Текст книги "Рыцарь Шато д’Ор"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

– А давно ты у маркграфа-то служил, дяденька?

– Да уж лет двадцать тому, милая!

– Ну, так мне всего-то двадцать четыре, я тогда еще в деревне жила, в Грюндорфе!

– В Грюндорфе? – Марко озадаченно почесал в затылке. – Я ведь сам оттуда… Чьих же ты?

– Клары я дочка, второй дом от запруды.

Марко смущенно кашлянул и молвил:

– Клары? Дочки Петера Горбатого? А бабку помнишь?

– Бабка у нас раньше померла, меня еще тогда на свете не было.

– Верно… Мать-то жива твоя?

– Померла как раз в Рождество Христово, мне пять лет было…

– А отец у тебя был?

– Вроде бы был при оруженосцах его светлости, в конюхах, но я его ни разу не видела.

– Так-так! – оживился Марко. – Значит, незаконная ты, верно?

– Дед говорил, что не дал его светлость моему отцу разрешения на свадьбу и выпорол еще вдобавок. Так они грехом грешили, тайно. За семь верст отец скакал до Визенфурта, чтобы с матерью любиться. Дед-то говорил, что он их ловил сперва, мать сек, его убить хотел, а потом плюнул и решил, что будет, то будет! Вот я и родилась.

Марко шмыгнул носом, хотя простудой не страдал. Он готов был разрыдаться – и было от чего.

– Ну а потом? Что дед-то говорил?

– Священник на отца с матерью его светлости донес, что в блуде живут. Его светлость отца казнить хотел, да пожалел вроде, выпороли их обоих да епитимью наложили. А отца маркграф услал на три года в какой-то замок – конюшни чистить. А оттуда уж не прибежишь. Говорят, за три года маркграф его обучил честности небывалой. А как была война с какими-то графьями, ушел он в лучники… Убили его или нет, дед того не знает, только с войны он не пришел, а мама через четыре года померла… Или через три, уж не помню…

– Грех-то! – вырвалось у Марко. – Грех-то какой! Кровосмеситель я и прелюбодей!

Марта испуганно поглядела на него. А Марко, увидев на стене распятие, поставил Марту на колени, затем плюхнулся рядом.

– Молись! – взревел он. – Молись, блудница! Молись Господу нашему, чтоб он простил нам с тобой прегрешение это! Отец я твой! Отец!!!

– Господи всеблагой и милосердный!.. – запричитала Марта, поглядывая на Марко, впившегося безумным взором в мученический лик Христа…

Со двора раздался резкий, призывный свист Ульриха. Марко продолжал исступленно молиться.

– Граф свистит! – встрепенулась Марта. – Идем, отец мой, идем! Священник говорил, что Христос велел Богу Богово отдавать, а кесарю – кесарево…

– Марко! – послышалось со двора. – Живей, скотина!

Марко тяжело поднялся с колен и, собрав оружие, взял Марту за руку.

– Со мной поедешь! – сказал он так, что Марта тотчас поняла – не отвертеться. Она хотела сказать, что здесь, на постоялом дворе, у нее есть каморка, где припрятано три цехина и семь серебряных монет, а также ворованный перстенек с какого-то загулявшего купца, но голос у нее пропал – она не могла вымолвить ни слова. И Марта пошла за человеком, не устыдившимся назвать ее дочерью и признаться пред Господом в своих грехах.

…Ульрих стоял во дворе вне себя от ярости. Марко появился в тот момент, когда ярость эта уже достигла всех возможных пределов. Увидев, что слуга ведет за руку Марту, Ульрих прошипел, сверкая глазами:

– Тебе что, мало, идиот?! Куда ты ее тащишь? Обалдел?!

Марко, глянув исподлобья на своего хозяина, сказал внушительно и строго:

– Помолчи, ваша милость! С нами она поедет, понял?!

