Текст книги "Человек с рублём"

Автор книги: Леонид Невзлин

Соавторы: Михаил Ходорковский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

VI. «БИЗНЕСМЕН? ПОЖАЛУЙТЕ В КУТУЗКУ!»

КОММЕРЧЕСКИЙ РИСК И СКАМЬЯ ПОДСУДИМЫХ

Бизнеса нет без коммерческого риска. Как бы тщательно мы ни просчитывали подготовляемые операции, могут появиться самые неожиданные рифы (стихийное бедствие, пожар – мало ли что!). Советский бизнесмен рискует куда больше западного партнера: в стране нет государственного механизма социальной защиты предпринимательства. Ситуация парадоксальная: с одной стороны, существует зарегистрированный союз предпринимателей, на его съездах и рабочих заседаниях выступают представители высших эшелонов власти. С другой стороны, на том же съезде может появиться подразделение милиции и арестовать всех делегатов за противоправную деятельность, и это будет сделано на самом законном основании. И изменить меру пресечения не сумеет ни президент, ни правительство. Присутствием на мероприятиях бизнесменов представители законодателя как бы освящают деятельность предпринимателей, узаконивают ее. С юридической точки зрения, такая поддержка гроша ломаного не стоит, пока нет соответствующего законодательства. И исполнительная власть, с точки зрения буквы закона, вправе в одночасье прикрыть все коммерческие структуры, деятельность которых антиконституционна.

Не идет это на пользу и государству, потому что отпугивает деловых людей Запада. Брюссельская газета «Дерньер эр» («Рабочая трибуна», 28 февраля 1992 г.) предостерегает соотечественников от занятий бизнесом в бывшем СССР, утверждая, что это равносильно самоубийству. Увы, газета по-своему права. Пока бизнес в стране поддерживается лишь де-факто, а де-юре он является вне закона, не приходится говорить о серьезном отношении к нему со стороны финансовых магнатов. Как Запада, так и Востока.

КАКОВ КПД НА ПЛАХЕ?

Без бизнесменов экономике не подняться, только предприниматель является спасителем державы. Тот самый предприниматель, который вынужден идти на явное нарушение устаревших, но действующих законов, сознательно, в интересах своих, а значит и страны, становясь уголовным преступником. Активизации предпринимательства, выправлению экономики это, согласитесь, не способствует. Перед началом любого большого дела лично мы не можем избавиться от мерзопакостного ощущения, что вот-вот откроется дверь, и мы услышим: «Бизнесмен? Пожалуйте в кутузку!» И от скамьи подсудимых нас не убережет самый опытный адвокат: и обвинитель, и судьи будут действовать в соответствии с нормами Закона. Повышению КПД это, разумеется, не способствует. Даже такой далекий от наших проблем критик и публицист Наталья Ильина подметила: «То, что эффективно в экономике, – незаконно, а то, что законно, – неэффективно». (Ильина Н. Власть тьмы. М., 1991, с. 46).

МЫ НЕ РОБКОГО ДЕСЯТКА

День 5 декабря 1991 года (ирония судьбы: ровно 55 лет назад в этот день 1936 года появился новый красный день календаря, была принята самая лицемерная из конституций – сталинская, конституция так называемого победившего социализма, возведшая в ранг закона охоту на частную инициативу и предпринимательство, вбившая последний гвоздь в гроб с нэпом) можно смело назвать хотя бы полуисторическим. В этот день российский парламент дал возможность бизнесменам любого масштаба начать отсчет спокойных ночей, не бояться, что вот-вот придут представители закона и на законном основании препроводят в тюрьму, конфисковав все нажитое, благодаря работе в предприятии или учреждении, официально зарегистрированном, существующем легально, в соответствии с российскими же законами. Наконец-то ликвидирована двусмысленность, инициативу и предприимчивость сковывавшая: кому приятно обогащаться с официального благословления власти и ждать, а не придут ли за тобой? Право на репрессивные меры давала статья Уголовного кодекса, предусматривавшая изоляцию от общества и грабеж до последней нитки (извините, конфискацию) за частнопредпринимательскую деятельность. Чем больше заработано, тем большее наказание определяла эта едва ли не самая вредоносная статья УК, приведшая страну к жизни за гранью бедности.

