Текст книги "Созвездие мертвеца"

Автор книги: Леонид Могилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Интервью

Константин Автандилович Карпов, глава астрологической гильдии Санкт-Петербурга, жил в коммуналке на «Электросиле». Когда-то Игорь Михайлович вел с ним интенсивную переписку. Это еще когда Нострадамус был под запретом, тексты гуляли по рукам в списках. Константин Автандилович научными степенями не обладал, хотя работал на кафедре в Герценовском. В ту арочку на Мойке проходили в свое время многие «мракобесы». Оккультные науки выживали на каком-то запредельном уровне при любом социуме, при любой власти. Но господин Карпов, тогда еще товарищ, имел на руках несколько книг, привезенных в Союз разными людьми, и только титанические усилия, предпринятые Карповым для их поиска, и способность уподобляться клещу, если книгу или хотя бы ее фотокопию необходимо было достать, позволили ему стать владельцем едва ли не главного банка информации. Кроме того, он обладал текстами сопутствующими, что было чрезвычайно важно.

Знаком с ним Дядя Ваня был со студенчества. Общий интерес держал его некоторое время в орбите Карпова, но по приобщении к текстам Сойкина он переписку прекратил, ничего не сообщая о происшедшем, и в этом было его счастье. Карпов был осведомителем КГБ. Он согласился на этот непопулярный шаг после того, как у него реквизировали все архивы по «закрытой» тематике и пообещали не вернуть, отчего он пришел в ужас. В этом был весь смысл его существования. Со временем про него забыли, кроме того, интерес граждан к астрологии стал законной и уважаемой страстью. Карпов никогда ничего богопротивного не совершил. Просто передавал списки членов своего кружка по инстанции. Поскольку никого интересного там для органов не оказалось, по большому счету, то и к нему интерес пропал. Работа рутинная, зряшная, но необходимая. Государство должно знать своих героев.

Сегодняшний визит Желнина к мастеру имел одну определенную цель. Наконец ловец душ открыл дверь и провел гостя в комнату, служившую библиотекой. Стеллажи, диван, компьютер, принтер. Пахло пылью. Мастер предложил чаю, Желнин согласился. Показал просроченную аккредитационную карточку питерского журнала, где несколько лет назад работал. Журнал, впрочем, выжил, чему Желнин искренне поразился.

– Чем обязан?

– Видите ли, мы хотим рубрику новую открыть. Астрология, предсказания, гипотезы. В общем-то не ново, но надеемся. Если бы вы могли поучаствовать…

– Платить будете?

– А как же. Страница рублей триста.

– Как часто?

– Раз в месяц.

– Ну что ж. Стоит подумать. А мое участие?

– Вначале интервью, потом поручим вам страницу вести. Соглашайтесь.

– А как на меня вышли?

– В издательстве адрес ваш дали. Ничего страшного в этом нет.

– Нет в общем-то. А номер хоть один журнала у вас есть?

– Конечно, – и Желнин вынул купленный в ларьке журнальчик.

Карпов принялся его листать, со всей возможной тщательностью, что Желнину не понравилось, но на этот случай у него был запасной вариант.

– Мы бы могли вам, в принципе, аванс выписать.

– Я ваш.

– Хорошо. Вот деньги. Расписку напишите. Потом договор заключим и все оформим. – Астролог явно нуждался.

– Так с чего начнем? – спросил он.

– С Анатоля Ле Пелетье.

– Ого!

– Я работаю серьезно. К интервью готовлюсь. Давайте вообще поговорим про ключ.

– А что вы знаете про ключ?

– Я бы от вас хотел услышать. Давайте немного истории дадим для начала.

