Текст книги "С мыслями о соблазнении"
Автор книги: Лаура Ли Гурк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
мисс Меррик. Как можно поправить мою совершенно неправдоподобную
сюжетную линию?
Его голос был мягок, манеры приятны, но то была лишь неубедительная маска.
Под ней явно ощущалась обида, и с некоторым удивлением Дейзи поняла, что
мисс Моррис оказалась права в своих предостережениях. Дейзи ранила его
своим отзывом. Почувствовав, что вот-вот разразится ссора, Дейзи на
удивление сочла мудрым выказать деликатность, воздержатся от споров и
удалиться.
− Лорд Эвермор, я не верю, что вам действительно хочется услышать мое
мнение. Вдобавок, я и без того уже достаточно сказала.
Она уже было обернулась к лорду Марлоу, чтобы пожелать тому хорошего дня,
как Эвермор вновь заговорил прежде, чем она успела вымолвить хоть слово.
− Ну же, мисс Меррик. Докажите, что вы способны не только на критику. Как
бы вы устранили недостатки моей пьесы?
Сей вопрос нес в себе вызов. Себастьян полагал, что она все равно не скажет
ничего толкового, а потому подстрекал Дейзи его опровергнуть. И она не
смогла оставить этот вызов без ответа.
− Вам следовало лишь подправить одну сцену в первом акте, и получился бы
приемлемый сюжет. Нужно, чтобы в своем письме Уэсли осудил Сесилию.
− Что? – Эвермор недоверчиво уставился на нее, словно не мог поверить, что
кто-то вдруг предложил подобную нелепость.
Дейзи упорно стояла на своем:
− Порицание со стороны Уэсли создало бы действительный, а не основанный на
недопонимании конфликт между возлюбленными. Если Уэсли в своем послании
разобьет Сесилию в пух и прах, она будет публично унижена, когда Виктор
прочтет это письмо вслух на домашнем празднике. Тогда у вас появится
конфликт…
− Да, да, − пренебрежительно перебил он, − у меня появится конфликт,
достойный глупой романистки.
Если Дейзи и ощутила некое мимолетное чувство вины из-за того, что задела
его гордость, теперь от него не осталось и следа. Она шагнула вперед и встала
на цыпочки, приподнявшись до уровня его глаз.
− Лучше уж конфликт романистки, − парировала она, − чем тупое
недоразумение, а вообще никакой не конфликт!
− Ладно, вы двое, − вмешался лорд Марлоу, − полагаю, для одного дня
довольно литературных дебатов. Хватит дразнить девочку, Эвермор.
− Я не дразню, − с легким укором возразил лорд Эвермор и, прижав руки к
груди, раздражающе изобразил смирение. – Я надеюсь научиться. – Он оставил
без внимания скептическое хмыканье друга. – Вы должны держать меня в курсе
своих собственных успехов на литературном поприще, мисс Меррик. – Он
опять улыбался. – Мне не терпится узнать, чему вас научит критика, если вам
когда-нибудь удастся опубликовать роман.
− И это событие произойдет задолго до того, как мы увидим вашу новую книгу,
− отрезала она, устав от его несносного высокомерия. – Кажется, уже почти три
года прошло с тех пор, как вышла последняя?
Его улыбка нисколько не поблекла.
− Почти четыре, цветочек, − легкомысленным тоном поправил он. – Господи, я
и понятия не имел, что кто-то еще считает.
− Я считаю, − вставил с нажимом Марлоу. – И кстати говоря, я рад, что ты
заскочил ко мне. Отличная возможность обсудить твой следующий роман, коль
скоро мои письма и телеграммы к тебе, кажется, продолжают теряться в пути. –
Он взглянул на Дейзи. – Вы извините нас, мисс Меррик?
− Разумеется. – Дейзи была рада уйти. Если она останется, позволив этому
мужчине и дальше играть с ней, словно кошка с мышкой, то определенно
скажет что-нибудь, о чем после будет жалеть.
Дейзи заставила себя присесть перед графом в вежливом реверансе прежде, чем
повернуться к лорду Марлоу.
− Встречаемся на следующей неделе, милорд? Вы ведь это предложили, − не
удержавшись, добавила она, − как раз перед тем, как нас прервали?
