Текст книги "С мыслями о соблазнении"

Автор книги: Лаура Ли Гурк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

нервировало. Столь задумчивое, оценивающее изучение оказалось удивительно

интимным, почти как прикосновение.

При этой мысли Дейзи почувствовала, что лицо ее заливает краска, и поспешно

опустила глаза, но была слишком взволнована, чтобы полностью

сосредоточиться на книге, которую держала на коленях. Она продолжала

ощущать на себе взгляд Эвермора, затем поняла, что пробегает глазами по

одним и тем же предложениям, не вникая в смысл.

Дом затих, все слуги отправились спать, слышно было только тиканье маятника

часов, раскачивающегося вперед и назад, отсчитывая секунды. Глухой стук

заставил Дейзи оглядеться по сторонам, она заметила, что книга леди Матильды

соскользнула с колен, а голова запрокинулась: очевидно, пожилая дама уснула.

Дейзи вновь вернулась к собственной книге. Поняв, что уже прочитала эту

страницу, она перелистнула ее и, снова уловив краем глаза, что Эвермор за ней

наблюдает, решила, что больше не собирается терпеть. Когда Матильда начала

тихонько похрапывать, Дейзи закрыла книгу и встала.

Эвермор тут же последовал ее примеру, в свою очередь поднявшись на ноги.

− Мисс Меррик? Надеюсь, вы не лишаете нас своего общества на этот вечер?

− О, нет… − ответила Дейзи. – Я только… − Она умолкла, подыскивая повод

избежать беседы наедине. – Эта книга показалась мне немного скучной, вот и

все. Я решила поискать в вашей библиотеке что-нибудь поинтереснее. – Она

взглянула на похрапывающую леди Матильду и вновь обратилась к Эвермору. –

Можете что-нибудь посоветовать, милорд?

− Разумеется. – Он отложил книгу и прошествовал вместе с ней в библиотеку. –

Вчера из Лондона прибыли почтой несколько книг, включая некоторые

последние художественные работы. Разрешите показать их вам?

Дейзи позволила ему взять ее под локоток и отвести к той стене, где над

камином располагалась ниша с книжными полками. Они остановились слева от

камина, и граф принялся просматривать тома в кожаных и матерчатых

обложках прямо перед собой.

− Например, эта, − сказал он, доставая одну из книг.

Дейзи взяла книгу в руки.

− «Проклятие Терона Уэра»[1], − прочитала она заголовок.

− Некоторые персонажи выписаны просто блестяще, особенно один по имени

Свенгали. Но если она не в вашем вкусе, посмотрите вот эту. – Он вытащил еще

один том и протянул его Дейзи. – «Сердце принцессы Озры». Того же автора, что написал «Узник Зенды»[2]. Действие так же происходит в Руритании, но

несколько раньше. Это своего рода предыстория «Зенды».

В другой раз Дейзи, возможно, заинтересовалась бы, ведь «Узник Зенды»

принадлежал к любимым ее романам, но сейчас мысли были заняты другим.

− Почему вы все время пялитесь на меня? – прошептала она.

Повернув голову, граф посмотрел на нее.

− Разве я пялюсь? – тихо ответил он.

− Да, и я хочу, чтобы вы прекратили. Это невежливо.

− Прошу прощения. Просто для меня вы загадка, которую я пытаюсь разгадать,

мисс Меррик.

− Что же во мне такого загадочного?

− Я пытаюсь понять, почему женщины полагают, будто необходимо скрывать

такую прелестную особенность, как веснушки.

Дейзи нахмурилась, с сомнением глядя на него:

− Вы себя хорошо сегодня чувствуете?

− Замечательно. Почему вы спрашиваете?

− С вами приятно.

Эвермор рассмеялся.

− В ваших устах, это звучит как обвинение. Знаете ли, я способен иногда быть

приятным. Остается лишь сожалеть, что прежде вы не были знакомы с этой

стороной моего характера.

Дейзи скептически хмыкнула. Он вел себя совершенно не так, как ожидалось, и

эта внезапная дружелюбность казалась крайне подозрительной.

− Просто это нисколько на вас не похоже, особенно в отношении меня.