– Ну хорошо. Ле Пелетье, как вы знаете и как знают читатели, – современник Наполеона Третьего. Его заслуга главным образом в систематизации центурий. Ничего серьезного он, по большому счету, не сделал, хотя Лоогу было потом работать значительно легче. Он даже поторопился заявить об открытии им цифрового ключа, хотя, как мне кажется, он был где-то близко. Главное же открытие, как первым заметил доктор Люстрио, было то, что слово «центурия» – это обозначение века. То есть по Лоогу получается не десять центурий, а двадцать три. И предсказания определенной группы катренов относятся к двадцать первому, двадцать второму и двадцать третьему векам. Некоторые ученые проводили тут параллели с двадцатью двумя буквами каббалы…

– Я думаю, можно будет потом по каждому направлению дать отдельный текст.

– Вы думаете, можно? Сухарики будете к чаю?

– Нет, спасибо. И сахара не нужно. Кого бы вы из исследователей еще выделили?

– Ну конечно, Вельнера. Это теория циклов. Маленький в тридцать шесть лет и большой в триста шестьдесят.

Период с 1648 по 3808 год – полный цикл. Тогда и заканчиваются пророчества. 2160 – одна двенадцатая великого лунного года. Я упускаю Манфреда Шрамма, с его акустическими версиями. Это тупик. Хотя что-то там, возможно, есть.

– Вы-то сами к чему склоняетесь?

– К самому простому. Бинарная система. Или магический квадрат. L и О. Два символа. Но здесь нужна настоящая прокрутка на машине, а для этого необходимо очень грамотно вогнать в компьютер текст.

– А текст не весь.

– Вот именно.

– А если бы весь? Чем бы это грозило человечеству, и что бы это ему стоило?

– Ну, во-первых, бинарная версия еще не абсолютно точная. А во-вторых, абсолютно точные предсказания будущего уже существуют. Прямое видение. Правда, эти клочки откровений старцев и блаженных девочек разрозненны и хранятся за семью печатями. А если бы все это объединить, мы нашли бы много интересного. Может быть, история бы переменила свое плавное течение.

– «Тайна откровения настолько замаскирована, что можно проходить мимо нее сколь угодно долго».

– А вы действительно владеете темой.

– А скажите, Завалишин, на ваш взгляд, – это слишком неточно?

– Ну, это ни в какие ворота не лезет. Хотя читать приятно. Бульварный такой романчик.

– Вы согласны с доктором Люстрио, что Никулло, Рюир, Кахир представляют наиболее интересные и полные исследования?

– Самый интересный – это, конечно, Пишон. «Нострадамус и тайна времен».

– А на родине маэстро, во Франции, есть у вас коллеги?

– Конечно. Серж Жюли. Будете во Франции – передавайте привет.

– У нас как раз главный редактор на ярмарку едет. Через месяц. В Лилль.

– А почему не в Париж?

– Куда пригласили…

– Вы серьезно?

– Ну да…

– А нельзя ли кое-что передать и кое-что забрать?

– Героин?

– Шутки шутите.

И Желнин нужный адрес получил. В Марселе-городе.

Филолог

Работа моя все же была не сделана. Инфинитивы и будущее время некоторых безличных глаголов во времена прорицателя настолько отличались от тех, что мне знакомы, что самостоятельно я не мог проникнуть сквозь времена и звезды. Мало кто на просторах нашей расчлененной державы разбирался в этой тарабарщине.

Старик Щавинский Илья Ильич жил в Петербурге, то есть на маршруте нашего следования, и в этом было счастливое предзнаменование. Так мне казалось. В свое время он читал у нас курс, но я оказался невнимательным слушателем, да и не дошло тогда до глубокого проникновения в суть вещей. Старикану должно быть сейчас где-то семьдесят пять, если жив еще. Прежде же я должен был узнать и его адоес, для чего позвонил на Мойку, в Герценовский. Да, жив профессор, а кто вы? Ах, бывший студент, очень хорошо, а какого выпуска?.. Нет, ничего, очень приятно, сейчас поищем. Вот телефон, а адреса нет. Вы позвоните…

