Текст книги "С мыслями о соблазнении"

Автор книги: Лаура Ли Гурк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

пришла сперва услышать ваши пожелания.

Желудок протестующе сжался при одном только упоминании пищи.

− Никакого завтрака, − прохрипел Себастьян, поражаясь, как кому-то могло

прийти в голову, что одиннадцать часов – это поздно. – Я просто хочу побыть

один.

Он уже было начал переворачиваться, намереваясь вновь провалиться в сон, как

экономка опять заговорила:

− Я так и предполагала, сэр. Велю повару убрать со стола.

Себастьян ждал, пока закроется дверь, ознаменовав тем самым уход экономки,

но этого не произошло и, собравшись с силами, он взглянул на нее через плечо.

Сей безмолвный намек послужил для Партриж достаточным поощрением:

− Мы с Темпл собирались убрать комнаты, сэр.

Себастьян понятия не имел, в чем именно заключается «уборка комнат», но

твердость в голосе экономки, казалось, предупреждала, что та не потерпит

никаких возражений от простого хозяина дома, который, валяясь в постели весь

день напролет, нарушает четко выверенный распорядок всего британского быта.

Однако Себастьяну это было безразлично.

− Партридж, − произнес он, облизнув сухие губы, − вы превосходная экономка,

и я ценю вашу расторопность. А теперь убирайтесь.

Он увидел, как внушительный бюст грозной экономки неодобрительно

колыхнулся, но та без единого слова удалилась к огромному облегчению

Себастьяна.

Поток воды, с грохотом льющийся из труб в наполняющуюся в соседней

комнате ванну, стал последней каплей.

− Ради бога! – проревел Себастьян и тут же об этом пожалел. От крика голову

пронзила мучительная боль, и он со стоном прижал руки к вискам. Как только

боль отступила, он немного расслабился и сел на кровати.

И тут, словно по сигналу, вошел Аберкромби.

− А, вы уже встали, сэр. Я готовлю для вас ванну.

− Да, я уже понял, − пробормотал граф, прижимая ладони к голове. – Хотя

пистолет, наверное, был бы уместнее.

− Пистолет, сэр?

− Так бы я смог вышибить себе мозги и избавиться наконец от зверской

головной боли, − объяснил Эвермор, затем встал, отшвырнув в сторону

простыни, и сделал несколько осторожных шагов.

Невзирая на медлительность движений хозяина, камердинер оказался столь же

расторопен, как и прочая челядь, а посему час спустя Себастьян уже был

вымыт, выбрит и одет. Опрокинув в себя приготовленное Аберкромби особое

секретное снадобье от последствий чрезмерных алкогольных возлияний –

отвратительное варево из ивовой коры, перечной мяты и множества других еще

более загадочных ингредиентов – Себастьян начал подумывать, что жизнь,

может, и стоит того, чтобы жить. Правда, вопрос о том, чем он будет заниматься

остаток этой самой жизни, оставался открытым.

Он побрел вниз в сторону кабинета и по дороге наткнулся на Саундерса,

входящего в комнату с каким-то деревянным ящиком в руках. Движимый

любопытством, граф последовал за ним и обнаружил, что этот ящик далеко не

единственный, что успел притащить сюда лакей. Дюжина или около того

похожих ящиков были свалены на полу вкупе с двумя увесистыми чемоданами.

− Что это?

Лакей наклонился, чтобы поставить свою ношу на пол.

− Последние ваши вещи прибыли из Швейцарии, сэр, − выпрямившись,

объяснил он. – Мистер Уилтон решил, что вы, должно быть, пожелаете все

осмотреть, прежде чем мы унесем их в мансарду.

Себастьян понятия не имел, что могло находиться в коробках, потому как всеми

сборами занимался Аберкромби. Но коль скоро он дома уже месяц, вряд ли

содержимое сих ящиков и чемоданов могло понадобиться ему прямо сейчас. С

другой стороны, почему бы и не осмотреть их? Раз уж все равно пока нечем

заняться.

Он кивнул, и лакей удалился. Себастьян снял пиджак, расстегнул запонки,

закатал рукава и принялся за работу.

Чемоданы были забиты старой одеждой. В первых двух ящиках лежали книги, в

третьем – различные канцелярские принадлежности. В четвертом он обнаружил

свою печатную машинку.

