Текст книги "Пылающая для Древнего. Пепел (СИ)"

Автор книги: Лаура Тит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

И, прежде чем я успеваю выпустить в его грудь пламя, в сознание врывается сумасшедшим вихрем мое прошлое.

Его покои… Я в его объятиях… наши жадные ласки… его губы на моей плоти… Мои странные и противоречивые чувства к нему.

Воспоминания со скоростью света сменяются другими. Закрываю глаза, цепляясь за его плечи.

Храм. Священный обряд. Его беременная жена. Сумасшедшая ревность. Безжалостная дикая боль. Черная площадь. Иштар. Мой ребенок…

Бездонная воронка всепоглощающей боли…

– Прекрати! – простонала я, желая оттолкнуть его от себя, но он продолжал посылать мне видения из прошлого.

– Иша – твоя дочь.

Этого не может быть…

Я словно перенеслась в самый страшный кошмар.

Растерянно распахиваю глаза, всматриваясь в жестокое и надменное лицо Витара.

– Нет…

Он молчит, дает переварить увиденное…

Я хочу пошевелиться, но не могу, будто потеряла власть над своим телом.

– Я готов подождать, Амара, когда ты покинешь его дом и снова облачившись в белое, предстанешь передо мной на коленях… – его шепот вселял в меня ужас. – А пока ты будешь думать, как объясниться перед моим братом, твоя дочь побудет со мной. Ты же не хочешь лишиться ее снова?..

Его взгляд потемнел, а золото в его глазах растворилось в клубящейся черноте.

– Не разочаровывай меня, Амара.

Тьма сгущалась над нами, обволакивала мое тело, засасывая целиком в свой поток.

– Однажды ты уже совершила ошибку… В этот раз я не пощажу никого.

За окном завывал ветер, вырисовывая на песчаных дюнах утонченные гибкие узоры невидимой кистью.

Амара, не переставая, смотрела на закрытую дверь. Ее сердце тяготило безысходность, которую нельзя было выразить словами.

Она напоминала изваяние из камня. Не изящную статую великого мастера, а высеченную в скале несокрушимую фигуру. Недвижимую, стойкую, ничего не страшащуюся. В глубине ее взгляда таилась боль, переходящая во всепоглощающую ярость – яростное стремление к мести.

Торопливые шаги за дверью. Садира, резко распахнула дверь, и властно вошла в ее комнату.

Быстрым взглядом скользнула по моей фигуре, задержавшись на моем животе, процедила сквозь зубы:

– Больше нет смысла все скрывать, ты все знаешь и так… Иша действительно твоя дочь. Арда сдержала данное тебе обещание, передав ее Лате. Скажу откровенно, мне и в голову не пришло бы такое провернуть, но Ардана всегда отличалась острым умом, и за это я ее уважала.

Женщина говорила размеренно, слишком громко, казалось, что она это делает намеренно, словно для кого-то.

Садира прошла в глубину комнаты, и не соизволив закрыть за собой дверь, опустилась в близстоящее кресло.

Я инстинктивно насторожилась.

– А я ведь и вправду думала, что она сможет родить ему сына и дочь, – хрипло рассмеялась она, осознавая свои ошибки.

– Сына?

– Ты беременна, Амара, и на этот раз это сын, – ее лицо перекосилось в неприятной гримасе. – Я понимала, что мои видения обрывочны, и могут истолковываться неоднозначно… Но уже тогда я начала догадываться, что эта пустоголовая идиотка что-то задумала… Провести меня и моего мальчика, – она истерично захохотала. – Порой жажда власти затмевает глаза, она даже не удосужилась подумать своей прелестной головкой о том, что ее ждет за ложь и измену… Подставила под удар себя, и обрекла на смерть своего любовника. Иштар не оставит Османа в живых. Хоть они и знали друг друга с малых лет… но такое не прощают.

Открыла рот, чтобы спросить, но не смогла выдавить ни звука.

