Текст книги "День Расплаты (СИ)"

Автор книги: Лена Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

========== Опасные проделки ==========

С того памятного дня, как меня приняли в Совет Галактической Безопасности, прошло пять лет. Многое изменилось за это время, всего и не рассказать. В первую очередь это касалось Звёздного Патруля.

Нет, формально наша команда не прекратила своего существования, но теперь она была уже не та, что прежде. Раньше мы словно составляли единое целое и не могли подолгу оставаться друг без друга, а теперь держались куда более разрозненно.

Началось это, как вы, наверное, уже догадались, с Сэма и Кайсы. Сразу после свадьбы молодожёны покинули базу и зажили своей жизнью. Иногда они, конечно, звонили, но крайне редко.

Знал я о теперешней жизни своих друзей очень немного. Только то, что живут они в своём доме, расположенном в укромном уголке на лоне природы – всё так, как любит Кайса.

Обжившись на новом месте, друзья не раз звали меня погостить. Сэм говорил что-то насчет сюрприза, а его супруга восторженно описывала великолепие леса, на опушке которого стоял их дом, и я бы с радостью принял их приглашение, если бы не был по горло занят своими делами. Но об этом немного позднее.

После ухода Сэма и Кайсы мой старший брат тоже отдалился от команды. Тор стал очень много времени проводить с Джейн и появлялся на базе все реже и реже. Так, заскочит на пару дней, поинтересуется, всё ли в порядке, и опять в Мидгард, к своей возлюбленной. С Сиф та же история – всё время пропадает в Асгарде незнамо с кем, а в штаб-квартиру наведывается раз в месяц, в лучшем случае.

Нет, я нисколько не сердился на своих друзей и не осуждал их – в конце концов, жизнь у каждого своя, но временами моё сердце заполняла какая-то странная, щемящая грусть. И не столько из-за самого отсутствия друзей, сколько из-за того, что я… не мог, как они. Во-первых, я вроде как находился на службе, а во-вторых, и этот факт огорчал меня куда больше, я просто не смог бы обрести счастье, создав семью и обзаведясь детьми – это не для меня.

Задумываясь об этом, я каждый раз ощущал себя каким-то неправильным, и в глубине души боялся, что в силу своей ненормальности никогда не смогу стать по-настоящему счастливым и обречён на вечное одиночество.

Нет, если смотреть со стороны, то я вовсе не казался одиноким: у меня была Ингрид, которой пришлось уйти из института, и все знали, что у нас с ней взаимные чувства. Это действительно было так. Один раз девушка даже призналась, что бросила учёбу не столько ради задания, которое мог выполнить любой другой Агент, сколько ради возможности видеться со мной.

И мне Ингрид тоже очень нравилась, но беда была в том, что я не мог до конца отдаться этому прекрасному чувству и насладиться им. Напротив, для меня оно было крайне болезненным. Ведь чувство любви к Ингрид было неразрывно связано с другим чувством – чувством стыда. Стыда перед Даной.

Она так и не вернулась. Около года от неё не было никаких вестей, но я верил ей и каждый раз, когда в мою душу начинало закрадываться сомнение, перечитывал её записку и убеждал себя, что Дана никогда не стала бы лгать.

А потом мама сказала мне, что Дана мертва. Даже не стала объяснять ничего: как, при каких обстоятельствах это случилось, и откуда она, Фригга, об этом узнала. Да и я, по правде говоря, не особо на этом настаивал. Когда я услышал эту страшную фразу, которую мама, казалось, не просто сказала, а выжгла на моём сердце огненным кинжалом, мою душу заполонила леденящая пустота. Я не чувствовал ни гнева, ни боли, ни страха – я вообще ничего не чувствовал, прямо как Ника. Я даже плакать не мог, хоть и честно пытался, чтобы вызвать в душе хоть какие-то эмоции, которые, ясное дело, принесут страдания, но зато заполнят собой образовавшуюся пустоту и позволят мне вновь почувствовать себя человеком.