Сидя на корточках, он рассматривал потрепанный, некогда любимый

«Крэнделл». Черная эмаль была поцарапана и потерта тут и там, а

перламутровая инкрустация облупилась, но в целом, он был на удивление в

хорошем состоянии для машинки, на которой стучали – порой с варварским

исступлением − каждый божий день на протяжении десяти с лишним лет.

Он смотрел на нее и не чувствовал ничего. Странно. Когда-то эта печатная

машинка была самой ценной его собственностью, а теперь, глядя на нее,

Себастьян ощущал лишь любопытную отстраненность, словно столкнулся на

улице с кем-то, кто окликнул его как старого знакомого и которого он даже не

узнал.

Двумя руками он вытащил машинку из ящика. Под ней находилась стянутая

бечевкой, пожелтевшая стопка бумаги – какая-то старая рукопись. Себастьян

застыл с машинкой в руках, уставившись на кипу страниц, угнездившуюся

среди клочков соломы и изорванной мешковины, использованных для упаковки

ящика.

«Очень старая рукопись», − подумал Эврмор, заметив строчки, выведенные его

собственной рукой.

− «Он отправился в Париж», − негромко прочитал заглавие Себастьян. В голове

шевельнулось смутное воспоминание, и он рассмеялся: – Бог ты мой.

Это был его первый законченный роман. Граф отставил машинку в сторону,

вытащил стопку бумаги из ящика и тут же мысленно унесся обратно в те

времена, когда написал эту книгу, когда все еще только начиналось.

То лето, после окончания Итона и до начала учебы в Оксфорде, он впервые

провел за границей – в Париже. Там он мог писать, не опасаясь отцовского

презрения и порицания. Когда он сидел в тамошних кафе, его перо исступленно

носилось по этим самым страницам, слово за словом лилось из него, его

семнадцатилетнее сердце было таким жаждущим, а написанные строки − столь

шероховатыми. Он думал не о сюжете и диалогах, а лишь о том, чтобы

изложить на бумаге историю, родившуюся у него в голове. Но стоило дойти до

конца, как Себастьян осознал, что она недостаточно хороша для публикации. Он

убрал рукопись подальше, уехал в Оксфорд, а потом и вовсе про нее позабыл.

Шел последний год его обучения в университете, когда Себастьян принялся за

вторую рукопись, с куда большим старанием, нежели в первый раз. Теперь он

был уверен, что каждое слово должно быть отточено, ибо намеревался

преуспеть на литературном поприще и доказать, что отец не прав. На

завершение той рукописи ушло три года, и все равно она не была достойна

публикации, но Филипп убедил его отправить роман их общему другу Марлоу,

в ту пору лишь начинавшему издательское дело. Гарри купил книгу и

опубликовал – так началась писательская карьера Себастьяна.

Затем последовали другие, чрезвычайно популярные, романы с дюжиной

рассказов и тремя успешными пьесами в придачу. Литературное признание

вкупе с финансовым благосостоянием пролились на него дождем, и хотя отец

презирал его профессию и из-за этого отрекся от него, Себастьяну надоело

переживать о том, что тот подумает. Он купил «Крэнделл» и разъезжал с ним по

всему миру, путешествуя и творя, он воплощал в жизнь свою давнюю мечту.

Но мечта имела цену. Новая история давалась тяжелее предыдущей. С каждым

годом его творения становились все банальнее, а сам процесс мучительнее, до

тех пор пока Себастьян и вовсе не смог игнорировать бесконечный парад

самокритичности, до тех пор пока ему не пришлось через силу выдирать из себя

каждое слово. Но потом он открыл для себя кокаин, и кокаин изменил все.

Поначалу он казался безвредным, всего лишь забавный эксперимент в одном из

парижских салонов. Но позже, живя в Италии, Себастьян обнаружил, каково

писать под действием наркотика, и кокаин превратился в волшебный эликсир,

побеждающий разрушительную неуверенность, ставшую чумой для его

творчества. С наркотиком любимое занятие опять приносило радость, писалось

столь легко и волнующе, будто он вновь проживал то первое лето в Париже, а

следом наступил самый плодотворный период его карьеры, ознаменовавшийся

созданием еще шести романов и четырех пьес.

