Текст книги "Искусственное зло (СИ)"

Автор книги: Лена Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

========== Глава 1 ==========

В нос бил резкий медицинский запах. Я пытался открыть глаза, но всякий раз рефлекторно зажмуривался из-за холодного ослепляющего света лампы, которая была направлена прямо мне в лицо. Вот так, моргая, я и разглядел основные предметы, находившиеся в помещении. У дальней стены стоял стол, загроможденный различными приборами, пробирками, колбами и прочим лабораторным оборудованием, а непосредственно рядом с койкой, на которой лежал я, стоял какой-то человек.

– Назови своё имя! – металлически-холодный женский голос прозвучал так резко, что я непроизвольно вздрогнул.

Назвать имя. Этот, казалось бы, элементарный вопрос, на который в состоянии ответить любой воспитанник детского сада, поверг меня в состояние лёгкой паники. «Спросите что-нибудь полегче», – хотелось ответить мне, но интуиция и здравый смысл в один голос подсказывали, что с обладательницей этого ледяного, начисто лишенного эмоциональной окраски голоса лучше не шутить.

– Я сказала, назови своё имя! – ещё более резко повторила женщина.

Я зажмурился и обхватил голову обеими руками, пытаясь вызвать ответ в памяти.

Виски тут же пронзила дикая боль. Я хотел закричать, но понимал, что и этого делать лучше не стоит. Мысли в голове сливались и спутывались, и я не мог сфокусироваться на проблеме – мозг отказывался выдавать нужную информацию.

Когда я почувствовал, что вот-вот опять потеряю сознание, в вену мне впилось что-то острое. «Иголка шприца», – с трудом сообразил я.

Не знаю, что за лекарство ввели мне в кровь, но подействовало оно моментально. Сознание у меня прояснилось, и перед мысленным взором вспыхнуло нужное слово.

– Том… Том, кажется.

– Верно, – мне показалось, что красноволосая женщина (я вспомнил, что её зовут Ника) на какой-то краткий миг едва заметно скривила губы. – А где ты работаешь?

– В шестом отряде «С», – вспоминать необходимую информацию становилось всё легче и легче.

– Отлично. Дорогу в тысяча девятьсот пятнадцатый кабинет не забыл?

– Конечно, нет. Пятнадцатый этаж, северное крыло, восьмая дверь слева, – я полностью пришел в себя и уже поражался тому, что с трудом смог вспомнить собственное имя.

– Так значит, я рассчитываю, что в семь часов ты будешь на своём рабочем месте. У тебя есть пятнадцать минут, чтобы собраться с мыслями. Вопросы есть?

– Да, – дрожащим голосом прошептал я: отважиться задать вопрос самой Нике – это слишком дерзко даже для меня, и я прекрасно понимал это, но не смог удержаться.

– Я тебя слушаю.

– Что со мной случилось? Почему я оказался здесь? – странно, но последние несколько лет своей жизни я помнил четко, а вот события, произошедшие непосредственно до того, как я оказался в больничной палате, вырисовывались в памяти весьма смутно и расплывчато.

– Попробуй вспомнить самостоятельно, – посоветовала мне Ника и резко повернулась к соседней койке, на которой лежал высокий широкоплечий юноша с длинными светлыми волосами.

Я вспомнил, что это мой сослуживец Крис, с которым мы всё время конкурировали, соперничали и боролись. Вообще, если задуматься, то между всеми сотрудниками «Черного Квадрата» складываются подобного рода отношения, просто между некоторыми они проявляются наиболее выражено. Так, например, случилось со мной и с Крисом.

Не могу сказать, что мы друг друга ненавидели: это слово слишком громкое, если вы понимаете, что я имею в виду. Скорее, мы относились друг к другу с неприязнью, легким раздражением и досадой. Мешались друг другу, иными словами. Возможно, так сложилось из-за того, что мы с Крисом являлись соседями по общежитию и, следовательно, виделись друг с другом чаще, нежели с другими сотрудниками.