Мы оба не робкого десятка, черных дней пережили немало, в МЕНАТЕПе работали на износ, фактически без отпусков и выходных, но даже спать ложились с ежом под рубахой, никогда не оставляла мысль – могут и прийти. Не посмотрят на то, что мы оба советники Председателя Совета Министров России, что каждый шаг МЕНАТЕПа обговаривается с лучшими юристами страны, что мы зверски требовательны к бухгалтерии, чтоб она, не приведи Господь, не проморгала хоть копейку, утаенную от обложения налогом, что мы пополнили державный бюджет налогами на несколько сот миллионов рублей. И все-таки, пока существовала эта клятая статья УК, мы не избавились от червя сомнения: нас могли арестовать на самом законном основании.

ЖДАЛИ КОМАНДЫ «БРАТЬ!»

Связи позволяли – мы узнали, что досье на нас обоих ведется, папка разбухает, ждали команды «Брать!» Памятна была и история с Соколовым, бывшим директором знаменитого Елисеевского магазина (надеемся, читатель не подумает, что мы ставим себя с ним на одну доску). Нам было известно, что его много месяцев пасли – от момента обнаружения преступной деятельности до ареста. Столь затянувшаяся «пастьба», как простодушно объяснил нам опер с Петровки-38, объяснялась двумя причинами:

– С нас требовали показателей, крупных дел. Ну, взяли бы мы его с мелочевкой, подумаешь, взятка в одну-две тысячи рублей, даже рапортовать стыдно, малька защучили. Вот мы его – под колпак – дали упаковаться как следует, он рубли и считать перестал, валютой увлекся. Пока до акулы не дорос, мы его и не трогали: чем больше конфиската, тем больше нам славы, показатели сразу в гору.

– А не могли вас хотя бы покритиковать за то, что вы проморгали, не пресекли преступление в зародыше?

– Так ведь слава шла не нам одним. Муха, помните, весь день просидела на спине у лошади, потом всю жизнь хвасталась: «И мы пахали». Желающих сказать «И мы пахали» всегда в избытке, каждый рапортовал по инстанциям, так что с этой стороны был полный ажур.

– А вторая причина?

– Ну, она от самых высоких верхов шла. Соколов пешкой был, от него ниточки да-а-а-алеко протянулись. Кому-то, – опер поднял палец, – очень Соколов как жулик пригодился: кого-то спихнуть, кому-то расчистить дорогу, у него же такие верха столовались – жуть! Мы уже все его связи определили, все тайники знали, боялись: как бы с такими капиталами, куда не уплыл, а нам, – палец опять взметнулся к небу, – одно твердят: «Рано». – Пулькой поспешили убрать, слишком много знал, мог и расколоться.

Мы трезво рассудили, что можем оказаться подсадными в большой политической игре. Надо будет скомпрометировать руководство Белого дома – вот он, компромат: уголовные преступники – в советниках, досье – многопудовое, судебный процесс по телевидению: у нас же гласность. И кому какое дело, что в советники мы не рвались, по бухгалтерским ведомостям Белого дома не значимся, работали бесплатно, хотя времени и на МЕНАТЕП не хватало. Просто недостало сил отказать новой власти, которой, нам представляется, мы были полезны.

ПО ОСТРИЮ НОЖА

По острию ножа мы ходили с первых дней образования МЕНАТЕПа. Нас пригласили переправиться на берег предпринимательства, хотя юридический брод еще не существовал даже в зародыше. Не исключалась и такая возможность: дряхлые государственные структуры работать на прибыль не могли, вот и призвали нас, молодых, предприимчивых: вы накопите, а мы вас за это – посадим, с конфискацией. Вы уж только не обессудьте: статейка-то в УК есть, вот мы ее и задействуем.

В НЕЗНАЕМОЕ, В НЕЗАКОННОЕ

Каждый шаг МЕНАТЕПа был ездой в незнаемое, т. е. фактически в незаконное. Мы занялись посреднической деятельностью, скупкой и перепродажей, состыковывали заказчика и исполнителя, помогли многим предприятиям избавиться от неликвидов, позарез нужных в других местах, пустили в оборот лежавшее мертвым грузом, оживили замороженные ценности, все пустили в оборот, наработали на производство материальных благ – чем энергичнее мы крутились, тем становились – опаснее! Не стыковалась наша предприимчивость с развитым социализмом: не принято было так зарабатывать и по стольку зарабатывать.