− Именно так, − ответил лорд Марлоу, шагнув к ней, чтобы предложить руку. –
Распорядитесь, чтобы мой секретарь назначил встречу на четверг или на
пятницу, − добавил он, провожая ее до двери. – Я как раз успею прочитать вашу
рукопись.
− Благодарю.
Покинув контору лорда Марлоу, Дейзи вздохнула с облегчением. Неожиданное
столкновение с Себастьяном Грантом оказалось в высшей степени неприятным.
Наконец-то Дейзи повстречалась с легендарным писателем и решила, что
вполне переживет, если никогда больше его не увидит.
Глупая романистка, как же! Ужасный человек, такой заносчивый и
снисходительный. Дейзи не сомневалась, что и он составил о ней в равной мере
нелестное мнение, но нисколько не намерена была расстраиваться.
«Это какое-то издевательство, − с досадой подумал Себастьян, окидывая
взглядом изгибы бедер мисс Меррик, пока та шествовала к выходу из конторы
Марлоу. – Издевательство, что женщина с такой изящной попкой должна была
оказаться критиком».
Стоило Марлоу закрыть за ней дверь, как ее образ вновь возник у Себастьяна
перед глазами, еще больше его рассердив. Природа обладает воистину
изощренным чувством юмора, коль скоро поместила сии прекрасные глаза на ту
же головку, куда и острый язычок вкупе с довольно неглупыми мозгами.
Ну и дерзкая же негодница. Высказывала свое мнение с такой беспечной
уверенностью, даже не помышляя о том, чтобы взять свои слова назад. Черт
побери, у него за плечами двадцать лет писательского труда, десять романов,
семь пьес и полдюжины сборников рассказов. Она же, не считая одной
рецензии, непубликуемое пустое место. Какое она имеет право давать ему
литературные советы?
Сочинить осуждающее Сесилию письмо от Уэсли. Ничего глупее не
придумать.
− Она права?
Голос Гарри вырвал Себастьяна из раздумий.
− Мм? Что? – Он обернулся и увидел, что издатель, обогнув стол, вернулся на
прежнее место. – Прости. Ты что-то спросил?
Гарри сел за свое рабочее место.
− Она права?
Себастьян потянул за кресло со своей стороны стола и тоже присел.
− В чем?
− Не прикидывайся. В том, что она сказала насчет пьесы? Она права?
Граф беспокойно поерзал на стуле.
− Конечно же, нет. Она несла чушь.
− В самом деле? А по мне, так ее слова звучали вполне разумно.
− Единственная разумная вещь, сказанная мисс Меррик, заключалась в том, что
нахально со стороны новичка, вроде нее, давать мне литературные советы.
− Бог ты мой, − протянул Гарри, − а ведь она задела тебя за живое. Не думал,
что когда-нибудь увижу тебя в ярости из-за какой-то рецензии. Ты ворвался
сюда, насмехался над бедной девочкой…
− Я не насмехался!
− …пренебрежительно отзываясь о ней и ее рецензии, требуя, чтобы я
напечатал опровержение или же альтернативное мнение, а когда обнаружил, что
она слышала каждое твое слово, что ты тогда сделал? Повел себя как
джентльмен? О нет. Боже упаси тебя извиниться. Понимаю, но ведь ты даже не
смог вежливо удалиться. Ты потребовал, чтобы она высказала свои суждения, а
когда она их озвучила, пропустил мимо ушей. Короче говоря, вел себя как осел
с того самого момента, как вошел в эту дверь. И мне очень хотелось бы знать
почему.
Себастьян отвел глаза.
− Я уже говорил тебе, − отозвался он спустя пару мгновений. – Эта рецензия
была очень важна. Мне необходимы деньги от продажи билетов…
− К черту продажу билетов. Знаешь, о чем я думаю?
Себастьян стиснул зубы.
− Сомневаюсь.
− Ты потому бесишься из-за этого отзыва, что все, написанное в нем, правда, и
твоя писательская совесть терзает тебя. В конце концов, ты чувствуешь вину за
то, что твое произведение оказалось столь недостойным твоего таланта.
− Бред! – немедленно отозвался граф, но болезненный спазм в животе опроверг
его возражения.