Ульрих размахнулся и двинул Марко кулаком в зубы. Попади под такой удар другой, возможно, этого беднягу пришлось бы приводить в чувство целый час, а то и дольше, но Марко лишь пошатнулся, но на ногах устоял. Затем ответил графу де Шато-д’Ору таким ударом, что тот рухнул наземь как подкошенный. Марта взвизгнула.

– Тихо, – сказал Марко. Он взял своего господина за грудки и с легкостью забросил девяностокилограммовую тушу в седло. – Садись на битюга, – велел он дочери. – И тихо!..

Путаясь в Ульриховом плаще, Марта забралась на вьючную лошадь и пристроилась среди поклажи. Марко влез на свою клячу и, чмокнув губами, ударил ее деревянными сандалиями по ребрам. Кляча всхрапнула, выражая недовольство, и пошла вперед. Ульрих инстинктивно держался за шею своего коня, которого Марко повел за собою на поводу.

– Что же теперь будет? – спросила Марта, всхлипывая и ничего толком не понимая. Мозг ее был затуманен вином и новыми впечатлениями. Она чего-то боялась и вместе с тем надеялась на что-то очень хорошее и светлое, быть может, даже прекрасное, ждавшее ее впереди.

– Все хорошо будет! – словно угадывая ее мысли, сказал Марко. – Все будет хорошо… Теперь я тоже знаю, зачем мне дальше жить, вот что!

– А все равно ты дурак, – держась за челюсть, пробормотал Ульрих. – За что ты мне врезал, не понимаю…

– Потом объясню, ваша милость, потом, – успокоил Марко своего господина… и друга.

НОЧЬ БЕЗ ОТКРОВЕННОСТИ

Предыдущая глава еще получит свое продолжение, ибо мы только подвели героев к тому моменту, когда они выступили из «Нахтигаля» на Визенфурт. Однако пора вернуться к двум юным оруженосцам, покинутым нами в довольно-таки неприятной для них ситуации – когда, напуганные рупором Петера Конрада, они вылетели на какую-то лесную просеку и, нещадно стегая коней, мчались, не разбирая дороги. Таким аллюром они прошли две или три мили, после чего кони выдохлись и остановились. Остановились они на берегу широкой и полноводной реки, видимо, той же самой, через которую Ульрих, Франческо и Марко перебрались, направляясь в Шато-д’Ор. Вдоль берега реки тянулась дорога, пересекавшая узкую просеку, с которой выскочили перепуганные юноши на своих измученных, исхлестанных лошадях.

– Ну и дела! – вздохнул Франческо, спрыгивая с лошади. – Ну и напугался же я!.. В жизни еще так не трусил!

– А я, думаешь, не испугался?! – воскликнул Андреас. – Чуть в штаны не наложил, ей-богу! Интересно, что это было?

– Великан, должно быть, голос-то какой…

– А может, леший?

– У лешего голос скрипучий, будто деревянный, а это либо великан, либо Рюбецаль…

– Это которого мужик репу считать заставил? У нас он не водится. Рюбецаль в дальних странах живет, в Шварцвальде. Ты там не бывал?

– Нет, там не бывал. В Италии был, в Риме был, в Венеции, Иллирии, Далмации, Византии, в Палестине, в Сирии, а в Шварцвальде не бывал. Наверное, это еще дальше…

– Ну, Бог с ним! – Франческо махнул рукой. – Унесли ноги – и ладно. Ты вот лучше скажи, куда это нас занесло?

– Если ехать вдоль реки, можно приехать в Шато-д’Ор и в Визенфурт. Смотря в какую сторону ехать. Только в обе стороны ехать далеко. Ночь и день проедешь, пока дотуда доберешься. Река уж очень петляет.

– Слушай, а ведь нам всего-то оставалось спуститься с горы, чтобы выехать к «Нахтигалю»… Как же так получилось?

– Мы с тобой попали не на ту просеку. Видно, не там свернули, раз здесь очутились. Я тут бывал когда-то и помню, что если чуть проехать вниз по течению реки, то будет поворот на ту дорогу, которая идет мимо «Нахтигаля». А если пройти столько же вверх по реке, то будет поворот на Вальдбург, но там до него еще ехать и ехать – миль двадцать…

– Ты же говорил – пятьдесят!

