Текст книги "Мир вне времени (Сборник)"
Автор книги: Ларри Нивен
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
Он пытался что-то вспомнить, что-то очень важное.
Так, он нажал кнопки на панели, открыл дверь, вылетел наружу… Или наоборот? Нет, сначала кнопки, потом дверь, потом рывок. Он не мог ждать, он очень спешил. От скорости решения зависела его жизнь.
На щиколотки что-то давило. Корбелл поворочался, потом оперся о локти и приподнял голову. Его ноги лежали на пороге кабины телепортации, и ее дверь пыталась закрыться. За кабиной виднелось солнце: уже почти обычное после затмения, только краешек закрыт Юпитером. Почти рядом с головой Джерома над ковром висел в воздухе стол. Беглец улыбнулся и закрыл глаза.
Он нашел в себе силы пошевелиться только несколько минут (или секунд?) спустя. Юпитер все еще закрывал край Солнца. Корбелл встал на пытающуюся закрыться дверь и взглядом поискал, чем бы ее заклинить. Он знал, что выбрался буквально чудом. Теряя сознание под действием оружия старухи, он нажал нужную кнопку, чтобы перенестись в кабинет, смог открыть дверь и выпал из нее так, что она не закрылась. Все это хорошо, но норна сейчас сторожит свою вневременную камеру и лекарства. Сам он не видел чудесную камеру и даже не представлял, как она может выглядеть. Но к чему еще могло идти столько кабелей? Камера именно в той комнате. И теперь Мирелли-Лира точно знает, что Корбеллу нужны ее лекарства. Она уже должна выяснить, что телепортироваться на крышу нельзя, и понять, что он заклинил дверь. А закрывать ее нельзя: через секунду из нее появится разгневанная норна.
Корбелл почувствовал, что впадает в панику. Он лишил Мирелли-Лиру возможности пользоваться общей системой «будок», закрыв ей путь в кабинет. На машине она приехать тоже не может, они оставили ее перед зданием. Остается еще один путь – через «телефонную будку» на пляже. Можно набрать номер чужой пляжной кабины, оттуда попасть в чужой кабинет и перескочить вот в это здание. Возможно, сейчас она уже спускается с крыши. А он еще не нашел, чем заклинить дверь!
В конце концов Корбелл снял белье и, скатав, запихнул его в дверной проем. Беглец ежился на прохладном ветру, пока пот не высох на его коже. Теперь он был голым – и стыдился этого. В самом деле, кому придет в голову гордиться таким старческим телом? Правда, никто, кроме Мирелли-Лиры, его не увидит, а сама она вряд ли в лучшей форме.
Теперь Джерому принадлежали только древнее иссохшее тело (между прочим, краденое) и пластиковый диск, он же кредитная карта (тоже краденый). Хозяин всего этого богатства спустился на три лестничных пролета вниз и вышел на улицу. Машина стояла там же, где ее оставили. Только "непонятно было, как ее завести. Если Мирелли-Лира забрала ключ с собой, придется идти пешком… В конце концов Корбелл нашел отверстие для ключа, но оно оказалось пустым. Он выругался и только потом обратил внимание на размер отверстия: в него идеально входил пластиковый диск. Видимо, машины были чем-то вроде общественного такси. Что ж, это удобно. Теперь осталось набрать номер полицейского участка – ведь машина управляется теми же кнопками, что и «телефонные будки». Скоро у него будет оружие!
Беглец потянулся к кнопкам управления, и тут у него задрожали руки. Потом начали произвольно сокращаться и другие мышцы, и скоро его уже били конвульсии, а изо рта вылетали странные звуки. В отчаянии и ярости Корбелл понял, что труп преступника отказывается служить ему. Как же не вовремя он умирает! Неужели смерть не могла подождать до конца боя?
Джером изо всех сил сжал руки и потянулся ими к приборной доске. Он нажал кнопку со знаком песочных часов, еще раз – и промазал, и снова – на этот раз попал. Мышцы шеи конвульсивно сокращались, голова Корбелла вывернулась назад, и он увидел, как из-за поворота дороги вылетела машина. Спазмы сразу усилились. Беглец нажал на нужную кнопку еще раз, и еще раз, и еще… Когда машина наконец двинулась, он мешком упал на сиденье.
Моральные муки, обморок, а теперь еще и спазмы. Пора составлять список того, чего не может серебристая трубка. Например, машину она остановить не смогла. Спазмы постепенно ослабли, и скоро Корбелл смог повернуть голову. Мирелли-Лира осталась на земле и продолжала стрелять. Скоро она скрылась за поворотом.