Единственное объяснение, которое приходит на ум, что вы нездоровы. –

Замолчав, она прищурилась. – Или же, − добавила Дейзи, − ваша

предупредительность и комплименты имеют под собой некие скрытые мотивы?

− А может, я просто устал воевать с вами и пытаюсь объявить перемирие.

− Перемирие, как же, − проворчала она. – Полагаю, вы стараетесь быть милым и

делаете комплименты, потому что не желаете вносить те изменения и надеетесь

с помощью лести этого избежать.

− Какая великолепная идея. – Эвермор широко улыбнулся. – А это сработает?

Дейзи затаила дыхание при виде его ослепительной улыбки. Она никогда не

видела, чтобы он так улыбался, и, возможно, будучи столь неожиданной

редкостью, улыбка эта оказала просто умопомрачительное действие. Смягчив

резкие черты лица, она сделала его не просто красивым, но и по-мальчишески

обаятельным. Сильнее, чем когда-либо, Дейзи ощутила, что плывет по

неисследованным водам.

− Вся ваша лесть ничего не изменит. Если хотите получить деньги, вам

придется исправить рукопись.

− О, ну хорошо, − со вздохом согласился он. – Если вы решили упрямствовать,

полагаю, у меня нет выбора. Но я не лгал.

− Не лгали?

− По поводу веснушек. – Смешливое выражение исчезло с его лица. Ресницы

опустились. – Готов подписаться под каждым словом.

Когда Себастьян поднял руку и прижал ладонь к ее щеке, у Дейзи вдруг

перехватило дыхание. Когда он коснулся большим пальцем ее губ, внутри все

затрепетало, и ее окатила жаркая волна, разлившаяся по всему телу.

«О Боже, − подумала она, − теперь я в смятении».

Дейзи приехала в Девоншир, готовая к его обычной вспыльчивости. Она

ожидала, что Эвермор изо всех сил станет сопротивляться на каждом шагу. Но

не ожидала, что он будет очаровательным. А еще больше ее удивило то, как

подействовала на нее перемена в его поведении. Эта легкая ласка лишала Дейзи

способности трезво мыслить, колени странно ослабели и задрожали, а сердце

пустилось вскачь.

А что, если б он ее поцеловал? Каково это чувствовать, как их губы

соприкоснутся, а он заключит ее в объятия и прижмет к себе? Когда граф

шевельнулся, склонив голову, будто собираясь ответить на сей вопрос, рука его

скользнула на затылок, большим пальцем за подбородок приподняв ее лицо,

приятное тепло внутри переросло в пылающее предвкушение, подобного

которому Дейзи не чувствовала прежде.

В попытке обрести рассудок Дейзи напомнила себе, что леди Матильда

находится прямо в соседней комнате. Пожилая дама могла проснуться в любую

минуту и увидеть их через дверной проем, стоит ей только оглянуться. Дейзи

вовсе не мечтала опозориться, будучи застигнутой в столь компрометирующей

ситуации. Кроме того, на ней лежат некоторые обязательства. Она здесь, чтобы

помогать Эвермору в работе, и его романтические ухаживания были последним,

в чем она нуждалась. Она проработала достаточно, чтобы вдоволь насмотреться

на подобный вздор – ничем хорошим это не заканчивалось. К тому же она

далеко не дурочка. Дейзи прекрасно понимала, зачем граф заигрывает с ней, и

не собиралась идти у него на поводу.

Когда Себастьян наклонил голову ниже, Дейзи уперлась ему ладонью в грудь:

− Это не сработает.

Он выпрямился, глядя на нее с видом невинного школьника, чем ни на

мгновение ее не обманул.

− Не знаю, что вы имеете в виду.

− Разумеется, не знаете. Полагаю, поцелуи – это способ объявить перемирие?

К ее досаде он рассмеялся:

− Один из способов.

При звуках его смеха Дейзи бросила неуверенный взгляд в дверной проем, но, к

ее облегчению, леди Матильда все еще спала и, запрокинув голову,

похрапывала в потолок. Дейзи вновь сосредоточилась на стоявшем перед ней

мужчине и поняла, что он все еще касается ее. Она отдернула ладонь с твердой,

как стена, груди и, схватив Себастьяна за запястье, скинула его руку, но в то же

самое мгновение ощутила немедленную потребность воздвигнуть между ними

какую-нибудь преграду.

