Текст книги "Какая она, победа?"

Автор книги: Леонид Дядюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

же кадра. Ветер бил прямо в лоб, и укрыться от него было негде. Ни минуты,

чтобы насладиться победой. Да и какая это победа? У них траверс!

Начали спуск с вершины. С Главной вершины Победы! Наст по-

прежнему очень тверд, а на север, в сторону Звездочки выгнулись хищные

спины карнизов. Первая сотня метров, вторая, третья... Ребята перемерзли, на

лицах зловещие маски льда, нужен отдых и хоть немного тепла, пусть даже

заключенного в пластиковой кружке растопленного снега. И тут они увидели

красную палатку. И вновь не сразу сообразили, что это челябинцы: ведь

Рябухин вышел пятью днями раньше, это могли быть только москвичи

«Буревестника», только группа Валентина Иванова, осуществляющая

260

встречный траверс!. Но это был Рябухин. Красная палатка, затерянная среди

завьюженных скал и снежных наметов! Студенин заглянул в палатку и сразу

понял, что там не все ладно. Теперь, если что, так только вместе...

Утром 11 августа видимость ноль. Сплошной, струящийся

горизонтально снежный поток. На разведку вышли Студенин и Рябухин,

прошли немного, надеясь разведать спуск, но вскоре вернулись: идти

немыслимо. Ребята за это время вырыли пещеру, с комфортом разместились,

челябинцы остались верны палатке.

В полдень в красной палатке принялись за обед. Сел и Володя Художин.

Ел, как все, даже попросил добавки. Саша Рябухин пошутил, что в таком

случае он, Художин, завтра потащит рюкзак.

– Конечно, – откликнулся Володя, – а чего вы меня разгрузили? Я

ведь не просил!

Тут ему вновь стало нехорошо. Связались с базовым лагерем на Диком,

началась лихорадочная консультация с врачами, что делать, как поддержать.

У Володи ни хрипов, ни кашля, только одышка. Сердечная недостаточность?

У такого тренированного человека? Стае Бедов взялся за шприц. Володя

отшучивался, ворчал по поводу уколов и вдруг, совсем уж неожиданно,

потерял сознание. Полтора часа искусственного дыхания рот в рот – тщет-

но. В это невозможно было поверить, ведь только что ели, шутили, ничего же

не случилось! Случилось! Володя Художин умер. Высота 7350 метров. Буря.

Спальные мешки, фигуры альпинистов покрыты мельчайшей снеговой

пылью, задуваемой ветром даже сквозь двойную, особой прочности ткань...

На ночь Рябухин решил соседям ничего не говорить, утром сказал.

«Казахи» тут же предложили свою помощь, и обе команды объединенными

усилиями приступили к тяжелейшей работе – транспортировке тела Володи

Художииа по гребню Победы к перемычке 6800. Базовый лагерь дал

указание похоронить Художина на гребне, а обеим командам немедленно

приступить к спуску.

14 августа команды начали спуск с Западной вершины.

261

По перилам преодолели верхний скальный пояс, заночевали в пещере-

трещине на 6700. Утром 15 августа сильный ветер, облачность, но дело все

быстрей и быстрей идет к развязке. Где с крючьями, где с перилами, а где и

просто спортивным способом траверсанты проходят средний и нижний

скальные пояса, держа направление на снежные увалы перевала Дикий. То и

дело они идут по следам спуска группы Боброва, и это непонятно: ведь

Бобров должен был подняться на Победу! Почему же он отказался от

восхождения, ограничившись подъемом на Важа Пшавела?

На перевале Дикий траверсантов встретили альпинисты Кабарды.

Трогательным было это внимание, которое так ясно дало понять, что траверс

позади. «Казахам» маршрут принес победу, челябинцам – горечь утраты

товарища...

. .Вечером следующего дня на гребне Победы в группе траверсантов

Валентина Иванова заболел Анатолий Георгиевич Овчинников.

ГРУППА БОБРОВА. ПОБЕДА. . БЕЗ ПОБЕДЫ

В свой второй акклиматизационный выход группа Володи Боброва

поднялась на 6400. Переночевав, оставили заброску, по знакомому пути

быстро спустились вниз на отдых в базовый лагерь. Выход на маршрут был

назначен на 3 августа. Но начался снегопад, склоны стали лавиноопасными, и

потому пятерка Боброва смогла выйти лишь 7 августа, имея самые серьезные

основания рассчитывать на успех. Еще бы! Два акклиматизационных выхода

на основной маршрут. Изучение, обработка ключевых участков. Пещеры и

заброски на маршруте. 100-процентный запас времени на случай непогоды.