Джером постарался расслабиться. Мышцы ног, спины, шеи и век все еще дергались и сокращались, и дело тут не только в выстреле из трубки. Он уже пережил очень многое. Он слишком стар для таких вещей. Он никогда не горел желанием играть в «казаки-разбойники» с выжившей из ума старухой в развалинах города.
– Спокойно, – шептал он себе. – Все позади. Хотя… – В машине или трубке Мирелли-Лиры могло найтись следящее устройство. Впрочем, он все равно прибудет на место раньше нее. Чтобы обыскать полицейский участок, потребуется минута. Надо найти ружье, одежду, потом – телепортационные кабины, набрать случайный номер и бежать. Стоп! «Будки» там не работают. Он ведь уже пытался попасть в участок таким образом.
Машина наклонилась, обогнула угол и помчалась по радиальной улице. Корбелл положил подбородок на спинку сиденья и смотрел назад – это было не так страшно, как видеть проносящиеся мимо на огромной скорости развалины. Вот сбоку промелькнул край купола, и улица закончилась. Теперь машина двигалась над песком. По сторонам неслись пустынные соляные дюны, а далеко впереди виднелась бело-голубая полоска океана.
Машина пересекла линию прибоя и направилась в открытое море со скоростью примерно девяносто миль в час.
IIIГолос Корбелла был хриплым и жалобным. Ему не понравилось, как он звучит, а кроме того, он мешал поискам.
– Ну ладно, Корбелл, – произнес голос. – Ты выиграл спор. Если бы твои лекарства были лучше, ты не пытался бы украсть мои. А теперь давай поговорим.
Хотя какие там поиски… Он надеялся, что Мирелли-Лира хранит в машине еду, но ее не нашлось ни в бардачке, ни под сиденьями. Что же ему, разрезать ремни безопасности?
Корбелл очень хотел есть.
– Микрофон включается тумблером в правой части приборной доски. Переключи его в верхнее положение. Корбелл?
Ну да, конечно. Стоит мне заговорить, и ты сразу выследишь машину. И тогда… Но искушение было очень сильно. Старуху можно спросить про еду – или даже про то, как выключить приемник.
Машина скользила над волнами к неизвестному месту назначения, заданному судорожными командами Корбелла. Верхнюю часть неба закрывали плотные серо-черные тучи, солнце и полумесяц Юпитера уже разошлись на некоторое расстояние. Солнце спустилось ниже к горизонту, его нижний край словно сплющился. Из красных бликов на воде поднялся темный силуэт. Корбелл решил, что это дельфин-бутылконос, но потом прикинул расстояние До животного и понял, что размером оно превосходит Дирижабль. Наклонив голову, громадный дельфин посмотрел на машину и снова погрузился в воду.
Дельфин размером с кита! Значит, китов мы все-таки уничтожили, подумал Джером. Дельфины просто заняли новую экологическую нишу.
– Полагаю, ты слышишь меня, Корбелл. Я вижу, что ты направляешься к самому южному континенту, в сторону бывшей столицы Мальчиков. Сбить меня со следа ты не можешь, поскольку не можешь оставить машину. Скажи что-нибудь.
Ладно, раз она и так следит за ним…
– У тебя в машине есть еда?
– Здравствуй, Корбелл. Если ты еще раз попытаешься украсть мои лекарства, ты умрешь. Я расставила ловушки.
– И пытаться не буду.
– Итак, мы разделимся и продолжим поиски. Я даю тебе год, чтобы найти бессмертие диктаторов. Я хотела бы дать больше, но ты знаешь мое состояние. Найдешь лекарство – стану твоей женщиной, не найдешь – убью тебя.
Корбелл рассмеялся.
– Трудный выбор!
– Ты не видел меня, когда я еще была красива. Все равно я единственная женщина – других на Земле не осталось.
– Только не рассчитывай на многое. Пирсса говорит, что у меня заниженные сексуальные потребности.
Это огорчило норну.
– Ты никогда не хотел женщин, Корбелл?
– Я был женат двадцать два года.
– Что значит «женат»?
– У меня был договор с партнершей.
– А секс этот договор предусматривал? Секс тебе нравился?
Внезапно Джером страшно затосковал по Мирабель. Он скорбел о ней: ведь ее больше нет, она умерла. А он, ее половинка, все движется вперед по странному миру далекого будущего… Если бы он мог сейчас поговорить с ней!