Мы постоянно перекидывались колкими насмешками и язвительными фразочками, а если один из нас преуспевал в чём-то, то второго терзала зависть, и он спешил навредить превзошедшему его конкуренту. А сколько мы бумаги извели, строча друг на друга доносы, даже сложно представить. Но чаще всего эти кляузы так и не доходили до начальства, потому что едва я начинал записывать нарушения Криса, тот принимался писать компромат на меня, и в конце дня мы приходили к взаимному соглашению, что все записи нужно уничтожить.

Бывало, правда, и так, что мы с Крисом объединялись, но такое случалось лишь когда нам обоим хотелось навредить кому-то другому. Однако едва ли эти кратковременные и ненадежные союзы можно было назвать дружбой. Да, чего-чего, а дружбы между мной и Крисом отродясь не бывало, как и между любыми сотрудниками «Чёрного Квадрата». У нас просто отсутствовало такое понятие.

Всего за несколько секунд я вспомнил около десятка ситуаций, когда мы с Крисом подставляли друг друга и, что самое главное, вспомнил, что то происшествие, из-за которого я оказался на больничной койке, тоже не обошлось без его непосредственного участия.

Ника принялась задавать Крису те же вопросы, что и мне, и я не без досады отметил, что сослуживец выдает ответы куда быстрее. Ну конечно, у него-то было время прийти в себя.

Закончив с Крисом, Ника вновь развернулась и… мгновенно исчезла. Нам оставалось только гадать, в какой точке нашей необъятной космической станции она сейчас материализовалась.

– Будь моя воля, от тебя бы уже давно и мокрого места не осталось, – бросил мне Крис, садясь на койке.

– Тоже мне, удивил, – презрительно фыркнул я. – Но руки у тебя коротковаты. Боишься Устава, не так ли?

– Можно подумать, что ты не боишься, – парировал сослуживец. – Убить я тебя не убью, а вот хорошую взбучку гарантирую.

– И чем же я заслужил такую немилость? – язвительно и вкрадчиво поинтересовался я, надеясь таким образом узнать, что же всё-таки произошло, и восполнить пробел в своей памяти.

– Ещё спрашиваешь! А кто подошел и включил электричество, в то время как я стоял на стремянке и пытался заменить лампочку?

– Может быть, в следующий раз ты хоть на мгновение напряжешь свою единственную извилину и хорошенько подумаешь, прежде чем называть меня задохликом, – как только Крис упомянул электричество, стремянку и лампочку, я вспомнил всё происшествие вплоть до мельчайших деталей.

– А кто ты, если не задохлик?

– Нормальный человек, в отличие от тебя. Ты тоже хорош, грохнулся на меня своей слоновьей тушей, когда со стремянки падал. Специально, небось, так подстроил, чтобы мы вдвоём здесь оказались.

– А то! – Крис захохотал. – Надо же мне было тебе отомстить.

– Вот видишь, мы квиты.

– Возможно, но хорошую взбучку это не отменяет. Она нужна тебе в качестве профилактики.

Я хотел ответить на угрозу колко и язвительно, но вдруг передумал, решив, что пришло время хоть на минуту прекратить словесную перепалку.

– Слушай, Крис, как ты думаешь, с чего вдруг нами занялась сама Ника? – поинтересовался я у сослуживца. – Какое ей вообще может быть дело до двух заурядных сотрудников, одного из которых долбануло электричеством, а второго придавило стремянкой и… первым сотрудником?

– Понятия не имею, – Крису неприятно было осознавать, что он в данном вопросе осведомлен не более моего, и потому его голос сделался резким и жестким. – Это Ника может в мозг любого человека залезть, а что творится у неё в голове, узнать невозможно.

– Согласен, но всё равно очень странно, – стоял на своём я. – И вопросы она задавала странные. Помним ли мы то, помним ли мы это.

– А по-моему, вполне логичные вопросы, – возразил Крис. – После того случая с лампочкой мы вполне могли потерять память.

– Это конечно, но Нике-то какое до этого дело? Ведь кроме нас на Арии работает тысяча таких же сотрудников. Даже если бы мы с тобой погибли, ничего бы не изменилось. Почему для Ники было так важно, чтобы мы пришли в себя и помнили свои имена, место работы и так далее?