Отличное снаряжение. Компактная, схоженная группа. Казалось, преду-

смотрено все. Правда, Саша Юриенштраус никогда не был на семи тысячах,

но он безупречно чувствовал себя на 6400, очень силен физически, прекрасно

подготовлен...

Удачно прошли ледопад. Снег спрессовался, позволял быстро набирать

262

высоту, в полдень были уже на 5200 у пещеры. Дальше идти не имело

смысла, так как до пещеры на 5900 не дотянули бы все равно. Решили

отдыхать. Да они и планировали ночлег на перевале Дикий – все по

графику!

Подъем в 6 утра. Но высунуться нельзя, ветер, пуржит, никакой

видимости. Ждали до одиннадцати, потом решились. Снег мягкий,

пушистый, траншея по пояс. Впереди активно работает двойка Сергеев —

Юриенштраус.

– Как пашут! – шутят в тройке Бобров – Глухов – Засецкий. – Даже

сменять неловко!

В пять вечера были на 5900. Пещеру засыпало, пришлось заниматься

раскопками, но к сумеркам управились. Когда темнота сгустилась, зажгли

факел, посигналили базовому лагерю: все в порядке, все идет как надо. . Все

шло как надо и на следующий день. Даже погода была хорошей. За два часа

работы они преодолели первый, самый сложный скальный пояс и уже в три

часа пополудни были на 6400 у заброски. Решили продолжать подъем и через

час были под вторым скальным поясом, на 6500.

Здесь их встретил ветер. Такой, что на удобной ровной площадке все

впятером смогли поставить палатку только за сорок пять минут. Палатка

двойная, с болоньевым верхом, однако они боялись, что полотнище не

выдержит, лопнет по швам. Так продолжалось всю ночь. Ничуть не

улучшилась погода и утром, 10 августа. И все же они снялись с места.

Отсиживаться в столь ненадежном убежище, каким, в общем-то, является

палатка, не имело смысла. Тем более что, по рассказам предшественников, на

6700 есть хорошая трещина, в которой можно укрыться от любой непогоды.

На снежном склоне по-прежнему впереди работала двойка Сергеев —

Юриенштраус, на скалах – тройка Глухов – Бобров – Засецкий. Послед-

ние две веревки перед пещерой оказались особенно трудны. Вот тут-то

Володя, пожалуй, впервые заметил, что Саша Юриенштраус не совсем в

порядке. Что-то с координацией движений. . Хотя какая может быть

263

координация, если ветер буквально бросает на склон, а лицо залеплено

снегом, а гул, рев такой, будто рядом прогревают турбореактивный

двигатель!

Ночь провели в трещине. Здесь было тихо, донимал только жгучий

холод, тянувший изо всех щелей. Одиннадцатого попытались выйти, но

буран вновь загнал в пещеру. Саша возмущался. Он не понимал, почему надо

отсиживаться, чего-то ждать, он рвался в бой. Пожалуй, он чувствовал себя

лучше всех. Прекрасный аппетит, завидный сон; пульс, дыхание – все вне

подозрений. ...Тогда что же с ним было? Показалось?

Двенадцатого двинулись дальше. Шли на «кошках», и крутизна

требовала точности. Недалеко поднялись, метров на пятьдесят, как всем

стало ясно, что Саша Юриенштраус продолжать восхождение не может.

Явная утрата координации движений. Каждый шаг мог обернуться бедой, а

сам Саша даже не замечал этого; стоило немалого труда объяснить ему,

почему надо поворачивать назад, в пещеру, хотя погода вполне ходовая и они

так близки к вершине. Что делать? Неужели придется отказаться от вполне

реального шанса побывать на Победе?

Слава Глухов предлагает принять его жертву. Он остается в пещере с

Сашей, остальные идут наверх. Что ж, такие ситуации бывали. Здесь же, на

Важа Пшавела, когда в экспедиции грузинских альпинистов заболел

Хергиани-младший. Была такая же ситуация и на пике Коммунизма в 1968

году, когда приболел Сулоев. . Тогда тоже казалось обидным отказаться от

рекордного траверса только потому, что кому-то слегка занедужилось. .

