Текст книги "100 великих мореплавателей"

Автор книги: Леонид Зданович

Соавторы: Елена Авадяева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 41 страниц)

Иван Фёдоров и Михаил Гвоздев

Летом 1732 года из Большерецкого острога на поиски «Большой земли», находящейся, как предполагали, к востоку от устья Анадыря, был отправлен бот «Святой Гавриил», переданный охотским властям экспедицией Беринга. Временным командиром бота был назначен тяжело больной цингой подштурман Иван Федоров. Из числа людей, знакомых с морским путем от Камчатки к Чукотскому полуострову, в состав команды «Святого Гавриила» был включен спутник Беринга Кондратий Мошков. Для руководства картографией берегов был назначен геодезист Михаил Спиридонович Гвоздев.

23 июля 1732 года «Святой Гавриил», имея на борту тридцать девять человек, вышел из устья реки Большой и 3 августа оказался у «Анадырского Носа» (теперь мыс Чукотский). Оттуда Федоров, руководясь указаниями Мошкова, отправился в первую очередь к тому из островов Диомида, который был открыт экспедицией Беринга в 1728 году. После многодневных поисков моряки 17 августа подошли, наконец, к небольшому острову из группы Диомида, – вероятно, к ближайшему (теперь остров Ратманова), где вели переговоры с «зубатыми чукчами», то есть с местными эскимосами. С северной оконечности острова мореплаватели видели на востоке «Большую землю» – несомненно, возвышенности северо-западного побережья Америки.

Судя по карте, составленной в 1743 году М. П. Шпанбергом по журналу Федорова и по материалам, представленным Гвоздевым, «Святой Гавриил» подошел сначала к северному берегу американского полуострова, а затем обогнул его западную оконечность (теперь мыс Принца Уэльского, крайняя западная точка американского материка, 65°35 северной широты, 168°05 западной долготы).

На воспроизведенной в книге А. В. Ефимова детали карты Федорова – Гвоздева – Шпанберга отчетливо видна западная часть полуострова Сьюард, кончающаяся мысом Принца Уэльского, и американскому берегу приданы очертания, очень сходные с истинными. Только островов Диомида (в русской литературе их часто называют островами Гвоздева), показано не два, а три – вероятно, по ошибке Шпанберга.

Возвращаясь на юг, Федоров и Гвоздев открыли недалеко от американского берега, у 65-й параллели, еще один маленький остров (теперь Кинг, 164°59'северной широты, 168°01 западной долготы). Экспедиция Дежнева – Попова, таким образом, первая прошла из Северного Ледовитого в Тихий океан, не зная, что идет проливом; не знал этого и Беринг, когда дважды проходил проливом – с юга на север и в обратном направлении: обе экспедиции видели только азиатский берег.

«…Первым, открывшим пролив между Азией и Америкой, был не Дежнев и не Беринг, а Федоров, который не только видел острова Гвоздева и противолежащие берега Азии и Америки, но и первый положил их на карту».

(Л. С. Берг)

Василий Прончищев и Семён Челюскин

Мужественные исследователи побережья Северного Ледовитого океана Василий Прончищев, Харитон Прокофьевич Лаптев и Семен Иванович Челюскин заслужили славу своим упорным многолетним трудом в самых суровых районов русского Заполярья.

Василий Прончищев был назначен в экспедицию в январе 1733 года одновременно с Д. Л. Овцыным, Д. Я. Лаптевым и другими офицерами.

Сведений о его деятельности до экспедиции почти не сохранилось. Известно лишь, что он участвовал в Персидском походе Петра I в 1722 году, а затем плавал на судах в Балтийском море. В связи с назначением в экспедицию Прончищев был «написан» из штурманов в лейтенанты.

В далекое и утомительное путешествие по Сибири Прончищев отправился вместе со своей женой. Мария Прончищева не побоялась трудностей и лишений тяжелого пути. Она была единственной женщиной, участвовавшей в плавании кораблей Великой Северной экспедиции.