– Ив сексе, и во всем остальном мы наслаждались полнейшей гармонией. Это обычно для брака, – произнес он с легкостью, которой вовсе не ощущал. – Не стоило нам касаться этой темы.
– Я должна была понять.
Желая позлить собеседницу, Корбелл спросил:
– А тебе не приходило в голову, что бессмертие диктаторов может быть мне не интересно? Может, я хочу красиво постареть.
– Ты хотел украсть мои лекарства.
– Ладно, ты меня поймала.
– Нельзя стареть красиво. У тебя есть год, Корбелл.
– Не уходи со связи! Ты, случаем, не знаешь, куда я лечу? Я даже не знаю, откуда стартовал.
– На Южном полюсе есть большой континент. Туда ты и летишь. До этого мы находились на континенте, длинный конец которого смотрит в сторону южного континента. Я подозреваю, что ты летишь в… – И на секунду в речь переводчика вклинился ее собственный голос: – Сараш-Зиллиш, столицу последней земной цивилизации.
Итак, он летит в Антарктику, а начал путь с мыса Горн. Но где в Антарктике этот город?
– Какой адрес ты ввел? Корбелл рискнул ответить правду:
– Я хотел добраться до полицейского участка. Правда, у меня так дергались руки, что я не знаю точно, что за адрес набрал.
– Ты мог нажать кнопку больше четырех раз? Пять значков – адрес Штаб-Квартиры Мировой Полиции в Са-раш-Зиллише.
– Может, и так, – он рассмеялся. – По крайней мере, я сбежал от тебя.
– У тебя год, Корбелл.
За год он может умереть. Впрочем, сейчас Джером чувствовал себя довольно неплохо. Боль, истощение и спазмы остались в прошлом; правда, голод начал становиться мучительным.
– Через час я умру от голода. В этой машине есть еда? Нет? А что же мне есть?
– Когда доберешься до Сараш-Зиллиша, отправляйся в парк, – и она дала ему «адрес» – комбинацию кнопок. – Сейчас он заброшен, но все плоды, которые там можно найти, – съедобные, да и животных тоже можно есть. Если поймаешь.
– Хорошо.
– Бессмертия диктаторов ты там не найдешь. В Сараш-Зиллише никогда не было взрослых.
– Мирелли-Лира, а сколько лет ты занимаешься поисками?
– Примерно десять лет жизни. Корбелл поразился:
– А мне казалось, что ты потратила не меньше века!
– Мне не повезло. Когда Дети вытащили меня из вневременной тюрьмы, они пообещали мне найти бессмертие диктаторов. Мне ничего не оставалось, кроме как поверить им, а они солгали.
– В больнице было хранилище… Норна рассмеялась.
– Такое хранилище есть в каждой больнице в каждом городе, что еще остались на Земле. Я все их обыскала. В тех местах, которые не грабили, остались только яды. Годы и влажная жара разрушили лекарства.
– Расскажи еще что-нибудь. Что ты узнала о бессмертии диктаторов после высадки и до тюрьмы?
– Почти ничего. Только то, что оно было.
– Все равно расскажи. Я не хочу терять время, повторяя твои ошибки.
IVДети уже ждали, когда Мирелли-Лира спускалась из космического корабля. Вначале она решила, что они – результат программы Государства по выведению нового человека. Дети вели себя сдержанно и с достоинством, они четко выражали свои мысли и демонстрировали взрослую мудрость, которую Мирелли-Лира вначале приняла за высочайший интеллект. Потом она поняла, что такую мудрость дают многие века жизненного опыта.
Она никогда не видела таких, как они, а они – таких, как она. В мире Детей жили и взрослые, но это был отдельный вид. Ни с кем из них Мирелли-Лира не встречалась, знала только, что их всего несколько тысяч, все – бывшие диктаторы. Эти взрослые пользовались средствами диктаторов для достижения бессмертия и жили отдельно от Детей.
Детей – Мальчиков и Девочек вместе – на планете были миллиарды. Тогда она не обратила на это особого внимания, но потом припомнила. Ее судили по законам ее Государства за измену. У нее сложилось впечатление, что весь суд был спектаклем, разыгранным для увеселения самих же Детей; впрочем, возможно, эту мысль ей подсказала паранойя. Дети были пунктуальны, не смеялись над ней и строго соблюдали законы, изданные семьдесят тысяч лет назад. Сама Мирелли-Лира тоже хранила достоинство, о чем не преминула сообщить Корбеллу.