МЕНАТЕП – НАЧАЛО ОТСЧЕТА НОВОЙ ЖИЗНИ

Один из нас только в МЕНАТЕПе почувствовал себя человеком: инженер-программист высшей квалификации, подрабатывавший на погрузке-выгрузке вагонов, не чуравшийся самой черной работы, зарабатывавший мускулами, в МЕНАТЕПе за две недели заработавший головой три тысячи рублей, только тогда понявший, что мозги дороже ценятся, чем мускульная сила, – только тогда начал отсчет новой жизни.

Не боясь обвинений в нескромности, наберемся смелости утверждать: благодаря МЕНАТЕПу и в МЕНАТЕПе сотни специалистов вдруг осознали, что у них есть голова, что она не приложение к диплому о высшем образовании, а имеет самостоятельную ценность. В прежних структурах на человека с неоконченным высшим смотрели как на недоучку. В МЕНАТЕПе иные из недоучек оказались на коне, со знанием дела руководят кандидатами и докторами наук, растут как на дрожжах. Они много читают по избранному профилю, сопредельным направлениям, работа для них не повинность, а потребность. Сняты всякие ограничения на возрастной или образовательный ценз, требуются работники, личности. МЕНАТЕП оценил их по достоинству, установив оплату их труда эквивалентной вкладу. Хороший работник – это дорогой, очень даже дорогой работник.

Понимали это далеко не все: старое, как то и положено по диалектике, с трудом уступало дорогу новому. Оказалось, зарабатывать легче, чем выбивать заработанное. Госснабовские сигнализировали куда надо: на одного человека – слишком много. Служители Фемиды не спускали с нас глаз, рентгенили каждую закорючку, словно у них не было и нет иных забот, кроме как пасти нас.

ФЕМИДА И ДВУЛИКИЙ ЯНУС

Каждым своим шагом мы утяжеляли досье на себя. Фемида превратилась в двуликого Януса: с одной стороны, все наши действия были в русле курса, провозглашенного партией и правительством и одобренного соответствующими подзаконными актами, но с другой – продолжал висеть Дамоклов меч треклятой статьи УК. Счастье наше и несчастье – все перепуталось в перестраивающемся доме под названием СССР. Фемида исправно выполняла «указивки» дома на Старой площади: вести себя так, словно той статьи как бы и нет, дышло закона поворачивалось в нужную верхам сторону. Вышколенные телефонным правом судьи не принимали к рассмотрению дела по частнопредпринимательской статье. Но второй лик Януса диктовал Фемиде: не забывайся, бди – вдруг грядет какой-нибудь ГКЧП. Предостережение, как показали события 19-21 августа 1991 года, оказалось нелишним.

КРИМИНАЛ ЗА КРИМИНАЛОМ

Мы к путчу подошли с прекрасными для ордера на арест и санкции на обыск показателями: выбили лицензию на право заниматься внешнеэкономической деятельностью, первыми в стране выпустили в продажу акции МЕНАТЕПа, не испросив ни у кого разрешения. В конце концов, в цивилизованном мире разрешения на инициативу и предприимчивость не спрашивают, пока будешь ходить по инстанциям – конкуренты обгонят.

Минфины Союза и России были разъярены: кто позволил?! Готовились предъявить нам обвинение в подрыве финансовой системы страны, да вовремя одумались. История с продажей и выпуском акций получила международный резонанс: мир увидел в ней весомое доказательство того, что мы действительно идем в сторону цивилизованной предприимчивости. Но... досье опять пополнялось.

Мы продаем и покупаем валюту за рубли – это опять по части криминала. Каждый шаг МЕНАТЕПа в некотором роде был шагом самоубийцы. Мы шли с упреждением закона. Что-то сделаем – только после этого просыпался законодатель, начинал подводить юридическую базу. Мы были первопроходцами, принимали на себя первый удар. Запятую в приговоре «казнить нельзя помиловать», если его отнести к МЕНАТЕПу, ставил не Закон, – превалировал субъективный фактор.

СУДЬБА В ЗАПЯТОЙ

Запятую могли поставить в любой момент. Мы слишком любим и ценим независимость, чтобы не ненавидеть двусмысленность ситуации, зависеть от настроения державного сатрапа: хочу – казню, хочу – помилую. Мы не ходили, и не будем ходить в ожидающих милости от сановника любого ранга, но внедренное в подкорку ожидание произвола – изматывает. Скольких талантливых писателей погубил внутренний редактор, знавший, что пропустит цензура, а перед чем ляжет костьми, сколько великих намерений пропало – не подсчитать. Страх, что тебя в любой момент, как говорится, прищучат, творческому тонусу не способствует. Все годы в МЕНАТЕПе – годы ожидания, годы риска, отнюдь не коммерческого. С головой на плахе может ли быть стопроцентная отдача?