Несколько дней я не воспринимал себя настоящей личностью, у которой есть какие-то цели, стремления, интересы. Вернуться к полноценной жизни мне помогла Ингрид. Тогда и завязались наши с ней отношения, хотя предпосылки к их развитию появились ещё давно.

Но оказалось, что не всё так просто. Моё чувство к Дане было настолько сильным, что даже после её смерти я не смог от него избавиться, и для меня оно стало настоящим проклятием. Я знал, что воспоминания о Пантере никогда не оставят меня и не позволят обрести счастье с другой девушкой.

Моя любовь к Ингрид была искренней, но причиняла боль, а я старался делать вид, что всё хорошо – ведь девушка не виновата в моих проблемах, и я совсем не хотел, чтобы она страдала вместе со мной. А всякое притворство – без пяти минут ложь, в то время как истинная любовь предполагает полнейшее её отсутствие. А я ещё мечтал об открытых доверительных отношениях… Вот почему, несмотря на искренние и взаимные чувства, я всё равно ощущал себя покинутым и одиноким.

«Ну почему все люди как люди – живут и радуются, а я не могу так? Почему у меня вечно всё криво и наперекосяк?» – спросил я у себя однажды, когда сидел в штаб-квартире в полном одиночестве. Даже Лаувея улетела: она занималась съёмкой какого-то документального фильма, который впоследствии должен был всколыхнуть всю галактику.

«Хватит ныть!» – тут же приказал мне внутренний голос. – «Ты можешь обрести счастье, если не будешь сидеть сложа руки. Твое счастье в твоей работе, в твоём призвании – пойми уже это, наконец!»

Подумав так, я недолго думая собрал свои вещи и полетел на Зару, в Совет Галактической Безопасности. Меня туда не звали – обо мне вообще, судя по всему, забыли сразу, как вручили значок. Вот я и решил, что пора о себе напомнить.

В Совете мне прочитали краткую лекцию о том, что наша организация начинает активную работу только тогда, когда галактике угрожает что-то серьёзное, а пока всё тихо, мы должны дожидаться своего часа.

Я знал, что всё это ложь и отговорки. Мама говорила мне, что у Совета всегда есть работа – нужно бдительно следить за всем, что происходит в мире, чтобы в случае чего немедленно среагировать и предотвратить потенциальную угрозу. Другое дело, что новичкам в ГалаБезе не особо доверяют, а новичкам, которым чуть больше сотни лет, и подавно. А если этот новичок ещё и трикстер с весьма сомнительной репутацией, тогда и говорить не о чем. Присвоение мне статуса члена Совета Галактической Безопасности вообще приняли без должного энтузиазма, и поначалу это меня тревожило, но мама пообещала, что всё уладит, а затем… куда-то исчезла, предоставив меня самому себе.

Иногда она, правда, появлялась на базе и приносила какие-то новости (как, например, о смерти Даны), и я каждый раз спрашивал, когда она займётся моей работой, но всегда получал один и тот же ответ: «Пока не могу, Локи. Прости, слишком много дел. Потерпи ещё немного, прошу».

И вот, спустя год я решил, что разберусь с этой проблемой самостоятельно и добьюсь того, чтобы меня включили в работу. Напролом не вышло – я получил отказ. И тогда у меня в голове созрел гениальный план, как можно заставить Совет обратить на меня внимание. Нужно было просто взбесить их своим поведением, чтобы им было проще занять меня чем-то полезным, чем терпеть мои выходки.

«Заодно развлекусь и развею мрачные мысли», – решил я и принялся за дело.

Начал я с того, что отыскал свои парадные доспехи, начистил до блеска уже успевший запылиться значок ГалаБеза и… отправился в путешествие с целью «спасать людей от аномалий». Несуществующих, ясное дело. Что и говорить, было довольно весело. Это занятие и в самом деле отвлекло меня от печальных раздумий.

Действовал я всегда по одной и той же схеме: искал не сильно развитую, но и не сильно отсталую планету, выбирал какое-нибудь рабочее предприятие и начинал забавляться. Вышибал ногой дверь (чтобы смотрелось эффектнее) и объявлял сурово и властно: «Галактическая Безопасность! Всем оставаться на местах!». Эта фраза всегда сопровождалась демонстрацией значка, чтобы все мне поверили.