− Я видел вчера твою пьесу. Сначала вообще не собирался идти, но в
последнюю минуту передумал. После просмотра я с уверенностью могу заявить:
рецензия мисс Меррик точна во всех отношениях, включая утверждение о том,
что написал ты эту пьесу ради денег.
− Разумеется, ради денег! – заорал Себастьян прежде, чем Марлоу успел его
остановить. Он извернулся в кресле и ткнул пальцем через плечо на дверь
позади себя: − И мне не нужно, чтобы эта старая дева с огненной шевелюрой и
змеиным жалом вместо языка указывала на то, что «Девушка с красной
сумочкой» банальна, избита и просто глупа. Я и так это знаю, но уже согласился
начать ее постановку. Теперь у меня нет выбора. – Себастьян выдохнул. – Три
года назад мне написал Ротерштейн. Попросил написать для него пьесу.
Предложил две тысячи фунтов предоплаты и двадцать процентов от выручки. Я
уже годами ничего не писал, Гарри. Я был совершенно разорен и погрязал в
долгах, а посему не мог себе позволить отказаться. – Он мрачно хмыкнул. – Как
там говорил Мольер? Писательство сродни проституции? Так оно и есть.
− Что ж, если это так, как думаешь, сможешь поблудить достаточно долго,
чтобы написать роман и для меня?
Себастьян недоверчиво уставился на издателя.
− Тебя все это забавляет, − обвиняющее заключил он. – Эта женщина разнесла
меня в пух и прах и, вполне вероятно, уничтожила все шансы моей пьесы на
успех, а тебя это веселит.
Гарри не стал отрицать:
− Ты меня в этом винишь? По мне, так ты получил ровно то, чего
заслуживаешь. Качество твоих работ стало ухудшаться с тех пор, как ты
отправился в Италию. Писал ты быстро, но содержание страдало. Каждый
роман, каждый рассказ становился чуть легче, чуть мельче, пока я не перестал
узнавать тот блестящий талант, который впервые опубликовал восемнадцать лет
тому назад. Я пытался тебя предостеречь. Пытался сказать, что стоит
попридержать коней. Отправлял тебе письмо за письмом, но ты не слушал. Не
обращал внимания на мои просьбы внести исправления и не оставлял мне иного
выбора, кроме как публиковать твои работы в первозданном виде, дав критикам
повод не оставить от них камня на камне. Что они и принялись делать с
утомительным постоянством.
− Гарри…
− Продажи твоих последних книг неуклонно падали, − перебил Гарри, не дав
ему закончить. − Последний роман был обещан мне еще три года назад, роман,
за который тебе уже частично заплачено, но я до сих пор не увидел ни единой
страницы рукописи. Но, несмотря на то что твоя карьера шла ко дну, ты, судя по
всему, весьма приятно проводил время в Венеции. Я слышал обо всех этих
гулянках, женщинах и совместных с Сент-Сайресом эскападах по городу…
Себастьян застыл, опасаясь самого худшего.
− Что он тебе рассказал?
− Можешь отдать парню должное. Он ничего не рассказывал. Но ему и не
нужно было, Себастьян. Об этом писали во всех скандальных газетенках,
включая мою. Я прочитал о твоих подвигах в собственной проклятой газете. И
как я уже говорил, неоднократно писал тебе о своих тревогах, но не получал
ответа. Ты даже не потрудился ответить, когда я телеграфировал тебе о том, что
женился и что мы с женой собираемся в наш медовый месяц посетить
Флоренцию, потому как я хочу познакомить ее с тобой.
− Тебе требовался лишь предлог, чтобы увидеться со мной, потому что тебе
нужна была чертова книга, − парировал Себастьян.
− Именно, а вовсе не потому, что мы вроде как друзья.
Себастьян резко втянул воздух, эти слова подействовали на него, словно удар
хлыста.
− Вообрази мое удивление, − продолжал Гарри, – когда навестив
твой пансион во Флоренции, я обнаружил, что ты там больше не живешь.
Совершая осмотр местных достопримечательностей, я выяснил, что ты уже
несколько месяцев, как отправился посмотреть Швейцарию.
− Отправился посмотреть? Ради всего святого, я же не шлялся по европейским
столицам, словно какой-нибудь благоговеющий американец с «Бедекером»[1]!