– Я же сказал, что не знаю! – огрызнулся Крис. – Или ты умственно отсталый, тебе по сто раз повторять нужно?

– А я вижу лишь одно логичное объяснение произошедшему, – задумчиво протянул я, пропустив выпад сослуживца мимо ушей. – Мы для чего-то нужны Нике. Нужны для чего-то необычного, где другие сотрудники не сгодятся. Непонятно лишь одно: почему именно мы? Чем мы так сильно отличаемся от остальных? Никаких особых заслуг, насколько я помню, за нами не числится. Примерным поведением мы тоже не выделялись, скорее наоборот. Да, странно, что мы с тобой загремели в число избранных. Очень странно.

– Слышь, Том, кончай всё это, – лениво посоветовал мне Крис.

– Кончать что?

– Строить догадки и предположения. Говорю же тебе, к Нике в мозг не залезешь. Запомни раз и навсегда: дела Лидеров нас не касаются!

– А чего это ты взялся меня жизни учить? – нахмурив брови, вскинулся я.

– Да просто ты вечно суешь нос не в свои дела и пытаешься понять то, чего нам, простым клеркам, понимать не надо. А если ты зайдешь слишком далеко и узнаешь какой-нибудь секрет Лидеров, то они вполне могут посчитать тебя опасным для организации и… принять соответствующие меры.

– А тебе-то какая разница?! – как же я ненавижу, когда моё поведение пытаются оценивать и корректировать люди, находящиеся со мной на одном уровне.

Крис на мгновение задумался: наверное, и сам не мог понять, какая ему разница.

– А может, я тебе добра желаю? – выдал наконец он, и мы оба расхохотались.

Разумеется, сказано это было в шутку, и я ни на долю секунды в этом не усомнился.

– Тогда бросай работу и иди в Агенты Света! – пошутил я в ответ.

Мы смеялись около минуты, а потом Крис сказал:

– Ладно, хорош ржать, пошли работать. А то опоздаем, и нам влетит по полной.

Перед тем, как выйти в коридор, я кинул мимолетный, но внимательный взгляд на зеркало, чтобы освежить в памяти свой внешний облик, а также узнать, всё ли с ним в порядке: подлый Крис, конечно же, никогда не скажет мне, что у меня, к примеру, шнурок на ботинке развязан, а будет злорадно ждать, пока я наступлю на него, споткнусь и упаду, чтобы вволю посмеяться над моей неудачей. Так что за своей внешностью приходилось следить самому и следить очень бдительно, так как другие сотрудники никогда не упускали возможность незаметно её подпортить, чтобы потом весь день хихикать у меня за спиной. Я, разумеется, при любом удобном случае отвечал им тем же.

Сейчас же я выглядел вполне удовлетворительно. Разве что чёрные волосы слегка растрепались, пока я лежал на койке, и пришлось пригладить их рукой. Одет я был, как и Крис, в черный комбинезон с серебряным поясом – новую униформу сотрудников среднего звена, которую ввели всего пару месяцев назад. На груди у меня, как и положено, висел бейджик, на котором было указано имя, уровень квалификации и отряд, в котором я работал.

До тысяча девятьсот пятнадцатого кабинета мы добрались довольно быстро. Конечно, в коридорах и залах создавались настоящие пробки из спешащих занять свои рабочие места сотрудников, но завидев мускулистого широкоплечего Криса, все поспешно расступались, освобождая ему дорогу. Мне же оставалось только ни на шаг не отставать от своего соседа по комнате.

Зайдя в наш небольшой скромный кабинет, где работало всего десять человек, я первым делом направился к своему сейфу, на ходу вынимая из кармана ключи. Открыл сейф, достал из него кипу бумаг, с которой работал вот уже вторую неделю, и компьютерный диск с данными, сел на своё место – третье с краю, включил компьютер, вставил диск; пока данные загружались, просмотрел бумаги, оценил объем работы на сегодня.