После этого жертвы, как правило, бледнели, хватались за сердце и, заикаясь, спрашивали, в чём дело. Я в ответ призывал всех к спокойствию и рассказывал о жуткой аномалии, от которой я должен был их спасти. Далее со стороны «спасаемых» следовал логичный вопрос: «Что же нам делать?». Вот тут я уже подключал воображение и придумывал каждый раз разное, импровизируя.

Чтобы было веселее, процесс «спасения» почти всегда сводился к чему-то глупому и нелепому: к примеру, станцевать всем офисом или взяться за руки и водить хоровод вокруг директорского стола. Один раз я заявил, что аномалия действует только на тех, кто касается ногами пола, и, естественно, запретил по нему ходить. Несчастные сотрудники передвигались, прыгая по шкафам и столам, а я с трудом сохранял серьёзную мину.

Конечно, всегда находились умники, которые возмущались: «Что за идиотизм? Я генеральный директор фирмы и кривляться не собираюсь!». На что я, притворяясь испуганно-разозленным, говорил, что это единственный путь к спасению. Если мне не верили, меня выручала коронная фраза: «Ну что ж, отлично! Не верите, и пожалуйста! Я из кожи вон лезу, чтобы вас спасти, и что получаю вместо благодарности? Не хотите меня слушать, как хотите! Когда ваше сердце остановится навеки, станет ясно, кто из нас был прав!». Эта фраза всегда работала на ура. После неё уже никто не решался артачиться, и все покорно выполняли то, что я им придумывал.

В конце шоу я почти всегда признавался, что это обычный розыгрыш. Реакция была непредсказуема. Некоторые злились чуть ли не до посинения, но поделать со мной ничего не могли, а другие вместе со мной смеялись над шуткой и даже благодарили за то, что я скрасил их скучные будни.

Свою последнюю проделку я запомнил очень хорошо. Дело было на шоколадной фабрике, в самый разгар рабочего дня. Объявив испуганным работникам о наличии на территории их предприятия мощнейшей аномалии, представляющей серьёзную угрозу жизни, я приступил к разъяснению плана действий, который придумывал по ходу дела:

– Значит так! Всё, что я сейчас скажу, наверняка покажется вам бредом, но уверяю вас, спасти свои жизни вы сможете только так, – начал я со своей обычной вводной фразы. – Вся опасность этой аномалии состоит в том, что она сильно отравляет воздух. Отравиться можно не только при дыхании: ядовитые газы проникают в организм и через кожные покровы, не закрытые одеждой, а это значит, что, прежде всего, вы должны защитить свою кожу.

– Но как мы это сделаем? – робко спросил один из сотрудников, крепко сжимая во вспотевшей ладони шариковую ручку, словно она могла ему чем-то помочь.

Я ждал этого вопроса, и ответ на него уже был готов:

– Вам всем, товарищи, необычайно повезло, что вы работаете не где-нибудь, а на шоколадной фабрике. В шоколаде присутствуют особые вещества, которые способны задерживать токсины и не пропускать их в организм. И поэтому вы должны намазать толстым слоем шоколада все открытые участки кожи.

– А это точно поможет? – засомневался кто-то.

– Я компетентный специалист, – в ход пошёл мой фирменный жёсткий взгляд. – Спасть людей – это моя профессия. Я знаю, что делать, а от вас требуется лишь беспрекословное подчинение. Все меня услышали? В таком случае, приступайте.

И все сотрудники как один поспешили к наполненным растопленным шоколадом бочкам, чтобы обмазать сладкой коричневой массой лицо и кисти рук. Выглядело это донельзя нелепо, и я с трудом сохранял на лице серьёзность, как, впрочем, и всегда.

Но на этом история не закончилась, потому что вскоре кто-то из толпы спросил:

– А как же быть с дыханием?

Я в ответ лишь притворно вздохнул и развел руками:

– К сожалению, с этим ничего поделать нельзя. У меня нет ни противогазов, ни даже кислородных масок.

