достигал 30 %, в артелях – 50 %, коммунах – 100 %.) Сразу после опубликования постановления была развернута «безоглядная» кампания, всемерно поощрявшая ускорение темпов коллективизации. Роль авангарда в борьбе за колхозы играли бедняцко-середняцкие группы в деревнях и направленные из городов рабочие-коммунисты. Как известно, сельский труд всегда имел специфику, состоящую в том, что это не только тяжелый физический, но и труд умственный, требующий пытливости и знаний. Избранный большевиками авангард имел большей частью лишь «классовые достоинства», обеспечивавшие не только быстроту реорганизации производства, но и «классовый гнев», драматизировавший этот процесс.

Пятилетний план по коллективизации был выполнен в январе 1927 г., когда в колхозах числилось свыше 20 % всех крестьянских хозяйств. Но уже в феврале «Правда» ориентировала читателей: «Наметка коллективизации – 75 % бедняцко-середняцких хозяйств в течение 1930/31 года не является максимальной». Угроза быть обвиненными в правом уклоне из-за недостаточно решительных действий толкала местных работников на разные формы давления в отношении крестьян, не желающих вступать в колхозы (лишение избирательных прав, исключение из состава Советов, правлений и других выборных организаций). Сопротивление оказывали чаще всего зажиточные крестьяне.

Резкому обострению ситуации способствовало принятое 30 января 1930 г. постановление Политбюро ЦК «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Оно отменяло действие принятого ранее закона об аренде и применении наемного труда, предписывая конфисковать у кулаков средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, предприятия по переработке продукции, продовольственные, фуражные и семенные запасы.

Кулаки делились на три категории. Первая, «контрреволюционный актив», подлежала заключению в концлагеря, а организаторы терактов, повстанчества – расстрелу. Вторая – «элементы кулацкого актива, особенно из наиболее богатых кулаков и полупомещиков» – подлежала высылке в отдаленные районы данного края и за его пределы. В третью входили кулаки, расселявшиеся на территории данного района за пределами колхозных массивов на худших по плодородию, неудобных землях. Указывалось, что общее число ликвидируемых хозяйств должно оставаться в пределах 3–5 % от общего числа.

Это значительно превышало установленное ранее число кулацких хозяйств (осенью 1929 г. их насчитывалось 2,3 %, около 600 тыс.). Названные в постановлении цифры предполагали «раскулачивание» середняков, не соглашавшихся вступать в колхозы. В действительности число раскулаченных в отдельных районах достигало 10–15 %. Конфискованное у кулаков имущество и вклады подлежали передаче в неделимые фонды колхозов в качестве вступительных взносов бедняков и батраков. Это способствовало привлечению в колхозы неимущих слоев деревни. Раскулачивание стало мощным катализатором коллективизации и позволило уже к марту 1930 г. поднять ее уровень в стране до 56 %, а по РСФСР – 57,6 %.

Общее количество ликвидированных «кулацких хозяйств» только в 1929–1931 гг. составило 381 тыс. (1,8 млн человек), а всего за годы коллективизации достигло 1,1 млн хозяйств. В январе 1932 г. 1-й заместитель председателя ОГПУ Ягода докладывал Сталину, что в спецпоселках Урала, Сибири, Европейского Севера и Казахстана расселено 1,4 млн крестьян. Большинство из них работали на лесозаготовках, в горнодобывающей промышленности и «неуставных» колхозах. Примерно 10 % от общей численности раскулаченных приговаривались к заключению в лагеря.

Нежелание работать в «уставных» колхозах резко усилило поток крестьян, перебиравшихся в города. Только за 1931 г. их число составило более 4 млн. Среди них была и часть кулаков, заблаговременно распродавших свое имущество и сумевших избежать репрессий. Неконтролируемую миграцию была призвана упорядочить введенная в декабре 1932 г. система паспортов и прописки (ранее она осуждалась как проявление полицейщины в странах капитала). Колхозники могли получать паспорта только с согласия правления колхоза.

Коллективизация сопровождалась разгромом экономической науки. Был многократно усилен нажим на церковь. Уже к началу 1931 г. было закрыто около 80 % всех сельских храмов страны. Значительная часть духовенства попала в разряд «раскулаченных».