– Так то с горы! Через гору другая просека идет, там надо сперва тридцать миль по лесу покружить да выехать на эту дорогу…

– А почему же нельзя по тем просекам проехать, что мы проехали? – удивился Франческо.

– Да кто же их знает, все эти просеки? – с досадой ответил Андреас. – Я вот сейчас и то думаю – в какую сторону ехать?

– Ты же только что говорил: по течению.

– А ты помнишь, куда она течет? Она сперва с севера на юг течет, потом – с востока на запад, после этого – обратно с запада на восток, ну и снова – с севера на юг…

– Но ведь ты говоришь, бывал здесь…

– Бывал, бывал! – проворчал Андреас. – Только давно это было… А потом, может, и не здесь вовсе…

– Вот оно что! – фыркнул Франческо. – Значит, приехали?!

– Поедем берегом, – предложил Андреас. – Если увидим высокий обрыв, значит, едем правильно…

– А куда?

– К Визенфурту. Лишь бы только мимо поворота на «Нахтигаль» не проехать… Вернее, на дорогу, которая мимо «Нахтигаля» идет…

– Ох, чувствует мое сердце, влипнем мы с тобой! – проворчал Франческо, вдевая ногу в стремя и взлетая на седло.

Усталые лошади шли медленно. Тихонько позвякивало оружие. Юноши молчали, обоих клонило в сон, а конца пути не предвиделось. Дорога начала постепенно подниматься в гору, отдаляясь от пологого берега. Затем появились невысокие обрывчики, а вскоре линия обрыва стала сплошной. Поверхность реки, которая раньше была совсем близко – только наклонись с седла, – теперь ушла далеко вниз, и серебристая лунная дорожка казалась теперь таинственной и загадочной. С другой стороны к дороге сплошной стеной подступал густой лес. Кое-где столетние сосны нависали над самым обрывом, дожидаясь первого хорошего ливня, который, подмыв полусгнившие корни, сбросит их в реку.

– Не подъезжай близко, – сонным голосом проговорил Андреас, желавший, видимо, сказать, чтобы Франческо не приближался к краю обрыва.

– Ух ты! – воскликнул Франческо, отъезжая от края обрыва. – Локтей сто будет! Отсюда свалиться – костей не собрать.

– А я что говорю? – подтвердил Андреас. – Тут надо ехать ближе к деревьям… Смотри-ка!

– Чего еще?! – ахнул Франческо, опасаясь какой-нибудь новой чертовщины.

– Огоньки там, видишь?

Действительно, впереди светились красноватые тусклые огоньки, которые странно покачивались и подрагивали, словно живые. Русло реки в этом месте немного расширялось, образуя залив, с трех сторон окаймленный обрывом. Огоньки светились и двигались вдоль обрыва, на противоположной стороне залива – прямо навстречу юношам.

– Не нечисть ли какая? – осеняя себя крестом, спросил Франческо – спросил, обращаясь, скорее, к самому себе.

– Да нет! – отозвался Андреас. – Это какой-то отряд с факелами! На лошадях тоже трясутся, вот огни и прыгают как живые…

– А чего же людей не видать? Латы блестели бы…

– А ежели поверх лат черная ряса одета? Как у епископских латников…

– Что они тут делать-то собираются?

– Кто их знает! Тут ведь где-то и на монастырь Святого Иосифа дорожка… Может, туда едут?

– Многовато огоньков, знаешь ли, сотни две будет. Да ежели еще и факел не у каждого… С полтысячи воинов наберется! Святую обитель Бог хранить должен, а не солдаты. А тут целое войско!

– Может, его преосвященство воевать задумал или в крестовый поход опять собираются?

– Тогда бы герольдов выслали, – рассудительно заметил Франческо. – Да и зачем по ночам, глухой дорогой такой отряд вести? А?

– Думаешь, тайна какая-то?