Осталось неизвестным, когда Прончищев получил предписание быть начальником отряда, занимавшегося картографированием берега от устья Лены до устья Енисея. Перед отъездом участников экспедиции из Петербурга Адмиралтейств-коллегия вручила Берингу инструкции для начальников всех отрядов, причем инструкции эти были безымянными, предназначенными «офицеру, который пошлется…», и далее следовало упоминание начального и конечного пунктов движения отряда. Берингу давалось право самому назначать начальников отрядов, а, следовательно, офицеры не могли заранее знать, какой отряд они будут возглавлять. Факт назначения Василия Прончищева начальником самостоятельного отряда свидетельствует о том, что он был волевым командиром и прекрасным моряком.

В октябре 1734 года путешественники достигли Якутска, где еще весной была заложена дубель-шлюпка, предназначенная для отряда, на который возлагалось картографирование морского берега между устьями Лены и Енисея.

Весна 1735 года прошла в деятельной подготовке к плаванию. К концу июня все работы были завершены, и дубель-шлюпка «Якутск» отправилась в путь. Одновременно с нею вышел бот «Иркутск»; на борту его находился отряд, которому предстояло нанести на карту побережье к востоку от Лены. Вместе с морскими судами шли дощаники с дополнительным запасом провианта.

23 мая 1735 года, после ледохода на Лене, дубель-шлюпка «Якутск» длиной 70 футов, шириной 18 футов и углублением 6,5 фута была спущена на воду. На этом судне он вышел 30 июня 1735 года из Якутска вместе с лейтенантом Лассиниусом. С ними также были: подштурман Семен Челюскин, геодезист Никифор Чекин, иеромонах, подлекарь и до 50 человек команды. Экспедицию сопровождала молодая жена Прончищева – первая европейская женщина, участвовавшая в полярной экспедиции.

Среди этих людей особенно выделялся Семен Иванович Челюскин – опытный моряк, прекрасный штурман, пытливый исследователь. Биографические сведения о нем необычайно скудны. Известно лишь, что 26 февраля 1728 года Челюскин был произведен в подштурманы, а пять лет спустя, 17 апреля 1733 года, – в штурманы. Глубокие познания Челюскина в морском деле, по-видимому, и явились причиной назначения его в начале 1733 года в Великую Северную экспедицию. С первых дней формирования отряда Челюскин был ближайшим помощником Василия Прончищева.

Суда благополучно спустились по Лене и 2 августа достигли острова Столб, от которого начинается Ленская дельта. Отсюда на восток, север и запад расходятся протоки. Прончищеву выгоднее всего было пройти Крестяцкой протокой, которая вела на запад, но поиски фарватера в ней из-за спада воды не увенчались успехом, поэтому он решил вести дубель-шлюпку Быковской протокой на юго-восток. 7 августа судно стало на якорь в устье этой протоки, ожидая благоприятного ветра.

Здесь провиант и прочие припасы были перегружены с дощаников на «Якутск». На шестые сутки погода улучшилась, и Прончищев повел судно в обход Ленской дельты. Встретившийся на пути мелкобитый лед не препятствовал плаванию, однако обход всей дельты Лены от ее юго-восточной части до юго-западной значительно удлинил путь и потребовал довольно много времени. Но плавание это не осталось бесследным для науки: Прончищев нанес на карту Ленскую дельту в ее истинных очертаниях.

Когда «Якутск» заканчивал обход дельты, погода резко ухудшилась: наступили морозы, пошел снег. Такелаж обледенел. Но, несмотря на это, Прончищев повел дубель-шлюпку вдоль берега на запад и 25 августа подошел к устью Оленека. Прончищев решил зимовать; к этому его вынуждало и то обстоятельство, что в корпусе судна открылась довольно сильная течь.

После промера глубин в протоках дельты Оленека, Прончищев ввел судно в реку и направился к небольшому селению Усть-Оленек, находящемуся и ныне на правом берегу реки, в том месте, где она разветвляется на протоки.

Но едва «Якутск» приблизился к селению, его жители немедленно скрылись. Высадившиеся на берег моряки нашли только одного человека и уговорили его прийти в гости на дубель-шлюпку, чтобы убедиться в мирных целях отряда. Житель полярного поселка объяснил исчезновение своих земляков тем, что они боялись заразиться от пришельцев оспой. Прончищева не удовлетворили эти объяснения, он понимал, что истинная причина крылась в другом В своем рапорте Адмиралтейств-коллегии Прончищев написал, что жители покинули селенье потому, что «от нападения или разорения страх имели».