Все это не могло не вызвать ответных мер отпора, в том числе с оружием в руках. По данным ОГПУ, за январь – апрель 1930 г. произошло 6117 выступлений, насчитывавших 1755 тыс. участников. Другим следствием спешки и административного произвола стал массовый стихийный забой скота. Власть была вынуждена пойти на уступки. 2 марта 1930 г. в «Правде» одновременно с Примерным уставом сельскохозяйственной артели появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», осуждавашая «перегибы». Вслед за этим, 14 марта, было принято постановление ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении», требовавшее прекратить практику принуждения, не допускать перевода сельхозартелей на устав коммуны.

К августу 1930 г. в колхозах осталось 21,4 % крестьянских хозяйств, т. е. на уровне заданий пятилетки. Погоня за темпами принесла огромный вред. Однако осенью того же года колхозное наступление возобновилось. К июню 1931 г. колхозы объединили 53 % всех крестьянских хозяйств. Сплошная коллективизация завершилась в важнейших сельскохозяйственных районах страны. Значительное число единоличников сохранялось в Закавказье и Таджикистане (здесь показатель коллективизации к лету 1931 г. составлял 42 %), в Белоруссии (49 %), а также на севере, северо-западе и в центральных нечерноземных районах. К концу пятилетки в стране было создано более 200 тыс. довольно крупных (в среднем по 75 дворов) колхозов, объединивших около 15 млн крестьянских хозяйств, 62 % их общего числа. Наряду с колхозами были образованы 4,5 тыс. совхозов. По замыслу они должны были стать школой ведения крупного социалистического хозяйства. Их имущество являлось государственной собственностью; крестьяне, работавшие в них, были государственными рабочими. В отличие от колхозников они получали за работу фиксированную заработную плату.

Опыт организации труда в колхозах позволил уже к началу 1927 г. установить, что наиболее целесообразной формой учета колхозного труда является трудодень с применением сдельщины. VI съезд Советов СССР в марте 1931 г. утвердил его как общую для всех колхозов меру учета количества и качества труда, основной принцип распределения колхозных доходов. Организованности труда способствовало создание производственных бригад с постоянным составом колхозников. ЦК партии постановлением от 4 февраля 1932 г. предлагал создать их во всех колхозах.

Хозяйственные результаты исключительно благоприятного по погодным условиям первого колхозного года были обнадеживающие: колхозы дали стране около трети валовой и товарной продукции, доходы колхозников были выше, чем у единоличников. Однако в целом коллективизация и раскулачивание подорвали производительные силы деревни. Поголовье скота в стране за пятилетку сократилось почти наполовину.

Поступление зерновых государству к концу 1931 г. снизилось. Уже в этом году в ряде регионов начался голод. Весной 1932 г. пришлось снизить нормы карточного снабжения горожан хлебом. В связи с пониженным сбором зерна (отчасти из-за погодных условий, но главным образом вследствие тяжелого продовольственного положения крестьян и их массового сопротивления хлебозаготовкам, проводимым по принципу продразверстки) в августе 1932 г. принят жестокий закон, сурово карающий даже мелкие хищения колхозной собственности. Начались аресты за «саботаж хлебозаготовительной работы». Одновременно правительство пошло на некоторые уступки крестьянам, своего рода неоНЭП – сокращение государственного плана хлебои мясозаготовок, разрешение торговли по свободным ценам в случае выполнения поставок государству. Однако эти запоздалые меры не дали облегчения.

Голод, охвативший в 1932–1933 гг. ряд зерновых районов на Украине и в России, унес жизни, по не установленным еще точно историками данным, около 5 млн человек. Нередки были и случаи людоедства. Жертвами голода на Украине и в РСФСР стали более 1 млн человек, причем основные потери понесли сельские жители – 1 млн. Из них не менее 1 млн приходится на российские регионы – Поволжье, Дон, Кубань и Ставрополье. Сильно пострадал Казахстан, население которого из-за смертей и безвозвратных откочевок за границу с 1931 по 1933 г. сократилось почти на 1,8 млн человек.

Введенная в декабре 1932 г. паспортная система была призвана препятствовать массовому наплыву голодающих крестьян в города. Масштабы народной трагедии из-за ограниченности государственных хлебных запасов в стране не удалось снизить ни резким сокращением экспорта, ни попытками найти валюту за счет продажи музейных ценностей. Ситуация усугублялась и тем, что во имя политических целей сталинское руководство пыталось скрывать сам факт голода и отказалось от международной помощи.