Жил Илья Ильич в доме по Машкову переулку. Я и не знал такого. Не стало улиц с фамилиями вождей, но была еще улица Ленина на Петроградской, была Свердловская набережная и станция метрополитена имени матроса Дыбенко. Или комиссара. А Машков оказался Запорожским. Большие и Малые Конюшенные, Миллионная, Морские и не Морские. Я жил совершенно в другой системе координат. В Казанском соборе шла служба, восстал из праха и спячки Спас-на-Крови, а обилие буржуйских учреждений, в виде банков и маклерских контор, почему-то называемых агентствами недвижимости, повергало меня в изумление и трепет. Магазины ломились от совершенно всего, а нищие престарелые петербурженки просили на хлеб. Анька вошла в ауру этого города совершенно свободно, поскольку не знала города предыдущего. Ларьки, наружная реклама, реклама в метро, автоматы на коленях милиционеров, охраняющих вход в буржуинства. Девки в черных чулках и юбках до пупа. Но чудная свежесть этого месяца и ожидание перемен к лучшему, обещанных мастером проникновения в будущее, виртуозом заморачивания голов, предполагали возможность дальнейшей жизни.

Если исправить некоторые несуразности и неточности, от которых избавиться я был не в силах, то наградой мне должна была бы стать премия имени изобретателя динамита. А текст, который я воссоздавал столько лет, раскладывал на атомы и молекулы, а после снова собирал, и должен был стать тем динамитом, который способен разнести в пух и прах экономику, геополитику, державы и партии…

– Это Игорь Михайлович.

– Да. Жду.

– Я код забыл.

– 4690. Вы откуда?

И тут словно кто-то посторонний вместо меня сказал:

– Я у метро. На канале Грибоедова. Минут через десять, стало быть.

– Хорошо.

И вдруг я понял, что к профессору мне идти сейчас не нужно. А нужно постоять немного, войти потом в гастроном и стать возле окна. И подождать.

Через две минуты три автомобиля влетели в переулок одновременно, один заблокировал его с одной стороны, второй остановился прямо напротив меня, и из него выскочили трое молодых мужчин, не испытывая затруднений, открыли дверь восьмого дома… Дверь в нужный подъезд со двора, но я уверен, что именно в этот подъезд они и влетели. Третье авто за углом. В нем четверо. Сейчас вот кто-нибудь зайдет проверить магазин, поскольку их так учили.

– Извините, – обратился я к продавцу, – нельзя ли сделать срочный звонок? Я заплачу.

– Так вот же автомат, за углом. А к нам нельзя.

– Я заплачу.

– Вы обратитесь к заведующей.

– У меня времени нет.

– Это ваши проблемы.

Мать и сын выходят из магазина, с авоськами. Меня ведет рефлекс. Прикрываясь ими, слегка согнувшись и обращаясь к семилетнему примерно пацану, спрашиваю, как пройти до Невского.

– Вот сейчас направо и прямо.

Из иномарки этой поганой выходит мужчина и, словно бы прогуливаясь, идет нам наперерез.

– Большое спасибо, – говорю я и возвращаюсь в магазин.

Мужчина в синей джинсовой курточке, брюках серых, аккуратно отглаженных, и легких туфлях с дырочками пропадает из поля моего зрения. Значит, уходит на какое-то другое место. Отслеживать перекресток. А может быть, я все это выдумал и просто нужно пойти к старику и поговорить с ним насчет будущего времени безличных глаголов. И про инфинитивы. Но я делаю другое.

– Девушка, – обращаюсь я снова к кассиру.

– Вы еще не позвонили?

– Я вам сейчас дам двадцать долларов, а вы выйдете, там за углом телефон автомат, и вы позвоните вот по этому номеру. Скажете, что говорит Дядя Ваня. Попросите Валеру. Скажете, что я вот здесь, и мне не выбраться.

– С какой стати?

– Я вам деньги даю, а вы неприятностей хотите?

– Не хочу, – грустнеет девица. – А можно, я позвоню из кабинета, от директора?

– Еще чего! И без необдуманных поступков. А не то проблемы будут у вас лично и у магазина.

– Вы выбиваете или нет? – говорят мне сзади.

– Конечно. «Чупа-Чупс» хочу.