Подняв предложенные книги, Дейзи прижала их к груди.

− Раз таков ваш способ объявить перемирие, значит, теперь вы намерены

исправить рукопись?

− Ну, я не собираюсь переписывать роман заново. Слишком много работы, а я

ужасно ленив. Помните, вы ведь предложили мне несколько вариантов?

Двусмысленность вопроса не ускользнула от Дейзи, но он не дал возможности

уточнить.

− Коль вы разложили здесь свои письменные принадлежности, − оглядываясь,

продолжил Эвермор, − полагаю, вы решили, что мы будем работать в этой

комнате?

− Мы? – удивленно повторила Дейзи. – Вы собираетесь писать здесь? Но леди

Матильда сказала, у вас имеется личный кабинет.

− Да, но, боюсь, та комната не подойдет.

− Почему?

Себастьян доверительно склонился к ней.

− Она рядом с моей спальней, − объяснил он и улыбнулся, заметив, как она

покраснела. – Никогда не знаешь, когда снизойдет вдохновение, поэтому я

нахожу удобным писать неподалеку от того места, где сплю.

В голове Дейзи промелькнул яркий образ: вот граф просыпается среди ночи,

вдохновленный внезапной идеей, и встает обнаженным с постели, а его голая

грудь светится в лунном свете, словно мрамор.

Дейзи глубоко вдохнула, пытаясь выкинуть из головы эти несколько

непристойные картины.

− Не понимаю, какое это должно иметь отношение ко мне.

− Предполагается, что мы станем работать вместе, − напомнил ей Эвермор. –

Помогать друг другу. Помните?

− Да. Совершенно верно. – Даже для самой Дейзи ее голос прозвучал сдавленно,

образы Себастьяна без одежды никак не шли из головы. Она отчаянно пыталась

вернуть самообладание. – Но зачем обязательно работать в одной комнате?

− А что, если вы понадобитесь мне? Или я вам? Чертовски неудобно, если мы

окажемся в разных концах дома, вы не находите? – Не дожидаясь ответа, он

огляделся и указал на крепкий стол тикового дерева, стоящий прямо напротив

облюбованного ею секретера. – Воспользуюсь им.

− Не уверена, что нам будет удобно работать в подобной близости. Разве это не

станет слишком отвлекать?

− Полагаю, совсем наоборот. Вы же видите, у меня теперь проблемы с

дисциплиной. За мной нужно присматривать, следить, чтобы я усердно

трудился.

Учитывая, что он только что пытался ее поцеловать, у Дейзи было полное право

скептически отнестись к его кажущимся столь благими намерениям. С другой

стороны, если граф будет у нее на глазах, она, по крайней мере, сможет быть

уверена, что он работает каждый день. Дейзи капитулировала.

− Что ж, замечательно. Начнем завтра. В девять утра.

− В девять? – простонал он. – Не помню, когда в последний раз вставал в такую

рань. – Вы просто деспот, мисс Меррик.

− Пока нет. – Она направилась к выходу. – Я стану им завтра.

Примечания:

[1] «Проклятие Терона Уэра» (1896) – психологический роман американского

писателя Гарольда Фредерика, в котором изображены душевные терзания

молодого американского методистского священника, осознающего

несовершенство существующих церковных институтов, а также собственную

слабость и неспособность к борьбе за их радикальную перестройку. По ходу

повествования герой знакомится с ученым доктором Ледсмаром, католическим

священником Форбсом и красавицей-католичкой Селией Мэдден, под влиянием

которых увлекается новыми идеями, выходящими далеко за пределы затхлого

мирка провинциальной общины. При этом он все более отдаляется от своей

жены и подпадает под очарование Селии, однако та неожиданно порывает с ним

всякие отношения. Этот удар в дополнение к ставшему уже очевидным разладу

с церковью едва не сводит Уэра в могилу. Оправившись после тяжелой болезни,

он вместе с женой уезжает на Запад, в Сиэттл, решив посвятить себя мирским

делам – бизнесу и политике.

[2] «Пленник Зенды» (1894) – приключенческий роман английского писателя

Энтони Хоупа, действие которого происходит в вымышленном королевстве

Руритания.