О хозяйственных результатах коллективизации в годы пятилетки можно судить по следующим цифрам. Объем сельскохозяйственного производства в 1932 г. составлял 73 % от уровня 1928 г., животноводческой продукции – 47 %. В то же время «товарность» сельскохозяйственного производства повысилась с 15 % накануне коллективизации до 36–40 % во 2-й и 3-й пятилетках. В 1930 г. собрано 84 млн т зерна, в 1931 г. – 70, в 1932 г. – 67, в 1933 г. – 68 млн т. Заготовки хлеба государством с 10,8 млн т в 1928 г. и 16,1 млн т в 1929-м выросли до 23,3 млн т в 1933 г. Разница цифр означает, что для внутреннего потребления в деревне хлеба оставалось все меньше и меньше. Значительная часть заготовленного зерна направлялась на экспорт, закупку крайне необходимого промышленного оборудования за границей. За годы 1-й пятилетки было вывезено 12 млн т зерна, в 1928 г. – 4,8, в 1931 г. – 5,1, в неурожайном 1932 г. – 1,8 млн т. (Для сравнения: царская Россия в 1909–1913 гг. вывозила в среднем 11,6 млн т зерна в год.)

Начало 2-й пятилетки в деревне связано с преодолением трудностей и провалов, порожденных ошибками предыдущего этапа коллективизации. В целях укрепления колхозного строя и усмирения деревни в январе 1933 г. партия приняла решение о создании чрезвычайных органов управления – политотделов МТС и совхозов, наделенных огромными правами. Они осуществляли политический контроль за расстановкой и использованием на работе колхозников и работников совхозов, обеспечивали своевременное выполнение их обязательств перед государством. Под лозунгом «Сделать колхозы большевистскими, а колхозников зажиточными!» в феврале 1933 г. была организована работа Первого всесоюзного съезда колхозников-ударников.

Призыв съезда организовать Всесоюзное соревнование за высокую урожайность напрямую связывался с возможностью повысить благосостояние колхозников, усиливал и материальную заинтересованность, и производственную инициативу. Налаживанием работы в колхозах занялись свыше 250 тыс. колхозников, в том числе около 30 тыс. председателей колхозов, выдвинутых на руководящие должности политотделами МТС за 2 года своей работы (преобразованы в обычные партийные органы в ноябре 1934 г.).

В 1933–1935 гг. власть сумела добиться выполнения поставок хлеба каждой республикой, краем и областью. Экспорт зерна был сокращен, с 1934 г. он не превышал 1 млн т в год. Тогда же стали прибегать к дополнительным государственным закупкам сельхозпродукции по заготовительным ценам, которые были на 25–30 % выше плановых. Благодаря этому объем дополнительных хлебозаготовок увеличился с 4,1 млн ц в 1933 г. до 33,6 – в 1934-м. Часть хлеба государство получало от колхозов в виде натуральной оплаты за работу МТС. С 1933 по 1935 г. эти поступления выросли в структуре хлебозаготовок с 15,5 до 25,4 %. Ноябрьский (1934) пленум ЦК принял решение сократить (или даже вовсе прекратить) экспорт хлеба, направив его на внутренний рынок.

Однако перелом ситуации в деревне и улучшение продовольственного снабжения населения городов в основном определялись расширением поставок техники в сельское хозяйство. Перед революцией почти половина земель в стране все еще обрабатывалась сохой. К 1928 г. соху вытеснил железный плуг (сохой обрабатывалось 10 % пашни), в стране насчитывалось 25 тыс. тракторов, с их помощью обрабатывался 1 % пашни. К концу 1-й пятилетки тракторным инвентарем обрабатывалось 22 % пашни, к концу 2-й – до 60 %. Снабжение деревни машинами осуществлялось главным образом через МТС.