– Судьба благосклонна к Лате, не знаю, чем она ей приглянулась, но если бы не всё это, то свою дочь, возможно, ты не нашла бы никогда, а мой мальчик не исцелился. – И не смотри так на меня! Ты не вправе меня осуждать! Ты не знаешь, что я пережила!!! – вдруг закричала она, подскочив с места. – Я любила своего брата запретной черной проклятой любовью, похоть и страсть застилала мне глаза. Дикая ревность разрывала мое сердце, когда я видела, как он обнимает свою жену, как плавится от ее рук, словно горячий воск от огня. Я ненавидела ее. Желала ей смерти. Долгой, мучительной, изощренной! Хотела убить, пожертвовав всем что есть у меня ради этой сумасшедшей идеи. Но все же поступила иначе… глупо полагая, что одна ночь с ним изменит его отношение ко мне. Не как к родной сестре, а как к созревшей для любви женщины…. Откроет ему глаза на мои истинные трепетные чувства к нему…

Клавдий…

Глаза Садиры загорелись лихорадочным блеском, а губы нервно задрожали, собирая в сухих уголках белую пузырящуюся пену.

Облизав губы, она продолжила:

– Я заключила сделку с Арданой, – ее тон моментально стал грубее. – Эта была лучшая ночь в моей жизни, – в темных глазах женщины застыли слезы. – Он не смог отличить меня от своей жены, Клавдий шептал не переставая мне на ухо, что это была самая странная и самая незабываемая ночь для него, – Садира горько усмехнулась, отворачиваясь от меня. – Сколько раз я умоляла Ардану, дать мне еще действенной отравы, я помню, как я валялась у нее в ногах, лишь бы побыть с ним хоть еще разок, но она отказывала мне из раза в раз, насмехаясь над моей зависимостью от собственного брата. Единственное, что мне нравилось в ее поганом характере: она никогда никого не осуждала. И мы были в этом похожи. Я поняла это лишь тогда, когда она захотела убить твою мать – собственную дочь. За то, что она понесла от проклятого мэрна, думая, что запятнала ваш священный род сомнительной связью.

Женщина залилась смехом, одернув рукава черного платья вниз.

С каждым ее словом на душе становилось еще тяжелее…

– Выполнив свой обещанный ей уговор, я не рассказала ей главного, кое-что утаила… Твой отец – Древний… Думаю, позже Ардана и сама обо всем догадалась. Рассказав это тогда, то твоя мать сейчас была бы жива, как и твой отец… – она зло обернулась ко мне, стряхивая худощавой ладонью свои слезы. – Если бы Ардана дала мне хоть один шанс побыть с ним еще пару ночей, то он бы выбрал меня, а не бесполезную стерву, чьи мысли были только о своей миловидной внешности! – отчаянно и беспомощно завыла она, – Всего этого можно было избежать! – Садира стиснула ладони в кулаки, а затем, как ни в чем не бывало продолжила:

– Как ты знаешь, наша сущность быстро расщепляет яд и действенные снадобья, Клавдий быстро прознал, что его обвели вокруг пальца… Как же я долго смеялась и заливалась слезами, узнав от служанок, что его «жена» принесла ему огромное наслаждение той ночью… Увы, смерть и публичное унижение дышали мне в спину, если бы не снова его жена идиотка Тарина, которая в этот ужасный день моей казни принесла ему благую весть… Она ждала дитя… сына, как и я… Только мой ребенок был от Клавдия, а вот ее… – она снова горько рассмеялась… Мой и его, – ее рука легла на живот, а в глазах промелькнула щемящая сердце боль, быстро сменяясь видимым безразличием. – Тарина не была идеальной, как все считали вокруг, как думал и мой брат… Она обожала купаться в обольстительных тирадах сильнейших мужчин нашего Древнего города. И однажды они ее чуть не сгубили… Я увидела ее в саду мелких пальм с моим будущем мужем… – криво усмехнулась она, нервно растирая пальцами сухие ладони. – Я догадывалась, что у моего будущего мужа кто-то появился, но для меня это было только отрадой… Тарине повезло, что она не была истинной парой моего Клавдия. Брак с ней был выгоден двум сильнейшим родам. А вот мой будущий муж славился только жестокостью. Поговаривали, что он заключал сделки с самой преисподней, бывал там, куда даже мы не решались ступить. Мой брат знал о моей ненормальной тяги к нему и, решив меня образумить, захотел выдать замуж за своего друга – Шамаля. Он был прирожденным тираном и охотником, сходящий с ума по каждой юной особе женского пола. Не ускользнула от него и Тарина. Овладев ею, он сразу же потерял к ней интерес, а стоило ей только раскрыть свой маленький рот, и радостно пролепетать ему о ребенке, как он бесследно исчез, не задумываясь о возможных серьезных последствиях.

