Текст книги "Странствующий чародей"
Автор книги: Лайон Спрэг де Камп
Соавторы: Холли Лайл,Кристофер Зухер Сташеф (Сташефф),Джон Мэддокс Робертс,Роланд Джеймс Грин,Фрида Мюррей,Том Вом
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)
– Для них это, должно быть, был шок, – предположил Ши.
– Тем не менее мне необычайно повезло, что я приземлилась именно здесь, поскольку царица Дидона проявила несказанное великодушие. Она наиболее способная и деятельная из всех цариц, и если чего не хватает ее стране, так это героев. Герой отчасти подобен царю или королю, но церемонии посвящения в герои пока не придумали. Когда люди говорили о Троянской войне, я понимала, что мои знания об этом мире никого здесь не интересуют; разве есть такие, кто никогда не слышал ничего ни о Трое, ни о храбром Гекторе, ни о разгневанном Ахилле? Но вскоре я поняла, что это всего лишь один из многих миров, поскольку все знали имя Троила, сына Приама, но никто не слыхал о его возлюбленной Крессиде.
– Да, она была средневековым созданием[47]47
Чалмерс имеет в виду поэму Джефри Чосера «Троил и Крессида» (около 1385 года), сюжет и идея которой были заимствованы из поэмы «Филострато» Джованни Боккаччо. В поэмах Гомера Крессида не упоминается.
[Закрыть], – сказал Чалмерс, – хорошо известным в эпоху «Неистового Орландо»[48]48
«Неистовый Орландо» (1516–1532) – поэма итальянского поэта Лудовико Арносто (1474–1533).
[Закрыть].
– Ну ладно, все это очень интересно, – прервал его Ши, – но теперь, когда мы воссоединились, не пора ли нам отправиться домой? Пиршество действительно великолепное, но мне хочется настоящего салата, шотландского виски с содовой, горячей помадки со сливочным мороженым, а главное, о чем я тоскую, так это о моей любимой Бельфебе. Учтите, я перечислял все это в произвольном порядке, безотносительно к степени желания. И как прикажете объяснить ей, почему я настолько задержался?
– Если вы расскажете ей обо всем, что с нами случилось после того, как мы покинули наш мир, – посоветовал Чалмерс, – и до того момента, когда мы в него вернемся, она сразу же позабудет о причине, заставившей ее разозлиться на вас.
– Я тоже сгораю от нетерпения увидеть ее, – сказала Флоримель, – ну и, конечно, вернуться в мир, в котором хотя и скучно, и полно неприятных запахов, но нет дикости и неопределенности, свойственных этому миру, вернуться в мир, где животных забивают Щадящим способом, и не на глазах у всех, и не в каком угодно месте в тот момент, когда людям захочется расположить к себе своих языческих богов. – Она посмотрела добрым взглядом на тот край стола, где Дидона не сводила нежных глаз с Энея. – И моей госпоже Дидоне предстоит скорая свадьба с господином Энеем, и они счастливо заживут здесь, создавая династию, которая будет править Карфагеном.
Чалмерс в замешательстве уставился на нее.
– Но… видишь ли, моя дорогая, этого не должно произойти.
– А почему нет? Кажется, судьбу этих двух людей, которые так замечательно подходят друг другу, предсказывают сами звезды.
– Боюсь, – мягко убеждал ее Чалмерс, – что в соответствии с традицией, существующей в классической мифологии, отношение героев к женщинам весьма далеко от возвышенного. Тесей и Ариадна, Ясон и Медея – такой тип отношений, какие были между этими парами, является типичным. Как это ни печально, отношения Энея и Дидоны сложатся по той же модели.
Взгляд Флоримель, обращенный к Чалмерсу, был преисполнен глубочайшей тревоги.
– Умоляю, скажи же, что будет с ними?
– Они счастливо проживут здесь некоторое время, но Энею предначертано судьбой стать основателем Рима. Его спутники вынудят его покинуть Дидону и отправиться в Италию. Естественно, события произойдут после вмешательства богов; в общем, он покинет ее.
Взгляд Флоримель сделался сердитым, и она предложила свой вариант развития событий:
– И поплачет она немного, а затем, осушив слезы, успокоит себя тем, что Эней не был бы для нее подходящим супругом, и найдет другого, более достойного, да?
– Нет, нет… – Чалмерс начал заикаться, не в силах смотреть ей в глаза. – В действительности она пронзит себя кинжалом и медленно умрет от грудного кровотечения.
– Проклятие! Я и забыл об этом, – промолвил Ши.