– Думаю. И еще думаю, что надо нам куда подальше улепетывать, потому как если кто-то что-то скрыть хочет, то свидетелей ему не надобно…

– Тогда поворачиваем коней! – сказал Андреас. – Помнишь, мимо обрывчиков проезжали? Там можно под берегом укрыться, понял?

– Поехали!

Ехать быстро по узкой тропке над обрывом было невозможно. Да и топот коней, скачущих рысью, привлек бы внимание. Андреас оглянулся и увидел, что огоньки стали намного ярче и уже хорошо были видны язычки пламени, раздуваемые ветром.

– Минут через десять догонят нас! – воскликнул он, но ошибся.

Не прошло и пяти минут, как из темноты раздался чей-то суровый голос:

– Кто едет? Остановиться!

– Как бы не так, – прошептал Франческо, дрожащими от волнения руками выдергивая лук из налучия и стрелу из колчана.

– Гони! – завопил Андреас. – Все равно в темноте не попадешь!

Плеть Франческо хлестнула по крупу меринка. Держа в левой руке и лук, и стрелу, и поводья, он правой рукой нахлестывал лошадь, и она неслась следом за лошадью Андреаса.

– Стой! – орали сзади. – Осаживай коня!

Франческо услыхал над головой свист стрелы, посланной наугад, но от этого не менее опасной. За первой стрелой пропела вторая, потом еще и еще. Франческо улучил момент и, развернувшись в седле, пустил свою стрелу в преследователей. К своему удивлению, он услышал жалобное ржание лошади, в которую угодила стрела, и громкую брань всадника, а затем – отчаянный крик человека, падающего с обрыва вместе с лошадью. Послышались лязг доспехов и какой-то треск, вероятно, треск костей человека и лошади… Впрочем, ни Франческо, ни Андреасу некогда было прислушиваться к этим звукам. Их гораздо больше тревожили другие звуки – свист стрел и топот коней за спиной.

– Здесь! – выдохнул Андреас. – Сворачивай под обрыв!

По рыхлому песку кони зарысили почти бесшумно. Юноши ехали вплотную к откосу обрыва, и сверху их невозможно было разглядеть. Топот погони пронесся дальше, по верху обрыва, песок с шуршанием тонкими струйками осыпался на головы юношей.

– Проехали! – восторженно шепнул Франческо.

– Не сглазь! – прошипел Андреас, напряженно прислушиваясь. – Не проскакали они еще спуск…

Топот стих, но ветер доносил до юношей отдельные голоса всадников.

– Ищут они, – вслушиваясь в обрывки фраз, шепнул Франческо. – Поехали потихоньку.

Скрип песка под копытами и случайное цоканье подков о камешки казались юношам, чьи чувства были обострены до предела, чуть ли не грохотом. Между тем по верху обрыва, отбрасывая красноватые отблески на воду, поплыла вереница факелов.

– Сто-о-ой! – раздался зычный голос.

– Монсеньор, – послышался голос, – их двое или трое, но они, видимо, ушли в лес…

– Вздор, брат Феликс, если бы они стали ломиться через лес, вы бы услышали треск… Ищите их под обрывом, брат Феликс!

– Доставить живыми?

– Необязательно, – ответил тот, кого назвали монсеньором.

– Но, может быть, они могут нам что-либо сообщить?

– Они могут быть только лишними… Кем бы они ни были, мне не нужно, чтобы о появлении моего отряда знал кто-либо…

Франческо вздрогнул.

– Поймают, – прошептал он Андреасу на ухо. – Что делать-то?

– В реку надо, на тот берег, там не достанут, – решительно расстегивая пояс, сказал Андреас. – За коней держаться будем, латы на них положим…

– Ты плаваешь-то хорошо? – спросил Франческо. – Здесь ведь река широкая.

– А ты?

– Я? – хмыкнул Франческо. – Я, брат, венецианец, я плавать раньше, чем ходить, научился.