– Может, вы эвакуируете нас отсюда, выведете на улицу? – с надеждой в голосе предложил заместитель директора.

– Нет, – резко оборвал его я. – Здание опечатано: я перекрыл все входы-выходы.

– Но зачем?

– Как вы не понимаете? Пока аномалия локализована, с ней справиться гораздо легче. Если же мы нарушим герметичность, аномалия распространится по всей планете, приобретет ужасающие формы, и мы не сможем с ней совладать. Именно по этой причине из помещения никто не выйдет.

– И что же нам теперь делать? – всхлипнула молодая сотрудница. – Медленно здесь умирать?

– Подождите, надежда на спасение есть. Один я с аномалией не справлюсь – она куда мощнее, чем мы предполагали. Нам надо дождаться помощи. Чтобы интоксикация шла медленнее, встаньте на столы, залезьте на шкафы, одним словом – постарайтесь находиться как можно выше. Ядовитые газы тяжелее воздуха, они стелются по полу. Давайте, все наверх, живее!

Сотрудники повиновались. Смотреть на простых работников в спецодежде было ещё не так весело. Забавнее всего выглядели начальники в деловых костюмах, с трудом разместившиеся на самом высоком шкафу. Жаль, я не мог сфотографировать эту впечатляющую картину для своих друзей. А в прочем, в подобных ситуациях боссы всегда выглядели глупее своих подчиненных из-за напыщенности и презентабельности, и я давно успел к этому привыкнуть.

Люди были так напуганы, что никто не догадался спросить, почему я не мажу лицо шоколадом и не лезу на люстру, раз тоже нахожусь в опасной зоне. Но даже если бы и спросили, я бы за словом в карман не полез – в таких случаях я обычно говорил, что меня защищает мой артефакт.

– Ну, расселись мы, а дальше что? Так и сидеть здесь? – спросил кто-то из начальства, пытаясь скрыть за недовольством свой страх. – Может, ты со своими свяжешься и позовешь подкрепление?

– Рад бы, да не могу. В зоне действия аномалии связи нет.

– А как же тогда остальные узнают, что мы в беде?!

– Для этого существует особый вид связи. Мысленная связь, или по-другому невербальная.

– Это как это? – чуть ли не хором спросили сотрудники.

– Очень просто. В ГалаБезе часто пользуются этим приемом. Вы должны закрыть глаза, сосредоточиться и мысленно попросить помощи у… Фригги. Да, у Фригги. Если сложно делать это мысленно, можете проговаривать вслух. Приступайте.

– И она нас услышит? – недоверчиво спросила сотрудница, вытирая слёзы краем своего фартука.

– Если все будут стараться, то услышит. Это же Фригга.

И вновь никто не посмел ослушаться. Все дружно закрыли глаза и принялись бормотать вполголоса что-то невнятное. А я, убедившись, что на меня никто не смотрит, закрыл лицо руками и принялся сотрясаться от беззвучного смеха, поскольку не мог больше сдерживаться: уж слишком это напоминало всеобщее обострение у пациентов психиатрической лечебницы. Разумеется, мысленный призыв Фригги был такой же глупостью, сочиненной экспромтом, как шоколадные маски и посиделки на шкафах, и потому, когда в коридоре послышались быстрые шаги, и в зал, где все собрались, зашла моя мать в боевых доспехах, я изумился куда больше воспрянувших духом сотрудников.

– Вы услышали нас! – радостно кричали работники. – Вы нам поможете!

– Послушайте, мне очень перед вами стыдно, – тут же обратилась к ним Фригга. – Вы оказались в таком нелепом положении по нашей вине. Примите мои глубочайшие извинения.

– А причем здесь вы? – удивился генеральный директор.

– Всё дело в том, что в Совете Галактической Безопасности работает один… трикстер, который не знает, чем себя занять. Из-за него-то и все несчастья.

– Трикстер? В Совете Галактической Безопасности? – изумленно переспросил директор (дело было на довольно-таки отсталой планете, и потому её жители почти ничего обо мне не знали).