– Не бывать этому! – закричала Флоримель. – Она была так добра ко мне. Я не допущу, чтобы она так страдала!
– Послушай, ведь Рид здесь ни при чем, – сказал Ши. – Это замысел Вергилия.
– Мне все равно, – отрезала Флоримель. – Если есть мир, в котором Троил существует вместе со своей Крессидой, и есть другой мир, в котором он существует без нее, стало быть, может быть и такой мир, в котором царица Дидона не лишает себя жизни из-за бродяги с лицом и фигурой бога и мозгами навозного жука.
– А вы знаете, док, – сказал Ши, придав лицу академическое выражение, – это звучит ничуть не хуже, чем любой из ваших силлогизмов.
– А что, вы правы! К тому же он может быть действенным. Если мы сможем внести изменения в этот континуум, благодаря которым Дидона останется жить и продолжать править Карфагеном, то мы, таким образом, создадим какую-то другую, альтернативную «Энеиду», одну среди множества возможных ее вариантов. И эта «Энеида», должно быть, уже существует!
– Что вы имеете в виду?
– Вергилий, как известно, уничтожил ранние наброски своего повествования. А это как раз и могло быть одной из ранних версий его повествования. Общеизвестно, что когда Вергилий умирал, то, диктуя свое завещание, заявил, что «Энеида» и все другие его творения, которые он не смог подвергнуть окончательной правке и редактуре, должны быть уничтожены. К счастью, Август запретил выполнять эту часть завещания и таким образом спас литературное наследие Вергилия, в том числе и более поздние его творения.
– Вы полагаете, – сказал Ши, – что Вергилий, вероятно, создал и такую версию, где действует пара таинственных пришельцев с Востока, которые сумели восстановить вкус вина, спасти пиршество, испорченное гарпиями, и составить заклинание, сделавшее Энея невидимым?
– Даже эпические произведения нуждаются в комических отступлениях, – успокоил его Чалмерс.
– Подумать только, – задумчиво произнес Ши, – ведь мы могли бы завершить свою жизнь еще в первом веке до нашей эры, оказавшись в корзине для ненужных бумаг.
– Если бы нам это удалось, – сказал Чалмерс, – мы смогли бы оказать неплохую услугу будущему Риму.
– Каким образом? – спросил Ши.
– Ведь, умирая, Дидона проклинает покинувших ее троянцев, взывает к своим потомкам, заклиная их уничтожить потомков Энея. Древние римляне верили в то, что Ганнибал являлся потомком Дидоны.
5
– Какой ужас! – скорбным голосом объявила Флоримель. – Я пыталась объяснить царице, что этот троянец совсем не подходит для того, чтобы стать царем Карфагена. Я напомнила ей о том, что мать Энея – Венера, а то, что между Венерой и Юноной, богиней – покровительницей Дидоны, существуют неприязненные отношения, – общеизвестно. Выслушивая мои доводы, она все больше гневалась на меня. Она пригласила свою сестру принцессу Анну, чтобы спросить у нее совета. А та говорила, что Карфаген окружен врагами, и поскольку он славен только своими ремесленниками и землепашцами, он практически беззащитен с военной точки зрения. Воинская же доблесть троянцев известна во всем мире. Анна еще сказала, что карфагенское ремесленничество в совокупности с троянской воинской доблестью обеспечат Дидоне и безопасность, и величие. А сейчас сестры обратились к помощи жертвенников: подходя к каждому из них, они приносят в жертву овец и ягнят, телят и волов, желая снискать благосклонность богов и услышать их совет.
– Анна неравнодушна к Илионесу. Я видел, как она буквально не отходила от него ни на шаг. – Ши отхлебнул вина из другой чаши. – Все это не очень-то радостно.
– Такие экспансивные страсти редко бывают продолжительными, – объявил Чалмерс.
– Дилемма состоит в том, кто сбежит первым: страсть или тот, кого она поражает.
– Но это еще не все, – сказала Флоримель. – Царица теряет всякий интерес к строительству своего города, заботы о котором до сих пор доставляли ей огромное удовольствие. Стены больше не возводятся, юноши по будним дням не занимаются военной подготовкой. Однако все заметили какую-то странную усталость их повелительницы, а когда жители города не ощущают ее присутствия, то ведут себя как влюбленные пастухи и пастушки.
– А я и не обратил внимания на царящую вокруг тишину, – сказал Ши. – Я начал привыкать к постоянному стуку молотков и визгу пил.