Девица выключает кассу, хватает бумажку с телефоном, выходит из магазина. Идти и звонить ей минуты три в сумме. Но она возвращается.

– Там таксофон.

– Конечно. Вот карточка.

– Вы будете работать или нет?

– Сейчас. Секунду. Сейчас.

Девица снова убегает. Люди в авто проявляют явное беспокойство. Прошло уже пятнадцать минут, а меня все нет. Вот и к магазинчику один идет, заходит, рассеянно озирает покупателей. Его взгляд останавливается на мне. Он приближается, проходит мимо. Фото и описание, несомненно, у них есть, и я не очень от своего облика отличаюсь. Я беру «Чупа-Чупс», и теперь нужно что-то предпринимать. Нельзя вот так стоять и посасывать конфетку рядом с оперативником.

Вот он выходит из магазина, вышагивает к машине, оборачивается раза два, садится, что-то объясняет. И вот уже двое идут сюда. Но возвращается и девица.

– Задний двор, – говорит она мне.

У кассы скопилось шесть человек, появляется та, что, наверное, заведующая. И тогда я совершаю решительный поступок. Прохожу мимо прилавков внутрь магазина. Передо мной коридор, четыре двери, и одна приоткрыта. Я врываюсь в комнату, в которой тетка за столом нащелкивает на компьютере. Она вопросительно поднимает на меня глаза. За ней окно во внутренний двор. Если он не проходной, то все кончено. Я хватаю стул, выношу стекла, локтем выравниваю осколки и ныряю наружу, когда в комнату уже врываются преследователи. Я бегу через двор, заставленный коробками и ящиками из-под товара, налево и… он проходной. На нем решетка, но сейчас она открыта, и бомжацкого вида работяги копошатся в углу.

Дядя Ваня спасается с помощью Жгута

Дядя Ваня ни из какого магазина выйти был не должен. Не было у него никаких шансов. Но, во-первых, Жгут совершенно случайно оказался от места события спасительно близко, а во-вторых, он был прирожденным оперативником, ситуации просчитывал мгновенно и город знал блистательно. Иначе бы уже и не жил. Такой он нашел себе род занятий.

«Вольво» его, жгутовского, было мало. Тогда Савел, подельник Жгута, взял частника, сунув тому двадцать долларов аванса и помахав под носом еще одной двадцаткой и стволом, пристроился в хвост своему начальнику. Так они и встали у арки, через которую и вывалился ошалело, являя собой полную безнадежность, Игорь Михайлович. А дальше все решили доли секунды. Частник, «копейка» белая, в зачатках ржи, едва прикрытых свежей краской, принял Дядю Ваню. Он ничего и сообразить не успел, как был втащен в салон и уложен на пол, на грязный коврик, а когда выскочили «бегуны», «вольво» рванул с места на страшной скорости, принимая на себя эмоциональный порыв преследователей. «Копейка» же, постояв немного, тихо-тихо стала разворачиваться, водила, по приказу Жгута, сидевшего уже в ней, медленно покатил в сторону Невского и, как только оказался прикрытым углом ближайшего дома, рванул на грани здравого смысла.

– Сюда, на Марата, – скомандовал Жгут, и через тридцать секунд он уже усаживал Дядю Ваню на свободное место в вагоне метро. Потом трижды они поменяли линии, наконец, вышли на «Лесной», пересели на автобус, на «Площади Мужества» снова сели в вагон и оказались в Девяткино, откуда электричкой добрались до Кузьмолова, где у Жгута был запасной аэродром.

– Что натворили-то? Хотя дело вообще-то не мое. Я Сергуне должен. Но все имеет разумные пределы. Я всем делом рисковать не могу. Вас как бы по-настоящему ищут.

Игорь Михайлович с тоской смотрел в окно и не отвечал. Ему было тошно.

– Я вас из России вывезу. Это сейчас самое лучшее. Поживете в Северной стране? В Лапперанту за покупками, как?

– Надолго?

– Пока здесь все не устаканится. Денег немного дам. На скромное житье. Еще в другом помогу. Скажем, так: с визами.