Ее приговорили к пребыванию во вневременной тюрьме.
– А о колонизированных планетах они ничего не говорили?
– Нет, ничего.
– Оно и понятно. Они наверняка откололись от Государства задолго до твоего приземления. Потому-то в тебя и стреляли: ведь ты была с Земли. То, что ты Мирелли-Лира и совершила какие-то преступления, их не волновало.
Женщина долго молчала.
– Об этом я не подумала. Ты хочешь сказать, что Государство развалилось?
– Да. На это ушло очень много времени, но оно развалилось. Государство было империей водной монополии, – Корбелл говорил как бы сам с собой. – Они могут держаться почти вечно, пока какая-то сила не придет снаружи и не уничтожит их. Правда, вне Государства не было ничего. Оно должно было вырастить варваров внутри себя.
– Ты говоришь так, словно знал не одно Государство, – в голосе норны звучало сомнение.
– Я жил до появления Государства. Я был «отморозком», замороженным трупом. Когда Государству было примерно сто лет, власти… поместили Джерома Корбелла в тело приговоренного преступника.
– Ах так. – Пауза. – Тогда ты можешь знать больше меня. Как распалось наше Государство?
– Смотри, что мы имеем. Вначале Государство расширилось до пределов Солнечной системы. Позже – много позже – образовалось много Государств поменьше, по одному на каждую колонизированную звездную систему. Всеми ими управляло Большое государство с Земли. Потом… остается только предполагать. Возможно, дело в бессмертии Детей. Из одиннадцатилетних, живущих вечно, можно извлечь много пользы. Но что, если другие Государства этого не приняли? Государство детей было бы совсем не похожим на остальные. Эти остальные могли заявить, что они-то и являются нормальными Государствами, а то, что происходит в Солнечной системе – опасная ересь.
– И что было потом? Они перестали разговаривать? Корбелл рассмеялся:
– Конечно. Сразу после войны и перестали. В войне обе стороны пытались уничтожить друг друга, и у них ничего не получилось. Наверняка так все и было. Это неизбежно.
– Почему?
– Неизбежно, и все.
– Значит, – медленно произнесла старуха, – вот что случилось…
– Где? Когда?
– Когда меня выпустили из тюрьмы, на Земле было уже не одно Государство. Возможно, это тоже неизбежно. Сейчас я расскажу.
Дети отвели Мирелли-Лиру на вершину приземистой серебристой пирамиды. Вокруг них висели устройства из серебристого и прозрачного пластика: передатчики трехмерного телевизионного сигнала и оружие, воздействующее на разум и волю. Пирамиду отключили, и ее зеркальные стены приобрели цвет черного металла. Женщину посадили в лифт и опустили вниз.
Она присоединилась к толпе унылых людей. Несколько человек пытались заговорить с ней на незнакомом языке. Лифт поднялся вверх и спустился с очередным преступником. Никто из них не говорил на ее языке. А лифт никогда не останавливался: он опускался с людьми, а поднимался пустым. Те, кто опускался вниз, выглядели совершенно по-разному, и двух одинаковых среди преступников не было. Пленников никто не кормил: ведь во вневременной тюрьме они не успевали проголодаться.
Когда лифт спустился в двенадцатый раз, он принес с собой не пленника, а девочку одиннадцати лет. Она остановила лифт над головами толпы. Вокруг девочки висели в воздухе различные устройства; одно, серебристый жезл на небольшой подставке, слегка дергался из стороны в сторону, как нервная гончая на коротком поводке. На девочке не было одежды, только за спиной виднелись прозрачные крылышки. Голос ее был приятным, но очень высокомерным, и слова она произносила со странным акцентом.
– Мирелли-Лира Зеелашистар, вы здесь? – спросила она.
Так норна вернулась во внешний мир примерно через четверть часа субъективного времени.
Ее принимали у себя шестеро Детей, все Девочки. Та, что спускалась за ней, Чосс, в некотором смысле являлась их лидером. Социальная организация Девочек была сложной. Умы у них были далеко не детские, и вели они себя, как владыки мира. Переводчик дал Корбеллу представление о чувствах, которые Мирелли-Лира испытывала к Девочкам: это были благоговение, ненависть и страх. Она находилась не среди маленьких девочек, а среди Девочек – бессмертных и практически бесполых. Они были то заносчивы, то снисходительны, и пленница быстро научилась послушанию.