– Она подобно матке в пчелином рое, – заключил Чалмерс. – Все концентрируется вокруг нее: когда она занята делом, то и все заняты делом; когда она ведет себя как страдающая от любви школьница, точно так же ведут себя и они. А ведь обстановка более серьезная, чем я предполагал.
– А вы не считаете, что это – вмешательство божественных сил? – спросил Ши. – Ведь мать Энея – богиня любви. Может быть, это ее рук дело?
– Не сомневаюсь, – ответил Чалмерс. – Ведь в действительности Венера была богиней рождаемости, а что касается романтической любви, то это были заботы ее сына Купидона. Я не сомневаюсь, что она поручила эту пару его стараниям. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз читал поэму, поэтому я не помню всех подробностей, но мне кажется, что идет некое соревнование в силе богов, покровительствующих Италии, и богов, желающих управлять Карфагеном.
– Вы никак не можете абстрагироваться от политики, – упрекнул его Ши. – Ну а нам-то как быть в этой ситуации?
– Нам нежелательно впутывать в этот конфликт других богов, – назидательным тоном ответил ему Чалмерс. – К тому же… – он обхватил пальцами подбородок и придал лицу отсутствующее выражение, – этот любовный недуг возник благодаря стреле Купидона, которая в некотором смысле может быть уподоблена токсину. Само слово «токсин» образовано от греческого «токсикон», что означает «из лука». Таким образом, какой-либо антитоксин может оказаться действенным и эффективным.
– Любовь – это не яд, – запротестовала Флоримель, – это благороднейшие эмоции, испытываемые рыцарями, трубадурами или миловидными клерками к дамам, которых они обожают.
– Жены, как правило, к категории этих дам не относятся, – уточнил Чалмерс. – Однако по теме дискуссии следует сказать, что это очень специфический род любви, сознательно инициируемый богами в наказание и почти всегда с низменными Целями.
– Согласен, – поддержал Чалмерса Ши. – Зная, что ее ожидает, Дидону действительно необходимо излечить от этой страсти.
На пороге покоев, которые были отведены во дворце трем пришельцам, появился управляющий двором. Он с важным видом ударил в пол своим жезлом, хотя все обитатели покоев находились не более чем в десяти футах от него.
– Ее величество царица Дидона, – монотонным голосом начал он, – просит пожаловать чужестранцев-чародеев Рида Чалмерса и Гарольда Ши в храм Посейдона и присутствовать на ее жертвоприношении.
– Она приглашает нас в качестве чародеев, – пробормотал Чалмерс. – Это не предвещает ничего хорошего.
– Для нас это шанс хоть как-то повлиять на ситуацию, – сказал ему Ши. – Надо использовать его наилучшим образом.
Они почистили сандалии, а Флоримель еще и провела ладонями по швам их туник, стараясь пригладить их и снять прилипшие пушинки.
– Тебе надо подстричься, любовь моя, – сказала она Чалмерсу.
Приведя себя в надлежащий вид, они поспешили к храму Нептуна. Это было величественное строение, расположенное вблизи гавани, стены которого были облицованы полированным мрамором, а крышу из позолоченной бронзы украшали по всем углам скульптурные группы нереид и тритонов, трубивших в морские раковины. Поднявшись по широкой лестнице, они вошли в храм.
Воздух внутри был густым от фимиама, источаемого стоявшими на бронзовых треногах курильницами, в которых горели угли. Гигантские гирлянды цветов свешивались со стен, а пол был покрыт толстым слоем цветочных лепестков. Царица, облаченная в порфиру[49]49
Порфира – пурпурного цвета мантия, надеваемая монархами в торжественных случаях; один из символов власти монарха.
[Закрыть], стояла перед массивным алтарем в окружении мужчин в длинных полосатых одеждах и шапочках конической формы. Вид у мужчин был явно подавленный. Рядом с Дидоной и Анной стоял могучий бык, также украшенный гирляндами и яркими венками, один из которых он, не занятый другим делом, уже жевал.
– О нет! – заявил Ши. – Я ненавижу такие мероприятия!
– Подойдите сюда, гости мои, – повелительным тоном произнесла Дидона.
– Чем можем служить вашему величеству? – подобострастно спросил Чалмерс.
– Вот они – мои предсказатели, – она указала на мужчин с кислыми лицами в полосатых одеждах, – ничем не могут мне помочь. Они даже не могут отличить печень от селезенки! А мне необходимо убедиться в том, что боги одобряют мой брак с Энеем, этим благородным героем Трои. Мне надо также убедиться, что он любит меня, а не кого-то другого, и будет жить со мной в Карфагене всегда! – По всей вероятности, царица не допускала и тени сомнений в судьбе, которую сама предрекала себе.