Спойлер

Evelina 19.04.2014 08:56 » Глава 10

Перевод: Evelina

Редактирование: kerryvaya

Глава 10

Я каторжник пера и чернил.

Оноре де Бальзак

− Сэр?

Себастьян почувствовал на плече руку Аберкромби, но глаз не открыл.

− Мм? – пробурчал он.

− Сэр, уже полвосьмого. Себастьян не мог припомнить, когда в последний раз

вставал ни свет ни заря. Наверное, с монахами. Он поерзал, пытаясь стряхнуть

руку камердинера, но если думал, что этим заставит Аберкромби убраться, то

ошибался.

− Сэр, вы хотели успеть до девяти принять ванну и позавтракать. Помните?

Сегодня вы приступаете к работе над книгой.

К работе над книгой? При этих словах затуманенное сном сознание Себастьяна

презрительно усмехнулось. Он ведь больше не пишет. Он что-то протестующее

промычал и перевернулся, полагая, что зрелище его спины образумит

Аберкромби и тот оставит его в покое. Но когда камердинер, покашляв, вновь

потряс хозяина за плечо, граф понял, что недооценил настойчивость слуг,

которым задолжали жалование.

− Прошу прощения, сэр, но вы настоятельно просили разбудить вас в это время.

Вы сказали, мисс Меррик несомненно оценит пунктуальность.

Мисс Меррик? Ах, да. В голове тут же замаячил ее облик: стройное тело,

небольшие округлые груди и изящная попка, светящаяся кожа и золотистые

веснушки. Она считает, что веснушки следует скрывать. Глупая женщина. Он

мечтал поцеловать каждую из них. Все… до… единой.

Предаваясь сим эротическим мыслям, Себастьян глубже зарылся в подушку и

представил, как прикасается к Дейзи, скользя кончиками пальцев от ключицы

ниже, к вершинам грудей…

− Сэр, ванна уже готова. Если вы сейчас же не встанете, вода остынет.

Себастьян застонал при вторжении камердинера в то, что могло оказаться

чертовски приятной фантазией. Напомнив себе, что все равно не суждено

воплотить ее в жизнь, граф заставил себя проснуться и встать с постели.

Вымытый и выбритый, Себастьян обдумывал свои планы в свете событий

прошлой ночи. Граф вспомнил, как провел пальцем по бархатистым губам и

изумление, с которым Дейзи на него смотрела, – он был уверен, что поцелуй

неизбежен. Но эта умница видела Себастьяна насквозь и холодно остановила.

Ее прекрасные глаза светились решительностью, это выражение уже было

хорошо ему знакомо, и Себастьян осознал: чтобы расположить ее к себе,

потребуется куда больше изобретательности, чем он сперва думал. Камердинер

извлек на свет божий старый, изрядно поношенный костюм, в котором

Себастьян всегда любил писать, и он одобрительно оглядел удобные

фланелевые брюки и заляпанную чернилами белую льняную рубашку. Если

стараешься произвести на женщину впечатление, следует прилично одеваться,

но в их случае более действенно поступить наоборот. Он ведь пытается

предстать страдающим писателем в муках творческой агонии. Лучше одеться

соответственно.

Натянув брюки, Себастьян склонился над туалетным столиком к зеркалу и

потер ладонью по свежевыбритой щеке. Может, не бриться несколько дней и

уйти в запойное пьянство? Ничто не придает столь безумно артистичный и

страдающий вид, как отросшая щетина и похмелье.

Он спустился вниз, когда часы пробили половину девятого и ожидал встретить

за завтраком мисс Меррик, но к его удивлению Дейзи в столовой не оказалось.

Зато была тетушка Матильда: попивая чай, она вскрывала письма. Тетя

сообщила, что мисс Меррик уже позавтракала и теперь трудилась в поте лица в

библиотеке. Прочитав в глазах двоюродной бабки упрек за то, что не занимается

тем же самым, Себастьян спешно проглотил чашку чая и порцию бекона с

почками, засучил рукава рубашки, дабы продемонстрировать горячее желание

работать изо всех сил, и объявил тетушке, чтобы их с мисс Меррик до обеда не

беспокоили. Избавив себя от всяческих неуместных вмешательств со стороны

тети или слуг по крайней мере на ближайшие четыре часа, Себастьян удалился в

библиотеку.