К лету 1930 г. организовано 158 государственных и 479 кооперативных МТС. В районах их деятельности уровень коллективизации был на 20–30 % выше, чем там, где их не было. Первоначально МТС задумывались как межколхозные акционерные предприятия, но расходы на них для колхозов оказались непосильными, и в конце 1-й пятилетки все они стали государственными предприятиями. За годы пятилетки сельскому хозяйству было поставлено 154 тыс. тракторов, из них 94 тыс. отечественных (в 1923–1924 гг. всего 13 тракторов). В конце 1934 г. сельское хозяйство располагало 281 тыс. тракторов, 31 тыс. комбайнов, 34 тыс. грузовых автомобилей, многими другими сложными сельскохозяйственными машинами. Во 2-ю пятилетку сельское хозяйство получило 405 тыс. тракторов, и все они были изготовлены на отечественных заводах. Число МТС за эти годы удвоилось и достигло в 1937 г. 5,8 тыс. Если в 1932 г. они обслуживали только треть колхозов страны, то в 1937 г. – 78 %. Применение новейшей сельскохозяйственной техники улучшало обработку земли, повышало урожаи.

Успехи в колхозном строительстве были закреплены в новом колхозном Уставе, принятом в феврале 1935 г. Вторым всесоюзным съездом колхозников-ударников. В него было внесено положение о закреплении за колхозами земли на вечное и бесплатное пользование: она не подлежала ни купле-продаже, ни сдаче в аренду. Устав разрешал колхознику вести личное подсобное хозяйство на 0,25-0,5 га, а в отдельных районах – до 1 га земли, иметь 2–3 коровы, неограниченное количество птицы.

В личном подсобном хозяйстве к концу 2-й пятилетки производилась значительная масса валовой продукции колхозного сектора: 52,1 % картофеля и овощей, 56,6 % – плодовых культур, 71,4 % – молока, 70,9 % – мяса. Основная часть шла на личное потребление, но примерно четверть животноводческой продукции и до половины картофеля, овощей продавались на рынке. Рыночные цены к 1938 г. по сравнению с 1933 г. снизились на 64 %.

К концу 2-й пятилетки коллективизацию можно считать завершенной. Число крестьянских хозяйств в стране уменьшилось с 25,6 млн на 1 июня 1929 г. до 19,9 млн на 1 июня 1937 г. В связи с коллективизацией, с налоговыми, заготовительными и другими хозяйственно-политическими кампаниями в 1929–1937 гг. было раскулачено около 750 тыс. крестьянских хозяйств (в ссылку отправлено 2,4 млн человек). Кроме того, примерно 200–250 тыс. хозяйств «самораскулачились», т. е. распродали или побросали свое хозяйство и ушли из деревни. К июню 1937 г. индивидуальных крестьянских хозяйств оставалось 7 % (1,4 млн). Большую их часть составляли хозяйства скотоводов, оленеводов, охотников, рыболов на окраинах страны. Основными ячейками сельской жизни стали колхозы, которых по всей стране насчитывалось 242,5 тыс. В 1937 г. в стране был собран хороший урожай (98 млн т), животноводство приблизилось к довоенному уровню.

Коллективизация в национальных регионах проводилась с некоторым учетом местных хозяйственно-бытовых особенностей. Ее завершение здесь отодвигалось на более поздние сроки. Наиболее распространенной формой объединений в Закавказье, Казахстане, Средней Азии и Бурятии были ТОЗы. Колхозникам разрешалось содержать не только продуктивный, но и рабочий скот. В Казахстане и Киргизии скотоводы могли иметь до 20 коров, 100–150 овец, 10 лошадей, 8 верблюдов. Проведению коллективизации в Средней Азии во многом способствовало государственное строительство ирригационных систем.

По мере решения задач сплошной коллективизации сокращалась численность «кулацкой ссылки». В 1933 г. на спецпоселение отправлено почти 400 тыс. кулаков и членов их семей, в 1934-м – 255 тыс., 1935-м – 246 тыс., 1936-м – 165 тыс., в 1937 г. – 128 тыс. В мае 1934 г. трудпоселенцы были восстановлены в гражданских правах, с января 1935 г. – в избирательных. Однако они все еще не имели права возвращаться на старые места своего проживания, не призывались в армию. Эти ограничения были сняты с них в конце 1937 г., когда все неуставные артели были переведены на устав обычной сельскохозяйственной. К началу Великой Отечественной войны многие спецпереселенцы вернулись на места прежнего жительства, но 940 752 человека (из них 871 851 «бывший кулак») оставались на спецпоселении, продолжали жить и трудиться в сельском хозяйстве, в совхозах, артелях и предприятиях Наркомзема (208 тыс. человек), в промышленности (526 тыс.), на предприятиях НКВД и в стройбатах Красной армии (34 тыс.). Всего с начала сплошной коллективизации и до начала войны было выслано, с учетом вселенных в спецпоселки после освобождения из тюрем и лагерей, около 4 млн человек.