Я… − Он умолк, потому как вовсе не намерен был выкладывать издателю
причину, приведшую его в Швейцарию. Но прежде чем он успел придумать
другое правдоподобное объяснение, Гарри заговорил вновь.
− Я знаю, чем ты там занимался.
− В самом деле? – спросил Себастьян в то время, как разум его пытался это
опровергнуть.
« Ты не знаешь, − думал он. – Не можешь знать. Никто не знает».
− Твоя тетушка оказалась весьма добра и объяснила, что ты чувствуешь себя
превосходно, отсиживаясь в одном альпийском домике и работая над книгой.
Себастьяна затопило чувство облегчения. Конечно же, тетя Матильда. Она
знала лишь то, о чем он сам ей сказал, и, принимая все за чистую монету,
передавала эти сведения его знакомым и друзьям.
− Но прошел еще один год, − продолжал Гарри, − а потом еще один, и еще, и
что же, я так и не получил от тебя ни книги, ни весточки. Единственной
причиной, по которой я знал, что ты еще не умер, была Матильда, уверявшая
меня, что ты действительно работаешь над рукописью. И вот, прошлой осенью,
на одном балу мне посчастливилось встретить Ротерштейна. Представь мое
удивление, когда от него я узнал, что в апреле в «Олд Вике» ставится твоя новая
пьеса. Будучи в Швейцарии, ты вовсе не писал обещанный мне роман. Ты писал
пьесу для него.
− Но я…
− И теперь, по прошествии всего, ты влетаешь сюда, полный праведного
негодования, прерываешь меня посреди встречи, чего-то требуешь и жалуешься
на свой чертов низкий доход? Прости, если я не сумел в должной мере тебе
посочувствовать.
С этим Себастьян не мог поспорить. Все сказанное было правдой, и его издатель
обвинял его куда меньше, чем он заслуживал. Обида померкла, оставив лишь
ужасное чувство беспомощности. Он подался вперед, с размаху поставил локти
на край стола и потер лицо ладонями.
− Я написал эту пьесу еще до отъезда из Италии, − пробормотал он, оперевшись
о руки лбом. – Я ничего не писал в Швейцарии.
− Тогда какого дьявола ты там делал?
Приподняв голову, Себастьян взглянул на Марлоу. Он не мог рассказать ему о
своем пребывании в Швейцарии – о том долгом, мучительном отвыкании от
кокаина и последовавшем за ним упадке творческих сил. О тех бесконечных
часах, когда он сидел, уставившись на чистый лист бумаги, не чувствуя ни
единого проблеска вдохновения, а лишь отчаянную жажду наркотика, которого
не мог более получить. О том, как от отчаяния пытался отвлечься на что-то
другое – карабкался на горы, пересекал ущелья, учился ходить на лыжах и
снегоступах. Черт побери, даже учился доить козу. Что угодно, лишь бы забыть
о кокаине, единственной вещи, позволявшей ему с легкостью писать.
Пришло время взглянуть правде в глаза, не так ли? Он выпрямился в кресле.
− Я закончил пьесу три года назад, и это последняя написанная мною вещь.
После я пытался, но все без толку. Гарри, я больше не могу писать.
Взгляд Гарри был задумчив и не лишен сострадания.
− У всех писателей случаются периоды застоя. В твоем случае он вполне
объясним. За короткое время ты проделал огромную работу. Это временно,
Себастьян. Это пройдет.
− Нет, Гарри. – Пытаясь писать без кокаина, он чувствовал себя тонущей в
патоке мухой. – Эта пьеса, эта глупая, скучная пьеса будет последним, что я
напишу. Я устал. – Он откинулся на спинку кресла. – Я так чертовки устал.
Гарри сцепил руки на столе.
− Я никогда не даю советов своим авторам, потому что обычно это пустая трата
времени. Но тебе я все же скажу. Для разнообразия пойди мне навстречу и
прими его. – Он умолк, а когда заговорил вновь, голос его был столь серьезен,
что Себастьян просто не смог пропустить слова друга мимо ушей. – Прекрати
бичевать себя из-за нескольких недотянувших до совершенства рассказов.
Перестань идти на поводу у своих сомнений. – Он откинулся на спинку кресла.
– Хватит избегать печатной машинки. Сядь и начни работать. История придет к
тебе.