– Ну что, Амара, мне продолжать или ты сама обо всём догадалась?! – в ее глазах стоял страх и боль прожитых лет. – Еще одна сделка. Между мной и Тариной. Наша ужасная тайна и три сломленных жизни…

Перед глазами закружился потолок. Пошатываясь, осторожно обошла женщину, цепляясь руками в высокую спинку массивного кресла.

– Знаешь, как трудно жить, когда твои бередящие раны все еще кровоточат?! Обменявшись сыновьями, Тарина могла спокойно спать, зная, что, если мой брат вздумает пролить кровь своего сына, то свою в нем он узнал бы сразу. Все, что я могла дать своему ребенку – власть и беспечное будущее, без возможности быть рядом с ним. Мой сын так стал похож на нее… За это я еще больше возненавидела ее и его. С ее молоком он впитал ее скрытую от всех глаз тьму и дурной характер… Это высокомерие, надменность, грация хищника…

– Иштар?

– Сын Тарины и Клавдия.

– Что стало с ее сыном от Шамаля?

– Мне неизвестна его судьба, – солгала Садира. – Я отдала его на воспитание одному тэрну, который всю жизнь мечтал о мальчике.

– Витар…он твой… – слова сами застряли в горле.

Послышался шум в коридоре.

Садира внезапно бросилась ко мне, впиваясь руками в запястья, а ее лицо резко побледнело. Она резко обернулась назад, будто ей померещился за спиной чей-то шепот. Нервно задержав взгляд на открытой двери, повернулась ко мне, зашептав:

– Мне не изменить прошлое, Амара, и не повлиять на будущее. Я прошу тебя только об одном, когда увидишь его, отдай ему это, пусть он знает, кто его мать, – она срывает кулон со своей шеи и кладет его в мою руку, быстро отшатнувшись назад.

Ветер резко умолк и притаился за толстыми стенами, украдкой подглядывая за нашими неподвижными фигурами.

К покоям приближались тяжелые твердые шаги.

Иштар.

Высокая мощная фигура Иштара застыла в проеме дверей. Черный плотно облегающий камзол, ряд блестящих на нем серебристых пуговиц спускались вниз к широкому поясу из тяжелой парчовой ткани, украшенный драгоценными камнями. Узкие черные штаны, заправлены в высокие блестящие кожаные сапоги.

Взгляд его черных глаз горел звериным безумием.

Иштар, не поворачивая ко мне головы, смотрел сверху вниз на стоявшую рядом со мной Садиру, как на нечто недостойное и позорное, на его лице появился жуткий оскал от презрения и отвращения к ней.

Прозвучал низкий хриплый тембр мужчины:

– Выйди, Амара.

Его взгляд точно холодное сверкающее лезвие вонзился в меня.

Садира, застыла на месте. Медленно закрывая глаза, прятала на их дне злые слезы.

– Когда-нибудь ты поймешь меня… – тихо прошелестела она мужчине, не скрывая от нас своего страха, от его тяжелого угнетающего взгляда.

– Амара! – рявкнул он, теряя терпение, переводя на меня бешеный сумасшедший взгляд.

Взгляд убийцы. Зверя, что теряет разум от солоноватой крови, сочащейся из разодранной раны пойманной в его лапы загнанной добычи.

Сердце забилось быстрее…

Мое прошлое – словно хрупкая ваза, собранная из мутных осколков стекла. Я смогла собрать ее воедино, но сейчас я будто отчетливо услышала ее звонкий хруст. Безжалостный треск. Из тонких сеточек трещин засочился драгоценный нектар – мое утраченное без моей дочери время. Сухая выжженная болью почва под ней с дикой жаждой впитывала в себя стекающую густую жидкость, глотала ее с жадностью, с огненной алчностью. Боль, одиночество, дерущая пустота – всё медленно утекало в ее отравленное чрево. Она их беспощадно поглощала, со звериным голодом опустошала, и ей было все мало, она требовала еще, стараясь вобрать в себя столько, сколько смогла бы взять опустошенная черная пустошь….

Ничего не осталось…

Только темный осадок, испепеляющий мою душу.