Всё это я проделал машинально, совершенно не задумываясь о своих действиях, ведь на протяжении нескольких лет я каждое утро неизменно выполнял этот нехитрый алгоритм, и каждое движение было отработано до автоматизма. Моя работа тоже была «механической» и не требовала ни особых умственных способностей, ни креативного подхода. Сиди и забивай данные в таблицы. Даже за своими вещами я следил «на автомате»: привык, что чуть зазеваешься, а более внимательный коллега уже стащил из-под носа нужный листок и методично складывает из него самолетик, чтобы потом метко запустить в мусорное ведро.

Но сегодня первая половина дня, прошла, как ни странно, тихо и мирно. Удивительное дело, но сослуживцы почему-то не подкалывали ни меня, ни Криса. Между собой они переругивались, хоть и куда меньше обычного, но мы словно были отделены от них прозрачной перегородкой. Да, к нам с Крисом они не лезли, но смотрели враждебно, подозрительно и напряженно. В глазах некоторых коллег мелькал даже испуг, и меня это слегка настораживало. Создавалось впечатление, что с этого дня мы с Крисом особые, не такие как все, и мне очень хотелось понять, что же такого произошло, что заставило сослуживцев относиться к нам, как к чужим. Едва ли это было связано с той дурацкой историей со стремянкой: подобного рода истории на Арии случаются если не каждый день, то каждую неделю уж точно, и все давно к этому привыкли.

– Представляете, когда мы пришли в себя, в нашей больничной палате находилась сама Ника, – сообщил я коллегам на третьем часу работы, чтобы начать общение и избавиться от мысли, что мы здесь не к месту. – Мы сильно удивились и даже испугались.

Моя реплика повисла в воздухе. Клерки ничего не ответили, лишь многозначительно переглянулись и притихли. Я смотрел на них, таких знакомых и, признаться, ужасно надоевших, и не понимал, почему они ведут себя так необычно. Ведь до того, как мы оказались в медицинском отсеке, мы с Крисом всегда были чуть ли ни в самой гуще разборок, а сегодня все нас чурались.

Слева от меня сидел Рут – невысокий парень с прилизанными волосами мышиного цвета и чуть косящими глазами. Рут очень любил якобы случайно проливать на клавиатуру моего компьютера свой утренний кофе, а потом с ехидной ухмылочкой наблюдать, как я, тихо ругаясь, сушу клавиатуру феном. Я в таких случаях не оставался в долгу, и бедняга Рут мог весь день проходить с ярким стикером на спине, на котором значилось «идиот» или ещё что-то не менее обидное.

Но сегодня Рут не то, что не пролил кофе, а вообще не взял свой любимый напиток, предпочтя тихо сидеть за своим компьютером, вжавшись в стул и изредка бросая на меня настороженные взгляды. Со стороны можно было подумать, что Рут сидит на бомбе замедленного действия и знает об этом.

По другую сторону от меня обычно сидит Виолетта – миловидная девушка, ежедневно менявшая прическу и цвет волос, и вечно возмущавшаяся по поводу обязательного ношения униформы. Одно время Виолетта любила подкладывать на мой стул канцелярскую кнопку, но очень скоро отказалась от этой шутки, потому что я всегда смотрел, куда сажусь, и если замечал данный предмет на своём сидении, непременно перекладывал его на стул соседки, которая такого поворота событий не ожидала никак.

Тогда она завела моду ни с того ни с сего вскакивать со своего места и орать на весь кабинет, что я к ней пристаю (хотя я ни разу этого не делал). В нашем кабинете, как и во всех остальных, были установлены камеры видеонаблюдения, и мне несколько раз влетал выговор за нарушение Устава. Один раз мне даже пришлось сутки на гауптвахте просидеть за то, что якобы домогался к невинной и беззащитной Виолетте. Ви в тот день была на седьмом небе от счастья, ведь ради этого и затевался весь спектакль. После того, как её мечта сбылась, она стала выдумывать все новые и новые подколы и шуточки. С такой коварной соседкой приходилось всё время быть начеку. Но сейчас опасаться было нечего: Виолетта пересела за другую сторону нашего П-образного стола. Возле Криса тоже образовалось свободное пространство.