Усть-оленекский житель вернул своих односельчан в их дома. Видя, что население живет в тесноте, отряд построил для себя из плавника две избы. Погода стояла пасмурная и ветреная; часто шел снег, морозы крепчали. 20 сентября сильным северным ветром с моря нагнало лед, который быстро смерзся. Река стала.

Отношения с местным населением с самого начала установились дружественные. Прослышав о приезжих и желая посмотреть на них, к устью Оленека приезжали эвенки и якуты. Прончищев старательно собирал у них сведения о прибрежной полосе, о населении, об ископаемых.

Приезжие охотно отвечали на вопросы, в частности, они рассказали Прончищеву о руде на реке Анабаре.

Зима прошла благополучно, но весною несколько человек, в том числе и сам Прончищев, заболели цингой.

В 1736 году Оленек вскрылся в обычное время – в июне, но до начала августа выйти в море не удалось, так как у самых берегов стоял сплошной лед. Только 3 августа «Якутск» вышел из устья Оленека, взял курс на запад и в тот же день достиг устья реки Анабар. Здесь Прончищев отправил на берег геодезиста Чекина, поручив ему картографирование реки и поиски руды, о которой рассказывали местные жители.

Чекин возвратился через неделю. Привезенные им образцы горных пород позднее были доставлены в Якутск, где академик Гмелин подверг их исследованию и выяснил, что в образцах нет металлов, а «явилась сера горючая».

Миновав устье Анабара, дубель-шлюпка вошла в лед. Пробираясь в нем «с великою опасностию», «Якутск» 13 августа достиг входа в Хагангский залив. Перед этим дубель-шлюпка, идя вдоль кромки неподвижного льда, прошла мимо восточного входа в пролив, отделяющий остров, известный ныне под названием острова Бегичева, от материка.

Пролив был забит льдом, и с большого расстояния его нельзя было заметить; поэтому Прончищев на своей карте показал, что Хатангский залив с восточной стороны ограничивается длинным полуостровом, вытянутым далеко на север. Надо сказать, что ошибку Прончищева повторяли все последующие исследователи вплоть до нашего века, и только в советское время появились карты, на которых остров Бегичева отделен от материка.

На западном берегу Хатангского залива виднелось одинокое строение. Прончищев послал на берег своих людей, которые, вернувшись вскоре, доложили, что в доме никого нет, около него находятся лишь собаки, а в самом доме лежит хлеб. В одном из своих рапортов Челюскин писал, что подобные зимовья, встречающиеся на берегу Хатангского залива, летом обычно стоят пустыми, люди живут в них только зимой, в сезон пушного промысла. В то время постоянные населенные пункты располагались на самой Хатанге, верстах в полутораста от ее устья.

От Хатангского залива отряд направился на север вдоль восточного берега полуострова Таймыр. Ветер был попутный, но слабый, льда встречалось мало. 17 августа «Якутск» проходил мимо островов Петра; между ними и берегом материка стоял невзломанный лед. Туман помешал Прон-чищеву определить количество и размеры островов.

Миновав острова, судно повернуло на запад. Вдоль берега тянулась полоса неподвижного невзломанного льда – припая. Дальше в море был «носячий» лед, в котором «Якутск» шел «через великую нужду» иногда по узким каналам всего по нескольку саженей ширины.

18 августа дубель-шлюпка достигла залива Фаддея, покрытого неподвижным гладким льдом. Далее на западе, за входом в залив, виднелся тянувшийся на север берег; в том же направлении поворачивал и край припая, заполнившего все пространство до островов Самуила (ныне острова Комсомольской Правды). Прончищев повел судно на север вдоль кромки льда. Находясь далеко от входа в залив Фаддея и не видя его южного берега, Прончищев и Челюскин посчитали, что перед ними устье реки Таймыры. Челюскин, отчитывавшийся после смерти Прончищева о работе отряда, в рапорте Берингу писал, что судно подошло к реке, «которая по слуху тамошних жителей может быть Таймурою». На основании этого рапорта Беринг в своем отчете указал, что отряд прибыл к устью Таймыры.