− Нет никакой истории. И я не собираюсь ее придумывать. Как понимаешь, это
проблема. Мне просто-напросто на все плевать.
− Себастьян, преодолеть подобное можно только действием. Нужно сидеть
каждый день и писать. И даже если сюжет кажется ужасным, а так, давай будем
честны, кажется всегда, все равно нужно писать. Одно слово, затем другое, и
еще, пока не получится книга.
− Черт побери, дружище, ты глухой? Нет никакой книги. Я вообще не
собираюсь ее писать. Мне больше нечего сказать.
− Писателю всегда есть, что сказать. Ты просто недостаточно просидел за
пишущей машинкой, чтобы понять, что именно. – Он с задумчивым видом
нахмурился. – А ты никогда не подумывал взять напарника? Работать с другим
автором?
− О нет. – Себастьян покачал головой. – Нет, нет, нет. Я не стану
соавторствовать. Написание книг – такая вещь, которой нужно заниматься в
одиночку.
− Тебе и не придется соавторствовать. Послушай меня минутку, − добавил он,
увидев, что Себастьян вновь приготовился возражать. – Знаю я вас, писателей.
Знаю, как вы доходите до такого. Вы садитесь работать, это тяжело, вы
стараетесь, потом бросаете. Пытаетесь снова, это еще тяжелее, и опять бросаете.
С каждым разом становится все труднее сесть в это кресло. Подобно плесени,
уныние потихоньку берет свое, а когда ты это понимаешь, оказывается, прошли
годы, а ты так ничего и не написал.
− Спасибо за повторное описание последних лет моей жизни.
Гарри пропустил его слова мимо ушей.
− Напарник станет вдохновлять тебя не бросать попыток, следить, чтобы ты не
сбегал при первой трудности, и поможет увидеть хорошее в работе, которую
сам ты считаешь никудышной. Ты сделаешь то же самое для него. Вдвоем вы
сможете критиковать друг друга и советоваться, подбрасывать идеи, когда кто-
нибудь из вас зайдет в тупик, и все такое.
Себастьян знал, что многие писатели прибегают к помощи коллег, но сам он
был сделан из другого теста. Для него писательский труд был тяжким,
требующим сил, одиноким восхождением, восхождением, на которое у него
более не осталось сил. В конце концов Гарри придется это принять.
− Мне не нужен напарник. – Себастьян вытащил часы. – Что мне действительно
необходимо, − продолжил он, стараясь, чтобы голос звучал беспечно, хотя сам
он был весьма далек от этого чувства, − это ланч.
Казалось, Гарри его не слышал.
− Это должен быть кто-то, кого ты не сможешь запугать, − произнес он, по всей
видимости, до сих пор увлеченный своей идеей. – Кто не станет сбегать, сломя
голову, подобно испуганной мыши, всякий раз, как ты выйдешь из себя.
Это уже начинало раздражать.
− Я не выхожу из себя! – Насупившись, Себастьян сунул часы обратно в карман
жилета. – Так ты хочешь пообедать со мной или нет?
− Пообедать? – На секунду Гарри непонимающе уставился на него, затем потряс
головой, словно стряхивая оцепенение. – Да, разумеется, − проговорил он,
вставая. – Всенепременно.
Они пообедали в «Савое», и, к огромному облегчению Себастьяна, за едой
Гарри наконец оставил тему литературного творчества. Вместо этого они
обсуждали политику, вероятных победителей грядущих скачек в Аскоте и
волнующие возможности недавнего научного изобретения, именуемого
рентгеновскими лучами, и между тем поглощали превосходные котлеты из
ягненка и яблочный пирог.
Затем Себастьян отбыл, предоставив Гарри оплачивать счет. Пускай он не
написал ни одной книги за четыре года, да и не намерен был делать этого в
будущем, совесть его была спокойна. Издатели, по его мнению, вечно
недоплачивали за книги. И угостить обедом своего впавшего в нищету автора
было меньшим, что они могли сделать.
Примечания:
[1]«Бедекер» – название широко распространённых путеводителей по
различным странам для путешественников и туристов, содержащих обширный
фактический материал (на немецком и других языках). Название получили по
имени немецкого книготорговца и издателя К. Бедекера (К. Baedeker, 1801—59),
первоначально составившего свои путеводители на основе данных, полученных
им в результате путешествий и поездок. В 1827 им было создано в Кобленце
специальное издательство таких путеводителей.