Итак, решение принято. Слава Глухов и Саша Юриенштраус остаются в

пещере, остальные идут к вершине. Нет, не на Победу. На Победу нет

времени, они только взойдут на пик Важа Пшавела, он совсем рядом. В два

часа дня вышли из пещеры, в четыре были на вершине. Здесь тихо,

безветренно, минут сорок погрелись на солнышке, оставили записку

Овчинникову, сожалело том, что встреча не состоится, и уже в шесть вечера

были в пещере, рядом с товарищами.

264

Утром вниз. Была мысль, что еще успеют вновь вернуться на Победу, и

потому на каждой стоянке делали опись оставшихся продуктов и

снаряжения. . Спускались быстро. За один день от 6700 до базового лагеря.

Саша шел сам, состояние его постепенно улучшалось, и все же, когда они

появились в лагере, врач Олег Сорокин прежде всего спросил:

– Что с Сашей?

Это была мозжечковая гипоксия. Видимо, верхним пределом для Саши

был рубеж 6500, и тут уж ничего нельзя поделать, высотный альпинизм не

для него. А так ничего страшного. Отлежится, отдохнет – все войдет в

норму. Хорошо, что Володя Бобров вовремя все заметил. Хорошо, что группа

смогла найти правильное решение, нашла мужество осуществить его. Да, они

не были на Главной вершине. Но кто скажет, что они не одержали победу?

ДВОЙКА ГАЛКИН – ЦЕЛЬМАН

Спустившись на Звездочку, в лагерь ленинградцев, Галкин тут же

устремился к вертолету, к Цельману. Как он только умудрился сесть, Игорь!

Однако неприятности будут. И значит, одного его оставлять нельзя, вместе

заваривали, вместе хлебать. А главное, район остался без вертолета, наверху

несколько групп, а в базовых лагерях десятки и десятки людей, не дай бог,

кто заболеет. . Да мало ли что может случиться! Словом, срочно нужен

вертолет. Вызывать по рации? Гиблое дело, кто им даст вторую машину и

когда это будет? Нет, надо самим быть в Алма-Ате: и Игорю, и ему, Галкину.

Надо ходить, объяснять, просить... Не может быть, чтоб они не выбили

второй вертолет. Ну хотя бы для того, чтобы перебросить на Звездочку

запасные лопасти. Но как оказаться в Алма-Ате? Причем срочно?

Вооружили летчика ледорубом, подобрали соответствующую обувку.

По Звездочке до Иныльчека, по Иныльчеку до языка ледника, до Чон-Таша.

Через трещины и промоины. Через стремительные потоки воды в скользких

ледовых желобах. Через моренные валы и воронки. Вброд через вздувшуюся

265

от паводка реку, там, где сносит даже верховых, а их и вовсе чуть не снесло,

не расшвыряло в разные стороны, не забило рты бешеной, с песком и галькой

пополам водой. Вот уж чего они никак не могли позволить, чтоб их не стало,

чтоб они не дошли до Майда-Адыра. Совесть надо иметь! Затащить на

Иныльчек такую уйму людей, а потом в самый критический момент предать

их, бросить как есть, дескать, выпутывайтесь сами как знаете, да еще в

придачу займитесь поисковыми работами по обоим бортам Иныльчека, от

Звездочки до Сарыджаза, а то и дальше вниз, по Сарыджазу, где они там,

Цельман и Галкин, далеко ли уплыли?

Так и выбрались. Не за двадцать семь минут, конечно, но дня за четыре

были в Алма-Ате. Каялись. Признавали ошибки. Выслушали все, что надо

было выслушать, но вертолет добыли. И лопасти. И тут же улетели на

Звездочку. И, подлетая к Звездочке, знали, что гул двигателя слышен на всех

маршрутах…

ГРУППА БАЛИНСКОГО. ШТУРМ

После ухода Галкина вся ответственность за ребят и восхождение легла

на плечи Толи Балинского. Смущала потеря двух дней, а с ними и темпа

восхождения, поубавились продукты и силы.