Севернее залива Фаддея в сушу далеко вдаются еще два залива – Симса и Терезы Клавенесс. В течение нескольких последующих лет, до работы Лаптева, ошибка Прончищева не могла быть раскрыта, и эти три залива поочередно считались устьем Таймыры. Но можно ли подобную ошибку ставить в вину морякам, плывшим без всякой карты вдоль совершенно безлюдного и неизвестного берега? Единственным руководством для них служили сбивчивые рассказы жителей, которые здесь не бывали и не знали этой части побережья полуострова Таймыр.

Находившийся на дубель-шлюпке лоцман, якутский казак, также не знал берега севернее островов Петра. Продвигаясь вдоль берега, моряки не видели на нем ни одного строения, ни одного человека. В тех редких случаях, когда высаживались на берег в поисках дров, они с трудом находили плавник – единственный вид топлива и строительного материала на безлесных берегах полярных морей и рек.

«Якутск» медленно продвигался к северу, обходя припай. Впоследствии в рапорте Берингу Челюскин отмечал, что вдоль берега тянулась полоса гладкого, «как на озере», льда, и делал вывод, что в тот год припай не взламывался и что вообще его «ни в какое лето не выносит». В наши дни этот вывод Челюскина подтвердился: в районе заливов Фаддея, Симса и Терезы Клавенесс лед взламывается не каждый год.

Утром 19 августа «Якутск» поравнялся с островами Комсомольской Правды. От них далеко в море тянулась полоса невзломанного неподвижного льда. Идя вдоль его кромки, судно двигалось на северо-восток. Стоял густой туман. Многократно бросали лот, но он не доставал дна даже при полностью вытравленном лотлине в сто двадцать сажен длиною. Когда туман стал рассеиваться, взорам моряков предстала безрадостная картина. Повсюду море было покрыто льдами; при этом со стороны берега лед был неподвижен, а со стороны моря медленно передвигались огромные льдины, промежутки воды между которыми были так малы, что по ним не смогла бы пройти небольшая лодка. Берега не было видно.

Около полуночи дубель-шлюпку сжало льдом, и она остановилась.

В каюте больного Прончищева, который уже не поднимался с постели, собрался консилиум. Было решено возвращаться назад и искать подходящее место для зимовки. На другой день при полном штиле и усиливавшемся морозе море стало покрываться тонким молодым ледком. Дубель-шлюпка из-за безветрия шла на веслах, которые с трудом пробивали утолщающийся лед; форштевень и обшивку около него острые льдинки резали, как ножи. Возникла опасность вынужденной остановки. К счастью, задул северный ветер; поднялась волна, взломавшая молодой лед. Дубель-шлюпка под парусами быстро пошла на юг.

23 августа судно подошло к входу в Хатангский залив. Посланные на берег матросы сообщили, что на нем никакого жилья нет и очень мало плавника. Боясь, что на берегах Хатангского залива не найдется подходящего места для зимовки отряда, а лед в любой момент может закрыть выход из залива, Челюскин, командовавший отрядом вместо тяжело больного Прончищева, решил идти к старой зимовке в устье Оленека.

29 августа, когда «Якутск» достиг Оленека, Прончищев скончался.

Встречный ветер не давал судну войти в реку. Уже наступили морозы, часто шел снег: снасти и паруса обледенели. Изнуренная холодом и тяжелым трудом команда выбилась из сил. Наконец, 2 сентября ценой больших усилий удалось ввести судно в реку и через некоторое время добраться до места зимовки. По реке уже шел осенний лед.

6 сентября команда похоронила своего начальника. Через пять дней умерла и Мария Прончищева; ее похоронили рядом с мужем. Могила Прончищевых сохранилась до сих пор.

Широта конечного пункта, достигнутого «Якутском», в различных источниках указывается по-разному: в одних – 77°25, в других 77°29; обе эти цифры сообщил Челюскин в разных рапортах, указав при этом, что получены они счислением.