– Мы не выездные.

– То-то и оно.

Жгута когда-то звали человеческим именем и иногда по отчеству. Фамилия у него была, да и сейчас есть. Красивый умный парень. Ему бы фабрикой заправлять, цехом хорошим или другую полезную работу делать, а он на ксивах завис и на деньгах. Подлое время.

Кузьмолово – место тихое. На холме новостройка. У станции дома постарей. Учитель французского обошел двухкомнатную квартиру, где паркет неухоженный, колонка газовая, пустые бутылки на балконе, холодильник. В холодильнике пусто. Есть хочется, но из квартиры выходить не велено, дверь открывать запрещено, к телефону подходить нельзя. Жгут в нехорошем настроении, и он прав. Сам приключений на свою попу не искал, но и Серега не совсем прав. А в общем, пошло оно все на хрен.

Телевизора в квартире нет, есть приемник старый, ламповый. Игорь Михайлович клавишу утопил, нет ничего. Открыл заднюю панель, на месте предохранителя пусто. Нашел проволочку, зачистил, намотал на спичку и вложил в паз. Радио заработало. Стало легче, тогда он лег на диван и уснул.

Долг платежом красен

В свое время Серега Желнин успел поработать в Питере не только в достопамятном журнальчике, но и в хорошей газете, из которой, впрочем, вылетел довольно быстро. Он отвечал за криминал и слишком близко к сердцу принял проблемы некого Жгута. В результате Жгут избежал тюрьмы и неприятностей покруче, а Желнин сначала оказался в другом издании, а потом и вовсе в уездном городке, по принципу – с глаз долой, из сердца вон. Но старая любовь не ржавеет, и обещание: «Если ты, Серега, попросишь, братан сделает» – не осталось невостребованным. Журналист искать приключений не собирался и лишь попросил «теплого дна» для себя и Дяди Вани с девочкой. Но после визита к Карпову и засветки Дяди Вани у филолога решено было выводить всю троицу из-под удара. Финский вариант посоветовал сам Желнин. Знал он одну подлинную историю. Однажды, году так в восьмидесятом, случилась на одном из закрытых предприятий города Ленинграда одна потешная история.

Далеко не теплым зимним вечером компания финских туристов оттягивалась в ресторане на Невском проспекте. Товарищ, бывший с группой, перебрал. Не рассчитал сил. А герой рассказа, инженер-оборонщик, ужинавший в одиночестве, оказался в финской компании, с которой пропутешествовал в горячо любимый пивной бар «на Маячке». В результате инженер отправился провожать новых товарищей до автобуса, присел отдохнуть и… Один из финнов отстал от рейса, и машина ушла без него. Северные соседи уже с трудом различали, кто свой, а кто чужой, и кроме того, оборонщик оказался в «северной» куртке, а кто-то из «братьев по разуму» в пальтишке инженера. Обычная пьяная история. А кончилось тем, что на границе паспорта вынимал из внутренних карманов пассажиров более-менее трезвый господин. Инженер оказался в Финляндии.

Очнувшись в городе Хельсинки, он вначале не понял, что происходит, благо города имеют некоторое сходство. Получившие неожиданный «подарок» финны отвели его на одну из квартир, где «положили на бабу». Еще сутки инженер отдыхал, а потом решился позвонить на родной завод, главным образом, чтобы обеспечить алиби в семье. Результат оказался фантастическим. Прямой начальник бедолаги наорал на него, переключил телефон на первый отдел, где беглецу пообещали едва ли не расстрел к приказали немедленно двигаться в направлении советского посольства. Герой пришел в ужас и спросил новых товарищей, что делать, так как ему было сказано по телефону, что длины руки питерских чекистов хватит, чтобы дотянуться до любого населенного пункта в бывшей российской губернии. Этого делать, как оказалось, не следовало. Несчастного парня на пароме переправили в Швецию. Руки оказались у власти коротки, но путь домой был отрезан. Инженер остался в Швеции, со временем женился, натурализовался и никогда больше не вернулся в город Питер, где у него остались жена и дочь. Такие вот прибаутки.