Вдали показались огоньки факелов, передвигавшиеся под обрывом к тому месту, где укрылись оруженосцы. Они двигались неторопливо, но уверенно, и было ясно, что вскоре приблизятся настолько, что выхватят из тьмы оруженосцев и их лошадей. Опасливо поглядывая на приближающиеся факелы и почти не видя друг друга в темноте, оруженосцы лихорадочно сбрасывали с себя доспехи и вооружение и привязывали все это к седлам. Первым забелел наготой Андреас. На счастье беглецов, луна погрузилась в тяжелую тучу, и единственным источником света были тусклые отблески факелов, пылавших на верху обрыва. В непроглядной тьме, в чем мать родила, оруженосцы ввели лошадей в реку. Животные вошли в воду с плеском и фырканьем, а кобыла Андреаса еще и предательски заржала, учуяв, видимо, чьего-то жеребца. И, конечно, воины брата Феликса тотчас обнаружили пловцов. С обрыва сбросили несколько факелов, в свете которых всадники принялись стрелять по беглецам. Однако преследовать юношей в воде всадники не могли – мешало тяжелое вооружение. Лучники и арбалетчики посылали стрелы в реку, уповая больше на удачу, чем на точный прицел. Стрелы со свистом летели с обрыва и с бульканьем уходили в воду.

– Слушай, – спросил Франческо, – ты тот берег видишь?

– А ты?

– Ничего не вижу, если честно.

– Я вижу то же, что и ты… – усмехнулся Андреас. – А речка-то с водоворотами!..

– Еще затянет!.. – фыркая почти так же громко, как меринок, за повод которого он держался, сказал Франческо. – Там, говорят, водяной живет и русалки ему бороду наматывают. Мотают, мотают, а борода-то водяная, вот вода и крутится.

– Ужас, как я этих водяных боюсь и русалок! – сознался Андреас. – Они, говорят, все, что хочешь, могут сделать, только не всегда… Мне тут давеча рассказывали, будто один мужик купался в речке и увидел распрекрасную красавицу с золотыми волосами. Вся голая, конечно, сам понимаешь. А она рассердилась, да как заорет: «Не смотри на меня!» А он смотрит и говорит: «Уж больно ты баба красивая!» А баба эта была русалка, она ему и говорит: «Хочешь быть таким же, как я?» Мужик подумал, что все без подвоха и его красавцем сделают. А русалка эта водой на него плеснула и говорит: «Чтоб тебе бабой на берег вылезти!» Выплыл мужик, смотрит, а у него груди выросли, ну а между ног – сам понимаешь – все исчезло.

– Брехня это, – сказал Франческо, – не бывает так.

– А что, может, и бывает? – не согласился Андреас.

– Может, и бывает, да нам-то что из этого… Тут вон монахи стреляют, а он сказки рассказывает…

– Стрел-то уж и не слышно, – заметил Андреас. – Нас далеко вниз по течению снесло… А все-таки такое бывает.

– Да, конечно!.. – усмехнулся Франческо, заплывая с другой стороны коня, чтобы сменить загребную руку. – Вот я сейчас на тебя водой плесну, да скажу: «Чтоб тебе бабой на берег вылезти!» Что ты, сразу в бабу превратишься?

– Нет, лучше не превращаться! – опасливо сказал Андреас. – Мне мужиком быть больше нравится. Только все-таки верю я в такое… Надо проверить это, чтоб уж потом не бояться…

– Да что проверять-то! – хмыкнул Франческо. – Да если ты в бабу превратишься – я на тебе женюсь! Ха-ха… Но ежели не превратишься – бью пять горячих по заднице плеткой! Идет?

– Идет! – согласился Андреас. – Только жениться – это дело долгое, а вот пять горячих я тебе тоже отвесить не против.

– Ну ты и дурень! – удивился Франческо. – Неужели и впрямь думаешь, что получится? Если даже и умеют это русалки, так на то они и русалки… Вылезешь на берег, сразу задницу подставляй, чтоб не спорил другой раз…

– Может, и впрямь не надо, – сказал Андреас. – А то тебе-то что: пять плеток получишь, и оставайся мужиком, а я на всю жизнь бабой стану…

– Да ты просто боишься пять горячих получить, – ехидно заметил Франческо. – Но раз уж поспорил, надо до конца держаться. Очень мне тебя за бахвальство проучить хочется.