Сличение широт, приводимых в рапортах Прончищева и Челюскина для ряда пунктов, с современными данными показывает, что оба штурмана систематически определяли широты на 20–25 меньше истинных.

Причиной этого обстоятельства, несомненно, является несовершенство существовавших в то время навигационных инструментов. Поэтому, можно высказать предположение, что широта самой северной точки, достигнутой отрядом Прончищева, на самом деле равна 77°45–77°55.

В пользу этого говорит и факт многократного измерения глубин более 120 сажен (220 метров). Если предполагать, что измерения производились с движущегося судна (хотя Челюскин в своем рапорте утверждает, что лот бросали «обрасопя парусы», то есть останавливаясь), то и при отклонении линя глубина должна быть не менее 200 метров. К востоку от мыса Челюскина подобные глубины имеются только севернее широты 77°35; после же измерения глубин более 120 сажен дубель-шлюпка, хотя и медленно, все же продвигалась на север около суток.

Командование отрядом после смерти Прончищева перешло к Семену Ивановичу Челюскину.

24 сентября Челюскин отправил Берингу в Якутск подробный рапорт о плавании отряда и о печальной участи своего начальника.

Беринг в свою очередь немедленно известил о случившемся Адмиралтейств-коллегию. Рапорт Беринга исключительно быстро по тому времени был доставлен в Петербург: уже 28 марта 1737 года коллегия рассматривала его.

14 декабря 1736 года Челюскин и Чекин выехали из Усть-Оленека в Якутск, захватив с собой журналы, карты и отчеты; они везли также образцы горной породы с реки Анабар.

18 января они прибыли в Сектяхское зимовье на Лене (ныне Сектях), где в это время находился ясачный сборщик – большой вельможа в глазах местного населения. Желая показать свою власть, этот самодур отказался предоставить Челюскину подводы для дальнейшего следования и при своем отъезде из Сектяха запретил местным жителям обслуживать Челюскина транспортными средствами. С трудом собрав одну упряжку собак, Челюскин отправил в Якутск солдата с рапортом Берингу о случившемся, а сам остался в Сектяхе ожидать распоряжений. 12 июня он получил, наконец, «ордер» – приказ, согласно которому взял лодку с гребцами и отправился вверх по Лене. В Якутск он прибыл 28 июля.

Еще в пути Челюскин получил новый «ордер» Беринга с предписанием ожидать в Якутске распоряжений Адмиралтейств-коллегий, а не ехать в Петербург для доклада о результатах работы, как это предусматривалось инструкцией. Беринг считал, что Адмиралтейств-коллегия уже получила его рапорт и послала свои распоряжения в Якутск, где их и получит Челюскин. Самого Беринга в Якутске не было, еще до приезда сюда Челюскина он выехал в Охотск.

Журналы и составленную им карту Челюскин передал лейтенанту Д. Я. Лаптеву, который 16 августа отправился из Якутска в Петербург.

15 сентября 1737 года в Якутск пришла дубель-шлюпка; ее привел боцманмат Медведев. Отряд занялся ремонтом судна, починкой такелажа и парусов. Челюскин, предполагая, что отряду будет предписано продолжать работу, и, ожидая нового начальника, делал все от него зависящее, чтобы привести судно в наилучшее состояние.

Семен Иванович Челюскин закартографировал самый далекий участок берега полуострова Таймыр – от Хатангского залива до устья Таймыры. Он выехал из Туруханска 4 декабря 1741 года. В конце февраля 1742 года он был у устья Хатанги. Отсюда он двинулся вдоль берега на север. Поразительна скорость движения его крохотного отряда – ежедневно он проходил по двадцать-сорок верст, почти не зная дневок и задерживаясь только из-за сильных метелей. Пользуясь тем, что наступил полярный день, Челюскин шел вперед как днем, так и ночью. 1 мая отряд достиг мыса Фаддея. Двигаясь дальше, Челюскин убедился, что берег материка тянется на север.

6 мая Челюскин астрономически определил широту. Оказалось 77°27. Идти было трудно, так как не хватало провианта. Правда, накануне удачной охотой на медведей удалось значительно пополнить скудные запасы. Но была другая беда – плавника едва хватало для приготовления пищи.