– Ваше величество, – начал Чалмерс, – в нашей стране мы пользуемся специальным заклинанием, чтобы прояснить ситуации подобного рода. Видите ли, для этого бык совершенно не нужен. Вам необходима всего лишь ромашка.
– Ромашка? – переспросила царица.
– Да. Вы последовательно, один за другим, обрываете лепестки, повторяя: «любит-не любит, любит-не любит, лю…»
– Этого, – холодно сказала Дидона, – недостаточно, чтобы привлечь внимание богов Олимпа. Подойди ко мне, – обратилась она к Чалмерсу. – Я хочу, чтобы ты предсказал мое будущее по печени этого быка. Скажи мне, как великий Нептун представляет себе мою судьбу. Мне необходимо знать, одобряет ли он мои брачные намерения.
Служитель подал ей нож, и она кивком головы подала знак сестре. Анна подняла молоток, больше похожий на кувалду для забивания железнодорожных костылей, и опустила его на голову животного между рогами и глазами. Эхо от удара прокатилось по храму; Ши и Чалмерс закрыли глаза. Они открыли их как раз тогда, когда Дидона перерезала горло несчастного животного, направляя пенившуюся струю крови так, чтобы забрызгать ею всех стоявших вокруг и образовать лужу вокруг их ног. Часть крови устремилась к сточному отверстию перед алтарем.
Бык еще бился в предсмертных судорогах, а служитель согнул его ноги, прижав нижние части к верхним. Одним привычным взмахом ножа Дидона рассекла тело животного от горла до хвоста. Внутренности дымящейся массой вывалились на пол. Ши с Чалмерсом побледнели, изо всех сил стараясь подавить позывы к рвоте.
– Держитесь, док, – произнес Ши, после того как ему удалось взять под контроль функции своего пищевода. – Мы ведь всегда невольно осознаем, что отбивные и гамбургеры поступают на наш стол из мест весьма неприятных.
Дидона подала нож прислужнику. Рядом стоял другой прислужник, держа в руках бронзовую модель бычьей печени, к ее изгибам и впадинам были прикреплены ярлычки для удобства предсказания. Это было своего рода религиозно-медицинское справочное пособие для предсказателей.
– Ну-ка возьми эту печень и расскажи мне мою судьбу, – приказала Дидона.
Чалмерс сделал глубокий вдох, вступил в извивавшуюся груду внутренностей и начал копаться в этой жуткой массе. Он отодвинул все еще булькавшие органы брюшной полости, приподнял и отложил в сторону пульсировавшее сердце и наконец выпрямился, держа в руках скользкую пурпурного цвета печень. Жрец-прислужник, ловко орудуя ножичком, обрезал артерии и пленки, соединявшие орган с телом; вытекшие при этом кровь и желчь прочертили на полу несколько разнонаправленных дуг. С Чалмерсом, казалось, вот-вот случится обморок, поэтому Ши крепко держал его за локоть.
– Дышите ртом, док, и скажите ей то, что она хочет услышать.
Они, спотыкаясь, прошли по отвратительной куче внутренностей и остановились на чистом месте, где могли осмотреть то, что держал в руках Чалмерс. Рабы подсыпали в курильницы ладана, чтобы заглушить отвратительный запах, распространившийся по храму. Царица и ее сестра стояли с отсутствующим видом в залитых кровью одеждах, а служители усердно махали вениками около их ног.
Чалмерс, подняв увесистый орган, приблизил его к алтарю.
– О великий Нептун, владыка морей, потрясатель земли, бог коней, мореплавателей-тиренцев; ты, приручивший коней троянцев, внемли молитве досточтимой Дидоны! Как обратить твой ум на царственный брак между Карфагеном и Троей? Надо ли царице Дидоне сочетаться узами брака с благородным Энеем и жить с ним здесь до тех пор, пока безжалостная смерть не сомкнет их глаза?
На мгновение воцарилось молчание, а затем печень в руках Чалмерса начала трястись и корчиться. У всех, кто был в храме, разом вырвался стон ужаса, когда охладевшая масса вспучилась и стала принимать форму, Напоминавшую человеческую голову. Клювообразный нос разделял лицо пополам, веки казались открытыми и обнажали глазные яблоки из печеночной массы. Строгие очертания рта придавали выражению «печеночные губы» новое значение. Когда формирование объекта завершилось, потрясенное собрание увидело нечто вроде лепного изображения головы с лицом строгим и пугающим.