Эвермор не мог сказать точно, когда именно все пошло наперекосяк, когда

опьяняющая радость от творчества на кокаине превратилась в зависимость от

самого наркотика. Писательство из главенствующей страсти его жизни стало

утомительной обязанностью, мешавшей развлекаться. Италия, вместо того

чтобы служить источником вдохновения, обратилась бесконечной чередой

гулянок и женщин, с эликсиром, на поверку оказавшимся далеко не

волшебным.

Себастьян отложил рукопись и вновь обратил внимание на «Крэнделл».

Пробежавшись кончиками пальцев по верхнему ряду клавиш, он вспомнил тот

роковой день во Флоренции три года тому назад, когда он написал «Девушку с

красной сумочкой». Всего лишь за сутки он настрочил комедию из трех

действий, барабаня по клавишам печатной машинки со всей скоростью и

самоуверенностью, что мог дать ему только кокаин. Впоследствии он не

потрудился поправить или хотя бы прочитать свою работу.

Выслал ее Ротерштейну в Лондон, потребовал первой выплаты по контракту и

вознаградил себя трехдневным разгулом пьянства, дебоширства и еще большей

дозой кокаина.

Себастьян не помнил, как вдохнул последнюю дозу. Не помнил, как потерял

сознание. Но помнил, как очнулся во флорентийской аллее, ощущая в ноздрях

омерзительный запах собственной рвоты. Помнил, как его друг Сент-Сайрес

стоял подле него на коленях, громко зовя доктора, но итальянские слова

медленно и приглушенно доносились до его ушей. А затем глаза резанул яркий

свет, возникло странное дергающее ощущение, словно кто-то внутри схватил

его за грудки и оторвал от земли, однако это не причинило ему боли. Тогда он

понял, что умирает.

Себастьян, как ему помнилось, боролся, отпинываясь, извергая проклятья, крича

Богу и дьяволу, чтобы те оставили его в покое, ибо он ни с кем из них никуда не

пойдет – он вовсе не хотел умирать. Он хотел жить.

И в конце концов, получил желаемое, придя в себя в итальянском госпитале,

мучаясь от вызванной кокаиновой ломкой боли. И там длиннолицый

британский доктор отказался снабдить Себастьяна наркотиком, необходимым,

дабы облегчить его страдания. Врач сообщил, что кокаин убьет графа, если тот

продолжит его принимать, и посоветовал тихое, уединенное местечко в

швейцарских Альпах.

Выдержав столь тяжелое сражение за свою жизнь, Себастьян был намерен и

дальше бороться изо всех сил, лишь бы ее сохранить. Он уехал в Швейцарию,

где избавился от физической тяги к наркотику. Но гораздо тяжелее оказалось

преодолеть эмоциональную зависимость от него. Даже теперь, спустя три года,

ему порой страстно хотелось вернуть те безумные, донкихотские деньки,

проведенные в Италии, воскресить то время, когда все сомнения были немы и

он чувствовал себя непобедимым. И неважно, что сами его труды в ту пору

оставляли желать лучшего, – тогда он этого не знал и не хотел об этом думать,

он наслаждался эйфорией самообмана. Физическая зависимость осталась в

прошлом, но то чувство, что сопутствовало наркотику, ни с чем не сравнимое

ощущение неуязвимости… тоска по нему никогда не проходила. И никогда не

пройдет.

Себастьян легко ударил кончиком пальца по клавише, и в голове его эхом

раздались слова Гарри, сказанные неделю назад:

«Нужно сидеть и писать… одно слово, затем другое, и еще, пока не получится

книга».

Если бы все было так просто.

Схватив печатную машинку, Себастьян поднялся. Петляя между чемоданами и

коробками, он пробрался к письменному столу. Уронил машинку на свое пресс-

папье и вытащил из среднего ящика стопку писчей бумаги. Уселся за стол,

вставил один лист в машинку, глубоко вдохнул и положил пальцы на

клавиатуру.

Она настигла его сразу – та зияющая пустота, тот всепоглощающий,

бессмысленный, безотчетный страх. Себастьян стиснул зубы.

«Напиши что-нибудь, − приказал он себе. − Ради бога, напиши хоть что-то».

Дверь распахнулась.