Желнин предложил использовать для эвакуации финский канал, что было признано разумным ввиду некоторой либерализации отношений. Свои, родные, документы для трех героических личностей не годились. Решено было делать ксивы. Жгут не был авторитетом, просто немного разбирался в ситуации и имел некоторые знакомства. Людей у него под рукой верных было мало – двое. Конфронтация с властью не входила в его планы, но и слово нужно было держать.

Добрая традиция отдыхать от сухого закона сохранилась и сегодня. Комфортабельные автобусы увозили дорвавшихся до свободы северных братьев зачастую в нечеловеческом состоянии. Но если снять с рейса трех граждан соседней страны и позаимствовать их документы, то они неминуемо поднимут шум. Существовал риск провала, поэтому финнов решено было похитить и продержать хотя бы двое суток в «отстойнике». Для корректировки документов с вклейкой фотографий нужно было несколько часов. Рейс, с которого снимались люди, приходил через Карелию. Уезжать решено было через Выборг, на частном транспорте, прикинувшись смертельно пьяными. Водитель – русский, коллега. Операция рискованная, но группу Желнина искали уже всерьез.

– Вот оно, наше транспортное средство, – сказал Желнин.

Сияющий красавец автобус стоял на Итальянской, возле туристического агентства «Роза ветров».

– Предлагаешь взять заложников? – спросил Игорь Михайлович. – Нам, кажется, только это осталось.

– Заложником буду я, – предложила Аня, – приставляй свой кривой револьвер к моему уху и веди. Через пять минут будешь лежать в наручниках, со сломанными ребрами. Еще глотнешь газа.

– Ты бы триллеров поменьше читала, – заметил Желнин. – Финны сейчас пьют в городе. Потом будут пить в автобусе. Ничего не изменилось со времен социализма. Только водки стало больше, и теперь она дешевле. На границе их частенько по головам пересчитывают.

– А куда деть три лишние головы? И кто-нибудь будет трезвым. Опять наручники, только уже в Карелии. Фигню ты придумал, Серега, – возмутилась Аня.

– Нет, в этом что-то есть, – уцепился за идею Игорь Михайлович. – А ты уверен, что это финны, а не наши челноки-суточники?

– Мне этот автобус не совсем чужой. Я, когда в Питере хотел устроиться, в журнале одном работал, а отсюда пленки отправлял в типографию. Один автобус с нашей братвой, а другой – с их алкашами. Впрочем, все наверняка изменилось. Спросить нужно. Посидите вот в кафе угловом.

Желнин появился.

– Ты кроме жрачки и водки можешь о чем-нибудь говорить? – каким-то противным голосом прошипела Аня. – Урод какой-то!

– Ладно, ладно. Ты иди, Серега, а мы пельменей не будем. Мы чайку.

– Так там пирожки слоеные, с мясом.

– Убью его, при случае, – пообещала Аня.

– Ладно, ладно. Ты иди узнавай. – Игорь Михайлович повел Аню Сойкину в кафе. – Не будем мы ни пельменей, ни пирожков. Чаю выпьем.

Кафе разрекламированное оказалось заурядной столовкой под названием «Звездочка». Взяли они два кофе и сок апельсиновый один, для Ани.

– Ты, поди, водки хочешь? Так пей, не стесняйся, – разрешила Аня, – потом и пельмени пойдут.

– Да отстань ты со своими пельменями! Что ты к нему цепляешься?

– Да он дурак. От него все пошло и поехало.

– Главный дурак – это я. Главный и генеральный.

Минут через пять появился Желнин, с красной розой для Ани, и тут же заказал себе пельмени.

– Ну?

– Едем, конечно. Завтра в восемнадцать ноль-ноль финские товарищи возвращаются домой. А в восемь тридцать они прибывают. Завтра утром. А пока нам лучше вернуться домой.

– Я туда не хочу. Я гулять хочу. В Эрмитаж, в Русский музей, в Лавру.