– Но это же не Нептун! – в страхе произнес жрец. – Это – его брат, внушающий ужас, божественный Плутон![50]50
Плутон – в древнегреческой мифологии бог подземного мира и царства мертвых.
[Закрыть]
Дидона склонила голову и прикрыла ее полой одежды.
– О грозный владыка потустороннего мира, мы ожидаем знака от Нептуна!
– А я что, рубленная печень? Вы желаете получить знак, не так ли? Конечно, если вы действительно не желаете услышать того, что я должен сказать…
– Что вы, господин мой! – с трудом произнесла Дидона. – Просто я не была готова к тому, что придется общаться с подземным божеством! Я не подготовила соответствующего ритуала и…
– Думай не об этом! Теперь послушай меня! Ни при каких обстоятельствах ты не должна сочетаться браком с этим странствующим троянцем. У богов есть другие намерения в отношении вас обоих. Как мы полагаем, он, следуя велению обитателей Олимпа, плывет в Италию, Чтобы создать там царство для своего сына Юла. Ты должна пережить это, оставаясь в Карфагене, и дать начало другой славной династии. Забудь о нем! Я, Плутон, владыка подземного мира, брат Нептуна и Юпитера, сказал тебе это! – Голова превратилась в бесформенную массу и с громким шлепком выпала из рук Чалмерса на мозаичный пол храма.
Дидона, рыдая, упала на пол. Сестра, стараясь утешить ее, обняла Дидону за плечи, а подоспевшие жрецы подняли ее на ноги. Вдруг в храм с криком вбежал раб.
– Ваше величество! Отважный Эней собирается отплыть в Италию! Он известил всех о том, что Меркурий, посланец богов Олимпа, пришел к нему и приказал, не задерживаясь, отправляться дальше. Он передает вам свою благодарность, но просит вас не искать его и не пытаться удержать здесь.
– Так вот что означало обилие желчи! – негодующе произнесла принцесса Анна. – Он что, и вправду думал, что царица бросится умолять его остаться?
– А сейчас, – закончил свое сообщение раб, – его корабли выходят из гавани.
Дидона с горестным выражением лица поспешила к выходу из храма в сопровождении фрейлин и свиты. Ши и Чалмерс замыкали процессию.
– Док, – спросил Ши, – а это действительно был Плутон? Или очередной ваш трюк?
– Честно говоря, Гарольд, это мне и самому не совсем ясно. Но я никогда, никогда больше не буду снова есть печенку!
Выйдя из храма, они сразу же увидели горько плакавшую царицу. На водной поверхности гавани виднелись черные корабли, которые на веслах выходили в открытое море. На некоторых судах уже подняли паруса, поскольку дальновидные боги загодя побеспокоились о благоприятном ветре. Многие женщины также хлюпали носами, расстроенные тем, что перспективные мужья героического типа ускользают прочь.
Дидона медленно повернулась и направилась в сторону дворца. Придворные с мрачными и печальными лицами последовали за ней. Отдалившись на некоторое расстояние от храма, они попытались подбодрить и развеселить ее.
– В конце концов, – сказала Анна, – мы же еще не рассылали приглашений.
Придя во дворец, Дидона разрешила уйти всем, кроме Чалмерса и Ши.
– Побудьте немного со мной, – сказала она и заняла свое место на покрытом пурпурной тканью троне.
– Чем мы можем служить вам, ваше величество? – спросил Чалмерс.
– Вы пришли издалека, и вы можете поведать мне волю богов без страха и угодливости, свойственных моим жрецам. Скажите мне правду: то, что произошло, – к лучшему?
– Конечно, царица Дидона, – ответил Чалмерс. – Именно Энею предназначено судьбой основать город, который однажды станет Римом.
– Римом? – спросила она.
– Так они назовут его. Вам повезло, что вы избавились от него.
Дидона печально кивнула головой:
– Да, возможно, это так.
– Ваше величество, – нерешительно обратился к ней Ши, – вам ничего не следует делать… в спешке, разве я не прав? Я знаю, то, что случилось, было для вас ударом, но вы выдержите его.
Дидона посмотрела ему в глаза:
– Ты имеешь в виду то, что мне не следует убивать себя?
– Ну, э-э-э, да.
Она откинулась на троне, вцепившись пальцами в львиные головы на подлокотниках.
– А ты знаешь, каким образом я завладела этим городом?