Evelina 02.11.2013 11:36 » Глава 4
Перевод: Evelina
Редактирование: kerryvaya
Глава 4
Если хочешь стать писателем – пиши!
Эпиктет
Дейзи чувствовала, что встреча с лордом Марлоу прошла хорошо. Он ни словом
не обмолвился о ее злобной рецензии на его самого известного автора и
воспринял ее роман «Убывающая луна» с энтузиазмом, который Дейзи сочла в
высшей степени вдохновляющим. Пусть даже встреча с Себастьяном Грантом
оказалась весьма неприятной, Дейзи покинула «Марлоу Паблишинг», полная
самых радужных надежд.
Всю следующую неделю она со всем возможным усердием и самоотдачей
корпела над своими трудами. В надежде, вдруг Марлоу настолько понравится
книга, что он попросит и остальные ее работы, она вытащила все старые
рукописи, выбрала одну и засунула ее в позаимствованный у сестры кожаный
портфель. Затем Дейзи положила оставшиеся рукописи обратно в глубины
ящика стола, где они хранились, попыталась выкинуть из головы размышления
о том, каким будет мнение лорда Марлоу, и вернулась к работе над текущим
романом. Только она села за письменный стол в своей тесной спаленке и
принялась марать бумагу, на нее снизошло ощущение счастья и убежденности,
которой она не испытывала прежде, и сильнее, чем когда-либо, она
почувствовала, что ей судьбой предначертано стать писателем.
Невзирая на эту убежденность, ко дню второй встречи с виконтом, Дейзи
представляла собой сплошной комок нервов. Пока омнибус вез ее в Сити,
дурные предчувствия возобладали над счастливым восторгом, но она
попыталась унять сомнения и страхи мечтами об успехе. Она мечтала о
публикации, известности и одобрении критиков. Она мечтала о том дне, когда
сможет протянуть Люси свою первую изданную книгу, тем самым
демонстрируя сестре явные доказательства того, что в чем-то смогла преуспеть.
Этого ей хотелось больше всего остального.
К тому времени как Дейзи добралась до «Марлоу Паблишинг», ее нервное
возбуждение походило на огромный, блестящий пузырь, больно давящий
изнутри на грудь. Виконт встретил ее с еще большим обаянием и дружелюбием,
нежели в прошлый раз, но когда Дейзи присела напротив, глядя на него поверх
груды рукописей, которыми был завален стол, она вдруг почувствовала, что не
может дышать.
− Я прочитал роман, что вы мне дали, − проговорил Марлоу, указывая на
отдельно лежащую стопку страниц на столе.
При этих словах обычный для Дейзи солнечный оптимизм покинул ее. Она так
крепко сцепила на коленях руки в замок, что заболели пальцы.
− И? – прошептала она, чувствуя, что сердце колотится уже где-то в горле.
− Рад сообщить, что у вас врожденный талант, мисс Меррик.
Это немного успокоило ее страхи.
− История интересная и необычная, и мне очень понравился замысел, −
продолжил он. – Ваша работа весьма многообещающая.
Дейзи несколько воспрянула духом.
− Однако вам еще многому предстоит научиться, − добавил он прежде, чем она
успела насладиться сим радостным мгновением. – Боюсь, ваша книга слишком
сыра для немедленной публикации. Мне жаль.
Пузырь внутри нее лопнул. В дымке тающих надежд Дейзи наблюдала, как лорд
Марлоу берет ее рукопись и кладет перед ней на стол. Несколько мгновений она
лишь потрясенно смотрела на нее, не желая признавать произошедшее и в то же
время ругая себя за то, что тешилась столь неправдоподобными надеждами. Она
заставила себя забрать стопку со стола и опустила голову, пытаясь стряхнуть
разочарование и силясь подыскать слова.
− Может… − У Дейзи перехватило горло. Она умокла, тяжело сглотнув, прежде
чем попытаться заговорить вновь. – Может, у вас есть для меня некие
конструктивные предложения? – спросила она, хотя страницы на коленях
расплывались перед глазами. – Какой-нибудь совет, как сделать ее лучше?
− Я кратко изложил для вас свои соображения, − мягко ответил виконт.