Взяли на учет все оставшееся продовольствие. Еще раз уточнили

порядок движения. Переночевали, утром поднялись на 6500 к пещере, где

провели вторую ночь, теперь уже в компании с ленинградцами, Стрельцов и

Артюхин. Холодно, сильный ветер, двойка ленинградцев сунулась было

выйти на маршрут и тут же вернулась в пещеру.

– Ну погодка! Что будете делать?

– Пойдем, пожалуй, – сказал Балинский, поглубже натягивая меховую

шапку-ушанку, которую так странно было видеть на альпинисте, – ждать да

догонять...

Наклонное плато объято мглистыми космами поземки. Но снег сдут,

266

топтать следы почти не приходилось. Благополучно преодолели ледопад и к

трем часам дня были на 6900. Дальше идти не рискнули. Холод пробирал

такой, что у Жени лопнула фляжка с сиропом, которую он засунул утром в

задний карман рюкзака. Заночевали на стоянке группы Люси Аграновской.

Пока все складывалось неплохо. Не обескуражило и утро 15 августа. Туман,

ветер, но ведь это и есть для Победы обычная погода, работать можно.

Часам к четырем подошли на 7200. Скальную гряду оставили слева на

ходу, решив, что снегу не так много и завтра можно будет пройти вдоль скал.

Часа два рубили площадку. Вымотались, замерзли, но палатку старались

ставить хорошо, на все дно, иначе не отдохнуть. А отдохнуть перед штурмом

надо обязательно. Видели, как правей прошли связки ленинградцев и тоже

начали моститься на ночь. В полутора веревках, не дальше. Стало веселей.

Кто-то есть рядом.

Сразу же раскочегарили примус. Судя по тому, как парни уминали

ветчину с томатом и уксусом, даже тушенку, самочувствие у всех неплохое.

А главное, была уверенность: завтра сделаем. Всю ночь шел снег, задувало,

но и это не испортило настроения: снег так снег, на то и Победа.

Приготовили на утро шоколад, воду, все то, что надо будет взять с собой. До

завтра!

Утром пожаловался на недомогание Володя Кочетов. Даже подумывал,

не остаться ли, но все же решил идти.

Первая связка вывалилась из палатки в восемь утра. Раньше не

решились, очень уж было холодно. Сразу же пришлось топтать снег, но и эта

работа не согрела, очень, очень прохладно, прямо-таки на пределе.

Ленинградцы попытались пройти правей контрфорса, прямо в лоб по скалам,

но вскоре отказались от этой затеи и перебрались к ним. Теперь их было

четырнадцать человек. Это сразу сказалось на темпе, и под вершину

выбрались лишь к середине дня.

Снегу стало поменьше, наст пожестче. Затем участок льда. Пришлось

бить крюк, навешивать перила, пошли еще медленней. Все мерзли. Две пары

267

толстых шерстяных носков, меховые шекльтоны, и все равно от «кошек»

проникал жгучий металлический холод, ноги деревенели, и Толя то и дело

подпрыгивал на передних зубьях, чтобы сохранить пальцы. Ребята ворчали.

Но что было делать, приходилось ждать, когда все пройдут, не будешь же

перед носом соседей снимать веревку.

Когда всех пропустили, рванули. Наст весь в снежных застругах, их

жесткие, как жесть, ребра сбивали с нужного шага. Склон был словно объят

дымом, мела поземка, и понять, что за погода, где небо, где кончается склон,

было невозможно. Очень странное состояние. Какая-то сонная оторопь.

Реальной была только боль со стороны правого уха и затылка – сюда бил

ветер.

– Не дрейфь, Кочет! – закричал Балинский.

– Что? – с натугой переспросил Володя.

– Не дрейфь, говорю, выше еще целый километр!

– Что? Какой километр? – Сквозь гул ветра Володю было едва

слышно.

– Километр еще, говорю! – кричал Балинский. – Победа – семь с

половиной, а Эверест еще тысяча метров! Больше даже!

Володя махнул рукой. Ему не до шуток, не до сопоставлений. Надо

переставлять ноги, тащить себя вверх, держа направление на три небольших

карниза, за которыми должна быть вершина. Время – пять сорок пять

вечера. Вперед выходят ленинградцы Игорь Рощин и Олег Борисенок, потом

Аркадий Маликов, потом Стрельцов, потом Семен Игнатьевич. Володю чуть

не задушили, его вытянули на гребень за веревку на «раз-два». Тут он

упустил рукавицу, вспорхнув, она пронеслась над склоном и исчезла. Но едва

вышли на гребень, сразу как обрезало, смолк гул, осталась за спиной метель,

а в глаза ударило чистое темно-синее небо и предзакатное солнце. День-то,

оказывается, хорош! Все, они на вершине! Тур!