Себастьяна захлестнуло облегчение, он поднял голову в надежде на

возможность отвлечься, но при виде возникшего в дверях дворецкого понял, что

надежда оказалась тщетной. В отвлекающих делах Уилтон был совершенно

безнадежен.

− Да, в чем дело?

− К вам посетитель, милорд, − сообщил слуга в столь любимой всеми

дворецкими скучающей, самодовольной манере. – Молодая женщина.

Вот и вся польза от титула и поместья.

− Черт подери, парень, разве я не говорил тебе не беспокоить меня визитами

глупых, помышляющих лишь о замужестве дебютанток и их мамаш-сводниц? –

Он забарабанил по клавишам «Крэнделла» и напустил на себя благонравный

вид. – Я работаю.

− Я извиняюсь, сэр, но мне думается, что именно с этой женщиной вы,

возможно, захотите встретиться.

Настойчивость Уилтона пробудила в Себастьяне интерес. Обычно дворецкий не

позволял себе подобных дерзостей.

− Почему? Она хорошенькая?

Но смутить Уилтона, прежде служившего лакеем в доме тети Матильды, было

невозможно. Матильда, его сугубо правильная незамужняя тетушка, ожидала,

чтобы ее слуги неукоснительно держались в невозмутимой манере, невзирая на

любые возможные обстоятельства. Так что вышколенный ею Уилтон научился

не терять присутствия духа задолго до того, как был повышен до должности

дворецкого скандально известного племянника Матильды.

− Полагаю, любой джентльмен счел бы ее весьма хорошенькой, сэр, − ничуть не

поменявшись в лице, ответил дворецкий.

Повисла пауза, и Себастьян догадался, что есть еще что-то, о чем дворецкому не

терпится поведать.

− И? – поторопил он Уилтона.

− Она пришла без сопровождения, сэр.

При упоминании столь значимой детали Себастьян поднял брови.

Респектабельная юная женщина, решившая без сопровождения нанести визит

неженатому мужчине, относилась к разряду невозможных вещей. В ином разе,

она вовсе не была респектабельной. Воображение тут же начало рисовать

интермедию любовной интриги, Себастьян ощутил немедленный подъем духа,

и все намерения попытаться что-нибудь написать пошли прахом.

Он улыбнулся, вставая.

− Вы всегда изыскиваете способы сделать мой день ярче, Уилтон.

− Благодарю, сэр.

− А у молодой женщины есть имя? – спросил Себастьян и, стряхивая с рукавов

пыль и соломинки, взглянул на дворецкого.

Уилтон поднес к глазам визитную карточку.

− Мисс Дейзи Меррик, − прочитал он. – Холборн, тридцать второй дом по

Литтл-Рассел-стрит.

Себастьян застонал, все его надежды разбились в мгновение ока.

− Только не эта маленькая нахалка! Что, ради всего святого, она здесь делает?

− Она здесь по просьбе лорда Марлоу.

Все хуже и хуже.

− Да хоть по просьбе королевы, мне плевать! Мисс Меррик одна из этих

современных эмансипированных старых дев, безнаказанно и без малейшего

чувства такта выражающих свои взгляды. Видишь ли, такие, как она, всюду

идут напролом, маршируют по улицам с плакатами, приковывают себя к

рельсам, требуя права самим зарабатывать себе на жизнь. – Он бросил

раздосадованный взгляд на стоявшую на столе машинку. – Будто человек,

обладающий здравым смыслом, может такого пожелать.

− Только они не старые девы, сэр, − благодушно поправил его Уилтон. –

Кажется, в наши дни их называют холостячками.

− Холостячки? Боже правый, ну и прозвище. Называй ее, как знаешь, но мисс

Дейзи Меррик – наихудшее из зол, что могло приключиться с человечеством:

она критик. Всем и каждому готова высказать свое наглое мнение, даже когда

понятия не имеет, о чем, собственно, вообще говорит. Очевидно, Марлоу

считает забавным прислать ее, чтобы та меня донимала. – Себастьян

пренебрежительно махнул рукой. – Отошли ее прочь.

Уилтон виновато кашлянул.

− Прошу прощения, сэр, но учитывая… ммм… сомнительное на сей день

положение вещей и принимая во внимание то обстоятельство, что ее прислал

лично лорд Марлоу, возможно, вы сочтете мудрым… ээ… уделить ей минутку

своего времени?