– Иштар… – бесцветно позвала его, слегка пошатнувшись.

– Делай, как он велит! – выжидательно испепеляла меня взглядом вдруг побледневшая женщина. – Хочешь, чтобы он выжил, откажись от него! – неожиданно спокойно выплюнула она.

Садира сжалась под взглядом Иштара, тяжело дыша, она взяла себя в руки и расправив плечи, глухо добавила мне:

– Уходи, – с вызовом подняла голову и взглянула на Иштара.

Быстрое движение руки, и ноги женщины резко оторвались от пола. Нервно болтаясь, они пытались найти твердую опору, но Иштар только сильнее сжимал ее глотку крепкой ладонью, поднимая еще выше. Ее руки судорожно цеплялись за его предплечья. Она хрипло вопила, продолжая размахивать руками, буйно царапаясь, а я словно погруженная в ужасный нескончаемый кошмар, вперила свой взгляд к ее телу, бьющемуся в невыносимой предсмертной агонии.

– Всё, что я делала… – вдруг захрипела она, цепляясь за его раскаленную ладонь… – ради тебя… – кровь из ее рта вырвалась наружу, запузырилась, а глаза в облегчении взлетели к светлому потолку.

В комнате появился резкий тошнотворный запах горящей плоти…

Пошатнувшись, отвернулась, ухватившись за кресло, тяжело задышала.

Страхи и эмоции словно выжидали особого момента, чтобы вырваться из моей груди сумасшедшим фонтаном. Твёрдая уверенность в контроле над собой испарилась, вспышки страха и ужаса раздирали на куски.

Меня окутывала липкая паутина грядущего, а я будто снова и снова возвращалась в свое прошлое.

Тот ужас, что стерся из моей памяти, вернулся ко мне новым кошмаром!

Я могу снова потерять свою дочь… навсегда… Глотая слюну, сдерживаю подступающую тошноту.

Эмоции разрывали меня. Накатывали бурлящими волнами.

Ненависть, ярость, отчаяние. Все смешалось в гадливое отравленное ядом вино.

Мое прошлое переплеталось с настоящим, в голове звенело до темных пятен перед глазами, до боли в руках.

Мир застыл, затих с дыханием женщины, от которой остался лишь прах.

Наше будущее стало для меня чёрно-белым.

Мне пришлось собраться с силами, чтобы развернуться и посмотреть Иштару в глаза.

– Ты знаешь, что это никогда не кончится…

Гнетущая тишина убивала нас.

Слезы текли по щекам, капая на мои плечи, они медленно застилали глаза и смазывали черты лица любимого мужчины, замедляя наше с ним время… Открыла рот, чтобы сказать, что я должна сделать ради нее… Ради моей дочери…ради НАШЕЙ дочери. Если скажу, то убью нас, сделаю мертвыми изнутри.

Я не смогла….

Молча сжав кулаки, прикрыла глаза.

Время остановилось, когда он коснулся моего лица.

Мы замерли в сантиметре друг от друга.

Я дышала ему в шею, боясь открыть глаза и поднять взгляд вверх.

Пульс участился.

Наваждение или безумие? Моя боль вырывалась наружу. Сметала нас своей силой. Злость, что проснулась во мне, хотела лишить его жизни! За то, что оставил меня! Бросил нас. Он отнял у меня лучшие годы взросление моей дочери. Разрушил к нему доверие. Предал.

Я закричала. Истошно колотила руками по его груди. Голос срывался на всхлип. Мое черное пламя врезалось в его грудь, оставляя уродливые тонкие сеточки вен. Я боролась, царапала ему руки, лицо и тут же сама льнула к нему, к его губам, точно хотела опустошить, запечатлеть навсегда этот поцелуй в своей памяти.

Отчаяние. Боль. Скорбь.

В зловещей тишине мы сорвали с себя одежду. Его тело по-прежнему было напряжено до предела, но с какой нежностью он касался меня… Я поедала взглядом его упругое тело, рассматривая каждую отметину, каждый шрам, вспоминая как трогала их, как нежно касалась губами.

В глубине души я понимала, что совершаю непростительную ошибку, но понимание заглушил безумный рев плоти. Я стала огнем, столбом пламени, дикого, ненасытного. Я твердила себе: «Остановись! Прекрати!», но было уже слишком поздно. Я тщетно пыталась его подавить.