«Что мы, прокажённые что ли?» – с беспокойством подумал я, но потом, так и не найдя объяснения странному поведению коллег, решил махнуть на это рукой. – «Ну и хорошо, что не лезут», – сказал я себе. – «Хоть один день от них отдохну».

Так как мне не приходилось парировать выпады клерков, я смог погрузиться в размышления. И, как ни странно, в этот на удивление тихий день я понял много нового. Например, то, что каждый день жить по одному и тому же сценарию, занимаясь однообразной примитивной работой – это невыносимо скучно. Такой стиль жизни делает человека похожим на робота, лишает его возможности развивать свои навыки и способности, узнавать что-то новое. Изо дня в день человек ходит по кругу, и у него нет ни единого шанса вырваться. Меня словно бы заперли в этом тесном и простом мире, где я могу выполнять лишь элементарные повторяющиеся действия. Странно, что эта мысль не посещала меня ранее. Ведь я столько лет жил по неменяющемуся распорядку, и это меня абсолютно устраивало.

А сегодня вдруг снизошло озарение. Наверное, раньше у меня просто не было возможности разобраться в своих мыслях, желаниях и чувствах, потому что мешали настырные, надоедливые сослуживцы.

Подумав о сослуживцах, я подумал и о том, что все злобные шуточки, которыми мы вечно обмениваемся – это ни что иное, как наша естественная потребность к творчеству, выраженная в такой вот своеобразной форме. Подкалывая друг друга, мы разом убиваем двух зайцев – и развлекаемся, и самоутверждаемся.

Да, самоутверждение здесь тоже играло далеко не последнюю роль. Не имея возможности проявить свои способности в работе, показав блестящие результаты и тем самым выделившись из коллектива, мы стремимся навредить друг другу, унизить всех остальных. У кого лучше получится, тот и круче.

Все проблемы нашего коллектива вытекают, по сути, из-за неправильной организации работы. Если бы она подразумевала под собой наличие конкуренции и соперничества, а также требовала к себе творческого, неординарного подхода, у нас не было бы такого острого стремления делать друг другу гадости.

На этом месте я остановился и… опять поразился собственным мыслям. Ведь я, простой клерк из шестого отряда «С», только что занимался глубоким психологическим анализом взаимоотношений, складывавшихся в нашем коллективе, и даже пытался предложить модель, с помощью которой проблемы можно решить. А с чего я вообще взял, что у нас в коллективе какие-то проблемы? Ведь столько лет я жил в этой враждебной, напряженной среде, и считал это абсолютно нормальным, считал, что по-другому и быть не может, а сейчас хочу это изменить.

«Почему?» – мысленно спросил я у себя. И дал себе же мысленный ответ: «Потому что мне это не нравится».

«Но ведь раньше меня всё это вполне устраивало», – возразил я себе. – «Что же изменилось сейчас?»

Найти ответа на этот вопрос я не смог, и потому решил отшутиться: «Должно быть, когда на меня упал Крис, я сильно головой приложился, вот и приходят на ум какие-то бредовые мысли».

Наверное, это немного странно – отшучиваться перед самим собой, но что я ещё мог поделать?

После короткого обеденного перерыва наш офис, подумать только, почтила своим визитом сама Ника. Встретиться с одним из Лидеров дважды за день – это уже перебор. Такого со мной, насколько я помню, ещё никогда не случалось. Лично я предпочел бы видеться с Никой как можно реже, потому что прекрасно понимал, что встречи с начальством не сулят ничего хорошего. Остальные клерки тоже понимали это и потому, увидев Нику, вжались в кресла, ссутулили плечи и мелко-мелко задрожали. Но в этот раз, к счастью, всё обошлось. Оказалось, что самая опасная женщина галактики заглянула к нам в офис только для того, чтобы сообщить мне и Крису, что на протяжении второй половины рабочего дня мы будем красить какое-то служебное помещение. Мы, конечно же, тут же поспешили покинуть офис и принялись разыскивать это самое помещение.