Заглянув в ясные глаза дворецкого, граф вспомнил, что задолжал парню

жалование за три месяца. Уилтона вместе с поваром, экономкой, лакеем,

горничной и кучером прислала из Девоншира тетушка, дабы подготовить дом к

приезду племянника в феврале, но, к сожалению, Матильда в придачу не

прислала денег, чтобы им платить. И если вскоре Себастьян не сумеет

выполнить свои обязательства, все они подыщут себе новое место работы, о чем

Уилтон деликатно напомнил хозяину. Даже Аберкромби, старый верный пес,

прошедший с ним через тяготы черных швейцарских дней, может покинуть его,

не получив должной оплаты.

Себастьян задумчиво поскреб подбородок. Пьесу закрыли, оставив его без

гроша. Из-за смерти отца он задолжал казне ее величества внушительную сумму

денег наследственными пошлинами, а, учитывая нынешние неудачи на

литературном поприще и некогда расточительный образ жизни, у него вдобавок

имелись собственные долги. Его девонширское поместье было заложено и

перезаложено, и вследствие сельскохозяйственных невзгод, поразивших всю

британскую экономику, от Эвермор-парка в любом случае не стоило ожидать

больших доходов. Финансовое положение было поистине удручающим.

В отличие от него лорд Марлоу был очень богат, и Себастьян вскоре, возможно,

вынужден будет попросить у него очередной аванс за несуществующую

следующую книгу. Какую бы шутку на его счет не решил сыграть Марлоу,

прислав мисс Меррик, лучше Себастьяну оставаться вежливым. И пусть она

самоуверенная старая дева с неистощимым запасом дерзостей, созерцать ее все

же куда приятнее, нежели чистый лист бумаги.

− Мудрый ты человек, Уилтон, − произнес он. – Куда ты проводил девушку? В

гостиную, полагаю?

Дворецкий кивнул, и Себастьян продолжил:

− Замечательно. Передай ей, что я немедленно спущусь.

Уилтон был не столь дурно воспитан, чтобы выказать хоть какие-то признаки

облегчения, но Себастьян и без того все понял.

− Да, сэр, − ответил дворецкий и удалился.

Себастьян последовал за ним не сразу. Вместо этого он медлил, пытаясь

постигнуть, что же у Гарри на уме, но спустя несколько мгновений вынужден

был оставить размышления. Порой его издатель был непредсказуем, так что нет

смысла гадать, что за безумная идея взбрела ему в голову. Себастьян раскатал

рукава, застегнул их запонками, одернул свой аспидно-голубой жилет, провел

пальцами по волосам, дабы привести непослушные пряди в некое подобие

порядка, и разгладил синий шейный платок. Затем спустился к гостиной и замер

у открытых дверей.

Внешность мисс Меррик, как он мог заметить, выглянув из-за дверного косяка,

не сильно отличалась от прошлого раза. Такая же простая накрахмаленная белая

рубашка в сочетании с зеленой на сей раз юбкой. Темно-зеленые ленты

украшали воротничок и соломенную шляпку. Дейзи сидела на самом конце

длинной желтой софы, сложив руки на коленях. Она взволнованно барабанила

по коленям пальцами и притопывала ногой, словно бы сильно нервничала.

Подле на полу примостился кожаный портфель.

Себастьян в ужасе воззрился на этот портфель. Что если Гарри хочет, чтобы он

прочитал ее роман и дал рецензию? Его издатель обладал извращенным

чувством юмора. Вполне в духе Гарри притвориться, что собирается

опубликовать эту девчонку, и шантажом заставить Себастьяна прочитать

восемьсот страниц плохой прозы, прежде чем объявить, что это все шутка. Или

же – еще более тошнотворная перспектива – может, она и впрямь хороша и

Гарри действительно намерен издать ее книгу, и ему на самом деле требуется

его рецензия.

В любом случае, Себастьяну это было неинтересно. Стараясь не выдать видом

своего мрачного настроения, с наклеенной на лицо улыбкой он вошел в

гостиную.

− Мисс Меррик, какая приятная неожиданность.

Дейзи поднялась с софы, пока граф шел через комнату, чтобы поприветствовать

ее, и ответила на его поклон реверансом:

− Лорд Эвермор.