– Ага, – подтвердил я, решив выкрутиться. – Невыносимый тип. Он всех в ГалаБезе уже до ручки довёл, а меня в особенности. Он, значит, развлекается и создает аномалию, а мне, честному сотруднику, приходится нестись сюда на всех парах и спасать положение!

– Пошли уже отсюда, честный сотрудник! – позвала меня мама, которая, кажется, никак не могла решить, что ей следует делать – сердиться или смеяться.

– Эй, а как же наша аномалия? – испугались кондитеры.

Мама молча посмотрела на меня, как бы говоря глазами: «Ты эту игру начал, ты и заканчивай. Я вмешиваться не буду».

– Аномалии больше нет, Фригга её устранила, – не моргнув глазом, сообщил я.

Тут же раздались бурные овации, а мою маму засыпали словами благодарности. Директор даже предложил нам крупную сумму денег, но мы, ясное дело, от материального вознаграждения отказались, скромно сказав, что это никакой не подвиг, а обычная для нас работа.

– Так значит, мы можем слезать? – поинтересовался кто-то из работников.

– Нет. Вам придется просидеть так до вечера, пока яды не выветрятся, – сообщил я, убедившись, что Фригга уже направилась к выходу и не слышит моих слов. – Удачи.

Я помахал кондитерам рукой, выскочил в коридор и побежал догонять маму.

– Надеюсь, когда ты шёл на это, ты понимал, что за такие проделки можно и из организации вылететь, – Фригга говорила совершенно спокойно, но от её голоса по коже прошёл холодок – мама явно была мной недовольна. Впрочем, ничего другого я не ожидал, и потому был готов к подобной реакции.

– Да, я знаю, что нарушил правила, но уверен: ты не выгонишь меня из Совета, – я старался говорить так же спокойно, как мама, хотя в сердце уже закралось сомнение: а вдруг всё-таки выгонит?

– С чего ты взял, что я буду делать для тебя исключение? – Фригга сурово нахмурилась.

– Сам не знаю, – пожал плечами я. – Почему-то мне кажется, что ты не станешь этого делать, – я говорил чистую правду: последнее время меня действительно не покидало такое ощущение.

– Как ни странно, но ты оказался прав. У меня на тебя серьёзные планы, и я не стала бы отказываться от них из-за такой ерунды. Но учти: это совсем не значит, что ты имеешь право делать всё, что тебе вздумается. Я этого не допущу.

– Прости за этот маскарад. Пойми, я устраивал представления для того, чтобы достучаться до вас, сказать вам, что хочу работать, хочу спасать людей. Всерьёз, по-настоящему!

– И ради этого ты поставил чужие жизни под угрозу? – тихо спросила Фригга, поглядев на меня внимательно и печально.

– Что? О какой угрозе ты говоришь? Я же просто шутил, по-доброму. Неужели ты думаешь, что я могу реально угрожать жизням людей? Я знаю: есть грань, переступать которую нельзя. Клянусь тебе, все отделались лёгким испугом. Никто не погиб и даже не покалечился.

– Это пока. А если заглянуть в будущее?

– Я тебя не понимаю, – честно признался я. – Как мои проделки могут сказаться на будущем?

– Ещё как могут. Как ты думаешь, почему люди тебе всегда безоговорочно верили и выполняли всё, что ты требовал, каким бы глупым, абсурдным и несуразным это ни являлось? Почему тебя не послали подальше с твоей клоунадой?

– Потому что я из ГалаБеза.

– Вот то-то и оно. Всем известно, что оперативники Совета Галактической Безопасности никогда не появляются просто так, и всё, что они делают, они делают для того, чтобы спасти людей. Мы, хоть и отчасти, но понимаем природу аномалий, а для рядовых граждан это нечто запредельное, и потому они знают: для того, чтобы спастись, они должны верить нам на слово и беспрекословно выполнять наши требования. ГалаБез обладает заслуженным авторитетом, который ты сейчас самым злостным образом подрываешь. Разыгрывая людей, прикрываясь значком, ты заставляешь их сомневаться в честности и серьёзности нашей организации. Именно в этом и состоит опасность твоих проделок. Опасность не для нас, а для них. Ведь когда беда случится взаправду, и к ним придут наши люди с целью помочь, они не поверят, решив, что это опять шутка. Никому же не хочется быть осмеянным, причём осмеянным дважды, никто не станет опять наступать на те же грабли. Люди откажутся повиноваться, и ты понимаешь, чем это чревато.