Дейзи несколько раз моргнула, дабы избавиться от застилавшей глаза пелены
слез, и заметила, что сверху к рукописи приложено напечатанное на машинке
письмо за подписью виконта. Одна часть ее хотела немедленно прочитать
письмо, горя от нетерпения узнать, в чем же ошибка, но другая – порывалась
швырнуть его в первый встречный костер и навсегда оставить все попытки.
− Мне не терпится прочитать ваши комментарии.
Дейзи открыла портфель и засунула рукопись внутрь, рядом с давешней
работой, которую он теперь, вероятно, никогда не прочтет.
− Надеюсь, вы найдете мои замечания полезными, − произнес лорд Марлоу,
пока она застегивала папку. – Если вы намерены учиться, если продолжите
писать и приложите усилия, чтобы совершенствоваться, не сомневаюсь,
однажды вы станете настоящим писателем.
Руки Дейзи замерли в воздухе, она не могла не вспомнить, как в этой же самой
комнате уверяла Себастьяна Гранта, что спокойно воспримет любую критику и
будет учиться на своих ошибках. Вот бы он сейчас посмеялся, если б узнал.
Как бы то ни было, она не лицемерка. И намерена следовать собственным
словам. Дейзи сделала глубокий вдох и подняла голову, прилагая все усилия,
дабы скрыть разочарование.
− Спасибо, милорд. Я чрезвычайно благодарна за ваше время и уделенное мне
внимание.
− Не стоит благодарности. Я буду рад прочесть ваши будущие работы.
Это несколько утешало, но не слишком.
− Я ценю это, − пробормотала она и начала было вставать, но следующие слова
виконта ее остановили.
− Моя жена рассказала, что в настоящее время у вас нет подходящей работы.
Дейзи опустилась обратно в кресло, щеки ее загорелись при упоминании о
нынешних обстоятельствах.
− Да.
− Еще она поведала, что вы и прежде сталкивались с подобными трудностями, в
основном благодаря своей способности высказывать первое, что придет на ум.
Как вы полагаете, это справедливое утверждение? Прошу прощения, −
немедленно добавил он, − но хотя сей вопрос может показаться назойливым, у
меня имеются причины его задать.
Дейзи с трудом выдавила:
− Боюсь, я, на свою беду, слишком откровенна в суждениях. – Она попыталась
улыбнуться. − Не сомневаюсь, вы уже подметили сию мою слабость, милорд.
Как и лорд Эвермор, к сожалению.
Марлоу улыбнулся в ответ, поняв, что Дейзи имеет в виду происшествие,
имевшее место в его конторе неделю назад.
− Поверьте, я вовсе не считаю чистосердечность слабостью. Что до Эвермора,
ему только на пользу, если изредка сбивать с него спесь. Слишком уж он
высокомерен. Худшее, что можно сделать, это потворствовать ему и тешить его
самолюбие. – Виконт умолк, откинулся на спинку кресла и, постукивая
карандашом по столу, пристально разглядывал девушку несколько мгновений,
прежде чем вновь заговорить. – Судя по вашей рецензии, вы знакомы с
остальными его работами.
Дейзи изумленно уставилась на лорда Марлоу.
− Ну разумеется. Я прочитала их все. Он написал такие чудесные книги. «Сила
Шторма». «Расплата епископа». А его пьеса «Третья жена»… О, я все
представление просидела как на иголках.
− Но его более поздние произведения вас не впечатлили.
Дейзи прикусила губу и промолчала. Она пыталась… на самом деле пыталась…
понять, когда же стоит придержать язык за зубами.
Марлоу взял в руки газету и зачитал:
− Бывший лев английской литературы предпочел предстать перед нами с
неглубокой банальной безвкусицей, что, в общем-то, характерно для восьми
последних лет его творчества. Вашего рецензента не может не огорчать то
обстоятельство, что самые блестящие работы Себастьяна Гранта уже лет десять
как остались позади.
Дейзи пустилась в объяснения:
− Когда я писала это, я не знала… то есть не подумала, что «Марлоу
Паблишинг» печатает его книги. Конечно же, вы сердитесь. А как иначе, и
когда мы встретились в прошлый раз, я была уверена, вы поднимете это вопрос,
но вы ничего не сказали и…
− Мисс Меррик, умоляю, не терзайте себя. Я знал об этой рецензии, прежде чем
газету отправили в печать. Мистер Тремейн, редактор «Газетт», позвонил мне
поздно вечером домой и прочитал ваш отзыв, спросив, хочу ли я его
опубликовать. Я велел ему не менять ни слова.