– Да я уж сейчас и сам рад получить, только бы мужиком остаться.

– Не боись, останешься! – Франческо зачерпнул в горсть воды и плеснул ее в лицо спутника, смутно белеющее в темноте. Затем громко крикнул: – Чтоб тебе бабой из воды вылезти!

– А-а-а! – завизжал Андреас не своим голосом.

– Ты чего? – изумился Франческо.

– Не знаю чего… – отдуваясь, ответил Андреас. – Что-то со мной случилось!

– Брось болтать! – отмахнулся Франческо. – Не забудь про плетку.

– Нет, что ты, – ухмыльнулся Андреас, – теперь уж точно не забуду!.. Смотри-ка, берег!

– Точно! Кони по дну идут… Доплыли!!!

– Верно, доплыли, – отозвался Андреас. – Только ты-то доплыл, а я-то… доплыла!

– Опять споришь? – нахмурился Франческо. – Поворачивайся задом!

– Ты сперва спереди пощупай! – сказал Андреас. – Вон чего наделал!..

– А ты где? – спросил Франческо. – Чего за лошадь спрятался?

– Как чего? Я же теперь девка, понял? – всхлипнул Андреас.

Франческо, поеживаясь от ночного холода, обошел коня и подошел к товарищу, закрывающему одной рукой грудь, а другой – низ живота.

– Ну, убери руки-то, – проворчал Франческо. – Не может такого быть, ни за что не поверю…

– Тогда гляди, – сказал Андреас, открывая грудь.

Франческо осторожно прикоснулся к небольшим аккуратным выпуклостям, словно светившимся в темноте, затем – к темным соскам. Это была, несомненно, девичья, хотя и не очень развитая грудь, мокрая и холодная от долгого пребывания в воде.

– И тут тоже? – упавшим голосом проговорил Франческо, указывая на темные волосы на лобке девушки – Андреаса; а тот вместо ответа схватил приятеля за запястье и быстро прижал его ладонь к этому темному пятну.

– Вот э..это д…да!.. – стуча зубами то ли от холода, то ли от страха, пролепетал Франческо.

– И одежда вся промокла! – сказала девушка – Андреас. – Надо костер развести…

– Черт меня надоумил с тобой спорить! – в сердцах сплюнул Франческо.

– Ладно! – сказала Андреас. – Об этом потом, а сейчас сушиться надо. Простыть ведь можем! Не гляди на меня так! Это только тело у меня бабье, а в душе я мужиком остался!

– Точно! – спохватился Франческо. – Я-то ведь знаю, что ты – мужик, что же мне на тебя пялиться? Верно, Андреас?

– Верно, но пять плеток получишь, понял?

– Да хоть десяток! Тут чудо такое… а мы плетками считаться будем?!

Оруженосцы набрали большую кучу плавника и хвороста из близлежащей рощи. Нашлось и кресало, а также сухой трут, и вскоре на берегу запылал костер. Промокшую при переправе одежду развесили на кольях вокруг костра; затем соорудили шалаш из веток, которые нарубила Андреас саблей Франческо.

– Гляди-ка, – восхищался Франческо, – а удар-то остался!

– Ага, – кивнула Андреас и потянулась к плетке. – Ложись-ка, любезный! Уговор есть уговор!

– Ох! – закряхтел Франческо. – Ну и вредный же ты! – Он улегся на живот и усмехнулся: – Никогда меня девка не порола… Ты уж не бей по рубцам, а то еще после мессира со вчерашнего дня не зажило.

– Ладно, – сказала Андреас и пять раз крепко вытянула Франческо плеткой.

– Как же тебя звать-то теперь? – поглаживая побитое место, спросил Франческо. – Неудобно как-то…

– Неудобно, неудобно… – проворчала Андреас. – Ну, зови Андреа, вроде есть такое имя… Превратил меня в девку, вот беда-то… А уж как звать – ерунда. Вот прикажет мессир Альберт в баню идти, спину ему тереть, как я пойду?