На вытаявших из снега вершинных скалах было сравнительно тепло.

Отодрали лед с бровей, сфотографировались, договорились о спуске. Можно

268

уходить. Надо уходить. Шесть вечера, скоро сумерки, дорога каждая минута

светлого времени, а они все никак не могли заставить себя подняться,

повернуться спиной к ласковым лучам вечернего солнца и, пересилив себя,

шагнуть в серый шквал острого снега, по-прежнему плотной, жутковато гу-

дящей завесой бившего из-за гребня почти вертикально вверх. И едва они

сделали этот первый шаг, как сразу каждому стало понятно, как трудно будет

им пробиться к своей палатке, как дорого станет им возвращение в мир

людей.

Когда они шли вверх, ветры били в спину. Теперь пурга хлестала в лицо,

они враз ослепли, оглохли, снег не только забивал очки, он нарастал ледовым

панцирем, и эту корку то и дело приходилось сдирать. Особенно доставалось

левой стороне лица, но оттирать некогда. С каждым мгновением дело

принимало все более нешуточный оборот.

–Тоха, я кончился! – прокричал Володя скввзь гул поземки. Он мог не

докладывать, это видно было и так. Нездоровилось – это не то слово, им

всем нездоровилось, людям всегда почему-то нездоровится на семи тысячах,

очень уж тяжело шел Володя.

–Женя, бери на себя Кочета! – кричит Балинский.

Женя кивает головой. Он хорошо себя чувствует, он полон решимости,

злости и Кочета так просто горе не отдаст. Главное, сбросить высоту. Как

можно скорее! Стрельцов обходит участок льда и, набирая скорость,

устремляется вниз.

За ним, стараясь не отстать, Кочетов. За Кочетовым Артюхин. Но Семен

Игнатьевич намерен спускаться так, как это положено делать на крутых

склонах, в три такта, лицом к склону, через каждые два шага страхуя себя

ледорубом. А Стрельцов бежит спиной к склону с ледорубом наизготовку.

Рывок, и Артюхин кувырком летит вниз, сдергивая, в свою очередь,

Балинского.

–Женя! – кричит Артюхин.

Толя загнал в наст ледоруб, задержался, задержал всех.

269

–Стой, Женя! – кричит Балинский.

Остановились, отошли к скалам, очищая очки от снега. Сумерки, можно

и без очков, но нет, нельзя без них, глаза мерзнут, и снег сечет их до слез!

–Я ничего не вижу, – сказал Толя, – погоди.

Женя посмотрел на Балинского. И ему стало не по себе. Обмерзшее,

залепленное белым лицо. Вялый голос. Неужели и Балинский?

Балинский отдирал лед вместе с ресницами.

–Погоди, – сказал он, – надо страховаться. Верней будет...

Они перешли в кулуар, Женя сел на снег, заскользил вниз, за ним все

остальные. Так проскочили веревки четыре.

– Стой! – закричал Балинский, опять пуская в ход ледоруб. Он все

пытается сбить темп, попридержать Женю, ему все кажется, что со

Стрельцовым что-то творится. Никак они не могут понять друг друга. А

Стрельцова бесят эти остановки, эта осторожность, на которую совершенно

нет времени, бесит медлительность Семена Игнатьевича, он чуть ли не

кричит на него:

– Ну что там опять такое?

– Стой, Женя! Нужна страховка. Сейчас улетим, не зарубимся! Давай

на скалы!

Стрельцов смотрит недоверчиво, он все пытается понять, что с

Балинским, здоров ли или тоже болен, тоже расклеился, как Кочет, как

Артюхин, очень уж он осторожен, Тоха!

–Какого дьявола, – кричит Женя, – ты что, не видишь, что с

Кочетом? Пошли! Снег держит!

Володя растерянно оглядывается: Балинский прав, нужна страховка,

нехитро «упорхнуть» до самой Звездочки. Но, может, прав и Женька,

спасение в скорости, да и как делать замечания, поучать, если сам обуза и

Женька старается для него, для Кочета!