− Правда?
− Я видел пьесу, мисс Меррик. Ваша оценка совершенно справедлива. Более
того, Эвермор и сам это знает.
− Знает? – Дейзи издала недоверчивый смешок. – Простите, но, по мне, в это
несколько трудно поверить.
− Тем не менее, это так. – Он на секунду замолчал, затем продолжил: − Хотя
ваше произведение, на мой взгляд, слишком сыро, чтобы немедленно его
опубликовать, я подметил некоторые иные ваши качества, которые весьма и
весьма меня заинтересовали.
Дейзи была поражена.
− Иные качества?
− Да. Как мы уже обсудили, вы обладаете непревзойденной способностью быть
искренней. Я нахожу это освежающим.
Дейзи не смогла сдержать безрадостной улыбки.
− Думаю, вы первый, кто сделал мне подобный комплимент.
Он ухмыльнулся в ответ.
− Неудивительно. А еще вы способны четко выражать свое мнение, этот талант
вы продемонстрировали, написав отзыв на пьесу Эвермора. Мне вполне
понятно, что некоторые, лорд Эвермор в том числе, не способны в должной
мере оценить эту черту вашего характера, зато я могу. – Он наклонился вперед в
своем кресле и отбросил в сторону карандаш. – У меня есть для вас необычное
предложение. Приняв его, вы окажете огромную услугу одному моему старому
другу, а заодно и сами поднатореете в писательском искусстве.
− Я не уверена, что понимаю вас, милорд. Что именно вы мне предлагаете?
− Работу, мисс Меррик. Я предлагаю вам работу.
Мрачное предсказание Себастьяна, высказанное его другу, лорду Кейну, в ночь
премьеры, сбылось точнее, нежели только можно было себе вообразить.
Инвесторы, вложившие деньги в «Девушку с красной сумочкой», прикрыли
пьесу спустя всего лишь неделю после открытия. Никогда прежде пьеса
Себастьяна Гранта не сходила с подмостков за какие-то несчастные семь дней,
но поток разгромных рецензий, почти столь же безжалостных, как и в «Газетт»,
вкупе с падающей продажей билетов значительно ускорил сие решение.
Ротерштейн был в ярости и винил во всем Себастьяна. Себастьяну же было все
равно. Джин, по его мнению, мог подсластить пилюлю даже еще более
сокрушительного провала. По крайней мере, до следующего дня.
Ото сна его пробудил Аберкромби, по какой-то идиотской причине вдруг
решивший покопошиться в его комнатах с каминной кочергой.
− Эй, ради всего святого, прекрати бренчать этой штуковиной! – проворчал
Себастьян, накрывая ухо подушкой. – На дворе май. Нам не нужен чертов
огонь.
− Разумеется, нет, сэр. Простите, сэр.
К его облегчению, камердинер прекратил забавляться с каминными
принадлежностями. Но стоило Аберкромби удалиться, как в спальне Себастьяна
появился Саундерс и звонким голосом объявил:
− Утренняя почта, сэр.
«И зачем обязательно так орать?» – с недовольной гримасой подумал Эвермор.
Не в силах выказать хоть малейший интерес к утренним письмам, он что-то
пробурчал, перевернулся и вновь уснул.
Но провести весь день в постели ему, видимо, было не суждено. Он не знал,
сколько еще проспал после ухода Саундерса, прежде чем покой его снова был
нарушен, на сей раз экономкой.
− Доброе утро, сэр, − глубоким тягучим голосом произнесла миссис Партридж,
широко распахнув дверь.
Себастьян подскочил, напуганный этими звуками, столь грубо вырвавшими его
из дремы, и приоткрыл один глаз.
− Да, Партридж, в чем дело?
− Одиннадцать часов, сэр, − ответила экономка, словно бы он спросил у нее,
сколько времени. – На буфете в столовой вас ожидает на подогретых блюдах
завтрак. Повар собирается убрать его, говоря, что уже слишком поздно, но я