Взглянув на часы на каминной доске, Себастьян заметил, что уже без четверти

пять. Невзирая на то что с ее стороны было неподобающе без сопровождения

наносить визит холостяку, джентльмену в данных обстоятельствах

приличествовало предложить чай. Однако вежливость Себастьяна не

простиралась столь далеко.

− Мой дворецкий передал, что вы здесь по просьбе лорда Марлоу?

− Да. Сегодня виконт отбыл из Лондона в Торки. Там он со своей семьей

намерен провести лето. И все же перед отъездом он попросил меня навестить

вас, чтобы от его имени обсудить один деловой вопрос.

Значит, все-таки попросит рецензию.

− Писатель и его непреклонный критик встречаются по просьбе их общего

издателя, чтобы обсудить дела? – пробормотал он, не переставая улыбаться,

пока размышлял, как бы повежливее сказать «ни за что на свете». – Какая

незаурядная мысль.

− Да, это несколько необычно, – согласилась мисс Меррик.

Себастьян наклонился ближе, изображая доверительную, «как автор автору»,

манеру:

− В этом весь Марлоу. Он всегда был немного эксцентричен. И похоже,

наконец-таки спятил.

− Лорд Эвермор, я знаю, что мой отзыв задел ваши чувства…

− Ваш отзыв и семь других, что за ним последовали, − любезно добавил он. –

Пьесу, знаете ли, прикрыли.

− Да, я слышала об этом. – Она прикусила губу. – Мне жаль.

Граф пожал плечами, словно потеря нескольких тысяч фунтов вообще не

представляла для него никакой важности.

− Все нормально, цветочек. Мне всего однажды пришла в голову мысль

броситься под поезд, но я опомнился. – Он умолк, но все-таки, не удержавшись,

добавил: − Правда, должен признать, мысль о том, чтобы отвезти вас на вокзал

«Виктория», до сих пор не лишена для меня некоторой привлекательности.

Мисс Меррик вздохнула, вид у нее был несчастный. Впрочем, так ей и надо.

− Я понимаю, что вы расстроены, но…

− Моя дорогая, я ни капельки не расстроен. − Себастьян вдруг почувствовал

себя обязанным ее разубедить. – Кажется, тогда я повел себя несерьезно. По

правде говоря, теперь я полном порядке. Видите ли, последовал вашему совету.

− Моему совету?

− Ну да. Я решил стать человеком с незашоренным взглядом, спокойно изучить

ваш отзыв и вынести из критики урок. – Он воздел руки в жесте доброй воли. –

В конце концов, что пользы автору в обычной похвале?

Мисс Меррик, по всей видимости, не уловила сарказма.

− О, − выдохнула она и, коротко рассмеявшись, прижала ладонь к груди. –

Какое облегчение, слышать это от вас. Когда виконт объяснил, почему хочет

нашей встречи, я боялась, вы станете возмущаться, но ваши слова дают мне

надежду на то, что мы сработаемся.

В душе у Себастьяна вспыхнула тревога.

− Сработаемся? – эхом отозвался он и сдвинул брови, невзирая на отчаянные

попытки продолжать улыбаться.

− Да. Понимаете… − Мисс Меррик умолкла, и улыбка ее поблекла, сменившись

серьезным выражением лица. Она сделала глубокий вдох, словно готовилась

сообщить неприятную новость. – Лорд Марлоу нанял меня помогать вам.

Тревога Себастьяна переросла в ужас, пока он вглядывался в запрокинутое к

нему лицо, светившееся неподдельной искренностью. Он вдруг понял, что это

вовсе не одна из шуточек Гарри. Ему захотелось отвернуться, но он словно

оказался свидетелем железнодорожной катастрофы. Когда никто не в силах

отвести взгляд.

− Черт возьми, помогать мне в чем?

− В вашей работе. – Она жалобно взирала на его потрясение. – Я здесь, чтобы

помочь вам написать следующую книгу.

Evelina 28.12.2013 09:25 » Глава 5

Перевод: Evelina

Редактирование: kerryvaya

Глава 5

Дорога к невежеству вымощена хорошими издателями.