– Да, скверно получилось, – слова матери заставили меня стать серьёзным. – Никогда больше не буду так делать.

– Поверь, я прекрасно понимаю, что ты просто дурачился и не желал никому зла. Будь ты обычным трикстером, я бы даже не обратила на это внимания, но теперь ты работаешь в ГалаБезе, а это не пустой звук. На тебе лежит огромная ответственность, и каждое твоё действие должно быть тщательно продумано. Я не сержусь на тебя, но призываю к осмотрительности. Прежде чем сделать что-либо, спроси себя: «К каким последствиям это может привести? Что это повлечёт за собой?», тщательно всё взвесь и только потом принимай решение.

– Хорошо, – мне действительно стало стыдно, что я поступил необдуманно и по-ребячески. – А кстати, как ты меня нашла?

– Это было не трудно. Я потом научу тебя такому приему, но прежде тебе предстоит усвоить много других вещей. Помнишь, я обещала научить тебя управлять артефактом?

– Да, но это было очень давно. Я уж думал, что ты совсем позабыла об этом.

– О таких вещах не забывают. Я просто была занята. Сейчас стало полегче, и я возьмусь за твоё обучение всерьёз. Но прежде хочу предупредить тебя кое о чём.

– И о чем же?

– Обучение – процесс очень тяжёлый, как в физическом, так и в эмоциональном плане, и потому, не буду лгать, тебе придётся несладко. В обучение входит такое понятие, как тренировка. А тренировка – это моделирование реальных жизненных ситуаций. В реальной жизненной ситуации с тобой никто церемониться не будет, а значит, на тренировке и я не буду тоже. Мне неприятно это, но иногда придётся обходиться с тобой жестоко. Очень жестоко. Ты готов к этому? Если ты передумал, то можешь ещё отказаться – я не стану настаивать. Ты сам должен сделать выбор, с ясным осознанием того, на что идёшь.

– Я не передумал, – у меня даже мысли такой не возникло. – Я очень хочу научиться и применять свои способности на благо галактике.

– Хорошо. Я помогу тебе в этом и постараюсь научить всему, что знаю сама.

– Когда начинаем?

– С сегодняшнего дня.

========== Новые возможности ==========

Фригга не обманула. Занятия начались сразу, едва наш корабль оторвался от поверхности планеты. Началось всё вполне безобидно: мама прочитала что-то вроде вступительной лекции.

– Прежде всего ты должен понять одну вещь: чтобы научиться пользоваться силами артефакта, нужно правильно к нему относиться. Запомни, твой артефакт – это не волшебный камешек, как в детских книжках. Это не вещь и даже не оружие, и его ни в коем случае нельзя воспринимать таким образом.

– И как же я должен его воспринимать?

– Как часть себя. Это сложно объяснить, ты должен понять сам. Закрой глаза и попытайся почувствовать свой артефакт. Не кожей, Локи, сердцем. Ощути тесную связь с ним, ощути, что ты и Пересмешник – это единое целое, и вас нельзя отделить друг от друга.

– Зачем это нужно? – нахмурился я. – Какая разница, как я к нему отношусь? Артефакт всё равно этого не чувствует, он же не живой.

– Но обладает многими свойствами живых существ, не забывай. И да, он прекрасно всё чувствует, поэтому твоё отношение к нему играет чуть ли ни первостепенную роль. Пересмешник никогда не будет верен хозяину, который относится к нему с пренебрежением.

– Ладно, я попробую, – произнёс я, закрывая глаза и пытаясь сконцентрировать все свои мысли на изумрудно-зелёном артефакте, который я носил на цепочке. – Кажется, что-то чувствую. Да, я… я чувствую, как он… пульсирует, – мой голос слегка подрагивал от волнения. – Я… словно бы вижу его, и… не знаю, как передать словами, но я чувствую эту связь! Странное ощущение и, признаться, немного пугающее.