– Объясним ему… – пробормотал Франческо. – А то как же… Тут другое дело… Баба-то ты теперь настоящая, а я на все это так просто смотреть не могу, понял… то есть поняла? Вон видишь, только поглядел на тебя – а уж хочется…

– Верно, – с волнением в голосе отозвалась Андреа, разглядывая демонстрируемый ей предмет. – Это что же, если я замуж выйду, так меня такой штуковиной… Да еще родить потом надо? Глаза б мои на тебя не смотрели…

– Сам виноват, – сказал Франческо. – Не надо было сказки рассказывать… А может, и обратно все вернуть можно, а?

– Я уже подумала про это! – Андреа сплюнула в костер. – Ладно, уж лучше бабой быть, чем опять превращаться. А то что-нибудь не так выйдет – и стану не баба, не мужик…

– Тьфу, прости Господи! – перекрестился Франческо. – Упаси нас Боже от эдакого…

– А тело у тебя какое теплое! – сказала Андреа, обнимая Франческо и прижимаясь к нему округлым девичьим бедром.

– Ты чего? – в испуге отодвинулся Франческо. – Я, знаешь, содомским грехом не грешу… А за настоящую бабу тебя не признаю все равно.

– Ох и дурак же ты! – покачала головой Андреа. – Ишь что подумал! Я погреться хотела, вот и все… Мне, знаешь, ни бабьей, ни мужской любви не надо, и так проживу… Не просохло еще белье?

– Нет еще, – насупился Франческо, недоверчиво поглядывая на тоненькую талию и довольно широкие бедра своей новой подруги. – Пошли в шалаш, – сказал он. – Сухим плащом укроемся.

– Только ты рукам волю не давай, – предупредила Андреа, – а не то получишь!

– Да не трону я тебя, – успокоил ее Франческо.

– А караулить кто будет? – спросила Андреа. – Ложись-ка спать, а я постерегу…

– Может, я лучше, ты все-таки это… не мужчина…

– Запомни: как был я Андреасом, так и остался, а заикнешься еще, что я не мужчина, получишь!

– Чего?! – взвился Франческо. – Это от тебя, от бабы?

– Запросто! – последовал ответ. И Франческо и Андреа-Андреас вскочили на ноги.

– Ну, давай! – сказал Франческо, сжимая кулаки.

Андреа размахнулась и двинула Франческо, да не по-бабьи, ладошкой по щеке, а крутым, хоть и небольшим кулаком – правой в челюсть. В глазах у Франческо потемнело. Он пришел в себя, уже оказавшись на земле. Франческо приподнялся и сел, потирая челюсть.

– Ну и удар!.. – пробормотал он, признавая превосходство приятеля. – А вот замуж тебя не возьмут, это точно. Муж тебя и поучить не сможет…

– Опять? Мало, что ли?! Могу еще…

– Да не злись ты! Я просто так… рассуждаю…

– Раньше надо было думать, когда в девку превращал…

– Опять я виноват?! Пять горячих, по роже получил – и все мало… – вздохнул Франческо. – День такой выдался, точнее, ночь…

– Ладно, – сказала Андреа, – давай мириться. Залазь в шалаш и спи, разбужу ближе к утру.

– А пожрать у нас ничего нет? – спросил Франческо.

– У меня ломоть хлеба был, – вспомнила Андреа. – Кажется, в куртке…

– Поищи, а? Может, поделишься… А то с обеда ни крошки во рту не было.

– Ничего, покуда не помрешь! – улыбнулась Андреа, роясь в карманах куртки, которая сушилась над костром. – Вот… Мокрый, конечно, но ничего…

Размокший ломоть разделили пополам и тотчас же съели.

Франческо полез в шалаш, расстелил единственную сухую вещь – плащ Андреаса – и вскоре заснул. Сон навалился на него, тяжелый и глубокий, – сон без сновидений. Андреа-Андреас же осталась наедине с ночью и своими мыслями…