Он обнаружил ее за столом, строчащую что-то пером по бумаге. В профиль,

залитая солнечным светом из окна, высветившим все медные искорки в волосах,

она напомнила ему полотна Ренуара. Остановившись в дверях, Себастьян

прислонился плечом к косяку. Дейзи не обратила на него внимания, и с минуту

он, незамеченный, с удовольствием разглядывал ее и наслаждался зрелищем. За

все эти годы Себастьян стал весьма искушен в отыскивании причин,

отвлекающих его от писательских трудов, но Дейзи Меррик могла оказаться

самой восхитительной отдушиной из всех.

Ее волосы были собраны в массу мягких локонов и завитков, что очень

понравилось Себастьяну, потому как казалось, что они в любое мгновение

рассыпятся. Он повернулся, немного наклонившись, чтобы оценить стройный

изгиб шеи и миловидную линию щеки над строгим белым воротником блузы.

Эвермор представил, как нагибается, чтобы поцеловать нежную кожу ее ушка.

Занятый этими упоительными размышлениями, Себастьян не сразу заметил, что

когда она пишет, то не делает пауз и не сомневается, просто выводит одну

строку за другой без всякой опаски. До того, как он стал злоупотреблять

кокаином, ему никогда не удавалось так писать. Терзаемый вечными

сомнениями, он всегда имел привычку останавливаться и перепроверять

предложения, но ей, казалось, неведомы подобные сомнения. Кончик пера

издавал скрежещущие звуки, пока она бегло водила им по бумаге и лишь

единственный раз остановилась, чтобы окунуть перо в чернильницу. Себастьян

наблюдал за ней с легкой завистью. Как можно так писать?

Тем временем Дейзи закончила страницу, поставила перо в подставку и

промокнула лист бумаги. Повернувшись, чтобы поместить ее поверх кипы

страниц рукописи, она заметила в дверях графа.

− Боюсь, вы вновь застали меня за подглядыванием, − проговорил он,

отлепляясь от косяка, − но вы казались столь увлеченной творческим

сочинением, что я не хотел портить момент. Кроме того, − добавил он, входя в

комнату, − сидя здесь, вы представляете собой чертовски симпатичную картину.

Все равно что лицезреть Ренуара.

Дейзи не выглядела впечатленной.

− Я уже говорила, что умасливание меня комплиментами вас не спасет.

− Возможно, не спасет, − согласился он, пересекая комнату по направлению к

столу, − но, думаю, и не повредит. Кроме того, прошлым вечером я уже сказал,

что не делаю пустых комплиментов.

Дейзи не стала продолжать спор. Вместо этого она пером указала на стол

тикового дерева подле него. – Ваш камердинер спустился рано. Он принес ваши

письменные принадлежности и подготовил рабочее место.

Себастьян взглянул через плечо на стол. Его «Крэнделл» стоял прямо на пресс-

папье посреди стола. Выше располагался латунный письменный набор с двумя

перьями и перочинным ножом. Слева от печатной машинки лежала старая

пожелтевшая рукопись и запас свежей бумаги. Он уставился на белоснежные и

пожелтевшие листы и ощутил приступ паники.

− Я заметила, что у вас «Крэнделл»[1].

Ее голос вырвал его из дурных предчувствий.

− Да, − отозвался Себастьян, напомнив себе, что это всего лишь спектакль. Он

здесь не для того, чтобы писать, а затем, чтобы от этого отвертеться. – Уже

много лет. Старая потрепанная вещица, но все еще работает. – Он взглянул на

стол Дейзи, впервые заметив, что у нее нет печатной машинки. – Я думал, вы

квалифицированная машинистка. И пишете рукописи от руки?

− Дома у меня есть печатная машинка, но я никогда ею не пользуюсь. Клавиши

западают, а поскольку бумага у нее находится внутри, я не вижу, когда делаю

ошибки. Проще написать от руки. – Она бросила взгляд на его стол. – Если бы у

меня был «Крэнделл», − завистливо добавила она, − я бы, не сомневаясь,

бросила все эти перья. Прекрасная машинка.

− Мне, как и вам, нравится видеть то, что я печатаю. К тому же «Крэнделл»

легкий. Я всегда много путешествовал и всюду брал его с собой.