Джордж Бернард Шоу

Сказать, что Себастьян Грант выглядел недовольным, было бы в некотором

роде преуменьшением. Когда эти стальные серые глаза сузились и принялись,

подобно пылающим кострам, испускать неприязнь, даже извечно

оптимистичная Дейзи подрастеряла веру в приведшую ее сюда миссию.

Со вчерашнего дня, стоило ей покинуть контору лорда Марлоу, она по меньшей

мере дюжину раз отрепетировала в уме этот миг. Но перспектива в

действительности сказать одному из величайших английских писателей, что его

издатель прислал ему на помощь неофитку, оказалось куда более пугающей,

чем в ее воображении. Он выглядел готовым разрубить ее на кусочки и

скормить своре голодных псов.

Дейзи не могла его за это винить. Граф имел полное право злиться. Ведь она

изничтожила его пьесу, а теперь, когда он находился в разгаре творческого

застоя, явилась, дабы помочь ему. Досадная, должно быть, для него ситуация.

Однако Дейзи приняла предложение лорда Марлоу, и не было пути назад.

Жалея, что не обладает хоть толикой сестриного такта и хладнокровия, Дейзи

сделала глубокий вдох, собралась с духом и попыталась объяснить, что имел в

виду виконт, не оскорбив притом еще больше этого мужчину.

− Лорд Эвермор, я понимаю, что ситуация несколько необычна…

− Вы собираетесь помочь мне писать? Вы? Критик, которая ненавидит мои

работы? – Он рассмеялся, и сей резкий звук заставил Дейзи поморщиться. – Это,

должно быть, шутка. Потому как слишком нелепо, чтобы быть чем-то еще.

− Будь это шуткой, лорд Марлоу в жизни не выбрал бы меня для ее воплощения,

− ответила Дейзи, силясь улыбнуться. – У меня нет таланта к розыгрышам. Я

всегда все ужасно путаю.

− В таком случае, это оскорбление. Кто вы такая, что думаете, будто ваше

мнение стоит хоть выеденного яйца? Когда у вас за плечами окажется двадцать

лет писательского труда и несколько успешно опубликованных работ, я, может,

и придам какое-то значение вашему мнению. А до тех пор можете убираться к

чертям и прихватите с собой Марлоу.

Дейзи поджала губы, взирая на Эвермора с некоторым намеком на сочувствие.

− Не сомневаюсь, что ситуация видится вам несколько оскорбительной, −

согласилась она. – Но виконт искренне за вас переживает. И полагает, что я

обладаю определенной проницательностью, которая может помочь преодолеть

ваши творческие затруднения.

Дейзи увидела, как граф напрягся, стоило ей произнести последние два слова, и

испугалась, что ее осмотрительно изложенная речь была напрасна. Он

расправил широкие плечи, вновь напомнив ей рассерженного быка, и Дейзи

продолжила, прежде чем бык успел ринулся в бой:

− Что бы вы ни думали, я вовсе не ненавижу ваши работы, милорд.

− Неделю назад вы чертовски хорошо это продемонстрировали.

− Это правда, что мне не понравилась ваша новая пьеса, но…

− Как, видимо, не полюбились вам и все мои недавние литературные потуги.

Она отказывалась допустить, чтобы их беседа опустилась до бессмысленного и

мелочного спора о том отзыве.

− Как бы то ни было, я считаю вас одним из величайших писателей, рожденных

английской литературой, и почту за честь работать с вами. Я прочитала все

ваши книги, просмотрела все пьесы…

− И какие же, − вновь перебил ее граф, ни капельки не польщенный попытками

Дейзи потешить его гордость, − творческие затруднения я испытываю, по

мнению лорда Марлоу?

Она решила последовать его примеру и сразу же перейти к сути вопроса.

− Лорд Марлоу сказал, вы не можете писать.

− Марлоу ошибается.

При виде сурового выражения на лице графа, Дейзи несколько подрастеряла

веру в успех. Как? − уже, должно быть, двадцатый раз за прошедшие сутки

спрашивала она себя. − Как новичок, вроде нее, собирается помочь такому

прославленному автору написать книгу, особенно если ясно как день, что он

вовсе не желает ее помощи? Это определенно невозможно.