Стрельцов взял ледоруб наизготовку и, высоко задирая ноги, помчался

вниз. Рванул Кочетова. За ним Артюхина. Семен Игнатьевич шел на

270

схватывающем узле, и это давало возможность маневра. Но какой уж там

маневр! Толя бежит наискось, подобрав кольцо веревки. Только бы успеть до

тех камней, только бы забросить за них веревку!

Рывок! Нет, не успел! Бросило через голову, заскользил вниз, надо бы

зарубиться, пока не набрал скорость, но куда там, он не один, а внизу такой

довесок, что хочешь ты этого или нет, а утянет до самой Звездочки! Была

тоска и отчаяние. Толя успел это почувствовать. Вот она, Победа, взяла все-

таки свое! Он подумал об этом искренне, как о чем-то свершившемся, но

одновременно продолжал надеяться, что все каким-то чудом образуется и

они благополучно остановятся. Он летел и подсчитывал, где это может

случиться – на 6200, на 5400 и не будет ли слишком поздно.

Задержались. Балинский тут же забросил петлю веревки за камень. Как

утихомирить Женьку? Никогда не видел его таким бешеным. Даже подумал,

дескать, сейчас я его успокою, стукну древком по башке, а там. . Чуть ли не

весело стало от этой мысли. Вот чего еще не было на Победе – хорошенькой

потасовки! И он снова начинает убеждать Стрельцова, что нужно перейти на

скалы, что это для них единственно надежный в сложившейся ситуации путь.

Собственно, Стрельцов должен был подчиниться. Ведь начальник

группы Балинский! Но, с другой стороны. . Стрельцов смотрит на скалы. Два

кальцитовых прожилка! Он хорошо помнит: теперь недалеко, еще метров

шестьдесят-сто, и будет палатка ленинградцев, совсем близко! Снова

взмолился Кочетов. Надо идти, хватит дискутировать, он давно не чувствует

левой половины лица, кончиков пальцев. Хочет Балинский, пусть они с

Артюхиным страхуются, пусть идут по скалам, пусть идут как хотят, надо

резать веревку пополам!

–Тоха, – закричал Стрельцов, – надо спасать Кочета, я режу веревку!

Он ударил по веревке ледорубом. Он рубил ее, а она не поддавалась,

только лед летел. Вмешался Артюхин, попытался помешать Стрельцову, но

лишь подлил масла в огонь.

–Ладно, – решил Толя, – пусть отвязываются... – Если и он,

271

Балинский, упрется на своем, тогда все развалится. А это конец. До утра

нужно дожить. Утром все войдет в норму.

Показалась ночевка ленинградцев. Только здесь стало ясно, на каком

пределе сил держался Артюхин. Уже не контролируя свои действия, он, как

был, в «кошках», полез в палатку спартаковцев, тут же искромсав днище

остро заточенными зубьями и лишь случайно не исковеркав оставленную под

спальными мешками кинокамеру. Забившись в угол, в спальные мешки,

Семен Игнатьевич пытался хоть немного согреться, и уговорить его вновь

выйти на холод было невозможно. А спартаковцы шли следом, и Борис

Клецко, увидев испорченную палатку, высказал все, что думал на этот счет.

Что ж, он беспокоился о своих. И он был прав. Толя, как мог, извинялся,

сказал, что всех сейчас же уведет, но Семена Игнатьевича смог извлечь из

палатки лишь во втором часу ночи, да и то чуть ли не силком. У

спартаковцев остался ночевать только Кочетов, но и он потом решил

перебраться к своим, благо на этом участке были натянуты перила. Он

ввалился в палатку и сказал:

– Братцы, если я сейчас не выпью, я помру.

Так все намерзлись, такой бил всех озноб, что Толя дал согласие и

отмерил каждому по двадцать граммов. Запили водичкой, натаявшей к тому

времени в кастрюле, нагрели чаю, начали есть. Легли в третьем часу.

Выяснение отношений, все разговоры решили отложить до возвращения, а

потому молчали, каждый переживая случившееся про себя. Радости не было.

Да и рано было радоваться. Он был еще весь впереди, спуск!