Если бы рисковали одни мы – еще куда бы ни шло. В рискующих ходил весь истеблишмент – генералитет и старший офицерский корпус МЕНАТЕПа. Наша кадровая элита, люди, которые нам поверили и пошли за нами. Рисковали и бухгалтерские службы – нет ли корыстной заинтересованности в проведении и оплате операций, составляющих сердцевину нашей деятельности. Рисковали и наши деловые партнеры: в случае осложнений с МЕНАТЕПОМ блокировались немалые суммы. Как вовлеченные в преступный оборот, они подлежали изъятию.

ГКЧП, проведя операцию «Конфискация: август-91», сразу нажил бы политический капитал: новоявленных эксплуататоров экспроприировали, награбленное вернули трудовому народу. И первыми зааплодировали бы внуки Макара Нагульнова. Они бы рьяно взялись за дело. Пииты вмиг бы сочинили эпитафию предпринимательству под многомиллионное «Одобрямс!»

ПРАВНУКИ ХЛЕСТАКОВА

Заметим попутно, что помещать голову на плаху способствовало и скопище, мягко говоря, не очень далеких людей, собравшихся в союзном правительстве, мастеров интриги, конъюнктуры, но никак не дела. Была в нем одна дама, в недавнем прошлом профсоюзная богиня. Сидя в ВЦСПС, засыпала Совмин письмами с требованием резко увеличить выпуск самых дешевых товаров для детей. Сев в кресло зама предсовмина Союза, торпедировала свои же – пришедшие из ВЦСПС – обращения. Куда до такой деятельности небезызвестной унтер-офицерской вдове, которая сама себя высекла!

Вот от таких сверхноменклатурщиков мы получали подписи под бумагами, определявшими стратегический курс МЕНАТЕПа. От подписей они отрекались с легкостью, что озадачила бы и непревзойденного мастера по этой части – Ивана Александровича Хлестакова. Мы же все воспринимали всерьез, под подпись подводили соответствующую материальную базу, от которой отталкивались, а она оказывалась невесомой. Еще у наших прежних правителей выработалось гениальное свойство – игнорировать подпись предшественника, с чего и начинается панибратское отношение к закону. В газетах под рубрикой «Курьезы» появляется рассчитанная на улыбку информация: парламент такой-то страны отменил билль 1500 какого-то года. Да мы шапку снимаем перед этой страной и ее парламентом: значит, тот билль был до сих пор в числе действующих! А у нас распоряжения Сталина игнорировались правительством Хрущева, Косыгин отметал постановления Никиты Сергеевича, при Н. И. Рыжкове вакханалия приняла размеры чудовищные. Да и чего еще можно было ждать от правителей, если кандидат в вице-президенты великой державы двумя словами вошел в историю, правда, не с парадного входа. На вопрос, как у него со здоровьем, он на всю изумленную планету гордо заявил:

– Жена не жалуется!.. – и победно уставился в телекамеру.

И этот деятель – по должности! – влиял на погоду в экономике.

С первого дня основания МЕНАТЕПа мы жили в зоне повышенной опасности. К нашим словам могут присоединиться тысячи наших коллег по цеху бизнесменов. Страна на этом теряла. Но поскольку у нас сверху донизу система сплошной коллективной безответственности, никому даже пальчиком не погрозили за снижение КПД предпринимательского цеха, за миллиарды, которых недосчиталась казна.

«Пришел человек с лопатой и стал копать напротив дома яму. Выкопал. Принялся за следующую. В это время появился другой рабочий, тоже с лопатой. Повесил пиджачок. И стал аккуратно закапывать первую яму. Так и работали полдня: один копает яму, другой засыпает ее. Наконец, жильцы дома не выдержали, спросили того, который закапывал: что происходит? Первый копает ямы, второй их закапывает. А он говорит: «Я не второй, я – третий. Второй должен сажать деревья, но он не пришел».

(Из «Собрания анекдотов Юрия Никулина».)

ЗОНА ПОВЫШЕННОЙ ОПАСНОСТИ

Сказано это не для красного словца, не для того, чтобы покрасоваться: вот, мол, какие мы герои. Просто – это констатация факта, объективного и грустного.