То, что нам, клеркам, специализирующимся на бухгалтерии, документах и прочих бумагах, поручили такую нетипичную для нас работу, меня совсем не удивило. Ведь мы работали на Арии – ещё недостроенной космической станции, и потому нас, сотрудников среднего звена, часто задействовали в различного рода ремонтных и строительных работах, в связи с выраженным дефицитом грубой рабочей силы. Но для приличия я всё-таки возмутился (разумеется, когда мы отошли от офиса на безопасное расстояние, и Ника не могла нас услышать):

– Я, между прочим, в маляры не нанимался! С какой радости нас погнали красить стены? Я не для этого экономический факультет заканчивал! Неужели они не могли поручить это задание тупоголовым необразованным рабочим?

– Значит, не могли, – вздохнул Крис, который тоже был явно не в восторге от предстоящего нам занятия. – Тупоголовых рабочих на Арии недобор, сам знаешь. А с рабами вообще катастрофа. Эти уроды Агенты освободили всех, кого только можно, а у нас из-за этого обязанностей прибавилось! Уж лучше бы рабы всё делали, как раньше.

– Согласен, – не знаю почему, но я испытал некое удовлетворение оттого, что есть вещи, по которым у нас с Крисом нет разногласий: постоянно ругаться через какое-то время надоедает.

Крис выдержал небольшую паузу, а затем выдал:

– Знаешь, Том, никогда не думал, что скажу тебе это, но… ты в чём-то прав.

– Какая неожиданность, – криво усмехнулся я. – И в чём же? В том, что ты законченный идиот?

– Я насчет Ники, – Крис решил не реагировать на провокацию с моей стороны, и я, признаться, был этому очень рад. Ведь, как я уже сказал ранее, ругаться мне надоело, а Криса я подколол машинально, не задумываясь.

– Что насчет Ники? – мне было сложно одновременно копаться в себе и поддерживать беседу.

– Да, тяжелый случай, – саркастично протянул Крис. – Боюсь, что вследствие травмы ты станешь умственно отсталым.

– Не боишься, а надеешься, – педантично поправил я, полностью переключаясь на общение. – Однако спешу огорчить, твои надежды безосновательны.

– Так я вот о чём. Ника действительно ведет себя странно, – за несколько лет мы настолько привыкли к взаимному оскорблению, что относились к нему, как к пустой трепотне и, когда было нужно, моментально прекращали словесную перепалку, забывая то, что наговорили друг другу. – Насколько я помню, никогда прежде такого не было, чтобы она появлялась у нас в офисе. А сегодня она пришла, да ещё с бытовым поручением, которое можно было просто вывести на электронный информационный стенд. Сдается мне, что за этим её визитом скрывается нечто большее, чего мы пока не видим.

– Наконец-то до тебя дошло, – презрительно фыркнул я. – Я тебе ещё утром об этом говорил. И у кого из нас развивается умственная отсталость?

– А ты, значит, такой умный? Тогда, может быть, сможешь объяснить поведение Ники? Теперь оно настораживает и меня. Всё это явно не к добру.

В это время мы дошли до рабочего объекта и тут же взялись за дело, не переставая обмениваться колкими язвительными фразочками.

Вторая половина суток прошла также скучно и однообразно, как и первая. Только в конце рабочего дня, когда мы закончили красить стены, и я снял с себя специальную накидку, защищавшую униформу от загрязнений, Крис, улучив удобный момент, незаметно подкрался сзади и мазнул меня по спине кисточкой. Я безо всяких особых чувств взял ведро с оставшейся краской и нахлобучил сослуживцу на голову – волосы и кожу лица рабочая накидка не закрывает.

Проделав эту нехитрую операцию, я поспешил выскочить за дверь. Крис попытался догнать меня, но, так как обзор ему закрывало металлическое ведро, врезался в стену и, не удержав равновесия, упал на пол.

Я, наблюдая из коридора эту эпичную картину, конечно же, рассмеялся, но как-то…неискренне. В действительности, я не испытал ни малейшего удовольствия, глядя на всё это. А засмеялся я потому что… знал, что в этой ситуации я должен именно смеяться.