Дейзи склонила голову набок.

− Но не в Пеннинские Альпы, − пробормотала она.

Любопытство девушки было очевидно, но Себастьян не намерен был посвящать

ее в детали. Он здесь, чтобы показать ей, сколь невозможно для него

сочинительство, сыграть измученного художника, но черта с два он обнажит

перед ней душу.

− Нет, − поспешно ответил он. – Не в Альпы.

Граф обогнул свой стол и отодвинул кресло. Присев, он уставился в

отполированную черную жесть и блестящую сталь «Крэнделла», страх камнем

упал ему в желудок.

Сделав вдох, он отбросил все опасения и потянулся за чистым листом писчей

бумаги. Чтобы осуществить свой план, нужно создать видимость работы.

Эвермор заправил бумагу в «Крэнделл», но стоило ему коснуться пальцами

клавиш, он ощутил приступ чистой необъяснимой паники. И тут же отдернул

руки.

− Что-то не так?

Подняв голову, он обнаружил, что Дейзи взирает на него с легкой

озабоченностью.

− Ничего, − солгал он, хотя правда лучше послужила б его цели. – Почему вы

спрашиваете?

− Вы выглядите… обеспокоенным.

− Я в полном порядке.

Удовлетворившись ответом, она вновь сосредоточилась на работе. Себастьян

опять положил руки на клавиши и застыл, парализованный. Белый лист бумаги

маячил перед ним, подобно ледяным просторам Арктики. Он закрыл глаза, но

стало только хуже, поскольку ощутил предательскую жажду просачивающегося

в кровь кокаина. Он не мог этого сделать. Не мог даже притвориться, что

пытается. Его руки соскользнули с печатной машинки. Он разразился тихими

проклятиями.

− Милорд?

Себастьян вновь поднял глаза и увидел, как она тихонько кашлянула.

− Прежде чем вы попытаетесь исправить роман, − мягко предложила она, −

может, стоит его сперва прочитать?

− Прочитать? – Он ухватился за эту мысль с глубоким облегчением. Читать,

даже собственную прозу, куда лучше, чем притворяться, что пишешь. – Да,

разумеется. Это будем отличным первым шагом.

Сдвинув в сторону список ее замечаний, лежавший сверху, он сгреб стопку

пожелтевших страниц, откинулся в кресле, напустив на себя самый, как он

надеялся, добросовестный вид. Себастьян чувствовал на себе ее задумчивый и

несколько озадаченный взгляд, но не обращал внимания, заставляя себя

приступить к чтению рукописных строк, выведенных им много лет тому назад.

Это была мука. К концу первой главы он не мог взять в толк, с чего, ради всего

святого, в свои семнадцать он был так самонадеян, что полагал, будто обладает

хоть каким-то талантом. К концу второй не понимал, как у Гарри мог оказаться

настолько плохой вкус, чтобы опубликовать хоть одну его работу. К концу

третьей убедился, что проявил завидную рассудительность, ни разу за все годы

не взяв в руки этот роман. Это просто мусор.

Себастьян изводил себя все утро, но к концу восьмой главы, рукопись стала

столь невыносимо скучной и банальной, что он просто вынужден был

остановиться.

В противоположность ему мисс Меррик, все еще поглощенная работой,

строчила по бумаге, и Эвермор вновь задался вопросом, как можно так писать.

Она занималась этим уже несколько часов, затерявшись в волшебном

писательском мире, где важна только история и ничего больше. Ах, жить так,

забыть обо всем и обо всех и полностью погрузиться в работу – каким это было

благословением. До кокаина подобные моменты случались нечасто, но

Себастьян до сих пор вспоминал, каково это: возбуждение от льющихся

потоком слов, радость от выразительно построенного, совершенного

предложения, удовлетворение от правильно выписанной ключевой сцены, облегчение, с которым пишешь самое любимое слово «Конец».