– По правде сказать, я осведомлен об этом не во всех подробностях, – признался Ши.
Она склонилась вперед.
– Когда мы, подобно троянцам, прибыли сюда беженцами, я направилась к царю Ярбу. Он согласился продать мне землю, но столько, сколько я смогу охватить одной бычьей шкурой. Преисполненный презрения, он швырнул мне бычью шкуру. Я смирила собственную гордость и, к великому удивлению Ярба, согласилась на его цену и условия. Ошибка его заключалась в том, что он использовал слово «охваченной», а не «накрытой». В течение нескольких дней я разрезала шкуру на отдельные тончайшие полоски, скрепляла их между собой, а затем полученной кожаной тесьмой обозначила границы моего нового города.
– Вы поступили в высшей степени мудро, ваше величество, – сказал Чалмерс.
– Многие так считают. Царь Ярб все еще не прекратил докучать мне предложениями замужества. Теперь скажите мне, – она внимательно посмотрела сначала на одного, а затем на другого своего собеседника, – полагаете ли вы, что я отношусь к таким правительницам, которые убивают себя, лишая свой народ властелина и защитника, лишь потому, что бродяга, ищущий приключений, бросил меня ради собственной страны?
– Конечно же нет, вы слишком умны, чтобы поступить таким образом, – протестующе воскликнул Чалмерс.
– Согласна. – Она подперла обеими руками подбородок, затем встала с трона и прошла на широкий балкон тронного зала.
– Всем вернуться на работу! – громким голосом приказала царица Дидона. Город сразу же вновь наполнился стуком молотков, визгом пил, скрежетом резцов. – Вы свободны. – Чалмерс и Ши поклонились и направились к выходу из тронного зала.
Флоримель, увидев их, едва не упала в обморок.
– У вас ужасный вид!
– У нас была схватка с одним из богов и серьезная работа с печенкой, – ответил Ши. – Эней отбыл. Дидона не собирается лишать себя жизни, а у нас даже нет времени принять ванну. Надо поскорее убираться отсюда. Минуточку, я только прихвачу с собой свою саблю.
Чалмерс взял со стола рукопись на пергаменте.
– Здесь приведены уравнения, над которыми я постоянно работаю. Если мне удастся произнести их с требуемой точностью, то я уверен, что с их помощью мы вернемся в наш мир. Готовьтесь. – Он расстелил пергамент на полу, и они втроем, скрестив ноги и держа друг друга за руки, уселись вокруг него.
– Во имя арфы Гомера и стиля[51]51
Стиль – остроконечная палочка для письма у древних греков и римлян.
[Закрыть] Архимеда, – гнусаво затянул Чалмерс, – многоликости Протея[52]52
Протей – в греческой мифологии морское божество, сын Посейдона; он был наделен многознанием и способностью принимать облик различных существ.
[Закрыть]и логики Зенона[53]53
Зенон Элейский (5 в. до н. э.) – древнегреческий философ, автор учения о едином и неизменном бытии.
[Закрыть]; искусства Муз и математики Пифагора призываю вас, обитателей Олимпа в свидетели того, что существует Р, а также Q; при этом Р не есть Q, так же как и Q, не есть Р… – Все были настолько поглощены процессом заклинания, что не заметили, как кто-то вошел в комнату.
– Вы покидаете нас? – спросил вошедший; это был раб. Это был тот самый раб, который вбежал в храм с известием об отплытии Энея. Чалмерс, глаза которого были прикованы к пергаменту, даже не взглянул на вошедшего.
– Убирайся! – прошипел Ши; необходимо было дать Чалмерсу без помех произнести уравнения.
– Вот тебе и на, – сказал раб. – И вы даже не собираетесь попрощаться? – В кривой улыбке раба было что-то знакомое. Внезапно человек начал как бы распухать. Он стал выше на несколько футов и при этом золотым.
– А вы и позабыли обо мне, так ведь? – сказал Аполлон. – Ну а я никогда не забываю о смертных, которые осмеливаются меня разозлить. – Он указал пальцем на пергамент, и луч слепящего света, вырвавшийся из пальца, мгновенно превратил свиток с заклинанием в пепел. – Приятного путешествия, смертные!
Комната и все предметы, находившиеся в ней, заколыхались, и их очертания начали размываться. Таким же неотчетливым стал и смех мстительного бога. Череда звуков завершилась шуршанием и потрескиванием, как будто пара гигантских рук сминала черновой набросок, перед тем как отправить его в корзину для ненужных бумаг. А потом они почувствовали себя летящими в пространстве.