8 мая Челюскин достиг мыса, от которого берег явно поворачивал на юг; это обстоятельство он отметил в своем журнале следующими словами: «… по мнению, северный мыс досточкой окончился и земля лежит от запада к югу».

Самый же мыс он описал так: «Сей мыс каменный, приярый (обрывистый), высоты средней; около оного льды гладкие и торосов нет). Здесь именован мною оной мыс Восточно-Северный». На мысе участники отряда поставили знак – привезенное с собою бревно.

Задерживаться на мысе Челюскин не мог; слишком скудны были запасы провианта и собачьего корма. Отдохнув всего несколько часов, путники отправились дальше, теперь уже на юго-запад. Путь был все так же труден, по-прежнему плавника было мало, он большею частью был гнилой.

15 мая Челюскин встретился с солдатом и якутом, которых послал ему навстречу Лаптев. К этому времени отряд уже выполнил порученное задание – пункт, в котором в предыдущем году закончил картографирование Лаптев, остался позади. Таким образом, все берега полуострова Таймыр были нанесены на карту. Челюскин решил не повторять картографирование на том участке, где его произвел Лаптев; к этому вынуждало крайнее утомление его спутников и собак. Поэтому после встречи Челюскин направился прямо к устью Таймыры, где его ожидал Лаптев.

Опись самой северной части полуострова Таймыр, исполненная бессменным штурманом отряда Прончищева и Харитона Лаптева, Семеном Челюскиным, явилась венцом семилетних трудов горстки русских моряков. Это была одна из самых трудных работ во всей Великой Северной экспедиции.

Трудность состояла прежде всего в том, что Челюскину пришлось идти по совершенно пустынному, безлюдному берегу, все более удаляясь от зимовий. Чем дальше на север уходил отряд Челюскина, тем большему риску он подвергался. Людям угрожали и стихия, и цинга, и снежная слепота, и недостаток провианта. Надо было обладать незаурядным мужеством, чтобы без колебаний идти вперед, навстречу опасностям. Скромный и упорный, исполнительный и инициативный штурман Семен Иванович Челюскин во многом содействовал успеху работ своего отряда.

Подвиг Челюскина настолько велик, что в середине XIX столетия высказывались сомнения в том, действительно ли Челюскин достиг Северо-Восточного мыса. Даже известный моряк, исследователь северного побережья на восток от устья Колымы, Ф. П. Врангель усомнился в силе воли, отваге и добросовестности своего предшественника. Но историк русского флота А. Соколов рассеял все сомнения, опубликовав журнал, который вел Челюскин во время похода. Из дневника стало ясно, что под руководством Челюскина отряд выполнял самые трудные задания. Русский академик А. Ф. Миддендорф еще в XIX столетии, оценивая деятельность С. И. Челюскина, сказал, возражая Ф. Врангелю:

«Челюскин, бесспорно, венец наших моряков, действовавших в том крае… вместо того, чтобы изнуриться четырехлетним пребыванием на глубоком Севере, как изнурялись все другие, он в 1742 году ознаменовал полноту своих деятельных сил достижением самого трудного, на что до сих пор напрасно делались все попытки».

Ученый имел в виду достижение Челюскиным самой северной точки азиатского материка, названной впоследствии в честь отважного русского моряка-исследователя мысом Челюскина.

После завершения Великой Северной экспедиции жизнь Челюскина и Лаптева сложилась по-разному.

По возвращении в Петербург в 1742 году Челюскин был произведен в мичманы и служил на разных должностях во флоте. Известно, что в 1745 и в 1746 годы он командовал придворной яхтой, в 1751 году был произведен в лейтенанты, а три года спустя в капитан-лейтенанты.

В 1756 году Челюскин подал прошение об отставке, которое было удовлетворено. О дальнейшей его судьбе ничего не известно.

В устье Таймырской губы, в которую впадает река Таймыра, лежит остров Челюскина. Самая северная часть полуострова Таймыр, лежащая севернее залива Фаддея, называется полуостровом Челюскина. Имя Челюскина было присвоено также одному из лучших ледокольных пароходов советского арктического флота.