Вероятно, нам повезло, что мы не попали в число 127 тысяч зэков, отбывающих наказания за так называемые хозяйственные преступления. Вполне допускаем, что сидят не только ангелы. Но знаем, что за решеткой и многие из тех, кто украсил бы предпринимательский корпус.

ГАИ любит месячники безопасности движения, проводящиеся с помпой и размахом. В магазинах устраивались декады культурной торговли. То, чему бы быть нормой, изначально узаконивалось как исключение.

ПЕРИОДЫ ЗАКОННОСТИ

У правоохранительных органов были свои месячники соблюдения законов, когда начинался всплеск дел, возбуждаемых по какой-то одной статье.

В восемьдесят пятом году заметали чуть ли не всех подряд по «хозяйственной». Сколько же перекалечили ценнейших людей! Знали мы директора крупнейшего объединения (тридцать тысяч в подчинении), пришедшего после ФЗУ мальчишкой, за сорок лет «от и до» изучившего производство, талантливого ученого и организатора. Год, отстраненный от работы, провел под следствием. Инкриминировали ему «девяносто третью-прим» – хищение соцсобственности в особо крупных размерах, хотя все сослуживцы знали, что к его рукам никогда ни копейки не пристало.

«ГОДЕН К РЕМОНТУ УГЮГОВ…»

А было так. Звонок из горкома партии: в Москву приезжает делегация из ГДР, двести человек. Прием, содержание в течение двух недель и сувениры – за счет вашего объединения.

Принимали, все делали, как повелевал член Политбюро правящей партии: ослушаться было невозможно. Пять лет спустя появляется следователь: куда и на что израсходовали, на каком основании, где распоряжение Гришина и вообще почему горком для вас был начальник? По форме все правильно, а по существу – издевательство. Следователь все понимал, но и он выполнял чье-то распоряжение. Объединение обезглавили, дела пошли под гору. Хорошо, что не посадили. Балансовый оборот объединения был полтора-два миллиарда рублей. Бывший генеральный занимается организацией ремонта электроутюгов. Американцы в свое время оценили бы его в 50 – 60 миллионов долларов. Заработал персональную пенсию республиканского значения аж в 160 рублей в месяц.

Москва одно время затоварилась трикотажными шарфами, но не было у них товарного вида. Нашелся умелец, скупил партию штук в сто, расчесал щеткой массажной. Работу оценил в три рубля с каждого шарфа. Они – нарасхват, он – на три года за спекуляцию. По нынешним, коммерческим меркам его бы премировали за изобретательность и находчивость.

Многих директоров небольших магазинов система толкала на хозяйственные преступления. По смете не выделялось денег на оплату грузчиков, которых приходилось нанимать со стороны, а товар – поступал. Естественно, он выгружался, столь же естественно, что актировалась самая беспардонная липа. Предпринимательский корпус редел по объективным причинам (об откровенных жуликах речи не ведем).

Что в результате? «Огромная масса потенциальных предпринимателей, запуганных устаревшим законодательством и варварским его толкованием, до сих пор боится идти в предпринимательские структуры». Это мнение высказано «Известиями» (7.12.91). Далеко не все хотят рисковать, и не все захотят даже после Указа от 5 декабря 1991 года.

ПОЛУПРАВДА, ПОЛУМЕРА

Мы назвали этот день полуисторическим, потому что документы, принятые Верховным Советом России, – полумера, дамоклов меч висит над нами по-прежнему.

Держим в руках брошюрку «Как приготовить вино в домашних условиях». Кто авторы, кто издатели? Тайна за семью печатями. Их законспирированность – понятна, ибо книжку можно квалифицировать как пропаганду спиртного в печати, за что предусмотрена соответствующая кара. Цель они преследовали самую благую: научить людей, как лучше сохранить выращенный урожай яблок, айвы, рябины, вишни, черешни, сливы, смородины, малины и других плодов и ягод, переработать в продукт, который дольше может приносить пользу, не сгниет, тем более, что из-за куцей нормы на сахар, сварить варенье практически невозможно.

Несколько лет назад был разрекламирован выпуск «Энциклопедии виноградарства и виноделия», издания уникального, сразу ставшего раритетом. Название борцы за всеобщую трезвость повелели сократить, усекли до «Энциклопедии виноградарства». Авторы жили под страхом – как бы не привлекли к уголовной ответственности за пропаганду нетрезвого образа жизни.