Но Себастьян помнил и темные стороны и потому завидовал Дейзи. Она так

свежа и наивна, так целеустремленна и настойчива. И он когда-то был таким,

много лет назад, в самом начале. Сейчас слова льются из нее с естественной

легкостью, свободной от неизбежных сомнений, разочарований и язвительной

критики. Это придет к ней, с каждым годом, с каждой книгой писать будет все

труднее. Из льющегося потока слова превратятся в ручейки, а затем в

драгоценные капли. В душе поселится отчаяние, потом паника. И тогда она

попробует кокаин, абсент, а может, джин, но несмотря на все попытки в конце

концов станет похожей на него. Все писатели в итоге к этому приходят.

Словно чтобы рассеять эти мрачные размышления, из-за облаков выглянуло

солнце. Пролившись сквозь окно, солнечный свет наполнил комнату, четче

обрисовав контуры тела девушки, чем сразу же поднял Себастьяну настроение.

Он заметил, что на ней корсет, потому как разглядел крошечные рукава-

фонарики того, что явственно было лифом-чехлом, вырисовывающимся под

блузой с буфами. На деле совесть не позволила бы графу затащить ее в постель,

но представлять он мог все, что угодно. Слой за слоем, он бы избавил ее от

одежды, начав с этой строгой накрахмаленной блузы.

Дейзи шевельнулась, но тем не нарушила страстных грез Себастьяна, потому

как закрыла глаза и со стоном запрокинула голову, открыв взгляду нежную

шейку, что только пуще распалило пожар в его теле. Она свела лопатки вместе,

при этом груди подались вперед, отчего его возбуждение разгорелось в знойную

всепоглощающую страсть. В его мыслях она вдруг предстала пред ним

обнаженной и он обхватил ее груди ладонями.

− Вы снова это делаете.

Внезапное возвращение к действительности оказалось болезненным. Поерзав в

кресле, Эвермор заставил себя встретиться с Дейзи взглядом.

− Прошу прощения?

− Пялитесь на меня.

Он посмотрел на восьмую главу, затем вновь на мисс Меррик, и решил, что с

него хватит. Ему необходимо отвлечься.

− Простите. Я размышлял, как вам удается так писать.

Неодобрение в ее глазах сменилось замешательством.

− Что плохого в том, как я пишу?

− Я не сказал, что в этом есть что-то плохое. Просто вы пишете без всяких

колебаний, и это привлекло мое внимание.

Казалось, его слова ее озадачили.

− Ну, пока нет нужды в каких-то перерывах. В конце концов, это просто

наброски.

− Да, но разве вам не требуется время на размышления?

Теперь Дейзи выглядела еще больше озадаченной.

− Вообще-то нет. Я же сказала, это черновик. На данном этапе, я просто пишу,

как можно быстрее, стараюсь каждый день заканчивать по меньшей мере

десятью новыми страницами.

Бывало и ему такое удавалось. Доза кокаина и четыре эспрессо, с некоторой

ностальгией вспомнил Себастьян, и он мог писать страницу за страницей без

остановки. Он взглянул на строки текста, которые она так быстро выводила,

затем на пустой лист бумаги в своей печатной машинке, и ощутил, как зависть

перерастает в отчаяние. Он никогда не сможет снова так писать. Не сможет

писать, как она.

− Сколько вы пишете в день?

Голос Дейзи вторгся в его мысли, и Себастьян выкинул из головы

воспоминания об Италии. С кислым лицом он поднял перед ней чистый лист:

− Вот так теперь завершается каждый мой день всякий раз, когда я пробую

писать.

− Всякий раз? Вы преувеличиваете.

− Нет, цветочек, нисколько. Поэтому я и бросил. – Со вздохом он кинул бумагу

на стол рядом с «Крэнделлом» и потер кончиками пальцев над глазами. – Это

так чертовски тяжело.

− Да, тяжело. Временами.

Опустив руку, Эвермор уставился на Дейзи, негодуя на нее, ее энтузиазм и

чертовы десять страниц в день с неистовством, удивившим его самого. Он-то

считал, что его уже ничто не трогает.

− Но и приносит удовольствие, − мягко продолжила она. – Вам должно быть это

известно. Вы оставили богатое наследие. Если б творчество не приносило вам

радость и удовлетворение, зачем бы вы стали им заниматься?

− Сумасшествие?

Казалось, она не отнеслась к его предположению с должной серьезностью.

− Ведь вы должны находить в нем какую-то награду?