Если сравнить коллективизацию, проведенную в конце 20-х – 30-е гг. XX в., с осуществлявшейся двумя десятилетиями ранее столыпинской аграрной реформой, можно обнаружить, что второе по времени преобразование деревни в известном смысле явилось завершением первого, несмотря на внешне принципиальные различия в их проведении. Как известно, П. А. Столыпин стремился создать на селе средний класс «крепких и сильных» единоличных собственников – фермеров-хуторян и отрубников. Во втором случае речь шла тоже о создании на земле крупных сельскохозяйственных предприятий, только осуществлялось оно уже после национализации помещичьей земли путем ликвидации кулацких и обобществления бедняцких и середняцких хозяйств. В конечном итоге и в первом и во втором случаях дело сводилось к созданию на земле очагов крупного сельскохозяйственного производства. Однако в первом случае оно базировалось на разрушении общины и ее традиций, а во втором – на сохранении и использовании общинных (коллективистских) традиций. Большевикам, в отличие от Столыпина и несмотря на все жестокое варварство раскулачивания и других форм принуждения и насилия над крестьянами, задачу создания крупных земледельческих хозяйств в целом решить удалось.

Вместе с тем коллективизация, кардинально изменившая весь облик российской деревни, не могла не положить начало новому процессу – так называемому раскрестьяниванию, разрушению многовенового уклада деревенской жизни, традиций и опыта сельского мира. Она превращала крестьянина из мелкого собственника в зависимого от государства работника, отчужденного от средств производства и лишенного права распоряжаться результатами своего труда. По закону от 17 марта 1937 г. колхознику запрещалось покидать свой колхоз без согласия администрации. Из жизни деревни уходили в прошлое трудовая этика и нравственные устои, основанные на трудолюбии, бережливости, общности, семейных и религиозных традициях. Еще труднее эти черты могли сохранить миллионы крестьян, вынужденные отправиться из родных краев в места спецпоселений, на строительные площадки и в промышленные города.

Валовой внутренний продукт России, в создание которого значительный вклад вносили и труженики деревни, в течение двух пятилеток возрастал ежегодно на 14–15 %. В 1937 г. его объем (141 млрд руб. в сопоставимых для всего XX в. ценах) превышал уровень 1928 г. в 3,6 раза, уровень 1932 г. – почти в 2 раза. Увеличение ВВП не влияло автоматически на улучшение благосостояния народа, однако оно позволило уже в ноябре 1934 г. принять решение «Об отмене карточной системы по хлебу и некоторым другим продуктам». В 1935 г. возобновилась свободная продажа хлеба (январь), мясных продуктов, сахара, жиров и картофеля (октябрь). С января 1935 г. были отменены карточки на промышленные товары. Несмотря на это, уровень жизни рабочих оставался в среднем более низким, чем до революции. С 1925 (когда этот уровень приближался к довоенному) по 1937 г. номинальная заработная плата рабочих выросла в 5,5 раза, а стоимость продуктов питания – минимум в 8,8. Вместе с тем общий рост народного хозяйства позволял развернуть жилищное строительство и несколько улучшить быт трудящихся. Значительной реконструкции подверглись Москва, столицы республик, расширялись новые города.

В конечном счете форсированная модернизация страны была настоящим подвигом рабочих, крестьян и всего советского народа. С точки зрения цивилизационного подхода в это время осуществлялся переход от доиндустриального и раннеиндустриального к развитому индустриальному типу производства. В стране с суровыми природноклиматическими условиями этот переход имел трагический характер. По прошествии многих лет у потомков героев и историков сложилось убеждение, что и индустриализация, и преобразование деревни могли бы иметь более значительные результаты без немыслимых жертв (штурмовщина, голод, искусственное обострение классовой борьбы, репрессии) и авторитарно-деспотического режима, подчинявшего жизнь не правовой, а произвольной, командно-приказной власти.