Только сие заключение пришло ей в голову, Дейзи вновь отогнала от себя

подобные мысли. Марлоу своим отказом ясно дал понять, что ее мечта

зарабатывать на жизнь писательским трудом куда более труднодостижима,

нежели казалось на первый взгляд, и предложил ей пятьсот фунтов, если она

выполнит это задание. Но Дейзи понимала, что на кону стоит больше, чем

деньги, и именно по этой причине согласилась. Речь тут шла о гордости и

самодостаточности, об уверенности и самоуважении, о том, чтобы хоть в чем-то

достичь совершенства.

Она откашлялась, дабы как-то нарушить повисшее в комнате молчание.

− Если Марлоу ошибается, − мягко заметила она, − то почему уже четыре года

минуло с тех пор, как вышла последняя ваша книга?

Серые глаза вспыхнули мерцающей сталью.

− Даже если в рамках обсуждения допустить, что у меня имеются проблемы,

какого дьявола вы намерены с ними делать?

− Лорд Марлоу предлагает мне стать вашим соавтором.

− Так и знал! – Он ударил кулаком по другой ладони. – Черт бы побрал моего

чокнутого издателя вместе с его несуразными идеями. Назойливый выскочка.

Никто не будет писать за меня книги. Никто. – Запнувшись, он сердито

посмотрел на нее. – И уж точно не вы, ради всего святого!

Столкнувшись с подобной неприязнью, любой простил бы ей, брось она в

отчаянии всю эту затею, но Дейзи пообещала Марлоу сделать все, что в ее

силах, и ни в коей мере не собиралась сдаваться.

− Я здесь не за тем, чтобы писать за вас книгу, − возразила она. – А чтобы

помочь вам написать ее.

Стиснув зубы, Себастьян скрестил руки на широкой груди.

− И как же вы намереваетесь это сделать?

Дейзи еще сама толком не знала, но решила, что объяснений, которые при

найме дал ей Марлоу, пока достаточно, чтобы ответить на этот вопрос.

− Я буду для вас… кем-то вроде хорошего слушателя, что, вероятно,

спровоцирует некие мысли и обсуждения, которые приведут вас к замыслу

романа. А потом…

− Что ж, по крайней мере в этом Гарри оказался прав, − перебил ее Грант. – Вы

провоцируете меня сверх всякой меры, мисс Меррик. Раз или два я даже ощутил

желание свернуть вашу хорошенькую шейку.

− И мне порой хочется стукнуть по вашей невыносимой физиономии, − тут же

парировала она. − И клянусь, если это поможет вам написать проклятую книгу,

я так и сделаю! А пока не могли бы вы перестать перебивать меня, чтобы я

наконец смогла ответить на ваш вопрос?

Руки его все так же были скрещены на груди, но он едва заметно кивнул.

− Прошу прощения. – Граф покрутил рукой в воздухе, поставил локоть на

другую руку, подпер кулаком подбородок и выжидающе уставился на Дейзи. –

Умоляю, продолжайте. Заверяю вас, я весь как на иголках.

− Пока вы будете писать, я буду критиковать вашу работу.

− О, вот теперь перспектива и впрямь радужная.

− Могу представить. – Она открыто встретила его насмешливый взгляд. – Ведь

и вы в свою очередь будете критиковать меня.

− В самом деле? – В его глазах мелькнул проблеск интереса, первый

обнадеживающий знак с момента ее появления.

− Да. Сможете всласть точить свои ножи о мою работу, а мне… − Она

запнулась, силясь выдавить из себя улыбку. – А мне останется лишь спокойно

воспринять сие и поучиться на собственных ошибках.

− Умно, цветочек, − одобрительно протянул он. – Очень умно. Вы закинули

наживку, на которую я действительно склонен клюнуть.

− Лорд Марлоу считает, что мне как писателю на пользу пойдут ваше мнение и

советы и мои работы от них только выиграют.

− А-а. − Постучав костяшками пальцев по подбородку, он бросил на нее

понимающий взгляд. – Так он не принял вашу книгу?

Ей претило признавать перед этим человеком правду, но выбора не было.

− Лорд Марлоу назвал мои работы весьма многообещающими, − с

достоинством поведала Дейзи.

− Многообещающими? – словно бы забавляясь, повторил Эвермор. – Разве это

не походит немного на то, как сказать невзрачной девице, что у нее приятный