− Возможно, − признал он, − но большую часть времени это мука. Все равно,

что карабкаться на четвереньках по острым скалам. Голым, − добавил он для

лучшего сравнения. – А твоя муза все это время нашептывает, что ты никогда не

достигнешь вершины и, должно быть, безумен, раз пытаешься.

Дейзи молча изучала его, ее прелестное веснушчатое лицо преисполнилось

сочувствием.

Этого Себастьян не мог вынести. Вскочив на ноги, он подошел к одному из

французских окон, ведущих на террасу. И уже принялся открывать дверь, думая

лишь о побеге, но ее голос его остановил.

− А что, если посмотреть на все иначе?

Он замер, рука его застыла на дверной ручке.

− Что вы имеете в виду?

− Воспринимайте это как развлечение, а не как муку.

− Развлечение? – эхом отозвался он и бросил хмурый взгляд через плечо. – Вы

ведь не всерьез?

Но Дейзи не шутила. Судя по задумчивому выражению лица.

− Мне кажется, если верить, то все получится.

− Нет, не получится. Это ложь, а ложь еще никому не помогала.

Раздраженно фыркнув, Дейзи отложила перо и встала.

− Иной взгляд на вещи – не ложь! − заявила она и встала подле него перед

французским окном. – В позитивном мышлении нет ничего дурного или

лживого.

− Стакан наполовину полон, в этом суть? А вы всегда такая?

− Какая такая?

− Сама безмятежность, хорошее настроение и солнечный свет?

Дейзи не обиделась. Напротив, она вдруг улыбнулась.

− Похоже на то, − призналась она. – Боюсь, это ужасно раздражает мою сестру.

− В самом деле? Не представляю почему.

Она состроила Себастьяну рожицу.

− Дразнитесь, если хочется, мне все равно, я предпочла считать писательство

забавой. А вы нет, вот почему для вас это так тяжко.

Ее точка зрения так незамысловата.

− Писательский труд не забава. Это одержимость. Это зависимость. Согласен, в

нем можно обрести удовлетворение и, вероятно, даже очищение. Лично я всегда

ощущал ошеломительное чувство облегчения, заканчивая книгу, но лишь

потому, что проходила та порабощавшая меня одержимость. У творчества

много сторон, но это не забава. Меня ставит в тупик, как вы вообще можете так

считать.

− Я просто включаю воображение. Всякий раз, садясь за работу, я представляю,

что отправляюсь в удивительное путешествие, а моя история – место,

наполненное очаровательными людьми, загадочными улочками и спрятанными

сокровищами.

Себастьян с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза.

− И я стараюсь не умалять значимость своих первых шагов, − продолжила она. –

Поэтому как можно быстрее пишу первые наброски. Это трудно, но я пытаюсь

отложить критический разбор на потом, когда буду более объективна.

Эта мысль показалась ему разумной. Прежде ему такое не могло и в голову

прийти. С другой стороны, он никогда не делал несколько набросков. Он

выписывал одну, и только одну, линию. Всегда.

− А если страницы, что вы настрочили с такой скоростью, окажутся ерундой?

Вы просто потеряете время.

− Лучше терять время, когда пишешь что-то, чем терять его, не делая ничего!

Эти слова подействовали на Себастьяна, подобно физическому удару. Повернув

голову, он посмотрел в окно.

− Справедливо, − пробормотал он, прижавшись лбом к стеклу. – Весьма

справедливо.

Между ними повисло молчание. Оба вернулись к своим столам, где она

продолжила писать, а он вновь взял в руки рукопись. Но слова Дейзи

продолжали эхом звучать в его голове, и он счел, что продолжать чтение

невозможно.

Писательство – забава? Он ощутил странный проблеск душевного волнения.

Некого старого, забытого чувства: слабого, заплесневелого и совершенно

неожиданного.

Стремление.

Себастьян попытался выбросить эту мысль из головы, насмехаясь над нелепыми

взглядами мисс Меррик. Бесконечно повторяя себе одно и тоже, не сделаешь

это правдой. И он не желал, чтобы это становилось правдой. Однако,

результаты, которых она добилась, говорили сами за себя. Или нет?

Задавшись этим вопросом, он вдруг понял, что не имеет представления о ее

творчестве, и ощутил внезапное, всепоглощающее любопытство – вот бы