– Ты не должен бояться. Страх в отношении к артефакту ещё опаснее пренебрежения. Если Пересмешник почувствует, что ты боишься его, он непременно распоясается и будет творить, что захочет. Ты должен дать артефакту понять, что ты главнее.

– Как всё сложно и запутанно. Будешь его недооценивать – обидится, будешь бояться – обнаглеет. Такое ощущение, что я выстраиваю отношения с человеком, причем не просто с человеком, а с… напарником.

– Да, именно. Очень хорошее сравнение. Вот только от человека можно скрыть истинные чувства, а от него нельзя. Артефакт требует абсолютной искренности, его не обманешь. Поэтому не бояться – это значит не делать вид, что ты не боишься, а не бояться по-настоящему.

– Да знаю я, но с непривычки сложно.

– Поначалу всегда так, но потом ты освоишься. Итак, теперь ты ощущаешь связь, установленную между тобой и Пересмешником. А теперь попробуй использовать её в практических целях.

– Каким это образом?

– Видишь ли, артефакты способны извлекать из мира ту часть информации, которая не доступна человеческим органам чувств. А раз артефакт её извлекает, и вы с ним – единое целое, это значит, что ты можешь эту информацию узнать. Иными словами, Пересмешник – дополнительный источник сведений. Но эти сведенья не будут тебе подаваться на блюдечке с голубой каемкой, по крайней мере, сейчас, пока ты только учишься. Артефакты и люди познают мир совершенно по-разному, и тебе будет нелегко преобразовывать сведенья, полученные Пересмешником, в понятный для тебя самого формат. Ты и твой артефакт как бы говорите на разных языках, и второй язык, как ты уже догадался, учить тебе. Со временем станет проще, а вот поначалу придется изрядно попотеть. Ну что, попробуешь?

– Да, а что делать нужно?

– Для начала попробуй почувствовать мой артефакт – Осколок Радуги. Пересмешник чует его, я уверена, вот только тебе это невдомек. Исправь ситуацию. Представь, что ты не знаешь о моём артефакте и хочешь проверить.

– Как я это сделаю?

– Прислушайся к Пересмешнику. Советую опять закрыть глаза – через них ты получаешь больше всего информации, и это мешает сознанию использовать альтернативные источники.

– Хорошо, сейчас, – я вновь сомкнул веки и попытался сосредоточить всё своё внимание на артефакте. Он напряжения у меня слегка начала болеть голова. Я постарался не обращать на боль внимания, но получалось плохо – она мешала. – Не выходит! Хотя… постой! Да, Пересмешник чувствует, что рядом находится артефакт, и он как бы передает мне импульс или что-то вроде того. Но я не могу долго поддерживать эту связь, у меня мозги скоро расплавятся!

– Запомни, связь между тобой и артефактом ты не поддерживаешь: она сама возникла в тот момент, когда Пересмешник признал в тебе истинного хозяина, и существовала всё время, пока ты таскал артефакт на цепочке. Другое дело, что до сегодняшнего дня ты эту связь не чувствовал и не осознавал. Но теперь всё изменилось. Когда будешь работать, тебе придется всё время быть на связи с артефактом, чтобы своевременно узнавать ту информацию, что он улавливает.

– Но это же… невозможно! Я проработал с этой связью всего пару минут, а голова уже по швам трещит.

– Я же говорю: сперва придется тяжело, но потом будет легче. Твой мозг привыкнет к «сотрудничеству» с Пересмешником и не будет реагировать на это так болезненно. Передохни немного, и продолжим занятие.

– Давай сразу, без передышек. Что мне делать?

– Ты попробуешь найти меня при помощи своего артефакта. Я стану невидимой для твоего взора, но Пересмешник будет меня чувствовать. Говорю сразу, это будет сложнее, чем с Осколком Радуги – людей артефакт ищет с куда большей неохотой, они не так ему интересны.

– В таком случае, я буду искать тебя по твоему артефакту.