Размышляя, я шагал в сторону жилых уровней, к нашей с Крисом комнате. Меня одолевали странные, непривычные мне чувства. Как бы мне хотелось разложить их по полочкам, упорядочить, как я проделываю это с документами, и понять, наконец, что же такое со мной творится, но я не мог. Мне казалось, что в моей голове бушует самый настоящий вихрь из различных ощущений, эмоций, мыслей, воспоминаний и образов, а я пытаюсь выловить из него самое важное, основное, что можно продумать и проанализировать.

Так, например, через некоторое время мне удалось установить, что я ощущаю фальшь. Фальшь во всём, что меня окружало, включая меня самого. Да, это звучит странно, но я чувствовал себя фальшивым, ненастоящим. Создавалось впечатление, словно я участник какой-то массовой ролевой игры и веду себя так, как должен вести себя мой персонаж, а не я сам. Ведь, унижая Криса и делая ему гадости, я действовал не по своему истинному желанию, а потому, что так здесь заведено, так здесь принято. Мы, клерки, просто не знаем других отношений, кроме этой вялой, ленивой вражды, и если бы я вздумал вести себя как-то по-другому, меня просто не поняли бы. Грубость, хамство и эгоизм стали неписаными правилами нашего коллектива, и нарушить их было не менее страшно, чем официальный Устав сотрудников «Чёрного Квадрата».

Но почему осознание того, что мне внутренне неприятно жить по этим правилам, пришло так поздно? Почему раньше я спокойно работал и даже не задумывался над этим?

Этот вопрос и мучил меня больше всего. В глубине души уже зарождался самый настоящий страх: а не повлияла ли травма на мою психику, и не начинаю ли я постепенно сходить с ума? Никогда ещё я не чувствовал себя настолько запутавшимся в себе. Как же мне хотелось попросить у кого-нибудь помощи…

«Попросить помощи?» – бесцеремонно встрял язвительный и скептично настроенный здравый смысл. – «Да, Крис прав: тихо шифером шурша, едет крыша не спеша! Помощи он вздумал просить! Да стоит тебе только лишь заикнуться, что тебе плохо, на тебя тут же все набросятся и в буквальном смысле задушат. Нападают всегда на слабых. Попросить помощи – это верная гибель».

Но почему, почему у нас так происходит? Неужели нельзя это как-то изменить?

«Ты сам подумай, что несешь», – не замедлил с ответом разум. – «Это же основа нашего общества, его крепкий фундамент. Можно из-под строящегося дома убрать фундамент? Разумеется, нет. Так всегда было, есть и будет».

И что делать, пришлось смириться.

Так я и брел, низко опустив голову. Прямо замкнутый круг какой-то: мне плохо, я не понимаю, отчего мне плохо, и от этого становится ещё хуже. Мне сильно чего-то хотелось, но я не мог объяснить себе, чего именно. Я хотел испытать такое чувство, когда на душе становится тепло и спокойно, когда не надо вечно оборачиваться, ожидая удара в спину, когда чувствуешь надежность и умиротворение.

Я точно знал, что никогда ранее не испытывал подобного; возможно, лишь в далеком детстве, о котором у меня вообще не осталось никаких воспоминаний. Что же это такое, как называется, и существует ли оно вообще? Надеюсь, что это… – я почувствовал, что начинаю краснеть, – не доброта. Доброта, фу!

Я даже сморщился от омерзения. Конечно же, я, как и любой сотрудник «Чёрного Квадрата», знал, что такое доброта. Доброта – это утопичное, вымышленное чувство, придуманное слабыми, неконкурентоспособными людьми для оправдания своего отказа от соперничества.

Иными словами, слабый, ни на что не годный человек понимает, что у него не хватит сил и способностей для того, чтобы убрать со своей дороги конкурентов, а чтобы не признавать этого, заявляет всем, что им движет не страх быть поверженным, а так называемая доброта. А значит, если человеку хочется доброты, он безвольная тряпка, о которую можно, и даже нужно вытирать ноги.

«Нет, нет, нет, разумеется, я не хочу доброты, ни в коем случае не хочу!» – твердил я себе, пытаясь успокоиться. – «Как можно, в самом деле, мечтать о чувстве, которого не существует, которое придумали, как отмазку?»