– Как-нибудь в другой раз. Петербург – город, конечно, большой, но это не значит, что найти нас здесь трудней, чем в уездном городе. Вот смотри, милиционер на той стороне странно так посмотрел. Наверное, с ориентировкой сравнивает.

– Серега! – проникновенно позвала его Аня.

– Слушаю…

– Ты козел.

– А я и не спорю.

В восемь тридцать чудесный автобус был на месте. Финны выходили весело и непринужденно. Они начинали прикладываться к бутылкам, едва въехав на русскую территорию. В основном это были молодые люди лет до тридцати. Этакий мальчишник. Нужна была девочка Аниного возраста, но таковой не оказалось. Однако впереди был целый день. Всякое могло придуматься и состояться.

Женщина одного с Аней роста и телосложения сошла на асфальт города прошлых и будущих революций. Звали ее Алли.

Туристы медленно разбредались по городу. Примерно полдня они будут дефилировать по Невскому. Главное – не упустить вот эту бабенку лет сорока, стройную, легко и непринужденно одетую в брюки вельветовые, майку спортивную и курточку белую, на молнии. Вместе с ней от группы отделился ее друг, немного поодаль два мужика, «пузыря». Аня Сойкина находится в глубоком резерве. Издалека наблюдает за тем, как Желнин завязывает знакомство, а Игорь Михайлович ему ассистирует. Финны вышли на Невский, двинулись по левой стороне сна шла до Литейного, свернули было, но возвратились и недалеко от площади Восстания зашли в кафе, потом в другое. Цены их явно не устроили. Где-то уже на Старо-Невском, почти у «Шилкина», снова примеривались, выпили по банке «Невского», поморщились, дамочка даже допивать не стала, перешли на другую сторону, сели в бистро. Дамочка с другом и «пузыри». А тут и Желнин нагрянул.

– Руси-Суоми, дружба на века.

– Да, да… – головами покачали финские товарищи.

– Есть дело.

Желнин по сто пятьдесят водки «Дипломат» на всю компанию взял и по пицце с грибами и сыром.

Финны долго не могли понять, чего от них хотят, дар принимать не спешили, присматривались. Желнин косил под покупателя тачки. Спрашивал, что да как и куда лучше ехать, цену назвал крутоватую, короче, обольщал. Словесный понос и актерство сделали свое дело. Финны оттаяли, разговор завязался. Говорили они по-русски через пень-колоду, но все понимали. Желнин тарабарщину из русских, английских и финских слов, которые вколотил в свою голову по купленному вчера разговорнику, сопроводил еще водкой, томатным соком, кофе по-турецки. Закончилось все тем, что он пообещал сейчас же купить срочную поездку в Суоми, чего бы это ни стоило, и вечером уехать вместе с новыми товарищами, которым в случае успеха мероприятия отстегнуть комиссионные. Насчет срочной поездки полная чушь, но он утверждал, что у него уже есть виза, главное – сейчас на этот самый автобус место забить. Резвился Желнин на всю катушку, пока не зная, как дальше все повернется. При других обстоятельствах его бы отвадили быстро и без проблем, но он оказался психологом тонким. Договорились встретиться возле автобуса на Итальянской в половине шестого, а пока Желнин дознался, что гости пьяные пойдут в Лавру, а дальше – как Бог даст.

Игорь Михайлович вошел в операцию, когда все уже были достаточно хороши. Он как бы случайно к столику подсел со стопкой и сосисками. Добрый Желнин и его одарил «Дипломатом», но он отказался.

Потом Желнин побежал якобы столбить место, но на самом деле отошел на заранее подготовленные позиции.

Дядя Ваня отправился, изображая радушного ленинградца, показывать «Аврору». Осторожные финны в этом большой беды не видели. Опасение у них Желнин, несомненно, вызвал, но дармовая водка сделала свое дело, а Дядя Ваня своей культурой общения, интеллигентностью и обстоятельностью располагал к себе, тем более что он ни на что не претендовал, заявив, что времени у него минут тридцать, но главное – начать.