Ее учили с помощью летающего серебристого жезла – серебристая трубка, которую она стала носить много позже, действовала похожим образом. На поясе Мирелли-Лира постоянно носила коробку-переводчик. Девочки заставляли ее пользоваться ею еще долго после того, как она выучила язык: им не нравился ее акцент. Женщине не нравилось, что на нее смотрят, как на человека более низкого социального статуса; позже она поняла, что это не так. Девочки видели в ней что-то вроде домашнего животного, обученного разным трюкам, этакую ценную собственность.
Вместе с Детьми она смотрела постановки, которые делали другие группы Детей. На некоторых представлениях надо было присутствовать лично, другие транслировались в виде трехмерных образов – как головидение, только в гораздо большем масштабе. Один раз они несколько часов плавали в межпланетном пространстве, и Мирелли-Лира дивилась тому, с какой угрюмой сосредоточенностью Чосс и другие Девочки наблюдают за скучным и повторяющимся движением планет. Причину этой сосредоточенности она поняла позже, при голосовании.
Постановки и спектакли определяли престиж группы среди Детей. Вокруг Мирелли-Лиры постоянно летали камеры и эмоциональные сенсоры – она сама являлась ходячим зрелищем. Благодаря ей у группы Чосс был высокий уровень престижа.
Лекарства замедлили наступление у женщины менопаузы, но предотвратить ее не могли. Перемены в организме стоили Мирелли-Лире уверенности в себе. Она знала, что делают с ручными зверями, когда те стареют. Ей помогало держаться только одно: знание о том, что где-то есть бессмертие диктаторов.
Вначале женщине нравилось разговаривать с Девочками, но потом она поняла, что говорит только она. На ее вопросы не отвечали, а сама она должна была давать развернутый ответ на любой вопрос. Если этого не происходило, Девочки начинали злиться.
Но вот однажды она застала Чосс в снисходительном настроении.
– И она сказала, что диктаторы сами удовлетворяли свои медицинские нужды. Диктаторами правили Мальчики, они устраивали спектакли с их участием и добавляли в их пищу вещества, не дающие им иметь детей. Мне кажется, Чосс завидовала Мальчикам и злилась, что те не дают Девочкам играть с диктаторами. Нет, я все говорю неправильно, – вдруг заметила норна. – Меня окружали не дети, а аристократы-декаденты.
– Пожалуй. Я так понял, Девочки и Мальчики держались подальше друг от друга?
– Да. Поэтому мне было очень трудно. Девочек и Мальчиков не связывал секс, они представляли два разных Государства на одной Земле. У каждого Государства была своя территория и свои права. Наверно, они жили таким образом уже много лет. Чосс говорила, что Девочки властвуют над небом, а Мальчики – над диктаторами. Чтобы узнать о бессмертии диктаторов, мне надо было попасть к Мальчикам.
– Девочки правили небом? – Звучит глупо и странно, но все же…
– Так сказала Чосс. По-моему, это правда, Корбелл. Я видела их голосование о том, передвигать Землю или нет. Вначале было астрономическое шоу, потом они много часов спорили, а после этого голосовали. Правда, меня больше интересовало бессмертие диктаторов. Чосс обещала спросить про него у Мальчиков. Я была ценна для этих Девочек, Корбелл. Мои истории и шоу с моим участием поднимали их престиж. – Воспоминания были настолько неприятны Для Мирелли-Лиры, что гнев проник даже в голос переводчика. – Их всегда веселило, сколько всего я не знаю. По их примеру другие группы Девочек начали освобождать новых Пленников. Так прошло много лет, и я поняла, что Чосс мне ничем не поможет. Надо самой пробиваться к Мальчикам.
– Так и должно было быть.
– В каком смысле?
– Чосс не могла говорить о тебе с Мальчиками. Они заявили бы, что ты – диктатор, а значит, должна принадлежать им.
– Я… не подумала об этом. Как глупо!
– Продолжай.
– Мальчикам принадлежало много земли в южном полушарии, они даже построили отапливаемые жилые купола на Южном полюсе. Еще два континента и много островов считались их территорией. Но у девочек была более полезная земля и больше энергии, если они действительно правили небом. Я знаю, что Землю передвинули. Иногда Юпитер светил так ярко, что можно было различить кольца и луны. Я боялась Девочек. Я пыталась найти безопасный способ украсть воздушное судно, но оказалось, что ждала я слишком долго. Однажды Чосс сказала мне, что я им надоела и должна вернуться во вневременную тюрьму. Я перестала быть новой игрушкой. В эту ночь я взяла самолет. Мне даже позволили улететь на нем довольно далеко, а потом вернули с помощью автопилота. Позже я узнала, что из моего побега тоже сделали шоу.