Встали поздно. Слышали, как собирались ленинградцы, как прошли

мимо. Лицо у Володи разнесло, поморозился он здорово, и Толя не очень

спешил с выходом: надо было дать людям прийти в себя. Без особых

приключений спустились к пещере 6500. В пещере дуло, пришлось ставить

палатку. Зато разместились с комфортом, тут же принявшись за примус,

наготовив чаю, еды, благо недостатка в продуктах они не испытывали.

Самочувствие у всех было нормальным, улучшалось и настроение. Все же

272

говорить предпочитали на нейтральные темы. Скажем, о прихваченных

морозом пальцах. У Кочетова, например, таких было восемь на ногах и

несколько на руке. Словом, было о чем побеседовать. И ведь как обморозил!

Стоило снять рукавицу, чтобы отодрать с глаз линзу льда, и готово!

Начали спуск. Шли не спеша. Ребята могли взять темп и быстрей, но

Толя вновь стал их попридерживать: сорвется кто, не зарубится до самого

низа, круто, и лед...

К стоянке на 6000 спустились рано, однако, не мешкая, полезли в

пещеру. Стрельцов, перед тем как нырнуть в лаз, глянул вокруг, и тут ему

показалось, что вверху, на только что пройденном ледопаде показались и

исчезли человеческие фигурки. Но там никого не может быть, они

последние! Ребятам все-таки сказал, и, конечно, никто не поверил. Разожгли

примус, начали греть чай, оттаивать, отогреваться душой и телом, пока вдруг

в дыру входа не посыпались комья мерзлого снега. Гости! Самые неожи-

данные! И откуда, с Победы! Овчинников, Добровольский, Максимов. Опять

что-нибудь?

ПИК 6744. ОВЧИННИКОВ

Чаю. Еще и еще чаю. А пока пьют этот, надо поставить новую

кастрюльку, лишней она не будет. Когда траверсанты вышли с Дикого? Да,

правильно, седьмого августа, одиннадцать дней назад. Вышли в непогоду, в

мокрый снег, кто-то, прощаясь, прицепил к рюкзаку Эдика Мысловского

курицу, привезенную Галкиным из Тамги... И это было хорошо. Хорошая

была курица. Ее съели в первый же вечер в палатке наблюдателей под

перевалом Дикий, под вкрадчивый шорох снега. Под этот шорох уснули. Под

этот шорох проснулись, выглянули из палаток. Все в снегу, в тучах, в тумане,

горы исчезли, и, пока пересекали ледник, чтобы подойти под маршрут, никак

не могли отделаться от ощущения, что движутся по равнине и что этой

равнине не будет конца. Впрочем, это ощущение скоро прошло...

273

При разведке они поднялись к скальному контрфорсу за час. Теперь это

едва удалось сделать за два, а на гребешках, в кулуарах контрфорса темп и

вовсе снизился, хотя шли, можно сказать, по готовому, по навешенным

перилам. Очень много снега. Как он только держится на такой крутизне?

Затрудняло подъем и обилие «живых» камней. Очень сыпучий, разрушенный

склон, а маневрировать негде, двойки идут почти одна над другой.

И рюкзаки. . Они буквально отрывают от склона! Как ни придирались к

каждому грамму, как ни кроили и перекраивали список того, что и сколько

они смогут взять наверх, все же каждый рюкзак получился по 23-25

килограммов. Да и что удивительного, если предстояло проработать две с

половиной недели на одном из сложнейших высотных маршрутов!

За день прошли четырнадцать веревок. Еще две веревки снежного

взлета, бергшрунд, а выше положе. Даже можно встать на ночевку. Выше

ледовый сброс, он прикроет, если что посыплется сверху; надо ставить

палатки. Шесть вечера, самое время. Даже можно подготовить несколько

веревок на завтра, и Добровольский, Максимов и Олег Галкин, пока все

остальные заняты устройством лагеря, выходят на обработку маршрута. С

заделом жить легче. Даже спится спокойней.

Утром быстро проскочили подготовленный участок, вышли на ледово-

фирновый склон. Его по разведке они ещё знали, но дальше никто и никогда

не ходил, они первые. На фотографиях там просматривалась платообразная

ступень, и это давало какие-то надежды найти приемлемый путь на

перемычку.