Больная любовь и непролитые слезы затмевали рассудок, они выжгли наше прошлое и возродили будущее из пепла ненависти.

Страсть я утолила, а нежность к нему… осталась голодна.

Мой гнев исчез, а по телу растекалась истома, точно все это было сном, мрачной тенью на стене, которую, отбрасывает рука.

Я склоняюсь к нему и едва касаясь губами его, тихо шепчу:

– Однажды я доверилась тебе и чуть не лишилась дочери….

Он жмурит глаза, словно от мучительной боли, запуская руку в мои волосы, сжимает их на затылке. Его хватка была крепкой, жесткой, но безболезненной.

– Ты хоть понимаешь, что ты сейчас говоришь?! – хрипло говорит мне в приоткрытые губы. – Не делай того, о чем потом будешь жалеть!

Поддавшись порыву, прижалась губами к его, разжимая кулак, выпуская золотую пыль.

– Амар-р-ра! – отчаянный рев мужчины.

– Прости меня, Иштар… – шепчу я уснувшему мужчине, нежно касаясь пальцами его лица. – Я сделаю все, чтобы ее вернуть…

Обернувшись, я последний раз взглянула на безмятежно спящего мужчину и быстро покинула его дом.

Глава 41

– Прости меня, Иштар…, – почти невесомые прикосновения кончиками пальцев по лицу. – Я сделаю все, чтобы ее вернуть… – полная уверенность сквозила в ее брошенных мне фразах.

Едва стихли ее шаги в коридоре, распахнул глаза.

Ее слова разворотили мою грудную клетку, раскромсали меня пополам своей жестокой правдой.

После ее слов в груди образовалась шипящая дыра. Своими руками я уничтожил между нами хрупкое доверие. Себя и ЕЕ. Закопал. Умертвил.

Каждая сказанная ею фраза, обжигала похлеще пламени трэпта, каждое воспоминание с ней разрывает меня на куски. Сколько ошибок я совершил, сколько боли принес своей девочке… и сколько будет еще…

А я ведь тогда поверил, что она меня ненавидела… что я ей настолько был противен, что выждав подходящий момент, она смогла убить нашу дочь, безжалостно растерзать…

От проносившихся воспоминаний меня передернуло, а я ведь хотел убить нашего ребенка, думая, что он рыжей гадины. Хотел сжечь ее вместе с матерью. Ненавидел их с того самого дня, как они пришли в мой дом.

Я не мог не смотреть на этот крохотный визжащий комочек и не думать о своей убитой дочери, о том, что она чувствовала, когда ее заживо сжигала женщина, которую я безумно любил… Любил даже после того, что она сделала…

Я пытался забыться… но все до мелочей напоминало о ней.

Ее запах въелся под кожу. Амара преследовала меня по ночам, ее шепот, ее зов… меня никогда не покидало ощущение ее присутствия… Мой зверь начал угасать без нее, не откликаться на мой зов, пока и вовсе не исчез в диких песках.

Я хотел вырезать ее из своих страшных мыслей. Презирал ее, люто ненавидел.

Я упивался безумием, и тянул всех за собой на смрадное дно…

Не признавал ни одну шлюху, что валялись у меня в ногах, мечтая утешить. Приручить, как дворового блохастого пса, потерявшего своего хозяина. Но всех ядовитых гадин я видел насквозь. От них разило извращеной дикой похотью, от их тел несло въевшийся грязью чужих рук. Это никчемная чернь, что прилипала к подошву сапог.

Я впустил Лату и ее ребенка в свой дом. Но я отказался впускать их в свою душу…

Одна-единственная ночь заставила проникнуть в мое дырявое сердце кричащую от страха в полном одиночестве кроху.

Иша с первых дней жизни, не могла лежать и минуты в руках Латы. В тех руках, что предназначались только для того, чтобы держать золотые кубки с вином, а не свою дочь во время жалобного плача.

Я помню ту злополучную ночь, как сейчас: раздраженный истерическим детским криком, доносящимся из самых дальних покоев, разозлившись, подскочил со своего места и ворвавшись туда под сильнейшим дурманом, лишь с целью, заткнуть этот крик навсегда… испуганно застыл над детской кроваткой.