– Какие они веселые, твои Девочки! И тебя посадили обратно?
– Да. Мне оставили переводчик, и это было единственное, что они для меня сделали. Позже в тюрьму попали двое Мальчиков, которых Девочки захватили в бою. Им дали с собой моральный кнут, – в голосе женщины слышалось мрачное удовлетворение, – а говорить с ними могла только я.
– Моральный кнут?
– Я пыталась сделать тебя послушным с его помощью. У меня не получилось. Наверное, надо было применять его чаще.
– Заканчивай рассказ.
– Мы ждали очень долго, но за нами никто не пришел. Наконец все машины выключились, и стало страшно жарко. Мальчики использовали кнуты направо и налево, а я была их переводчиком, но все равно мало кто хотел нам помогать. Несколько человек смогли живыми добраться до южного континента, и там их схватили Мальчики – всех, кроме меня. Я сбежала обратно через океан. Прошло немало времени, прежде чем я узнала достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности. Мне пришлось выяснять, какую пищу можно есть, какая не будет долго портиться, как прятаться от бурь. Тебе тоже придется всему этому учиться. Когда я смогла возобновить поиски, я была уже стара. Десять лет я искала бессмертие диктаторов в руинах, которые остались после войны Мальчиков и Девочек. Потом я выбросила все из своего вневременного склада и сама устроилась в нем, чтобы ждать… тебя.
– Вот и дождалась.
– Будешь смеяться надо мной, когда помолодеешь!
– Не думаю, что это случится.
– Нам нельзя сдаваться. Корбелл рассмеялся.
– Лично я готов сдаться. Не верю я в бессмертие диктаторов. Ты когда-нибудь видела, чтоб хоть кто-то молодел?
– Нет, но…
– Ты хоть знаешь, что происходит с людьми, когда они стареют? Этот процесс не повернуть вспять.
– Я не врач и знаю только то, что знают все. Инертные молекулы накапливаются в клетках и закупоривают их, как… как ил, мусор и промышленное загрязнение – водоемы. Водоемы потом становятся болотами, а клетки… теряют активность, а потом умирают. В конце концов в организме остается слишком мало активных клеток, да и те функционируют медленно. В венах и артериях тоже накапливаются вредные вещества, но мои лекарства их растворяют.
– Это называется холестерин. Но можно ли убрать мертвые вещества из клетки, не убив саму клетку? По-моему, тебя обманули, – заявил Корбелл. – Чосс и ее подружки вели себя, как непослушные дети. Может, и твой адвокат из мальчиков делал то же самое? Вспомни, ты спрашивала Девочек, но они не стали даже поднимать этот вопрос.
– Но почему?
– Чтобы посмотреть, что ты будешь…
– Нет!
– Но вес умирают. Чосс мертва, и твой адвокат – тоже. Даже цивилизации гибнут. Здесь жила цивилизация, способная сдвинуть Землю, но от нее не осталось ничего.
Долгую тишину разорвал спокойный голос компьютерного переводчика.
– Там, куда ты направляешься, живут Мальчики. Один раз я говорила с ними. Они ничего не знают о бессмертии диктаторов.
– А они знают, что произошло с цивилизацией?
– Ты сам сказал, что на Земле было два враждующих Государства.
– Вполне может быть. – Война полов всегда казалась Корбеллу глупой: слишком мощные силы притягивали противников друг к другу. А если бы два лагеря не скреплял секс?
– Мальчики ничего не знают, – повторила Мирелли-Лира. – Возможно, на южном полярном континенте не было бессмертных диктаторов.
– Ты односторонне мыслишь. Если средство бессмертия было, следы его можно найти в любом городе. Оно либо кончилось, либо испортилось.
– У тебя год, Корбелл. Может, ВСС /КС попытаться?
– А как тебе такая мысль? Поделись со мной лекарствами. Я смогу передвигаться быстрее и искать лучше, если стану молод и здоров.
Снова долгое молчание. Наконец:
– Да, это разумно.
– Я думал, ты откажешься. – Вот он, его шанс! Но… – Нет. Я все же решил не рисковать. Уж слишком я тебя боюсь. А так у меня будет хотя бы один год.
Старуха прокричала что-то непереводимое, и приемник наконец замолчал.
Год, подумал Корбелл. За год я заберусь так далеко, что ей меня никогда не найти.