И в этот момент меня словно бы окатило ледяной водой. Я инстинктивно поднял голову и увидел… да, это опять была Ника, уже третий раз за день. Она стояла на белой винтовой лестнице, ведущей на верхний уровень зала, но ладно бы просто стояла, так нет, она ещё и пристально на меня смотрела. Да, никаких сомнений не оставалось, именно на меня, хотя в зале было около сотни таких же сотрудников.

Создавалось впечатление, что из её бездонных, как сама вселенная, глаз, исходили рентгеновские лучи, которые просвечивали меня насквозь. Причем речь шла прежде всего не о моём теле, а о моём внутреннем состоянии, о том, что творилось у меня в душе. Казалось, ещё немного, и она своим взглядом прожжет во мне дырку.

Ни разу в жизни я не испытывал такого ужасного ощущения. Мне хотелось убежать как можно дальше, затаиться в каком-нибудь темном углу, спрятаться от этого ледяного, и в то же время обжигающего взгляда, но я понимал, что не осмелюсь на это. Мои ноги словно бы приросли к полу, я и шагу ступить не мог. Разумеется, это магия Ники – своим взглядом она заставила меня застыть на месте.

«За что она так со мной? Что я ей сделал?» – пронеслась в голове паническая мысль. Я чувствовал, что своим взглядом Ника не только изучает моё сознание, но и вытягивает из меня все силы. Вряд ли они действительно были нужны сильнейшему темному магу галактики – скорее всего, это являлось, своего рода, побочным эффектом, и Нике до этого не было никакого дела. А я прекрасно понимал, что долго так не протяну.

«Прочь! Прочь из моей головы!» – мысленно крикнул я, непроизвольно хватаясь за виски, которые тут же дико заболели.

Но вот что странно, ведьма действительно перестала прожигать меня своим колдовским взглядом. Она резко развернулась ко мне спиной и мгновенно растворилась в воздухе.

Несколько минут я простоял, прижавшись к стене и держась рукой за сердце, которое билось, как после быстрого бега. «Я нагрубил Нике. Я нагрубил Нике», – стучало у меня в голове. – «Пусть и мысленно, но все же нагрубил».

Я был твердо уверен в том, что Ника прекрасно расслышала мой невербальный крик, и меня бросало в ужас от этого.

– Что, плоховато? – злорадно осведомился проходящий мимо меня сотрудник. – Чем это ты Нике, интересно, не угодил?

– А она так со всеми будет делать, – неизвестно зачем брякнул я. – Ты следующий на очереди.

– Брешешь, – не очень уверенно отозвался клерк и поспешил своей дорогой.

Я глубоко вздохнул, пытаясь восстановить дыхание, и тоже продолжил свой путь, задавая себе тот же вопрос, что несколько секунд назад задал мне мой недалекий коллега: что я такого сделал, чем заслужил особое внимание одного из Лидеров нашей организации? Что Ника хотела узнать, заглядывая мне в душу? И не может ли это быть как-то связанно с моими странными мыслями и чувствами, преследовавшими меня весь день?

«Да нет, быть такого не может», – отверг собственную идею я. – «Какое дело может быть Нике до того, что творится в голове у самого обыкновенного, ничем не примечательного клерка?» – думая так, я открывал электронным ключом дверь, ведущую в нашу с Крисом комнату.

Невозможно передать, как мне уже надоела эта тесная, просто обставленная комнатушка. Кран с раковиной, две койки, две запирающиеся на ключ тумбочки для хранения личных вещей, один рабочий стол на двоих, два стула. На стене висел плоский экран телевизора. Я хотел машинально включить его, но, уже взяв в руку пульт, неожиданно передумал. Громкие звуки и ненужная мне информация на данный момент не вызвали бы во мне ничего, кроме раздражения и, возможно, очередного приступа головной боли. Сейчас мне хотелось тишины и покоя. Поэтому я, сняв обувь и небрежно отпихнув её в угол, забрался с ногами на свою кровать и стал глядеть в небольшой, единственный в помещении иллюминатор.