Моя ладонь нависла над ее покрасневшем от натуги круглом милом личике.

Как только она почувствовала меня в ночной темноте, Иша распахнула свои заплаканные блестящие темные глаза, и внимательно начала меня разглядывать, пытаясь дотянуться своими маленькими короткими пальчиками до моей дрожащей ладони.

Эта рыжая дрянь отпустила всех слуг, оставляя мою дочь в полнейшей беспросветной тьме своей спальни… Когда посмотрел ей в глаза, мое сердце вздрогнуло, заныло от боли, как ноет отсутствующая часть твоего тела.

Той ночью я впервые взял ее на руки. Неумело, грубовато, со страхом сломать что-нибудь в этом крохотном теле. Она показалась мне такой беззащитной и хрупкой. Эти маленькие крохотные ручки, какими она так яростно дергала минуту назад, когда заливалась отчаянными слезами, тут же сжали мой палец, который я поднес к ее лицу. Моя рука казалась просто огромной в сравнении с ее головой.

Стоило только взять ее на руки, и прижать к груди, аккуратно придерживая ее маленькую голову все еще своей дрожащей широкой ладонью, как я чуть не зарыдал, как рыдают мальчишки, чьих матерей вздернули на столбах черной площади.

Тепло, шедшее от крохотного тела, впитывалось в мое тело, заживляло раны, что кровоточили день ото дня.

Я не проникся к ней глубоким чувство, но ощутил, как истосковался по любви. Как безумный голод по этому проклятому чувству пожирает меня изнутри, как и этого ни в чем неповинного ребенка.

Иша была не виновата, что я не желал ее от той дряни, что назвалась ее матерью. Я тосковал только по-своему убитому ребенку от той женщины, что меня предала… по тем мыслям, что не давали покоя.

Я бросал тоскливые взгляды на девочку и задавал себе одни и те же вопросы: какой бы она могла быть… какой был у нее запах… и какого цвета были бы ее глаза… Мои или Ее…

Шрам, нашел подходящие слова для Иши. Помог подобрать к ней особенный ключ. И вскоре я прикипел как к родной. Я решил отдавать ей всю свою накопившуюся и не израсходованную любовь, ту, что с каждым днем умирала в моей развороченной от горя грудной клетке.

Иша научила меня любить не той любовью, что эгоистично пожирает все на своем пути, оставляя пустые мертвые земли, а той, что медленно раскрывается прекрасным бутоном, источающим удивительный аромат. Мы стали с ней похожи в своей оглушающей тоске, в своей боли – двое изголодавшихся и жаждущих любви, мы взрастили ее в своих обреченных на одиночество сердцах…

Поднявшись, не спеша застегнув все пуговицы камзола, вышел на террасу, чтобы проводить взглядом удаляющийся силуэт любимой женщины и очистить голову от гнетущих мыслей.

Не произнося ни слова, дал отмашку стоявшему за спиной Рашиту, чтобы предупредил всех тэрнов к наступлению.

– Ничему так и не научилась даже после перерождения, – не поворачиваясь к Шраму, недовольно произношу я, сцепив руки за спиной, широко расставляя ноги.

– Иш, а если все пойдет не по плану? – он подошел ближе к молочным перилам, наблюдая за моим напряженным взглядом.

– Ты лишишься головы, – серьезно ответил ему, не раздумывая ни минуты над своим ответом. – Если все пойдет не по плану… то ты сделаешь все, чтобы они остались в живых!

– Я не уверен, но думаю, что твой план БЕЗ ТЕБЯ в этом списке «проблемной» не понравится.

Сощурив глаза, повернулся к нему:

– Это приказ, а не просьба, – с прежним спокойствием глухо сказал ему.

– Понял, – кивнул он, нервно растирая свои огромные ладони мозолистыми пальцами.

– Он не тронет дочь, – тихо сказал ему.

Эти слова Шрам должен был услышать.

Мужчина нахмурившись безмолвно кивнул.

Поднял глаза к небу, наблюдая, как над горизонтом заходит диск яркого солнца. Перевел взгляд на хмурого друга.

– Пора… Скажи всем, что мы выдвигаемся!

Мой тон ему не понравился.

Шрам отвёл взгляд, понимая, что ничего хорошего нас не ждет…

И он был прав…не ждет…