– Что ж, весьма логично, – усмехнулась мама. – И если такая возможность есть, нужно так и делать. Но сейчас я её тебе не предоставлю, – с этими словами Фригга сняла с себя цепочку и убрала артефакт подальше. – Посмотри на меня, Локи. Посмотри внимательно и постарайся запомнить мой облик как можно тщательней. Когда я стану невидимой, закрой глаза и представь меня в голове. Представь, что ты… рисуешь мой портрет. Чем точнее ты представишь мой образ, тем больше вероятности, что твой артефакт верно укажет направление. Ну что, приступим?

– Давай, – кивнул я.

В ту же секунду Фригга исчезла. Первым, что пришло мне на ум, было прислушаться к звукам, услышать мамины шаги или хотя бы дыхание, но в салоне корабля царила мертвая тишина.

«Бесполезно, Локи», – чуть насмешливый голос матери прозвучал у меня в голове, заставляя вспомнить о Нике. – «Простые крестьянские методы тут не помогут, я позаботилась. Ты должен развивать в себе новые навыки, а не жульничать. Делай так, как я тебе говорила».

Мне не хотелось вновь ощущать головную боль, но выхода не оставалось, и потому я уже в третий раз закрыл глаза и попытался нарисовать перед мысленным взором портрет своей матери.

«Ну, и где она?» – спросил я у Пересмешника почти в шутку. Артефакт, конечно, не отозвался. Я по-прежнему чувствовал связь с ним и его пульсацию, схожую с биением сердца, но он молчал.

«А, чёрт с ним», – решил я, не зная, что мне ещё делать: очень уж не хотелось опозориться перед матерью и выставить себя неспособным к обучению идиотом. – «Попробую наугад. В конце концов, салон корабля не такой уж и большой. Вполне возможно, что мне повезет».

– Ты там, – нарочито уверенно заявил я, указывая рукой в произвольном направлении.

«Ошибаешься».

– Тогда там, – я снова махнул рукой наудачу.

«И снова мимо. Прекрати уже гадать на кофейной гуще, это не поможет».

– Я всё равно тебя отыщу, – ответил я и принялся искать Фриггу наощупь – она может стать невидимой и неслышимой, но вот неосязаемой – это уже за гранью её возможностей, особенно если учесть, что она без артефакта.

«Ты забавный. Перед тобой стоит задача, и ты пытаешься её выполнить, а какими средствами – тебе наплевать. Но не забывай, пожалуйста, что это – всего лишь тренировка для того, чтобы ты не ударил в грязь лицом в реальной ситуации. Представь, если на моём месте окажется, к примеру, Ника, которая станет невидимой, чтобы исподтишка нанести удар. Ты её тоже будешь наощупь разыскивать и метать заклинания наугад? В таком случае, Нике очень повезло, что она не испытывает эмоций. Иначе она бы точно выдала себя своим истерическим хохотом».

– Перестань меня подкалывать, – улыбнувшись, попросил я.

«А ты перестань валять дурака и берись за ум».

– Легко сказать! Знаешь, я пробовал найти тебя правильным способом, но артефакт молчит.

«Я так и думала, что с первого раза не выйдет. Не отчаивайся, попробуй ещё раз».

И я, что мне ещё оставалось делать, последовал совету матери – закрыл глаза, представил образ, сосредоточился. Голова заболела так, словно по ней ударили Мьёльниром, и я закусил губу, чтобы не закричать. Зато внезапно я понял, где находится Фригга – мой артефакт потянулся к ней, чуть натягивая цепочку.

– Там! – выдохнул я, указав направление, и тут же упал на колени от нестерпимой боли.

– Верно, – мать вновь стала видимой и подошла ко мне. – Ты справился с заданием. Думаю, на первый раз с тебя хватит.

– Это точно. Ты не представляешь, как мне сейчас больно, – проговорил я сквозь плотно сжатые зубы.

– Ещё как представляю, уж поверь мне, – мама положила свою правую руку мне на лоб. – Сейчас я помогу тебе, а потом научу, как можно унять боль самостоятельно.