На плато поднялись к полудню, одолев по плечи в снегу

стодвадцатиметровый и очень крутой взлет, оснащенный вдобавок двумя не

очень приятными бергшрундами. После такой работы ходьба по плато

казалась оздоровительной прогулкой, да и склон над плато, которым они шли

к перемычке, особых хлопот не доставил. Надо было только стараться не

потревожить наст: снегу на дюжину самых эффектных лавин, рассказывать о

которых было бы уже некому. 9 августа, 17 часов. Высота 5200. Первая

274

проблема траверса решена. Они на перемычке.

Вот тут-то нос к носу они и увидели впервые северную стену пика 6744.

Собственно, стена неожиданного впечатления не произвела, стена как стена,

но гребень, по которому они должны были к щей подобраться, их озадачил.

И пока все занялись палатками и кухней, Лева Добровольский и Егор Кусов

попытались пройти немного вперед – посмотреть, разведать, а если удастся,

то что-то и обработать. Вернулись озабоченные, покачивая головами: ну и

гребешок!

Утром снег, ветер, мороз, видимость до ста метров. И все же в 9 часов

двойка Иванов – Мысловский вышла на обработку гребня. Отвесные скалы

в сторону ледника Пролетарский Турист. Огромные карнизы в сторону лед-

ника Дикий. Снег рыхлый, доверия к нему нет, а для того, чтобы добраться

до льда и надежно забить ледовый крюк, приходилось рыть глубокие ямы. К

полудню двойка прошла всего шесть веревок – половину гребня. Все

остальные сидели на месте ночевки и смотрели. Разминуться на гребне

нельзя и, значит, сменить уставших тоже. Погода испортилась совсем, двойка

начала рыть пещеру, чтобы там, на гребне, и заночевать. Что ж, такой вари-

ант предполагался, и все необходимое у двойки было с собой.

К часу следующего дня гребень остался позади. Для всей команды.

Наверное, все точно делали, вот и получилось. А ведь были участки, когда

приходилось идти без страховки – ее там просто немыслимо было организо-

вать! Проползли, вышли к большому бергшрунду, чей ледовый сброс был

виден даже с Дикого, стали думать, что делать дальше. Видимость до 30

метров, следы тут же заносит, высота 5300. За два часа вырыли пещеру,

залезли.

Вот и весь день.

За ледовый сброс Эдик Мысловский заработал ложку черной икры Это

было на другое утро. Без рюкзака, маятником он перемахнул на едва

заметную полочку, а там на «кошках» с помощью крючьев и ледоруба вылез.

Чистая работа. Честно заслужил ложку икры. Он получил ее на

275

пятисотметровом снежно-фирновом склоне, где команда наконец смогла

собраться воедино. Над склоном высилась стена. Она выглядела

внушительно, впечатляла мощью и крутизной, но неожиданно доставила

удовольствие от очень приятного лазания, тем более приятного после рис-

кованного копания в зыбком снегу. Хорошие зацепы. Удобные полки. Только

все сильней и сильней сказывается высота, все сильней мерзнут ноги, только

лица вновь и вновь обрастают льдом, только сверху беспрестанно текут

хвосты снега, только снегопад сокращает видимость до такой степени, что

трудно ориентироваться, только кончился сахар, да и все прочие продукты на

исходе, а до заброски еще далеко. Не думали, при всех поправках, что пик

6744 отнимет у них столько времени и сил.

Вечереет, вершину приходится откладывать на завтра, нужно думать о

месте для ночевки. А места такого нет. Между связками большой разрыв, и

последние подошли к первым уже в темноте. Начали рыть пещеру,

наткнулись на лед, удалось вырубить какое-то подобие траншеи, сели

рядком, тесно прижавшись друг к другу и укрывшись палаткой. Ничего

другого придумать было нельзя. Боялись не замерзнуть, боялись заболеть.

Бесконечная, невыносимо трудная ночь. Страшный холод: еще бы, почти

семитысячная высота, всего лишь в двух веревках от вершины! Едва

рассвело, Лева Добровольский и Валерий Путрин ринулись в работу,

прорубились сквозь карнизы на юг и уже через час топтались на вершине.

Радостные вопли! Радостные не только по случаю первой победы в траверсе.

Радостные прежде всего потому, что здесь, на южном склоне пика 6744,

давно солнце, здесь почти тепло, можно даже погреться. Лева и Валера как